Текст книги "...а мы - с Земли (СИ)"
Автор книги: Gera Serebro
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Глава 12. Про то, как все переругались
Несколько минут партнеры сидели и молча хлопали глазами. Воля то потел, то ему вдруг становилось холодно; где-то на заднем плане громко плакал Валя и пищали панды. Рома схватился за голову и ритмично раскачивался из стороны в сторону.
– Зая, что ты наделал? – всхлипнул Воля. – Зая, ответь!!!
– Не кричи на меня! – всхлипнул в ответ Рома. – Я же не специально! Я привыкнуть все никак к этим трансляциям дурацким не могу…
– А теперь у нас Валюшу заберут!
– Да-а-а-а, – протянул Рома. Лицо его враз исказилось, губы задрожали, глаза покраснели, и Воле стало очень не по себе.
– Ладно, ладно, зая, не расстраивайся, мы сейчас что-нибудь придумаем. Зая, баррикадируемся!
– Да! Давай, ты к детям, я загорожу дверь шкафом! – Рома смахнул слезы и вскочил на ноги. Заметался по комнате, нервно выглянул в окно, плечом уперся в шкаф и затолкал его к выходу. Громкий скрежет перепугал детей, и они закричали с утроенной энергией.
Воля побежал в детскую, наспех перекинул через плечо шарф, сложил в получившийся гамак малышню, и побежал на кухню, готовить смесь.
Рома толкал шкаф.
Воля разлил еду по бутылочкам, но был вынужден оставить их на столе.
– Воля! Снаружи кто-то бежит! – испуганно закричал Рома.
– Валю заберут! Сейчас, я быстро! – в два прыжка настиг партнера, спиной уперся в шкаф и за считанные секунды они дотолкали его до двери и надежно забаррикадировались.
– Уф, – сполз он на пол. – Тихо, не плачь, никому мы тебя не отдадим, – сказал разбушевавшемуся Вале, хотя сам не очень-то верил в собственные слова. Шаги снаружи раздавались все ближе, и ближе; вот скрипнуло крыльцо – а Воля все крепче вцеплялся в шарф с детьми, и все сильнее прижимал к себе ребенка, и от отчаяния хотелось плакать. Рома, мрачный и поникший, боком вжался в Волю; обоим было нечего сказать.
Малыш кричал, в дверь забарабанили.
– Заберут, – совсем расклеился Воля, и на мягкую шубку пандят закапали соленые капли.
– Т-с-с, зая, тихо, – Рома напряженно вслушался. – Похоже, у нас не забрать ребенка пришли. А еще одного принесли.
– А? – сейчас только Воля заметил, что Валя молчит, а детский крик все равно не прекращается. Он определенно исходил с другой стороны двери. – Зая, толкаем обратно!
Шкаф отъехал в сторону; партнеры едва успели отскочить, чтобы их не пришибло дверью. В дом залетел Кира – запыхавшийся, с выпученными глазами, грязный и весь в крови. Казалось, что он ничего соображает; сосед молча сунул верещащего Мела Роме, захлопнул дверь, в одиночку задвинул ее шкафом, после зажался в угол, сполз по стене и мелко затрясся.
Воля переглянулся с Ромой – оба ничего не понимали.
– Что случилось?
– Ты ранен!
– Кира, ты как?
– Так, Воля! Дети на тебя, а я разведу успокоительное. Кира, вставай, тебе надо в ванну, Воля, принеси био-пастыри, – быстро вернул самообладание Рома.
Поднялась суматоха – Мэл переместился к Воле, и вскоре все дети замолчали, жадно присосавшись к бутылочкам. Кира, отмытый, перевязанный, более-менее успокоился, и наконец-то смог членораздельно говорить. Правда, пока ничего вразумительного он так и не сказал, наружу вырывались исключительно ругательства, и Рома налил ему вторую чашку успокоительного.
Сильно сосед не пострадал – свежая рана проходила по правому плечу, неглубокая, но длинная. На другом плече тоже находилась рана, уже перевязанная. Многочисленные ссадины и ушибы были разбросаны по всему телу, но в мед центр Кира лететь отказался, жестами объясняя, что он там уже был, и что наружу ни за что не выйдет. Рома суетился вокруг него, охал и причитал, спрашивал, куда подевался Саша – но каждый раз при упоминании имени партнера Кира бледнел и начинал заикаться.
А Воля не отрываясь смотрел на двух крохотных младенцев – один красноволосый, как огонек, другой разноглазый, тот самый, из Жениной лаборатории. Может быть, и неуместно, но от понимания того, что и этот ребенок все-таки попал к нему в руки, Воля расчувствовался. Вспомнилось его рождение, инкубатор, извлечение наружу, корявая пуповина, то, как же сильно хотелось его потрогать, как он просил, как умолял – и вот, пожалуйста, тот самый Мэл, лежит, бок о бок с Валей, сопит. Маленький, красивый.
– И тебя я никому не отдам, – шепотом известил Мэла.
Громкий стук заставил отвлечься от созерцания детей – это Кира залпом осушил вторую чашку успокоительного и поставил ее на стол. Солидная доза помогла, руки его перестали трястись, а голос стал тверже. Он обвел мутным взглядом присутствующих, вдохнул, выдохнул, сфокусировался на партнерах и сбивчиво начал рассказывать, что же, собственно, произошло.
Женя ничего не понимал. Только что все было прекрасно – они так хорошо сидели, вечер выдался теплый, ни ветерка, ветки в костре потрескивали, он рассказывал об ужасном дне и почти добрался до того возмутительного момента, с фагоцитозом, как вдруг резко все оборвалось. Минуту назад Гера мирно лежал и лениво поддакивал, а теперь стоял напротив, одновременно и злой, и расстроенный – глаза его, и без того красные, теперь буквально горели огнем, и недобро поблескивали.
– Как же так, Женя? Женечка, ну как же так?! – кричал он.
– Что – так? Может, объяснишь уже, чего на тебя нашло?
– Действительно, – партнер нахмурился и шагнул навстречу. – Женечка. Как ты думаешь? Давай представим себе ситуацию. Предположим, нам надо отобрать участников. Таких, чтобы они соответствовали условиям отбора. И – внимание! – вопрос. Как на тщательно продуманный эксперимент пробралась парочка, которая условиям отбора не соответствует от слова никак? Учитывая, что критерии разрабатывал я, и никто, кроме меня и тебя, не знал правильные ответы? Как, а?! Как?! И в самом деле, что на меня нашло?!
– А-а, – Женя невольно поморщился и отступил назад. – Так и знал, что этот мямлик не сможет удержать язык за зубами. Так, Гера, ты, главное, успокойся. Я тебе сейчас все объясню…
– Что ты мне объяснишь? Что за моей спиной в первый же день побежал рассказывать знакомым правильные ответы? Я же тебя просил. Я же четко сказал – информация строго конфиденциальная. Но ты разболтал, подсунул мне неправильных участников, а потом как ни в чем не бывало смотрел мне в глаза и улыбался, зная, что мое дело из-за тебя полетит насмарку. Тебе это так нормально? Тебе хотя бы стыдно?
– Ну пару раз было. И послушай ты меня нако…
– Пару раз! Подумать только, ему пару раз было стыдно! – Гера сел на корточки и вцепился в волосы. – А теперь? Ты соображаешь, хоть немного, что наделал? Мало того, что они не соответствуют отбору, так ты на меня еще и ответственность за них повесил. Ты понимаешь, что они ребенка любят? Что мне теперь придется их разлучить? Ты можешь себе представить, хоть на секунду, что я буду при этом чувствовать? Ты соображаешь, что поставил под удар весь эксперимент, и что его результаты могли стать необъективными?
– Да что ты так раздуваешь-то все! – Женя почувствовал, что начинает закипать. – Все равно этот твой так называемый экс…
– А выгода? В чем тебе-то выгода, а, Жень? – перебил его Гера и вскинул голову.
– Они до конца дней своих подписались обслуживать Фиму. Выгодная сделка. И я не виноват, что у Воли лаборатория идеально оборудована под выращивание звериных органов, и что живет он с лучшим ветеринаром-хирургом планеты! Да и потом, нормально они соответствуют, что ты нагнетаешь-то, ты видел, какая у Ромки грудь?! Во! – показал на себе, оттопырив руки.
– Лиса! Ты предал меня ради лисы!
– Да не предавал я тебя, хватит передергивать!
– Да я доверял тебе, а ты!
– А я не просил тебя мне доверять! Сам рассказал, сам и виноват! И вообще, мы тогда даже партнерами не были!
– Конечно, это же все объясняет, в самом деле, и чего же я нервный такой?!
– Хватит орать в моем лесу! Всю живность мне перепугаешь! Да и потом, этот твой эксперимент гиблое дело, не сегодня так завтра все равно развалится, и надо быть совсем безмозглым придурком, чтобы этого не понимать!
– Это ты думаешь, что он развалится, а я так не думаю!
– Да открой ты глаза-то свои красноглазые, фарс это все и парад идиотизма! Как кучка играющих в неведому ересь людей может чего-то там изменить?! Я и так тебе подыграл в свое время, мог бы и спасибо сказать, а не истерики мне тут закатывать!
– Истерики?! Женя, ты издеваешься? Плохо мне. Понимаешь? Плохо мне, обидно, я верю в эксперимент, я в него верю, мне он важен, мне! А ты все поставил под удар, ты сейчас поливаешь эксперимент грязью, а мне он важен, а тебе похоже плевать что на меня, что на мое дело, у тебя только Фимка есть и лес твой дремучий! А я же… я же… – Гера всхлипнул, – так старался тебе понравиться, прилетал, ухаживал, слушал, тормошил, а… зря все!
– Послушай-ка сюда, крыса. Ты сам добровольно согласился на те условия, что я выдвинул. И не смей меня сейчас в чем-то упрекать!!! – Женя поднялся во весь рост и едва сдерживался, чтобы не сделать чего-нибудь опрометчивого. – Я. Тебя. Не. Просил. Прилетать ко мне! Не просил тюленей этих, не просил траву в пучке, и в горы ты меня сам вытащил! И не реви!!! Хватит мне тут реветь, меня это, да будет тебе известно, не трогает!!!
– Ты… ты… ты…
– Я, я, я. Да и потом, Герочка. Ты – лицемер. Да я просто диву даюсь от твоей лицемерности! Но заметь, я ни разу тебе претензий не высказывал. Я даже подыгрывал. Мало тебе своих личных подопытных кроликов, так ты еще и к нам всю эту ересь тащил! Рольки, поиграем в рольки, я самочка, а ты самец – да тьфу! – окончательно разошелся Женя. Гера все так же сидел на траве, и на него даже не смотрел – отвернулся, носом уперся в плечо, зажмурился, а по ресницам обильно стекали крупные слезы; и на миг Жене показалось, что он что-то не то делает.
– А ты знаешь, – значительно осипшим голосом сказал партнер. – А меня ведь предупреждали. Ко мне сам Эн подходил и по-дружески советовал – Гера! Не хочу лезть не в свое дело, но – не связывайся. Не связывайся ты с ним. Но я же самый умный. Мне же самому проверить надо. Я же, безмозглый, голову потерял, влюбился. Да и мало ли, что там люди говорят, верно? А… самое обидное… что он прав был.
– В чем? – усмехнулся Женя.
– А в том, – Гера изволил встать на ноги и посмотреть лицо в лицо. Красные веки, красные зрачки, покрасневшее лицо – жалкое зрелище. – В том, Женечка, что ты – сволочь. Сволочь. Сволочь. Сволочь.
– Замол…
– Сволочь!!! Последняя сволочь на всей планете, самая сволочная сволочь из всех существующих сволочей!!!
– Заткни…
– Сволочь, мразь и конченная гнида!!!
– Заткнись! Заткнись и убирайся! Пошел отсюда вон!!!
– Конечно я уйду! И ноги моей здесь больше не будет!!!
– Вот и убирайся! – перед глазами все расплылось, а мышцы рук напряглись до боли. – Убирайся! Пошел вон, уходи, исчезни, проваливай, скройся с глаз моих, уходи, исчезни… скройся… вон… – голос сорвался.
Напротив никто не стоял. Гул гравиталета быстро заглох вдали.
– Я не сволочь, – смахнул слезы. – Разве я не прав? – спросил Фиму.
Она повела ухом.
– Сами они все сволочи. Все! Я, – подобрал камень. – Не, – швырнул его в далекий ствол. – Сволочь!!!
От истошного вопля перепуганные птицы взметнулись вверх на много километров вокруг. Фима развернулась и ушла. Тяжело дыша, Женя осмотрелся.
Опустил руки.
Вокруг темнело. А по телу разливался холодок – сегодняшнюю ночь придется спать одному. И следующую. И следующую. И следующую за следующей.
В голову закралась паническая нотка. Кабинет. Личный кабинет – Женя быстро зашел туда, пока его не заблокировали и не отправили в бан. Воспоминания, вот оно, то самое, второе, непросмотренное – открыл. «Придурок!!! Как ты умудрился прожить столько лет без мозга?!» – оглушил Женю его собственный голос. Он стоял и орал, злой, ладони в кулаки стиснуты, дрожат от негодования, но красивый, безумно красивый, искаженный через призму чужого восприятия в лучшую сторону.
«Ну и вали! Вали, вали, вали!» – вышел из воспоминаний, двумя прыжками забрался на дерево, встал у углубления-тайника, достал браслет – швырнул вниз, достал кусок бурой ткани, скомкал и выбросил, добрался до сложенного вчетверо листа – разорвал его, клочки полетели снежными хлопьями, с нарисованными кусочками его самого – тут рука, здесь тщательно обозначенная голень, глаз и половина лица.
Слезы душили.
«Что же я делаю?» – схватился за голову, спрыгнул, пополз по листьям, шаря в них руками. Что-то жесткое и холодное – браслет. Схватил его, отправил в карман. Обрывки бумаги, и здесь, и тут, и вот еще – все собрал, отправил к браслету. А вот и ткань. Потянул за край – не двигается с места. На ней сидела Фима и внимательно смотрела на Женю.
– Фимуля, – всхлипнул он, протянул к ней руки, потрепал за ухом.
Впервые в жизни она не укусила. И не оскалилась.
Нет, это не радовало.
Вообще ничего не радовало.
Глава 13. Про то, как Саша с катушек съехал
Саша пытался понять, что с ним стало.
Ячейки клетки, в которую его заперли, слились и стали монолитной стеной, сквозь которую не просачивался даже самый крохотный лучик света. Безысходность. Постоянно орущий монстр. От беззубых десен и красного языка в недрах его рта передергивало. От одного вида непропорционального существа становилось плохо. Он высасывал все соки, выматывал, раздражал. Его хотелось кому-нибудь отдать, убрать с глаз долой, стереть с лица Земли и никогда не подходить ближе, чем на пару сотен километров. Все эти пеленки, подгузники, одни и те же действия с утра и до ночи, и ночью тоже, однообразные, рутинные, непрекращающиеся – сплошная серость, мрак и ад.
И зависимость. Раньше Саша и близко не представлял, как это, находиться в зависимости от кого-то другого. Он всегда мог полететь туда, куда хочется, тогда, когда хочется; мог исчезнуть на пару дней и появиться, мог сутками не выходить из дома, валяться в мягком уголке и спать. Спать. Спать. Спать до обеда, в обед, вечером и всю ночь напролет. И наорать на того, кто посмеет потревожить сон – и ощущать себя при этом правым.
А сейчас? Банально слетать за жизненно необходимой подкормкой – проблема! Сидеть и ждать, когда же партнер изволит явиться домой и даст добро на отъезд, что может быть хуже?! Особенно, когда ты его ждешь, ждешь, как солнца в пасмурную погоду, а он так и не появляется.
И это только начало.
А дальше что? Совсем исчезнуть? Тенью его стать? Постоянно о чем-то просить? О самом элементарном? Умолять приглядеть за монстром, чтобы банально помыться в тишине, не дергаясь на писк? Так ведь он и отказаться может!
Просить – это так низко!
И ведь раньше Кира не был таким. Или же был? Может, эксперимент виноват, и из-за новых правил партнер раскрылся с новой стороны?
Как понять, как разобраться?!
И никто и никогда не высказывал Саше претензий, не говорил, как и что надо делать, не напоминал по десять раз на дню, что «ты теперь выращиватель!» и «думать надо не о себе, а о ребенке!». Он возненавидел эксперимент, загнавший его в ловушку, возненавидел орущего ребенка, никак не мог вспомнить, что хорошего нашел в Кире и зачем с ним связался. Больше всего на свете ему хотелось сесть на гравиталет, послать всех подальше – и партнера, который отныне ничего, кроме отвращения, не вызывал, ребенка, глядя на которого в голову закрадывались страшные мысли – лицом вниз на песке монстр не сможет дышать, и умолкнет, навсегда! – организаторов, которые продумали хитрую клетку и пытают его, ни в чем не повинного Сашу, и улететь, навсегда и далеко.
В зеркало Саша старался не смотреть. Глаза пугали. Погасли.
– Я сегодня человека спас!
– Тихо. Мэл спит, – не сразу очнулся Саша. С трудом вспомнил, кто он и что здесь делает. Голова гудела.
Протяжно зевнул. Погладил веточку Бени. Ну надо же, как нелепо получилось: восемь лет фикус прекрасно рос, а сейчас, всего-то за несколько дней, завял и почти умер.
«Прямо как я», – подумал он.
– Это хорошо, что спит, – перешел Кира на шепот и подкрался ближе. Недвусмысленно обнял, погладил грудь. – Ух, как я тебя хочу!
– Отстань, – вяло отмахнулся Саша.
– Что значит, отстань? Сашенька, ну хоть, – и прошептал на ухо одно слово.
– Кира. Я же сказал. Отстань!
– Ах так, – партнер встал на ноги. – Ты уклоняешься почти неделю! А я взрослый самец, мне нужен секс!
– Ну так лети к этому, Дане, или к тому, как там его…
– А по правилам мой единственный партнер отныне ты! А из-за тебя я даже после работы разрядиться не могу! И вообще, я человека спас, а ты хоть бы что-нибудь сказал! – возмутился партнер. Громко возмутился. В спальне раздалось недовольное кряхтение, быстро перерастающее в крик – и одновременно с омерзительным звуком, похожим на предсмертный визг свиньи, в Саше проснулась злость.
– Я же сказал. Не ори! Мэл спит! – поднял он глаза на Киру. С трудом сфокусировался: от недосыпа перед глазами плавали темные круги.
– Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. Я глава семьи отныне, и будь добр меня уважать! – вскипел Кира тоже. – И иди, успокой ребенка, чего он орет так?! И дай мне поесть, и приготовь чистую одежду!
– Чего-о-о?! – от возмущения Саша забыл все слова разом. – Чего-о-о?!
– Я пришел домой, я устал, я весь день в поте лица спасал Землю, а ты, Сашенька, все это время проторчал дома и палец о палец не ударил! Дома бардак, ребенок орет, ты на полу прохлаждаешься и даже не можешь меня нормально встретить!
– Да ты!..
– И успокой ребенка!!!
– Да я…
– Ты – неадекватный!
– Да заткнись ты наконец! – Саша встал на ноги. Покачнулся – все тело затекло, а в глазах потемнело. Большим пальцем провел по лезвию ножа, схватился за стену, чтобы не упасть. Пол в комнате качался. – Ты обещал прилететь в шесть. В шесть!!!
– Ты нормальный вообще?! То есть, из-за твоей феминной блажи я должен был оставить человека умирать?!
– Блажь?! Феминная блажь?! Беня из-за тебя умрет!!! – проорал Саша и помотал головой. Визг ребенка, перекореженное лицо напротив, лысый фикус, грязь, хаос – какой отвратный сон! Как из него проснуться?!
– Беня?! Это обычная трава! – Кира шагнул к горшку, схватил фикус за ствол и дернул на себя. Обрывки корней закачались в воздухе, в стороны полетели комья земли, горшок упал на бок и с грохотом по дуге откатился к стене. – Трава! И тебе не о траве надо думать, а обо мне и о ребенке!
То, что было партнером, швырнуло Беню на пол. Остатки листьев облаком вскружили по комнате и медленно осели на то, что осталось от любимого фикуса. Саша обомлел. Не верил собственным глазам. Но Бенечка на самом деле лежал у его ног, облезлый, жалкий. По корням сочились капельки влаги, а тонкие ветки извивались и царапали пол. Он умирал.
«Это не сон. Это кошмар!», – внезапно понял Саша. Медленно перевел взгляд на монстра, ухмыляющегося напротив. Какое мерзкое лицо!
По боковому зрению померкло. От ярости подрагивали кончики пальцев, а ладонь так стиснула лезвие ножа, что на пол побежала струйка крови. Капли стучали – «кап, кап, кап», или же это отдавался пульс в ушах, было не разобрать. Тяжелый взгляд сконцентрировался исключительно на стоящей рядом твари, источнике проблем и его, Сашиных, страданий. С трудом удерживая равновесие, он шагнул вперед.
Убийца Бени побледнел и попятился назад.
– Саша, Сашуля. Ты сам меня довел! – заблеял монстр.
Вот только смысл произнесенных слов уже не понимался.
А после произошло такое, к чему жизнь Киру ну никак не готовила. Он догадывался, что, вероятно, не стоило трогать злополучный куст, потому что Саша на это отреагировал слишком уж остро. Партнер словно обезумел, хотя, не «словно», а на самом деле обезумел: его глаза налились кровью и неестественно выпучились, лицо с огромными темными кругами исказилось маской гнева, и он, шатаясь, двигался навстречу. Кире стало не по-детски страшно.
– Саша, ты порезался. Сашуля, у тебя кровь течет. Саша, ты нормальный, нет?! – попятился он назад. Казалось, партнер не понимает, что ему говорят, едва ли вообще хоть что-то слышит. – Саша! Очнись!
Спина уперлась в стену. Внезапно Кира осознал, что партнер не притворяется, а на самом деле ничего не слышит и не понимает. И ведь было бы из-за чего! Вот Саша медленно, как в приторможенной трансляции, отвел руку назад. Вот он прищурился, присматриваясь к его груди. Вот остановился, замер, вот окровавленная рука с зажатым ножом рывком подалась вперед.
И только сейчас Кира сообразил, что именно намеревается сделать партнер. Сообразил, но поверить в подобное не смог, потому что это было чем-то непостижимым, невероятным, потому что никогда и никому на всей планете и близко не приходило в голову, что человек может нанести физический вред другому человеку; потому что две аксиомы – помоги другому и не трогай другого – с младых лет прочно вбивались на подкорку. Потому что дети, не усвоившие элементарное и незыблемое правило, не могли получить статус взрослого человека. Потому что это в целом шло вразрез с устоявшейся картиной мира, с нормами морали и со здравым смыслом. Но вопреки всему прошивка Саши слетела напрочь – со свистом нож полетел прямиком в Киру. Годы упорных тренировок и безупречная реакция сделали свое дело – он машинально увернулся, и лезвие всего лишь чиркнуло по плечу, вонзившись в стену сзади.
Кира растерялся так, что некоторое время не мог пошевелиться. Бывало, он шел один на зверя. Бывало, лез в опасные места. Нередко рисковал, ходил по грани, но чтобы ему было при этом страшно – никогда. Тогда он знал, что и как необходимо делать, а сейчас – не знал. Маленький и хрупкий Саша, всегда послушный и удобный, сейчас олицетворял собой чистое зло: невменяемый и с красными глазами, непредсказуемый, он развернулся. Шатаясь, двинулся по коридору, к той комнате, где громко кричал Мэл – и Кира догадался, что, если он и дальше будет здесь стоять, то ребенок скоро умолкнет. Не так, как бы хотелось, а навсегда.
Опять на автопилоте – немедленно спасти другому жизнь! – Кира помчался в детскую. И вовремя: партнер переложил визжащего ребенка на взрослую кровать, сам отошел, привычным жестом отвел руку, но не успел утихомирить Мэла – сильный толчок, и Саша отлетел к стене. Быстро, за считанные секунды, Кира схватил младенца, выскочил из комнаты, захлопнул дверь, заградил ее комодом; услышал, как партнер чем-то тяжелым бьет по окну. Стекло задребезжало.
Не соображая, Кира выскочил из дома. Ребенок посинел от крика и охрип, сердце колошматило по ребрам, а позади раздался звон – стекло разбилось. Бежать к гравиталетам, парящим с южной стороны нового дома, не вариант, примерно там и вылез Саша, куда тогда? Соседи! И в темноте, под шум ночного моря, прячась в прибрежных зарослях, Кира, как ветер, помчался в соседний дом. Как добежал и как попал вовнутрь – не помнил, очнулся уже там, за столом, с кружкой приторного настоя, вроде бы как, из валерианы.
– А Саша? – подался вперед Рома.
– А что – Саша?! Он убить меня хотел! Убить! Меня, ребенка! Вы понимаете? Убить! Ножом, как диких кабанов, прирезать! Живых людей!!! Да он, да он… с катушек съехал! Вы бы видели это лицо! Он ненормальный!
– Так не бывает! Люди не могут убивать людей! – Рома, как здравомыслящий человек, отказывался верить. Но факты были налицо.
– Так, Кира, тихо, все, спокойно! Всё позади. И что-то надо делать… Организаторы! Надо немедленно с ними связаться! – воскликнул Воля. Услышанное и его повергло в шок.
– Точно! Надо всех жителей предупредить, что Саша не в себе! А если что-нибудь случится?
– А я отправлю приказ ночной команде. Сашу надо поймать и обезвредить!
Участники хором прикрыли глаза. Уставились на два личных кабинета организаторов, открытые для них в любое время дня и ночи – один Эна, другой Геры.
«Свяжусь-ка с Эном. Гера, наверно, слишком зол», – подумал Рома.
«После того, что я наговорил, Гера меня вряд ли захочет слушать. Так, ладно. Эн», – решился Воля. Пробежался по кабинету Геры, посмотрел возраст, место жительства, список друзей – вышел, настроился на Эна.
«Так, Герунчик – это несерьезно. Однозначно, нужен Эн», – Кира уверенно отправил исходящую трансляцию.
А после минут пять участники, перебивая друг друга и иногда переходя на крик, вводили Эна в курс событий.
– Так. Понял. С меня массовая рассылка сообщения тревоги. Вам помощь не нужна? – едва удерживая самообладание, поинтересовался Эн.
– Нет.
– Не выходите из дома, пока мы не поймаем Сашу. И будьте начеку. Появятся новости – немедленно сообщите.
– Конечно.
Связь прервалась.
В окно заглядывала ночь. Светлая. Огромная луна плыла по небу. Участники переглянулись – спать не хотелось никому. Воля разлил по чашкам слабый раствор успокоительного с ванильным вкусом, все сели за стол и в напряженной тишине смотрели друг на друга.
Так странно. Вроде бы не в первый раз, а больно так же. Сейчас бы полететь к Эну, свернуться где-нибудь в уголке, и чтобы вокруг обязательно причитали и всенепременно уверяли, что свет клином на всяких там не сошелся, что обязательно все будет хорошо; чтобы горячим чем-нибудь кормили, гладили и жалели. Так, как обычно.
Но тогда придется рассказать причину. А как? Пока и думать об этом не получалось, подсохшие слезы мигом возвращались на место. В то же время и не думать не получалось. Вот что теперь делать? Как заменить участников? Они и так его, мягко говоря, недолюбливают, а теперь и вовсе презирать начнут. Они же все-таки живые люди, а не подопытные кролики, хоть и не чистые на руку. Да и ладно бы с ними, с участниками.
Как же мерзко!
Да сгорело бы оно все огнем!
Как, как самому встряхнуться и жить дальше? Кто вырезал из него кусок и выбросил, с какой скоростью нарастет новое мясо? Почему настолько паршиво?!
Проход до жилой части пещеры показался бесконечным. Кто и когда удлинил его раз в десять? Экран мигал в темноте, и короткими голубыми вспышками озарял своды. Кругом холод, ощущение, что всё умерло, тишина абсолютная.
Лень разводить костер.
Лень сидеть, ходить, стоять, но жизненно необходимо заняться хоть чем-то, чтобы отвлечься, прийти в себя, набраться смелости и связаться с Эном, выложить суть проблемы и вместе решить, что же делать дальше. И, главное – не думать о Жене. Не думать! Не прокручивать мысленно то, что он сказал, не вспоминать, как он при этом выглядел, прекратить смаковать густые, да чтобы их огнем спалило, брови и потрясающие и отныне недосягаемые волосы, потому что…
Откуда-то всплыли чужие слова: «Да я лучше вырву свою печень и сожру ее, чем еще раз с тобой свяжусь!». Действительно, уж лучше без печени.
Хотя, неправда. Но ведь он мог хотя бы не давить на болевые точки? Извиниться? Признать, что был не прав? Так что ли сложно?
Взгляд зацепился за дельтаплан. Гера выдернул его из кучи хлама, вздохнул – штука недоработанная, с ее помощью получиться только убиться, а не забыться.
Хотя, и сам хорош. Мог бы и молча улететь…
Экран слишком ярко мигает. Что-то с ним не то.
Гера подошел ближе и схватился за приспособление, как за спасительную соломинку. Расшифровка завершилась, а это значит, что на несколько минут получится отвлечься. Зашел в искомый файл, загрузил статистику, выждал несколько секунд и уставился на цифры и строчки.
С первого раза понять написанное не получилось. Глаза бегали по буквам, а мозг отказывался их воспринимать, они забывались сразу же. Тогда Гера сел, сосредоточился, и, пальцем водя по словам, прочел расшифрованное вслух.
И с каждой строчкой недавние события отодвигались на задний план, пока полностью не стерлись. Глаза расширились. Гера решил, что ему, наверное, показалось, ведь не может быть вот это все правдой; протер веки и прочел таблицу заново.
Но нет. Не показалось. По телу побежал мороз, словно его швырнули в прорубь. Невероятно, омерзительно, ужасно, но все на самом деле так и есть.
«Что же мы делаем? Чего я натворил?!» – ужаснулся он, скопировал данные, прикрепил пояснительную записку: «Немедленно прервать эксперимент!». «Пока не поздно», – горестно додумал. Выбрал получателем Эна и уставился на зеленую кнопку.
Вот, собственно, и все. Хотел как лучше, а вышло… как там кто-то говорил? Парад идиотизма, фарс?
Люди врать могут. А числа, сухая выжимка из цифр, статистика – не может лгать.
Нажать на кнопку. Дать мысленный сигнал – и все. Вот так… еще немного. Вот сейчас – точно… хотя нет. Но надо. Просто нажать. Подумаешь, усилия последних пятидесяти лет пойдут насмарку. Подумаешь, участников придется расформировать, детей вернуть в дет-центр, публично признать перед всей Землей, что был неправ и затеял бессмысленное дело; всего-то из-за гиблого эксперимента разругался в пух и в прах с любимым Женькой и нажил себе врагов. Какая мелочь!
Нажать. Нажать. Нажать.
«Хватит прокрастинировать!» – собрался Гера. Заметил, что от слез перед глазами все плывет. Смахнул их. Настроился на кнопку. И…
Снаружи раздались чьи-то шаги: наст захрустел. «Женя?», – озадачился Гера, отправку сообщения оставил на потом, вскочил на ноги и выбежал наружу. Обогнул валун, всмотрелся в силуэт напротив, и медленно попятился назад.
