Текст книги "Годовщина (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Дети. Другая женщина не будет любить их так, как я, – вдруг изрекает Бриенна со своего места, и под рукой Джейме выступает ледяная испарина на ее лбу, – она будет их ненавидеть.

– Какая другая? Другой не будет. Выпей. Тебе надо пить.

– Ты должен жениться, когда я умру, – она всхлипывает, сухо и коротко, – дочери без матери не имеют шанса выйти замуж достойно.

– Женщина. Попей.

Она выпивает почти весь кувшин дорнийского гранатового сока. На постели остаются обширные бурые пятна. Почти как ее кровь.

– Она не будет любить наших детей. Она захочет своих, – продолжает бредить Бриенна, – от тебя. Я ее ненавижу. Я никогда не хотела детей. Я не умею быть как все. Но потом ты. Они называют меня свиноматкой. Я слышала. Но я хотела их от тебя. Только от тебя. Сколько получится, всех.

– Ты разрываешь мне душу, – Джейме едва слышно это шепчет, она не слышит, но это сущая правда.

Она выпивает еще два кувшина, потом смотрит несчастными глазами на Джейме, и он не может удержаться от улыбки.

– Я не смогу встать.

– Тоже мне беда.

Он встает и оглядывается. На раскладном столике есть все необходимое. Походный набор лекаря: судно, бинты, тряпки, мак. Джейме одобряет мастерство Соллиса, но за женой всегда предпочитает ухаживать сам (попирая разом еще с десяток обычаев Кастерли). В конце концов, они друзья и боевые товарищи, а роды – та же битва. Судя по ее состоянию, в этот раз особенно нелегкая.

Рассвет наступает, и в комнате появляются служанки, две повитухи, мейстер. Молчание и скорбь ночи тают вместе с лучами солнца. Слуги меняют постель, снимают занавеси – Бриенна не выносит пыли, затхлости и беспорядка, и это одна из причин, почему весь замок выдраен с основания до шпилей башен. По мнению мейстера, это также предотвращает родильную горячку. А только ее и не хватало сейчас.

Еще час или два Бриенна мечется в бреду, то вполне адекватно реагируя на происходящее, то поря всевозможную чушь. Джейме заставляет себя не слушать. Хотелось бы, чтобы не слышал никто, кроме него, но без помощи не обойтись.

Она говорит о своих шрамах. О том, что болят ноги. О том, что хочет летать. О том, что она не выйдет замуж никогда и ни за что, останется девицей, и Джейме улыбается сквозь пелену усталости. Потом она снова вспоминает, где находится, и извиняется. За все извиняется.

– Я не смогла быть хорошей женой, – шепчет женщина, – я полная неумеха. Я себя ненавижу за это. Я такая уродливая. Такая глупая.

Это болевое. Это трогать нельзя. Это то, что Джейме никогда не оставит неотвеченным.

– Ты лучшая жена, которая только может быть, – говорит он, зная, что бред не оспорить, и что он на самом деле ничего не значит: сам же бывал в этом состоянии не раз.

– Я разбила тот сервиз из риверранского фарфора, – вдруг со слезами сообщает Бриенна, – тот, который нам подарила леди Талли на седьмую годовщину. Я просто шла, шла, а он там стоял. Я всегда во что-нибудь врезаюсь. Мне мало места – всегда.

Джейме и это известно прекрасно.

– И я порвала то платье, которое ты привез мне три года назад. Я не специально, сир Джейме. Я не хотела.

– Женщина, я привезу их тебе сотню, и заставлю в лоскуты измочалить каждое.

– Когда я хотела заплести косу, то подпалила себе волосы. Ты хотел, чтобы они были длинные, я знаю.

«Вот список ее страшных преступлений, – думает Джейме Ланнистер потрясенно, – и это жена Цареубийцы, мать его детей».

– Ты поправишься, женщина, – говорит он, гладит по волосам, которые она так и не решилась отпустить ниже плеч, – ты обязательно поправишься, встанешь на ноги, разобьешь еще не один сервиз, перепортишь кучу одежды. И родишь мне еще детей.

Ее глаза сияют, когда она говорит ему «Да» перед тем, как заснуть.

*

Тирион остается в Кастерли-Рок в течение следующих четырех месяцев. Занимается делами Ланниспорта, который Джейме взялся восстанавливать после тяжелых времен. Подсчитывает, сколько еще выплачивать долги амбициозности Тайвина – получается внушительная сумма, но все же меньше, чем изначально. Смотрит, как выздоравливает его невестка – и его брат вместе с ней, как она спустя две недели после родов осторожно начинает ходить, неизменно опираясь на плечо своего мужа, как обнимают ее соскучившиеся дети – один, два, пять, семеро. Ее широких объятий хватает на всех.

День за днем она раскрывает их снова и снова, поначалу движения ее скованны и слабы, но нужно время. Лишь спустя четыре месяца возвращается к тренировкам, и вскоре размахивает мечом почти с прежней неукротимой силой.

– Второй такой женщины нет, – вслух замечает Тирион.

– Какой? – малышка Марисабель пытается сделать перед ним реверанс.

– Как твоя мама.

– Да. А папа говорит, он ее никому не отдаст.

– Папа жадничает, и прав в этом.

Ланнистеры-младшие предпочитают держаться всем прайдом. Они появляются внезапно, впору протереть глаза: у всех, абсолютно у всех походка отца, самоуверенные шаги хозяев мира. Шум наваливается на Тириона со всех сторон.

– Бран съел мое пирожное! А Селвин накакал на дядю Бронна.

– Дядя Бронн в восторге, не сомневаюсь, – Джейме, облепленный детьми, широко улыбается, – а ябедничать нехорошо. Он же твой брат.

– Папа, покатай, папа, покатай, папа… – пищат близняшки. Джемма – вылитая Серсея, и это Тириону очень заметно.

– Дядя, а где братики?

Мальчики-близнецы неразличимы. У них разноцветные глаза. У одного правый голубой, левый зеленый, у другого наоборот. И оба похожи на Тириона.

Это странно, видеть, что кто-то похож на него, да еще в двух экземплярах. Но он с удивлением обнаруживает свои, только более изысканные, правильные черты на лицах младенцев.

Им четыре месяца, но они уже глядят на своего дядюшку с пониманием. Против собственных ожиданий, Тириону нравится взирать на них. Через них примиряться с собой, с собственным прошлым, несостоявшимся настоящим, недоступным будущим. Примирение далось нелегко, но оно свершилось.

– Тирион-младший. Тайвин, – слегка кланяется Тирион, приветствуя близнецов. Оба хихикают в ответ и гулят.

Тирион улыбается.

Комментарий к Тяжелые дни

Что-то меня пугает эта кнопочка “жду продолжения”, которую привинтили к текстам.

Теперь кажется, что можно не писать отзывов, а только жать на нее.

Теперь авторы парятся, почему количество “ждунов” уменьшается.

В любом случае, от этой работы осталась одна глава (как я надеюсь), и мы оставим счастливую парочку жить в мире и покое)

Если вы ждун – напишите отзыв (можно написать “плюсую” и сказать омноном в знак того, что вы схавали)

Люблю всех)

========== Костры турнира… ==========

Есть нечто бесконечно удивительное в мужских посиделках на турнирах. Но не для молодежи, нет; эти не умеют разговаривать, им лишь бы махать кулаками да вставать в красивые позы. Когда Джейме Ланнистер был моложе, это была его любимая часть – после большого пира, где можно было легко зарядить себя достаточной злостью к соперникам для следующего дня. Юнцы напиваются и петушатся, мужчины ведут переговоры и заключают сделки, а друзья – старые друзья вспоминают былые деньки и жалуются друг другу на жизнь.

– Она натуральная блядь, – голос Сандора Клигана совершенно сел от количества выпитого, но слова он произносит отчетливо и ясно, – ебанная-траханная леди Старк. Можете не ржать, парни. Пока я не оторвал вам то, что скоро отморожу себе на этом долбанном, сука, севере из-за этой злобной, озабоченной пизды.

– Она не замужем, – мягко произнес Тирион, не без удовольствия наблюдая состояние Клигана, – если бы ты женился на ней, то это была бы твоя забота. А так – что за печаль? Разве доблестный муж всея Ночного Дозора, его достойнейшее величество Джон, не дал понять, что дозволяет леди Старк…

– Бабы, – вновь заговорил Пёс, пребывая в полусознании, и то и дело отключаясь от общего разговора, – одни, блядь, бабы вокруг. Пятеро, сука, баб в доме. И Арья. Ебанная-траханная леди Старк.

Мужчины понимающе переглядываются. Это почти традиция: напивающийся Сандор Клиган, жалующийся на нелегкую долю лорда Винтерфелла – в основном заключающуюся в том, что он делит кров с Арьей Старк. Джейме хорошо помнил короля Роберта, и впервые в жизни начинал сочувствовать почившему лорду Старку. Если друг пьет и жалуется большую часть времени, что вы проводите вместе, рано или поздно его начинает хотеться убить.

– Блядь, блядь, блядь! – рычит Пёс, поднимая голову от стола, и мутным взглядом провожает подавальщика, – они все такие. Бабы. Сука, я их ненавижу. Если бы не…

– Мы слышали сегодня все о твоих телесных нуждах, Клиган, – устало откомментировал Тирион Ланнистер, отрывая руку ото лба, – будем признательны, если ты сократишь свой посыл. До одного слова.

– Блядь, – лорд-хранитель Винтерфелла издал еще один короткий рык.

– Ты выбрал правильное слово, – усмехнулся Бронн Черноводный.

Все трое перевели взгляд на хранившего молчание и тихо притаившегося в углу Подрика Пейна. Младший из всех, он стал для компании своего рода общим учеником, с коим все присутствующие спешили поделиться в порыве пьяного откровения нажитой мудростью. Но Подрик только отрицательно покачал головой.

– Что, неужели ты не можешь пожаловаться на женщин?

– Я исключительно доволен своей супругой.

– Молодожены. Не в счет, – тут же сделал заявление Бронн, лихо закидывая ноги на стол, – а что скажет Старший Лев?

– О чем? – Джейме словно только услышал.

– Записывай в молодожены тоже, – усмехнулся Тирион, – сколько вы женаты? Четырнадцать лет?

– Именно, – подтвердил Джейме, опустошил кубок, – не жалуюсь.

– Ты омерзительно трезв, Ланнистер, – прокомментировал Бронн, подливая вина и созерцая дно с видом оскорбленной невинности, – прояви себя понимающим другом и хоть иногда, твою мать, не будь таким блядски всем довольным. Хотя, может быть, вы извели друг друга достаточно до того, как поженились – но что я понимаю в извращениях такого рода? Это даже для меня чересчур. Что лучше всего в женщинах – Клиган, молчать!

– Сиськи, – прокомментировал тем не менее Пёс, не отрывая щеки от поверхности стола, – и жопа.

– Солидарен с тобой, – согласно кивнул Бронн, важно надувая щеки, – лорд Десница?

– Честолюбие, острый ум, целеустремленность, бесстрашие…. – заметив обалделые взгляды приятелей, младший Ланнистер коротко хохотнул, – не буду оригинален. Фигуристая девица, лишенная стеснения, готовая встать на колени – или, в моем случае, даже и тогда еще пригнуться. Идеал.

– Красота, – вздохнул Подрик словно сам для себя.

– Сиськи и жопа, – подвел итог Сандор, и, судя по звукам, его начало подташнивать. Бронн скривился от отвращения:

– Ради Семерых, мы на пиру, выведите это отсюда, кто-нибудь!

– Я слишком пьян. И я слишком карлик.

– У меня нет руки.

– Вот оно, фамильное дружелюбие Ланнистеров, – вздохнул Бронн. Двое чуть менее напившихся рыцарей из тех, что ошивались у входа, готовые в любой момент начать драку, помогли выволочь Сандора Клигана на воздух с превеликим почтением. Атмосфера под навесами изменилась, когда грозный лорд Севера покинул пир – пусть и не на своих ногах. Пожалуй, тот факт, что неуемная сила и неукротимый нрав Клигана нейтрализованы достаточным количеством алкоголя, сыграл немалую роль во всеобщем умиротворении.

По крайней мере, звучные ругательства он адресовал теперь лягушкам и выдрам возле ближайшего ручья.

Подрик Пейн, однако, вызвался присмотреть за ним.

– Он все еще влюблен в твою жену, – ехидно заметил Бронн, обращаясь к Джейме, стоило Пейну удалиться на пару десятков шагов от стола. Джейме усмехнулся.

– Слегка. Знаю. Это возрастное. Когда ты подросток, а рядом взрослая женщина, которая учит тебя жить, ты влюбляешься в нее – просто, как Лето. Я думал, он упадет замертво, когда ее увидел. Что-то вроде ностальгии тридцатилетних.

– О, где мои тридцать… – патетически воскликнул Бронн, оборачиваясь и пристально всматриваясь в пирующих, – посмотри на этих засранцев. Иные б их дрючили. Турнирные копья с ленточками, блестящие щиты, вся хуйня. Не нюхали говна и крови.

– Подрик нюхал.

– Твоя жена тоже. Боги, я не могу не вспоминать ее на своих руках в Черном Замке в ту ночь. Как ты справлялся с этими замочками и завязками одной рукой?

– Может, ты заткнешься? – вежливо посоветовал Тирион, обращаясь к Бронну, глядя на выражение лица Джейме.

Тот совету не последовал.

– Я могу понять Пода. Эти доспехи, крутой взгляд, крутой нрав, и облегающие штанишки на ее ногах, ты понимаешь, Джейме…, но когда снова видишь ее спустя четырнадцать лет, и все те же ноги, потом смотришь на свою жену – да посмотри, что в итоге с Клиганом, ну ты понимаешь…

Тирион принялся осторожно сползать под стол.

– …и даже самые нежные голубки превращаются в куриц, но твоя жена…

– Блядь, просто заткнись, – Джейме чуть привстал, нависая над столом, но заткнуть Бронна было не так-то просто, когда его несло:

– …и как тут не удариться в воспоминания: боевое братство, купание в каждой луже по дороге, леди Бриенна в лосинах…

Джейме давно не носил золотой руки, и только это спасло Бронна от перелома челюсти. Дубовый протез тоже нес весьма значительную сокрушающую силу. Удар еще не достиг своей цели, а лавки от соседних столов уже полетели вниз, словно прозвучал сигнал к атаке. Молодежи было абсолютно все равно, где искать повод для драки.

– Понеслось, – резюмировал Тирион, прихватывая остатки вина и осторожно выбираясь из-под стола.

Иногда в карликовости есть несомненные плюсы.

*

Когда Джейме добрался до своего лагеря, вино слегка выветрилось у него из крови, но туман не рассеивался. В камышах точно напротив стоянки кто-то с шумом опорожнял желудок. Джейме нашел место по течению выше, чтобы умыться. Помогло лишь немного. Судя по звукам, доносящимся из кустов неподалеку, какой-то везучий юноша счастливо предавался плотским утехам со служанкой. Пьяный менестрель у палаток дам завывал слезливую балладу. Джейме вслушался на минутку. «Флориан и Джонквиль», надо же.

– Я думал, эта хрень осталась в прошлом, – пробормотал он бездумно и поплелся дальше.

В шатре, где спали сыновья, горел слабый свет. Джейме остановился ненадолго, прислушиваясь. Мальчики негромко спорили об увиденном на турнире. Лорд Ланнистер слабо усмехнулся. Придет время, их интересы изменятся. Хорошо бы оно пришло попозже.

В темноте собственного шатра он едва смог найти постель. Походная кровать заскрипела, когда он принялся разуваться.

Бриенна была там.

– Это я, женщина. Спи, – он подобрался к ней ближе, утопая в родном, уютном запахе ее тела и волос, и находя местечко у нее на шее, которое было так удобно, чтобы уткнуться в него носом.

Она завозилась, вздохнула.

– Ты пьян.

– Есть немного.

– Четвертый день, Джейме, – это было произнесено без укора и упрека, просто констатация факта. Он пожал плечами, вздохнул снова.

– Турниры.

– Я же не напиваюсь до состояния бесчувствия.

– Кстати. О тебе, женщина. В твоем списке клятв найдется строка для еще одной? Никогда… никогда не показывайся никому больше в лосинах.

– Что? – Ее удивление было неприкрытым, искренним.

– Ты слышала. Только мне.

– Но… почему?

Он не ответил вовремя – в те несколько секунд, что полагались для выдумки остроумного, смешного ответа, и она повернулась. Тут же ахнула. Он не сомневался, что синяк на лице уже наливается синевой. Проклиная турниры, рыцарство и все на свете, Бриенна села в постели, спустила ноги вниз и принялась рыться под кроватью в поисках неизменного сундучка с лекарствами и повязками. Джейме созерцал ее спину с возрастающим унынием.

– За что ты меня любишь? Если любишь, – спросил он, и она едва не разбила лицо и себе, слишком резко обернувшись и почти столкнувшись с ним носами.

– Сир Джейме, ты пьян и несешь околесицу. Проспись.

– Нет, ответь. Серьезно.

Бриенна закатила глаза – Джейме знал этот жест, как и последующее очаровательное пожатие плечами. Она все равно промолчит, подумалось ему. За столько лет вместе он ни разу не слышал от нее тех самых слов, которые не уставал повторять. Он знал, что жена любит его безмерно, но она сама ни разу не произнесла этого.

– Ответь, – он не прекращал допытываться, пока она осматривала его лицо со всей нежной серьезностью, как обычно делала это с их детьми.

– По-моему, тебе надо проспаться, – не отвлекаясь от подсчета повреждений, она помогла ему снять камзол и с неодобрением покосилась на заляпанную пятнами вина и подливки рубашку, затем стянула и ее.

– Это все Клиган, – сделал жалкую попытку оправдаться Джейме. И тут же вспомнил, с чего, собственно, началась попойка, вот уже четыре дня никак не желающая завершиться. «Бабы, – сказал Пёс тогда, – блядские бабы. Я устал от того, как она хороша. Кто-то должен быть плохим парнем, вы так не думаете, мужики?». И они согласились.

– Джейме Ланнистер, ложись спать.

Бриенна свернулась в прежней позе, он занял свое положение – его рука на ее животе, нога между ее ног, щека прижата к ее спине.

Он размышлял.

*

Это было завораживающее зрелище: Бриенна Тарт, которая завтракает. Джейме взирал на это с трепетным ужасом, пораженный в самое сердце.

В его понимании, женщины отличались от мужчин пожизненным отсутствием аппетита. Если говорить о благородных дамах. Если говорить о крестьянах, они всегда были голодны, но и тогда женщины предпочитали оставлять что-то для своих детей и мужей, или подруг, или собак и свиней.

Но никак не вылизывать тарелку. Пусть даже думая, что никто не видит.

О, Бриенна Тарт обладает отменным аппетитом. Она никогда не упускает возможности что-нибудь съесть. Джейме не может перечислить все чувства, возникающие у него, когда видит, как между ее светлых, пухлых губ исчезают кусочки мяса один за другим. Жареный петух за раз. И никакого смущения на лице. Он не может не отметить, как аккуратно и быстро она это делает.

Нет, не совсем аккуратно: проливает что-то, роняет. Каждый раз вздергивая брови в удивлении. «Тупая ты корова, – думает зло Джейме, не в силах оторвать от нее взгляда, – неуклюжая девка, изображающая рыцаря, которая не способна даже донести до рта всю эту еду. Что ты можешь против настоящего рыцаря?».

– Женщина? – обращается он, не надеясь на ответ. Она закатывает глаза, но отзывается.

– Мгм? – хруст яблока между ее челюстями почти доводит до безумия.

– Ты не была бы столь любезна отказаться от поглощения этих, безусловно, приятных на вкус фруктов на какое-то время? – сквозь зубы пробормотал он.

Но она, глянув на него через плечо, даже не подумала прекратить.

– Женщина!

– Я люблю яблоки, – невозмутимо донеслось до него.

Тогда Джейме подумал, что начинает немного влюбляться. Первый тревожный сигнал, который вскоре ничем нельзя будет заглушить. Он влюбляется. Он не может не смотреть на нее. Не впитывать каждое ее движение и слово всем своим существом.

Противоестественно. Сопротивляясь изо всех сил поначалу и понимая чуть погодя, что это абсолютно безнадежно. Он начинает влюбляться, осознавая это через силу, через борьбу с собой, но не в ее лицо, или очертания ее мускулистой задницы в седле – что тоже составляло важную часть ее очарования, как позже выяснилось. Он начинает влюбляться в ее привычки, в ее неизменный быт, ее спокойную веру в высшую справедливость, честь, все это, в чем он давным-давно разуверился.

Даже когда он почти умирает, и оживает только потому, что она не отдала его смерти, она ведет себя так, как будто знает, что делать. Он спрашивает ее, что она делает, и женщина, упрямо выпятив подбородок и вцепившись руками в волосы сообщает: «Спасаю тебя, сир». И ему приходится позволить ей это – но на эту женщину, как выясняется, он может опереться и выжить. Впервые в жизни найти опору.

Бриенна, стирающая его белье в реке, это самое женственное и очаровательное, что он когда-либо видел в жизни. Сосредоточенно хмурясь, покусывая губы и старательно оттирая пятна его крови с рубашки, она наклоняется, потом снова поднимается, снова наклоняется и снова поднимается…

До Королевской Гавани недалеко. Он устал и болен. И больше всего он устал от раздирающих на части сомнений о том, что с ним будет дальше. Как примет его Серсея – если примет. Как посмотрит Лорд-отец. Что скажет Тирион. Что, что будет? Он устал думать об этом и переживать. И безмятежное созерцание Бриенны Тарт, отстирывающей его рубашку от пятен, почему-то приводит его в детский восторг. Короткое видение будущего умиротворения, что-то, что не знаешь, но чувствуешь далеко-далеко впереди.

Это видение не оформилось, лишь оставив ощущение света и заботы. Как и то, что она чистит его сапоги, например. Это такая глупость, и Джейме говорит ей об этом, слегка занедужив и потому ища, на ком выместить свое недовольство жизнью, – в очередной раз за их путешествие:

– Женщина, они не станут выглядеть лучше, если ты намажешь их жиром.

– Нет, – соглашается она, – но прослужат дольше.

– Королевская Гавань всего в нескольких днях пути!

– Кто знает, что случится за несколько дней, – философски заявляет она, и тембр ее голоса волнует его. Волнует, неожиданно приводя к совершенно абсурдной мысли, что он в том положении, когда был бы совершенно не против, чтобы что-нибудь случилось, и Королевская Гавань никогда не показалась перед ними. Наверное, это очередной приступ горячки.

Следующий – это взгляд на его меч в ее руках; на этот раз желание сорвать с себя плащ и накинуть ей на плечи в самом очевидном из всех жестов вполне осмысленное. Если бы это было возможно. Другой благодарности Джейме придумать просто не в силах – она позаботилась обо мне, я буду заботиться о ней. Но им обоим уже нужно нечто большее.

Это желание продолжается на свадьбе Джоффри и после нее. Каждый раз, когда он видит ее грустный взгляд и потухший вид, когда ловит обращенные на нее взоры, когда она чуть приподнимает плечи в безуспешной неосознанной попытке стать меньше.

И с каждым своим неловким, рыцарским, но по-прежнему девичьим жестом занимает все большее место в его сердце.

Комментарий к Костры турнира…

завершающая часть вечером)

========== …и сто тысяч поцелуев ==========

Комментарий к …и сто тысяч поцелуев

Ну как было не прослезиться, дописывая это?

Джейме открыл глаза. Полог шатра плыл перед глазами. Он все еще был пьян, Бриенна все так же ровно похрапывала под его рукой, а вопрос так и оставался нерешенным.

Что в этой женщине было такого, что в свое время он влюбился как мальчишка – и совсем не в ту, в кого все мальчишки обычно влюбляются? Или влюбляются? Несуществующая правая рука сжалась в кулак. Он должен был набить морду Бронну давно. Это было необходимо, как и сдержанные извинения после того, как все произошло и их растащили в разные стороны. Завтра они опять напьются вместе. Джейме жизненно необходимо было кому-то высказаться, и компания подобралась самая подходящая.

Он сглотнул, понимая, что хмель так и блуждает в крови. Казалось, прошла целая вечность, но, судя по реву Клигана где-то у костров – спьяну его всегда тянуло на песни в последние годы – не прошло и полтора часа с их попойки.

«Не я один страдаю от незаживающих сердечных ран. Некоторые из них преследуют нас всю жизнь. Но как, ради всех небес, возможно, чтобы взаимная любовь стала такой раной, которую нельзя не тревожить, если только хочешь дышать?».

Бриенна всхрапнула, повернулась, перекинув через него руку – Джейме почти автоматически поймал ее до того, как она своим весом вышибет из него дух – и сгребла мужа в цепкие объятия, предоставляя ему самому устраиваться дальше. Он вдохнул глубже, осторожно устраивая голову на ее плече, сплетая свои ноги с ее, стараясь не давить на выпуклость их ребенка. Пока еще небольшую.

Пять лет прошло с того момента, когда она была беременна последний раз. Тогда это закончилось плохо, и Джейме почти смирился с мыслью, что больше детей у них не будет. Это было глупо, жалеть, когда их уже девять, но они так быстро росли! И ему хотелось чудесным образом продлить ощущение детских рук на своей бороде, на лице, слышать их смешные вопросы и видеть их удивление от мира, когда они обнаруживали что-то новое для себя.

Бриенна подарит мне ребенка. Это не поддавалось осознанию даже теперь. Как в первый раз, так и в последний, она стеснялась проявить свою слабость, никогда не просила внимания, как будто боясь, что не заслужила его.

Но она заслуживала заботы как никто другой. Другая женщина просила бы в подарок украшения и наряды. Серсея когда-то хотела крови и войны. Бриенна хотела новое седло, мастера-кузнеца и боевого коня. Бриенна хотела противников, с которыми могла бы сразиться.

И все же она была женщиной. Нежность ее кожи сводила Джейме с ума до сих пор. Когда она сжималась, обхватывая его член, мир мог рушиться – он ничего не имел бы против; он был уверен, она могла бы ему пальцы сломать силой, с которой кончает… и Семеро, ему действительно не на что жаловаться.

Легкое сопение во сне, гримасы на ее сонном лице – Бриенна плохо спала. Она снова было принялась ворочаться, но Джейме удержал ее, осторожно устраивая руку на ее груди.

– Спи, женщина. Я рядом.

*

Бриенна в его руках в одну из их первых ночей – это резвый жеребец, который согласился носить седло и пока не знает, как не сбросить всадника. Она подчиняется ему, но неловко, с недоверием, с опаской. «Больно?» – спрашивает он, видя ее легкую досаду на лице, когда входит в нее, и она энергично мотает головой. Потом – зеркальное воспоминание уже прожитого, когда-то это было – вдруг кивает.

Ему нужно быть терпеливее, быть опытнее – что технически невозможно, потому что у него не было других женщин, кроме Серсеи, и, как бы смешно это ни звучало, большую часть знаний о них он почерпнул из расхожих мнений, пошлых песенок и трепа у костра. Слишком гордый, чтобы ходить по шлюхам в свои годы. Слишком именитый, чтобы признаваться в незнании и задавать вопросы.

– Не смотри на меня, пожалуйста, – говорит Бриенна, отворачивая лицо и дрожа под ним всем телом, – пожалуйста.

– Но я хочу.

Она совсем не может расслабиться. Она боится. Это так неловко поначалу, но так прекрасно потом, когда он в ней, и в какую-то минуту все вдруг меняется, и сияние ее лица, ее глаз, которые смотрят на него с любовью и преданностью, завораживает, кружит голову и заставляет Джейме опять забыть о том, что он не хочет больше стать отцом бастардов.

Хотя понимает в глубине души, что последствия неизбежны в любом случае. О чем думает Бриенна, так и остается для него загадкой. «Если она не захочет, ребенка не будет», лжет он себе. Не будучи уверен, но чувствуя, что она хочет. Но пока мир рушится, они не думают о том, что будет завтра, одновременно притворяясь бессмертными – и обреченными.

Однажды он засыпает с ней вместе, так и не выходя из нее, их тела подходят друг другу, как части целого, и это так правильно, что Джейме не желает больше засыпать никак иначе, никогда.

Каморка женщины, выделенная ей лордом Сноу, чтобы защитить от нежелательных приставаний, похоже, была когда-то обитаема. Очень давно. Они едва обживают ее, готовые в любой момент сорваться и бежать. Но признаки их совместного будущего, скорее всего, невозможного, заставляют сердце Джейме болеть. Два меча в изголовье постели. Ремни, ножны, обувь у очага. Всегда собранные сумки, подседельники, точильные камни…

– Не смотри на меня, – просит Бриенна с мольбой в голосе, когда он врывается, хватает в объятия и целует, как будто вокруг нет Зимы, нет войны, нет никого и ничего, кроме них, – пожалуйста.

– Я хочу смотреть, женщина, и я буду. Я твой… – слова застревают в горле. Кто он ей, чтобы удержать, запретить, попросить даже?

И получается только:

– Я твой, а ты теперь моя. Не спорь с этим. Это уже произошло.

Они приходят в себя, оба. Начинают спорить. Разговаривать. Переругиваться лениво. Открываться больше. Они живут в небытие, в здесь и сейчас – между концом привычного мира, но до начала нового. Это все, что им остается, но они есть друг у друга, и это станет их началом.

Из старого мира Бриенна приносит свою скрытность. Они скрываются, хотя Джейме и не видит в том нужды. Миру конец, теперь можно всё.

– Ты все время смотришь на меня, – шепчет Бриенна, когда они сталкиваются в коридоре, их руки соприкасаются, как и ножны мечей, – люди видят.

– Пусть. Пусть смотрят.

И вечером он находит ее рыдающей, горько и безотрадно. Ее огромные голубые глаза полны чистой ярости и отчаяния поровну.

– Когда ты пойдешь со мной, словно я твой домашний питомец, ручной уродец, которого ты приручил из жалости, тебя похлопают по плечу. Тебя спросят, как ты ложишься со мной в постель, при свете или надев мне мешок на голову. И ты все равно останешься собой. А мне в спину будут кричать «шлюха». И относиться будут так же. Шлюха я и есть.

Джейме шокирован ее признанием.

– Не смей так говорить и думать о себе.

– Это – то, чем я стала.

Что, если мы не умрем? – приходит странная мысль ему в голову, и это не надежда, это удивительное предчувствие. Что будет, если мы выживем? Когда Джейме пробует эту мысль на вкус и оглядывается, что-то внутри – особая, львиная интуиция, которая так выручала его с самого рождения, шепчет ему голосом мертвой Серсеи: так будет не всегда. Вы расстанетесь так или иначе. Вы не можете существовать нигде, кроме как в этой пыльной, холодной дыре, среди мечей и доспехов, ран и выздоровления. Вы не рождены для счастья, каким бы его себе ни придумывали. Вам не быть вместе.

Джейме готов поспорить с любыми злыми голосами. Даже если шансы малы, он рискнет. Даже, если завтра женщина встанет и сбежит на свой Тарт – это только заставит его потратить чуть больше времени на то, чтобы снова оказаться с ней рядом, близко, глубоко в ней. Он больше не сдается отчаянию – это Бриенна его научила. И, глядя в ее лицо, когда она снова под ним, обнимает его за шею, закрывает глаза и тихо издает вдруг маленькое, женственное «Ах!», он решается.

И произносит это, завороженный ее бесстрашием:

– Я люблю тебя. Уже давно. Знаешь?

И она шепчет, сжимая его в себе и вырывая громкий стон из его груди, не сознавая, что говорит:

– Всегда.

*

Звуки буйства за пределами их уютного мира заставили ее вздрогнуть в его руках, проснуться.

– Джейме… ты не спишь до сих пор?

– А ты? Разбудили? Я Клигану ноги вырву, – он повернулся, подкладывая культю под щеку. Жена терла глаза.

– Ребенок.

– Все хорошо?

– Мутит. Как обычно.

– Волосы подержать?

– Пока нет. Ты пахнешь доброй пирушкой, не дыши на меня.

– Жену тянет от меня блевать. Это так мило.

– Бывает, – Бриенна зарылась носом в волосы на его груди и затем вытянулась во весь свой исполинский рост, хрустя запястьями и вращая ступнями, – слышишь? Когда уже Пёс успокоится?

Шум на улице становился только сильнее. Джейме усмехнулся. Сандор Клиган не успокоится никогда, это он знал точно. Нрав лорда Винтерфелла был горяч достаточно, чтобы жить на севере. Лорд Ланнистер надеялся только, что Брандон не станет жертвой этого нрава. Леди Санса уже знала об истории с письмами. Помолвка между Брандоном и леди Арианной заключена, их знакомство должно было состояться завтра, хотя Джейме уже неоднократно ловил старшего из своих сыновей за безнадежно влюбленным разглядыванием всего парада девиц Старк на трибуне. Как говорили, Север после великой Зимы расцвел – все девушки и девочки были красавицами. Джейме безуспешно попытался пересчитать младших Старков во всем их многообразии. В чем убедился лишний раз – мальчиков не прибавилось. Единственный Старк мужского пола родился у Арьи, упорно продолжавшей отказываться от замужества, и имя отца так и не стало известно никому, кроме нее.