Текст книги "Годовщина (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Имена и таланты ==========

Спустя четырнадцать лет брака эта женщина все еще поражает Джейме Ланнистера некоторыми непредсказуемыми талантами. Например, краснеть по любому поводу и бесить своего мужа.

Бриенна не то чтобы талантлива, но многими чертами и дивными привычками одарена. Она прекрасно умеет обращаться с оружием, торгуется так умело, что именно этим чудом их дом до сих пор не разорен, она даже умеет немного готовить, чему научилась сама уже после свадьбы, и Джейме ни разу не отравился. И она невозможно, бесподобно, ошеломительно прекрасна в постели.

С точки зрения тети Дженны и многих других тетушек Ланнистеров и их родни, талант беспрерывно беременеть и рожать тем более делал Бриенну лучшей невесткой всего Вестероса, когда-либо вступавшей в их семью. За это ей прощали и мужскую одежду, и более чем удручающую любого Ланнистера неспособность к светской жизни.

Но ко всем многочисленным способностям супруги за эти годы Джейме привык и считает их сами собой разумеющимися, кроме двух. Он по-прежнему не способен предсказать, что и когда смутит Бриенну и вгонит ее в краску, и он не в состоянии ее переупрямить ни за что и никогда.

Обойти ее упрямство возможно лишь хитростью и коварным обманом. В прямой стычке она неизменно стоит насмерть.

В случае с их первенцем, Брандоном, упрямство ее обращает выбранные позиции в каменную скалу, подход к которой Джейме так и не сумел найти.

Брандона следовало наказать. На сей раз сурово. Переписка с девицами Старк – а оных девиц после Зимы народилось немало – фривольные стишки, а теперь еще и откровенная пьеса, переписанная его рукой и отправленная в Винтерфелл – могли попасться недоброжелателям в руки, а то и хуже – самому лорду-хранителю Севера, и тогда не поздоровится Брандону. И Джейме заодно.

Порядки в королевствах изменились на более суровые и сдержанные. Следующие лет двести в моде будет север – Зима долго хранится в людской памяти. Странная смесь культов и поверий родила новое аскетичное мировосприятие, и то, что считалось нормальным в пору юности самого Джейме, вдруг приняло оттенок едва ли не смертного греха.

«Когда я был юн, я трахал свою сестру, изменяя клятвам рыцаря и здравому смыслу, а она изменяла мне и мужу, который изменял ей. Ах эти прекрасные времена высокой нравственности!».

Бриенна вяло отчитывала Брана, когда Джейме вошел в столовую. Джейме не признавал разборок за едой, сравнивая их с добровольным приемом отравы, а потому сделал приветственный знак рукой и постарался улыбнуться жене и сыну.

– Муж, – леди сделала попытку встать из кресла, но он упредил ее намерение, положив руку ей на плечо.

Беременная их одиннадцатым ребенком, Бриенна приняла его милосердное дозволение остаться на месте с неизменной благодарностью в глазах. Ее всегда было просто радовать.

– Я решил проблему, Брандон, – попрал собственные же правила Джейме, едва лишь закрылась дверь за слугой, уносившим последние тарелки со стола, – со вчерашнего дня ты помолвлен с леди Арианной – надеюсь, я не перепутал имя твоей подружки по переписке.

– Что? – Брандон округлил глаза, и Джейме в стотысячный раз поразился тому, как странно смотрится его собственный оттенок глаз в совершенно не ланнистеровском взгляде сына.

– Что? – Бриенна словно сжалась в своем кресле.

– Через два года вы поженитесь, так что переписываться – это то, что поможет вам лучше узнать друг друга… я надеюсь. Убедись, что письма уходят по нужному адресу, и никакая другая девица Старк от твоих виршей не пострадает.

Бриенна дождалась, пока их удрученный, молчаливый и задумчивый (совершенно не по-ланнистеровски!) сын покинет столовую. И обрушила свой гнев на супруга вместе с сотнями вопросов.

– Они даже не виделись!

– Они переписываются полгода. Ты хоть читала, что твой сын пишет этим девочкам? «И до утра пастись меж лилий, и до рассвета нежным соком цветов, нектаром сладких роз бутон твой нежно орошать». Мало того, что похабщина, еще и дурная.

– Он в таком возрасте, – пробормотала Бриенна.

– Я знаю, о чем думают мальчики в «таком» возрасте. Лучше б ты тоже это знала, коль воспитываешь сыновей. Вот Сандор знает – и я не хочу, чтобы наш сын попал ему под горячую руку.

– Не доведется ему больше поднять эту руку тогда, – она сжала зубы, и Джейме испытал приступ знакомой щекотки: она готовилась, по своему обыкновению, к глухой обороне.

Повод мог быть любым, но Брандон, ее любимчик, всегда оставался вне конкуренции. А если дело касалось еще и отношений между полами, то Бриенна превращалась в стойкого Безупречного.

Упрямая женщина.

– То есть, ты против того, чтобы мальчик дружил с дочерью твоей ненаглядной леди Сансы? – нанес удар «сбоку» Джейме, вкрадчивой интонацией обходя прямой блок. Бриенна заморгала.

– Не против.

– Никто ведь не женит его на ней прямо сейчас. Может быть, ему приглянется другая. Их там уйма, этих Старков. Сноу-Старки, Клиган-Старки, Старки-Старки…

Бриенна слушала со страдальческим выражением лица. Она не выносила неуважительного отношения к семейству Старков, правда, более чем вольные нравы Новых Старков ослабили ее странную преданность им.

Просто есть такие люди, которым нужны идеалы. Моя жена из таких. Пройдет вечность, но ее идеалом мне не быть. Кого благодарить за это? Идеалы имеют обыкновение низвергаться ниц, а мне падать ниже некуда.

– К тому же, как я понял, он писал им письма с разрешения леди Арьи, и очень странно, что об этом не знала ты.

– Если ты будешь проводить за своим садоводством меньше времени, то у меня будет возможность еще и читать стихи и письма, – в тон ему постаралась ответить Бриенна, но сарказм ей давался плохо. Джейме фыркнул.

– Никому не дозволено посягать на святое, леди-жена. Разведение петуний только и удерживает меня на грани потери рассудка.

– Ты давно уже за этой гранью… – леди Ланнистер нахмурилась, – как можно хотеть назвать сына Бриеном?!

– Это ведь в твою честь, – притворно обиделся Джейме, ничуть не удивляясь внезапной смене темы.

Еще с седьмым ребенком вопрос наречения встал остро. Очевидно было, что дети не прекратятся, а у них кончились имена.

Когда-то им приходилось придумывать прозвища коням и мечам, и это, надо признать, было проще. Ни меч, ни лошадь не пожалуются однажды с возмущением на обидную кличку или неуместный пафос.

– Ты отвергла столько хороших вариантов, что мне пришлось обращаться за помощью к другим людям, – вынужден был защищаться Джейме.

– Эти варианты были бы хороши, если бы наши дети родились среди одичалых.

– Ты бы, конечно, предпочла одичалых, – попытка притвориться ревнующим не удалась; Бриенна победно усмехнулась, вставая со своего места и шагая вокруг стола. Не то чтобы она сильно раздалась к исходу всего-то третьего месяца – Джейме настолько привык видеть ее беременной, что уже и не помнил, какой она была в девичестве, но поступь у нее совершенно точно осталась прежней, широкой, решительной и тяжелой.

Кажется, пришло время для срочного отступления. Игривое настроение его жены могло быть опасно – рука у Бриенны с годами тоже легче не стала, а у него синяков хватало еще с прошлого раза. Семеро даровали этой женщине убийственную силу удара.

– Бронн только сказал, что не видит причин, почему его имя нам не подходит. «Бронн – звучит достаточно внушительно», вот, что он сказал. Детям нужны звучные, емкие имена. И я подумал о твоем имени, любовь моя, – если он не ошибался – о нет, Джейме не ошибался…

Бриенна атаковала. Даже смещенный центр тяжести ей не помешал задеть его скулу по касательной, второй рукой она предусмотрительно блокировала его захват, но подножку предусмотреть не могла. Джейме подхватил ее, падающую, даже не сомневаясь, что она такой маневр ни за что не провернет. Для этого нужно было быстро извернуться, а изворотливость была по его части.

– Сдавайся сразу, – шепнул он ей в ухо, и она, конечно, не сдалась.

Локоть прижал его правую руку к ее боку. Бриенна перехватила его за левое плечо обеими ладонями и швырнула к стене – Джейме присел, уходя из-под прямого удара, обхватил ее поперек чуть выпирающего живота, сделал несколько изящных, почти танцевальных шагов к столу и подсадил жену за бедра – это удавалось при наличии опоры. Притиснутая к стене, она быстро теряла силы, но не в этот раз, когда ей удалось перекатиться по поверхности стола вбок, подскочить и отбежать на безопасное расстояние.

– Он под тобой рухнет, разорительница! – крикнул Джейме, догоняя ее и безуспешно пытаясь сманить вниз.

– Он под нами обоими не рухнул, выдержит! – не смолчала в ответ Бриенна, и ее муж успел увидеть милую полоску ее невозможного румянца на шее сзади.

Она. По-прежнему. Краснеет. До сих пор, спустя четырнадцать лет, эта невозможная женщина смущается перед ним. Желание одолеть ее в схватке стало невыносимым. Или это было уже другое желание, Джейме в пылу сражения никогда их не различал.

Ему удалось обмануть ее, сделав ложный выпад, и подхватить под коленки, когда она пошатнулась. Но это оказался такой же обман, потому что Бриенна использовала его же захват как опору и буквально вбила мужчину в колонну обеденного зала, перехватив через грудь. Джейме не смог сдержать стона.

– Я все еще сильнее тебя, – ее глаза светились знакомым, мягким синим пламенем.

– А я все еще побеждаю, – и он изо всех сил дернул вниз болтающийся ремень ее туники, за которым последовали и штаны. Теперь она не могла сделать ни шага – его запасной план сработал.

– Это нечестно! Цареубийца! – Бриенна рассмеялась, оглядываясь по сторонам.

Дети предпочитали пользоваться минутами без присмотра и, вне всякого сомнения, уже разносили замок где-нибудь подальше от глаз родителей.

– Сдавайся, – Джейме коснулся губами уголка ее губ, прихватил нижнюю, встретил робкую влажность ее языка, и разжал, наконец, руку – только для того, чтобы прижать Бриенну к себе, и спешно задрать ее тунику, пока она расправлялась с утробным ворчанием с завязками его штанов.

– Никогда, – ответный ее шепот быстро превратился в стон, и схватка продолжилась самым любимым для обоих образом.

Ее крепкое, тренированное тело и ее все еще девичья робость, ее несгибаемая воля и готовность уступить ради очередной идиотской высокой цели, чередование мягкости ее кожи – и железной твердости мышц, упрямства – и податливости, проницательного ума и слепой недальновидности, все это сводило Джейме с ума гораздо сильнее, чем четырнадцать лет назад. Ему казалось, разгадка близка, и вот сегодня, сейчас он, наконец, поймет эту женщину, докопается до сути своей тяги к ней, остынет, успокоится. Но Бриенна оставалась верна себе – сумасбродной, нелогичной, неправильной и ненормальной, как ни посмотри. И он все еще гнался за ее тайной, надеясь отыскать ключ, и все больше убеждаясь, что ему это не удастся.

Среди многочисленных талантов своей жены Джейме Ланнистер более прочих восхищался одним, самым удивительным.

Она никогда не сдавалась.

========== Восемьдесят девятая ночь ==========

Комментарий к Восемьдесят девятая ночь

lots of pillow talking)

Джейме Ланнистер просыпается задолго до рассвета. В полдень – это решено – они отправляются за Стену, все; и Джон Сноу идет с ними в бой. Одичалые у костра не смолкают всю ночь, как будто их невыспавшиеся сумрачные лица способны нагнать на Иных достаточно страха. Скорее это будет перегар из их гнилых ртов, горланящих ночь напролет гнусные непристойные песни, в которых слово «ебать» повторяется не меньше трех раз за куплет.

Это так омерзительно звучит, если вслушаться, но так выгодно заглушает звуки другого рода.

Бриенна не умеет любить тихо и незаметно. Она вообще не умеет и не пытается быть незаметной. Сложно сказать, как бы ей это удалось, если бы она захотела.

Джейме потянулся. Под рукой пошевелилась Бриенна, потерлась носом о его ребра. Она любит спать на животе, эта невозможная женщина, но так ворочается во сне, что Джейме приходится опасаться быть ею задавленным или сброшенным с койки. Пару раз такое случалось. Ее виноватое лицо было достаточной наградой за чувствительный удар о ледяные полы.

Ее надо будет разбудить – и это то, чего хочется меньше всего. И потому он просто сидит рядом, пока она спит, смотрит на нее, и пытается остановить время силой своего взгляда. Если бы это было возможно. Джейме готов подкупить солнце и предложить взятку Иным, чтобы оттянуть наступление рассвета – и неизбежного расставания.

Восемьдесят девятая ночь – против запланированных двадцати двух – была прекрасна и удивительна, полна открытий и чудес. Не меньше, чем предыдущие восемьдесят восемь.

Хронология их ночей выбита у Джейме глубоко в подсознании. Ее он знает почти наизусть, боясь упустить что-то, что позволит, наконец, понять, как это произошло, почему, и почему продолжает происходить, и что ему со всем этим делать, в конце концов.

Вторая ночь – первую не трогать, запретная территория, слишком сильно – и задвижка изнутри на ее двери. Ее «нет, Джейме, сир, нет, прошу, нет». Удар в грудь, скользящий блок, попытка броска через бедро – самое настоящее сопротивление, настолько непритворное, что в какой-то миг Джейме показался себе насильником и готов был остановиться.

Седьмая ночь – и Подрик Пейн без штанов, явившийся с лампой и мечом наголо на хриплый возглас Бриенны. Чтоб ему, этому Подрику. Джейме дал с утра ему три дракона за то, чтоб тот молчал. Бессмысленная трата. Слуги в Королевской Гавани называли такое «утренней щедростью лордов».

Десятая ночь – и она прекращает сопротивляться. Она его уже ждет. Прячет глаза, извиняется, обхватывает себя руками – эти дни, сир Джейме, простите меня. Убедить Бриенну, что ему все равно хочется быть с ней рядом, не так-то просто. Ее сильная и уверенная рука, обхватывающая его член и неожиданно умело дарящая разрядку, настоящее откровение десятой ночи.

К пятнадцатой Бриенна впервые испытала полноценное удовольствие от близости, и Джейме был растроган тем, как ласково прижала она после его голову к своей груди и поцеловала в лоб. Это какая-то мистерия, чувствовать ее экстаз, это совершенно не то, чего он ожидает, да и, признать честно, не ожидает вовсе. Немного неловко признаваться, но ему нравится, как звучат их голоса вместе, и на двадцать третью ночь Подрик снова смущает их своим появлением. «Простите, миледи, сир, ох, но такой шум, я не мог подумать, я только думал, что…».

Джейме видит ее полностью обнаженной при свете еще через две недели, и это после Харренхолла впервые. Бриенна вздрагивает и напрягается, пока его пальцы обходят все шрамы, новые и старые, все веснушки и все складочки, бугорки и впадинки. Она едва дышит под ним, пряча взгляд.

Джейме заставляет ее быть сверху в сорок третью ночь. Ей немного больно поначалу. Это настораживает Джейме и слегка заставляет паниковать. Ему не хочется, чтобы она терпела его, ему нужно обоюдное желание. Узость ее лона не столь природна, это все, кажется, ее тренировки и то, что она бегает, прыгает и отжимается каждое утро, тогда как Джейме по-львиному ленится, предпочитая смотреть на ее возню и пыхтение перед тем, как снова затащить в постель.

Он открылся ей и отдался, взял ее и дарил себя, снова и снова, и были ночи, когда они удовлетворяли друг друга до тех пор, пока даже руки не уставали, губы пересыхали, и оставалось только смотреть друг другу в глаза, пока сон не победит обоих.

Он влюблялся в нее с каждым днем все сильнее, и боялся, что это не настолько взаимно, как ему того хочется. Два раза он ломался и принимался допытываться истины, доводя женщину до отчаяния. Где-то после сорок третьей ночи.

Он хочет знать, почему она отдалась ему. Он хочет знать, почему она не сделала этого раньше или не сделала вовсе. Он хочет знать, не предпочла бы она отдаться кому-нибудь другому…

Бриенна потянулась рядом, под его рукой, и Джейме улыбнулся, ложась обратно под меха и обнимая ее сзади.

– Мне снился Тарт, – пробормотала она спросонья, ловя его руки – кисть левой и уцелевшее запястье правой – и подкладывая себе под голову, – Хайл Хант и какой-то сир, похожий на Гору, сражались прямо во дворе нашей старой мельницы…

– Сражались за тебя?

– М-м. Нет, просто сражались. А почему ты спросил?

Джейме ревнует ее так сильно, что сам себя боится.

– Ты сама не знаешь, как хороша, Бриенна, – прошептал он, прижимаясь щекой к ее груди и прислушиваясь к учащающемуся биению сердца, – жаль, что ты мне не веришь.

– Рано или поздно тебе надоест.

Она не добавила «сир». Но несказанное, слово это как будто прозвучало. Джейме прищурился, в отблесках огня изучая тени играющие на ее обнаженных длинных ногах. Поймав его взгляд и мгновенно застеснявшись, она попыталась коленями надвинуть одеяло выше. Бесплодная попытка.

Приподнявшись на правой руке, он повел ладонью по ее бедрам, к пупку, огибая мускулистую мощность бедер – таких мягких под ним, таких бесстыдно гладких, да бывают ли вообще женщины такими? – накрыл ладонью ее грудь.

«Она стала больше», – отметив это, Джейме сглотнул. Так уже было в его жизни, с Серсеей. Четырежды. Но в случае с Бриенной оказалось заметнее. О том, что у нее задержка, он уже знал, а вот Бриенна этот факт игнорировала с потрясающим равнодушием. Неужели она настолько безразлична к себе?

Он представил себе женщину в будущем. Представил ее статную фигуру, смягченную материнством и сытной, спокойной жизнью. Сложно было не думать о Тартской Деве в таком ключе, особенно если учесть, что одичалые говорили о ней каждый день, а он, сберегая в тайне их отношения, вынужден был молча слушать и терпеть весь этот бред.

Вряд ли кто из них готов был бы рискнуть на самом деле, но даже клятвы вроде «ради задницы Красотки Бри» или «чтоб Красотка топтала меня ножками» в определенном смысле ранили.

«Она никого из вас не хочет. Она моя».

Печальная правда была в том, что он уйдет за Стену и вряд ли вернется. Иные не станут смотреть на цвета его флага. Не позарятся на золото. Повезет, если его сожгут до того, как он превратится в живого мертвеца. А Бриенна… отправится за ним и умрет с ним вместе. Ее изнасилуют одичалые. Изнасилуют и ограбят свои же, южане. В списке возможных бед, которых боялся для Бриенны Джейме, изнасилование присутствовало обязательно. И ничто не сдержит ее от того, чтобы отправиться за Стену. В запасе ни единой неисполненной клятвы…

Его осенило.

Мгновенно пришедшее решение окрепло, превратилось в единственно верное. Он не даст Бриенне погибнуть, вместе с ним или мстя за него, неважно.

– Выходи за меня, – выдохнул Джейме.

Это было так просто, решение настолько правильное, произнеся его, он сам удивился, почему так долго тянул. Сейчас ему казалось, это именно то, что он должен был сделать, едва встретив ее.

– Что?

– Выходи за меня, женщина. Давай поженимся.

Пунцовая краска, заливающая ее лицо и слезы, выступившие в уголках глаз, заставили его усомниться в том, что их странные отношения значили для Бриенны.

– Ты же не серьезно… ты не обязан…

– Я как никогда серьезен. Сделаем это сегодня.

– Джейме!

– Возражения не принимаются. Пожелания по поводу церемонии?

– Прекрати издеваться надо мной, – расслышал он тихий шепот с ее половины.

Это ранило сильнее, чем вероятные возражения и споры. Он повернулся к ней.

– Что заставляет тебя так думать?

– Мужчина не может желать жениться на такой, как я.

– Цареубийца может.

Этого должно быть достаточно, подумал он. В запасе оставалось не так-то много слов.

– Джейме, перестань. Оставь это.

– Фактически, мы уже женаты, – он закинул руки за голову, уверенный, что на этот раз вытащит ее на словесный поединок и переговорит, – люди замечают такие вещи раньше, ты знаешь. Так что ты ничего не теряешь.

– Если ты не замолчишь, я… – но все угрозы потребовали бы от Бриенны вылезти из-под одеяла, а это было чересчур для Зимы, так что она осталась на месте. Джейме не намеревался сдаваться.

– Если ты не согласишься, мне придется пойти к септону и признаться, что я похитил твое девичество силой или обманом, – он подавил неуместный нервный смешок, – не знаю, что звучит глупее. Так что соглашайся, если не желаешь такого представления с участием кровавых простыней и моим принародным покаянием…

– Кровавых простыней?!

– И подробностей. Ничто так не веселит простой одичалый народ и черных братьев, как смакование деталей соитий, ты заметила?

– Ладно, ладно, ладно. Ты невыносим, – тяжелый вздох с ее стороны не примерещился, и она повернулась к нему спиной, оттеснив тем самым к краю койки. Словно речь шла об их очередном глупом споре без начала и конца, вроде того, каким концом ложки лезть в суп.

Он хотел бы спорить с ней вечность. Всю жизнь. Все оставшиеся годы. Жалко только, что остались им несколько часов. Если подумать, это тоже немало. Смотреть, как она болтает ногами в воздухе, морща нос и пытаясь просморкаться с утра. Слушать ее сопение под ухом. Наблюдать ее смущение, когда она весьма, надо признать, грациозно, разминается, встав с постели нагой. Закаленная, сильная, но такая нежная и гибкая.

Если я уйду и погибну, однажды этим будет наслаждаться кто-то другой. И гораздо раньше, чем можно думать.

– Я сейчас, – он спешно принялся одеваться, – никуда не уходи.

– Куда ты? Джейме!

Ему оказалось достаточно пятнадцати минут. Местный полевой вариант Кротовьего Городка круглосуточно продавал не только дешевую женскую ласку и дорогое, но дрянное, вино.

Возвращаясь, Джейме почти торжествовал.

…

Одеваться Бриенна не умела.

В чем-то это ее неумение даже казалось Джейме милым. Такая не спустит состояние на наряды. Но уж на собственную свадьбу можно было как-то приукраситься. А Бриенна стояла посреди комнаты с несчастным видом и прикладывала к груди принесенное ей платье, то и дело оглядываясь в поисках помощи или путей отступления.

За то время, что он потратил, уговаривая ее хотя бы примерить его, они бы уже десять раз успели пожениться. Теперь предстояло вынести пытку примеркой, правда, пыткой это действо являлось в большей степени для самой леди-рыцаря.

– Наизнанку, – вздохнул Джейме.

Одичалые могли шить достаточно изящные вещи. Их женщины носили одежду, так ведь? Даже великанши носили платья. Так почему не она?

– Задом наперед, – прокомментировал он следующую попытку леди.

Пришлось помогать. Она краснела, когда он помогал ей с завязками и шнуровкой, по очереди тыкая в нужные детали наряда и поясняя, что с ними делать. Тяжко вздыхая, продемонстрировал не так застегнутые пуговицы. С женщиной точно было что-то не то, Джейме уверился: глаза на мокром месте, молчаливость, не присущая Бриенне, рот дрожит…

– В чем дело? – остановил он ее нервные руки.

– Ты же не всерьез.

Он понял.

– Хочешь, я напишу тебе слова клятвы на руке? «Этим поцелуем я, Бриенна, клянусь тебе, Джейме…». Запнешься – подскажу. К чему такой трепет, женщина?

– Мы не можем пожениться.

– Мы. Ты и я. Идем. Женимся. Что сложного? Тебя смущает платье? Выбрось его, я бы предпочел тебя безо всех этих тряпок в любом случае, – он не смог удержаться от ухмылки, наблюдая ее пунцовые щеки и поджатые в попытке суровости губы.

– Я ведь уже… не девственница. Свадьба и платье – лишнее.

Хохот, которым разразился Джейме, заставил Подрика Пейна ворваться внутрь даже без стука, к которому его только удалось приучить. Вид парня, оторопело замершего в дверном проеме, достойно довершил общую картину. Неизвестно, правда, что его заставило так обомлеть: полуголый сир Ланнистер в покоях леди Тарт – пора бы привыкнуть к этому зрелищу – или сама леди в красном платье с чужого плеча.

– Сир… миледи, – забормотал Под, и Джейме затряс правой рукой, все еще задыхаясь от смеха.

– Сходи и найти мне септона, – выдавил он между приступами смешливости, – скажи, пусть ждет внизу. Хорошо, если он будет немного трезвее, чем обычно.

Когда они вновь остались одни, Джейме поспешил обнять Бриенну за плечи и обнаружил, что она все еще напряжена.

Он никогда под угрозой смертной казни не признался бы потом, что в эту минуту его обуял ни с чем не сравнимый страх.

Я наверняка оставлю ее вдовой с сиротой под сердцем. Достаточно ли того, что я дам ей и ребенку свое имя, или он предпочел бы родиться бастардом, но не моим наследником?

– Зачем ты делаешь это, Джейме? – проговорила она ровным тоном, пряча глаза и колупая неловко какую-то ленту на платье.

– Пощади мое внезапно обретенное благочестие, женщина. А как же единство в свете Семерых?

Она не может стесняться меня в качестве своего мужа. Или может? Должно быть, дело в платье.

– Тебе очень идет красный.

Бриенна молчит, и ему физически больно от ее молчания.

– Там, внизу, орда одичалых, которые загрызли бы меня, а некоторые еще и съели, представься им возможность, лишь бы забрать твою девственность до того, как я это сделаю, но они опоздали. Позволь мне сегодня побыть тщеславным.

– Твои лорды будут смеяться над нами, – наконец, выдавливает женщина, потупившись.

– Целительное общество твоих поклонников-северян быстро заставит их передумать делать это вслух.

– Я не хочу, чтобы надо мной смеялись, – взгляд ее предельно серьезен и даже зол.

Подвигов, которые он хотел бы совершить ради нее, осталось так мало… парадоксальным образом призрак близкой смерти сделал Джейме Ланнистера счастливее. По крайней мере, на этот раз ему не придется быть обманщиком. Он не вернется живым из-за Стены. Можно давать любые клятвы.

– Любому, кто посмеет, я вырву язык, – столь же серьезно ответил он, обводя рукой ее напряженное испуганное лицо и коротко целуя в губы, – обещаю тебе, любовь моя.

========== В болезни и здравии ==========

Одно из непростых, но важных воспоминаний, которое возвращается к Джейме Ланнистеру на исходе четырнацатого года их с Бриенной супружеской жизни, это прощание в Черном Замке, а затем – возвращение в Винтерфелл.

Спустя четырнадцать лет брака Джейме все еще помнит тот день. Глядя на свою жену, сосредоточенно объясняющую сыновьям разницу между боем стеной и боем клином, он задается вопросом, могло ли оно быть иначе.

Джейме помнил тот миг, когда надежда на светлое будущее едва не погасла. Помнил, как бодрился с того мгновения, когда произнес брачные клятвы – до того, ради которого и затеял все это действо со свадьбой.

– Первый пойдет Бронн, сразу за королем Джоном. Чередуйте одичалых с нашими людьми, следите за тем, чтобы в ряд двигалось не больше трех лошадей. Подрик – сопроводи леди Бриенну в ее – наши – покои.

На упомянутой леди не было лица, она открыла рот – выглядя глупо, как и обычно – протянула только руку, как будто пытаясь остановить его. И поймала на себе испытующие взгляды нескольких десятков мужчин. Минутой раньше Джейме представил ее как леди Ланнистер, и это все меняет. Они смотрят на командира с уважением, на нее – с ожиданием. Они ждут от нее того же подчинения, которое готовы проявить сами, и это вопрос больше, чем то, что остается между мужем и женой в спальне. Сейчас это вопрос выживания, и Бриенна никогда не подведет.

«Пусть возненавидит меня, но будет жива. Честь не даст ей обмануть всех этих людей. Она подчинится. Семеро, пусть она подчинится!».

– Это было неправильно, Джейме, – только и сказала Бриенна, отводя глаза и кривя лицо. Джейме оттащил ее за собой, пользуясь правом мужа и чувствуя редкую уверенность в каждом движении. Так и надо было с начала. С детства у него было лишь лучшее. Лучшая одежда. Большое войско. Самая сильная женщина. Самая зрелищная смерть.

– Сейчас ты моя леди. И ты подчинишься.

– Ты одурел. – Она поняла его с полуслова. Всегда понимала. Лучшая его половина. Хорошо, если она останется после него.

– Ты поклялась мне в верности, жена. Ты должна меня слушаться.

– Но ты не можешь идти туда один!

Он обвел театральным взглядом пространство вокруг них. За стенами ждало войско – но Бриенна, конечно, не удовлетворилась.

– Сегодня же вечером, леди Ланнистер, вы покидаете Черный Замок.

– Нет, Джейме… – но она двигалась именно туда, куда он показывал ей двигаться.

– Вы поедете на юг, миледи, – на его памяти это был не первый раз, когда Бриенна плакала, но первый, когда так беспомощно, – на Тарт, как я надеюсь. Вы будете находиться на острове, пока не узнаете, что опасность миновала.

– Ты не можешь так со мной.

Откуда ей известны женские уловки? Взгляды? Выражения? Не потому ли, что она все-таки женщина? Джейме подался вперед и обнял ее. Если она женщина, какая-то ее часть сама желает бежать с севера как можно дальше. И эта часть его простит. Будет благодарна. Уговорит другую – воительницу – тоже простить. И дождаться.

Решимость, с которой он намерен был идти умирать, истаяла без следа.

– Ты женился на мне, чтобы избавиться от меня?

– Для того, чтобы спасти тебя, глупая женщина, – он не дрогнул от ее напористого движения навстречу.

Потому что люблю тебя.

– Я страшила и уродина.

– Неправда, и не ты можешь об этом судить.

– Я слишком… сильная.

– И мне все завидуют из-за этого даже больше, чем тебе самой.

– Я страшная.

– Ты повторяешься. Ты не страшная. Ты красавица, – он был предельно искренен, произнося это, – глупенькая красивая женщина. Предел мечтаний любого мужчины. Ужели мне не повезло?

– Я не умею всего, что умеют другие женщины. Вышивать. Украшаться. Одеваться.

– Раздеваться ты же умеешь?

– Может быть, у меня никогда не будет детей.

Она не договорила, но в воздухе так и осталось висеть: Зачем тогда я нужна тебе? Джейме усмехнулся. Да, так говорили септы девочкам-забиякам. Тем, что хотели быть как мальчики. Тем, которым приходилось такими быть.

– Мне все равно. Я хочу, чтобы ты осталась. Я хочу, чтобы мне было к кому вернуться. Хочу, чтобы ты берегла себя, моя леди.

– Не уходи, – задрожали ее губы, глаза заполнились огромными слезами – вот же они, сапфиры, что всегда при ней. Если золото Ланнистеров и иссякнет, то это сокровище он никому не отдаст.

Его бесценные сапфиры.

…

Уезжая, он еще не знал, что ждет его впереди. Не знал, что вернется. Что вернется победителем вопреки всему, вместе с оттепелью, которая превратится после в радостную весну, а затем – в самое долгое на его памяти лето. Не знал, с каким облегчением ему спустя три месяца вернет опеку над леди Ланнистер измученный ее перепадами настроения Подрик Пейн.

Не знал, что, увидев ее широкое лицо, веснушчатое, некрасивое и такое родное и любимое, бросит все, побежит, спотыкаясь и едва не падая, навстречу.

Ступени Винтерфелльских стен прокляты им все до единой. Винтерфелльские стены тоже. Все, что их разделяет.

– Я здесь! – кричит Джейме, зная, что именно его среди всех она ищет глазами. Кашель рвет горло, он ужасно грязен, в бороде может свить гнездо речная ласточка при желании, но это не имеет значения.