Текст книги "Пули на васильковом поле (СИ)"

Автор книги: Freude der Berge

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

========== Глава 4 ==========

Оставшись в одиночестве, Клаус длинно выдохнул, пропуская воздух через сухие и потрескавшиеся губы. Он прислушался к себе, замечая, как трясутся кончики пальцев, и поспешно сжал ладони в кулаки.

Всё кончено. Они проиграли.

Он медленно потянул воздух обратно в себя, пытаясь успокоиться и сохранить трезвость ума.

Почему? Что они сделали неверно?

Прикрывая глаза, он на секунду поглядел вслед вышедшему наружу русскому.

Ягеру было плевать на руководство, на рухнувшую систему, взгляды которой он никогда полностью не разделял. Но мысли о стране, о народе, побежденном, раздавленном, униженном, перебивали ему воздух.

Гитлер обещал привести Германию к процветанию и господству – в результате вышло совершенно противоположное. Выходит, он, Клаус, подвел страну, которую обязался защищать?

И зачем он позволил себе лишиться погон? Уже бы все закончилось. Одна пуля.

Дверь, выдав шипящий низкий звук, быстро раскрылась.

Николай вернулся? Не окликает почему-то.

Ягер заставил себя открыть сухие, едва заметно покрасневшие глаза. Шагах в семи, облокотившись на стену, скованно замер незнакомый человек, пристально глядя на него. Клаус подобрался, не отрывая глаз от неподвижной внушительной фигуры мужчины, но его распластанная на столе поза не позволяла в полной мере ощутить уверенность и спокойствие.

– Наташа уже рассказала? – тихим голосом спросил мужчина.

Ягер не ответил, но его взгляд наверняка сказал всё за себя.

Мужчина, внимательно рассматривавший его, подошёл ближе, осторожно поддел носком ботинка крепеж лежанки Николая и отправил её вниз, придавливая ногой ровно в предназначенный для этого паз. Присел на стул у стены, скрещивая руки на груди:

– Думаешь, раз помог русским бежать, все твои преступления аннулируются?

Клаус прищурился, поворачивая голову и смеряя человека напротив тяжелым взглядом.

– Моя ситуация схожа с вашей, – продолжил тот прохладным тоном, – ещё год назад я служил на фронте в сорок пятом году. Пошёл добровольцем, потому что не мог смотреть, сколько боли вы причиняете нашим людям…

– Вашим людям? – насмешливо переспросил Ягер, не сдержавшись. – Это кому, позволь уточнить? Американцам?

Клаус прочитал ответ в голубых глазах и осклабился, зная, что ходит по тонкому льду:

– Совершенно не понимаю, причем здесь вы. Сколько служил, на передовой вас ни разу не видел. Или ты говоришь о столкновениях с Японией? Тогда, думаю, тебе стоит поискать для этого солдата-японца, чтобы высказать ему свои недовольства. Я сражался с советскими людьми.

«Не тебе говорить о боли. А ему», – мысленно закончил он, глядя на дверь.

«А он молчит, – подумалось Ягеру, – и почему-то постоянно спасает».

Светловолосый мужчина удивленно, с проснувшимся интересом покосился на него:

– Людьми? Неужели? А как же «Славяне – принадлежат к семейству кроликов»?

Клаус поморщился:

– Фанатизм, конечно, не редкое, но и не повсеместное явление.

Мужчина замолчал, неподвижно сидя в полутени стены. Клаус не выдержал напряжения, скрутившего его и вылившегося в один единственный вопрос. Он подался вперед, насколько смог, и приподнял голову:

– Что со страной?

– Разделили, – светловолосый мужчина равнодушно повел плечами, – Сначала на четыре части, потом, на долгие годы, – на две. А между ними, через центр Берлина, построили стену. Одну часть отдали Европе, нам и капитализму, вторую – СССР и социализму. Создали два совершенно разных государства, противоположных друг другу по взглядам, – пришедший невесело хмыкнул. – Как думаешь, к чему это привело?

Ягер не ответил – понимал, – лишь стиснул сильнее зубы. Народ разделился на две части, конкурировавшие друг с другом. Отсюда и неприязнь, и презрение, и лишение единства между жителями одной некогда великой страны.

– И всё из-за вашей чертовой идеи превосходства, – процедил мужчина, – поиграли в высшую расу ценой миллионов жизней, и сами себя изуродовали.

– Замолчи.

– И ради чего?

– Заткнись, прошу тебя.

Мужчина одним рывком оказался совсем рядом:

– Так ради кого ты сражался? Пора решить уже.

– Я сражался за страну.

– И фактически уничтожил её.

Клаус прожег его яростным, больным взглядом. Всё то, о чем он думал в минуты неуверенности, этот человек вырывал наружу. И говорил: ты уничтожил всё, что хотел защитить и возвеличить.

Но мужчина вдруг отступил:

– Сейчас твоя страна – одна из самых процветающих в мире. Развитая, с передовой промышленностью, она оправилась от всех бед, собрала себя по кусочкам. Без вас и без ваших идей нацизма. Трудом. Упорством. И если ты служил ради народа – так и защищай его.

– Я знаю, кому я служил, – проговорил Клаус, – ты не в праве читать мне лекции, как сопливому юнцу.

– Просто подумай об этом, – бросил тот на прощание и вышел прочь.

Клаус перевел дух и расслабил шею, позволяя голове упасть обратно на стол. Ему показалось, что он никогда ещё не чувствовал себя настолько разбитым.

***

Николай вернулся примерно через полчаса. Помимо плоского устройства он принес с собой свежий, пахнущий хвоей воздух, дневной свет, шум листвы и ключ от наручников.

Ягер сел, растирая запястья и аккуратно свешивая раненую ногу в новой плотной обмотке.

Ивушкин заметил брошенный на неё взгляд немца:

– Наташа сказала, простой вывих, – сказал он, косясь на плоскую коробку, которая вдруг ожила и заговорила равнодушным, монотонным женским голосом, переводя фразу на немецкий.

Клаус позволил себе слегка округлить глаза, хотя чувствовал ужасное изнеможение и не ощущал в себе сил даже реагировать на что бы то ни было.

– Передовые технологии нового века, – пожал плечами Николай, и переводчик вновь ожил.

Ягер поглядел на него искоса – русский храбрился, но и сам выглядел поникшим, наполненным той подавляющей усталостью, которая часто приходила после затяжной битвы, окончившейся провалом и спешным отступлением.

– Наконец могу понимать тебя, Николай, – негромко проговорил он скорее для себя, ни на что не надеясь, но вдруг оказалось, что изобретение работало в обе стороны.

Русский выпустил смешок:

– Тоже мне, большое удовольствие.

– Лучше, чем гадать по лицу.

– Всё равно ж понимал.

На несколько секунд воцарилась тишина: Ивушкин, обойдя стол, забрался на него и устроился в полуметре от Ягера. Негромко спросил:

– Я совсем близко и безоружен. Хочешь убить меня?

– Я никогда не хотел этого, Николай.

Тот не посмотрел на немца, лишь протянул бесцветно:

– М-м. А почему?

– Ты – достойный соперник. Таких надо беречь.

Клаус поколебался, но всё же рискнул спросить:

– Вопрос в другом: почему ты так и не убил меня? – и с невеселой усмешкой добавил: – Достаточно было хоть раз не спасать.

– Не мог просто бросить, – тихо сказал Ивушкин, – не по-людски.

– Один раз, на мосту, и другой, в речке – там, понимаю, был выбор: убить или вытащить, всё зависело от тебя. Но зачем сейчас? Ты ничего мне не должен. Но ты всё равно подал голос. Что ты сказал женщине?

Помявшись немного, Николай со слабой улыбкой тихо ответил:

– Что ты, так и так, побегу содействовал. Самое интересное – почти ни слова не соврал, – он нарочито оживленно хохотнул.

Немец тоже сощурил глаза в усмешке, но его тон был невеселым:

– Зачем ты это сделал, Николай?

– Да чего ты привязался?! – вдруг возмутился тот, всплескивая руками. – Сделал и сделал, спасибо скажи.

– Боюсь, «спасибо» за это будет недостаточно.

Ивушкин внимательно выслушал перевод и серьёзно посмотрел на него:

– Думаешь, плату потребую?

– А я не прав?

Николай, рассердившись, соскочил на пол, не отвечая, и резво пошёл к выходу. Не дойдя всего пару шагов, замер.

– Наташа сказала, с войны прошло уже семьдесят лет, – сказал он негромко. Помолчав, добавил таким тоном, будто бросился в омут и теперь, зажмурившись, ждал, когда начнет захлебываться водой: – И что около двадцати назад развалился Союз. Можешь начинать злорадствовать.

– Николай! – окликнул Ягер, соскочив на целую ногу, но так и не решившись сделать шаг. – Я сожалею. Мне сказали, что Рейх пал, а страну разорвали по кусочкам. Поверь, я понимаю тебя.

– Не могу сказать, что хоть немного жалею насчет твоего Рейха, – буркнул Коля, разворачиваясь. Он оперся спиной на стену и уже не пытался уйти.

Немец лишь слабо усмехнулся, покачал головой. Николай вдруг сказал механическим голосом женщины:

– Если решишь бежать, давай быстрее, у тебя не так много времени. Сейчас почти все солдаты ушли за своим секретным артефактом.

– Думаешь, я сбегу? – спросил Клаус устало. – Сам бы сбежал, будь на моем месте?

Ивушкин прикрыл глаза, приподнимая брови, будто от головной боли:

– Честно, не знаю. Такого боевого опыта у меня не было.

– Да, мне как-то тоже не доводилось бывать в будущем, – иронично заметил Ягер.

Болтать с Николаем ни о чём было… оживляюще. Как глоток воздуха. Он никогда не ощущал такого раньше с другими людьми, не испытывал желания просто разговаривать. Ивушкин вообще был особенным человеком для него. Даже среди всех танковых сражений дуэли с ним были иными: яркими, азартными, и, несмотря на постоянную опасность, отвлекающими от мыслей о смерти. Адреналин в крови, разбитые серость и уныние реальности. Как после этого позволить себе выиграть и закончить всё это?

– Эй, Ягер, а у тебя остался кто в твоей Германии? Ты женат?

Немец удивленно покосился на него:

– Женат, – кивнул он. Потом спохватился: – В смысле, был когда-то давно. Она погибла в результате несчастного случая. До… всего этого. Детей не было.

– То есть, никто?

– Сестра осталась, – неожиданно признался он, наклоняя голову на бок, – Юльхен. Не видел её с 39-го.

– У тебя есть сестра?

– Младшая, – кивнул Ягер, – мы… почти не общались. Отправлял ей деньги, какие мог. Держал подальше от…

Он не договорил, позволяя голосу затихнуть на полуслове. И без того понятно.

– Тогда, на мосту, – вдруг снова заговорил Ивушкин через пару минут, явно не желая слушать повисшую тишину, – ты хотя б целился? Три снаряда подряд и – мимо.

– Я целился, – выслушав переводчик, усмехнулся Ягер, – вопрос в том, куда именно.

– И куда же?

– В защитный щиток, – начал перечислять тот, – в гусеницу…

– Ты халтурил! – праведно возмутился Ивушкин.

Клаус в замешательстве нахмурился, не поняв перевода:

– Прости?

– Поддавался!

– Может, в некотором роде.

Коля оборвал возмущения, заморгал:

– Ч-чего?

– Сейчас нет смысла говорить об этом, – покачал головой Клаус, но наткнулся на серьёзный, жалящий взгляд русского:

– Ты серьёзно не пытался выиграть ту дуэль? Разве ты не хотел вернуться к сестре?

– Я ведь уже говорил, что никогда не хотел убить тебя. А Юльхен – самостоятельная, взрослая, – убежденно проговорил Ягер, как нечто само собой разумеющееся, – ей без меня было бы лучше.

– С чего ты эт…

– Ивушькин, – перебил его молодой паренек в черной униформе, беззвучно возникший в проёме главного входа, – Капитан зовет вас. Он у речки, хочет узнать подробности о перемещении.

Николай недовольно на него покосился, но перевод из телефона выслушал и кивнул, вставая.

Мальчишка пропустил его перед собой и закрыл дверь, оставаясь внутри.

Клаус внимательно поглядел на него, подозревая ещё одного неравнодушного к событиям так резко и так недавно закончившейся войны. Молодой человек, однако, имел кое-что, отличавшее его от всех предыдущих посетителей.

Взгляд.

Восхищенный.

– А я верил, надеялся, что однажды мне повезет, – шепнул он в тишине взбудораженно. – Герр Ягер, знаете, по вам сразу видно, кто вы такой. Эта стать, этот взгляд… Истинный сын своей нации.

– Кто вы?

– Мир изменился не так сильно, как вам могло показаться сначала, герр Ягер, – не отвечая, продолжал шептать солдат, подходя ближе. – Идеи Гитлера не умерли вместе с ним. Мы, ГИДРА, всё ещё стремимся осуществить их. Уже совсем скоро нам удастся возродить Третий Рейх и сделать его вечным. Германия станет Великой, как ей и суждено. Вы верите мне, герр солдат?

– Да, – вдруг охрипшим голосом проговорил Клаус, цепко глядя на него холодными голубыми глазами.

– Для того, чтобы мечта стала реальностью, осталась самая малость, – вкрадчиво проговорил молодой мужчина, – нам нужен камень, артефакт, спрятанный в этих скалах. Щ.И.Т уже скоро сам принесет его нам. Мне нужна ваша помощь – заберите камень, пока я буду отвлекать охранника.

Пришелец, вероятно, заметил что-то в лице Ягера, и поспешил добавить:

– Ваша помощь докажет ГИДРЕ, что вы, как истинный ариец, всей душой поддерживаете взгляды нашего великого фюрера. Пойдемте со мной: это единственный шанс для вас сохранить честь и свободу. Мы ведь оба знаем, что вы не простой солдат, герр штандартенфюрер. В скором времени об этом узнает и Щ.И.Т. Вас либо запрут до конца дней, либо убьют. Оставаться тут нельзя. Что вам до этих людей? Они не стоят и пыли из-под наших сапог, ведь так?

Клаус медленно кивнул головой. Солдат в черном расплылся в радостной улыбке:

– Значит, сделаем так, совершенно ничего сложного. Когда отряд принесет камень, большая часть его вернется обратно в пещеру заметать следы. Я отвлеку оставшихся на себя, уведу их в лес, а вы убьете охранников и русского, вскроете сейф (я сообщу вам пароль) и заберете камень. Вот, – он подошел и вложил в руку Ягеру прохладный корпус компаса, – Оружие отдам, когда вернется группа. А после поспешите с артефактом строго на запад, там, на расстоянии в полторы мили, вас будет ждать вертолет ГИДРы. Улетайте без меня. Мы с вами встретимся позже, в великом будущем нашей страны. Вы согласны?

– Да, – чуть усмехнулся Клаус, – конечно, я согласен. Сделаю всё, как вы и сказали.

Гидровец кивнул, всё ещё поглядывая на него, как на идола. Ключ-картой открыл дверь и вдруг нос к носу столкнулся с удивленным Ивушкиным.

– О, хорошо, что ты как раз выходишь, – облегченно выдохнул тот, впуская в темное помещение яркий солнечный свет, – а то сейчас бы барабанил. Кстати, командира вашего так и не нашёл. Всё обыскал. А потом подумал, он, наверное, с отрядом за камнем уш…

Американец, не дослушав его, кинул быструю формальную улыбку, пожал плечами и скрылся.

Николай в недоумении поднял брови, глядя тому вслед:

– Вот сейчас вообще не понял, – протянул он.

Ягер, задумчиво глядя перед собой, вдруг перевел странный взгляд на русского:

– Николай, могу я просить тебя об одолжении?

Тот посерьёзнел, сложил руки на груди:

– Попробуй.

– Мужчина, голубоглазый, высокий, спортивного телосложения, русый… понимаешь о ком я?

– Они называют его «Кэп», – кивнул Коля.

– Он остался в лагере?

– Да, кажется, я видел его только что. Он проверял безопасность территории, а как по мне – на цветочки пялился.

Ягер не улыбнулся. Вскинул руку, кидая Николаю какой-то предмет. Тот поймал – обычный компас.

Постойте, но откуда у немца…?

– Как можно быстрее найти его, – распорядился Клаус, – и передай, пусть идет по компасу строго на запад ровно полторы мили.

– Отсылаешь его подальше? – колеблясь, спросил Ивушкин, – Выводишь из игры?

– Вывожу, – устало вздохнул тот, – но не его, а кое-кого другого. Сделаешь? Скажи, пусть возвращается как можно быстрее. Это важно.

– Ты всё мне объяснишь.

– Да, – согласился тот. – Чуть позже.

========== Глава 5 ==========

Отряд вернулся к обеду, ругаясь на счёт промокших при переходе через реку штанин. Бойцы расступились, позволяя командиру внести спрятанный в бокс артефакт на борт джета, спрятать его в тайник и ввести длинный муторный код. Стоило командиру показаться вне металлического корпуса железной птицы, многие из только что пришедших ребят заворчали, поднимаясь на ноги снова. Им, в числе которых значилась и Наташа, следовало возвращаться обратно, туда, откуда они только что пришли, и заняться зачисткой территории. Теперь, когда камень был в относительной безопасности, в квинджете, окружённом солдатами, можно было углубиться в разбор оставшихся на базе документов и отчётов без опасения каждую секунду попасть под удар.

Защитить же артефакт, расположенный в самом центре лагеря, было значительно проще.

Конечно, если врагов нет в самом лагере.

Хефнер Крюгер, солдат ГИДРы в рядах Щ.И.Т.а, всегда отличался особым талантом – незаметностью. Он был ничем не примечателен среди других людей до такой степени, что в пору было задумываться о сверхспособности и гене Х. Хефнер, однако, был самым обычным человеком, и, как ни парадоксально, именно умение быть невидимым привлекло к нему внимание солдат ГИДРы. Он был идеальным разведчиком, ведь на него подозрения падали всегда в последнюю очередь.

Крюгер, к своему несчастью, был плохим психологом.

И именно поэтому его план, обособленно от ситуации имевший право на существование, с треском провалился. Он понял это, когда, уйдя в лес под предлогом малой нужды, сымитировал нападение на себя, как и планировал, а после прихода ребят из группы сам оказался в наручниках.

Хефнеру оставалось лишь размышлять, где он прокололся, и надеяться, что герр Ягер, несмотря на ранение, оказался достаточно ловким и быстрым, чтобы выполнить свою часть плана, и сейчас наверняка уже был на полпути к главной базе их прекрасной организации.

Он и помыслить не мог, что это штандартенфюрер сдал его, ведь это невозможно! Чтобы человек его закалки да предал интересы своей нации?..

Клаус Ягер смотрел на него всё время, пока Хефнера пристегивали к сидению в квинджете, рядом с пилотом, которого за шкирку притащил сюда Капитан Америка.

Миссия закончилась полным провалом.

***

– Плохой из тебя фашист, Ягер, – сказал Ивушкин, когда немец рассказал ему обо всём произошедшем между Хефнером и самим Клаусом, – с русскими водишься, беглецов отпускаешь, против националистической какой-то организации, вон, пошел. А вот солдат хороший, признаю.

Он помолчал, а после как-то нерешительно спросил:

– Расскажешь мне?

– Что ещё тебе рассказать? – со слабой улыбкой устало протянул Ягер, у которого, кажется, уже хрипело горло от бесконечных объяснений и подробностей.

– Как так вышло.

– Что вышло?

– Ты вышел… такой.

Они медленно шли по границе леса, ожидая, пока американцы десять раз перепроверят артефакт, подготовят его к транспортировке и соберут свои пожитки.

– Из-за отца, думаю, – помедлив, негромко произнес немец, – он врачом был. Хорошим. Очень любил свою страну и людей, помогал каждому. А мать не спас, – он помолчал, не зная, как продолжить, – В общем, сначала она, через несколько лет – он сам, и мы с сестрой остались одни. Выучившись, я пошел в военное училище – Родине хотел служить. Вот и вся история, – Клаус остановился передохнуть, опираясь на выданный костыль, – а ты?

– А чего я… – махнул рукой Ивушкин. – Папка умер в Гражданскую, я мелким совсем был, лет шесть-семь. Мамка хотела, чтоб я выучился грамоте, научился трактором править и на земле работал – это была её мечта на мой счет. А я всё танкистом хотел стать. Знаешь, – Коля усмехнулся весело, – отец за пару лет до смерти приезжал домой и рассказывал о таких огромных страшных коробках на колесах, – он мальчишески хихикнул в кулак, поглядывая на заинтересованно слушающего переводчик Ягера горящими от воспоминаний глазами, – и я всё думал, как такой штуковиной вообще можно управлять. Когда на тракторе учился, всё представлял, что это танк. А потом призвали.

Последние звуки человеческого голоса растворились в воздухе, и Клаус иногда смешливо фыркал, слушая немецкий перевод. Под конец и вовсе, едва заметно улыбаясь, уставился себе под ноги, явно наслаждаясь тишиной и не желая её прерывать. Коля перехватил его взгляд:

– Как нога?

Ягер помрачнел, явно не считая эту тему удачной для разговора, и скривил губы:

– Как будто её и нет. Обкололи обезболивающим. Ничего особого.

Николай вздохнул, оглянулся вокруг, поглядел на ругающихся невдалеке солдат.

– Странно всё это, – озвучил он свои мысли, – вроде и похоже, но странно.

– Просто мирно, – дернул плечом Клаус.

– Мирно? – эхом повторил русский, поглядев на колышущиеся вдалеке верхушки елей, – Нет. Просто не наше. Идем, они, кажется, уже готовы к взлету.

***

Огромный город рос под ними. Низкие, далекие, редкие постройки сменялись всё более частыми и высокими, будто воюющими за каждый клочок земли и впившимися в него, как клещи. Здания походили на опята, выросшие на пеньке когда-то крепкого, хоть и старого дерева, с той лишь разницей, что габариты не совпадали. С высоты самолёта это казалось Ивушкину красивым полотняным ковром с вышивкой, и сложно было сопоставить привычные ему города с этой махиной.

Стоило им только оторваться от земли, Коля, почувствовав этот рывок в груди, словно тело-то поднималось, а внутренности оставались на земле, с силой вцепился в ремень безопасности и даже задержал дыхание. В себя его привел удивленный, даже насмешливый взгляд Клауса, сидевшего напротив, который наверняка летал далеко не в первый раз и ощущал себя не в пример увереннее. Когда им разрешили встать, Николай подошёл ближе к лобовому стеклу, наблюдая, как неторопливо менялся пейзаж под ними. Частокол зеленых верхушек деревьев казался нескончаемым океаном, но через пару минут оборвался гигантской каменной грядой, после которой квинджет будто очутился в ином мире, менее зеленом и более человеческом.

Картинка внизу менялась медленно, лететь было ещё долго, и вскоре Николаю надоело смотреть на одно и то же. Далекая земля была цветной, чуть сероватой из-за облаков картой, а к ним Ивушкин привык. Но каждый раз выводили из равновесия взгляд вниз и понимание, что если бы вдруг Коля выпрыгнул сейчас из джета, лететь ему пришлось как минимум минут пять.

Через три часа была объявлена скорая посадка, и Николаю пришлось вернуться на место и пристегнуться. Их иногда потряхивало, и тогда, забывая обо всём, Коля снова вцеплялся в ремни до побелевших костяшек. Они медленно снижались.

Местом посадки стала крыша какого-то ужасно высокого дома. Ивушкин между делом бросил взгляд вниз, к земле, и разглядел мелкие точки человеческих фигур. В голове немного помутилось от высоты, сердце застучало в животе, и Николай поспешно отошёл. Бросил взгляд на Ягера. Тот оглядывал мир вокруг настороженно-жадным взглядом, скользил им по металлическим конструкциям многоэтажек, по стекольным фасадам зданий, в которых отражалось закатное солнце.

Тяжёлый день подходил к концу.

Команда, наконец, выгрузилась, и вслед за ними Клаус и Ивушкин зашли внутрь здания. Коридоры встретили их прохладой официальных заведений, светлыми, голубоватыми в искусственном освещении стенами и проёмами. Команда зашла в металлические двери маленького помещения, створки которого тут же закрылись, и тело будто стало медленно падать, оставляя нутро наверху. Через пару мгновений всё прекратилось, движение замерло, двери открылись, и основная часть команды, охраняющая артефакт, вышла наружу и двинулась прочь по совершенно идентичному коридору.

Они стали спускаться дальше.

– Нам сюда, – Наташа нажала на кнопку, и всё снова замерло в неподвижности.

Створки открылись. Она смотрела прямо на них с Клаусом, и ничего не оставалось, как поспешно вылезти из странной штуковины. Стив кивнул на прощание Наташе и им двоим и, в сопровождении пары солдат и двух пленников, поехал ниже.

– Директор уже ждет вас, – сказала Романова, мельком оборачиваясь и кидая на них заинтересованный взгляд. Переводчик послушно заработал, – и как вам будущее?

Они шли по светлому коридору. Тихий шум шагов раздавался эхом.

– Я ещё не понял, – признал Николай, – но всё предельно… большое.

– Прогресс заметно шагнул вперед, – вставил Клаус, – хотя бы в сфере строительства.

Наташа довольно хмыкнула и замерла у двери, вводя код.

– Мы пришли? – взволнованно уточнил Коля.

Романова бросила на него взгляд:

– Нет, – спокойно сказала она, и дверь поддалась, – сейчас.

Она скользнула внутрь, и пару минут оттуда доносились лишь шорохи и лязганье. Вернувшись, она вручила плоское устройство-переводчик, которое когда-то дала Николаю, Ягеру и протянула каждому по наушнику, показав, как нужно правильно надевать его.

– Директор в идеале знает и немецкий, и русский, – пояснила она на английском, и в наушниках у Клауса и Коли одновременно зазвучал перевод на понятном для них языке, – а вот вам это понадобится на первое время. Играйтесь аккуратно.

Гулкое эхо шагов действовало на нервы. Ягер волновался. Когда он принимал решение рассказать обо всем Ивушкину и командиру отряда, то был полностью готов к последствиям. Здесь ему хотя бы не нужно опасаться за информацию, которой владел, как если бы он попал в плен к советской стороне, – в связи с её неактуальностью. Сам Ягер теперь ничего не значил, кроме того, что являлся, фактически, военным преступником.

Но неужели он хоть на миг мог подумать, что его ждет хорошая жизнь после всего случившегося?

Наташа негромко сказала: «Мы на месте», – остановилась у двери, оглядела их и мягко улыбнулась, открывая двери.

Ягер неслышно усмехнулся, пытаясь согнать бледность с лица и, приостанавливаясь, оперся на костыль.

Кабинет оказался просторным и не слишком светлым, а за столом в высоком кожаном кресле сидел, сложив руки у лица, одноглазый человек. Но не это сильнее всего поразило Николая.

Директор оказался чернокожим.

Ивушкин удивленно округлил глаза, видя таких людей (если, конечно, не считать почерневших от солнца и работы в поле колхозников) впервые в жизни. Хозяин кабинета и начальник организации Щ.И.Т.а тактично прокашлялся. Николай перевёл взгляд на спутников и заметил слабую насмешку в глазах Ягера. Это привело его в себя быстрее, чем могло бы вылитое за шиворот ведро ледяной воды.

Да, точно, они в кабинете очень важной персоны. Вроде маршала, например.

Представь, Ивушкин, что перед тобой сейчас сам товарищ Жуков.

Он сглотнул и вытянулся по струнке.

– Вольно, бойцы, – хмыкнул директор, рукой предлагая им сесть, – Моё имя – Николас Фьюри, а вы, насколько я понимаю, Николай Ивушкин и Николас Ягер, – он усмехнулся. – Какое интересное совпадение. Впрочем, сейчас не об этом, верно? Вы же уже ознакомлены с общей ситуацией? Причина в том артефакте, что был транспортирован сюда вместе с вами: он выдернул вас из своего времени и закинул сюда. Проблема в том, что мы не в состоянии вернуть вас обратно, как бы нам всем того не хотелось. А это значит только то, что вам придется обживаться здесь.

Он вздохнул и чуть сместился, вероятно, переставляя ноги под столом:

– Позвольте, сначала вы, мистер Клаус. Я должен вынести вам приговор, сами понимаете, и я не намерен тянуть время. Мы не можем закрыть глаза на ваши поступки во время Второй Мировой войны, даже учитывая некоторую нашу вину за то, что вы находитесь сейчас в этом кабинете. Наказания, назначенные за преступные действия солдат Третьего Рейха, были признаны не имеющими срока давности. Впрочем, у вас имеются и смягчающие обстоятельства, верно, господин штандартенфюрер?

Ягер поднял глаза, вдруг с неожиданным чувством отмечая, что Ивушкин поступил так же – впился в директора удивленно-тревожным взглядом. Директор хмыкнул и как ни в чем ни бывало продолжил:

– В частности, содействие солдатам Красной Армии при попытке побега из концентрационного лагеря, а также помощь самому Щ.И.Т.у в противодействии преступной идеологической организации и поимке предателя в рядах нашей организации. В связи с этим суд в моем лице выносит вам, мистер, особый приговор. В качестве наказания вы поступаете в распоряжение Щ.И.Т.а на срок до пяти лет. После этого Щ.И.Т. обеспечит вам новую личность и нужные для нормальной жизни документы. Могу, однако, сразу предупредить, что наблюдение за вами будет вестись вплоть до самой вашей смерти, во избежание… неприятных ситуаций. Вам понятно?

– Так точно, – внезапно сдавленным от волнения голосом выдавил Клаус, не в состоянии поверить в услышанное.

– Прекрасно, – кивнул мужчина, переводя взгляд на Николая, – мистер Ивушкин, организация Щ.И.Т.а и американское руководство приносит вам свои искренние извинения за произошедший инцидент. В связи с этим мы готовы в кратчайшие сроки обеспечить вас всеми документами, местом жительства, работой – в случае, если вы останетесь в Америке, или возможностью наладить новую жизнь в той стране, что вы назовёте.

– Ну ничего ж себе щедрость, – присвистнул Ивушкин, а мысленно одернул себя: «Маршал Жуков, Коля!».

Он помолчал, потом покосился на замершего, внимательно прислушивающегося к его словам Ягера и вздохнул, решаясь:

– Товарищ директор, я бы хотел лично следить за исправительными работами немца до окончания срока его наказания.

– Что ж, мне проблем меньше, – легко пожал плечами Фьюри, внимательно глядя на него, – Щ.И.Т. предоставит вам работу согласно вашим способностям и квартиру на территории базы. Если вы настаиваете на личном контроле, могу даже поселить вас вместе с мистером Ягером.

– А настаиваю, – лихо выдохнул Николай, тут же замечая вскинувшийся и сосредоточившийся на себя недоуменный взгляд Клауса, – а то станет ещё дисциплину разлагать и подрывать идеологию мирного населения.

Немец, слушая в наушнике его бред, нервно дернул плечом. Фьюри ухмыльнулся.

– Тогда принимайте на себя ответственность за его поведение в нерабочее время, – подленько заключил он и обратился к Клаусу: – Так, значит, вот ещё что: через две недели, когда ваша нога вернет себе полную функциональность, мы проведем тактическую полевую игру для выяснения уровня ваших навыков. А на это время вот вам, мистер Ягер, ваше первое задание: взять тетрадь и записать в неё имена-звания всех людей, что вы помните, кто удостоился награды, кто погиб, при каких обстоятельствах. Напишите всё, что знаете, о ходе боёв, в которых участвовали, ваши воспоминания о военачальниках и так далее, и так далее. Внесите, так сказать, полезный вклад в дополнение исторических памятников для новых поколений. Вас, мистер Ивушкин, я бы попросил сделать то же самое. Эту информацию мы могли бы передать руководству нынешней Российской Федерации.

При упоминании страны Ивушкин замер, вслушиваясь в звуки названия, сглотнул в волнении и коротко кивнул: «Сделаю».

– Вот и всё, бойцы, – директор откинулся на спинку кресла, – добро пожаловать в Америку.

========== Глава 6 ==========

Всю первую неделю Ивушкин провёл в выделенной им двоим комнате в полном одиночестве: Ягер долечивал ногу в госпитале. Хатёнка была двухкомнатной, и хоть Коля не знал нынешних норм в делах житейских, казалась ему роскошной. Впрочем, наверное, любое чистое и просторное помещение, которое он мог бы назвать своим, было для него сокровищем после времени, проведённом в тесных, вонючих, битком набитых людьми каморках. Налаженный водопровод, душ идеальной температуры, ароматное мыло – всё это вызывало желание мыться несколько часов кряду, что он, собственно, и делал, до жжения и крови натирая посеревшую кожу.