Текст книги "Такие разные...(СИ)"
Автор книги: Flake
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Обмотав вокруг шеи шарф так, чтобы края свисали лишь на чуть-чуть, а сама ткань образовывала дугу, он запустил руку в волосы, взъерошивая их. Он засунул руку в карман узких черных джинс, на которые он заменил «классику», и вынул небольшой мешочек. Открыв его, Кас тут же извлек оттуда ловким движением небольшой кулон на цепочке и несколько кожаных браслетов и фенечек.
На то, чтобы привести себя в порядок потребовалось около десяти минут, и вот уже Новак критически оглядывает себя в зеркало.
– Чего-то не хватает…
Ди сзади хихикает, и Кас понимает о чем забыл.
– Отдай очки, ты, маленький хулиган!!!
Но несмотря на грозный, хоть и шутливый тон, мальчик отдал очки Кастиэлю, вернее сам надел их на нос отца.
– Люблю тебя... – тихо шепчет Новак, целуя сына в щеку, после чего собирает вещи и, держа мальчика за руку, выходит из кабинета.
Стоит только им покинуть здание университета, как их взгляд тут же замечает толпу студентов на парковке, и они оба тяжело вздыхают, подозревая, что увидят.
– Боже, он настоящий!!! – вскрикивает какая-то девушка, пробегая мимо Новака, чуть не сбив с ног Ди.
Прижав испугавшегося сына поближе к себе, Кас хмурится, приближаясь к толпе.
– Так, разойтись! – поставленным голосом преподавателя произносит Новак, но многие смерили его презрительным взглядом – мало кто узнает в этом мужчине своего профессора. Только несколько студентов, из последней группы, странно выдыхают.
– Профессор Новак…
Толпа все же расступается, пропуская вперед странно одетого преподавателя с ребенком.
Увидев причину столпотворения, Кастиэль отвесил смачный фейспалм.
– Ди-иииииии-ин!!! – подавленно произнес он, качая головой.
Мужчина с русыми волосами, поднятыми наверх, который несколько секунд назад расписывался на листочке покрасневшей девчушки, обернулся к Кастиэлю, тут же расплывшись в чеширской улыбке:
– Я уже заждался тебя, крошка! А ты не говорил мне, что среди твоих студентов так много моих поклонников!
«Конечно, ну кто сейчас не любит Дина Винчестера – гитариста одной из самых популярных групп современности – Supernatural, ага…» – мысленно фыркнул Кастиэль, с укором глядя на приближающегося мужчину.
Дин шел, легко покачивая бедрами. Его чуть кривоватые ноги обтягивали узкие зеленые джинсы. Несмотря на свои годы, мужчина поддерживал прекрасную фигуру, о чем свидетельствовала обтягивающая белая футболка, от ворота которой вниз и влево тянулась линия из британских булавок, доходя до места на груди, под которым билось сердце. В горле Кастиэля пересохло, и он поспешил побыстрее сглотнуть, отчего кадык его дернулся, и Дин облизнул губы. Ему никогда не надоест смотреть на любующегося им Кастиэля. Его милого, славного Кастиэля…
Подойдя практически вплотную к профессору, Дин, отчего-то занервничав, потеребил рукав старой доброй косухи, на которой до сих пор остались старые нашивки, а самое главное – заветный значок с котенком. На том же самом месте.
– Привет… – улыбнулся Кас, заглядывая в любимые, зеленые глаза.
– Привет… – Дин, не медля, прикоснулся к губам Новака, даря легкий, мимолетный поцелуй. Простое, самое невинное касание.
Дин целовал Кастиэля легко. Не принуждая к большему, а когда отстранился, то первое, что он заметил – облака. Огромные, белые, пушистые облака. Самые красивые, что он когда либо видел. Быть может, это какой-то знак, а быть может, просто погода будет хорошей. Облака мерно проплывали над университетом, над толпой, над Дином, Кастиэлем и Диудонном, мягко переваливаясь с одного воздушного бока на другой, покачиваясь на светло-голубом небе.
Улыбнувшись, Дин снова приник к губам Новака.
Они вместе около двадцати лет. Больше семи тысяч пробуждений в объятиях друг друга. Бесконечное число поцелуев и признаний. Многое произошло за это время. Ссоры, примирения, расставания «вот сейчас точно навсегда!» и до слез в глазах правдивые «я не могу без тебя…».
Двадцать лет Кастиэль любит своего вечного панка. И он не устанет повторять это ему каждый день, каждое утро, каждую ночь; каждую секунду. Они прошли испытание временем и теперь уж точно ничто не сможет их разлучить. Никакие недомолвки, о которых сейчас никто и не вспомнит; никакие случайные связи, которые никого сейчас не интересуют.
Каждый из них добился наконец-то того, чего желал с детства. Кастиэль преподает историю искусств в университете и проводит благотворительные мастер-классы живописи для сирот и больных детей, раскрашивая их тусклые серые дни яркими красками на полотне.
Дин известен во всем мире; его лицо красуется в модных журналах и смотрит с афиш в каждом городе. Их группа добилась успеха, завоевав любовь миллионов людей в каждой стране. Только вот Винчестеру не нужны миллионы. Ему нужна любовь только лишь двух самых близких и родных людей. Тех, кто встречает его с гастролей с распростертыми объятиями и счастливыми лицами – наконец-то он дома. Он наконец-то не боится делать так, как велит ему душа, потому что знает – есть те, кто поддержат его всегда, не дадут опуститься на дно и зачахнуть нераспустившимся цветком.
Но есть и еще одно, чего они добились вместе – Диудонн Кассиди Новак-Винчестер. Их сын. Маленькая копия Каса, только с рыжими волосами. Копия, перенявшая многие привычки Дина, и уже не раз заставлявшая Новака завыть. Они не могут точно сказать, когда решились на этот шаг, просто одним утром они встали с кровати и поехали в клинику суррогатного материнства.
Единственное, что они не сделали еще, так это не объявили всему миру о своих отношениях. Менеджеры группы посчитали, что сообщать об ориентации и тем более о муже лица группы будет не перспективно, лучше подогреть интерес со стороны поклонников к этому факту. Но это затянулось, и Дин устал скрывать свою любовь. Он счастлив, и это самое важное. А рейтинги, репутация… Кому оно нужно, кроме как директорам и менеджерам?
Прошло много времени и многое поменялось. Дин больше не красит волосы, не ходит на демонстрации и не бьет себя кулаком в грудь, крича о позиции; Кастиэль не пьет кофе в Старбаксе и не находит в себе силы посмотреть какую-нибудь арт-хаусную ленту. Но все же что-то осталось с ними навсегда. Котенок на косухе, старенькая книжонка Паланика. Но самое главное – огромное, светлое чувство, называемое любовь. У них все не так, как прежде. У них все намного лучше…
Отстранившись от таких сладких, манящих и вечно любимых губ, Дин приобнял Кастиэля за талию и потрепал сына по волосам.
– Ну, готовы ехать? Мы с Эшем договорились встретиться на выезде из города. А там уже через несколько километров нас будет ждать автобус, Бенни с Анной и технический персонал. Вот не спрашивай, почему решили на автобусе, а не на поезде! В конце концов, – он приложил палец к губам Каса, который хотел было уже что-то сказать, – ты сам согласился взять Ди и поехать на наш концерт!!!
– Это было весьма опрометчиво с моей стороны… – пробубнил Новак, но только лишь ближе прижался к панку.
– Не ворчи… – нахмурившись, Винчестер обвел взглядом студентов. – Ой…
Юноши, девушки, дворняги, воробьи – все с удивлением смотрели на двух мужчин и ребенка, застывших у черной Импалы.
– Профессор… – самый смелый студент подал голос, но смог найти в себе силы только на самые простые незамысловатые слова.
Завертев головой, Кастиэль словно искал помощи, но наткнулся лишь на доску объявлений. На него в упор смотрело несколько десятков студентов, с немым вопросом в затуманенном взгляде, и ведь никак не выкрутишься. В конце концов, они сами решили не скрываться больше. Но почему-то именно сейчас он ощутил всю беспомощность, и только крепче сжал кожаную ткань куртки Дина, и прижал к себе сына. Он ощущал себя как на первом занятии в университете. Первом…
– Кас?... – от Дина не ускользнули загоревшиеся глаза мужа.
Но тот не услышал этого, найдя в толпе нескольких студентов, присутствующих на последней лекции, он кивнул им:
– Я не успел подвести итог нашего занятия. Пройдет время, но общество не изменится, как не изменимся и мы. Мы будем разными, непохожими и вечно спорящими, и наш спор будет бесконечным и бессмысленным. Призывать к толерантности – бессмысленно, трудно вложить что-то в головы кого-то, пока они не дойдут до этого сами.
Кастиэль прикусил губу, понимая, что говорит сейчас не об обществе, а о себе и Дине. О том, как долго они шли к этому счастью, через что им пришлось пройти, чтобы жить спокойно, и быть уверенными в следующем дне. Быть уверенными друг в друге.
– Взрослые, подростки – их конфликт вечен, и уже сравним с классикой, так не проще ли дать детям возможность учиться на своих ошибках, и выражать себя так, как им хочется? Невозможно убедить бушующий разум в собственной правоте, будучи категоричными.
Он вспомнил себя в детстве и перевел взгляд на руки. Все тот же. Он повзрослел внутренне, стал более разумным, сообразительным, но в душе остался сущим ребенком, сущим хипстером, несущим себя на волнах модного течения.
– Искусство – проявление себя, своих переживаний и чувств. Наша душа – наш холст. Наши действия – наши кисти. Наши эмоции – наши краски. И если есть конфликт – он будет на картине. Многие творения гомофобам зловещи и не готовы к восприятию неподготовленного человека, так как их суждения узки, они загоняют себя же в собственную клетку. В то время как произведения людей без каких-либо предвзятых отношений к ЛГБТ-сообществам полны смысла и пестрых красок. Их картины может понять каждый и каждый в них видит себя. Но это не означает, что холсты детские и незатейливые. Просто там нет ненужных нагромождений в виде железных рамок собственного восприятия и суждения.
Новак перевел взгляд на Дина, заметив, что тот смотрит на него и ободряюще улыбается. Ради этой улыбки, ради этой поддержки Кастиэль бы отдал многое… Но он счастлив, что обошлось малыми жертвами, и теперь его персональное счастье рядом с ним.
Он опустил руку с талии Дина, и переплел их пальцы, так, что бы все видели.
– Но что я хочу сказать. Мы все разные. Гомофобы и ЛГБТ-сообщество; дети и родители; панки и хипстеры. Мы – такие разные, но, по сути, мы такие одинаковые, что иногда сами удивляемся сходству. И самое главное! Это не мешает нам любить и быть любимыми! Мы найдем дорогу друг к другу через все невзгоды, перешагнем через бездонную пропасть, но мы окажемся рядом с нашей одинаковой противоположностью.
Кастиэль хмыкнул, толкая Дина и сына к машине, продолжая улыбаться мужу. И в этой улыбке играло солнце, играло время, играла их вечная любовь.
– Наше занятие теперь точно окончено. Следующая лекция ровно через неделю, попрошу не пропускать занятия!
Мне глубина твоего океана всё чаще важнее длины волны.
Мне глубина твоего океана всё чаще важнее длины волны.
Нам лучше быть вместе, пока нам снятся такие цветные сны.
Мне глубина твоего океана всё чаще важнее длины волны.
Облака этим летом, пожалуй, будут особенно хороши.
Облака этим летом, пожалуй, будут особенно хороши.
Не обещай мне, что будет как прежде. Не обещай мне, что всё решим,
Но облака этим летом, пожалуй, будут особенно хороши.
Сансара – Облака
Вот и подошла к завершению одна из сюжетных линий фф. Она имеет, на мой взгляд, логическое завершение. НО у меня будет к Вам вопрос, уважаемые, и любимые мои читатели.
...
Проду?
====== Вместе навсегда. Эпилог второй. ======
Уважаемые читатели! Прежде чем приступить к чтению главы, пожалуйста, уделите несколько минут для этих строк. Эта глава является всего лишь альтернативной версией развития событий после части «15». Она не является официальным концом фф и не будет влиять на сюжет НИКАКИМ ОБРАЗОМ. Именно поэтому я не добавляю предупреждения. Заранее предупреждаю, что глава печальная и не каждому понравится. Именно для неё и было создано голосование, в котором Вы выбирали между Дином, Касом и Дином с Касом. Так что все решилось путем голосования. Спасибо.
Приятного прочтения.
– Он не мог! Не мог так поступить!!! Дин не делал этого!!!
– Мистер Винчестер, пожалуйста, покиньте зал заседания.
Безумие струилось с обжигающей скоростью по венам, затуманивая пошатнувшееся сознание. Полупустая бутылка самого дешевого пойла покачнулась в подрагивающих пальцах мужчины. С рваным выдохом он рухнул на промятый старенький диванчик, откидывая голову назад. Перед глазами кружились в бешеном танце пестрые пятна, но мужчина лишь втянул носом тяжелый воздух, морщась от тухлого запаха.
– Хэй… – в дверном проеме ванной комнаты, или вернее её подобии, показалась тощая фигурка, и пошатываясь, она приближалась к мужчине, пока не рухнула на его колени, впиваясь пальцами в края старой футболки.
Дин хмыкнул, пробираясь ладонями под майку Каса, сжимая талию, впиваясь ногтями в бледную, влажную кожу.
– Объясни мне, Кас,– Винчестер приблизил свое лицо к лицу мужчины, заглядывая в выцветшие, почти серые глаза Новака. – Просто скажи, как мы докатились до такой жизни?
А в ответ – смех. Безумный, смех больного человека, для которого больше нет жизни. Мир которого давным давно рухнул.
– Опять смеёшься? – сознание дрогнуло и гладкая, но мутная её поверхность покрылась первыми трещинами. – Тварь!
Хлесткий удар по щеке, но Кас продолжает смеяться, будто одержимый, безумными глазами с расширенными зрачками глядя в потолок.
Дин опять замахнулся и обрушил острую пощечину на скулу Кастиэля, жадно впитывая его смех. Удары сыпались один за другим, и Новак смеялся, давясь солеными слезами, смешивая безумие с радостью; подступающий кайф с истерикой.
– Отвечай!!! ПОЧЕМУ?!– он схватил мужчину за ворот, притягивая к себе, кусая губы Кастиэля, потерявшие свою былую упругость, мягкость и неземную сладость, слизывая привкус горечи и банального человеческого отчаянья.
Ветер распахнул небольшую форточку, впуская в комнату поток прохладного воздуха, но тот потерялся в осевшем тут густом тумане человеческих страхов. Отзвуки смеха Кастиэля улетели в окно, и каждый, до кого они долетали, вздрагивали, ежась от ощущения боли и безразличия, от тяжелой ноши существования.
– Обдолбыш… – рыкнул Дин, сбрасывая с колен тело Новака, резко поднимаясь и спотыкаясь едва слушающимися его ногами об лежащего мужчину.
Тот хихикнул. Но уже не так безумно.
– Будто ты не такой… – тихий шепот донесся до слуха Винчестера, и он проследил за взглядом улыбающегося, как сумасшедший, дикий маньяк, Кастиэля. Тот смотрел прямо на лежащий рядом с диваном использованный шприц.
Дин замирает и смотрит нечитаемым, холодным взглядом вперед. На корчащегося, похудевшего, и едва ли живого возлюбленного; на множество пустых бутылок, которые стоят на каждом шагу; оглядывается назад и смотрит на дверь ванной, в которой все еще горит свет, и Дин знает, что увидит там лезвие для деления порошка, которое Кас обычно прячет между пачками обезболивающего; а потом вновь глядит на подрагивающего Новака, и чувствует лишь отвратительную жалость к мужчине, за то, что не выдержал, к себе, за слабость, что поддался искушению, не смог вытянуть любимого.
– Зато мы вместе, Дин... Одинаковые...
– Да что же с вами произошло?! Почему, как только вы помирились это началось?
– Не начинай…
– Дин, мы можем помочь вам с Касом. – Сэм потер переносицу. – Поговори с Бенни, скажи, что передумал, и будешь участвовать в записи альбома. Вам нужны деньги, тебе нужен стимул тянуться вверх. Ради вас обоих! У Джессики есть знакомый в клинике, вы сходите к нему, если надо, мы оплатим вам все лечение!
– Я так понимаю, в долг ты не дашь?
– Дин…
– Прощай, Сэмми.
– Дин!!!
Дин ничего не видел, когда опускал тело Кастиэля в ванну, только ощущал редкое биение сердца Новака, чувствовал под пальцами прохладную кожу. Того мелко трясло, но он улыбался, как-то странно, пьяняще, нездорОво. Так, что коленки подкашивались, и в груди что-то колотилось отчаянно, давя на грудную клетку тяжелым грузом вины и отвращения к себе, к мужчине, к противной жизни, к судьбе, которая сплела их пути черными тонкими нитями. Он, сам не зная зачем, включает горячую воду, наполняя ею ванну, и ждет. Смотрит, как вода прикрывает тело его хипстера, как черные, засаленные волосы движутся на колышущейся поверхности. С детским восторгом наблюдает за поднимающимся паром и протягивает руку вперед, пытаясь поймать невесомость.
Рука падает вниз, в обжигающий кипяток, тут же находя ладонь своего хипстера, сжимая её.
– Теплый… – радостно шепчет Дин, сверкая безумными зелеными глазами, яркая радужка которых теперь навсегда скрыта серой пеленой.
Он сидит на коленях перед ванной, не чувствуя боли, продолжая сжимать ладонь Кастиэля всю ночь. Иногда он тянется вперед, целуя губы, не получая ответа; запускает дрожащие пальцы в мокрые волосы мужчины, перебирая их; шепчет какие-то глупости, рассказывая небылицы. Он наслаждается теплом тела Кастиэля, а когда оно начинает остывать – вновь наполняет ванну горячей водой и опять. Поцелуи, сбивчивый шепот, признания в любви, соленые слезы, нежелание признать реальность; одиноко лежащий в соседней комнате использованный последний шприц Новака; и распустившийся бутон необычного цветка тускло-зеленого цвета.
– Не отпущу тебя, детка… Никогда… – он улыбается, нежно проводя кончиками пальцев по острой скуле мужчины.
Его хипстер так прекрасен сейчас…
– Суд признал Дина Винчестера, дата рождения 24 января 1994 года, Лоуренс, не виновным в убийстве Кастиэля Новака дата рождения 20 августа 1994 года, Лоуренс.
Родственники погибшего шумят, не согласные с приговором, только один Дин молчит, глядя вниз. Бледные, худые пальцы сжимают вайфаеры в черной оправе. Те самые, с которыми никогда не расставался Новак.
– Вместе, малыш… Ты рядом…
Стрелки на часах словно замерли. Или же это часы давно уже не ходят. Время остановилось в крохотной комнатушке, потеряв свой смысл с исчезновением одного из её обитателей.
Руки дрожат, но глаза сухие, он понимает лишь одно – он безумец. Безумен в своей любви; в своей отчаянной вере; в обещаниях, в клятвах, сказанных много лет назад. И не найти покоя, пока сердце нервно бьется, пока разум твердит о неправильности случившегося. Пока душе неспокойно, пока она воет, пугливо, прячась от всего, что напоминало бы о нем. Пока сам Дин не будет с надеждой оборачиваться назад. На любой шум. И видеть лишь пустоты и отголоски прошлой жизни.
– Так, есть какие-либо вопросы? – спросил Новак, отстраняясь от стола, делая шаг к классу.
На минуту повисла тишина, но вскоре обладатель тех самых зеленых глаз встал со своего места, опираясь руками о парту.
– У меня, мистер Новак. Вы считаете, что небосвод – воплощение прекрасного?
Кастиэль нахмурился, с непониманием глядя на парня, который был старше учеников лет на восемь.
– Конечно… – ответил он, облизывая губы. – Тогда почему вы каждую ночь отрицаете тот факт, что ваши глаза, мистер Новак, самое прекрасное на свете? Они же как такой любимый вами небосвод.
Нельзя жить как прежде, видя в каждом прохожем возлюбленного и с больным отчаяньем искать его в подворотнях, как раньше. Нельзя видеть в небе глаза человека, который был для тебя тем самым небом. Вселенной. Но эта неправильность кажется такой необходимой, нужной, чем-то вроде спасательной шлюпки. Только Дин не может плыть один.
– Я просто хочу быть рядом с тобой, детка. Всегда. А как, где – это уже мелочи.
Он распахивает окно и смотрит на звезды. Они кажутся такими далекими, но до боли родными, и Дин верит, что где-то там есть Кас. Его милый, любимый хипстер. И он будет задорно ему улыбаться, трепать по волосам, так же смешно ворчать по мелочам. Его вредный хипстер.
Он знает, что нельзя так жить. Но можно сдержать обещание…
Отбросив лезвие в сторону, Дин смотрит на белую дорожку, даже в пьяном состоянии понимая величину дозы.
Но звезды… Они такие манящие…
– Деревья, Кас! – засмеялся он. – Слушай, я пойду по звездам! Да!!! Они приведут меня к тебе!
– Дин! – Я иду, Кас!!!
Мужчина шел между каменными плитами, ловко огибая их, ища глазами нужное надгробие. Его легко найти – оно укрыто венками и черными лентами. Остановившись напротив них, он прикрыл глаза и глубоко вздохнул, прежде чем прочесть: «Кастиэль Новак (20.08.1994-24.10.2023) и Дин Винчестер (24.01.1994-20.11.2023). У нас с тобой вечность на двоих».
Он оглянулся, заметив вдалеке стоящего под деревом высокого парня и светленькую девушку, сжимающую его руку. Вздохнув, мужчина положил две розы на могилу, прикусив губу, сдерживая слезы.
– Зато ты обрел счастье, Кастиэль…
Прикрыв глаза, Бальтазар наклонился вперед, касаясь пальцами холодного камня.
– Ты был хорошим парнем, Дин…
– Я обещаю, Кастиэль Новак, что всегда буду с тобой. Что никогда не брошу и не уйду от тебя. Буду защищать до самой смерти. Мы будем вместе. Всегда. Клянусь.
И Кастиэль ему поверил. Он всегда верит своему панку. – Как Сид и Нэнси? – улыбнулся Кастиэль и в его глазах появились чертики. – Глупышка... – шепнул Дин, наваливаясь сверху на Новака и затягивая его в сладкий, головокружительный поцелуй.
====== Бонус ======
От автора. Простите меня, котики...
7,5 лет назад
– Тише-тише, спит малыш, – хмыкнул Дин, тут же застонав, почувствовав мягкие губы на своей шее.
– Наличие ребенка не помешало тебе сделать ЭТО…
Кастиэль перестал обращать внимания на какие-либо слова своего мужа, еще двадцать минут назад, когда увидел… Увидел. Его тогда мелко трясло, руки сжались в кулаки и костяшки побелели. Эмоции грозились вылиться в нечто неприятное для всех, но Новак успел вовремя себя остановить. Возможно, Дин именно этого и добивался.
Чертов засранец.
От этой мысли, мужчина с еще большей страстью принялся кусать-вылизывать шею любовника, проводя горячим, влажным языком по нежной коже, прикусывая пульсирующую жилку.
В спальне было темно, но свет им был не нужен – они знали друг друга наизусть. Движения, выработанные годами, но которые не будут вызывать отвращения и чувства старины даже через века. Ведь каждый раз, как новый. Вновь и вновь они окунались в океан чувств, купаясь в пестром калейдоскопе эмоций. Им не было противно то, что они наперед знают что будет в следующую секунду, что скажет один из них; какой улыбкой он наградит собеседника; какой чувствительной точки на теле партнера коснется. Это великая наука – уметь получать наслаждение от такой близости, от той связи, крепче которой, кажется, просто и не может существовать не только на Земле, но и за её пространством. Великая наука – любить. Ведь не каждый может позволить себе опустить все барьеры, приоткрыв врата в неприступную ранее крепость – в свою душу. А потом отдать сердце и себя этому человеку, позволив кудеснице-жизни сплести ваши судьбы воедино.
Тихий рык Новака отрезвил Дина, и он впился ногтями в спину мужчины, приподнимая голову.
– Кас… Эй… Тише, тигр… Может… О-ооох… Детка… – вновь рухнув на подушку, он наконец расслабился, признавая своё поражение.
Но мужчина не закрывал глаза. Он впился взглядом в горящие чем-то нечеловеческим глаза своего тихого хипстера, не зная пугаться или радоваться этой неожиданной перемене в любимом. Что-то новое, ранее неизведанное им сейчас присутствовало в Кастиэле, что двигало им, побуждало грубо сжимать голые бедра Дина, впиваясь пальцами в них; кусать шею, оставляя багровые отметины.
– Ах! – воскликнул Дин, выгибаясь в спине, как только Кас оставил покрасневшую шею, сжав губами горошину соска.
Он не узнавал себя. Было непривычно расслабляться в руках Новака, ведь тот редко когда вел, предпочитая отдаваться самомУ сильному и властному Дину, раскрываясь перед ним. Но сейчас, тихо поскуливая, подрагивая всем телом от настойчивых и влажных ласк, Дин не мог отрицать того, что ему хорошо. Кастиэль был уверен в себе, наконец-то показывая своё истинное лицо в постели, что случалось крайне редко. Он указывал Дину путь к удовольствию, своими движениями прокладывая узкую тропу.
Мужчина скользнул по кровати вниз, устраиваясь поудобнее между ног Винчестера. Положив руки на его грудь, сжав пальцами соски, покручивая их, он юркнул языком в пупок Дина, а потом вверх, проводя длинную, влажную дорожку по его животу.
От таких редких в последнее время ласк мужа Дина уже трясло, а сознание заволокла дымка похоти и желания. Ди было шесть месяцев и он часто просыпался, остро реагируя на любые звуки.
– Расскажи мне, – Кастиэль остановился, подтянувшись на руках, так, чтобы практически лежать на Дине, и уткнулся подбородком ему в грудь. – Расскажи, как хочешь, Дин.
Он переместил руку на член мужа, лениво проводя кулаком по напряженной плоти.
– Ох, Кас… – в глазах потемнело. Что-то натянулось в груди тонкой струной, что-то так желавшее лопнуть. – Просто трахни меня…
– Как именно? – он склонил голову на бок, легко лизнув розовый, твердый сосок мужчины.
– Хочу видеть твои глаза, – облизнув губы, выдохнул Дин. – Что бы ты закинул мои ноги себе на плечи и резко, быстро входил в меня, по самые яйца, Кас. Ох… Хочу глубоко и…
– Больно? – усмехнулся Новак, приподнимая брови.
– Просто представь, что ты Оззи, а я твой голубь…
Кас издал какой-то непонятный звук, роняя голову на грудь мужа.
– Мне кажется, в данной ситуации это не самое лучшее сравнение… Но ладно, продолжай…
Он ласково обвел пальцем набухшую красную головку, поглаживая чувствительную дырочку, играясь с яичками, перекатывая их в руке. Дина мелко трясло от возбуждения, от мучительно медленных, практически невесомых ласк.
– Господи, детка!– его подбросило на кровати, стоило Кастиэлю провести кулаком по всему члену несколько раз, и он тут же толкнул мужа в грудь, откидывая его на спину, седлая сверху. – Не заставляй меня говорить что у кого есть, размахивая флагом. Давай сделаем это быстро!*
Его губы накрыли губы Новака, сминая их в жарком, страстном поцелуе. Юркий язык тут же проскользнул в жар рта, принявшись вылизывать его, иногда отвлекаясь на губы, посасывая их.
Дин был приятной тяжестью, и Касу доставляло только удовольствие придерживать возбужденного супруга за бедра, проводя руками по бокам, очерчивая кубики пресса и татуировки на теле мужчины.
Приглушенный стон заставил Новака открыть глаза и тут же замереть, при этом случайно прикусив губу Дина. Винчестер целовал его, зажмурив глаза, заведя руку за спину, двигая ей, и не надо было быть гением, чтобы догадаться чем занимается Дин. Капельки пота скопились на его лбу, ресницы легко подрагивали при каждом движении руки мужчины. Он растягивал себя порывисто, торопясь, то ли приближая себя к развязке, то ли подготавливаясь принять член Кастиэля в себя.
Подкинув бедра, Новак потерся пахом о пах Винчестера, отрываясь от сладких губ.
Его переполнял целый вихрь эмоций: страсть, любовь, ярость, возбуждение… Хотелось обладать Дином, в сотый раз поставить на нем свою метку, длина которой – вечность. Метку, обновлять которую он не перестанет каждый день. Ведь что может быть прекрасней уверенности в любимом человеке, в его доверии. А Дин доверяет. Это читается в том, как он прогибается, как доверчиво льнет к Новаку, как приподнимается на коленях, обхватив член Каса, направляя его в свою жадную, растянутую дырочку, как одним движением насаживается до конца, как морщится от боли. Но не кричит. Пережидает неприятные ощущения, и Кастиэль не мешает ему, позволяя любимому действовать самому, чувствовать этот пестрый калейдоскоп, эту обжигающую лаву в груди самому.
Перед глазами звезды. Их много, и они обжигают своим светом, подводя к границе между якобы сном и явью. Граница удовольствия, перешагнув которую – взорвешься.
Кастиэль жадно водит руками по торсу Дина, но не выдерживает и хватает его за плечи, потянув на себя. Обнимает, крепко-крепко, прижимая к груди, защищая от всего мира, ощущая тяжелое дыхания мужчины.
Его панк так не похож на себя сейчас.
Раскрасневшийся. Беззащитный. Просящий. Жаждущий.
И Новак не в силах отказать ему; не в силах не дать того, в чем тот нуждается.
Толчок. Он подкидывает бедра, входя настолько глубоко, насколько позволяет поза, обнимая Дина за спину, покрывая легкими поцелуями-бабочками участок кожи, до которого дотягивается. Дин тихо скулит, но с каждой секундой это больше походит на дикий вой взбесившегося животного.
Это так.
Дин сейчас безумен. Кастиэль это знает, даже не глядя в глаза Винчестеру. Если бы тот не стеснялся такого откровения, такой открытости, то он смотрел бы дикими, горящими зелеными глазами в синие, бушующие подобно океану, глаза Кастиэля, впитывая в себя каждую эмоцию, проплывающую в них, подобно паруснику.
В комнате становится жарче; звезды ближе.
Толчок за толчком. Они качаются, как на волнах, сплетаясь в одном танце любви. Дин сжимает бедра Каса ногами, обхватив руками мужчину за плечи, рвано выдыхая при каждом глубоком толчке, издавая приглушенное «аа-ах», как только головка члена проезжается по простате. Кастиэль крепко держит своего панка, надавливая на спину, прижимая к себе, устроив одну руку на его пояснице. Пальцы ног сминают простыни, пока он приподнимает таз, толкаясь в Дина.
В голове вата. Он не может думать. Только ощущать жар внутри любимого, чувствовать, как сжимаются мышцы, как…
Он резко хватает Дина за длинные патлы, оттягивая голову Винчестера назад. От неожиданности тот вскрикивает, но это оказывается последним элементом в их выступлении. Широко распахнув глаза, Дин дергается в руках Каса, который ослабляет хватку, кончая на живот Новака.
Тишина.
Кас чувствует, как сжимаются мышцы вокруг его члена, как становится тесно, и он прикрывает глаза как раз когда падает звезда. Яркая вспышка ослепляет его, даря бесконечные секунды волшебного кайфа и раньше бы – полет в небеса. Только сейчас крылья на его спине скованы прочной цепью…
Они лежат в темноте еще некоторое время, пока Кас не ложится на бок, так, чтобы видеть лицо разомлевшего, нахально улыбающегося панка.
– Надеюсь, теперь ты срежешь дреды.
И Винчестер смеется, проводя рукой по синим дредам, морщась с непривычки.
– Согласись, оно того стоило!
