Текст книги "Такие разные...(СИ)"
Автор книги: Flake
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Дин говорил не отводя взгляда от шокированного Кастиэля, и когда закончил, то тут же начал играть песню, которую Новак тут же узнал…
Песня, которая стояла у Кастиэля на звонок Дина. Мелодия, которую скрывал Новак от Винчестера. До сегодняшнего дня.
Песня, которая еще прозвучит в их жизни не раз…
– When I wake up well I know I’m gonna be
I’m gonna be the man who wakes up next to you
When I go out yeah I know I’m gonna be
I’m gonna be the man who goes along with you
If I get drunk well I know I’m gonna be
I’m gonna be the man who gets drunk next to you
And if I haver yeah I know I’m gonna be
I’m gonna be the man who’s havering to you
But I would walk 500 miles
And I would walk 500 more
Just to be the man who walked a 1000 miles
To fall down at your door.
Дин пел, глядя в любимые синие глаза, не жалея о своих словах. Он знал, он верил, что они всегда будут вместе. Ничто не разлучит их, никто не встанет на пути к их счастью. Они пройдут все беды держась за руки, и предстанут вдвоем перед ярким закатом умирающего солнца. И Они всегда будут возвращаться друг к другу, что бы не случилось. Ведь они – такие разные, но такие любимые друг другом.
Винчестер сглотнул, глядя на слабо улыбающегося парня – тот никак не мог поверить в происходящее.
– When I’m working yes I know I’m gonna be
I’m gonna be the man who’s working hard for you
And when the money comes in for the work I do
I’ll pass almost every penny on to you
When I come home oh I know I’m gonna be
I’m gonna be the man who comes back home to you
And if I grow old well I know I’m gonna be
I’m gonna be the man who’s growing old with you
But I would walk 500 miles
And I would walk 500 more
Just to be the man who walked a 1000 miles
To fall down at your door.
Весь бар молчал, вслушиваясь в мелодию, не смея прервать её своим голосом, потревожить интимность момента. Даже Джо перестала строить глазки Дину, обреченно уставившись взглядом на сцену.
А Кастиэль сидел, сжав пальцами спинку стула, глядя в самые прекрасные глаза на свете. Глядя на свое персональное чудо, на свой любимый сгусток сумасшедших идей и несогласий.
– When I’m lonely well I know I’m gonna be
I’m gonna be the man who’s lonely without you
And when I’m dreaming well I know I’m gonna dream
I’m gonna dream about the time when I’m with you
When I go out well I know I’m gonna be
I’m gonna be the man who goes along with you
And when I come home yes I know I’m gonna be
I’m gonna be the man who comes back home to you
I’m gonna be the man who’s coming home to you
But I would walk 500 miles
And I would walk 500 more
Just to be the man who walked a 1000 miles
To fall down at your door.
Дин отошел от микрофона, слушая тишину, в которой он услышал тихий, но такой ясный шепот «Люблю тебя, Дин…».
– Я СНЯЛ!!! Я СНЯЛ!!! Черт, это будет просто шедевр!!! – Эш не находил себе места после концерта, пока ребята складывали инструменты. – Черт, вы такие горячие!
Кас улыбнулся, обнимая Дина, целуя в щеку, потираясь носом о нос панка. Его ирокез лежал мокрыми прядями на голове, а концертная черная футболка была заменена на белый легкий свитер Каса с оленями. Шея же была перевязана красным шарфом, несмотря на теплую погоду – Кастиэль хмуро посмотрел на Дина, протягивая тому шарф.
– И даже совсем не страшно... – восторженно прошептал Бенни Джо, которая внимательно слушала вокалиста, оставшись после выступления, якобы помочь ребятам.
Анна хмыкнула, и, поправив свою челку, открутила тарелочку, положив её в чехол. Она старалась делать все аккуратно, что бы не сломать еще один ноготь.
– Ты был прекрасен, – прошептал Кастиэль на ухо Дину, щипая сосок через свитер, потягивая за металлическое колечко пирсинга.
– Знаю, – усмехнулся Винчестер, разворачивая парня к себе спиной, целуя в шею. – А мне что-то будет за это?
Новак рассмеялся, подставляя шею под нежные поцелую любимого. Чувства бурлили в нем, переполняя. Казалось, что вся любовь сейчас выплеснется из него…
– Конечно, мой храбрый волшебник, – парень прикрыл глаза, кладя руки на руки Дина, которые поглаживали талию парня.
– Знаешь, не волшебник выбирает палочку, а, – Дин прикусил мочку Новака и толкнулся бедрами вперед, потеревшись пахом о ягодицы парня,– палочка выбирает волшебника.
Кас охнул, подаваясь бедрами назад, забывая обо всем.
– Я ТОЧНО ВЫПУЩУ СКОРО ПОРНО!! – заорал Эш, направляя камеру на двух влюбленных парней.
Песня The Proclaimers – I’m Gonna Be
====== 14 ======
Ветер кружил белые хлопья за окном, взметая их вверх, заставляя сверкающие пушинки биться о безликое стекло больничных окон.
Декабрь.
Холодный, обжигающий своим безразличием месяц. Для Дина он, как и те несколько «до», слился в один сгусток серых дней. Трудно жить без своего смысла, но можно существовать, забывая на короткие мгновения, что все исчезло из-за своей же глупости. Все просто и банально. Нет никакой их личной жизни, их свободы и индивидуального мира. Их жизнь была похожа на сотни-тысячи-миллионы других жизней. Чужих жизней. Та же рутина, те же заботы, те же разговоры, да даже ссоры, и те обыденные, не было никакой изюминки, чего-то особенного ни в отношениях, ни в…. Ни в чем.
Когда Дин был младше, когда он был подростком с сумасшедшим безумием в голове, он поклялся в двух вещах: не бросит Каса; не потонет в болоте серых жизненных проблем. Но мы не всегда в силах предугадать свою судьбу. Не мы тасуем колоду, раскладывая карты полукругом на столе, едва касаясь их пальцами, предсказывая будущее. Не в наших силах повернуть колесо в другую сторону, пустив жизнь течь в другом направлении. Но мы можем исправить все. Можем найти в себе остатки сил, и, поднявшись с колен, взглянуть на серое, затянутое тучами, небо. И поклясться, что солнце еще выглянет и осветит эту планету…
Дин сжимал ладонь Кастиэля, сидя перед больничной кроватью, вглядываясь в бледное лицо напротив. Мужчина мерно дышал, его грудь вздымалась и опускалась в одном ритме.
Какой же он сейчас был родной, любимый… Черная лохматая макушка, закрытые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, приоткрытые пухлые губы. Такой любимый, но такой глупый…
Вздохнув, Дин пересел на кровать мужчины, убирая прядку с его лба, задерживая пальцы на лице Новака. Он делал все тихо, аккуратно, чтобы Кастиэль не проснулся. Врачи дали ему какие-то таблетки, после чего Кастиэль провалился в сон, накрытый несколькими теплыми одеялами.
Когда Дину позвонили – ему никто не объяснил ничего, и он добирался до больницы, мучаемый разными предположениями, от которых сердце сжималось, а разум не позволял поверить хоть в одно, ища в этом лазейку, небольшую дверцы с надпись «выход». Хотелось верить, что все ложь…
Мужчина винил себя во всем. В том, что не сдержал обещания, что не выдержал, что ушел, что не пришел вчера…
А Кастиэль ведь был на их месте. Ждал.
Он верил в то, что Дин появится. Кастиэль…. Его глупый Кастиэль… Он всегда верил в Винчестера, даже когда это было бессмысленно, но он продолжал верить, уверенно улыбаясь, сжимая руку возлюбленного. Но Дин так не мог. Все, что ему было подвластно – отталкивать. Терять все, что дорого.
Его упрямство сильно так же, как и вера Новака.
Их натуры сыграли с обоими мужчинами злую шутку… Один – закрывшись в себе, не желая разговаривать, бросил нажитое, бросил свою жизнь, трусливо убежав, поджав хвост. Второй – свято веруя в любовь, ждал, как верный пес, любимого человека. Ждал, даже когда перестал чувствовать свои пальцы. Ждал, даже когда глаза закрылись, и ресницы тут же покрылись белыми снежинками. Ждал, даже когда уснул, не выдержал удушающего холода.
Врачи сказали, что мужчине повезло – его нашли недостаточно поздно, тут же позвонив в больницу. Когда же парня доставили к ним, доктор решил связаться с женой больного, но когда достал мобильный телефон мужчины, он тут же понял по нескольким десяткам исходящих звонков и отправленных сообщений одному и тому же контакту, что нет никакой жены, а есть только Дин.
Винчестер вздохнул, глядя на любимое лицо.
Возможно, Кастиэль глуп, но и сам Дин не отличается умом. Они оба глупцы, потерявшие себя. Только Кастиэль пытается сохранить огонек юности, а Дин давно распрощался со своей натурой, насильно поставив на ней крест.
Но не сейчас. Судьба, карты, колесо… К черту метафоры! Они никчемны, они – бесполезный набор букв. Дин печально улыбнулся, сжимая ладонь Новака. Вот что происходит, если расстаешься со своим любимым. Вот что…
Неожиданно телефон Дина зазвонил, и тот хотел было отключить его, но увидев имя абонента, поспешил встать с кровати Кастиэля, выйдя в коридор.
– Бенни?! Какими судьбами, брат?? Хах, ну ты даешь! Да, у меня тоже… Кас? Хм… Бывало и лучше… Ты прав, не расскажу. Ты по делу, или… Что?! Серьезно??? Ууууууух, я даже не знаю, что и сказать, у меня тут… – мужчина осекся, глядя на дверь палаты. – Я вряд ли смогу, Бенни. Ты уверен, что обязательно именно сейчас? Да? Ох… Ненадолго, говоришь? Хорошо, жди меня.
Положив телефон в карман, Дин не стал заходить в палату к мужчине, только лишь уткнулся лбом в стену. В груди все сжималось от какого-то странного предвкушения или предчувствия, которое он не мог охарактеризовать.
Неожиданно в голове возникла мысль, что это не его жизнь, не его история. Сон. Да, какой-то странный сон. Он сейчас проснется в объятиях своего хипстера, улыбнется, поцелует его в губы, и спрячется под одеялом. Его история – это не больницы и Кастиэль в палате. Нет. Нет…
Его история – то, что ждет его впереди. Его история – улыбающийся Кастиэль.
Открыв дверь в палату, Дин взглянул на Кастиэля, борясь с желанием, зайти внутрь и вновь взять Кастиэля за руку, никуда не уезжая. Но… Он должен. Ради своей истории. Ради их истории и будущего.
Закрыв дверь, Дин быстрым шагом вышел из больницы, отгоняя ужасные мысли.
Конечно, он не мог видеть того, как дрожали ресницы Кастиэля. Как тот, стоило только двери закрыться, распахнул глаза, отчужденно глядя вперед.
Его накрыла волна безысходности, и… И больше ничего. Ни боли, ни сожаления. Одна лишь пустота. Тишина…
Новак зажмурился, сглатывая. Горло саднило, и это он ощущал…
Дин ушел. Опять. Снова. Не попрощавшись. Он был здесь, но не остался…
– Зачем ты приходил тогда, Дин? – одними губами прошептал Кастиэль, прикрывая глаза.
Видимо, пришло время признать, что он устал. Устал верить, ждать… Надеяться. Вода смыла его песчаный замок, стерла с лица земли, и только добрый волшебник сможет восстановить его. Но все ведь знают, что добрых волшебников не существует. Правда?
Он с трудом поднял руку, и очертил дрожащими пальцами силуэт Дина, на месте, где он сидел.
Не ты ли, Дин, обещал быть всегда рядом? Не ты ли обещал, что у тебя не будет своей истории. Только Ваша история, с улыбками и слезами на глазах. Не ты ли, Дин?
Кастиэль тяжело вздохнул.
Всегда больно терять веру. Но она утонула в бушующем океане, погибла в кричащих волнах, разбившись о них, напоследок сверкнув зелеными глазами-лепестками.
====== 15 ======
Спасибо девочке-хипстеру Марии за то, что разъяснила мне их идеологию. Так же спасибо Бену. Милый, без тебя эта глава бы превратилась в кое-что неприличное.
Спустя несколько недель.
Отставив пустую бутылку в сторону, Дин тяжело вздохнул, вертя в руках контракт на запись альбома, в который раз задаваясь вопросом: что он сделал не так. Почему звезды на его небе погасли окончательно? Скорее всего Дин не оправдал их надежд… Не смог грамотно использовать второй шанс, не сумел сделать правильный выбор.
Быть может, это его судьба – терять доверие близких людей?
Дин взглянул на лежавшую рядом гитару. Она тускло блестела изящными изгибами в полумраке комнаты, и Дин вдруг вспомнил родителей. Восстановил в памяти разрозненные кусочки чего-то очень важного: непоколебимо-холодный голос отца, когда он несколько месяцев назад сказал, что не собирается больше работать в фирме; серый, почти лишенный жизни тон матери. Казалось, что они забыли о возрасте сына, забыли о том, что у него не было детства, не было родительской любви.
Ради них он тратил время после школы на любую мелкую работенку, попадавшуюся под руку; ради них он поступил на юридический… И теперь, получается, что ради них он разрушил свою жизнь… Все это случилось из-за того, что он шел наперекор своей судьбе: примерял чужие маски, пытался влезть в чужую шкуру, сыграть чужую роль…
Мысли текли плавным тягучим потоком, пока в помутненном от количества выпитого сознании не вспыхнула, подобно снопу искр, столь пугающая в своей простоте мысль.
Кастиэль.
Они ведь хотели поступить в один институт, на один факультет, а получилось, что учились они в разных штатах, и виделись только по праздникам. Но что это были за встречи…
Интересно, как бы изменилась их жизнь, если бы Дин не последовал указаниям семьи? Если бы он не ломал себя, отбросил бы в сторону все «надо обществу» и вгляделся повнимательнее в свое «нужно мне»? Быть может, не было бы сейчас этого волчьего удела – одиночества. Быть может, он был бы хоть немного счастливей…
Но сейчас нет смысла гадать, мечтать и думать о том, как все могло быть прекрасно. Надо лишь смириться, и признать, что такова судьба – существовать в жалком одиночестве и становиться внутренне похожим на тех, кого ты искренне стремился превзойти всю жизнь. Но не таков ли удел всех панков? С их бушующим нравом, сверкающими глазами и большим, широким сердцем? Ведь не каждый может примириться с таким человеком рядом, не каждый может следовать за хаотичным нравом, сумасшедшим ураганом пестрых эмоций. Но только ведь Кастиэль, вечный хипстер, сгусток таких странных противоречий и вкусов, мог быть рядом, поддерживать, любить…
Не выдержав воспоминаний, Дин тяжело опустил голову на руки. Как же хотелось, что бы это было время учебы, время ожидания встречи с ним… Еще немного, еще чуть-чуть и они встретятся, обнимут друг друга, посмотрят в глаза, и время вокруг них остановится…
Панк и хипстер. Такие разные в привычном понимании, но такие одинаковые в душе. Переплетенные плотными нитями судьбы, которые не так уж просто порвать. У них у каждого своя свобода, свои правила, своя анархия, которая так схожа, которая, подобно паззлам, дополняет друг друга, создавая счастливую, яркую картину.
Но только, помимо картин, желаний и воспоминаний, существует поражающая своей мертвенной серостью и шаткой широтой реальность. Место для всех нас. Место для него. Место для Дина. Место, где есть только светлая ночь, подружка гитара, бутылка и еще теплые руины бывших больших надежд.
Глядя на падающий снег за окном, Кастиэль думал, что не может быть хуже, чем несколько месяцев назад, когда Он ушел.
Ушел в первый раз.
Когда от острой боли сердце замирало, и сомневалось, что сможет сделать удар в следующую секунду; когда в груди не хватало места; когда голова раскалывалась после невыплаканных слез, пугая своей пустотой.
Но нет. Этому не суждено было сбыться. Сейчас Кастиэль не чувствовал ничего, и это было самым страшным.
Он… Неужели у него нет фантазии? Почему его поступки похожи как два одинаковых фотоснимка? Как два близнеца?
Без слов, без эмоций, без каких-либо жестов, он вновь оставил его, подарив ему на миг крохотную крупицу надежды, которая тут же растаяла, подобно снежинке.
Кастиэль не мог даже найти в себе сил на то, что бы назвать мужчину по имени. Только безликое «он». Будто от этого было лучше, но он питал надежду, что в этом и кроется ключ к спасению, живительный нектар, так нужный сейчас.
За все это время, Новак никак не смог осмыслить произошедшее. Он взял больничный и в школе, и в институте, отключил телефон, не отвечал на звонки, не открывал дверь – как мог воздвигал непробиваемую стену между собой и целым миром, не подозревая, что она уже окружала его. Пустота и одиночество – вот верные друзья. Не предадут, не бросят.
И не вытянут.
Ведь Он ушел сразу, как только ему позвонили… Кто? Быть может, за это время он нашел кого-то? Скорее всего…
Вопросы. Сколько догадок, сколько терзаний, бессмысленных вопросов. И, как назло, ни одного ответа. Хочется включить телефон, набрать его номер – выбить хоть один кирпичик в этой глухой стене страха и мучений – и задать один лишь вопрос: «Почему?...». Но нет сил.
Из-за угла соседнего дома показались двое, и Кас на мгновение замер. Девушка улыбаясь, шла рядом с парнем, смеялась над его шутками, ласково смотрела на него, но не это поразило Новака. У парня не было рук – рукава куртки болтались пуховыми тряпочками внизу, но только сам он не чувствовал никакого дискомфорта… Он с бесконечной любовью в глазах смотрел на девушку, иногда подавался вбок, целуя её в щеку, а та опускала глаза вниз, смущаясь. Смеясь, они скрылись из виду, но оставили после себя странный осадок в груди Кастиэля.
Ведь он любил этого придурка, с его заморочками, недостатками. И любит до сих пор, сколько бы он не обманывал самого себя.
Он прикрыл глаза, вспоминая. Ведь Новак думал, что Он вернется, влетит в палату с сумасшедшей улыбкой на обмороженных губах. Но его не было ни на следующий день, ни через два, ни через три. Быть может, дело в скользких дорогах… Но Кас не верил в это, ближе была мысль об измене, и мужчина сам не мог понять, почему думает именно так… Быть может, хочет верить в то, что Дин нашел счастливую жизнь, а не заснеженную ледяную могилу рядом со знаком об ограничении скорости…
Глаза округлились, и рука замерла.
А вдруг это правда?! Вдруг Он ехал к нему, и машину занесло? Вдруг Он лежит в больнице, и с жизнью его соединяют только трубки приборов, и рядом никого кроме безжизненных машин и серых лиц врачей?
А он, Кас, сидит все это время здесь, и жалеет себя!!!
Все случилось на автомате, не задумываясь. Им двигала тревога, сумасшедшая, пульсирующая в голове тревожная мысль. Одним движением он выудил из груды белья телефон, и минуты ожидания пока он включался показались мужчине вечностью.
Несколько десятков пропущенных от…
Сердце Каса замерло и дрожащими руками он набрал номер.
Гудок.
Гудок.
Сердце на секунду замирает, но на том конце провода поднимают трубку и раздается до глупой улыбки знакомый голос, с непривычной хрипотцой и слегка пьяным выговором.
И Новак, прикрыв глаза, улыбается, ему хочется смеяться, истерично, безудержно. От своей глупости, от былого страха, но самое главное – от облегчения. И одно слово, заставляющее забыть навсегда щемящую боль в груди, срывается с его губ:
– Дин…
Эй, возьми мои мокрые спички
Мою холодную воду Мои дурные привычки Больную свободу Эй, зачем мы лезем из кожи В ней довольно удобно А мы с тобою похожи И вроде бы оба свободны*
*АнимациЯ – Спички
====== 16′ ======
Город шумел. Повсюду пестрели какие-то вывески, гремели хлопушки. Свет от праздничных фонарей, салюта, освещал улицы в красно-рыжий цвет, выделяя их в темноте ночи. Недавно прошедший дождь не портил атмосферу, его аромат до сих пор витал в воздухе. Многочисленные огни находили свое отражение в небольших лужах и подмигивали друг другу, радуясь празднику. Множество людей шли по узким улочкам, распевая песни и размахивая яркими флагами. Кто-то хлопал в ладоши и подпевал им, высунувшись из окон своих квартир. Кто-то пытался уснуть, спрятав голову под подушкой. Какой сон? Вспышки огней взрывались в небе, пугая прохожих. Среди этой шумной, пестрой толпы шли двое, ничем не примечательные, разве что яркие огни изредка освещали их переплетенные пальцы. Один – высокий, спортивного телосложения. На его крепких, мощных руках виднелись выступающие вены, которые длинными нитями тянулись вверх и терялись под закатанными рукавами кожаной куртки, глубокого фиолетового цвета. Его темно-русые волосы были взъерошены и уложены в ирокез. И на этих налакированных прядях игрались красные отблески фонарей. В сверкающих глазах приглушенно-зеленого оттенка отражались яркие искры, сверкающие вдали, на которые мужчина восторженно смотрел, широко улыбаясь. Второй, чуть пониже его, с взволнованными, широко раскрытыми глазами и растрепанными, торчавшими во все стороны, темно-каштановыми волосами, которые в этом освещении казались бордовыми. Они держались за руки, словно боялись, что эта толпа разлучит их, сметет живой волной, и они больше не увидят друг друга. Переплетенные пальцы казались самым крепким захватом. Как только одного чуть толкали в сторону, второй крепче сжимал его руку, притягивая ближе к себе, вытаскивая из пестрой, ряженной толпы, которая желала окружить каждого. Дойдя до фонтана на центральной площади, они остановились. Он подсвечивался снизу яркими прожекторами, освещая воду в различные цвета. Радужные потоки вырывались со дна и поднимались вверх, обрызгивая каждого, кто по неосторожности подходил достаточно близко. Многие прыгали в фонтан, направляя струи друг на друга, задорно смеясь. Веселье затянуло каждого в свой волшебный омут, окружая причудливым дурманом. Мужчины остались стоять чуть дальше от фонтана, в тени раскинувшейся темным шатром липы. Один из них подошел ко второму сзади, обняв за талию и положив подбородок ему на плечо. Почувствовав родное тепло, его мерное дыхание и аромат любимого одеколона, не нарушаемый запахом ароматизированных палочек, которыми были заполнены улицы, он улыбнулся, прикрыв глаза, ближе прижавшись спиной к его груди. С каждой минутой народу на площади все прибавлялось и прибавлялось, и вскоре люди в пестрых костюмах полностью заняли пространство. Вперед вышло несколько мужчин в черных костюмах, и, как по команде, одновременно, жезлы в их руках вспыхнули огнем. Фаер-шоу началось. Откинувшись чуть-чуть назад, зная, что его крепко держат, мужчина открыл глаза, наблюдая за представлением. Огненные огоньки мелькали то там, то там, озорно подмигивая присутствующим или же кружась в бешеном танце. Эта картина завораживала, и он даже не сразу понял, что его больше не обнимают. – Дин?... Он завертел головой, но мужчины нигде не было. Тот словно провалился сквозь землю. – Дин! – уже более испуганно. Кастиэль облизнул губы, нервно теребя край своего широкого свитера. Куда же мог пропасть Винчестер??? – Эй… От этого звука Новак дернулся, резко оборачиваясь, натыкаясь на улыбающегося Дина. – Не потерял? – Винчестер ласково улыбался, и в его глазах плескалось неподдельное счастье, кружась в бешеном танце с чарующей нежностью. – Потерял… – пробурчал Кастиэль, продолжая теребить края своего свитера, не глядя в глаза мужчины. – Эй, ну не дуйся… – он коснулся руки Новака, притягивая его к себе. – Посмотри на меня… Толпа зааплодировала танцорам, и те скрылись в пестрой суете, погасив свои факелы. Звонкая музыка вновь заиграла на площади, и простые обыватели пустились в незатейливый танец, улыбаясь незнакомцам, кружа за руку попавшихся девушек. Кастиэль, сглотнув непонятный ком волнения, осторожно поднял взгляд, и первое, что он увидел – небольшой букет, состоящий из простых, полевых цветов. – Пять лет, Кастиэль Новак, пять лет я терплю твою вредную задницу… – тихо, так, чтобы его услышал только его парень, прошептал Дин, протягивая цветы ошеломленному мужчине. Он не мог поверить. Дин действительно помнит. Он не забыл. Получается, он спланировал все заранее? И поездка в Мюнхен – никакая ни командировка, в которую начальство разрешило Винчестеру взять «свою девушку»? – Дин… – Просто помолчи, Новак, хоть один раз, помолчи… Дину трудно было оторвать взгляда от созерцания своего возлюбленного. Как тот с удивлением смотрит на цветы – его любимые – как он осторожно берет букет, словно эта самая хрупкая вещь на свете, в руки, как вдыхает легкий аромат, прикрыв глаза, как растягиваются его губы в счастливой улыбке, и, наконец, с какой любовью он смотрит на Винчестера. – Дин… – Боже, Кас, я же попросил тебя! – взвыл Дин, и, вскинув руку в сторону мужчины, притянул его к себе, затягивая в нежный, волшебный поцелуй, соединяя их губы, словно ставя многовековую печать. Толпа загудела, и танцующие остановились, задрав головы. БУМ!!! Первая яркая вспышка праздничного фейерверка пронзила небо множеством цветных искр. Фейерверки яркими искрами разлетались на угольно–черном небе, сверкая радужными точками и тут же гасли, растворяясь, сливаясь со звездами. Они драгоценными камнями блистали на небосводе, радостно улыбаясь жителям Мюнхена. А те в свою очередь свистели, кричали, пели веселые песни, обнимаясь с теми, кто стоял рядом с ними. Оторвавшись от любимых губ, Дин зажмурился от удовольствия, но все же прошептал в лицо Каса. – Я люблю тебя и хочу всю жизнь провести рядом с тобой, мой ангел, мой вредный хипстер… Яркие вспышки-звезды на небе потухли, словно кто-то выключил свет, обрубил их жизни. Подул слабый, легкий прохладный ветер, от которого многие поежились, но не придали ему никакого значения. – Я не вредный! – Заткнись.
====== Последнее занятие. Эпилог первый. ======
Десять лет спустя.
– Современное общество не в силах пока воспринимать что-либо, отличающееся от него, – Новак положил мел на стол и повернулся лицом к аудитории. – И я сейчас говорю не только о подростках, причисляющих себя к определенным молодежным течениям, но и о людях нетрадиционной ориентации.
Студенты недовольно загудели, засвистели и возмущенные возгласы слились воедино с одобряющим улюлюканьем. Кто-то из аудитории выкрикивал что-то, не соглашаясь с преподавателем, но Кастиэль лишь легко улыбался, глядя на взбудораженных учеников, расслабленно облокотившись на край стола.
– Профессор, – с задних парт поднялась белокурая девушка с сомнением глядя на преподавателя, – Вы говорите нам о мнении общества, о его узких суждениях, но вы так и не озвучили своё мнение.
Студентка явно с вызовом окинула взглядом Новака в его классического покроя темных джинсах, белой, отглаженной рубашке, поверх которой был одет черный пиджак, а на шее повязана темно-синяя удавка-галстук.
– Моё мнение? – Кастиэль незаметно для аудитории хмыкнул, запуская пятерню в густые черные волосы, вечно стоявшие торчком.
Он стоял рядом с окном и ярко светящее солнце не упустило возможности поиграть бликами на обручальном кольце мужчины. Оно, подобно волшебному перстню, заискрилось светом и многие студенты с восторгом замерли, рассматривая причудливый блеск.
– Я положительно отношусь и к тому, и к другому, и считаю, что оба эти факта, состояние – называйте, как вам угодно – не влияют на умственные способности человека. Только лишь на личность. А в какую сторону – зависит уже от него самого, – Кастиэль опять улыбнулся, внимательно осматривая аудиторию.
В середине его лекции один из студентов задал вопрос касающийся отношения общества к секс-меньшинствам, когда они затронули тему современного искусства, и Кас охотно развил эту тему. Никто из учащихся даже не предполагал, насколько она близка профессору…
Кто-то из студентов уже было поднялся со своего места, желая задать очередной вопрос, но именно в этот момент в дверь тихо постучали, и, не дождавшись ответа, кто-то её медленно приоткрыл.
– Па… Ой… Простите… Мистер Новак… – появившийся на пороге мальчишка, залился краской и робко потупил глаза в пол.
При виде этой картины Кастиэль покачал головой, несмотря на то, какое яркое тепло разлилось в его груди. В дверном проеме стоял мальчик лет восьми, с рыжими волосами, самые длинные пряди которых были заправлены за уши, и яркими синими глазами. Он нервно теребил край своей серой футболки с причудливым принтом героев Мстителей, а другую руку запустил в карман бридж в шотландскую клетку.
– Ди, не стесняйся, проходи, сядь за мой стол пока что. Я уже практически закончил, – он подмигнул мальчику, и тот тут же расслабился, быстро подбежав к небольшому постаменту, на котором стоял преподавательский стол, и забрался на деревянный, местами побитый стул. Он натянул на нос лежавшие около папки с бумагами очки, и многие студенты нахмурились. Почему они раньше не заметили незатемненные вайфаеры у своего преподавателя.
Проследив за манипуляциями сына, Кастиэль счастливо улыбнулся, но попытался побыстрее взять себя в руки, чтобы закончить лекцию.
– Профессор, а это ваш сын? – спросил какой-то парень с первых парт, и в его тоне слышалось плохо скрываемое разочарование.
– Да. Диудонн Кассиди Новак, – он жестом прервал сына, который хотел возмутиться и поправить отца.
Со стороны студентов послышались женские вздохи – многие студентки мечтали о преподавателе истории искусств, но никто не рисковал посягать на его личное пространство, встречая в качестве препятствия обручальное кольцо, хотя многих оно не смущало – большинство девушек боялось того, что личная жизнь профессора была покрыта мраком.
Он взглянул на наручные часы, со вздохом отметив, что до конца пары еще минут пятнадцать.
– Думаю, на этом я закончу сегодняшнюю лекцию, собирайтесь, – слишком быстро проговорил Новак, и студенты нахмурились, но не придали этому никакого значения, желая побыстрее покинуть аудиторию – для некоторых групп эта была последняя пара.
Когда последний ученик покинул аудиторию, мальчик зашевелился на стуле:
– Почему ты не назвал мою полную фамилию?
– Потому что, – хмыкнул мужчина, нажимая на кончик носа сына, отчего тот скорчил моську, но тут же весело рассмеялся.
От этого смеха счастливая улыбка тут же появилась на губах Кастиэля, и, подойдя к Диудонну, он притянул парнишку к своей груди, целуя его в макушку.
– Но вы рано, – отстранился он и отошел к стоявшему в углу стулу, на котором висел черный пакет. – Я думал, вы приедете к концу пары, а не к окончанию…
Не дождавшись ответа от сына, мужчина вынул содержимое пакета на стол и стал быстро стягивать с себя пиджак, рубашку, и мерзкий галстук.
Мальчик глянул на отца, но лишь тяжело вздохнул, но его глаза тут же загорелись детским восторгом, когда он заметил на столе телефон Каса.
– Па, я поиграю? – не дождавшись ответа, он потянул детские ручки к айфону.
– Мгх… – послышалось в ответ, и Ди все же обратил внимание на отца, который быстро застегивал пуговицы приталенной, красной в черную клетку рубашки, зажав в руках широкий черный шарф.
– Ты решил полностью переодеться? – удивленно вскинул бровь мальчик, уже позабыв о телефоне, повернувшись всем корпусом в сторону мужчины. – У нас же будет время…
Он наблюдал за отцом, жалея, что не обернулся раньше и не увидел в который раз татуировку Новака – огромные крылья во всю спину, основание которых было словно обмотано небольшой цепью и приковано к земле. Как объяснял смысл своей тату сыну сам Кастиэль – любовь Новака спустила его с небес на землю и навсегда привязала к себе.
– Не будет никакого времени… Знаю я вас… – пробурчал Кастиэль, подходя к небольшому зеркалу.
