Текст книги "Сколько горя нужно для счастья? Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Филантроп
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Руки правосудия длинные.
Вагоны перегружены снарядами, пулями, минами, ракетами… От нашего дома к вашему так сказать…
Господин дал один единственный приказ – наступать. И я, мы, будем наступать на глотку и на принципы кому угодно, даже себе. Народу потребуется положить немерено, но это мало кого заботит, если не тут, то так или иначе они умрут от старости, а как и когда умирать принципиальной разницы нет.
* * *
В то непростое время, когда жизни миллионов людей и зверолюдей висели на волосок от смерти, пока судьбы строились и рушились, в момент, когда решалась судьба видов, будущее планеты, когда Злата и Тимофей бегали как реактивные и старались укрепить оборону империи – тот по чьей вине все это случилось, в свою очередь отдал парочку наспех выдуманных указаний и заперся в замке с Мару.
Если ты руководитель и дело требует твоего постоянного вмешательства и контроля, то оно хреново организовано. В твои обязанности как созидателя входят круглосуточные развлечения и размышления о великом, работать должны образованные идиоты.
Профессионала можно нанять за деньги и делегировать ему задачи, он как проститутка, а вот принимать судьбоносные решения, навязывать волю, гнуть линию… Такому в школах не учат.
Зачем грузить голову пустяками… Заводы работают, людей в профиците, пусть мальчики себе воюют сколько понадобится, я занят более важными делами.
Мару…
Любовь… Её глубинный смысл, тайны… Я понимаю почему этим термином были озабочены миллионы умов древности. Множество произведений, стихов, фильмов, дуратских поступков и тюремных сроков было получено и совершено ради любви, но всё тщетно…
Никто из людей так и не смог познать, даже на миллиметр приблизится к анатомии любви. Им не суждено узнать, что такое любить и быть любимым. Любовь это вам не чувство голода, она была изобретена для истинных существ, таких как я.
Жизнь человека – ни что иное, как жажда новых ощущений. Людьми движут амбиции, сидеть на месте преступление. Если лишить примата всех ощущений; зрения, вкуса, слуха и осязания, то он моментально сойдет с ума и превратится в амебу, а если наоборот, наделить сверх меры, то ему снесет голову, поскольку разум человека хрупкий как китайский чайник, если он конечно не одарен разумом истинного человека.
Я люблю её, дышу ей, желаю её, осязаю её. Мару такая красивая, что очень часто встаешь столбом, тело парализует, мысли замораживаются, ты открываешь и закрываешь губы в молчании как рыбка…
Слишком неправдоподобно… Даже просто смотреть, обнимать глазами такая честь и наслаждение, какое не сможет дать ни одна людская, даже самая изощрённая оргия, ни один наркотик, хоть целый литр крокодила в ноги вколи, а всё равно даже тени, дешевой подделки истинных чувств не получишь.
И вот ты касаешься любимой руками, целуешь, аж разум зудит…
– Я хочу познать тебя еще сильнее!
– Так познавай глупыш мой… Ответила хитрая лисичка…
Наши чувства чистые как вода из-под крана, прошедшая миллион степеней очистки. Они белее листка в новеньком альбоме, жарче солнца, ярче взрыва сверхновой, они попросту неправдоподобны…
Что же может дополнить такую чистую, искреннюю и непорочную любовь?
Правильно… Только грязный секс.
Я сатанею, зверею как разозленный цепной пес, я так хочу её что живу с ощущением, словно в любую секунду все вены в организме могут лопнуть от напряжения. Набрасываюсь на Мару как гепард на газель, слюнявлю лицо как собака, ладонями разминаю аппетитную грудь, наглаживаю ягодицы до блеска, обсасываю кожу на шее и соски как собака косточку…
ВОЖДЕЛЕЙ!
ВОЖДЕЛЕЙ!
И вот я внутри… Она издает такие звуки, от которых краснеет всё нутро, она возбуждает так, что мертвый в гробу очухается. Боже прости моё скудомыслие, но я не могу подобрать правильных слов, какой же это кайф…
Ты двигаешься, ты ополоумел, ты уже полусумасшедший, а она стонет всё сильнее, слаще и смотрит на тебя любяще, взгляд такой родной, глаза красивые, с физиологической точки зрения, ты испытываешь то самое счастье…
Чтобы человеку вместить столько гормонов счастья, сколько мой организм генерирует в секунду, не хватит и тонны мозговой массы.
Пришлось оградить красной чертой зону, за которой людям можно приближаться к замку. Наши чувства выплескиваются наружу в виде энергии и стоит человеку хоть на сантиметр приблизится, он впитывает её и умирает за одну секунду от переизбытка нашей страсти.
Чтобы умертвить двадцать шесть миллиардов людей, хватит и десятой доли процента того, что мы испытываем за день.
* * *
Игнатий.
Первая западня.
Женщина, сидела на корточках и прижимала к груди сверток с ребенком. Мы с Варламом подошли ближе, и я сказал. – Не надо не коли, завтра я лучше застрелю, чтоб не мучились.
– Если командир узнает о твоей добродетели, то мало не покажется… Сказал он и убрал ножик за пазуху.
Пара секунд промедления и взрыв… Это был не младенец…
Привыкнуть можно ко всему, кроме потери товарищей…
– Друг мой маленький… Первым делом после пробуждения я думал о Варламе, а не о себе… наверное, это хороший признак дружбы…
– Ты как… Ну же давай, дружище откликнись…
– Мой хороший. Почему он молчит…
Вокруг пыль, я долго сидел и ничего не понимал, но вскоре увидел свернутый комочек в солдатском мундире. Варлам лежал боку и прижимал коленки к груди.
– Хватит лежать, нужно отходить… Я перевернул его лицом к себе и по спине промчался жуткий холод.
Взгляд стеклянный и пустой, Варлама больше нет со мной… Больно так, словно я без кожи остался…
Его воспитали, взрастили в редкого, бессовестного подонка, но тем не менее он был моим лучшим другом. Надежный, проверенный, ему можно доверить не только спину, но и все остальное. Я не могу толком запомнить его лицо в последний раз, слезы не прекращают течь, всё размыто…
Мы хотели вместе вернуться героями домой…
– Прости что ты погиб, а я всего лишь ранен…
Может быть я рано извиняюсь, поскольку за пару минут подо мной образовалась лужа крови, дырка в животе как бы намекает…
Интересно, если я погибну, кто-то будет так же скулить обо мне?
Пока не готов дать ответ, но к счастью или сожалению, мне выпала отсрочка.
– Сюда! Тут раненый!
Одна картинка сменялась другой. Совсем недавно была землянка, а теперь операционный стол. Врач резал вдоль и поперек, он мне сказал – Держишь браток и я держался…
* * *
Утро зеленок и яркое, но мне больно смотреть на солнце, но не потому что оно выжигает глаза, а только из-за того, что Варлам его больше никогда не увидит…
Я и сам давно не против умереть, но даже если бы захотел – не получилось. Я себе не принадлежу, меня присвоила в частную собственность милая и добрая подруга детства. Пока непутевого дурака ждут, ему не навредит ни одно вражеское заклинание.
Я сотню раз поклялся в вечной любви, жаль, что ни одного раза вслух. Бывает идешь по полю, хватаешь цветочек от нечего делать, а за ним еще один и еще… Спустя минуты сам не замечаешь, как сжимаешь в кулаке роскошный букет.
Вот бы преподнести его…
Сколько помню, в свободное время искал поводы и причины радовать тебя, провоцировать улыбку. Именно тот момент, когда я наблюдал за белым рядом зубов и приподнятыми губами, был для меня жизнью.
Я во что бы то не стало выживу и буду каждый день нарывать тебе цветов и может быть осмелюсь поцеловать…
Господи, я так сильно любил тебя, что даже целовать не смел…
Глава 22
Военный госпиталь, Игнатий.
Большие медицинские шатры развернуты. Погибших на операционном столе много тысяч, а потерявших конечности еще больше. В импровизированном помещении койки с больными плотно прилегают друг к другу, настолько тесно, что солдат не успевает излечиться от своей болячки, пока заражается чем-то от соседа. Только младший командирский состав, к которому я благо отношусь, удостаивался чести быть огороженным шторкой.
На всю жизнь запомню помесь ароматов крови, гноя и медицинского спирта, но и не только запах врезался в память.
Многие бойцы потеряли конечности и молодые девчонки, медсестры, таскают обкорнанные хирургом тела. Сильно противоестественная картина, ведь это мужчины должны таскать вас на руках, а не наоборот…
На свете нет печальнее картины чем – молодой паренек ампутант. Бесконечно грустно смотреть на такого, он вроде бы такой же мужчина и мужественности не растерял, ведь потерял ногу при героических обстоятельствах.
Но вот смотришь ты на матерого бедолагу и ничего поделать не можешь. В груди зарождается чувство жалости. В руководстве мужчины сказано – пожалеть, значит причинить ему смертную обиду.
Сострадание для мужчины – яд.
Обслуживать себя затруднительно, по паркам больше не погуляешь, и мало какая женщина горит желанием видеть рядом с собой в качестве супруга и отца детей обрубленного кавалера.
И ты и он осознаете всё. Сослуживцы стараются лишний раз не пялиться на культю, а взгляд и выражение лица паренька равнодушные, ему буквально похуй. Парню хуеву тучу лет предстоит смиряться с новым положением. Многие вновь испеченные инвалиды, не смогли принять реалии и вешались на ремнях. Каждым утром стабильно выносят минимум двух самоубийц.
Я легко отделался…
Мне стерло правую половину лица, помню, как кожа свисала с щеки колбасной шкуркой. Бедро повреждено, не знаю смогу ли я теперь прямо ходить, а еще живот изрешетили, теперь каждый съеденный завтрак рискует вытечь из других отверстий.
Аскер приходил проведать и подбодрил. – Нынче медицина далеко шагнула, так что не отлынивай долго и жду тебя на фронте!
Так непривычно лежать и ничего не делать…
В руководстве мужчины сказано, что ему запрещается бездельничать, он должен быть занят работой каждую секунду. Пахать так, чтобы даже сны были о том, как он работает…
А я вот лежу, бездельничаю и ничего не может спасти голову от гнетущих мыслей…
Почему жизнь сплошное наказание?
С раннего детства на моем лице не было признаков дурных чувств, но командиры сделали всё -чтобы они родились. Я был скромен – стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло, меня никто не понимал, и я сделался угрюмым.
Другие парни веселы и болтливы, я чувствовал себя выше чем они, но меня ставили ниже. Появились зачатки зависти. В юности я был готов полюбить весь мир, меня никто не поддержал, и я выучился быть равнодушным.
Молодые годы жизни протекают в борьбе с собой и лучшие свои чувства, я закапываю в глубине души, боясь насмешки, похоже там они и умрут. Когда говоришь правду – не верят, тогда начинаешь обманывать.
Познав механизмы общества, становишься искусен в жизни и замечаешь, думаешь о тех, кто пользуется дарами и выгодами мирного времени, к которым ты так неумолимо стремился…
В груди зарождается болезненное отчаяние, которое под силу вылечить только дулу пистолета. Там на войне погибла не только половина моего лица, но и половина души высохла, испарилась, умерла, её отрезали и выбросили…
На долго ли хватит оставшегося кусочка…
Я сделал то, чего делать не стоило, стал задавать самые глупые и тревожащие вопросы…
В чем смысл жизни? По чьей вине или задумке я появился на свет? Неужели цель моей жизни убивать? А как же семья, дети, творчество?
Я бы очень хотел проводить больше времени с дорогими людьми. Наживать не шрамы, а приятные эпизоды в памяти, чтобы в глубочайшей старости, сохранив крепкий ум вспоминать, смаковать каждый кадр. Как жаль, что людей, с которыми ты мог бы их разделить, остается все меньше и меньше…
В госпитале я безутешно отрыдал по Варламу.
Друзья приходят и уходят…
Больно привязываться к кому-то, ты становишься уязвим, но если не подпускать человека ближе, то жизнь будет унылая настолько – что жить не хочется.
Господи, как же тоскливо… Я бы душу за бесценок продал, чтобы любимая подруга детства оказалась рядом. Она бы увидела меня, вскрикнула, прикрыла бы ладошками губы от испуга и бросилась к кушетке чтобы пожалеть, а я бы отвечал в ответ – Что всё это пустяки и царапины, поскольку мужчина и других слов не знаю.
Правда вот, я стал еще ужаснее, особенно внешне… Захочет ли теперь какая девушка прислонится к моему лицу, не побрезгует ли погладить щеку, а если осмелиться поцеловать, то не вырвет ли её…
Тяжело черт возьми.
В груди ноет, мысли, какие бы не приходили в голову, окрашиваются в серый цвет. Вокруг стонут десятки таких же горемык…
Как же отвратительно, просто тошнит от мыслей, что меня утешает факт того, что они покалечились сильнее меня, что я хоть в чем-то оказался удачливее остальных.
Многие даже ходить не смогут, лишь возить туловище на тележке… Кто-то и вовсе стал самоваром. Это когда у мужчины нет ни рук, ни ног, только голова и крантик снизу… Заливай воду, корми и готовься ловить мочу на выходе…
Как хорошо, что мудрый человек в руководстве мужчины изложил быстрый и четкий ответ на вопрос – Что делать если тебе тяжело? Книга спрашивает в ответ – А кому сейчас легко? Один из немногих примеров того, где можно и нужно отвечать вопросом на вопрос.
* * *
От самокопания меня отвлек ласковый звучный девичий голос.
– Ну и чего ты в потолок смотришь как лох печальный, может тебе таблетку дать, уснешь? Средний росточек, худенькая фигурка, рыжеватые волосы переплетаются в две косы, хитрый прищур, тонкие губы, пушистые ресницы.
Это что еще за недоразумение?
– Ты где маленькая особа таких выражений нахваталась? Бровка поползла верх, стоило ей услышать «маленькая», а еще она зачем-то на грудь посмотрела…
– Маленькая⁉ Да мы с тобой одногодки, а речь свою проявлять от таких как ты «бестолочь древесная» научилась. Возгордилась девица.
– Не нужно мне таблетку, не вкусная она. От медикаментов в горле печет…
– Я бы с тобой шоколадкой поделилась. Отломила она кусочек плиточки. – Но тебе с дырявым кишечником пока нельзя. И проглотила дольку…
– Да ты язва похуже той – что желудок разъедает!
– А ты как хотел обморок лежачий? Если с каждым из вас нянчится, то никаких душевных сил не останется, потом матерью быть расхочешь. Похоже и у неё служба не сахар… Не сахар, а шоколад…
– Понимаю, сам салобончиков гоняю…
– Такой молодой и уже командир? И за какие заслуги? В глазах промелькнул легкий интерес. Не думал, что девочку регулярно видящую смерть можно чем-то удивить.
– Заслуги? Хмм… Лицо в момент приобрело странное выражение. Убить стольких многих, такова моя заслуга?
– Перед отечеством, разумеется. Ответил я.
– Что-то ты не выглядишь шибко воодушевлённым. Многие ребятки и руку, и ногу теряют, а всё равно улыбаются и просятся обратно. И такие фанатики бывают…
– Ты что психологом на пол ставки заделалась?
– Будешь паясничать, я тебя антисептиком забрызгаю.
– Лучше шоколадку отломи изверг малолетний.
– Ладно, но если живот заболит, то скажешь, что сам стащил.
– Договорились… Вот она победа дипломатии.
Сладко до такой степени, что пара слезинок проступила…
– Спасибо тебе, подруга дней моих суровых…
– Можешь звать меня Инга. Имя и голос я запомнил, но продолжить разговор был не в силах, от сладости голова кружилась так, что пиздец, словно на карусели вращаюсь…
* * *
Девушка повадилась навещать больного каждый день, но я старался не льстить себе, работа просто такая, наверное… Ставить уколы, менять повязки, подкармливать конфетами, носить горячий чай.
Под чай разных сортов мы и беседовали.
Я старался вспоминать самые безобидные и не пошлые солдатские анекдоты, а она старалась хорошо реагировать даже на самые не смешные. Инга посвятила юношу в свою историю. Такая же сирота, как и многие из нас… Интересно, почему я почти не встречал людей с живыми родителями… Юная особа с детства отличалась острым человеколюбием. Как только началась война, она буквально первая записалась в добровольцы, прошла необходимую подготовку и уже много месяцев без выходных выхаживает таких недобитков как я.
Всё чаще Инга как бы незаметно, невзначай клала ладонь на мою руку и сжимала её в кулаке. Губки с каждым визитом всё краснее, а смех звонче. Особенно веселило, когда в ответ она выдавала фразочки. – Ну он конечно и сука бестолковая ахах! Её присутствие облагораживает госпиталь…
С Ингой становится легче на сердце, в голове, в суставах… Душа поёт и регенерирует, мысли светлеют, снова хочется жить.
– Хорошо, что я ходячий, а то было бы крайне неловко, когда за тобой ухаживает девушка.
– А я думала, что всё дерьмо из вас выбивают еще в учебке.
– И то верно…
Стал замечать за собой, как старался занять такую позицию, при которой половина изуродованного лица утопала в подушке. Впервые за долгое время я пожелал казаться симпатичнее, чем есть на самом деле…
Дни незаметно пролетали. Душевные и телесные раны рубцевались быстро. Думаю, ускоренной реабилитацией я обязан Инге, девушка оказалась эффективнее сотен литров антибиотиков и мазей, тысячи уколов, километров бинтов и много килограмм гематогена.
Вот оно лекарство от всех болезней…
– Ну и где эта бестолочь⁉ Вопила разгневанная старшая сестра.
– Ой! Спрячь меня! Испуганно ойкнула девушка и запрыгнула ко мне в койку, спрятавшись под одеялом.
Грозная тучная женщина в возрасте отдернула занавеску и спросила. – Не знаешь куда ушла? Выглядит она жутко, я бы не удивился если бы первая реплика была – ПОДНИМИТЕ МНЕ ВЕКИ!
– Не могу знать. Ответил я по солдафонский, на что она хмыкнула и удалилась.
Но как выяснилось, грозная тетка лишь затишье перед бурей в моей «личной» жизни. Я ощутил жар молодого тела, Инга грудью прильнула к спине.
– Она уже ушла, можешь вылезать. Девочка не спешила вставать, а только прижалась еще сильнее и обвила туловище руками, я перевернулся и наши глаза встретились. Носы почти соприкасаются, дыхания попутно ударялись друг о друга, щеки горели что у неё что у меня… Инга хотела что-то сказать, губы приоткрывались на миллиметр, но быстро закрывались и так много раз… Она стесняется и стесняет меня… Даже при ранении, сердце не стучало так сильно.
Вот язва… Девочка все же заползла в самые глубины сердца, думаю теперь даже скальпелем не выковырять. За секунду жидкие невнятные мысли в голове вылились и отвердели в ясную картину.
Я полюбил её…
Она обладала обычной внешностью. Стройная фигура, здоровая кожа, длинные волосы, рост чуть выше среднего и местами симпатичное лицо. Но вот теперь, когда я четко осознал, что влюблен, мой разум, всё мужское естество, воспринимает и идеализирует девушку в настоящую богиню, образец женственности.
Каждый волосок на голове стал тоненькой ниточкой, артерией, что соединяет меня с прекрасным в этом мире, я готов вдыхать аромат волос круглосуточно. Талия стала тем роскошным местом, к чему моя рука никогда не посмела бы прикоснуться. Небольшое количество рыженьких пятнышек вокруг глаз пленяют разум. Я готов пропеть столько благодарственных молитв богу за то, что он сотворил её именно такой, сколько насчитаю веснушек… Маленький и милый носик убирает душевные тревоги.
Пожалуй, самое замечательное и то, что невозможно перехвалить, это – характер девушки, её темперамент, девичья суть.
Нежная как каша без комочков, непоседливая как маленький озорной ребенок и одновременно с этим могучая и сильная как стая мужиков. Она видела и прошла через тот же ад что и я. Постоянная смерть, переработки, увечья, сломанные кости и судьбы, слезы, кровь, агония умирающих…
Инга смогла сохранить себя и приумножить всё самое светлое с чем родилась.
Рядом с такой, любому мужчине придется в три раза сложнее оставаться мужчиной. Придётся ежесекундно держать планку качества, но труды того стоят, ведь она умеет любить по-настоящему, не опираясь на внешние атрибуты.
Божественный дар…
Девушка смотрит на обезображенное лицо – желанно, и я способен распознать искренность…
* * *
Инга сама до конца не понимала, как такая ситуация могла произойти…
Обычный больной, таких было и будет много… Большинству доставались куда более страшные ранения, кто-то не выдерживал их тяжесть и накладывал на себя руки…
Не понимаю, для чего мальчикам внушают мысли – что если ты потеряешь палец или ногу, то тут же перестанешь быть полноценным мужчиной.
Жалко, плохая им досталась доля. С одной стороны, такие сильные и воинственные, но в тот же момент, почти каждый – недозревший, хрупкий, ранимый ребенок.
И вот еще он свалился на голову…
С первых слов, выражения лица, интонации, я почувствовала различия… Словно кто-то засунул древнего старика в тело молодого мужчины. Игнатий в короткий срок успел познать жизнь, разлуку, разочарования…
Взгляд такой потухший, что ночь покажется днем…
Ради интереса мне захотелось попытаться разжечь его.
Я навещала юношу в редкое свободное время, он оказался интересным мальцом, смог в ответ разбавить тяжесть моих трудовых будней… Нам было о чём поговорить и помолчать, имел место быть комфорт. Порой взгляд бывалого солдата загорался и даже искрился, но столь же быстро затухал…
Да что такое⁉ Его тоска стала моим личным вызовом.
Инга дразнила мальчишку, подтрунивала, вкусно кормила и под самый конец влюбилась как последняя, безнадежная дура…
Глава 23
Игнатий.
Правду говорят – любовь слепа. Выбрать мужчину, даже такого перекорёженного как я, это результат коренных убеждений девушки. Скажите мне, что женщина находит сексуально привлекательным, и я расскажу всю её жизненную философию.
Укажите мне пальцем на девушку, с которой спит мужчина и я пойму, как он себя оценивает.
Мой сексуальный опыт отвратительный – пленные зверолюдки, которых сразу же умертвляли после многократного использования… Действие, совершаемое только ради собственного наслаждения, эгоистичное и черное.
Процесс изнасилования унижал меня, ощущения преследовали такие, словно о душу тушили сигаретные окурки. Я чувствовал себя предпоследней мразью, так и не сумевший понять до конца, зачем подписывался на это…
Единственным смягчающим обстоятельством была война. Может она и нужна людям с целью оправдать свойственные им действия?
Секс по обоюдному согласию и желанию традиционно называют – занятие любовью. Любовь как раз наоборот, проявляется только в самовозвышении, в уверенности, что тебя желают и что ты этого желания и страсти достоин.
Любовь заставляет мужчину обнажить дух и тело, признать истинное Я – мерилом собственной ценности.
Мужчину всегда притягивает, манит женщина, отражающая его глубочайшее видение и чувствование себя самого. Завоевание достойной девушки, позволит ему испытать чувство собственного достоинства на прочность.
Мужчина, считающий, что он чего-то стоит, захочет обладать женщиной высшего порядка, девушкой, которую он и другие самцы жаждут со страшной силой, самой желанной и крайне недоступной, потому что только обладание героиней дарует чувство удовлетворения и сделает тебя героем.
Аренда дешевой проститутки на пару с другом, не принесет в жизнь мужчины ничего кроме рисков для здоровья и депрессии.
Женщина может не говорить мужчине в слух о том, как любит мерзавца. Пусть голосят её сияющие, счастливые глаза. Пара глазных яблок порой красноречивее всемирно известного поэта.
Инга захотела моего израненного тела и потрепанной души. Сердце уже надежно зажато в её ладонях, но надутого кровяного шарика ей недостаточно… Какое же она всё-таки маленькое, до безумия, до крайности милое и эгоистичное создание…
В руководстве мужчины сказано, что мальчики, которые не прощают девочкам маленькие недостатки, никогда не насладятся их великими достоинствами… а еще «по скрипту» была приписка – на самом деле, любой человек причинит тебе боль, просто нужно найти тех, за кого не жалко пострадать.
Эхх, грустно, все же я неприлично мало для парня в самом расцвете сил контактировал с женщинами, за исключением зверолюдочек в погребах, но этот грех будет жить со мной до последнего дня…
Стало интересно на миг, а когда человек вообще впервые научился выражать симпатию…
В учебнике истории сказано, что раньше мужчине для завоевания женщины, требовалось ударить её по голове палкой и утащить в пещеру…
Просто всё у них было… а мне как прикажите выкручиваться?
Инга уже осмелилась поглаживать пальцем мою изодранную щеку, сантиметр за сантиметром чувственные, влажные губы приближаются к моим… Больно от того, как страшно хочется поцеловать девушку в ответ, ощутить их мягкость и сладость… Руки сводит судорогой и обидой от желания обнять, прижать юное тело, насладиться теплом, трением кожи. Услышать биение сердца прислонив ухо к груди… Поглаживать и ласкать тело девушки, которая не против – чистое концентрированное удовольствие…
Но разве я достоин?
– А ну кышь отсюда! Я резко отдернул девушку от себя ухватив за плечи и выпрямив руки. Блин, даже плечевые косточки в ладошках ощущать нечеловеческое удовольствие…
– Ты чего… Выражение лица как у ребенка, что обнаружил мертвым любимого хомячка…
– А ничего! Брысь говорю из койки и больше не приходи без разрешения! Девушка оробела от резкого понижения температуры в наших отношениях.
Я схватил подушку и начал выгонять её отмахиваясь. – Ай! Что на тебя нашло бестолочь⁉ Слезки на колёсиках, она капитулировала, а я упал на кровать и тяжело дыша долго смотрел в потолок.
Безнадежно трудное решение, напряжение в теле и голове такое, что моргнуть не могу… а еще больно зараза, в груди припекает… Инга проникла в самую глубь… Такая милая, добрая, желанная и красивая… Всё мужское нутро трепещет и проклинает меня.
Даже чудом уйдя от смерти, мне не дали отдохнуть… Зачем жизнь подкидывает такие испытания. Не встреть я её, не болела бы грудь и не страдала душа…
Полюбил горячо…
Швы еще кровили, но этим же вечером я потребовал, чтобы меня выписали и отправили обратно на фронт.
Я больше не желаю и не могу здесь находится.
Зачем я так поступил?
Логично же – дабы доказать себе, что мне под силу сохранить хоть немного совести, что со мной не всё еще потеряно. Может на самую малость, буквально на пару процентов, но я остался человеком.
Солдат ребенка не обидит.
Бесчестный человек не имеет морального права, обесчестить такую светлую и добрую девушку как Инга. Если бы осмелился, то этот грех на плечах, согнул бы мне позвоночник.
Я ходячий труп, бесперспективный вариант на жизнь. Я тот солдат, что не просто не знает слов любви, мне строго-настрого запрещено даже заикаться о ней. Светлые чувства придумали не для солдата, вредно ему лезть в эти дебри…
– Идиот надутый! Я же люблю тебя! В слезах вопила Инга.
– Я не знаю, что ты себе выдумал, но ты хороший! Ты особенный! Она.
– С тобой я и вправду чувствую себя маленькой девочкой… Всё.
– Я хочу тебя дождаться! Не унималась.
– Не советую, мне будет плевать на тебя уже завтра. Я резко обернулся и показал ей ад в своих зрачках.
Глупая ты еще… Не заслужила такое горе… Зачем влюбляться в того, кто даже если не сегодня – завтра, но обязательно умрет. Я-то ладно, сдохну и мир на мне не закончится, всем будет насрать. А вот ты мучайся вдовой остаток долгой жизни, почему долгой? Потому что я желаю тебе долгих счастливых лет, моя дорогая…
Я ушел не оборачиваясь, чтобы никто не видел соленых слез… Капельки стекают на больную щеку и щиплют…
Сердце вроде бы на месте, но рвет кожу вена на виске…
Маленькая язва… Спасибо за то, что напомнила, какого это любить и быть любимым. Мне бесконечно лестно, что я тебе понравился. Ты осчастливила, окрылила и стала частью моей жизни, хоть и не так как планировала…
* * *
По прибытию меня тепло встретили, думаю так даже матери не радуются грудничкам, когда их приносят на первое кормление… За время отсутствия, четверо из подчиненных погибли, но я своё уже отревел и потому стойко воспринял печальные новости и уже занялся обучением новеньких прибывших на замену.
По обстановке доложили, что враг окопался в городе. Маги закрепили позиции по периметру и магическим зрением фиксируют наше наступление за много километров. Это значит, что ни о какой внезапности не может идти и речи.
Нужно идти на прорыв большим количеством сил… Другими словами – это означает, что каждый второй или третий из нас обязательно погибнет. Перед командирами поставлена задача – забросать противника трупами.
Я был первым добровольцем, кто поведет отряд в последний путь.
Есть две причины.
Первая – хороший кровопролитный бой, именно то, что мне нужно сейчас, дабы облегчить голову.
Вторая – собственная жизнь стала еще безразличнее.
Долго с нами церемонится не стали. Прорыв обороны назначили уже следующим днем, словно я единственный кого не хватало для безрассудной задачи.
Всей армией ждали выписки…
И вот мы бежим на перегонки со смертью с винтовками наперевес. Все же оружие не так приятно обнимать, как женщину, хотя и то, и то может загнать мужчину в могилу.
Мы армия.
Мы войско.
Мы орда и мы кричим – В бой! Назад пути нет! Это он верно подметил, отступать некуда – застрелят свои же…
Главнокомандующий Искариот создал специальное формирование людей, противоборствующих трусости. Нам еще на берегу выписали предупреждение, что живым обратно вернутся варианта нет.
Первая воздушная пуля из стана врага пронзила бедро члена моего отряда, он упал и застонал. Второму повезло еще меньше, парню снесло кусочек черепушки, глаза вывалились и болтаются в районе носа на кровяной нитке. Третий упал на заостренные пики головой вниз в заботливо вырытой яме.
Приготовились к нашествию сволочи…
Снова смерть, боль, слезы, кровь… Кто-то захотел жить больше других и побежал назад, я уже слышу выстрелы с нашей стороны. Идиот не поверил, что его могут убить свои. Я и другие тертые калачи сразу поняли, что шутить с нами никто не собирался, мы не представляем бОльшей ценности чем грязь под ногтями.
Союзнички даже колючую проволоку растянули…
Только самые обстрелянные осознают безнадежность ситуации и рвутся вперед. С нами всегда обращались как со скотом, и солдаты привыкли, что их жизнь частная собственность командования. Судьба человека ничего не стоит, она дешевле патрона…
– Вперед мои хорошие! Я хоть и командир младшего звена, но отношусь к таким же уцененным людям.
Ветераны бегут под прикрытием машин пехоты и танков, а самые заторможенные и несообразительные стоят как слепые котята и мяукают.
Скоро их сожгут…
Кстати о поджогах…
Пахнет палёной плотью, обугленными костями. Люди падают штабелями и гибнут от болевого шока. После битвы будет очень непросто распознать профиль друга в подкопченном куске плоти.
Самое поразительное – Я чувствую себя как дома, тут спокойней чем в безопасном госпитале, никаких душевных переживаний… Сердце больше не тревожится… Все же крокодилу нельзя покидать родное болото.
Впереди вражеское построение.
Плотная стена магов по очереди кастуют заклинания. Как только последний в строю отстреляется, отряд подменяет следующая партия и так по кругу… Мощные земляные валы, пламя и электрический ток укорачивают человечьи ряды. Наши пули и снаряды ударяются об энергетические щиты и не наносят особого ущерба.








