Текст книги "Цвет и запах моего безумия (СИ)"

Автор книги: feuerraider

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Не пытайся меня снова унизить… – начала она приглушенным голосом, норовя заплакать.

– Что ты себе воображаешь? – продолжала Магнур, не обращая внимания на ее возражения. – Считаешь, маленькая молекула, песчинка на дне океана, может укротить бурю? – она сделала ударение на слове «песчинка», будто подчеркивая незначительность той женщины, что сидела напротив нее, отчаянно пытаясь показать своей позой и выражением лица, что она причиняет ей боль. – Ты должна сменить свое оружие. Возьми в руки не плетку, а сеть. Пожинай, а не укрощай, – она сделал паузу, слегка наклонившись к Лорейн. – Разбивая плетью волны, ты ничего не добьешься. Не выловишь рыбы, не укротишь ни одну морскую тварь, – последние слова она произнесла мягким, снисходительным тоном.

Лорейн жалобно всхлипнула. Она сжалась на табурете в маленький комок, гладя руками колени. Она пыталась защититься.

– Хочешь помочь? – спросила она.

– Ты забудешь о прошлом и будешь жить без этих призраков, если я заберу их.

Магнур протянула к ней руку и, осторожно взяв ее за локоть, стащила с табурета к себе. Лорейн, как бездвижная мягкая кукла, поддалась ее порыву и оказалась на полу, прямо перед ее ногами. Демонесса взяла ее ладони своими когтистыми пальцами, и Лорейн почувствовала теплоту, которая передавалась ей вместе со знакомым запахом. Она подняла голову. Теперь она казалась еще ниже, еще меньше и незначительнее.

– Ты уже говорила это.

– И ты мне ответила. Если отвергнешь меня вновь, я клянусь, что уйду. И я правда уйду, и ты никогда больше меня не увидишь, даже через несколько лет. Ты этого хочешь? – слова Магнур звучали как угроза, фиолетовые глаза-факелы смотрели на нее в упор.

– Хорошо, – прошептала она, прижимаясь щекой к ее ноге, спрятанной под бархатным одеянием.

Она чувствовала, будто сдается под давлением. Для нее это звучало иначе: Магнур ставила условие, или подчинись, или умри. Так ей казалось. Она не хотела умирать. Через мгновение она почувствовала, как острые когти проникают ей в волосы, приятно царапая кожу головы. Дрожь снова вернулась в ее тело, но теперь виной этому был прохладный ветер, дующий в окно.

– Обнимешь меня? – с надеждой спросила она, не поднимая головы.

Магнур опустилась к ней и села на пол, отодвинув табурет назад. Она потянула ее за руку и прижала к себе, придерживая голову второй рукой. Лорейн расслабилась у нее на плече, чувствуя нечто невероятно знакомое и близкое на ощупь. Она дрогнула, когда ощутила на шее ее гладкую и холодную, как лед, щеку.

Для Лорейн это значило почти все: нежность, с которой она ее обнимала говорила о примирении или о прощении. Не важно, о чем именно это говорило. Облегчение посетило ее душу, она вздохнула полной грудью.

– Как тебе мой подарок, Лорейн? – прошептала ей на ухо Магнур. – Я дала тебе такой простор для действий, шанс отомстить, распрощаться с призраками прошлого.

Лорейн замешкалась. Она не понимала, о чем говорила демонесса.

– Прежде следует сделать кое-что, – добавила Магнур, не дождавшись ответа.

С этого дня поведение Лорейн совершенно изменилось. Доктор Фэррел отметил невероятный прогресс: исчезновение переменчивого настроения и жалоб на видения. Через несколько дней он снизил дозу лекарств, а к концу недели и вовсе отменил их. Лорейн не упоминала в их беседах прошлое, демонов и не ругала своего мужа, она рвалась обсуждать последние новости, картинные выставки, роман какого-то Карла Эдварда Вагнера, и свою нелюбовь к балету, который наоборот нахваливал Роберт.

– Это издевательство, – с искренним недоумением на лице говорила она. – Издевательство человека над самим собой. Бедные девочки, которых родители отдают заниматься в театр этим самоистязанием. Я никогда в здравом уме не разрешу Джесси увлекаться балетом.

Спустя несколько дней Фэррел решил, что Лорейн пора бы уже встретиться с родными, и сообщил ей эту новость.

Она проснулась утром в хорошем настроении: она помнила, что сегодня придут Роберт и Джесси, а значит, она сможет наконец-то увидеть их после этого мучительного перерыва. После того разговора с Магнур что-то поменялось. Она была рада, что они смогли поговорить. Сейчас ей казалось, будто демонесса ушла, будто действительно ушла, забрав с собой все эти невзгоды и воспоминания: внутри была такая легкость. Лорейн не могла определиться, почему ей так легко: от того, что раны в груди наконец-то затянулись, или от того, что там все опустело.

Санитарка сопроводила ее позавтракать, после чего Лорейн принесли свежую одежду, чтобы она переоделась перед свиданием с родственниками. Так же к ней заглянул доктор Фэррел.

– Как вы себя чувствуете, Лорейн? – спросил он, светя ей в глаза фонариком.

– Все хорошо, – ответила она. – Я хорошо себя чувствую.

– Прекрасно. Идемте, я вас провожу.

Лорейн в нетерпении вскочила и отправилась за доктором Фэррелом. Он проводил ее в комнату для свиданий. Там ее ждали Роберт и Джесси.

– Мама! – девочка бросилась в объятия Лорейн, едва увидев ее.

– Джесси, – Лорейн прижала ее к себе так сильно, как только могла. – Прости, прости меня, – затараторила она.

– Тебя так долго не было. Мы скучаем, – пожаловалась Джесси. – Ты скоро поправишься?

– Очень скоро, – улыбнулась Лорейн. – Я вернусь к вам: к тебе и папе. И все снова будет хорошо, все будет замечательно, намного лучше, чем было раньше. И я обещаю, что никогда, слышишь, никогда тебя не брошу и всегда буду с тобой, несмотря ни на что. Нас никто не разлучит, и тебя никто не обидит.

Джесси заметила слезы на ее лице и спросила, почему она плачет.

– От радости, милая, – вздохнула Лорейн. – Я так рада, что вижу тебя. Кто сделал тебе такие очаровательные хвостики? Папа?

Она взглянула через плечо Джесси и увидела Магнур, стоящую в углу. Та улыбалась, прижав указательный палец к губам.

«Я как спичка, – подумала Лорейн. – Стоило меня преподнести к огню – я вспыхнула. Горела-горела. И вот теперь потухла».

Ее никто не слышал.

========== VIII ==========

В четверг Лорейн собралась съездить в родительский дом, чтобы повидаться с матерью. Это внутреннее желание появилось у нее только сейчас, она чувствовала, что другого шанса уже не будет. Вперед, по семьдесят второй улице, мимо девушки с кувшином и аллеи, которая теперь кажется такой старой, а деревья погорбившимися, общипанными и сухими. Автобус высадил ее напротив булочной, откуда медленно тянуло корицей и кофе. Она не припоминала здесь таких чудных запахов раньше. Эта булочная открылась недавно.

Лорейн не спеша побрела по улице. На противоположной стороне дороги громоздким тучным зданием вырисовывалась ее школа, а вслед за ней и узкая дорожка в тот злосчастный двор, причинивший ей немало страданий. В воображении Лорейн эта дорога внезапно показалась заснеженной.

«Кто разбил лампу в настенном фонаре?» – подумала она.

Вдруг она вспомнила, как судорожно ищет камень во дворе, хватает его трясущимися руками и бросает в фонарь. Стекло с треском разлетается и свет в мгновение тухнет. Когда это было? Ее ноги босые, но она не замечает холода. Ее сзади окрикивает пьяный голос, и она ощущает рукой, как что-то тяжелое оттягивает карман на бриджах. Лорейн остановилась и шумно выдохнула, чувствуя, как начинает стучать сердце. Она не будет признавать действительность, только не сегодня.

Раньше входная дверь была зеленой, а сейчас она облупленная. Ее бы заново покрасить и покрыть лаком. Лорейн поднялась на крыльцо и нажала на звонок. Кажется, внутри ничего не было слышно. Тогда она громко постучала один раз. Ей открыла пожилая женщина низкого роста с волосами, покрашенными в темно русый, сквозь которые проглядывали седые отросшие корни.

– Лорейн! – удивленно вскрикнула женщина. – Деточка моя, проходи.

Они вошли внутрь, и Лорейн выдавила из себя пресное приветствие, попутно осматривая все вокруг:

– Здравствуй, мама.

Внутри ничего не менялось год за годом: все те же занавески и мебель, порожек на входе, о который запинаешься, почерневший камин, внутри которого все так же не разводили огонь. А ведь раньше возле камина стояла рождественская елка, сияла разноцветная гирлянда и пахло имбирем. Раньше здесь была жизнь и все казалось волшебным, когда Лорейн было восемь.

– Присядь за столом, милая, – пригласила мама. – Я купила печенье с черносливом. Надеюсь, ты любишь чернослив?

Лорейн устроилась за столом и сдержанно посмотрела на мать.

– Я не люблю чернослив, мама. Разве ты не помнишь?

Тут, на ковре перед камином, который теперь стал выцветшим и жестким, она лежа разглядывала атлас. На камине были расставлены маленькие деревянные фигурки животных – ее фигурки, игрушки из детства. У Лорейн были смешанные чувства: если мама все же любила ее, почему она так поступила?

На столе появился дымящийся белый керамический чайник. Лорейн, не желая утруждать мать, сама разлила чай по чашкам и все же взяла печенье с черносливом. Мама спрашивала, как дочери живется с мужем и когда они с внучкой приедут в гости.

– Я болела, – ответила Лорейн. – К счастью, сейчас совершенно здорова. Ты могла бы сама приехать, чтобы повидаться с Джесси. В любое время.

– Ты ведь знаешь, – возразила та. – У меня больная спина. Приезжайте сами.

– Вообще-то, я здесь по делу, – Лорейн сразу же перевела тему разговора. – Мне нужно кое-что забрать из моей детской комнаты.

В комнате возле чердака уже давно был склад ненужных старых вещей. Мать заполонила ее сломанной мебелью, пыльными книгами и антиквариатом с сомнительной ценностью. Лорейн прохаживалась по скрипучему паркету вдоль куч с барахлом, спрятанных под серой тканью, и думала. Она посмотрела в маленькое круглое окошко, покрытое приличным слоем грязи. Вид падал на двор, огражденный покосившейся проволочной решеткой. Она вдруг представила себя ребенком, стоящим рядом с этой решеткой, держащимся за нее руками, как в тюрьме. Все выглядело как черно-белый фильм из прошлого. Прошлого, которое уже не вернется.

– Возможно, так и нужно, чтобы ты ушла, – прошептала Лорейн в пустоту. – Но я знаю, что от этого мне лучше не станет.

Она обернулась. Сзади, словно огромная зловещая тень, стояла Магнур. Ее лицо светилось белым в полутьме.

– Мне будет невыносимо больно жить одной, ведь ты – часть меня и часть моей жизни. Я не имею права отпускать или отвергать тебя. Я могу только принимать. Сейчас мне это понятно. Здесь у меня нет выбора, но и выбирать я не хочу. Когда ты перестанешь приходить ко мне, я умру.

Магнур слегка пошевелилась и подол ее черной мантии зашуршал по полу.

– Мы с тобой как призраки. Мы привязаны к этому месту, – ответила она. – Принимай или отпускай.

– Один вопрос, который не дает мне покоя, – Лорейн исподлобья взглянула на Магнур. – Мы совсем не похожи, но, когда я смотрю в твои глаза, я вижу в них себя. Почему?

– Ты знаешь ответ на свой вопрос, – по-доброму ответила та. – Ты никогда не станешь такой, как я, ты не сможешь приблизиться ко мне, ты так от меня далека, – она наклонила голову на бок и печально улыбнулась. – Так далека. Ты должна понимать, что я – реальность. Принимай или отпускай.

– Принимаю, – выдохнула Лорейн.

Она бегом спустилась по лестнице, пару раз споткнулась, чуть не упав, и решительно направилась к выходу.

– Мне пора, – небрежно бросила она матери, которая ждала в зале.

– Уже? Так скоро? – засуетилась мама, следуя за ней по пятам, пока та надевала куртку и ботинки.

– Мы больше не увидимся, мама, – сдерживая слезы сказала Лорейн. – Но я люблю тебя.

Когда на улице потеплело, семейство Треворов выбралось на пикник по случаю выздоровления Лорейн. Сама Лорейн пригласила Маргарет, которая вслед за собой притащила Коэла.

Они собрались и разожгли мангал, на котором жарили крылышки-барбекю. Место для пикника было выбрано на редкость удачно. Вокруг царило спокойствие: лесная поляна грелась на солнце, а огромные сосны изредка шумели, покачиваясь. Лорейн одна смотрела на вершины сосен, на высокое голубое небо, сидя на раскладном деревянном стуле, накрытом мягким пледом. Остальные суетились вокруг еды и выпивки.

– Так что, Лорейн полностью здорова? – спросила Маргарет как можно тише.

– По-моему, да, – ответил Роберт. – Так сказали врачи.

– И она больше не видит эти галлюцинации? Ты не спрашивал?

– Я боюсь спрашивать. Не хочу, чтобы произошел регресс. Но вот уже месяц ни слова о видениях. Да и она спокойна, как никогда.

– Бедняга провела столько времени в лечебнице, – с сочувствием сказал Коэл. – Черт, да я вообще не думал, что там возможно вылечиться.

Все втроем одновременно посмотрели на Лорейн, загоравшую на нежном весеннем солнце. Она умиротворенно улыбалась и со стороны казалась такой счастливой.

– Ей чертовски повезло, – продолжал Коэл, переводя взгляд обратно к мангалу. – Из психушек не выходят здоровыми.

Маргарет легко и звонко засмеялась.

– У тебя из всех лечебниц не выходят, – заметила она.

– Ха-ха, – он передразнил ее, скривившись. – Ты смеешься, а мне Майлз рассказывал: во многих психушках больным не разрешают видеться с родственниками.

– Майлз? Журналист – его профессия, – пояснила Маргарет. – Приукрашивать – его профессиональная болезнь.

Джесси лениво жевала сэндвич сыром где-то возле леса и пыталась поймать улепетывающую от нее лягушку. В этот момент Лорейн почувствовала, что кто-то зовет ее. Когда все увлеклись крылышками, она встала и тихо улизнула.

Она вышла на небольшой склон, под которым бежала маленькая речка. Здесь росло одинокое дерево с растопыренными ветвями. Его крона была опавшей, лишь несколько листьев сопротивлялись ветру, оставаясь на дереве. Рядом стояла Магнур. Казалось, из-за нее дерево лишилось жизни. От нее веяло чем-то зловещим. Ее черная мантия заполоняла все пространство вокруг, казалось, Лорейн видит только ее, она даже заслоняла небо.

Но лицо Магнур изменилось, когда она увидела Лорейн. Она улыбнулась ей и протянула руки, готовясь принять ее в объятия. Лорейн неуверенно поднялась на склон и заинтересованно взглянула на Магнур. Ей казалось, что вокруг все поменялось: птицы исчезли, речка пересохла, дерево растворилось. Все стало маленьким и незначительным, и только одна фигура привлекала к себе внимание – Магнур. Она будто звала: иди со мной, и ждала, когда Лорейн даст ей свою руку. Лорейн ничего не чувствовала внутри, она забыла обещания, данные дочери, забыла обиды и унижения, забыла о Роберте и о Маргарет. Перед ее глазами была единственная, о ком она помнила. Демонесса светилась добротой, лаской и любовью, к ней тянуло с неимоверной силой. Она хотела идти с ней, и ей было не важно, куда именно.

– Довольно бояться, – сказала Магнур, положив руку ей на плечо. – Теперь все будет иначе.

Лорейн почувствовала, как кольнуло в сердце, и приложила руку к груди. Она планировала это давно и очень тщательно, как самоубийца хладнокровно планирует уход из жизни, но ей было тяжело решиться. Она себя уговаривала накануне, что не будет сомневаться. Что сбежит и ни разу не оглянется. Лорейн чувствовала себя Орфеем, которому страшно хочется проверить, что там – позади, но если он обернется, то все потеряет. Она перевела дыхание. Она стояла как вкопанная, как мраморная статуя. Почему так тяжело решиться? Она не хотела возвращаться к людям, которых не любила, видеть лица, которые раздражают, вспоминать то, что ввергает в отчаяние. Что тогда держит ее здесь? Привычка. Избавиться от привычки было сложно, но Лорейн боролась.

Предложенная Магнур рука была принята.

Они сидели на полу, где Лорейн разбросала свои учебники, линейки и цветные карандаши. Она склонилась над атласом и что-то старательно вычерчивала в нем карандашом.

– Ты же демонесса, – внезапно сказал она. – Почему ты добрая? Демоны обычно злые персонажи.

Магнур приподняла глаза, отрываясь от рассматривания ее художеств, и протянула ей ластик, чтобы Лорейн могла исправить лишний штрих, который отрезал половину Калифорнии Неваде.

– Демоны не злые, – ответила она.

– Значит, ты можешь дружить, помогать людям? – она не смотрела на собеседницу, пока возвращала штатам территориальную справедливость.

– Могу. Но зачем мне это?

– Ты же помогаешь мне выполнять задание по географии. Зачем тебе это? – отвечала она вопросом на вопрос.

– Я твоя подруга и делаю это безвозмездно.

– Ты правда моя подруга? – обрадовалась Лорейн и посмотрела на Магнур счастливыми светящимися глазами.

В ответ она увидела кивок головой.

– Тогда убежим куда-нибудь, где никто нас не найдет? – предложила она, вставая и протягивая руку Магнур, чтобы та тоже поднялась на ноги.

Магнур приняла ее предложение, и они вдвоем улизнули на чердак, где было темно и тихо. Там они спрятались за кучей старого хлама, расположенной у окна.

– Здесь мое секретное место, – сообщила Лорейн и указала на расстеленные на полу одеяла с подушкой, старыми игрушками и парой книжек. – Когда мне грустно и одиноко, я прячусь здесь. Садись, – она пригласила Магнур присесть и, когда та оказалась рядом, заботливо накрыла ее одним из одеял. – Сюда никто не приходит. И я никого не пустила бы сюда, в мое секретное место. Только тебя. Ты же моя подруга, верно?

Магнур наблюдала за тем, как она неуклюже пытается устроиться возле, закутывая ноги.

– Ты моя подруга, да? – повторила девочка.

Демонесса протянула руку, медленно провела своими длинными пальцами по ее щеке и тихо произнесла:

– Я никогда не оставлю тебя, Лорейн.

========== Эпилог ==========

Казалось бы, на этом история с демонессой, как и история самой Лорейн Тревор, должна была закончиться. Но я благодарна самой себе за то, что у меня хватило мозгов в последний момент развернуться, добраться до аэропорта и купить билет в Даллас. Теперь, на другом конце страны, я чувствую себя иначе.

Это маленький, уютный и очень спокойный городок – Кейп-таун. Когда я приехала сюда, у меня ничего не было: лишь небольшая сумка с одеждой и зубной щеткой. Правда, я заранее позаботилась о деньгах и накануне полностью обналичила свой счет. Флорес, милая пожилая женщина, сдавала в аренду небольшой домик. Там я и разместилась. Здесь все очень просто, не так, как в большом городе, откуда я приехала. Люди здороваются с тобой утром, продавщица в магазине спрашивает меня о делах, соседи приглашают на ужин.

Я разношу почту. Вполне себе неплохая жизнь, если подумать. Колесить с утра до полудня через весь городок, попутно раздаривая улыбки окружающим людям, – мне это нравится. После я останавливаюсь на углу, возле почты, там есть кофейня. Я беру стаканчик капучино и всегда прошу добавить туда капельку карамельного сиропа. Ни больше, ни меньше, именно капельку. Не знаю, зачем, ведь всего одна капля в кофе даже и не чувствуется. Однажды я купила капучино, в который мне безжалостно напихали этой карамели, и было ужасно, приторно сладко. С тех пор я обхожу стороной карамельные конфеты, вафли, ириски и все, что может вытаскивать пломбы из зубов. Но не могу отказаться от одной капли карамели в стаканчике капучино.

Здесь, сидя за столиком, я часто видела ее раньше. Она постоянно приходила, садилась у окна и выжидающе смотрела на меня. Потом, даже сама не знаю, как так получилось, она появлялась все реже. Я думаю, что же я чувствовала тогда, в своей старой жизни? Я чувствовала дистанцирование, отрезанность, отрешенность. Я чувствовала «void» – вакуум. Что такое вакуум? Это замкнутое пространство, из которого откачан воздух. Без воздуха человек не может дышать, а от недостатка кислорода он начнет терять сознание и видеть галлюцинации. Это и есть природа моих галлюцинаций? Какого цвета вакуум? Белый, серый или темной дымки? Быть может, он прозрачен и не имеет цвета? Вакуум – абсолютная пустота. В вакууме не распространяются волны, а значит, докричаться в нем невозможно. В культовом японском хорроре тоже был своего рода вакуум. Куда попадает человек, когда оказывается в заложниках своего собственного разума? В вакуум. Есть. Наконец-то. Я нашла объяснение моего внутреннего состояния, я нашла свое место. И дело тут вовсе не в Магнур. Если честно, она помогает мне разобраться со всем этим. И она настоящая. Поверьте мне, она не иллюзия. Пожалуй, единственная «не иллюзия» в моей жизни.

Время от времени я думаю, что если однажды ко мне подойдет девочка и расскажет о том, как к ней вечерами приходит женщина с фиолетовыми глазами, которую никто не видит, и поет ей колыбельную? Я на мгновение замру и спрошу:

«К тебе тоже?»

Как мне спасти этого несчастного ребенка? Этого никогда не случится. Ни с одной девочкой на свете такого больше не случится. Я прожила несколько лет бок о бок со страшным чудовищем. Я смогла выбраться, побороть в себе это чудовище. Я приняла ее. Я продолжаю жить.

По утрам я выхожу из дома. На улице чаще всего душно и жарко, но мне нравится эта жара. Мне нравится, как солнце греет мое лицо, как тепло обхватывает руки и пальцы на ногах в открытых босоножках. Я полюбила песок, хрустящий под подошвой, и запах магнолии, молочную ферму, откуда мне машет рукой старый Фрэнк, и Стефани из парикмахерского салона. Я надеваю кепку почтовой службы, беру сумку с почтой и сажусь на велосипед. Когда ты навещаешь почти каждого по несколько раз в месяц, узнать всех очень просто. Ты выслушиваешь их маленькие радости, пока достаешь нужный конверт, или небольшие обиды, пока открепляешь от багажника посылку. Все эти истории просты, они намного проще и тривиальней моей. Истории простых людей, которым не приходилось сталкиваться ни с чем сверхъестественным, которые никогда не чувствовали угрозы собственной жизни, которым не приходилось делать тяжелые выборы.

Признаться, я иногда по ней скучаю. Может, это стокгольмский синдром? В последний раз я приметила ее возле банкоматов. Она пристально смотрела на меня, а потом ушла. Мне кажется, она любила меня. Любила меня какой-то безумной, своей любовью. А у меня была к ней безумная привязанность, которая порой тревожит до сих пор. Пожалуй, я ее тоже любила. Когда по утрам я выхожу из дома, я больше не чувствую себя безумной. Я чувствую что-то другое. Это чувство распространяется теплом по телу и останавливается у горла, цепляя мои плечи мелкой нетерпеливой дрожью. Я не знаю, что это за чувство, прежде мне никогда не приходилось испытывать его. Поднимаясь над Кейп-тауном я всюду вижу огромные ирисовые поля, которые блестят фиолетовым, переливаясь в солнечном свете, – таким был цвет, – и из пекарни под холмом чувствую насыщенный терпкий аромат марципановых булочек, – а таким был запах… моего безумия.