Текст книги "Раненый (СИ)"

Автор книги: Feel_alive

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Он чувствует, что вместо последнего удара – который обязан был быть самым болезненным – ему будто томительно нежно проводят по лицу, самыми кончиками пальцев… и оставляют одного.

И это оказывается намного мучительнее, чем любое другое увечье.

***

После того, как Грейнджер уходит, Драко охватывает горячка. Он не зол и не расстроен – он взбудоражен, даже возбуждён.

Он понимает, что положения у них с Грейнджер на сегодняшний день – диаметрально противоположные. Они по разные стороны относительно любой границы, которую только можно представить.

Но есть у них и нечто общее. Они оба беспомощны.

Мысли скачут в голове, Драко мечется по постели, путая реальность с вымыслом, и чувствует лишь нарастающий жар по всему телу, а ещё видит чёткий образ Грейнджер, будто бы выжженный у него в голове.

Метка начинает гореть, а Драко неожиданно для себя представляет, как бы Грейнджер смотрелась обнажённой.

Желательно, в его постели.

Подобные грязные мысли доставляют ему особенное удовольствие, если то, что он испытывает, ещё можно считать удовольствием. Хотя бы отдалённо.

Он думает о ней в неистовом порыве страсти и даже не тратит время на то, чтобы оправдаться перед собой и списать подобные фантазии на болезнь или, наоборот, лекарства, которыми его пичкают ошарашенные целительницы.

День за днём это лишь Турпин и Эббот. Грейнджер не приходит. Но она всё равно постоянно рядом с ним.

Даже ближе.

Драко думает, что уже слышал, как Грейнджер кричит. Видел, как сердится. Чувствовал её ярость. Он даже слёзы её застал, поэтому боль также в копилке.

Теперь Драко хочет услышать её стон.

Он хочет увидеть на её лице борьбу, но не с внешними силами, а с самой собой.

Он хочет увидеть – и сосчитать – её шрамы. Разглядеть каждую царапину, выглядывающую иногда из выреза майки; рассмотреть каждый синяк, мелькающий между поясом брюк и краем свитера. Узнать, есть ли у неё застарелые отметины вроде той, что должна была остаться после встречи с Беллатрисой.

Он хочет услышать её голос: шёпот, хрип, крик, нежное мурлыканье, визг…

Он спит и видит, как она перестаёт притворяться праведной и благородной. Прекращает играть в сильную и независимую. Заканчивает со всем этим, выворачивается наизнанку и…

Драко не знает, что кричит во сне. Он не помнит, что Эббот дважды наводила на него усыпляющие чары, а Турпин как-то приложила головой о спинку кровати, когда он резко дёрнулся в её сторону… Драко, само собой, не в курсе, что Грейнджер приходит обследовать его по ночам или что она проводила у его кровати часы, когда у него чуть не случился рецидив, бледнела, краснела и из последних сил сдерживала слёзы.

Не печали, нет.

Банальной усталости.

Потому что сложно оказывать помощь тому, кто отчаянно отвергает её.

Драко не знает всего этого. Но знает, чего хочет.

Он хочет, чтобы Гермиона Грейнджер потеряла контроль.

И предстала перед ним такой беспомощной, какая есть на самом деле.

***

Он открывает глаза под конец августа. Спустя долгое время зрение не застилает белёсая дымка. Он дышит спокойно и размеренно.

Драко чувствует себя.

Не хорошо и не плохо, а просто чувствует. Ощущает.

Метка жутко чешется, позвоночник болит, словно от перенапряжения, в голове гуляет ветер…

У окна стоит Грейнджер.

Она выглядит спокойно, даже умиротворённо. Под целительским халатом на ней лёгкое платье. Обычно она носит грубые, несколько изношенные джинсы, которые Драко предпочитает игнорировать.

Слишком по-магловски.

Но сегодня он отмечает родинку на её левой икре, голые коленки, линию подола, небольшое пятнышко какой-то мази на уровне талии, складку у плеча и завитки волос, выбившиеся из тугого хвоста.

Будь у него силы – он бы наложил очищающее и разглаживающее.

Будь у него силы – он бы кинул в неё Петрификусом и то ли задушил бы, то ли…

Грейнджер теперь ассоциируется у него с вопросами. Хотя раньше – всегда – она была той, кто давала ответы. Как было бы просто и легко, если бы на его вопрос, заданный в пустоту, в воздух взлетела её рука, и прозвучавший ответ был безупречно точен.

Но всё течёт, всё меняется…

– Почему ты здесь?

Конечно, Грейнджер никак не реагирует на его голос, хотя Драко понимает, что она услышала его. Она, как и первый раз, когда он собрался с силами и спросил что-то, молчит так долго, что Драко уже отчаивается услышать ответ.

– Я нужна здесь.

Драко чувствует, как что-то холодное медленно проникает в его сердце. Он не знал, что так бывает. Чтобы голос звучал так спокойно, просто и буднично, когда его самого трясёт каждое отдельно взятое мгновение. Её ответ правдив, но не даёт никакой конкретной информации.

Снейп поставил бы тролль, не задумываясь.

– Почему ты не с Поттером? Почему не сражаешься?

– Здесь я могу помочь. Я нужнее здесь, чем там. Они бы не справились без меня.

Больше всего Драко удивило бы то, как искренне Грейнджер отвечает ему.

Удивило бы – если он ещё мог удивляться.

Она наконец поворачивается к Драко и смотрит ему в лицо.

– Ты жив, Малфой. Хоть это пока и не напоминает жизнь. Но ты, по крайней мере, можешь узнать, что там впереди, – она неопределённо качает головой, и Драко кажется, будто она имеет в виду кого-то конкретного: – В отличие от многих.

Она задумчиво улыбается, а Драко хочется спросить: что, если впереди ждёт только худшее? Что, если он не жив, на самом деле, а просто дожидается своей очереди на смерть? На боль? На разрушение?

Ему кажется, что Грейнджер промывает его открытые раны.

Её слова вроде бы приносят облегчение, но оно сокрыто за невыносимой болью.

И желанием разделить эту боль.

***

Он открывает глаза и считает секунды.

Он считает, сколько раз целительницы открывают и закрывают окна.

Считает, сколько раз солнечный луч попадает на одеяло у его правой руки.

А потом у левой.

Драко садится.

Сначала спиной к палочке, а затем – испытывая себя – лицом. И считает, на какое время у него хватит сил и терпения, чтобы просто смотреть на неё.

На самом деле, ему уже не больно.

Болят запястья, ладони, пальцы и, кажется, даже ногти. Временами раскалывается голова. Иногда пронзает спину.

Метка горит всегда.

Но вот внутри обосновалась тихая, ничем не замутнённая пустота. Ему кажется, что Грейнджер своими разговорами пересекла какую-то грань, о которой раньше он и не подозревал. Он пытается думать, пытается вспоминать. Когда не выходит – отчаянно старается ненавидеть.

Её – за то, что приходит и ведёт себя как ни в чём не бывало. Лечит его, кормит, наводит порядок. И беспрерывно что-то мурлычет себе под нос. Позже Драко понимает: она делает это, чтобы не заснуть.

Тогда он старается ненавидеть себя – за то, что оказался в таком положении. За то, что ничего не помнит и, главное, ни на что не способен. Но он Малфой – он не может быть виноват.

Остаётся направить всю свою энергию – отрицательную, конечно, но другой и нет, – на ненависть к войне. Страшной, беспощадной… И далее по списку.

Драко выдыхается слишком скоро. У него нет сил, нет эмоций, нет жизни.

Прямо как говорила Грейнджер.

Спустя несколько дней Драко осознаёт, что кое-что меняется.

Теперь он хочет остановить Грейнджер каждый раз, когда она пересекает порог и взмахивает палочкой, не тратя ни секунды. Он хочет мирно и тихо начать разговор, когда она прикасается к нему. Он хочет услышать её голос, когда она задумчиво щурится, вглядываясь в его раны.

– Твои ладони не заживают, – роняет Грейнджер, и Драко поспешно кивает. Во рту мгновенно пересыхает, и он не успевает воспользоваться возможностью начать разговор. Она уже думает о другом.

– Ты же разминаешь ноги каждый день? – это даже не вопрос, поэтому она не ждёт ответа, а тут же переходит к кормлению.

– Ханна придёт вечером, чтобы помазать… – Драко переводит дыхание и молчит, ожидая продолжения, а когда слышит его, предпочитает не реагировать. – … метку.

Она собирает вещи и уходит. Только осматривает комнату напоследок, ни на секунду не зацепившись взглядом за Драко, как будто он – лишь один из предметов интерьера.

Следующие две недели Драко всё чаще проводит ночи без сна. Сначала раздумывает о том, что Грейнджер, должно быть, привыкла к тому, что он молчит, и теперь больше не ожидает ответа. А потом вспоминает её дрогнувшие пальцы, скользнувшую по губам неловкую улыбку, нарочито расправленные плечи, и приходит к выводу, который должен был быть очевиден с самого начала.

Гермиона Грейнджер всё-таки нервничает в его присутствии.

***

В этот раз всё идёт не так с самого начала.

Когда она заходит, Драко сидит, опираясь локтями о колени, но, услышав звук, резко поворачивается всем телом в сторону двери, Грейнджер не ожидает этого, поэтому мешкается на пороге. Первое заклинание действует лишь на пару секунд позже обычного, но этого достаточно, чтобы изменилось всё.

Во-первых, она здоровается с ним:

– Доброе утро, – и тут же осекается.

Но его тело уже ловит сигнал и реагирует не самым обычным образом. Впервые за долгие месяцы Драко пытается встать. Просто внутри распрямляется пружина, которую сжимали очень долгое время, возможно, с самого детства.

Ноги, само собой, не выдерживают. Колени подгибаются почти сразу, но и Грейнджер реагирует молниеносно: момент – и она уже держит его, скрестив руки за спиной, а Драко практически висит на ней, не имея возможности даже ухватиться и помочь самому себе.

К счастью, ещё через мгновение усилиями Грейнджер он оказывается на кровати, а она – напротив, тяжело вздыхает и смотрит на него ошарашенно. В её глазах – немой вопрос, который явно готов обрести форму, но Драко чувствует жгучее желание предотвратить это.

Он поддаётся вперёд – Грейнджер дёргается назад, но он – к их общему удивлению – оказывается быстрее. Его губы едва ли касаются её рта, но именно это даёт Драко ещё одно лишнее мгновение. Грейнджер замирает. Он успевает подумать, почему же она настолько заторможена: это шок или усталость?

Драко пользуется ситуацией и крепко прижимается к губам Грейнджер, не задумываясь о том, что бывают хорошие и плохие поцелуи, и даже не чувствует особого наслаждения.

А затем понимает, что Грейнджер не пытается вырваться – хотя бы потому, что он и не удерживает её. Она всё ещё там, рядом с ним. И она отвечает на поцелуй.

Грейнджер целует его торопливо и так серьёзно, как будто совершает необходимую процедуру, которая очень нужна и настолько же неприятна. Драко не нравится ассоциация с очередным методом лечения – он не болен. Поэтому он старается перехватить инициативу, хоть это и сложно из-за того, что он даже обнять её толком не может.

Но он готов бороться с трудностями.

Его правая рука ложится на её плечи, и он крепко обнимает её за шею, прижимая к себе и одновременно углубляя поцелуй. Какое-то мгновение Драко чувствует, как Грейнджер старается вывернуться, но не преуспевает и лишь скользит по кушетке, из-за чего их колени сталкиваются, а затем хватает его за левое предплечье.

Он мысленно благодарит Мерлина. Его левая рука настолько слаба, безжизненна и бесполезна, что он совсем не знает, куда её деть, но тут она находит своё предназначение.

Волна облегчения и спокойствия накрывает Драко с головой. Целоваться с Грейнджер приятно. У неё мягкие губы и тёплый, влажный рот, который она приоткрывает, словно приглашая.

Он не думает, куда и уже тем более почему.

Наверное, если бы Драко постарался, он бы понял, почему сам делает это. Целуется с Грейнджер, да. Это сложно произнести даже у себя в голове. Но причины – они на поверхности. Он проводит больше трёх месяцев, видя ежедневно только трёх людей. И лишь одна из них затрагивает что-то в его разуме и – как признаться в этом? – в его душе. И в конце концов, ему восемнадцать, и он молод, и у него горячка, то накатывающая волнами, то уходящая прочь. Возможно, он всё-таки болен.

Безумен.

Но это не мешает ему целовать Гермиону Грейнджер.

А вот почему ничего не мешает ей?

Этот вопрос будет мучать его следующие три недели, когда ему сначала станет хуже, а потом намного лучше; когда он впервые за долгое время испытает дикий голод и жажду; впервые сам заговорит с Ханной и вспомнит ещё одну сцену из того дня, который, казалось, был практически полностью стёрт из его памяти…

========== Часть 3 ==========

Он бежит по коридору и задыхается. В воздухе пыль и запах гари, на языке кислый вкус разлившихся где-то зелий, пыльных страниц и, главное, – страха.

Стены уже не просто вибрируют, а по-настоящему трясутся и грозятся вот-вот обрушиться, а снаружи мелькают разноцветные вспышки. Повсюду раздаются крики. Но им везёт – слава Мерлину, хоть в чём-то, хотя бы на долю секунды – им везёт! И нужный коридор пуст, и остаётся таким ровно до того момента, как они занимают позиции и успевают наложить Дезилюминационные чары.

Драко стискивает виски и старается собраться. Палочка матери слушается паршиво, а Крэбб и Гойл не просто мешаются под ногами – они невероятно раздражают его каждую чёртову секунду. Драко чувствует боль, ярость, страх, отчаяние – столько всего сразу, что сил просто нет.

Он хочет свою палочку. И ту дурацкую диадему, которая так срочно понадобилась Поттеру.

Вокруг – хаос и ад. Каждый либо бежит, либо сражается. Либо уже мёртв. И только Поттер, преследуемый верными собачонками, мчится в выручай-комнату, чтобы найти диадему.

Значит, она важна.

Значит, она нужна и Драко.

В ушах шумит, а перед глазами пелена, но он без проблем открывает Выручай-комнату спустя несколько минут после того, как туда заходят Поттер, Уизли и Грейнджер. Он пытается двигаться тихо и, заметив Поттера, испытывает облегчение.

Но реакция Драко уже не так хороша: он позволяет Крэббу и Гойлу влезть в разговор, пока его собственный голос ужасно дрожит, и Драко совсем не может собраться с мыслями.

Он знает, что должен вернуть контроль над ситуацией, но перепалка набирает обороты – и отбирает драгоценное время. Затем Крэбб обрушивает часть стены, Драко пытается его остановить, и…

– Кому важно, что ты думаешь, Драко? Я больше не подчиняюсь твоим приказам. Для тебя и твоего папаши наступил конец.

Драко отступает, и, кажется, даже Поттер на мгновение запинается. Но вмешивается Уизли, а затем из ниоткуда выскакивает Грейнджер, посылая в Крэбба оглушающее заклятие.

Драко всё ещё не помнит, как потерял палочку и как Крэбб и Гойл обменивались заклинаниями с троицей. Зато в его памяти отчётливо проступает тот момент, когда он окончательно струсил.

И как практически умолял не убивать Гарри Поттера.

Это воспоминание – его любимое. Оно позволяет ему презирать себя особенно сильно.

Драко помнит, как Крэбб вызвал Адское Пламя. И жар, который окутал его со всех сторон, а также языки пламени, облизнувшие пятки и подпалившие волосы, снятся ему теперь почти каждую ночь.

В этих же снах присутствует Грейнджер, которая всего на пару шагов впереди самого Драко. Она бежит, отчаянно стараясь не споткнуться, а затем оборачивается, и он видит в её глазах всё то же, что испытывает сам.

На ходу она бросает какое-то заклинание за спину Драко.

На этом сон всегда оканчивается.

***

Очнувшись после сна, он слышит шорох и тихое бормотание – и только после этого открывает глаза.

Прямо над ним стоит Эббот и деловито перебирает бесконечные склянки, которыми заставлен поднос. Она успешно взгромоздила его на тумбочку, но всё же слегка придерживает коленом, чтобы бесценные запасы зелий не оказались на полу. Краем глаза Драко замечает, что край её мантии немного пополз вверх, и в такой позе сквозь ткань проступили очертания бедра, обычно скрытого бесформенной мантией, словно напоминая, что Ханна Эббот – тоже девушка. Почти такая же как Грейнджер.

Почти.

Драко всё ещё не может определиться, можно ли сказать, что за последнюю неделю его сознание прояснилось или же, наоборот, помутнело. Он помнит больше, но спит от этого только хуже; шевелится гораздо увереннее, но каждое новое движение приносит порцию боли. Его эмоциональное состояние всё ещё нестабильно.

Грейнджер приходила лишь дважды за это время, да и то ни слова не сказала ему, и Драко ожидал её увидеть сегодня, но вот на её месте Эббот, которая тоже неожиданно молчит.

Мерлин, да она же всегда задаёт ему тысячи вопросов и потом сама же отвечает на каждый по несколько раз…

Её беспокойство сегодня особенно зашкаливает: она дрожащей рукой подаёт ему зелья и наливает воды, а когда Драко чувствует леденящие и немного липкие прикосновения её пальцев, неловко меняющих повязки, он не выдерживает.

Драко спрашивает, какими лекарствами его пичкают, и даже умудряется не скривиться, когда Эббот, вздрогнув, особенно сильно перетягивает бинтом его ладонь. Некоторое время Ханна молчит, и Драко уже успевает подумать о том, что она позаимствовала эту привычку у Грейнджер, как из её рта начинает литься привычный и до невозможности беспорядочный поток слов.

Эббот сыплет названиями трав, и хотя Драко хорош в зельеварении, он совершенно ничего не смыслит в колдомедицине. На шестом курсе было не до этого. Однако он кивает, и снова кивает, и потом ещё раз кивает. Драко не знает, что кроме этого может сделать или сказать. Его навыки коммуникации очень ограничены.

Но с Эббот в этом плане не возникает проблем – она ещё долго сама рассказывает что-то о лечении, о зельях и мазях. И Драко уже почти не слушает её, но неожиданно улавливает кое-что любопытное.

– …И тебе очень повезло, хотя, конечно, не хочется загадывать, и мы не обсуждали это напрямую, и Гермиона в жизни бы тебе этого не сказала, но в этой посылке, которую нам доставили, было несколько недостающих трав… – и снова череда названий, которые Драко совсем не воспринимает. – Мазь на их основе должна сильно ускорить твоё восстановление, и…

Она всё говорит, и Драко от этого немного легче. Её слова о восстановлении могут оказаться правдой, а могут лишь поселить ненужную и несбыточную надежду, но сам звук голоса почему-то приносит облегчение.

Когда говорит Грейнджер, его ошпаривает от каждого слова. От каждого её звука или вздоха. Он всё воспринимает в штыки.

Голос Эббот более резкий и громкий, но то, как быстро и как много она говорит, словно гипнотизирует. И до самого вечера Драко чувствует себя приемлемо.

***

Это странно, но в этот раз он открывает глаза, когда Грейнджер уже в комнате.

Сквозь ускользающий сон он слышит хлопок двери, но даёт себе ещё буквально мгновение. Она успевает поставить на тумбочку поднос с водой и едой и накладывает на комнату первое очищающее заклинание.

Драко резко садится. Насколько может резко, конечно.

И внутренне оскорбляется, потому что Грейнджер и глазом не ведёт, хотя он рассчитывает на реакцию. Она лишь взмахивает палочкой, практически не глядя на Драко. Стакан сам подлетает к его губам. Драко жадно пьёт. Вода прохладная и освежающая. Стакана оказывается мало, и Грейнджер, заметив это, накладывает Агуаменти, параллельно смахивая с подоконника несуществующую пыль.

Драко поражён – она просто профессионально делает вид, что не обращает на него внимание.

Далее следует тарелка. Драко щурится, неотрывно наблюдая за Грейнджер, но поймать её взгляд кажется невозможным. Она чёткими и отлаженными движениями водит палочкой. Ложка, повинуясь заклинанию, сама залетает в рот, словно Драко нет и трёх, и тут он неожиданно чувствует вкус еды.

Нет того ощущения водянистой жижи, которое преследовало его всё время. Ощущения, что он не ест, а лишь потребляет пищу, необходимую для жизни.

Какой жизни? Зачем жизнь?

Драко чувствует глубокий и ароматный привкус на языке и не торопится глотать, смакуя момент. А затем чувствует, как еда согревает все внутренности, и перестаёт сдерживать себя. Ложка чувствует его ритм и движется быстрее. Раз за разом она возвращается к тарелке и снова подлетает ко рту Драко, а он на секунду забывает о присутствии Грейнджер, захваченный новым, недоступным ему ранее удовольствием.

Грейнджер хмыкает.

Драко замирает, смыкая губы, и ложка не успевает остановиться, слегка пачкая его рот. Он автоматически вскидывает руку, утираясь тыльной стороной ладони, и не отводит взгляд от Грейнджер.

Звук был тихий, мягкий, шелестящий. Его было бы не слышно в любом другом месте. Но в палате стоит такая тишина, что это словно громкое признание.

Признание в том, что Грейнджер всё-таки наблюдала за ним.

Она и не скрывается и теперь смотрит прямо ему в глаза, а затем как-то неясно вздыхает, отправляет на место ложку, зависшую в воздухе, и делает шаг к кровати.

– Ты вчера говорил во сне, – заявляет она, будто продолжая только что прерванный диалог. Это утверждение, но с намёком. Чтобы он мог воспользоваться шансом воспринять это как вопрос и объясниться.

Брови Драко приподнимаются сами собой. Но он быстро берёт себя в руки и в тон Грейнджер произносит:

– Эббот вчера болтала про какую-то новую мазь.

На её губах мелькает что-то такое, что можно было бы принять за улыбку. Она отряхивает руки, убирает палочку в карман и подходит к окну, прислоняясь поясницей к подоконнику. Затем слегка наклоняет голову, словно предлагая Драко продолжить говорить. Но не проходит и десяти секунд, как она сама почти весело выдаёт:

– Ты разговариваешь с Ханной.

Драко глупо моргает.

– Лайза иногда жалуется, что ты не отвечаешь ни на одно из её оскорблений, но вот с Ханной ты постоянно разговариваешь, – поясняет Гермиона, и уголки её губ вздрагивают.

– Постоянно?

Это, по мнению Драко, сомнительно.

Грейнджер поводит плечами и склоняет голову к другому плечу.

– Мазь почти готова, и она может помочь, – Грейнджер изучающим взглядом обводит потолок. – Но я больше не даю обещаний.

В груди Драко происходит нечто странное: сердце вздрагивает, как будто от этих слов одновременно хочет бухнуться вниз и подскочить куда-то в горло. Он сглатывает.

– У меня болит голова, – почему-то делится он.

Грейнджер хмурится:

– Но ты никогда не…

– Хорошо, – слишком послушно исправляется Драко, – это не боль, но ощущается мучительно, сон не приносит облегчения и в голове всё путается.

Грейнджер делает шаг вперёд, легко оттолкнувшись от подоконника, и её взгляд как будто проясняется, хотя возможно это лишь игра света. Драко не уверен. Ему становится сложно сосредоточиться, как только пространство между ними так решительно уменьшается.

– Ты вспоминаешь, – мягко произносит она. Драко несколько каменеет от подобного тона, его лицо ожесточается, и Грейнджер замечает это. – Какие-то новые моменты и мысли, ведь так?

Он раздумывает бесконечно долгую минуту, чувствуя, что голова, как будто поняла, что про неё вспомнили, и потяжелела. И набравшись решимости, кивает. Грейнджер кидает быстрый взгляд на его палочку. Драко вздрагивает.

Это чертовски плохой знак.

Он неожиданно видит их почти невинную беседу с другой стороны. Вот они разговаривают, и он будто бы в здравом уме, и даже память начинает возвращаться. Он не кричит, никого не оскорбляет, не задаёт вопросов. К тому же Драко явно окреп, аппетит вернулся, чувства обострились. Какая-то неведомая мазь, способная залечить его раны, почти готова. И дальше что?

Он будет здоров?

На месте Грейнджер Драко конечно не оказался бы изначально: он сразу разломал бы её палочку пополам и сжёг. И вряд ли бы стал выхаживать и лечить после. Но если хоть на мгновение предположить, что он всё-таки был бы на её месте и решал, как поступить дальше, он точно знал бы, что делать.

Само собой теперь Грейнджер должна забрать его палочку с собой и спрятать как можно дальше, чтобы он никогда её не нашёл. Ведь если есть хоть малейшая вероятность, что он в ближайшее время сможет колдовать, это не означало ничего кроме опасности.

Он мог бы оглушить Эббот, наслать запрещённое заклинание на Турпин и приложить Грейнджер головой об пол, а потом разнести всё вокруг Бомбардой и оставить полыхать обломки в Адском Пламени. При мысли об этом тело Драко охватывает фантомный жар, и он не сдерживает гримасы боли.

Грейнджер делает ещё шаг к нему и начинает говорить, но из-за внезапно возникшего шума в ушах Драко пропускает первые слова:

– …И потом я увидела, как ты падаешь, а палочка летит в сторону. Не знаю, какая там была высота, и мои амортизирующие чары не совсем сработали. Палочка твоей матери сгорела, а твою потом отдал мне Гарри, – она выдыхает, неловким движением поправляет волосы и тихо, но чётко добавляет: – Мне жаль, Малфой.

Драко ловит её слова и бережно укрывает в глубинах памяти. Честно говоря, он не совсем понимает, что именно она имеет в виду. Его воспоминания мешаются со словами Грейнджер, отказываясь выстраиваться в одну картинку. И кроме того, Драко не может сообразить, ей жаль, что сгорела палочка Нарциссы, что погиб его друг или что он сам беспомощен и жалок?

Жаль ли ей, что вокруг происходит нечто страшное и тревожащее?

Возможно, Грейнджер жаль, что она вынуждена ухаживать за ним?

Столько кроется за её словами, но каким-то образом Драко чувствует ту эмоцию, которую она, наверное, пытается передать. И принимает её. Смиряется с ощущением, хотя так и не получает настоящих ответов. Поэтому он снова кивает.

В дальнейшем, вспоминая этот эпизод, Драко будет думать, что всё-таки откликается и его «мне тоже» повисает в воздухе.

Грейнджер заканчивает уборку, освежает постельное бельё и долго смотрит в окно, наблюдая за листьями, которые парят на ветру и всегда достигают земли. Они больше не говорят, и Драко даже не испепеляет её взглядом, однако, когда она собирается выйти, прихватив с собой поднос с его неоконченным обедом, Драко произносит почти без насмешки:

– Эй, Грейнджер, я вообще-то всё ещё хочу есть.

В этот раз она улыбается по-настоящему, накладывает на ложку заклинание и сидит в комнате, пока он не закончит. Перед дверью Грейнджер оборачивается и смотрит на Драко, её губы снова изгибаются, и уже после того, как она выходит, он вспоминает, что вообще-то целовал эти губы.

***

Эббот оказывается права – мазь действует и Драко восстанавливается.

Проходит ещё чуть больше недели, и его руки уже почти зажили.

Теперь он может сжать ладони Грейнджер в своих, может отвести волосы от её лица, может медленно и мучительно спустить целительскую мантию с её плеч, но вот с дурацкой молнией на магловских джинсах израненные непослушные пальцы, наверное, не справятся.

Драко не знает – он не проверял.

Его ноги достаточно здоровы для того, чтобы он мог подняться и дойти до двери, поджидая её там, но вот сил, чтобы побороть её сопротивление скорее всего не хватит, и пока Драко не уверен, что она поддастся, он не рискует.

Возможно, тот поцелуй не значил абсолютно ничего.

По крайней мере, ведёт Грейнджер себя именно так. Словно с ней постоянно это происходит. Будто бы поцелуй действительно был очередной мерой лечения.

Драко, конечно, всегда знал, что у Гермионы Грейнджер интересные способы бороться с проблемами.

Он помнит, как на первом курсе дерзкая девчонка заявила всему преподавательскому составу, что специально пошла посмотреть на тролля и планировала справиться с ним сама. Как выступила против Драко на квиддичном поле, не смутившись в присутствии множества старшекурсников.

Он помнит её удар. Простая пощёчина, совершенно по-магловски, хотя в руке была зажата палочка.

Драко не может выкинуть из головы то, как она боролась за свободу домовиков, или противодействовала Амбридж, занимаясь с Отрядом Дамблдора.

Он также знает слухи о том, что Грейнджер обворовывала не только преподавателей зельеварения, но и директорский кабинет. Да и вообще постоянно нарушала правила, дерзила окружающим и всегда упрямо делала то, что считала нужным, чтобы добиться цели.

Но неужели теперь её цель – его выздоровление, и она готова даже на поцелуи, чтобы помочь ему? Да и разве поможет это?

Драко не знает.

Он вообще не в состоянии проанализировать свои ощущения, потому что при любой мысли о Грейнджер в его голове взвивается череда образов и воспоминаний, которые доставляют боль и туманят сознание всё больше.

Однако он снова и снова настойчиво возвращается мыслями к той сцене, чувствует иногда нелепое возбуждение, а иногда злость. Порой его преследует ужас. Одной конкретной эмоции нет и, наверное, не может быть.

Драко уже и не надеется на ясность в своей голове и душе, а лишь пытается понять, почему ничего не мешало Гермионе Грейнджер целовать его?

И значил ли тот поцелуй хоть что-то?

И значат ли его фантазии?

***

Драко подходит к окну и, увидев их, шире распахивает глаза.

Они двигаются вдали, одежда и обветренные лица мелькают между ветвей. Их двое.

Однозначно маглы.

Никакой уважающий себя волшебник ни за что не напялит такие тряпки. Одежда громадная и явно слишком тёплая для этого времени года, а за спинами висят гигантские рюкзаки. Драко, чьё знакомство с магловским миром было очень ограничено, в жизни не видел ничего подобного. Он с изумлением наблюдает за парой, которая уверенно пробирается через лес.

Оба выглядят достаточно юно, хотя их лица и обладают некоторой жесткостью. Парень, не очень высокий, но очень худой, постоянно придерживает ветки, чтобы те не ударили девушку, которая ссутулившись идёт следом и улыбается будто через силу. Драко неотрывно следит за ними, пока они не выходят на поляну перед домом.

Девушка мгновенно скидывает рюкзак, а потом внимательно смотрит вперёд, и Драко машинально отступает от окна, хоть и понимает, что она не сможет его увидеть.

Так же как и дом.

Драко завороженно глядит, как девушка потягивается и её улыбка становится более беспечной.

В этот момент дверь за его спиной открывается, и Драко пугливо оборачивается.

– Что с тобой? Тебе плохо? – восклицает Эббот и только потом замечает пару, виднеющуюся в окне. – О. Это… маглы?

– Подозреваю, что из нас двоих ты должна ответить на этот вопрос.

Девушка тем временем делает пару шагов вперёд, находит в траве небольшой и плоский камушек и, повернувшись к парню, который уже успел снять свой рюкзак и плюхнуться на траву, что-то говорит ему.

Спустя мгновение она разворачивается, и Ханна охает, когда девушка замахивается и ровным движением бросает камень прямо в сторону дома. Драко видит, как камушек минует магические барьеры и затем падает на землю.

– Они видят озеро, – еле слышно произносит Эббот. Её голос звучит растерянно; вряд ли она знает, как следует поступить. – Гермиона зачаровала всё так, чтобы на месте дома было небольшое озеро, причём, честно говоря, не самого привлекательного вида. Мы не могли наложить Фиделиус: слишком многие приходят сюда. Но найти это место иначе было бы невероятно сложно – лес огромен, поэтому Гермиона решила оставить хоть какой-то знак, – Эббот мотает головой, не сводя взгляда с парня и девушки. – Я не понимаю, что эти двое делают здесь.

Она замолкает на мгновение, а затем вздрагивает и вскидывает глаза на Драко: