Текст книги "Тёмный Наследник. Солнечный ветер"

Автор книги: Евгений Ионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Ключевые элементы ритуала – два магических кристалла, установленные на деревянные плошки подле головы и стоп юноши: в изголовье – огромный, величиной с кулак алмаз, классической, в форме бриллианта, огранки и восьмигранный обелиск чёрного гагата – у подножия.

Перехватив посох одной рукой, и направив его шар диагонально вниз, хранительница приблизилась к магической фигуре. Некоторое время она внимательно изучала каждую линию чертежа и точность расстановки свечей – для успеха ритуала значение имела любая мельчайшая деталь.

– Лучи звезды идеально симметричны… Их стороны равны… Окружность вписана точно в центр звезды… Даже мельчайшие разрывы в линиях отсутствуют. – Шептала себе под нос чародейка.

В последнюю очередь сведущая в магии эльфийка осмотрела Эрегинда.

– Где его вещи?

– Всё предусмотрено.

Священнослужительница протянула волшебнице тряпичный свёрток.

– Что это?

Ваэртильгвен озадаченно нахмурилась.

– Ветвь демонического каштана с листьями и плодами. Тщеславный мальчишка позаботился о доказательствах своего триумфа.

Урфитея развернула свёрток.

Чародейка брезгливо поморщилась, будто разглядывала не веточку реликтового древа, а дохлую крысу. Затем смущённо улыбнулась:

– А если сорванец в итоге станет твоим зятем?

– Никак не могу взять в толк, и что она в нём нашла? – Жрица скептически поджала губы. – Замфирель слишком эгоистична и властолюбива. Бесполезно аппелировать к её рассудку – девчонка привыкла всегда получать желаемое.

– Почему ты не сожгла эту дрянь?

– Аэллертан сказал, что каштаны будут важной уликой, когда гильдейские ищейки будут проводить расследование.

– Типичный твердолобый бюрократ. Хотя, если честно, формально он совершенно прав. Брось на сундук, где накидка. Пришло время начинать ритуал. Как твои настроение и самочувствие?

– Я… немного волнуюсь.

– Ты когда-нибудь участвовала в ритуалах высшей магии?

– Нет. Мне доступно только сакральное волшебство. Ещё я знакома с основами теоретического колдовства.

– И очень неплохо, кстати. Подготовка ритуала выполнена безупречно. Ты и твой супруг достойны высшей похвалы.

– Спасибо, ваше могущество.

Хранительница погасила посох и прислонила его к стене, затем, закатив широкие рукава одеяния и очень осторожно, не наступая на чертежи, стараясь даже не всколыхнуть огоньки свечей, подошла к одержимому юноше.

– Бедняжка.

Вздохнув, отодвинула веко Эрегинда – и с ужасом отпрянула, увидев налитый кровью белок. Затем осторожно приложила ладонь ко лбу, потрогала пульс на шее.

– Всё ясно.

Столь же осторожно, чародейка вернулась обратно.

– Фита… Если ты не против, если я буду так тебя называть?

Урфитея выразила согласие кивком головы.

– Для ритуала тебе понадобятся кое-какие артефакты.

– То есть? … Гвен, если вы не против.

Жрицу несколько смутил резкий переход на неформальное общение.

– Не стесняйся, дорогая. Сегодня мы равны как гребцы в лодке. Держи.

Ваэртильгвен протянула ей цепочку с амулетом.

– Твоя сарта здесь?

– Что?

Урфитея так внимательно рассматривала диск медальона с вырезанной двенадцатилучевой звездой и вправленным в её центр топазом, что не сразу вникла в суть вопроса.

– Надень амулет. И возьми своё оружие, если оно находится в храме.

– Зачем?

– У меня есть посох и ламен. Помнишь о стабилизаторе? Связующем якорном элементе конфигурации магической энергии? Не бойся, всё должно получиться. Если, конечно, я не просмотрела ошибки в ваших начертаниях. Да шучу, шучу, всё будет хорошо.

– Всё, поняла! Подожди, я мигом!

Урфитея надела амулет и выбежала в центральный зал. Через несколько ударов сердца жрица вернулась с двулезвийной глефой из ярко сверкающей звёздной стали.

– Замечательно. Успокойся и ничего не бойся. Ты со мной и я с тобой. Мощь твоей сакральной волшбы укрепит и поддержит меня, а моё искусство станет твоим непробиваемым щитом в случае любой угрозы. Отбрось все страхи и сомнения, доверься мне.

Ваэртильгвен лучезарно улыбнулась. И добавила сухим и распорядительным деловым тоном.

– Становись в левую окружность, Фита. Очень-очень осторожно! Глефу держи вертикально двойным хватом на уровне груди. Нижним клинком упрись в пол. Да, вот так.

Сама хранительница заняла место на противоположном участке окружности. Легонько прикоснувшись кончиками пальцев к ламену на груди, Ваэртильгвен шёпотом произнесла слово Силы.

По залу пробежала еле заметная, но всё же отчётливо ощутимая вибрация.

– Сосредоточься!

Урфитея закрыла глаза и до побеления костяшек пальцев сжала древко глефы. Черты её лица заострились, застыв алебастровым слепком.

– Готова?

– Да!

Накопленная фигурой мощь, готовая вот-вот вырваться наружу, вызывала настолько мощные возмущения магического фона, что потоки Силы взвихрились круговертью, из ниоткуда задул сильный ветер, развевая полы одежд и волосы эльфиек.

– Держись! Я начинаю! – Голос Ваэртильгвен сорвался на крик.

Но, когда она начала нараспев декламировать заклинание, он был чист, спокоен, могуч и звонок, как шум полноводной реки:

– Ниртоэт реминадан фрааллуин аст каопам салвамдуэ…

Начерченные на полу линии ярко засветились белым и красным, яростно заалели руны и сигилы.

Колдовской ветер приобрёл ураганную силу, окружающее пространство буквально лопнуло, взорвавшись высвобожденной Силой.

Волшебница и жрица стоят прямо и непоколебимо, но по искажённой мимике их лиц ясно: им тяжко, и даже очень.

Одновременно Эрегинд (точнее тёмный дух, завладевший его телом), открыл глаза. Полыхнули свежепролитой кровью демонические очи, от постамента повеяло могильным холодом.

В тот же миг храмовый зал исчез. Эльфийки, постамент с демоном в обличье Эрегинда и магические фигуры зависли в пустой и холодной тьме, вне времени и пространства, но посреди взбесившихся рек Силы.

– Бариллотахт норекирри одеаллогал уккунноуру вапоссаим…

Демон оглушительно рассмеялся жутким злорадным смехом.

Прозрачный кристалл в изголовье, сперва налившись ровным светом, будто хрустальная люстра воссиял целым облаком слепящих бликов.

Тьма в испуге отпрянула.

Демон люто зарычал.

Гагатовый обелиск исторг лучи тёмного света, вступившего в противоборство с отблёскивающим сиянием кристалла.

Тьма и Свет смешались в серое сумеречное марево.

Высокий сильный напев чародейки звучал всё увереннее, а демон захлёбывался в рёве, нежданно сменившемся полной лютой злобы тирадой:

– Слабоумные остроухие шлюхи! Неужто всерьёз вознамерились одолеть МЕНЯ своей никчёмной волшбой? Ничего у вас не выйдет! А вот я покажу вам истинную магию! Искусство прорицания! Прекрасное, как пламя костра, и верное, будто остриё доброго клинка!

– Ты!

Испепеляющее-алые зеницы уставились прямо в глаза Ваэртильгвен, но чародейка приняла вызов и не отвела взор.

– Не доживёшь до рассвета и подохнешь с раскроенной глоткой в луже собственной крови, как свинья на скотобойне!

– А твоя подружка, – бес воззрился на Урфитею, – менее чем через год вместе с единственной дочерью падёт в бою от рук заклятых врагов.

– АХ-ХА-ХА-ХА-ХА!

От безумно-злорадного гогота порождения Тьмы, казалось, затряслись стены и своды храма.

– НЕ СЛУШАЙ ЕГО! ЭТО ЛОЖЬ! НАЧИНАЙ! СЕЙЧАС ЖЕ! – В голосе волшебницы проскользнули нотки отчаяния.

– Дастеиннел таораннаст иммегин аухиврул стерникке страннира ал валлюме ненниривальде. – Урфитея приступила к исполнению своей части партии.

– Гхушаррабаз ицукелоб яхшафин нагзор уш нагаррот агх нагзар гуракиду кимкош биж хун-хивак нагр…

Зловещая симфония демонейта, изначального языка демонов, мрачного и грубого наречия тёмных искусств, пропитанного ненавистью, злобой и неутомимой жаждой владычества над всем живым, раскатом грома всколыхнула эфир ритуала.

Свет и воспрянувшая Тьма закружились в убийственном танце, вновь порождая легионы сумерек.

– ДЕРЖИСЬ!!! – Крик Ваэртильгвен превратился в вой раненой волчицы.

Но отступать было поздно, оставалось лишь сражаться – до последней капли крови, не прося пощады, не на жизнь, а насмерть.

Лица чародейки и жрицы перекосились от боли и перенапряжения, они играли с огнём, пытаясь обуздать могучие потоки Силы. Подобная переоценка собственных способностей в девяти из десяти случаев оканчивалась смертью, и в одном – одержимостью.

Битва заклинательных песней ожесточалась с каждым ударом сердца. Чистому и могучему, исполненному праведного гнева напеву Ваэртильгвен и бескомпромиссным, неукротимым, словно буйство стихий, руладам Урфитеи противостоял холодный, жестокий, зычный и хриплый голос монстра, ревущий, подобно извергающемуся вулкану.

Демоническая тварь окончательно утратила эльфийское подобие: кожа посинела, лиловый язык почти вываливался из распахнувшегося звериным оскалом рта, волосы растрепались, а налитые кровью очи затмились и побагровели, угасая и роняя предательские слёзы.

Порождению Зла терять было нечего: погибнуть самому, забрав при этом с собой трёх перворожденных, судя по всему, казалось ему достойным исходом битвы, неумолимо приближавшейся к трагической для него развязке. Демон заметно ослабел, его инфернальная мощь таяла, как снег на солнце, а голос сорвался уродливой какофонией булькающего клёкота.

Кристалл-бриллиант заструился ослепительным заревом, пронзившем мрак, а лучащийся сумраком гагатовый обелиск потух и покрылся густой сетью мелких трещин.

Заклятие демона оборвалось, хриплый предсмертный крик, единожды раздавшись, не прекращался более.

Трещинки гагата толщиной в волосок зазияли глубокими разломами, закурившимися чёрным дымком.

– МОМЕНТ ИСТИНЫ! НАЧИНАЕМ! СЕЙЧАС! ВМЕСТЕ!

Крик Ваэртильгвен напоминал рёв боевого рога, возвещающего выдержавшему натиск неприятеля войску о переходе в решительное контрнаступление.

– Иллитаннари эалладаэ кенному соллаад симоллуру геннен улли хидданлан велиор.

Двойной напев в едином порыве слился в величественную арию, достигшую кульминационной ноты.

Демон выхаркнул сгусток крови, заткнулся и обмяк, его голова завалилась набок, глаза выпучились, вывалился язык.

Кристалл гагата с громким треском лопнул и рассыпался чёрным прахом, истаявшим без следа.

Сумрак развеялся, окончательно уступив слепящему хрустальному сиянию.

– РАЙВЕЛЛИСТО!

Казавшийся трупом Эрегинд повернул голову, демоническое обличье сошло на глазах, лик стал чист и светел, как соцветья первых подснежников, распустивших лепестки ещё по-зимнему холодным утром ранней весны.

– РАЙВЕЛЛИСТО!

Парень закричал, но обыкновенным, нормальным голосом, лишённым ненависти и злобы, хоть и отмеченным печатью невыразимого страдания.

Свет кристалла без остатка поглотил зримое пространство, из глаз и рта Эрегинда во все стороны ударили потоки яркого света, окончательно накрывшей поле боя слепящей белизной.

Едва успев плотно зажмурить глаза и закрыть лица руками, хранительница и жрица будто выпали в Астрал, в тот же миг утратив осязание и восприятие.

Свет и тишина. Ничего более.

Ваэртильгвен пришла в сознание, вновь ощутив саму себя, и открыла глаза.

Они победили! Зло уничтожено!

Вот только отчего так неспокойно на душе? Холод тревоги страшного предчувствия ледяной гадюкой обвил сердце.

Чародейка схватилась за грудь, уронив посох, и упала на колени. Магический шар с громким звоном ударился о гранитные плиты пола и откатился к постаменту. В глазах потемнело, дыхание пресеклось, сознание провалилось в пропасть, ускользая лёгкой дымкой.

– ГВЕН!

На грани сна и яви Ваэртильгвен ощутила мягкие, но сильные пальцы на висках, их лёгкое тепло мягкой волной разлилось по телу, вызвав ощущение лёгкого покалывания на коже головы.

Сознание вернулось резким рывком.

– Потерпи, не двигайся. – Сильные пальцы массировали виски. – Всё хорошо. Вот так.

Чародейка отрыла глаза лёжа навзничь на полу. Тревожное лицо Урфитеи нависало над ней полной луной ясной ночью. И оно светилось гордойстью и торжеством.

– Мы сделали это! Демон изгнан!

– Как Эрегинд?

– Пышет красотой и здоровьем. Словно заново родился.

– Мне надо осмотреть его. Сейчас же! Ой!

У Ваэртильгвен не получилось с первого раза подняться на ноги.

– Спокойно, не трать силы, ты ещё слишком слаба.

Жрица поддержала хранительницу за плечи и напоила чистой водой из серебряной фляги.

– Вот так. Что тебя беспокоит?

– Сама не пойму, в том и дело. Будто змея залегла под сердцем.

Хранительница беспомощно развела руками.

– Ничего, пройдёт. Можешь встать?

Ваэртильгвен слабо кивнула. Но устояла на ногах лишь с поддержкой жрицы.

– Подведи меня к мальчику. Ни слова – делай, что говорю! Поверь, это очень важно. И подай мне посох.

Внимательный осмотр места ритуала и спасённого юноши не выявил ничего необычного.

– Это Эрегинд? Он вернулся? Что ты чувствуешь?

– Ничего… необычного. А ты? Сейчас твоя магия справится лучше моей.

– Он обворожительно прекрасен, как снизошедший дану. Но… его аура. Она размыта, как улица за окном в дождливый день. В остальном… теперь, кажется, я начинаю понимать, чем он привлёк Фире.

– Ум и осязание не видят подвоха. Но на сердце неспокойно.

– А я, наоборот, чувствую себя отменно, будто крылья выросли. Держись, доведу до дома.

Вскоре после полуночи Урфитея укладывала Ваэртильгвен спать. Волшебница, приняв целительное снадобье, почувствовала себя лучше. Но тревога так и не прошла.

Жрица вполголоса мурлыкала заунывную колыбельную о серебряных холмах и златых дубравах сказочной страны забвения где-то за семью морями.

– А знаешь, Гвен, – теперь жрица совсем не стеснялась обращаться к искуснице по-простому, как к давней подруге, – был момент, когда я едва удержала конфигурацию заклятья. Он показал мне ужасные картины…

Урфитея судорожно сглотнула, её глаза в страхе расширились, словно от заново переживаемых кошмаров.

– Руллахт Синдуно объят пламенем…. Полчища орков неистово штурмуют белые башни… Но ни одна из моих сестёр-во-свете не устрашилась и не отступила перед лицом врага… Мы погибали одна за другой, но дорого продавали свои жизни, усыпая грудами трупов тёмных воителей белокаменные мостовые… Я видела … Замфирель…

Глаза Урфитеи заволокли слёзы.

– Нелепый вздор! Руллахт Синдуно стоит на берегу моря. Как… Нет, не могу представить. И… А на самом деле… Я тоже… кое-что видела. Это… Неописуемый кошмар…

– Не береди душу, а лучше засни! Спокойной ночи, Гвен. Пусть сон излечит твои тревоги. А я пока побуду рядом.

– Спасибо, сестра.

Урфитея закрыла глаза и простерла над чародейкой свои раскрытые длани.

Фигуру Ваэртильгвен окутало облако серебристого сияния и её сознание, наконец, впало в долгожданное забытьё.

Но покой, которого она так сильно жаждала, так и не наступил.

Ей снился странный беспокойный сон, вернувший её на место ритуала. Величественные своды храма, магические фигуры на полу, тело юноши, кристаллы.

Внезапно пала тьма. Руны, пентаграммы и окружности полыхнули ярким светом, в освещённое им пространство ступила фигура в чёрном балахоне с низко надвинутым капюшоном. Протянулась рука в чёрной бархатной перчатке и забрала гагатовый кристалл-обелиск у подножия ложа-постамента. И установила внешне неотличимый артефакт.

Но стоило присмотреться…

У Ваэртильгвен словно сердце провалилось. Вместо жирного смолистого блеска агата на гранях подменённого обелиска играли тускло-матовые антрацитовые переливы мориона.

Хранительница проснулась в холодном поту.

– «Альвы всемогущие»!

Если так всё и было – Эрегинд навеки проклят и обречён на вечные муки, которые испытывают тёмные души в земном воплощении. Их удел – сеять смерть и страдание в бессмысленной жажде власти и могущества, вдали от тепла, любви и солнца.

– «Гагат – самый сильный магический амулет… Морион – камень чёрного колдовства, открывающий двери в потусторонний мир, наравне с чёрным агатом, любимая драгоценность чернокнижников и некромантов».

Из глубин памяти всплыли давно забытые премудрости магической теории.

– «Ты будешь мёртвым при жизни».

Зловещий шёпот из ниоткуда подобно резкому порыву холодного ветра ворвался в сознание.

– «…при свете солнца видеть беспросветный мрак ночи».

У хранительницы резко заболела и закружилась голова. Эльфийка тут же побежала на кухню принимать микстуру, но легче не стало. Наоборот, её пробил озноб, сердце затрепыхалось, душу залила смертная тоска. Чародейка откупорила новый пузырёк – всё тщетно. Головная боль переросла в мигрень и невидимыми тисками сдавила череп.

Внезапно на самой границе слуха раздался резкий приглушённый удар, словно где-то неподалёку в землю ударили стальным молотом.

Ваэртильгвен в ужасе обернулась. Звук повторился. Затем снова и ещё, раздаваясь с амплитудой, совпадавшей с частотой биения сердца.

Не ощущая себя и не понимая, что происходит, в кружевном спальном халате поверх исподнего, хранительница потревоженной сомнамбулой выбежала в гостиную. И остолбенела: обрамляющие каменную плиту входа защитные руны пылали ослепительно алым огнём, словно кипящая кровь в ведьмином котле.

Удары продолжались с неослабевающей силой.

Ваэртильгвен словно впала в ступор, никак не реагируя на штурм своей обители, будто трусливый и нераспорядительный кастелян перед лицом вражеских полчищ.

Стало совсем плохо. В таком состоянии чародейка была беспомощна перед неведомой угрозой. Более того, даже дыхание стало жестокой пыткой.

Эльфийка попыталась бежать, но упала на четвереньки и поползла раненым зверем.

Камень издал глухой стон и с грохотом раскололся, взорвавшись тучей пыли и обломков. Призрачно-малиновое зарево затопило гостиную, в проёме замаячил высокий силуэт в чёрном плаще с капюшоном.

Животный страх неожиданно придал ей сил. Молнией бросившись в спальню, хранительница выхватила из ножен на поясе повседневной мантии длинный изогнутый кинжал.

Незваный гость пришёл по её душу, это чародейка отчётливо ощутила по флюидам холодной жестокости, которые излучала его аура.

– «Если пробил твой последний час, встреть смерть достойно, подобно герою-воителю». – Гласило одно из правил морального кодекса светлых магов, которому Ваэртильгвен неуклонно следовала всю жизнь.

И то, что этот миг настал, она почувствовала совершенно отчётливо, так же ясно, как видела перед собой пламенноокого адепта Тьмы в чёрном балахоне и маске из чёрного бархата. Мощь искусства тёмных троп магии исходила от него, подобно жару пылающего горна. Зримое отсутствие оружия, обнажённого или в ножнах, нисколько не умаляло окутывающую его смертоносную ауру.

Всего за пару ударов сердца он догнал её, ангелом смерти ворвавшись в опочивальню.

Испытывая леденящий ужас, не желая умирать, но и не собираясь сдаваться, эльфийка заглянула в пламенные очи, ухватила кинжал в обе руки и направила острие прямо в лицо злодею. Ярость поднялась из глубин её духа обжигающей волной и побудила броситься в последнюю атаку.

Хранительница прыгнула дикой кошкой и произвела выпад, целясь в налитый демоническим огнём взор. На колдуна это не произвело ни малейшего впечатления, и глазом не моргнув, он просто скрестил чуть ниже запястий сжатые в кулак руки и затем резко выбросил их вперёд, разжав ладони.

На полпути к цели эльфийку настиг хлёсткий удар стянутой тугой плетью Силы. Её отбросило назад и опрокинуло навзничь, обессилившие руки выпустили кинжал, с тихим стуком отлетевший под кровать.

Весь мир заполнили океаны непередаваемо пронзительной боли, словно с неё заживо сдирали кожу и посыпали солью оголившуюся плоть.

Крик боли вырвался наружу обжигающим потоком.

А затем чужая железная воля вздёрнула эльфийку вверх, заставив повиснуть в воздухе. Краем глаза жертва видела, как тёмный маг на вытянутых руках проводит с ней манипуляции, словно с неживым предметом на уроке левитации.

В следующий миг беспомощное тело с силой ударилось об пол, раздался хруст ломающихся рёбер. Отдавшись солоноватым привкусом, изо рта хлынула кровь.

Колдун медленно отстранил руку в сторону, сжав ладонь, словно взяв нечто невидимое. Ваэртильгвен, более не гордая мастерица чар, безвольно повиновалась, будто тряпичная кукла, и протянула руку под кровать, нащупав рукоять выпавшего кинжала.

– «Нет, только не это»!

Чародейка сразу догадалась, что тёмный намеревается сделать с ней.

Он резко воздел руки – эльфийка встала на ноги, сжал правую кисть и занёс её над согнутой в локте левой – и жертва марионеткой повторила его действия.

Мощь тёмной силы была чудовищной. Хранительнице казалось, словно её укусил ядовитый паук, а затем оплёл стальным канатом гигантский змей. Гордость, мужество, воля, честь, мастерство – всё бесследно исчезло.

– «Нет, я не могу окончить свою жизнь вот так, как скотина под мясницким ножом»!

Горькие слёзы безысходного отчаяния потекли из глаз. В памяти всплыло зловещее предсказание демона в обличье Эрегинда. Ещё во время ритуала погибающее дитя Зла наслало на волшебницу видение чёрной руки, раз за разом пронзавшей её плоть хладной сталью кинжала.

Тем временем враг нанёс фантомный удар, механически повторённый жертвой, – и остриё клинка взрезало кожу предплечья эльфийки. Винно-алая жидкость полилась ручьём, безобразно замарав белоснежные кружева спальной рубашки.

Ваэртильгвен истошно завопила.

Импульс злонамеренной силы подтолкнул её к побелённой стене, украшенной полосой меандрового орнамента с бежевыми розеттами, и где заставил кровью из раны на предплечье начертать зловещее послание.

Когда до страдалицы дошёл его смысл, её пробрал леденящий ужас, да такой, что она на миг забыла о неумолимо надвигающейся мучительной смерти. Если это правда, Саороланту ждут тёмные времена, невиданные с окаянных лет Чёрной Скорби.

Колдун провернул сжатую кисть – продублировав его манипуляцию, Ваэртильгвен поднесла кинжал к груди, так, что слегка приподнятое остриё его клинка нацелилось прямо в яремную впадину.

– МАТЕРЬ ПАЛМИРАНДЕ, СПАСИ МЕНЯ-А-А!

Полный безнадёжного отчаяния призыв сменился истошным воплем предсмертной агонии.

Сталь сверкнула серебристым блеском – и эльфийка с разрубленным горлом повалилась на пол. Из страшной раны ручьём хлынула горячая алая кровь, показавшаяся затрепетавшей на ветру широкой лентой красного шёлка.

В кровавой луже, растёкшейся далеко вокруг агонизирующего трупа, промелькнуло отражение пылающих триумфом пламенных очей убийцы.

Он падал вниз в мёртвой тишине.

Вокруг проносилось прозрачное пустое пространство, призрачно-сизое, словно небо над дальним горизонтом.

Непрекращающийся полёт без начала и конца дарил ощущение бесконечного падения вниз. Брошенным в бездонную пропасть камнем, его дух низринулся в бездну.

Но ничто не длится вечно, и настал момент, когда внизу показалась туманная дымка. Марево приближалось, источая сумеречный свет.

Он перестал ощущать себя единственным во всей вселенной мыслящим и чувствующим существом.

Колыхающиеся тени, серые, словно сотканные из праха, медленно кружили вокруг. Они видели и чувствовали его так же, как он видел и чувствовал их. Более того, они считали его своим, одним из них.

Некоторое время все они молча порхали в воздухе, кружась в медленном танце, невесомо паря в разряжённом сером тумане.

На краю сознания раздался еле слышный шелестящий шёпот, постепенно нарастая и превращаясь в отчётливый многоголосый хор:

– «Приве-е-е-е-етствуем те-е-ебя, собра-а-а-ат. Тепе-е-е-ерь ты оди-и-ин из нас-с-с-с. Ты пришё-ё-ё-ёл на зо-о-о-ов. Мы-ы-ы то-о-о-оже при-и-и-ишли на зо-о-о-ов. За-а-абудь про все-е-е чу-у-увства-а-а. На-а-ас ждё-ё-ё-ё-ёт бла-а-аже-е-е-нство-о-о ве-е-е-ечно-о-о-ого покоя-я-я и сла-а-а-адкого-о-о за-а-абве-е-ения-я-я».

Вечный покой и умиротворение. Нет боли, тревог и страданий, впрочем, как и радости и счастья. Ощущение полной свободы, будто паришь высоко в небесной выси поверх облаков.

– «Я свободен, полностью свободен. Я… Кто «я»? Где «я»? Что со «мной»?

Сплошная стена призраков, безглазых и безликих, расступилась, пропуская вперёд огромное угольно-чёрное пятно мрака, по очертаниям подобное плащу с капюшоном, в проёме которого горят два алых ока.

– Приветствую тебя, Тёмный Наследник, да пребудешь ты во Тьме и Тьма в тебе во веки веков.

Слова звучали в подсознании, во всяком случае, видимых уст у призрака не было и, в отличие от своих серых собратьев, привидение говорило правильно и чётко, только не протяжным стенанием, а мрачным замогильным голосом.

– Несказанно рад встретить тебя в Бездне, нашем общем доме, где все мы рано или поздно упокоимся в мире и забвении.

– Извини, милорд незнакомец, но я не знаю себя. А что такое Бездна?

– Не перебивай меня! Оглянись вокруг – что ты видишь?

– Нечто необъятное, бесформенное, сумеречная туманность… обитель духов…

– Нет! Это и есть Бездна – вместилище тёмных душ, в котором ты сейчас пребываешь.

– Всё равно не понимаю. А кто я?

– Один из нас. Причём великой силы. Твоё появление предначертано волей Мироздания. Тебе суждены великие свершения, великие – и ужасные. Мироздание вступает в новую эпоху, реки времён не повернуть вспять, чему суждено свершится, того не миновать. Ты – тот, кто вызовет ветер перемен, дыхание которого сдует весь шлак, засоривший вселенную. Ты – огненное клеймо нового бытия миров, без богов, неважно злых или добрых, и их безропотной паствы, служащей лишь поживой для интриг и прихотей своих хозяев. Тогда каждый смертный, если окажется достойным избранником Силы, сам сможет стать богоподобным, не богом – нет, но сущностью неограниченного могущества, способным господствовать во всём Мироздании.

Алые зеницы под капюшоном мигнули.

– Тебе пора, великий. Пока твоя земная миссия не исполнена, тебе не обрести здесь посмертия.

– Спасибо, достопочтенный. Да благословят тебя альвы и сохранят твою обитель!

Чёрная тень в ответ глухо рассмеялась:

– Наивный неразумный неофит! Тебе ещё только предстоит познать основы сокровенных знаний. Истина откроется тебе в своё время. Но довольно слов – пора вернуться, да путь далёкий. До встречи, Тёмный Наследник, избранник Мироздания! А она будет, обязательно будет, никакая вечность не бесконечна. Храни тебя Тьма!

Вновь наползла туманная дымка, в которой растворились серые тени, истаяв дымом по ветру. Мигнув на прощание, погасли алые глазницы, и чёрный призрак, силуэт которого поначалу стал подобием чёрной грозовой тучи, последовал за своей паствой.

Вновь полёт сквозь пустоту – но на этот раз вверх, прочь от мертвенной дымки. Сизое марево послушно распахивает зыбкие объятия – вперёд и вверх.

Но… Куда? Что… Там?

Как и падение, взлёт казался бесконечным путешествием в вечность…

Мягкий неяркий свет, даже слегка рассеянный ресницами, проникал сквозь закрытые веки. Глубокий вдох – и сознание прояснилось. Ещё миг – и Эрегинд вновь ощутил себя самим собой. Память о пережитом обрушилась гигантской волной девятого вала – эльф разразился истошным криком, словно подозреваемый в руках заплечных дел мастера.

– Сейчас всё пройдёт. Вот так.

Хорошо знакомый голос вернул чувство реальности.

– «Кто это?».

Внезапно всё прошло.

– «О да, воистину».

Осязание словно подхватило лёгким потоком, тёплым и нежным.

– «Ка-а-ак же хорошо. Вот бы так чувствовать себя всегда, целую вечность».

– Не хочешь чувствовать боль – умри.

Резко прозвучавший голос был грубым и холодным, исполненным ненависти и презрения к любому, даже малейшему проявлению слабости.

Вздрогнув, Эрегинд открыл глаза. Фокусировка сформировалась не сразу.

– Ну как?

Глаза напротив ярко блеснули бушующим пламенем, но контуры лица оставались размытыми.

– «И обличье их – Тьма, но сердца пылают неугасимым пламенем, губительные помыслы исполняют они чёрной десницей. Мрачен и ужасен лик слуг Тьмы и Хаоса, а взор их свирепых, не ведающих милосердия очей подобен металлу, растопленному в горне, или свежепролитой крови».

Юноша вновь закрыл так и не прозревшие глаза, встрепенулся, прогоняя из рассудка зловещий шёпот и узрел наконец обличье говорившего, несказанно удивившись. Поначалу парень отказывался верить собственным глазам, посчитав происходящее страшным сном или иллюзией.

– Ну что? Каково это – ощущать новообретённую силу?

Обзор полностью занимало лицо Аэллертана Спеллонта, мастера-наставника манорной школы. И оно светилось жутким торжеством, в розовато-бежевых глазах плескалось неистовое безумие, весь вид многоучёного эльфа ясно выдавал в нём одержимого.

Он стоял у бокового края ложа-постамента, склонившись над Эрегиндом, с руками, скрещёнными на груди. Белоснежная учительская ряса, с вышитым золотыми нитками витым растительным орнаментом, выглядела помятой, ниспадающие на плечи белокурые волосы растрёпаны, золотая крылатая диадема съехала на висок, а черты лица потемнели и заострились.

– Мастер-наставник… Ваша мудрость… Чем обязан честью?

Парень тяжело дышал. В глазах – пустота. Сознание, поначалу затерявшись словно в мутных облаках пыли, теперь безошибочно узнавало окружающий мир.

– Свершилось! Наследник Фелиорна пробуждён! И я собственноручно способствовал его инкарнации! Итак, каковы ощущения?

Лицо Аэллертана окончательно исказилось, налившись мертвенной бледностью, губы изломало кровожадной усмешкой, сквозь них стали видны тёмные и заострённые зубы, будто собачьи. Мастер-наставник обратился учуявшим кровь голодным упырём.

В душу Эрегинда липкой струйкой потёк страх.

– Какие… ощущения? – Едва выдавил он из себя, насмерть испугавшись.

– Ощущения переполняющей тебя Силы, бьющего через край могущества, и бессильного трепета Мироздания, готового пасть ниц по мановению твоего всесильного перста! Да здравствует Тёмный Наследник!

– «Папаша Замфирель форменный сумасброд! Недаром матушка говорит, что всезнайки чокнутые».

Юноша удивился собственной мысли. А вслух сказал:

– Я не узнаю вас, многомудрый. С вами что-то не так. Вы нездоровы?

Торжество с лица одержимого как ветром сдуло.

– Жалкий детский лепет. – Мастера-наставника охватило явное разочарование. – Значит, ты обретёшь себя не сразу. Он давно ждёт тебя.

– Кто «он»?

У Эрегинда мурашки побежали по коже.

– Твой будущий наставник, конечно же! Скоро я пошлю ему весть. Старый колдун несказанно обрадуется! – Выражение лица Аэллертана приобрело мечтательный оттенок. – Через несколько дней он будет здесь. Поможет замести следы. И повести гильдейских ищеек по ложному следу.

У Эрегинда иссяк запас душевных сил, позволявший выдерживать этот бесконечный кошмар. Храбрость и выдержка улетучились без остатка, сгорели, как сухая щепа на костре.

Впервые за много лет он стал горячо и искренне молиться Вентоле:

– «Всемогущая, мудрейшая мать-заступница, прости мне все мои проступки, прости гордыню и маловерие, выведи из мрака к Свету…».

По щекам юноши потекли горячие слёзы запоздалого раскаяния.

Лицо Аэллертана Спеллонта окончательно потеряло эльфийское подобие, заполнившись смесью гадливости и презрения.

– Ты слаб, как новорожденный котёнок! Но ничего страшного. Грядёт великая война, из горнила которой твой дух выйдет закалённой сталью. Ты станешь непревзойдённым Тёмным Воителем, величайшим во всём Мироздании. Мне нечего добавить к словам Пастыря Душ. Придёт время – и тебе откроется собственное предназначение. А пока прощай. Поверь, мы ещё встретимся, когда и как – будет видно. А нашу беседу пока забудь – до срока.