Текст книги "Свет жизни - белый (СИ)"

Автор книги: Eva Rouse

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Секундное замешательство, и краски отхлынули с лица, Синицына пронзил ужас. Пальцами он коснулся щеки Альба.

– Мид, солнышко, ты меня слышишь? Какой же я остолоп, придурок, у-у-у, – завыл Григорий на одной ноте, стоя на коленях рядом с парнем. – Черт меня раздери!

Синицын погладил светлые волосы, осторожно скользнул ладонью под голову парня, на пальцах оказалась кровь.

– Господи... – выдохнул Синицын и полез в карман брюк за мобильным телефоном. Нужно вызвать скорую.

Альба заворочался и скривился от боли. В голове звенело, и ее совсем не хотелось поднимать, наоборот, приклеится к полу и не вставать. Никогда. Мид открыл глаза, перед взором маячило невообразимо бледное лицо Григория, он что-то собирался прокричать в телефонную трубку, но заметив взгляд парня, нажал отбой.

– Мид, котенок, как ты? Ты меня слышишь?

– Никаких дурацких прозвищ. Раздражает. Я мужик, – вяло отозвался Альба и скривился снова, стоило только пошевелить шеей.

– Мужик-мужик, – поспешил его уверить Синицын. – Ты ноги чувствуешь? Тошнит? Сколько пальцев я показываю? – Грег задержал кисть перед носом парня.

– А это точно пальцы? – пробубнил тот и огляделся. – А ты вообще кто такой и что делаешь у меня дома?

Грега затрясло. Альба бессмысленным взором поводил по кухне, а потом непонимающе уставился на Синицына. У мужчины перехватило дыхание, в глазах защипало, он нервно сжал руку Миддлемиста.

– Шутка, – смилостивился парень. – Это тебе сразу за все. За то, что накинулся и на пол уронил. И помоги мне встать.

Но вместо этого Григорий весь как-то сжался и уткнулся в грудь Миду, вцепился в его одежду и задрожал. Он сильно испугался. Случись что, Синицын себе этого никогда бы не простил. Зачем вообще сюда пришел? Рассказать о Марине? Домогаться? Уже ничего не хотелось. Не нужно ему никаких доказательств, Григорий за эти несколько минут понял и передумал больше, чем за все время их встреч. Любит он этого мальчишку, впервые кто-то стал настолько дорог.

– Не пугай меня так больше. Никогда, – прохрипел Синицын, помогая Миду подняться.

– Извини... Я плохо подумал.

– Это ты меня прости. За все.

Григорий, не встречаясь с Альба взглядом, ощупал его затылок. Парень содрал немного кожи, отсюда и кровь, которая уже успела остановиться. Погладив его по волосам и прижавшись губами к виску, Синицын замер на несколько мгновений. Мид было обнял мужчину, но тот отстранился.

– Пойдем, я отвезу тебя в больницу. Пусть врачи посмотрят, как положено.

С Альбой оказалось все в полном порядке, даже швов накладывать не пришлось. Парень вел себя тихо, чувствуя вину за неудачную шутку, всю дорогу смотрел в окно. Синицын материл себя и ругал, но теперь понял, как ему следует действовать. Довезя Мида до квартиры, он проводил его, обнял на прощание и ушел, решив ничего не говорить. Пожалуй, так лучше всего. Обманывать парня он не смог бы, как и рисковать счастьем сестры, Синицын решил со всем разбираться последовательно, а пока никуда не денешься, придется играть роль поклонника Марины.

Григорий пил мало и редко, спиртного не любил даже в десертах, но сегодня ему хотелось напиться. Нет, нажраться. Поэтому к себе он ехал через супермаркет.

Откупорив бутылку водки, сел на пол, спиной облокотившись о диван, и опрокинул в себя первую стопку. Как же не во время появилась эта Марина. С Мидом как раз начало получаться, парень не стеснялся объятий и поцелуев, так светло улыбался и тепло отвечал на ласки. Да и Синицын поверил, что ему наконец-то повезло, он нашел родную душу, с которой сможет создать свою семью.

Еще стопка.

А теперь это все летело в тартарары. Не может он переступить через себя, когда все отвернулись от Григория, сестра единственная помогла ему из семьи и друзей. Без нее он, наверное, никогда бы ни на кого не смог больше рассчитывать, замкнулся бы в себе. Татьяна спасла его уязвимую душу подростка, преданного и растоптанного.

Три стопки подряд. Еще немного самобичевания, и бутылка наполовину пуста. В голове легкая дымка с непривычки, губы горят, плохая была идея не закусывать.

Синицын положил руку на диван и прислонился к мягкой обивки затылком. Рядом с ухом послышалось недовольное бурчание. Тай включил задний ход и отполз к диванной спинки, и еще раз оттуда мявкнул на хозяина, скукожившись в комок.

– В чем дело, малыш? Не нравится запах спиртного? – Григорий дунул в усатую мордочку, Тай чихнул и облизал нос. Затем начал вылизываться, отвернувшись от Синицына. – Вот и мне не нравится.

Григорий скептически посмотрел на бутылку. Думать алкоголь не мешал, а наоборот, ругать себя получалось лучше, фразы приобрели некоторую пафосность и объем. Синицын вылил в себя очередную стопку и еще немного поупражнялся в красноречии, обрушивая на себя все более витиеватую порцию брани.

Вздохнув совсем уныло, Григорий вылил остатки водки в горшок с пальмой, запоздало сообразив, что, наверняка, обжог корни растения. Мид его, должно быть, стукнул бы за это. Расстроившись еще больше, Синицын бросил бутылку на пол и забрался на диван, подхватив Тая и запихав кота себе под бок. Котенок пытался вырваться, но держали крепко, да и к Григорию он уже привык. Хозяин его кормил, гладил и часто играл, пожалуй, можно простить ему некоторое самоуправство. Легко прикусив кожи руки для острастки, Тай устроился удобней и тихо замурлыкал, согревая своим теплом. Синицын медленно, но верно забывался сном.

Миддлемист совершенно не понимал, что произошло. Он долго сидел на кухне, пил чай и грыз печенье. Парня не покидало чувство тревоги, что-то явно случилось, и Альба где-то допустил ошибку. Оценивая свои действия со стороны, он все больше убеждался – Синицын приходил с ним поговорить, искал успокоения и поддержки. Навязывал близость? Пожалуй. Но ведь что-то подтолкнуло его к подобным действиям. А еще Григорий странно прощался, словно отпускал от себя Альба, а Мид четко осознал, быть отпущенным он совершенно не желает. Ему нужен Синицын, хочется касаться его, обнимать и прижимать к себе. Хочется вновь проснуться в его объятиях, и даже более того... Мид решил перестать сходить с ума от беспокойства и достал мобильный. В трубке слышались гудки, но Григорий не отвечал. Альба отправил ему сообщение, потом еще одно, вновь позвонил. Опять нет ответа. Часы показывали двадцать минут четвертого. Наверное, Синицын спит, все-таки поздно уже. Но тревога не проходила. Миддлемист решил съездить завтра к Григорию и все выяснить, благо у них опять совпали выходные.

Утром Альба долго раздумывал над поступком мужчины. Грег же человек, и он давно ждет, можно понять его желание. Да и та шутка... Альба не стал звонить повторно и, так и не найдя слов, отправился на квартиру к Синицыну, решив увидеться и извиниться. А там как получится. Но перед квартирой, спиной к Альба, стояла незнакомая девушка и жала на звонок. Пнув дверь, она поставила коробочку с пирожными на пол и принялась рыться в сумке. Мид посмотрел на цифру этажа, он не ошибся, Григорий живет здесь. Когда Альба собрался окликнуть незнакомку, та обернулась сама. Недоумение на ее лице сменилось восторгом.

– О! Ты же Миддлемист Альба, а я тебя знаю, – девушка вытащила из сумки ключи. – Я подруга Григория, решила навестить, а его, кажется, нет дома. Ну и ладно, съедим пирожные без него, а ему коробку оставим. Будет знать, как пропадать, – затараторила незнакомка, ключ повернулся в замке, и дверь открылась. – Меня Наташа зовут. Заходи, не стой.

– Приятно познакомится, Григорий упоминал о вас, – отмер Мид и зашел следом.

Пискнув что-то приветственное, из-под стула в прихожей выбежал котенок, и радостно стал тереться о ногу Альба. Парень скинул ботинки и взял звереныша на руки.

– Предлагаю опустить официоз, обращайся ко мне на «ты», – Наташа прошла в гостиную. – О, а вот и нужное нам тело.

Мид тоже заметил Синицына. Мужчина спал на спине, так и не сняв одежды, руки лежали на груди.

– М, думаешь ведь, что он чертовки мил, когда спит, правда ведь? – поддела Наташа, смутив парня. – Ничего подобного. Лежит тут, как Ленин в Мавзолее.

Мид, не ожидавший такого, прыснул со смеху. Синицын заворочался и, наконец, проснулся. С трудом разлепив веки, он потер лицо.

– Мид, Наташа, вы как здесь оказались? – недоумевал Григорий.

Подруга потрясла ключами.

– Мы сделаем чаю, а ты пока в душ иди, – сказала Наташа и, дернув Альба за рукав, пошла с ним на кухню.

Синицын пил вчера допоздна, и спать лег только на рассвете. Прикрыв глаза, он мысленно попытался собрать себя по кусочкам. Мид выглядел подавленным. Наверное, пришел сказать, что не хочет его больше видеть. Грег грустно ухмыльнулся. Да уж, все складывается как нельзя лучше, ничего объяснять не придется. Сейчас он отправится в отставку, иначе и быть не может. Синицын стянул одежду и, прихватив халат, направился в ванную.

Наташа с Альба накрывали на стол.

– Мид, у вас с Тишкой что-то произошло?

– С чего ты так решила? – осторожничал Альба, не зная, сколько он может рассказать.

– Гриша почти не пьет, но за углом у дивана пустая бутылка. Вчера или сегодня он пил и много. Я не буду лезть в ваши дела и уйду, пока он в душе. Вам нужно поговорить. Но запомни, Мид, он только выглядит сильным, на самом деле с кем попало не сходится и посторонним не открывается. А ты у него в сердце. Можешь спасти или добить. Сейчас Грег уязвим.

Альба серьезно кивнул, стараясь не выдать собственной обеспокоенности. Синицын всегда такой жизнерадостный, постоянно делился теплом с ним, Мидом, щедро раздавал улыбки. Внимательный и нежный. И почему вчера Альба так испугался? Что-то произошло с Грегом, он был расстроен и вспыльчив, не стоило его отталкивать, Синицын не причинил бы боли.

Миддлемист все глубже погружался в раздумья, он так и не пошевелился, даже когда Наташа, поставив чашки с чаем на стол, покинула квартиру, а спустя некоторое время напротив сел Григорий. Он выглядел помятым, глаза красные, вид уставший и разбитый. Никто не решался начать разговор первым. Синицын обнял горячую кружку, словно пытался согреться.

Всегда до этого первые шаги делал Григорий, беря на себя ответственность за двоих, а Альба просто шел рядом. Сейчас Мид больше всего хотел поддержать Синицына, доказать, что на него можно рассчитывать, и они вместе со всем справятся. На равных.

– Гриш, извини меня, я вчера глупо пошутил. Я видел, ты был обеспокоен чем-то, мне стоило вести себя иначе.

– Как иначе? Черт, Мид, вот за что ты извиняешься? Что не дал себя трахнуть? Думаешь, мне нужно твое «извини», когда это я вел себя по-скотски?! – Синицын осекся, заметив, как Мид втянул шею, словно ждал удара.

И тут Григория осенило. Сейчас он для Альба откровенный гад и сволочь, ему не к чему втягивать в свои неприятности еще и парня. Он же известный флорист, вдруг из-за их отношений тот лишится заказов? Всего же Грег не может предвидеть. Раньше Синицын об этом не задумывался, исходя из поведения Мида, тот не просил держать их связь в тайне. Но тащить парня на дно Грег не собирался. Если они поговорят, то обязательно помирятся, ведь за этим Мид и пришел. Пришел первым. От этого так сладко и горько одновременно. Синицын сильно повлиял на Альба, это заметно невооруженным взглядом. Да, на людях Мид все еще слишком осторожен и холоден, но с Григорием, совсем как ребенок, живой и эмоциональный, пусть и пугливый. Но если сравнивать, то прогресс очевиден.

Синицын бросил полный нежности и благодарности взгляд на Альба, благо парень смотрел вниз, и им можно было не таясь любоваться. В последний раз. Грег тяжело вздохнул. Пусть будет так.

– Мид, я взрослый мужчина и не собираюсь вечность играть в эти игры. Уходи. На этом все, – холодно, с каплей раздражения в голосе, четко произнес Григорий.

Альба вздрогнул, и посмотрел на Синицына как на предателя. Ореховые глаза затопили боль и отчаяние, а затем их сменила тихая ярость. Чувствуя себя обманутым, Мид рывком поднялся из-за стола и молча покинул квартиру.

Григорий так и остался на месте, не переставая, мешал ложечкой чай. Он ведь прав? Правда? Злость поможет забыть его быстрее, у Мида вся жизнь впереди. И плевать, что Синицын хотел быть ее частью.

А в коридоре сидел Тай и, изредка придушенно пища, царапал закрытую Мидом входную дверь.

глава 12

Время шло. Григорий больше не появлялся по вечерам в салоне, что не укрылось от остальных работников, но они тактично молчали, а в повседневной жизни мужчины не пересекались вообще, даже случайно. Альба вновь становился замкнутым, рассеянным и отчужденным, он не всегда откликался на собственное имя, и все время ходил понурый.

Марина получила желаемое, но не в том виде, на который рассчитывала. Григорий лениво поддерживал разговор, его взгляд потух и ничего не выражал. Прожитые дни мужчина лениво отмечал по смене чисел на календаре. Утро означало подъем и завтрак, потом на работу, а вечером домой, покормить Тая и в душ, затем спать, а завтра вновь все повторялось. Сотрудники беспокоились о здоровье мужчины, шеф предложил взять пару отгулов, но Синицын отказался. Перспектива сидеть дома в одиночку не вдохновляла.

Марина уперлась и отказывалась понимать, с чем играет. Как бы ни хотелось, но нельзя заставить кого-то полюбить тебя. Человеческие отношения тонкая и неисследованная область, где симпатии идут от сердца, зачастую споря со здравым смыслом. Но Марина отнекивалась и верила, что все зависит от количества приложенных усилий. Чем больше вклад, тем существенней отклик. Синицын же испытывал ее терпение, абсолютно не реагируя на поцелуи и касания. Марина давно бы затащила его в постель, но вот только страх, увидеть там абсолютное «бревно» останавливал. Столь наглядная демонстрация ее несовершенства – серьезный удар по самолюбию. И так какой-то флорист, ко всему прочему парень, отнял у нее ее мужчину, а в том, кому на самом деле должен принадлежать Синицын, Марина не сомневалась.

Григорий не старался выглядеть безразличным, он просто не мог забыть Мида и постоянно о нем думал, вспоминал проведенное вместе время, прокручивал в голове поступки и по новому смотрел на ситуацию. Без Альба было так больно, что хотелось наплевать на все и всех, пусть хоть весь мир от него отвернется, лишь бы Мид снова оказался рядом. Синицын ошибся, допустил огромный просчет, и теперь его недоверие оборачивалось кошмаром наяву.

И хотя дни казались одинаково серыми и безликими, все же наступили выходные, Григорий двинул с работы домой, намереваясь закрыть глаза и хоть так забыть о кошмарной неделе. Но сон не шел, да и кот куда-то спрятался, чувствуя настроение хозяина, хотя до этого предпочитал спать в ногах или разваливаться посередине кровати. Синицын прикрыл глаза, внутри него расползалась пустота, накладывала запрет на любые эмоции, затопляла и пожирала изнутри, с каждой минутой отхватывая все новый кусок. И лишь сердце еще хранило образ Мида, а потому билось.

Григорий положил на лицо подушку и закричал так сильно, как только мог, стараясь выплеснуть из себя боль, но ничего не помогало. Не зная куда деться, он взял ключи от мотоцикла и ушел гонять по дорогам за городом, пока не надоело. Пыльный и уставший, ничего уже не желающий, он стоял перед дверью Наташи, вдавливая кнопку замка.

Ему открыла рыжеволосая девушка в легком полупрозрачном халатике, выдав высокоинтеллектуальное «э-э-э», пошла звать Наташу.

– Нат, а это кто? – как-то ревниво спросила красавица.

Подруга окинула взглядом Синицына.

– Один унылый педик. Лис, побудь в гостиной, кажется, у нас с ним будет долгий разговор, – Наташа затянула в квартиру Григория и подтолкнула того в сторону кухни.

– Тогда я лучше поеду домой. Удачи вам разобраться со всем, – рыженькая улыбнулась и скрылась в спальне.

– Прости, я не вовремя. Испортил тебе свидание, – Синицын распластался на стуле и уставился в стол, идея с визитом оказалась неудачной.

– Ты всегда вовремя, Тиш. А теперь, – Наташа разлила коньяк по рюмкам и достала шоколадку, – пей.

– Не хочу.

– Я сказала, пей, и обе. Это сыворотка правды, она повышает давления и способствует процессу говорения. Так что быстро выпил и начал каяться. Что ты натворил?

Синицын недовольно скривился и принял «лекарство», закусив предложенным кусочком шоколадки. Жевал он долго, пока не стало совсем тяжко выносить суровый Наташин взгляд. Девушка старательно прожигала в друге дырки.

И Григорий начал каяться. Рассказал о Марине, о том, как заявился к Миду вечером и окончательно разругался с ним на следующее утро, когда Наташа впервые столкнулась с парнем. Говорил он о том, что понял свою ошибку, но за Таню все равно переживает, но ему плевать на работу и эту избалованную Марину. Он почти вот готов ее послать, но не совсем уверен и так далее.

Наташа слушала терпеливо, нервно скрестив пальцы рук, пока Синицын сам, закончив, не потянулся к бутылке коньяка. Но подруга отобрала ее, вручив оставшуюся половину плитки шоколада.

– Знаешь, она просто дочка богатых родителей, возможно, не умеет иначе добиваться чего-то желанного и для нее естественно использовать связи и положение своей семьи, – рассуждала Наташа. – Не подумай, я ее не защищаю. Тут дело в другом, – подруга резко нагнулась над столом и отвесила ощутимый подзатыльник Синицыну. – Ты чего учудил, балбесина?! Тебе же двадцать шесть лет! Ты взрослый мужик и та история десятилетний давности не повторится. Думал он о сестре, понимаешь ли, – причитала Наташа. – Включи мозги. Можно подумать ты Таньку не знаешь, свои – это свои. Ты ее семья, уж не знаю жениха, но мозг она в случае чего ему вправит. И без вариантов.

Синицын и сам понимал, что допустил ошибку. Действительно, он больше не маленький беззащитный мальчик, жалкий и растоптанный, оказавшийся под тяжестью осознания своих предпочтений, которые идут в разрез со всем, чему его учили. Когда возникло чувство противостояния себя большому и страшному миру. И, тем не менее, вместе с болью пришла и легкость от понимания неясной тревоги, того, чего в свое время не хватало.

Григорий родился в небольшом городе, рос жизнерадостным и общительным ребенком, легко сходился с людьми, нравился взрослым. В меру шумного и активного, его всегда окружали друзья, с ними же он охотно обсуждал девчонок и, когда знакомые стали все чаще ходить на свидания и обзавелись подружками, Синицын последовал их примеру.

Одна девушка сменяла другую, Григорий приобрел популярность у прекрасной половины, но восторга по этому поводу не испытывал, и все меньше понимал, чему радуются друзья и постоянно болтают о своих подружках. Синицына же не смогла зацепить не одна девушка, но среди них он прослыл внимательным и ласковым любовником, с которым можно приятно провести время. Григорий же все чаще задавался вопросом что с ним не так, пока однажды не оказался на квартире Дэна, своего одноклассника. Друг закатил вечеринку по случаю возвращения своего брата из армии. Конечно, Евгений оказался в центре внимания. Он флиртовал с девчонками, рассказывал о службе, выпивал со своими давними друзьями, травил анекдоты и делился армейскими байками, не забывал и о новых знакомых, став душой компании.

Григорий наблюдал за ним на расстоянии, бросал короткие взгляды, находя этого молодого парня привлекательным, даже красивым, многим лучше, чем любая подружка, с которой встречался Синицын. Хотя, сравнивать парня с девушкой казалось странным, но как-то само пришло в голову.

Евгений выглядел сильным, мужественным, под футболкой перекатывались натренированные мышцы. Когда их взгляды встретились, Синицын стушевался и, что-то пробурчав, смылся на балкон, проветрить голову.

Успокоившись, Григорий решил вернуться обратно, но рядом материализовался Евгений. Чиркнув зажигалкой, он прикурил сигарету. Синицын остался, уже не зная, будет ли лучше уйти или правильней дождаться, когда тот докурит, и просто разглядывал прохожих внизу, да вечернее небо. Тихий смешок над самым ухом напугал до чертиков, мигом выбив из головы все мысли, и так слишком ленивые в нетрезвой голове. Что за чем последовало, Синицын помнил смутно, вроде бы, сначала Евгений уткнулся лбом ему в плечо, собственнически приобнял за талию, а потом Гриша оказался зажатым в углу, между цветочным горшком и шкафом с вареньем. Женя целовался жестко, но умело, сминая своим напором любые попытки Гриши перехватить инициативу, хотя тот ошалел настолько, что мог только вяло отвечать. Где-то в комнате послышался звон разбившегося бокала, Синицын дернулся и в ужасе оттолкнул от себя ухмыляющегося Евгения. Молодой человек уже успел расстегнуть рубашку и ремень джинсов на парне и плотоядно смотрел, как тот дрожащими руками поправляет одежду. Сделать вид, что все в порядке, Синицын не мог, в его голове творился кавардак, сердце бешено стучало, и парень с ужасом понимал, как сильно хочет вернуться в жаркие грубые объятия, продолжить целоваться.

По возвращении в комнату Гриша нарочито жизнерадостно опрокинул в себя рюмку водки за брата друга и, попрощавшись, буквально понесся к себе, пробежав все шесть кварталов, и дома рухнул на свою кровать.

С Женей Синицын больше не пересекался, с девчонками встречаться не смог, осознав, чего ему не хватало. Судьба опять столкнула парня с Евгением вновь на чужой квартире – на этот раз праздновали день рождения.

Молодой мужчина с самого начала нацелился на Синицына, уделяя ему внимание и подливая в бокал. Гриша прекрасно понимал к чему все идет, и даже ждал этого, послушно опрокидывая в себя очередную порцию горячительного для смелости. И также безвольно позволил затолкать себя в чью-то спальню и опрокинуть на кровать.

Евгений самодовольно хмыкнул и прошептал: «Я никогда не ошибаюсь», а затем полностью подмял парня под себя. Синицын и не представлял как вести себя со взрослым мужчиной, старался неумело отвечать, поглаживал грудь и руки Евгения. Но Гришу просто перевернули на живот.

Секс вышел сухим, без какой либо прелюдии. Евгений быстро раздел Синицына и, не тратя много времени на подготовку, ограничился смазыванием себя и парня. Григорий пожалел о своем эксперименте уже в первые минуты. Женя брал жадно и властно, не обращая никакого внимания на глухие стоны боли и попытки Гриши хоть как-то от нее уйти. Получив разрядку, Евгений прикрылся одеялом и раскинулся на кровати, намереваясь вздремнуть. Синицыну потребовалось время прийти в себя. Борясь с накатывающей волной омерзения и страха, он не знал, как после случившегося сможет смотреть на себя в зеркало, казалось, теперь весь мир знает, насколько Гриша жалок.

Подобрав одежду и игнорируя жжение в заднем проходе, Синицын оделся и кое-как доковылял до дома. Оказавшись в собственной постели и завернувшись с головой в одеяло, Григорий, наконец, дал волю слезам, благо родители уехали на дачу, а сестра к тому времени уже жила со своим парнем.

Через неделю после случившегося Женя заехал за Синицыным в школу на своем мотоцикле, навсегда привив парню любовь к железному «коню» и скорости. Спустя час катания по городу, они вновь оказались в одной постели на съемной квартире Евгения. В этот раз мужчина оказался более внимательным к своему любовнику, а Гриша решил, что все у всех начинается по-разному, вот у него вышло так. И завертелось.

С Женей было по-всякому. То он начинал нежничать, то тащил чуть ли не в ближайший подъезд. Они ходили в кафе и в кино, вместе гуляли, такие встречи Гриша считал свиданиями и был абсолютно счастлив. Иногда Евгений помогал Грише с уроками, порой юноша оставался у него на квартире неделями. Но, конечно, он не был у мужчины единственным. Синицына же утешал себя тем, что измены вообще явление частое, да и в верности они друг другу не клялись. К тому же из всей вереницы партнеров Женьки Григорий единственным не был на один раз.

В какой-то момент Синицын понял – он влюбился. Впервые в жизни. Женю в свою очередь с каждым новым днем все больше отягощала его «игрушка», юноша ему надоедал, и однажды все закончилось. Более того, Евгений уезжал из города, и Гриша теперь мог быть свободен и заниматься всем, чем пожелает.

Синицын понимал – к этому и шли все их отношения и, тем не менее, было больно. Он чувствовал себя преданным и оплеванным, разуверился в возможности счастья, как и в том, что заслуживает его. Замкнувшись, Гриша стал воспитывать в себе холодность, отстранялся от прежних знакомых, все больше походя на своего первого и единственного возлюбленного.

Одноразовые мальчики и мужчины стали обычным приложением к будням, секс помогал расслабиться, снять напряжение, а усталость от него приятна. Синицын попробовал себя и в другой роли, чего не позволял Евгений, и все чаще был «сверху». Его поведение в постели не сильно изменилось, он по-прежнему оставался внимательным и заботливым любовником теперь уже для юношей.

А потом узнали родители. Кто-то что-то увидел, и произошел скандал. Знакомые и, так называемые, друзья устроили «темную», и Синицын попал в больницу. Из всего окружения его навещала только Татьяна, разговаривала, поддерживала парня, не давая ему озлобиться на весь мир. Сразу после выписки Гриша решил убраться из города, благо школу он закончил, осталось лишь подготовить документы и окончательно определиться с выбором института. Сестра поддержала его решение, обещая помогать деньгами на первых порах. В девятнадцать, упаковав свои вещи, Григорий отправил их почтой на квартиру к Наташе, а сам купил билет и почти через сутки стоял на платформе одного из московских вокзалов с сумкой в руках, в которую уместились все его пожитки.

Но, несмотря на все, Синицыну удалось остаться мягким и добродушным человеком, открытым для людей, пусть он и научился прятаться за маской равнодушия. Сам Григорий видел в этом заслугу Татьяны и Наташи, которая старалась не унывать и ему не давала вешать нос. Осталась и вера, что однажды Синицын встретит человека, которому сможет доверять, и их чувства, в противоположность отношениям с Женей, будут взаимными. Но, наученный горьким опытом, Григорий не спешил распахивать душу перед каждым, и тем не менее, Синицын не отчаивался, когда очередной партнер не вызывал у него никакого душевного отклика.

А потом появился Мид. И как расплата за возможное счастье – Марина.

Наташа сидела напротив и не мешала Григорию думать, когда тот, несмотря на хмурый вид, приобрел решимость во взгляде, она налила себе рюмку коньяка и, осушив ее, перебралась к мужчине на колени. Синицын устало склонил голову и устроил ее на плече девушки, Наташа обняла друга.

– Надумал чего?

– Угу.

– Исправляться будешь?

– Угу. Вот только Мид меня веником париться пошлет.

– Когда пошлет, тогда и будешь дальше решать. Ты только помни, что не одинок. Не переживай о Татьяне, сам понимаешь, как это глупо, забудь про работу и шумиху. Ты взрослый состоятельный мужчина, не расклеивайся. Сейчас значение имеет только твой «Цветочек», – улыбнулась Наташа и взъерошила волосы Синицына.

– Я знаю.

– Умница. А теперь пошли, приляжешь и отдохнешь. В таком раздрае я тебя из квартиры не выпущу.

Наташа увела за собой Синицына в спальню и опустилась вместе с ним на кровать. Григорий потер глаза и зевнул, тело налилось свинцом, неумолимо клонило в сон. Мужчина сгреб подушку и зарылся в нее лицом, подруга лежала где-то рядом, добавляя спокойствия.

Неделя у Миддлемиста тоже выдалась не сахар. Парень все это время не знал, куда себя деть. Работа не приносила прежнего удовольствия, он ходил нервный и дерганый, собственные букеты казались безликими и неинтересными. Последней каплей стало то, что Альба использовал чайные розы, символ разлуки, составляя букет, который молодой человек собирался преподнести своей девушке на их годовщину. Мид извинился перед Михаилом, отказался от новых заказов и решил взять непродолжительный отпуск, успокоить нервы.

Но дома оказалось еще хуже. Наперегонки с домработницей Альба приводил квартиру в порядок, разбирался в своей мастерской, докупал расходочные материалы. Пытался черпать вдохновения из окружающего мира, сходил в кино, но ушел с середины фильма, вспомнив, как был в этом же кинотеатре с Григорием, пусть и в другом зале.

Снова и снова он прокручивал в голове их вечер накануне расставания и поведение Синицына. Его ведь явно что-то тревожило тогда. Может, он давно для себя все решил, и отказ Мида стал последним решающим аргументом? Нет, вряд ли. Да, Григорий действительно неоднократно говорил о желании полностью сблизиться с Альбой, но никогда на него не накидывался. Взрослый здоровый мужчина терпеливо находился рядом и явно собирался ждать, сколько потребуется, а тут его вдруг сорвало. Для этого нужен повод, и Миддлемист никак не мог понять, что ему послужило. Альбе требовался ответ, и с каждым днем желание получить его росло, перевешивая сомнения и страх перед возможной встречей с Синицыным.

Мид сидел на кухне и судорожно придумывал речь. Как бы так подступиться к Григорию, чтобы тот не послал его сразу, и они смогли нормально поговорить. Альба вздохнул и уткнулся лбом в стол. Гриша, его Гриша. Мид не хотел себе признаваться, что скучает по Синицыну, не хочет потерять того навсегда. Увидеть бы его еще разок. Разрыв? И как полагается себя вести? Можно ли все вернуть обратно? Альба не знал. Еще никогда он не искал с кем-то встреч и не пытался завоевать чужого внимания. Мид тронул брелок на мобильном. Подарок Григория, как и сам телефон. Эх. Тут раздалась трель звонка, и сотовый вывел на дисплей сообщение.

«Это Наташа. Я волнуюсь за Тишку. Присмотри за ним, пожалуйста, чтобы он каких глупостей не натворил с собой. Спасибо».

Альба несколько раз пробежал глазами текст. Глупости? Какие еще глупости? Это же бред. К тому же, она ведь давняя подруга Синицына, наверняка знает больше Мида. Конечно, не все ей расскажешь, но Григорий ведь и Альбу ничего не объяснил. К тому же не похож Грег на суицидника. Хотя как они выглядят?

СМС-ка разбередила и так без того разыгравшееся воображение, к тому же Мид и придумал кучу всевозможных теорий, которых хватило бы на роман с продолжением. Альба замер, все это время крутившаяся на задворках сознания мысль вспыхнула яркой вспышкой. Мид думал, что проблема в нем самом, а что если это касается исключительно Синицына? Вдруг мужчина куда-то встрял и теперь не может справиться с проблемами, а Альба не хочет втягивать? Мид подорвался с места и, схватив ключи, направился к машине, собираясь получить ответы на все свои вопросы.

глава 13

После разговора с Наташей Григорий заметно приободрился. Когда с тобой согласен кто-то еще, даже сложные решения даются легче.

В следующую пятницу в конце рабочего дня Синицын отыскал Марину, и они вместе зашли в ее кабинет. Мужчина подыскивал аргументы, хотел объяснить, почему не может быть с ней, а потом махнул на все рукой. Это она влезла в жизнь Григория, и извиняться за себя Синицын не собирался. Права Наташа – он давно не беззащитный растерянный мальчишка.