Текст книги "Апокалипсис: недетская сказка о конце света (СИ)"
Автор книги: Эмпирика Аттонита
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
– Обед!
– Обед! Обед! – радостно загомонили голодные студенты снизу и стали напирать с удвоенной силой.
Рабы Ботан-Махена пришли в смятение.
Гарпия пронзительно кричала, и на помощь ей слетелись несколько товарок, подняв ещё больший шум.
А Меритшуптах и Нофтенунах в отчаянии колотили в дверь, и стекло не выдержало.
Осыпав осколками разгневанных библиотекарш, студентки провалились внутрь зала и, не разбирая пути, опрокидывая гружёные книгами тележки и врезаясь в стеллажи, стремглав помчались к противоположному выходу.
Помятые, растрёпанные, задыхающиеся, выбежали студентки, наконец, на улицу, скрывшись от преследователей, а в ушах у них всё ещё стоял пронзительный визг гарпий и грохот падающих книг.
Фараона с Анатрехет они нашли на лавочке неподалёку: те мирно дремали, прислонившись друг к другу.
__________________________________________________
60 Конунг – древнескандинавский термин для обозначения верховного правителя.
61 Каркаде – травяной чайный напиток тёмно-красного цвета; национальный египетский напиток, именуемый также «напиток фараонов».
62 Тутанхамон – фараон XVIII династии, не доживший до 20 лет, наиболее знаменитый тем, что умер и был похоронен, а его гробница не была разграблена и сохранилась до наших дней. Уж его-то точно все знают (хотя бы по той самой золотой маске, что украшала его мумию).
63 Лучше даже не пытайся понять, любезный читатель (но при желании можешь заглянуть в какой-нибудь справочник).
64 Брюс Дикинсон – вокалист Iron Maiden, чей мощный вокал близок к оперному; считается одним из лучших метал-вокалистов всех времён.
65 «Die with your boots on» («Умри на своём посту») – песня Iron Maiden, начинающаяся со слов о «новом пророке бедствия, предрекающем крушение корабля».
66 Осфрадии и статоцисты – органы химического чувства (в развитой форме похожие на валик у основания жабры) и равновесия (в виде пузырьков или выпячиваний) у брюхоногих моллюсков.
67 Тип мелких (до 5 мм) беспозвоночных животных, обитающих в воде и представляющих собой чашечку со всеми органами и стебель, крепящийся к внешним объектам (водорослям, червям, раковинам).
68 Он же сальварсан – вещество, полученное немецким химиком Паулем Эрлихом (лауреатом Нобелевской премии и основоположником химиотерапии) и использовавшееся в качестве лекарства от сифилиса.
Глава IX. Тайные Эльфийские Сады
***
Окольными путями вернувшись обратно в главный университетский корпус, фараон и студентки поднялись по лестнице и снова оказались возле злополучного холла, где впервые наткнулись на толпу старшекурсников.
Но сейчас здесь было пусто.
Переведя дыхание, путники пошли по просторному светлому помещению с высоченными, в два этажа, потолками, рассматривая оставшиеся с советских времён величественные картины на стенах, изображающие стоящих в профиль стройных широкоплечих людей в белых одеждах, вдохновенно занимающихся какой-то наукой под руководством возвышающейся над ними монументальной фигуры вождя.
– Здесь кого-то похоронили? – спросил фараон, привыкший ассоциировать подобный пафос прежде всего с заупокойным культом.
– Пока ещё нет, – усмехнулась Нофтенунах.
– Разве что, если верить студенческим легендам, – молвила Меритшуптах, – стены подземного лекционного зала доверху набиты черепами.
– А ещё на кафедре противоестественных наук полно человеческих тел, лежащих в застеклённых учебных комнатах и по частям спрятанных за железными дверями в стенах в бочках с формалином, – сказала Анатрехет и добавила задумчиво: – Правда, это не считается захоронением, ведь они так и не упокоились.
Но она и сама не догадывалась, какая чудовищная правда скрывалась в этих словах.
Вдруг из-за поворота выскочило невообразимо ужасное существо: тёмно-зелёное, осклизлое, точно вылезшая из болота жаба, всё состоящее из небрежно прилаженных и плохо подходящих друг к другу частей, как грубое лоскутное одеяло. Лицо его, к превеликому счастью, было сплошь замотано бинтами. Странно выбрасывая прямые ноги, существо пронеслось мимо обомлевших путешественников и с разбегу врезалось в дальнюю стену, оставив на ней неприятный болотный отпечаток. От удара оно упало, но поднялось, отступило немного назад и снова бросилось в стену. И всё это – в жутком безмолвии.
Фараон и студентки поспешили прочь от этого тошнотворного зрелища.
– Что это было? – спросил Кебехсенуфхотеп с перекошенным лицом.
– Страшно даже подумать, – ответила Нофтенунах. – Похоже на то, как если бы какой-то извращённый ум захотел соединить части тел, спрятанные в стенах, и оживить их!
С трудом поборов приступ тошноты, Меритшуптах молвила:
– Предлагаю сделать вид, что ничего не было, и просто забыть об этом, как о страшном сне.
Все тут же согласились, однако сделать это было не так-то просто: слева, из дальнего конца коридора, к ним медленно приближалась целая толпа таких же противоестественных существ, окружённая зловещим замогильным молчанием.
Лишённые зрения, как, впрочем, и других чувств и разума, они врезались в стены и друг в друга, спотыкались, падали, но снова поднимались и шли вперёд. Три длинных кафедральных пролёта отделяли ужасную толпу от уставших безоружных героев, не готовых к новому сражению.
– Здесь рядом кабинет доброй королевы Эллатиэль, – вскричала Нофтенунах, – она заодно с Мореной и должна нам помочь!
Все устремились направо, по сумрачному коридору кафедры прямоугольных гадательных стёкол, и забежали в закуток рядом с массивной белой дверью, украшенной полевыми цветами.
– Владычица Эллатиэль! Смилуйтесь! – взмолились студентки, отчаянно колотя в дверь. – Впустите нас в свои Тайные Сады под защиту магической ограды!
– За нами гонятся злые приспешники ректора! – добавила Меритшуптах.
– А нам нужно спасти от них фараона, – выпалила Анатрехет и пояснила на всякий случай: – Он хороший.
Изнутри послышался певучий голос, исполненный загадочного величия:
– Никто не смеет ступать на охраняемую светлой магией эльфийскую территорию, не разгадав прежде мою загадку. Возьмите гадательное прямоугольное стекло под ковриком, посмотрите на него в микроскоп, и скажите, что вы видите.
Анатрехет огляделась: и правда, в коридоре справа от двери прямо на проходе громоздилась парта со старинным ржавым микроскопом. Зеленовато-серая эмаль, которой он когда-то был покрыт, почти вся облупилась. Кебехсенуфхотеп достал из-под невзрачного коврика у порога маленькое стёклышко с квадратным розоватым пятном и подал студентке.
– Жаль, что я выбросила учебник, – тихо посетовала та, прищурив один глаз, а другим уставившись в окуляр.
Положив стекло на предметный столик и выкручивая потихоньку регулятор увеличения, она разглядывала непонятное розово-фиолетовое месиво, пока остальные беспокойно следили за медленным приближением тёмно-зеленой толпы, по-прежнему не издающей ни звука.
По прошествии нескольких мучительно долгих минут Анатрехет с досадой вымолвила:
– Товарищи, это конец. Я не знаю, что за…
– Дай взглянуть, – к микроскопу бойко подступила Меритшуптах и начала рьяно крутить регулятор во все стороны, чуть не раздавив стекло. – Так, что тут у нас…
– Неправильно! Дай лучше я! – вскричала Нофтенунах, вырывая микроскоп из рук подруги, но и её попытки идентифицировать принадлежность цветного пятна на стекле к какой-либо известной разновидности ткани не увенчались успехом.
Пока студентки в отчаянии заламывали руки и причитали о том, как надоели им эти треклятые стёкла, которые невозможно разгадать, Кебехсенуфхотеп взглянул в микроскоп и, очаровательно улыбаясь, радостно произнёс:
– Это же многослойный плоский ороговевающий эпителий [69]!
– Ты изучал гистологию? – ахнула Анатрехет.
– Тебя укусил старшекурсник? – испугалась Нофтенунах, а Меритшуптах покачала головой:
– Так и знала, что он с иностранного факультета! Они же всегда хорошо учатся, потому что в противном случае на родине их съедят [70].
– Я имел сомнительное удовольствие рассматривать рисунки в вашем диковинном учебнике, – объяснил фараон, – пока славная Анатрехет не избавилась от него.
Когда правильный ответ был произнесён, белая дверь с протяжным скрипом отворилась, и четверо героев, оглянувшись на всё ещё весьма удалённую от них толпу, медленно ползущую по длинному коридору, спешно шмыгнули в сияющий дивным светом проход.
Как только они переступили порог, дверь захлопнулась и тут же растаяла в воздухе. Фараон и студентки оказались в прекрасном саду, где свежий ветер приятно холодил лицо, донося чарующее благоухание волшебных цветов и трав. Незнакомые деревья тихо покачивали тонкими ветвями, на которых щебетали многочисленные разноцветные птички.
Окруженная неземным сиянием, подобно сотканному из тумана дивному видению, из-за дерев выплыла белоснежная фигура. Её белокурые локоны, ниспадающие на плечи, украшали тонкие серебряные нити с искрящимися драгоценными камнями, а голову венчала изящная диадема.
– Я – Владычица Эллатиэль, эльфийская королева, повелительница кафедры прямоугольных гадательных стёкол, – певуче молвила она.
– Мы знаем, – чуть слышно буркнула Меритшуптах в сторону, – мы сдавали вам зачёт в прошлом семестре… три раза.
А Анатрехет произнесла с учтивым полупоклоном:
– Мы – недостойные студентки, имевшие честь учиться вашей несказанной мудрости, ныне приветствуем вас, о прекрасная владычица, и просим помощи!
Студентки представили королеве своего спутника-фараона и рассказали всё, что знали о замысле ректора и об ужасах, встретившихся им на пути. Эллатиэль, поначалу лучившаяся несказанным величием и невозмутимым спокойствием, тускнела и мрачнела на глазах.
– Я знала, что этот день наступит, – сказала она хмуро, без прежней певучести в голосе. – День… расплаты.
***
Кафедра противоестественных наук была абсолютно пуста, и в этой безжизненной пустоте повисло что-то непередаваемо жуткое, словно нечто, чему не следовало никогда покидать этих стен, нарушило предвечные законы бытия, повинуясь чьей-то чудовищной злобной воле. Огонь уже погас, но в воздухе всё ещё стояла удушающе едкая дымка, а пол и стены покрывали какие-то омерзительные болотные пятна.
– Вот неряхи, – в сердцах воскликнула ступившая в мрачный коридор почтенная дама в летах, облачённая в синий уборщицкий халат и такого же цвета косынку.
Железное ведро в её руке было помятым, а деревянная швабра, запечатлевшая на себе следы чьих-то зубов, на ходу теряла волоски из щётки.
– Разгромили и ограбили мою подсобку, раскидали банановую кожуру, теперь ещё и нагадили, – бормотала уборщица, кряхтя.
Намочив в ведре ветошь и удивительно ловко намотав её на швабру, она со вздохом принялась драить полы.
Добравшись до кабинета Валасала, уборщица обнаружила там только горы пепла и обгоревшего хлама.
– И как прикажете здесь работать? – воскликнула она, качая головой, и заворчала: – Вот сами пусть и разбирают свои завалы, экспериментаторы несчастные, а я даже и не подумаю!.. Нашли себе прислугу… За такие-то копейки…
Вдруг её внимание привлекло что-то тускло блестящее среди кучи пепла. Почтенная дама со скрипом наклонилась и вытащила плоскую металлическую коробку с выгравированными на крышке каббалистическими символами.
Уборщица внимательно оглядела находку, и, сделав странный магический защитный жест, с превеликой осторожностью открыла крышку.
– О великие боги… – прошептала она в изумлении, изучая содержимое таинственной коробки, а потом, захлопнув крышку и бережно прижав находку к груди, спешно засеменила прочь, позабыв и ведро, и швабру.
***
Эльфийская владычица Эллатиэль, посеревшая и принявшая удручающий обречённо-печальный вид, неожиданно вымученно улыбнулась и предложила непрошеным гостям выпить чаю. Фараон и студентки не стали отказываться, хотя волшебные сады, где они теперь находились, уже не казались им такими дивными, как поначалу: вместе с королевой всё вокруг вдруг как-то потускнело, помрачнело, утратило былое сияние и очарование.
Анатрехет даже подумала, что они на самом деле не перенеслись в заколдованное пространство, а просто вышли с кафедры прямоугольных гадательных стёкол в один из многочисленных внутренних двориков N-ского университета. Эти дворики были квадратными, замкнутыми, не имеющими сообщения с улицей, и как туда попасть, никто из студентов не догадывался. В перерывах между занятиями первокурсники нередко удивлённо разглядывали изумрудные деревья, фигурно подстриженные кустики и аккуратные клумбы за окнами, размышляя о том, кто же за всем этим ухаживает, если там никогда никого не видно. А остальные студенты, привыкнув к многочисленным странностям планировки своего университета, и вовсе не обращали на них внимания.
Эллатиэль усадила фараона со студентками за уютный овальный столик, накрытый белой скатертью, где тут же сами собой начали появляться серебряные чашки, блюдца и ложки. Разлив гостям ароматный цветочный чай, королева молча села рядом с ними и погрузилась в мрачные думы.
Чтобы как-то развеять обстановку, Нофтенунах молвила с вежливой полуулыбкой:
– У вас тут так мило.
Но эльфийская владычица, казалось, вовсе не слышала её.
– Скажите, ваши сады – это и вправду те самые квадратные глухие дворы, виднеющиеся из окон разных помещений университета? – спросила Меритшуптах, словно угадав недавние мысли подруги.
Эллатиэль встрепенулась:
– Что? Ах, это… Да, отчасти так и есть, – королева задумалась на миг, устремив взор ясных глаз куда-то вдаль, и с грустью молвила: – Это магическое место, и священные сады были здесь задолго до университета… и до людей. А теперь крохотные остатки прекрасных рощ и волшебных зарослей – несколько жалких деревьев и кустов – обнесены огромным зданием. И только дарованная мне сила может поддерживать былое величие этого места.
– Кто же жил здесь раньше? – спросил Кебехсенуфхотеп.
– Эльфийский народ, – ответила Эллатиэль.
– Но что с ним стало?
Прекрасное лицо королевы исказилось мукой, и, закрыв глаза, она тихо произнесла:
– Нас почти полностью истребили, а выживших поработили… Заставили работать на заводах, строить коммунизм… – она осеклась и продолжила: – Но мне удалось защитить своё королевство и прийти к соглашению с правителями этого университета. Я принесла им клятву верности, и они милостиво позволили эльфам остаться… Но мои сородичи всё равно страдали и чахли, лишённые прежней силы земли. Их духи теперь обитают среди этих дерев… Некоторые, более молодые и выносливые, стали лабораторными эльфами – лаборантами на разных кафедрах, то есть. А я, увлёкшись человеческой наукой, даже стала заведующей… Но много ли в этом проку…
Королева замолчала, и гости, тронутые печальной историей, только вздыхали, допивая остывший чай. Веки их отяжелели, странная сонливость разливалась по всему телу коварным ядом…
Фараон вдруг уронил голову на плечо сидевшей рядом Анатрехет. Её подруги, не в силах сопротивляться навалившейся дремоте, клевали носами.
Перед глазами студентки всё поплыло. Она схватилась за скатерть, чтобы не упасть, и со стола посыпалась серебряная посуда, тут же тая в пустоте…
– Что… Зачем… – бессильно прошептала Анатрехет, глядя на владычицу Эллатиэль и видя перед собой только расплывающееся белое пятно.
– Я должна была это сделать, чтобы защитить своё королевство!.. – ответила та, и мир погрузился во тьму.
_____________________________________________
69 Многослойный плоский ороговевающий эпителий – ткань, образующая наружный слой кожи (эпидермис). В некоторых студенческих медицинских кругах стал притчей во языцех в силу того, что даже самый отпетый двоечник, сдавший гистологию, не может не узнать его под микроскопом.
70 Но это только одна из гипотез, которую автор считает ошибочной.
Глава X. Откровения Аграфены
***
Аграфена Тимофеевна Вознесенская-Курочкина, почтенная обладательница двух дипломов о высшем образовании и докторской степени по востоковедению, основательница и единственная участница местного филиала кеметического культа [71], теперь вынужденная работать уборщицей, чтобы прокормить живущих у неё дома пятнадцать воплощений Бастет [72], спустилась в подземную аудиторию.
Она подошла к позолоченной кафедре, взгромоздившейся возле огромной доски на стене, и прошептала какое-то древнеегипетское заклинание, делая пассы одной рукой, а другой крепко прижимая к груди таинственную коробку, найденную в кабинете некроманта Валасала. Массивное возвышение с протяжным скрипом медленно сдвинулось в сторону, и взору уборщицы предстала ещё одна лестница, по которой Аграфена Тимофеевна привычно спустилась в залитый тусклым голубым свечением мраморный зал.
Добрую половину просторного помещения занимал бассейн, в который почтённая дама прямо в халате проворно нырнула с головой.
В спешке совершив ритуальное омовение, она вылезла на мраморный пол и плывущей походкой, точно помолодев на пару столетий, направилась к высившемуся в глубине зала каменному алтарю, позади которого громоздился купленный на распродаже чёрный фанерный шкаф, коряво украшенный иероглифической резьбой.
Воскурив китайские благовония и разложив на алтаре содержимое коробки, основную часть которого составляли какие-то сложенные вчетверо конверты, помятые письма и тетрадные листы, в том числе один – с изображением фараона (да-да, тот самый листок, который Анатрехет столь неосмотрительно выронила на лекции), служительница культа подошла к шкафу и, открыв створки, упала на колени перед спрятанной под покрывалом статуей предположительно древнеегипетского божества.
И вознесла горячую молитву.
***
Этой статуе, к которой почтенная уборщица уже много лет приходила четыре раза на дню, возжигая свечи, принося подношения и умащая её дорогими маслами, было известно абсолютно всё о своей неприметной почитательнице.
Она знала, что давным-давно та, ещё будучи беззаботной студенткой, отправилась проходить летнюю практику – только не в колхоз на картошку, как её подруги, а в совершенно другое место. Аграфена самым неожиданным для себя образом была распределена на организованные правительством с неизвестной, но устрашающей целью секретные археологические раскопки в пустыне, проходившие под руководством молодого амбициозного египтолога и по совместительству инженера-самоучки, в которого, как и следовало ожидать, тут же влюбилась без памяти. Когда остальные члены группы уже отчаялись найти что-нибудь в этих давно изрытых и досконально изученных песках, юная студентка продолжала верить своему вдохновлённому руководителю, чьи пламенные речи были полны таинственных намёков, которые она не могла уловить.
И однажды ночью вдвоём они спустились в глубокий подземный проход, вырытый археологами, в котором почему-то неизменно отказывались работать электрические фонари и гасли керосиновые лампы. В кромешной тьме они стали пробираться вперёд, и египтолог всё твердил что-то о пророчествах из Шуруппака, а Аграфена слушала его, разинув рот. Наконец, они добрались до каменной кладки, и, сдвинув скрытую пластину в стене, прошли в образовавшийся проход, залитый тусклым светом, пробивающимся из щелей.
Надписи, прочитанные египтологом, гласили, что здесь, в древнейшей гробнице, покоится один из древнейших царей Древнего Египта, и именно это студентка, дабы не забыть, торопливо накарябала на единственном пригодном для письма материале, оказавшемся под рукой – на картонке из-под молока «Рязаночка», которое поставлялось для экспедиции. Аграфена, успевшая выучить только азы древнего языка, прочитала вслух случайно замеченную ей в углу подозрительно корявую иероглифическую надпись:
– Если открыть эту гробницу, то случится конец света.
Спутник мельком взглянул, куда указала напуганная студентка, и махнул рукой:
– Похоже, позднейшая безграмотная приписка кем-то неумелым, возможно даже чужеземцем. Сложно перевести… Больше похоже на «открыть в случае конца света»…
Египтолог снова нажал на скрытую панель, и взору изумлённых искателей открылась сияющая дивным светом погребальная камера, доверху заваленная золотом и драгоценностями.
Теперь стало понятно, зачем правительству понадобилось организовывать эти странные раскопки: найденных богатств с лихвой хватило бы на долгие годы, а то и столетия безбедного мира и процветания, да еще и на добрый десяток заграничных военных кампаний для окончательной победы мировой революции… Аграфена смело шагнула к стоявшему посреди камеры золотому саркофагу, дабы водрузить на него благоразумно прихваченный с собою красный флаг, но путь ей преградила внезапно возникшая прямо из воздуха устрашающая призрачная фигура. Глаза её пылали огнём праведного гнева.
– Как осмелились вы, ничтожные смертные, нарушить царственный сон моего владыки? – грозно спросила она на чистом русском. – Он мирно плывёт в своей космической ладье среди бездвижных звёзд, а я, его вечно бодрствующая защитница, покараю любого, кто осмелится приблизиться к нему!
Аграфена в ужасе закрыла лицо руками, но египтолог, хоть и с превеликим трудом, но всё же сохранял видимость спокойствия. Он сказал нарочито небрежно, следуя, должно быть, каким-то древнеегипетским религиозным поучениям:
– Назовись! Я не знаю тебя.
Призрачная фигура, опешив от такой дерзости, задумалась, но вдруг выпалила, точно вспомнив нечто хорошо известное, но давно забытое:
– Меня зовут Анатрехет.
А потом началось невообразимое. Земля содрогнулась, свет померк, всё закружилось, завертелось, смешалось… В этой суматохе археолог с Аграфеной, не разбирая дороги, сломя голову ринулись прочь, а подземный проход давил на них непроглядной темнотой. И неотступный призрачный голос, следующий по пятам, всё твердил о пространстве, замкнутом в кольцо, и о времени, текущем по кругу…
***
– О великая мать Исида! Смилуйся надо мной, – молила Аграфена Тимофеевна в самом глубоком подземном зале N-ского университета. – Я сделала всё, чтобы исправить содеянное, чтобы загладить свою вину… Ведь мы закопали всё обратно, как было, и сказали остальным, что ничего не нашли. Исследования были прекращены… Я всем пожертвовала, всем! Ведь если бы мы забрали те сокровища, кто знает, может и Советский Союз бы не распался…
Но, впрочем, я совсем не о том… Я стала почитать истинных богов и неустанно выполняла все надлежащие ритуалы… Я больше никогда не виделась со своим египтологом, который – ходят слухи – от потрясения повредился рассудком, подался в антинауку и даже не знает, что у него есть сын. Я ото всех скрыла тайну о нашей великой и страшной находке, но, конечно, не могла не рассказать любимому внуку о приключениях молодости.
О, будь проклят мой язык! Ведь это по моей вине мальчик бросил университет и стал археологом, очарованный образом таинственной гробницы в пустыне… Он, вестимо, отправился её искать, вопреки моим увещеваниям, и, боюсь, что нашёл… О, смилуйся же надо мной, великая богиня! Ведь я же видела её недавно – ту ужасную фигуру из погребальной камеры, и узнала только сейчас! Она бродит среди людей, жаждущая мести, прямо здесь, в этих стенах… О, защити же меня, светлая владычица, от её гнева!
Но укутанная покрывалом статуя божества была безмолвна.
Вдруг стены содрогнулись, чудовищный порыв ветра задул свечи, смахнул с алтаря приношения и бумаги – недавние письма Аграфены Тимофеевны, написанные любимому внуку и, должно быть, перехваченные прислужниками ректора. Вот откуда Фиолетта узнала о гробнице!
Несчастная уборщица повалилась наземь, закрыв голову руками, а ветер взметнул к потолку измятый тетрадный лист с иероглифами и рисунками, закружил и понёс прочь. Злосчастный листок метался в воздухе, ударяясь о стены, в которых тут же разверзались проломы, и студенческие черепа с треском сыпались в подземный зал.
С четырёх сторон из образовавшихся расщелин стремглав вылетели светящиеся существа с перепончатыми крыльями и, издав протяжный гул, подобный звуку рога, возвещающего битву, ринулись наверх, в аудиторию, а оттуда – дальше, по тёмным коридорам N-ского университета.
______________________________________________
71 Кеметизм – разновидность неоязычества, являющая собой попытку современной реконструкции древнеегипетской политеистической религии.
72 Бастет (Баст) – древнеегипетская богиня радости, женской красоты, домашнего очага, плодородия, изображавшаяся в виде кошки или с кошачьей головой.
