Текст книги "Однажды в сказке (СИ)"
Автор книги: Eltera
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
На дорогу со звонким влажным треском упала жизнерадостно-оранжевая тыква, расколовшаяся на несколько частей. Рыжеватые внутренности и семечки растеклись по асфальту, вызывая нездоровое отвращение – Броку они почему-то напомнили мозги, а он, вообще-то, очень старался не вспоминать ничьи не раз виденные расколотые черепа и вышибленные мозги.
Испытывая непреодолимое желание пойти в суд и потребовать денежного возмещения за причиненные ему моральные страдания, он краем глаза уловил движение и ударил по тормозам. Мальчишка, выскочивший на дорогу следом за своей проклятой тыквой, теперь разочарованно ревел, пока его мамаша трещала по телефону, повернувшись к нему спиной.
Брок, едва успевший затормозить, выдохнул, пытаясь успокоиться. За ним собиралась пробка, водители подальше уже начинали сигналить, но ребенок все еще скакал по дороге.
– Дура, за ребенком следи! – рявкнул Брок в окно, теряя терпение и смутно надеясь выпустить пар до приезда на работу.
Срываться на коллегах он не любил, честно признавая за собой этот недостаток – он был человеком настроения.
Мамаша, наконец, отвлеклась от разговора, медленно повернулась, оценила ситуацию и неторопливо (у Брока рука дернулась к пистолету, и ему было за это даже не стыдно!) подошла к ребенку, крепко ухватила его за шиворот и невозмутимо потащила за собой. Если бы Броку было чуть меньше плевать на этого незнакомого ребенка, он бы, наверное, проявил гражданскую сознательность и сообщил, куда нужно, о том, что мать из этой дамочки никудышная. Но ему было плевать, поэтому он просто поехал дальше, передернувшись от звука чавкнувшей под колесами тыквы, объехать которую не было никакой возможности.
По половине дорог было не проехать, потому что запоздалые рабочие, как мартышки, лазили по фонарным столбам, прикрепляя к ним украшения. По тротуарам стремительным потоком неслись чучела всех мастей – кто-то уже переоделся, хотя до праздника было еще полно времени, кто-то нацепил одну только маску, кто-то волок жуткие на вид фонарики, гирлянды в форме летучих мышей и прочую ерунду. Город сошел с ума, будто у всех внезапно не осталось никаких дел, кроме проклятого Хэллоуина. Брок всегда относился к этому даже не исконно американскому, вообще-то, празднику со сдержанной терпимостью, но всеобщее помешательство этого года бесило его до неимоверности.
Отчасти он даже понимал, почему люди так внезапно помешались. Крупный теракт, случившийся несколько месяцев назад и унесший жизни тысячи людей, надолго отбил у жителей города охоту веселиться. Подавленность и напряженность, охватившие всех и каждого, развеялись только три дня назад, когда правительство в порядке исключения объявило предстоящий Хэллоуин выходным днем.
Брока, впрочем, как и весь ЩИТ, это объявление не коснулось, поэтому теперь он вынужден был торчать в километровых пробках по пути на работу и наблюдать эту вакханалию. Острая неприязнь к Хэллоуину возникла у него два дня назад, когда его чуть не оштрафовали за то, что он единственный отказался украшать свой дом и свою лужайку. Рядом с сиявшими рыжеватой иллюминацией соседскими домами его жилище и правда выглядело странно – как халупа какой-нибудь злой ведьмы, – но Броку на это было наплевать. От него отстали только тогда, когда узнали, что он, во-первых, был одним из тех, кто спасал раненых в том самом теракте, а во-вторых, что для него тридцать первое октября не выходной день.
Припарковавшись на своем обычном месте, почти у самого входа в здание – спасибо великодушному Роджерсу, закрепившему за ним «элитный» пятачок асфальта, – Брок вынужден был констатировать, что сегодняшний день определенно будет одним из худших в этом году. Все входы в здание были завалены ухмыляющимися тыквами, а с дверей хищно щерились оскаленные мордочки летучих мышей.
Мнение его только укрепилось, когда мимо него, покачивая бедрами, прошла Романова, к тесным брюкам которой сзади был приделан роскошный лисий хвост. Из ее рыжей шевелюры торчали лисьи же уши, а на руках были «лапки», которыми она, ехидно ухмыльнувшись, ему помахала.
Брок с чувством стукнулся лбом о руль, дернулся от взвизгнувшего на всю парковку гудка и вышел из машины, с досадой захлопывая за собой дверцу. Сзади его окликнул Джек, которому не так повезло с парковочным местом, и Брок обернулся.
– О, и ты туда же? – простонал он, наблюдая сюрреалистичную картину – хмурую мрачную рожу Джека, на которую грустно свисали длинные собачьи уши. – Хвост есть?
Джек показал ему средний палец, но послушно развернулся спиной, давая убедиться, что до дополнительных конечностей дело не дошло.
– Дочка заставила, – оправдался он. – Я обязан протаскать эти чертовы уши весь день, иначе я – дерьмовый отец.
Брок хмыкнул, в очередной раз радуясь, что у него самого детей не было и не будет (благо, мужики еще рожать не научились). Он вполне спокойно общался с Джековым отпрыском и несколько раз даже присматривал за ним, пока счастливые родители сваливали на несколько дней отдыхать, но особого восторга не испытывал. Его до сих пор искренне ужасало, что маленькая девочка вертит огромным мужиком, как ей вздумается.
– Пошли, песик, – вздохнул Брок, наблюдая за скелетом, который в обнимку с зомби заходил в здание.
– Гав-гав, – мрачно отозвался Джек, поправляя сползающие на глаза уши.
Они прошли через холл, посреди которого водрузили огромный надувной скелет, болтавшийся в разные стороны, и поднялись на лифте (который, судя по виду, за ночь пересмотрел свои жизненные принципы и стал готом) до своего этажа. Он был отведен для Мстителей и их «обслуживающего персонала», к которому, помимо офисных работников, Брок причислял себя и свой отряд. Раньше они, вообще-то, работали на ЩИТ в целом, но после провалившегося «Озарения» Роджерс вместе со своим вновь обретенным Баки вытребовали их себе. Фьюри, успешно заславший Брока в ГИДРу, долго противился, углядев в нем потенциал для шпионской работы, но сдался, когда к увещеваниям присоединился и сам Брок, предпочитая работать в поле со Мстителями, чем внедряться под прикрытием еще куда-то там.
Их этаж, по счастью, обошелся без украшательств. Брок, правда, подозревал, что такое упущение произошло потому, что сами Мстители появлялись на рабочем месте нерегулярно, а офисники попросту боялись нарушать атмосферу серьезности, царившую в этом «мстительном» царстве. Помнится, Роджерс, застукав однажды ночью двух нажравшихся после работы секретарш за просмотром порно на рабочем месте, устроил собрание, на котором долго нудел на тему недопустимости всяческих безобразий в стенах здания. При этом то, что его Баки являлся синонимом слова «безобразие», Роджерса совершенно не смущало.
Будто в ответ на его мысли, из ближайшего кабинета с хохотом вывалился Барнс. Брок, старательно делая вид, что не замечает его, прошел дальше, но это, разумеется, не сработало. Барнс моментально его догнал, раскатисто мурлыкнул свое извечное «Бр-р-ок» и поцеловал в щеку, щекотно скользнув губами по щетине.
– Отстань, Барнс, – отмахнулся от него Брок, толкая насмешливо хмыкнувшего Джека ногой.
Барнс, не обращая внимания на его слова, перегородил ему дорогу. По счастью, хотя бы он во всем этом дурдоме был одет в свои обычные плотные штаны и тесно обтянувшую его мощные плечи футболку. Глядя на него своими честными бесстыжими светлыми глазами, Барнс явно хотел в очередной раз завести тот-самый-разговор, но сегодня у Брока не было настроения для их обычных игр.
– Там Картер опять клеит Роджерса, – сообщил он, ожидая, что Барнс, ревниво заворчав, как крупный пес, моментально ломанется спасать своего благоверного из лап потенциальной разлучницы.
И забудет о самом Броке хотя бы на час. Но тот, понимающе покивав, скрестил на груди руки и явно никуда не собирался.
– Прямо клеит? – уточнил Барнс, задумчиво оглядывая коридор.
– Безбожно, – подтвердил Брок.
Джек за его спиной издал странный звук, и Брок, обернувшись, почти не удивился, обнаружив там, помимо изо всех сил старавшегося не засмеяться Джека, еще и Роджерса. Рядом с ним неловко топталась Ванда, выряженная в короткое цветастое платье с крылышками. Феечка, чтоб ее.
– Брок, – со знакомыми барнсовскими мурлычущими нотками поздоровался Роджерс, тоже обошедшийся без «карнавального» костюма.
– Кэп, – мрачно вернул ему приветствие Брок.
– Стив, – поправил его Роджерс уже раз в тысячный, наверное, за последние четыре месяца.
Долгие четыре месяца, каждый день из которых, за исключением редких выходных, проходил под лозунгом: «Роджерс и Барнс соблазняют Рамлоу, страшно веселя при этом всех в округе». Чужое веселье, впрочем, Брока волновало мало – в их разделенном на троих флирте и заигрываниях он участвовал с неменьшим азартом.
– Рамлоу, – продолжил цепочку Брок.
Что ж, он ведь никогда не скрывал своих упрямства и упертости. Несмотря на то, что Роджерс и Барнс будили в нем голодное собственническое чувство, о существовании которого до них Брок и не подозревал, он все равно искренне не понимал, чего эти двое так в него вцепились, когда у них были отношения друг с другом. Разочаровываться в первом за черт знает сколько лет искреннем чувстве не хотелось, поэтому Брок старался не дать себе увязнуть до самой макушки, но и полностью отказаться от него тоже не мог.
С Роджерсом они работали вместе еще до «Озарения» и, честно признаться, между ними хорошо так искрило. Воспоминания о том, как они, оказавшись ночью в одном спортзале, сначала едва не подрались, а потом едва не трахнулись там же, до сих пор горячили кровь.
История эта началась с того, что СТРАЙК отправили на захват заложников. Роджерс объявился там же чуть позже, едва не поломав им все планы, и попытался насадить свои порядки, хотя его никто не звал. Брок в итоге подчинился приказу Фьюри, проигнорировав нарушителя спокойствия, и ценой жизни нескольких человек им удалось спасти других заложников. Роджерс, жаждавший, как и всегда, спасти всех, был взбешен до крайности, и на пару недель Брок впал в немилость – с ним не разговаривали, всю рабочую информацию передавали секретари, проходившие мимо кабинета злобствующего Капитана Америки на цыпочках, и даже на совместных тренировках ценные указания подавались в виде: «Роллинз, передай сам знаешь кому, что надо сделать то-то». «Сам знаешь кто», находившийся в том же помещении, в это время медленно, но верно закипал, и, пожалуй, последовавший за всем этим взрыв был неминуем.
При всем при том Брок знал, что Роджерс, переосмыслив операцию, потом и сам признал, что СТРАЙК действовал наилучшим в той ситуации образом, в то время как его собственный план не факт, что сработал бы, а малейшая ошибка могла стоить жизни еще большему количеству людей. Но на попятный Роджерс все равно идти отказывался, еще более упрямый, чем сам Брок. Царившее между ними напряжение было таким интенсивным, что иногда казалось, что его можно потрогать руками.
Так что неудивительно было, что, когда на исходе второй недели молчаливого противостояния они случайно встретились в одно время в пустом спортзале, плотину прорвало. И если сначала Брок хотел сразу уйти (хотя, вообще-то, он пришел первым!), то после был очень рад тому, что упрямство все-таки пересилило. Потому что они, впервые за все это время оставшись наедине, хорошенько поплевались друг в друга ядом, потом попытались решить разногласия старым, как мир, мужским способом – то есть, подраться, – а затем Брок вдруг осознал, что лежит на жестких матах под придавившим его Роджерсом, чье торопливое дыхание обжигало ему ухо. Ощущение твердого мощного тела, сильного и вместе с тем бережного захвата чужих рук окатило обжигающе горячей волной, и Брока затопило возбуждением. Которого он, плотно прижатый телом к телу, скрыть бы не смог, даже если бы захотел.
Роджерс, подостывший и уже собиравшийся великодушно его отпустить, приподнялся было на руках, но ощутив животом его твердый, почти болезненно пульсирующий член, замер на короткое мгновение, в течение которого Брок пытался придумать если не оправдание, то хотя бы логичное объяснение. Ничего объяснять, впрочем, не потребовалось, потому что Роджерс с коротким жадным стоном снова навалился на него, вышибая все мысли глубоким, грубым и одуряюще сладким поцелуем. Дальнейшее прошло для Брока калейдоскопом смазанных картинок, будто явно сползший в пах мозг просто не мог обработать поступающую от органов чувств информацию. В одну секунду у него горели искусанные губы, в следующую – под языком оказывалась чуть солоноватая шея запрокинувшего голову Роджерса, которого Брок крепко прихватил за светлые волосы, а еще через мгновение торс обдало жарким холодом, потому что Роджерс, задрав на нем футболку до подмышек, жадно вылизывал его живот и грудь. Урчал он при этом так почти по-звериному голодно, что Брока било этими тихими звуками наотмашь, пронизывало до нутра.
Заведенные до крайности, перевозбужденные, они катались по терпко пахнувшим чем-то резиновым матам, выцарапывая друг друга из одежды, и, разумеется, долго в этом дурмане не продержались. Стоило притереться членом к члену, столкнуться там руками, как их выгнуло навстречу друг другу, распылило, разметало в общей эйфории. И, целуя блаженно жмурившегося Роджерса перед тем, как уйти, Брок точно знал две вещи.
Во-первых, что он никогда не забудет случившегося, неважно, повторится оно когда-нибудь еще или нет, потому что такого Роджерса – жаждущего и щедрого на ласку, охренительного от удивительно мягких волос до потрясающего члена, забыть было невозможно. Брок почти был готов сходить к Старку и потребовать заменить прозвище «Капитан Сосулька» на «Капитан Вулкан».
И, во-вторых, можно было считать их двухнедельную холодную войну оконченной.
Они не обсуждали случившееся и вообще вели себя так, будто ничего особенного не случилось, но Брок, постоянно ощущавший гулявший по венам голод, требовавший исключительно того, кто этот самый голод разбудил, и одновременно с тем ловивший на себе такие же жаркие взгляды Роджерса, подозревал, что рано или поздно все закончится новым пожаром.
Его подозрения не оправдались, потому что жизнь раскладывала карты в одном ей известном порядке – и вскоре грянуло «Озарение». Роджерс посчитал его предателем, потом, конечно, узнал, что он все-таки не предатель и долго извинялся, но…
С Барнсом история была проще – Брок нашел его в ГИДРе и работал с ним там же, едва в процессе не свихнувшись, потому что там, где все дружно видели периодически сбоившего киборга-убийцу, он видел вполне себе личность – думающую, хитрожопую и нагловатую. Сильный и беспомощный одновременно, Барнс – в те времена Зимний Солдат – будил в Броке противоречивые чувства. Каким-то звериным чутьем осознав, что Брок для него не опасен, Барнс вцепился в него, как клещ, здорово помотав нервы. Потому что Брок никогда не тронул бы недееспособного человека, а Барнс пытался притереться к нему при любом удобном случае. Брок осаживал его, конечно, но один Бог знает, какую выдержку пришлось для этого прокачать.
Свою тягу к мощным, ничем не уступающим ему самому мужикам он осознал уже давно, но еще никто не цеплял его так, как случившийся с ним внезапно Роджерс, а за ним и Солдат. И оба, к удивлению Брока, интересовали его не как красивые мускулистые тела, а… Их хотелось захапать целиком, присвоить себе, и никогда не увлекавшегося групповухами Брока пугали эти невесть откуда взявшиеся желания и чувства.
Как бы там ни было, но во время «Озарения» Брок из кожи вон вылез, но вытащил Барнса из заварушки целым и невредимым, наплевав даже на несколько приказов Фьюри, шедших вразрез с его желанием спасти Солдата, оказавшегося по совместительству старой любовью Роджерса.
Несколько месяцев после этого Барнсу восстанавливали промытые мозги, потом еще несколько недель они с Роджерсом, по всей видимости, переживали медовый месяц… А затем Брок внезапно оказался суперсолдатской дичью. Эта чокнутая парочка пасла его на заданиях, оказывала мелкие знаки внимания – типа того же парковочного места, – и вообще всячески намекала на глубоко личное неслужебное взаимодействие. Брок, консервативно сомневавшийся в том, что отношения можно делить на троих, тем не менее вполне благосклонно принимал их ухаживания, но сближаться при этом не спешил, хоть азарт и подстегивал его брать, пока дают. И, конечно же, дело было именно в азарте, а совсем не в том, что даже один день без этих двоих навевал на него тоску.
– Баки! – радостно встрял несправедливо позабытый Барнс, пытаясь снова распустить руки.
Брок отступил назад, наткнулся спиной на мощную грудь Роджерса, который, героически не давая ему оступиться, обхватил его за плечи. Барнс, сориентировавшись, кинулся обнимать Роджерса, делая вид, что никакого зажатого между ними Брока тут нет.
А на Брока накатило острое, болезненно-сладкое возбуждение. Эти двое даже пахли одинаково, так пропитались друг другом, что невозможно было отличить, где кончается один и начинается другой. Так же одинаково горячие и одинаково, черт подери, возбужденные, они за секунду распалили Брока так, что у него потемнело в глазах.
Барнс, тесно прижавшийся к нему, естественно, ощутил его красноречивый отклик. Довольно заурчав Броку в ухо, он влажно лизнул его шею. Брок, едва ли уже соображая, что происходит и где они находятся, откинул голову на плечо Роджерсу, руки которого, оказывается, успели переползти ему на живот и подлезть под футболку.
– Кхм, – выразительно кашлянул Джек, о котором все давным-давно успели забыть.
Брок, вздрогнув от неожиданности, поспешно высвободился, стараясь не смотреть ни на порозовевшие скулы Роджерса, ни на Барнса, досадливо дернувшего Джека за длинные собачьи уши. Ванда, терпеливо залипавшая все это время в телефон, хихикнула.
Брок, мучившийся теперь неудовлетворенностью и ругавший себя за слабохарактерность, мотнул головой, будто надеялся ее остудить.
– Пошли, Джек. Я надеюсь закрыться в кабинете и не видеть больше ни одного клоунского наряда. Придумали же идиотский праздник, – буркнул он раздраженно, игнорируя обиженное сопение малолетней ведьмы, которая явно перепутала работу с детским садом.
Его надежды вполне оправдались – до самого вечера Брок мирно сидел в своем кабинете, изредка отвлекаясь на Джека, который, как его непосредственный помощник, забирал разобранные документы и относил их то секретарям, то Роджерсу, натаскивая взамен новые бумажонки. Брок страшно ненавидел всю эту бюрократию, но конкретно сегодня был вполне доволен тем, что скопилось столько всего. Джек, вернувшийся с очередной стопкой бумаг, ехидно сообщил, что торчавший у Роджерса Барнс предложил ему, Броку, «почти безвозмездную» помощь. Брок в ответ выставил средний палец, и Джек, успевший уже поспорить (при самом Броке, между прочим!) с женой, что до нового года Брока ждет пополнение семейства, с гоготом отправился передавать его послание адресату.
Иногда Броку очень хотелось его прибить, но, к сожалению, ближе друга, чем Джек, за все эти годы он так и не нажил.
В семь вечера Брок, отложив в сторону последний лист, откинулся назад в скрипнувшем кресле и позволил себе расслабиться. Затекшие за день ноги гудели, даже спина как будто начала болеть, и он искренне порадовался, что завтрашний день по плану должен был проходить в спортзале.
Правда, в тот же спортзал непременно нагрянут Роджерс с Барнсом. Брока немало забавляло их стремление постоянно знать, где он находится. Успокаивались они, кажется, только когда он сидел в своем кабинете.
Так что тренировки, в которых эта парочка нуждалась куда меньше простых смертных, они тоже не пропускали. И если Роджерсу хватало воспитания не отвлекать тренирующихся, то Барнсу закон был не писан. Он шлялся полуголым по залу, периодически прижимаясь к Броку влажным от пота телом, будто пытался пометить его своим запахом, втягивал в спарринги (больше походившие на представление для одного зрителя) Роджерса и вообще делал все, чтобы Брок в конце концов уронил себе штангу на голову. Пока ему везло, но несколько раз он был опасно близок к тому, чтобы на несколько месяцев загреметь на больничный.
За окном громыхнул фейерверк. Небо расцветили яркие вспышки, складывавшиеся в рисунки, походившие на причудливые цветочные бутоны. Уличные зрители радостно заголосили, будто в жизни не видели ничего подобного, и Брок, поднявшись со стула, выглянул в окно.
Площадь за мостом, отделявшим базу от остальной части города, буквально кишела народом. Яркая неоновая иллюминация и вспышки многочисленных гирлянд превращали мирный вечер в помесь утра с грозой.
Добираться до дома явно будет нелегко. Настолько, что Брок почти решил заночевать прямо здесь – благо, диван в его кабинете был достаточно удобным, сменный комплект одежды ждал в шкафу, да и санузел с душевой у него были свои, спасибо все той же сталкерской парочке.
Компьютер коротко пиликнул, уведомляя о новом письме. Брок выразительно скривился, прикидывая, получится ли сделать вид, что он его просто не заметил, как минимум до следующего рабочего дня. Не любил он получать указания от начальства перед самым уходом.
Телефон, синхронизировавшийся с корпоративной почтой, запоздало пискнул в кармане, и Брок, сдавшись, вернулся обратно за стол, открывая письмо. Ни строчки из него прочесть он, впрочем, не успел – в коридоре послышался радостный гомон, захлопали двери, застучали острые каблучки дамочек из офиса, а затем все резко стихло. Удивившись странной оживленности в конце рабочего дня, Брок перевел взгляд на монитор и, мрачнея с каждой секундой все сильнее, пролистал письмо. Хилл, чтоб ее черти взяли, переслала указание для всех работников ЩИТа от отдела маркетинга, одобренное Фьюри, о чем свидетельствовала его размашистая подпись на отсканированной странице приказа.
Видите ли, для создания нужного общественного мнения, все работники ЩИТа, за исключением тех, кто оставался на дежурстве, должны были непременно принять участие во всеобщих гуляниях. Самые известные из них (Брок злорадно припомнил Мстителей) при этом просто обязаны хорошенько засветиться, для чего наняли лучших фотографов города и приплатили нескольким блогерам-любимцам-толпы, чтобы те выкладывали получившиеся фото. Вишенкой на торте стал приказ всем без исключения если не переодеться в какой-нибудь костюм, то как минимум нацепить на себя что-нибудь экзотичное. И, конечно же, для негодяев вроде Брока на первом этаже в кабинете 1А заботливым руководством были оставлены праздничные «наряды».
Теперь хотя бы было понятно, куда понеслись офисники, раньше Брока прочитавшие письмо. Под письмом был длинный список сотрудников, отметившихся в получении приказа, и Брок без особого удивления увидел на первом и втором местах знакомые имена – «Стивен Г. Роджерс» и «Джеймс Б. Барнс».
– Хоть бы сказали, засранцы, я бы свалил раньше, – пробурчал Брок, нажимая на «ознакомлен» под письмом.
В кабинет без стука ввалился Джек со своими унылыми ушами спаниеля. Брок почти начал привыкать к такому его внешнему виду.
– Если я сейчас вылезу в окно, сумею слинять, как думаешь? – задумчиво разглядывая подоконник, поинтересовался Брок.
Джек хмыкнул и мотнул головой, жмурясь, чтобы не получить по глазам ушами.
– Там Старк приехал, он тебя перехватит. Ну и Ванда еще есть. А еще здесь двадцать шестой этаж, я не позволю тебе просто так рисковать жизнью, – отозвался он. – Да ладно тебе, надень вон уши какие-нибудь, пять минут потолкайся в толпе и все.
– Рога, – мрачно поправил его Брок, не горевший желанием принимать участие в этой клоунаде. – Поострее, желательно, чтобы можно было кого-нибудь ими проткнуть.
Он поднялся, проверил телефон в кармане и двинулся к выходу, стараясь поймать то философское настроение, в котором пребывал заржавший, как конь, Джек, весь день отчитывавшийся перед дочерью в выполнении приказа. Но для этого, видимо, нужно было иметь детей – по-другому эта невозмутимость не прокачивалась.
Готически настроенный лифт, больше напоминавший гроб, как нельзя лучше подходил под настроение. Брок прислонился к перилам, обтянутым «кишками», и хмуро уставился на клацавший зубами череп, свисавший с потолка на уровень его глаз. Между передними зубами оказался чей-то застрявший клок волос, и Брок немало повеселился, представляя, как верещала дамочка, которой эта черепушка случайно вцепилась в волосы.
– Твой оскал меня пугает, – поделился Джек, сбросив очередное селфи для дочери. – Во! Вампирские зубы тебе нацепим! – осенило его.
– И кол еще присобачим, как будто бы меня проткнули. Тогда можно будет просто лечь где-нибудь, чтобы не выходить из образа, – буркнул Брок, вышагивая из лифта.
На первом этаже царило нездоровое оживление. Мимо них торопливо пронеслись четыре ведьмы в длинных черных балахонах и остроконечных шляпах. С плеча одной из них покорно свисал черный кот, не делая ни малейшей попытки пошевелиться. Брок ему даже на мгновение позавидовал – виси себе и дремли. Правда, он бы ни за что не поделился этим вслух – с Барнса, имевшего пугающую привычку материализовываться, будто бы из ниоткуда, сталось бы воплотить его фантазию. А свисать с его металлического плеча жопой кверху весь остаток вечера и ночь (меньшего от Барнса ожидать не приходилось) в костюме кота Брок не хотел ни за какие коврижки. Тут даже более деликатный Роджерс не спасет.
В холле сновали фотографы, подготавливая для «особо известных» личностей место. Там же находились и Старк с Романовой, как наиболее общительные из всех Мстителей. Старк, одетый, как графский сынок, старательно указывал осветителям на их неумелость, пока Романова, меланхолично поглаживая перекинутый через руку лисий хвост, натянуто улыбалась, будто съемка уже началась.
Стараясь не попадаться никому на глаза, Брок, продолжая выговаривать спокойному, как танк, Джеку свое неодобрение происходящим, по стеночке просочился в коридор, ведущий к нужному кабинету с клоунским реквизитом. На мгновение ему показалось, что в затылок кольнуло – будто иголкой ткнули – и он, ощупав абсолютно целую кожу ладонью, обернулся, встречаясь взглядом с моментально отвернувшейся от него Вандой. Оказывается, он прошел от нее в нескольких шагах, но даже не заметил. Впрочем, Брок вообще толком не знал ни саму Ванду, ни о ее способностях, а ее колдовские, горевшие красноватым огоньком глаза всегда внушали ему первобытный страх.
Еще раз потерев затылок, Брок озабоченно нахмурился, с подозрением оглядел Ванду, старательно делавшую вид, что не видит его, и пошел дальше, отмахиваясь от вернувшегося Джека, не сразу заметившего его заминку.
Пресловутый кабинет 1А был к этому времени уже пустым. Лишь из дверей выпорхнули запоздалые ангелочки, волоча за собой здоровенные крылья, от которых Брок едва успел увернуться. Реквизит, в котором с деловитостью енотов в помойке успела пошариться половина ЩИТа, был беспорядочно свален на столах, стульях, подоконнике и даже полу.
Брок подошел к столу, вздохнул, прикидывая, когда успел настолько провиниться, что теперь его, взрослого серьезного мужика, заставляют наряжаться в костюм для Хэллоуина, и щелчком пальца попытался сдвинуть в сторону изящную серебристую тиару, сверкавшую якобы драгоценными камнями.
Попытался – потому что в следующее мгновение перед глазами все расплылось, в голове гулко, надсадно загудело и, оседая на пол, он успел подумать только о том, что все-таки был прав утром: день оказался хуже некуда.
Из блаженной спокойной темноты его выдернул перепуганный хрипловатый голос Джека, который бил его по щекам с такой старательностью, будто удары на тренировке отрабатывал.
– Брок, мать твою! – явно не в первый раз звал он. – Если ты не очухаешься немедленно, я позвоню Роджерсу! И Барнсу!
Брок был бы и рад «очухаться», но вязкое чернильное забытье, выламывавшее тело, не отпускало, будто пыталось затянуть, засосать его еще глубже. Услышав в воцарившейся тишине стук пальцев по экрану телефона, он понял, что Джек собрался выполнить угрозу, и воспротивился этому настолько, что удалось разлепить глаза, по которым тут же полоснул свет ламп. Джек выронил мобильник, гулко ударившийся об пол, и принялся поднимать его на ноги.
– Какого… – слово «хрен», по какой-то необъяснимой причине, произнести не вышло – оно будто в горле застревало, а язык разом онемел, как от укола. – Что случилось? – поправился Брок, не понимая совершенно ничего.
На правой руке ощущалась непонятная, непривычная тяжесть, и, приподняв ее, он увидел золотистый веер, плотно уцепившийся за запястье цепочкой. Брок перевел взгляд на Джека, поражаясь тому, что этот дебил (ладно хоть думать с использованием нехороших слов получалось без заморозившихся мозгов), пока он был в отключке, надел на него веер. Веер, блядь.
Лицо Джека приняло сложное, трудноопределимое выражение. Брок, прикрыв слезящиеся глаза, оперся спиной на стол, потер ладонями лицо, хотел поправить явно растрепавшиеся волосы и вдруг наткнулся пальцами на… что-то. На своей голове.
Ощупав это нечто, Брок отлепился от стола и подошел к зеркалу, перед которым, по замыслу организаторов, должны были прихорашиваться переодевшиеся работники. Из ртутно-серебристой глубины на него уставился он сам – здоровенный, хмурый, небритый мужик с бабской тиарой на голове и веером на руке.
Тиара, кокетливо отсвечивавшая ярко-красными камнями, закрепленными на пяти треугольных выступах, переливалась на свету, сложенный веер меланхолично покачивался, а Брок все пялился и пялился на свое сюрреалистичное отражение.
– Вот ты больной, Роллинз, еще бы в платье нарядил, – поразился Брок долбанутости своего лучшего друга, от которого он в жизни не ожидал такого фортеля, и попытался снять с головы идиотскую диадему.
Ничего не вышло. Внешне будто бы не закрепленная вообще, диадема сидела, как влитая, словно ее прицепили суперклеем. Безуспешно подергав ее, Брок попытался хотя бы цепочку с веером снять, но и здесь его ждала неудача.
– Я? – оскорбился тем временем Джек, подходя ближе. – Я ничего не делал! Все резко осветилось, потом какой-то дым вокруг тебя появился, а потом… Ты в отключке, а на тебе эта мишура, – обиженно пробасил он, хватаясь за цепочку.
Хрупкие звенья, казалось, должны были рассыпаться от одного вида его крупных пальцев, но веер не сдавался. Так же, как и проклятая диадема, которая, похоже, вознамерилась сняться с головы только вместе со скальпом или собственно головой. Брок, у которого от дружеских стараний Джека перед глазами будто звезды посыпались, отпихнул его, опасаясь за свою жизнь.
– Может, все-таки Кэпа позвать? – предложил Джек, пряча руки за спину. – Нездоровое это что-то.
