Текст книги "Герой из героев. Дело привычки (СИ)"

Автор книги: Элтэнно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

А-а-а! Пока на кухне шла уборка, я вынес в соседнее помещение две самые важные составляющие для варки будущего наваристого бульона. Было бы глупо выкидывать голову, купленную у мясника целиком из-за отказа продать только рога. Но я так устал, что не только ничего не стал варить, но и забыл о том, что вообще намеревался это сделать!

– Ох. Совсем не подумал об этом.

– Конечно. Ты же будущий маг! А вам с ученичества положено думать не о людском, а о своём. Овечном.

То ли во всём были виноваты самобичующие мысли о злосчастном, и наверняка уже стухшем, баране, но мне тогда показалось, что последнее предложение следовало воспринимать как одно слово.

I. 1. Пара пустяков. Глава 7

Глава 7.

– Никак справился? – удивился Гастон, когда спустился на мой зов. А там, осмотрев дверь, сурово воскликнул: – Джинна, что ли, какого в мой дом призвал, негодник?!

– Нет. Сам.

– Сам, – задумчиво повторил мастер и, пока женщины накрывали на стол, отвёл меня в сторонку. – Ты же магии учился. И до этого говорил, что она тебе молодость продлила. Что изменилось?

– Ничего.

– Нет, меня не проведёшь! – погрозил он пальцем. – Только дурак за всякую работу хватается. Умный занимается своим делом и, когда надо, платит тому, кто чему другому жизнь посвятил. А ты умный!

Его палец уткнулся мне в центр лба и надавил. Это было неприятно. В таком наставительном тоне ко мне уже давным-давно не обращались, но я всегда признавал право мастера Гастона так себя вести. Наверное, считал его за отца в каком-то смысле.

Хотя, мой ответ прозвучал всё равно грубо и резко:

– Не могу я дверь починить самостоятельно, что ли?!

– Можешь. Только тот Арьнен, что я знаю, скорее бы упыря-плотника из могилки поднял, нежели за топор взялся. Такая простая работа не для тебя. В ней нет вдохновения.

– В ней есть спокойствие, – надменно ответил я. Затем поразмыслил и добавил. – Во всяком случае, я так думал.

– Что с тобой приключилось, малец?

– Я не могу использовать магию.

– Ты же меня вылечил.

– Растратив всё, что во мне оставалось.

– Вот для чего тебе нужна Эветта, да? Думаешь, она поможет вернуть силу?

– Знаю. Встреча с ней разрешит это.

– Наконец-то ты начал говорить правду.

Мастер Гастон довольно потрепал меня по плечу, но вместо облегчения от возникшего между нами мостика дружбы я испытал полностью противоположное чувство. Мастер же искоса хитро взглянул на меня и, тихонько посмеиваясь, предположил:

– А вдруг это судьба тебе, Арьнен? Недаром же ты талантом к рисованию наделён. Да и ведь не куда-то тебя дорога жизни привела, а именно в Юдоль. Милостиво протянула возможность во второй раз стать моим подмастерьем и пожить по-человечески… Пойдёшь ко мне в ученики?

– И снова нет, – широко улыбнулся я, представляя такую нелепую перспективу. – Не для меня это.

– Дарил бы своим трудом людям радость. Смотрели бы они на кувшины, тарелки да чашки. Тебя добрым словом поминали.

– Точно не про меня это!

Я не выдержал и рассмеялся. «Поминать добрым словом». Это надо же! Как-то непривычно было бы такое услышать после всех проклятий и дальнейшей мёртвой тишины.

– Зря ты так, – вроде как обиделся Гастон и, помолчав немного, добавил. – Твоё право, как тебе жить. Настаивать не смею… Но подумать ты подумай. Поразмысли. Я был бы счастлив от твоего согласия.

– Так уж и счастливы? – искренне удивился я. – Сами же изо дня в день повторяли, что у меня несносный характер вместе с привычкой совать нос не в свои дела и непрменно выражать о них своё мнение. Да и неужели других учеников посговорчивее не найдётся?

– Мальчишек способных – хоть отбавляй. Но они мальчишки, – посетовал мастер с искренним сожалением. – Те, кто постарше, уже либо какое другое дело осваивают, либо бесталанны.

– Какая разница кого учить?

– Для меня нынче очень большая. Ведь не гроши нужны от родителей за плату за обучение. Нет, они тоже, конечно, не помешают. Дом ремонта требует… Посмотри вокруг. В достатке ли живу?

– Нет. Не сказал бы.

– Вот! А ведь не просто большое семейство прокормить как-то надо. Все девицы. Каждой платье, к платью ленту, к ленте шпильку! И заботиться о них некому. Оба моих ученика, кому можно было смело передать всё имущество вместе с ответственностью за судьбу внучек, погибли на войне. На мужа Аннет нет никакой надежды.

– Разве она не вдова? – удивился я. Женщина носила траурное платье.

– Можно сказать, что и вдова. Только при живом муже. Он всё наследника ждал. И как Катрин, последняя его надежда, народилась, так тот и года не прошло мою дочь выгнал. Пришла ко мне под ночь с младенцем, бьющимся в лихорадке. Ступни в кровь сбиты. С Варжени пешком босая шла по осенней слякоти. Герда и Мишель как зверята к ней прижимались. Сначала всё плакали. Потому что страшно было вне родительского дома. Война как раз вот-вот бы настала, да ещё и отец родной проводил словами, чтоб не смели к нему и носа совать. За все года так и не справился узнать, что же там с его родными детьми!

– Да уж, это не весёлая история. Однако, не чувствую за собой ни малейшей обязанности чужую вину выправлять.

– Я не разжалобить тебя хочу! Ни к чему ожидать невозможного.

– А…

– Никак не уяснишь, что я тебя не по общепринятым меркам оцениваю? Думаешь, что такой простой человек как мастер Гастон не может распознать, что там за мысли в твоей чуднόй голове копошатся, да?!

– Верно.

– А я могу! И из-за этого объясняю, почему мальчишку какого в ученики ни за какие коврижки не возьму! – вдруг резко огрызнулся он. – Этому дому мужчина требуется. Хозяин. Тебе же нужен семейный очаг!

– С чего вы так уверены в этом, мастер Гастон? Откуда вам знать, что мне нужно?

– Мои глаза очень много раз теряли зрение, Арьнен. Но слепцом я никогда не был.

– Пора за стол, – смущённо напомнила об ужине Герда.

Её приглашение своевременно завершило неприятную беседу. Кроме того, все были уже голодны, а запах вокруг витал божественный. Кролика Аннет потушила целиком и выложила на длинное блюдо. Так что он в украшении из гарнира выглядел не менее величественно, чем царь на троне. Баклажаны отдельной закуской стояли подле. Их зажарили, выложив после поверх густой соус из сметаны, чеснока, зелени и потрошков. Порадовала и тарелка со свежими овощами, в меру политыми растительным маслом и посыпанными крупной солью.

Семейство вместе со мной устроилось на громоздких стульях. Мишель только припозднилась, ибо, ойкнув, вскочила со своего места, чтоб поставить на стол кувшины с вином, что я принёс. Оба они ещё были запечатаны.

– Мы с мамой решили, что будет лучше использовать вишнёвую настойку, – пояснила Герда и, словно мастер-повар при известном ресторане, авторитетно добавила. – Она придаёт мясу особый оттенок вкуса.

– Аромат-то точно! – чувствуя, как потекли слюнки, довольно сказал я.

Кроме кружки пива в таверне «У Храппа», мне в ближайшие недели не доводилось ни есть, ни пить. Было как-то некогда, а разум привык не обращать внимания на требования желудка. Большую часть времени организм получал питание синтезом необходимого из окружающей среды. Малоприятно, конечно, зато и крайне малозатратно по времени. А время я ценил больше, нежели хорошую трапезу.

После нескольких робких вопросов о магической стезе к этой теме больше не возвращались. Рассказывать происходившие со мной истории стало бы глупостью, а вести дискуссию по научным вопросам окружающие не могли. Так что ответы вышли столь односложными и скучными, что разговор сам собой перетёк в другое русло. И то ли до этого я злой такой был от голода, то ли ещё что, но, поев немного, мне определённо легче стало поддерживать беседу.

– А когда я про странствия услышала, то так и подумала, что ты бард! – горячо созналась раскрасневшаяся от вина Аннет. – Так и думала, что сейчас возьму метлу и как вымету вон! Чтоб только пятки сверкали!

– Мама разлюбила бардов, когда один из них начал ухаживать за мной, – смущённо потупив глаза, сказала Герда и отпила крошечный глоток вина из кубка.

– Конечно, разлюбила! Ведь до этого он ухаживал за сколькими твоими подругами? Ну? И что по итогу? Люблю то одну, то другую, а из города уехал один. Все они охальники!

– Зато какие читают стихи… А вы пишите, Арьнен?

– Нет.

– Пишет. Ещё как пишет, – нагло прокомментировал Гастон, преспокойно обгладывая косточку. Даже не поперхнулся от моего взгляда. – Мне он свои произведения зачитывал.

– Ой! – воскликнула Герда и захлопала в ладоши. – Прочите нам что-нибудь из своего творчества. Пожалуйста!

– Хм, навскидку могу только несколько бессвязных строк. Я ведь действительно редко когда что записываю, – предупредил я и, прочистив горло, всё же продекламировал:

Не заснуть, хоть ночь. Воздух сер и спёрт.

Чистый лист возьму. Он во тьме сам чёрт!

Бледный луч от лун не осветит мрак.

Я сижу с пером в темноте… Чудак!

Не могу никак отыскать свечу.

Да и толку в ней, коль уже шепчу

Я во мгле напев своих новых строф?

Вдохновения пыл передал мне штоф.

Превратит слова в строки грех стиха,

Обожжёт огнём… И вновь ночь тиха.

– Это великолепно, – с придыханием сделала свой вывод Герда и попросила. – Прочтите ещё о любви что-нибудь. Пожалуйста!

– Нет. О любви я никогда ничего не сочинял.

– Жаль. У вас бы хорошо получилось. Вы самый настоящий бард!

– Мне сложно считать это комплиментом, потому что я полностью солидарен с мнением вашей матери. Все барды – отвратительно наглые, раздражающе самоуверенные и самые бессовестные типы на свете, – сознался я и уважительно склонил голову, поглядев на предовольную от этих слов Аннет.

– Да чья бы корова мычала, – ворчливо, но очень тихо, а потому и не вполне внятно произнёс мастер Гастон, продолжая как ни в чём ни бывало обгладывать кость.

– Что? Что вы сказали, дедушка?

– Я сказал, Мишель, что раз такой характер у всех бардов, то наверняка его порождает склонность творить всё по своему разумению, а не как положено добропорядочному человеку. Чтоб по заказу да за определённую плату.

– А я вот думаю, – вертя кубок в ладонях, вымолвила Герда, – что если бы вы, Арьнен, узнали какого барда поближе, то переменили бы своё мнение.

– Увы, но с одним из них мне довелось регулярно общаться. И своё суждение я основываю именно на этом знакомстве.

– Вот, дочка! Не хочешь услышать мать, так послушай мага. Ничего хорошего от барда не жди никогда!

– Зато с ними так весело, – произнесла девушка со знакомой моему слуху глубокой затаённой тоской. – Настолько, что и не вспомнить, что когда-то грустилось.

– Весело? – хмыкнула Аннет. – Они так и тянутся к юным девицам потому, что нет ничего для них милее дурного дела погубить невинность! Их распирает злость, когда они видят, что существуют ещё чистые цветы. И обманом, и лестью, и коварством сеют они в сердцах любовь, чтобы после кровожадно вырвать её. Устроить свой кровавый пир. Потешаться, обращая ранее живую душу в камень! Или кто-то здесь считает, что я не права? Не так это?! А, гость? Что скажешь?

Моим искренним надеждам, что раз Арнео не появился до окончания ярмарки, то он уже радовал своим ликом какой иной город, было не суждено сбыться. Едва губернатор торжественно объявил о конце празднеств, как наглец явился посреди ночи и стал кидать мелкие камушки в ставни окна Эветты. Это прервало мои с ней тайные выкапывания лекарственных корешков из соседского огорода.

– Не обращай внимания. Покидает и уйдёт, – шепнул я ей возле уха.

– Не уверена. Погляди, он выбирает камни всё больше и больше. Так что либо вскоре ставни проломит, либо мастер Гастон проснётся и увидит нас. Из моего окна хороший вид на эти грядки. А луны нынче ясные.

– Да, ну. Уйдёт он!

Ага. Как же! Так и ушёл! Поняв безрезультатность вызова прекрасной девы простыми, а не драгоценными каменьями, Арнео встал на одно колено, тихо прочистил горло и тоненько запел. Из дома напротив нас высунулась любопытная женская головка и сразу же послышалась мужская ругань.

– Уходим отсюда! – похолодел я.

Корешков было ещё мало. Мы набили сумку только на треть, но оставаться на столь приметном месте и дальше не следовало. Так что, осторожно перебравшись через забор, пришлось быстро и скрытно обежать улицу да забраться в дом Гастона через предусмотрительно оставленное открытым окно на кухне. Эветта, подпрыгивая на месте, стянула с ног грязные огромные мужские сапоги, и на цыпочках поспешила к себе в комнату, ибо Арнео голосил уже весьма громко.

– Чего людям мешаешь?! – грозно шикнула она на певца, открывая ставни, и начала тяжко дышать, переводя дух.

– Разве я им мешаю? Ещё чуть-чуть, и они с восторгом понесут меня на руках!

– На кладбище, – добавил я мрачным шёпотом из глубины комнаты

Эветта тут же возмущённо посмотрела на меня, но Арнео продолжил свою речь, и ей стало некогда делать мне выговор.

– О, милая и несравненная! С тобой в разлуке томим тоскою я! Ужаснейшие муки не видеть лика твоего! Прошу сойди, позволь к устам припасть…

– Пошёл вон, гадёныш! – рыкнул огромный звероподобный сосед, ещё не зная, что злиться следовало по другому поводу. Именно его огород я и Эветта обчищали.

– Но у меня любовь!

– А у меня от этих завываний зубы болят! Вон пошёл!

– Приходи днём, Арнео. Встретимся в полдень на Мраморной улице возле булочной.

– Я буду ждать там с самого утра, храня надежду увидеть тебя пораньше, наипрекраснейший лепесток белой розы! – вскликнул бард и, посылая воздушные поцелуи, пятясь ушёл восвояси.

– Ты ведь не станешь с ним встречаться? – осведомился я, когда Эветта закрыла ставни и с глуповатой улыбкой облокотилась о стену.

– А почему бы и нет, Арьнен? Мы в Юдоле почти месяц. Основная работа сделана. Остаётся только время от времени ездить к жиле, да снимать с маячков показания. Почему бы и не пожить так, как живут все?

– Тебе так нравится поэзия?

– Все печальные люди любят рифмованные строки.

– А счастливые?

– Песни. И Арнео очень хорошо их поёт. Настолько хорошо, что я забываю о своём предпочтении слушать стихи.

Она действительно пошла на встречу. Я знал это точно потому, что, соблюдая требование Гастона, нам пришлось выйти из дома вместе. И так как у меня никаких дел не было, то я проводил её… и не покинул. Мне почему-то казалось, что Арнео останется недоволен из-за этого, и хотелось, чтобы он проявил своё негодование. Однако мы на удивление весело провели время втроём. И на следующий день тоже. И на послеследующий. Он внимательно слушал мои суждения, задорно смеялся над моими шутками. Так что я и сам не заметил, как перестал относиться к нему с раздражением. И потому через неделю благодушно поддержал предложение провести вечер, не гуляя по городу да выслушивая байки о достопримечательностях, а просто сидя в таверне. Там я впервые попробовал пиво. Мне не особо понравился вкус изначально, но все пили и восторгались. Так что я, следуя руководству правил хороших манер, держал своё мнение при себе и поддерживал компанию. В меру, как и гласило руководство. А затем к нам присоединилась некая знакомая Арнео – Жизель. Это была черноглазая кудрявая смуглянка, старше меня года на четыре. Из-за непоседливости лямка платья всё время спадала с её плеча, немного обнажая грудь. Да и в целом вела она себя чрезмерно раскрепощённо. И даже подняла крайне щекотливую тему.

– Арнео красавец редкий, но и ты, Арьнен, ничего. У тебя интересный профиль. Мужественный. Наверное, будь я немного наивнее, то влюбилась бы раз и навсегда!

– Э-э-э. Благодарю вас за такое мнение, сударыня.

– Сударыня! Арнео, ты слышал это? Он считает меня сударыней! Хи! Разве можно меня ею назвать?

– Извините, – засмущался я и попробовал разобраться в том, что сделал не так. – Я только закончил изучение сборника хороших манер, но там не говорилось, что подобное обращение подразумевает какие-либо исключения. Может, вы мне поясните?

– Может, и поясню. Пока ещё не знаю. Во всяком случае, для начала забудь это противное «вы», – она положила свою ладонь на мою, и я тут же отдёрнул руку. – Тебе не нравится?

– Арьнен крайне не любит, когда к нему прикасаются, – пояснила Эветта и, с нежностью поглядев на Арнео, сцепила свои пальцы в замок с его. – С ним всегда так было.

– У-у-у, – обиженно оттопыривая нижнюю губу, протянула Жизель. – Может, с тобой и произошла какая бяка, но знай, что мои прикосновения другие. А иногда я и вовсе не использую руки. Их кожа такая грубая по сравнению с…

Она, игриво смахнув волосы и в очередной раз поправив лямку платья, развернулась на табурете и приблизила своё лицо максимально близко к моему. Настолько близко, что я чувствовал её мягкое дыхание.

– …по сравнению с губами, – полушёпотом закончила Жизель свою мысль.

Я уж думал, что она вот-вот поцелует меня. Мне доводилось видеть подобное на улицах. Часто. Вид столь тесно сблизившихся тел рождал внутри меня отвращение вкупе с непонятным возбуждением. И когда эта девушка низко наклонилась, давая рассмотреть её грудь с тёмными широкими ареолами и крошечными сосками, то моё волнение проявилось в разы острее. Кровь запульсировала до громкого стука в ушах. В паху возникло беспокойное тепло. Внезапное желание чего-то невнятного вопило, чтобы Жизель всенепременно коснулась моих губ! Но она этого не сделала. А легко отодвинулась обратно, хотя и осталась сидеть вплотную ко мне. Арнео отчего-то хихикнул и, приобняв Эветту, спросил у неё.

– Но тебе-то нравятся прикосновения?

– Да, – без раздумий ответила моя подруга.

– И мои?

– Они проявление чувственной нежности. И ничего более приятного я не ведаю.

Они смотрели друг другу глаза в глаза. И даже такому идиоту, каким я тогда являлся, было понятно, что происходит нечто важное и опасное. Но вот что именно?

В Чёрной Обители не было места стыду и скромности. Уроки анатомии наглядно открывали ученикам строение людей. Я прекрасно знал, что для зарождения потомства в теле женщины мужчина должен был дать её лону семя, изливающееся из него. Но о том, чтобы этому сопутствовал некий процесс или акт?… Да! Наверное, только такой ненавистник близости мог свято верить, что это происходило, как передача чего-то в дар сродни флакону духов! И в оправдание своей глупости могу лишь заметить, что в Чёрной Обители не было места любви и нежности тоже. Ученики и юные неофиты не помнили прошлого, жили отдельно от более старших курсов и никогда не видели, чтобы учителя ласкали хоть кого-то.

Так что, мысленно возвращаясь к событиям того вечера, скажу, что для поиска ответа на возникший вопрос: «Что же со мной?» ко мне пришла в голову мысль посетить городскую библиотеку. И, смею заметить, это была очень здравая мысль, которой я, к сожалению, не последовал. А так бы намного раньше узнал, что не зря входная плата в эту обитель знаний обеспечивала городскую казну солидным притоком финансов. Там хранилась самая большая коллекция порнографии во всей стране. И любопытствующие не жалели средств, чтоб взглянуть на некоторые гравюры.

– Пойдём со мной, если желаешь. И я раскрою глубины нежности, какие тебе ещё не известны.

– Это какие? – хотел было спросить я, но не выговорил вопрос до конца из-за сильного тычка в бок.

Эветта отчего-то густо покраснела, но встала со своего стула, и Арнео, на ходу целуя кончики её пальцев, повёл мою подругу куда-то наверх, попутно бросив хозяину трактира монету за трапезу.

– А чего они нас не позвали? – обиделся я.

Жизель недоверчиво уставилась на меня чёрными глазами и не сдержала усмешки.

– Ты как будто с рождения отшельником жил. Неужели не понятно?

– Нет, – мне было не стыдно признаваться в незнании подобного. Вот если бы она спросила меня о распаде материи, а я промолчал – тогда другое дело!

– Хм… Неужели у обладателя столь красивого кадыка нет ночного секрета, пачкающего простыни? Неужели, глядя на меня, ты не ощущаешь зов, и твоя плоть не увеличивается в жажде познать новые ощущения?

Говоря это, Жизель плавно стянула обе лямки платья, совсем откровенно обнажая грудь, а затем ещё и положила свою ладонь на мой пах. От такого вида и прикосновения по моему телу словно пробежал ток. И я, отчего-то подумав головой, а не более приличествующим для ситуации местом, решил, что она маг. В Чёрной Обители часто наказывали электрическими разрядами. А потому всё желание близости, которое могло бы проявиться, просто-напросто испарилось.

Я отодвинулся от неё. И так как до этого был сосредоточен отнюдь не на словах, то попросил:

– Простите. Вы не могли бы повторить сказанное?

Вопрос заставил её чётко очерченные брови возмущённо сдвинуться к переносице. На мой вкус, такое выражение придавало любому банальному лицу куда как больше очарования. Но явно не в этом случае. Жизель отчего-то стала походить какую-то старуху‑каргу. И даже повела себя так же некрасиво. Сплюнула на пол тонким плевком и швырнула в меня пять медных монет.

– Передай Арнео, что большего бревна я в жизни своей не видывала! Так что пусть забирает свои деньги. Не такова плата, чтоб так время терять!

– Время вообще ценная штука, – промямлил я, но меня уже никто не слушал. Жизель ушла.

Сидеть одному за столом было скучно. Я занялся тем, что начал складывать поднятые с пола монетки одну на другую, но где-то через час мне это окончательно надоело. Ещё час я грустно доедал, всё, что осталось в тарелках. Ко мне даже пришло подозрение, что Эветта с Арнео решили насмеяться надо мной и ушли куда тайком из таверны. Но вот бард вышел в зал. Он был в одних брюках и выглядел очень довольным, пока не увидел мою искренне обрадовавшуюся ему рожу.

– А ты чего здесь? Где Жизель?

– Она ушла. Странная такая. Ни с того, ни с сего сказала, что где-то увидела огромное бревно и попросила отдать тебе монеты, потому что не хочет терять время.

– Ох! – выдохнул Арнео и с прискорбием ударил себя ладонью по лбу.

– Я так понимаю, что вы её наняли?

– Конечно, нанял! Такую мастерицу из себя строила. А как дела коснулась, так и бегом в кусты. Дурында-девка!

– Какие кусты? – не припомнил я ничего такого у входа в таверну, но, решив не зацикливать на этом своё внимание, дружески сказал. – Я не удивился тому, что она отказалась. Очень правильно. Где ей с огромным бревном совладать? Тут опытный плотник нужен. Но, если дело в отсутствии достойной платы, то я могу помочь любое дерево обработать.

– Ох! – снова выдохнул Арнео и, округляя глаза, растерянно провёл ладонью по своей смешной козлиной бородке. Красноречивый бард впал в ступор. Он просто не знал, что ещё ответить! Я же принял его молчание за застенчивость и, руководствуясь наставлениями сборника по хорошим манерам, начал другую тему. Тем более, что она была актуальна как никогда.

– А где Эветта? Нам с ней пора домой.

– Арьнен. Мальчик мой, – Арнео положил было свою руку мне на плечо, но я тут же отодвинулся. – Мне очень жаль. Действительно жаль, что компания Жизель не сделала для тебя этот вечер особенным, но не лишай удовольствия других. Я уже свыкся с потерей своих монет, так что бери их и вот тебе ещё даже. Только возвращайся домой один… Хочешь, сладостей по дороге купи.

– Я не могу. Мастер Гастон запретил приходить без Эветты.

– И именно моё предвидение спасёт тебя от его гнева.

– Как это?

– Все соседи на вашей улице видели, как вдовушке Лизетт принесли корзину цветов. Так что будь я проклят, если ныне ночью ты застанешь Гастона Лекруа где-то окромя её постели!

– Не особо понимаю связь.

– Просто запомни тактический ход. Я ведь творец историй, а потому могу представить, что подобное однажды тебе пригодится. Это тяжело, конечно, но я могу!… Хм. Нет. Или да? Нет, наверное, всё же могу. Так что слушай. Когда добиваешься расположения скромной, но прелестной супруги али дочери какого грозного самодура и собственника, то озаботься тем, чтобы он занялся ревностью к любовнице столь сильно, чтобы был готов караулить её добродетель у входной двери даже часами проливных ночей напролёт. Только тогда он не заметит всех бесчинств, что творятся у него под самым носом.

– Каких бесчинств?

– Не заставляй меня думать, что свои секреты я раскрываю зря! Просто возвращайся домой, Арьнен!

Он сказал это приказным тоном. И интонация разрушила мою прежнюю тонкую симпатию к нему. Мне были обидны его слова. Обидно равнодушие Эветты. События задели моё нутро настолько, что я не стал настаивать на том, чтобы увидеть её, а, безрассудно оставив монеты лежать на столе, ушёл, не прощаясь. Мною владела тяжёлая отрешённость. Я шёл, словно не видел ничего перед глазами. И по дороге остановился лишь единожды. Это у дома вдовы я услышал, как оттуда доносится довольный смех мастера Гастона. Его веселье заставило меня мысленно повторить про себя совет Арнео, хотя никакого прока я в нём не видел. Но, кто знал, вдруг однажды мне бы открылся его смысл?

– …Они так и тянутся к юным девицам, потому что нет ничего для них милее дурного дела погубить невинность! Их распирает злость, когда они видят, что существуют ещё чистые цветы. И обманом, и лестью, и коварством сеют они в сердцах любовь, чтобы после кровожадно вырвать её. Устроить свой кровавый пир. Потешаться, обращая ранее живую душу в камень! Или здесь кто-то считает, что я не права? Не так это?! А, гость? Что скажешь?

Мне очень хотелось согласиться. Громче первого весеннего грома воскликнуть: «Да!». Но ещё большим кощунством показалось озвучить цинизм прожитых дней в присутствии молодых, чьи надежды окрыляют мысли радужными мечтами. И, оглядывая лица дочерей Аннет, внимательно смотрящих на меня, я вдруг…

– А где Катрин?

– Только что здесь была, – осматриваясь по сторонам, ответила на мой вопрос Мишель. Самой младшей из сестёр на кухне уже не оказалось. – Наверное, наелась, а слушать нас ей скучно. Вот и ушла играть.

– Дети не играют так тихо.

– Так хорошо знакомы с повадками этих дьяволят? Наверное, с любыми детьми прекрасно ладите? – начала было с улыбкой интересоваться Аннет, но, увидев, что серьёзность так и не исчезла с моего лица, кашлянула и встала. – Пойду, проверю.

Не знаю почему, но мною овладело беспокойство из-за Катрин. Я видел эту девочку, столь не похожую внешне на своих сестёр, лишь мельком. Стеснительная по природе, она разговаривала только с семьёй. Ни разу не обратилась ко мне. Но липкое предчувствие чего-то нехорошего не дало мне и дальше поддерживать беседу. Я прислушивался к шагам Аннет на втором этаже, к звуку её голоса, непрерывно зовущего дочь. Предчувствие не обмануло. Ответа не прозвучало. И вскоре, быстро спускаясь по лестнице, женщина, затеребив руками передник, испуганно возвестила:

– Её нигде нет!

– Может она затаилась? Мам, она же любит играть в прятки, – робко предположила Мишель, но мастер Гастон, стукнув кулаком по столу, сурово спросил:

– Ставни везде закрыты?

– Везде. На верхние крючки, как и положено, – начиная всхлипывать, сказала Герда. – Я, перед тем как на ужин всех собирать, проверила!

– Тогда посмотрим на дверь.

Вывод напрашивался сам собой. Мастер Гастон верно размыслил. Если и дверь окажется закрыта, то деться маленькой голубоглазой шкоднице было просто-напросто некуда.

Всё семейство вместе со мной вышло в холл, некогда служивший лавкой. Аннет осторожно положила ладонь на ручку и мягко нажала вниз. Язычок замка послушно ушёл внутрь. Дверь открылась. Её проём обнажил мрак. Набежавшие тучи заволокли обе луны и звёзды, а ближайшие факелы горели одинокими жалкими пятнами.

– Катрин! – жалобно и тоненько позвала перепуганная Аннет, не делая ни единого шага вперёд. – Милая моя!

– Блеешь, как овца! – отругал дочь мастер Гастон и, беря ближайший светильник, решительно вышел за порог, чтоб сурово выкрикнуть во весь голос. – Катрин! Где ты там шляешься, несносная девчонка?! Живо сюда, если не хочешь, чтоб твоя спина отведала моего ремня!

– Бегу дедушка! – послышался колокольчиковый звон детского голоска. – Я почти достала!

– Кого ты там достала?! Живо сюда!

– Масика! Мы с Натой наказали его и привязали к ветке дерева. А потом я про него забыла!

– Кто такой Масик? – полюбопытствовал я, и бледная Мишель ответила:

– Медвежонок. Я ей его связала на праздник начала лета…

Не один я услышал мерзкий шорох крыльев. Они скользнули по воздуху в непосредственной близи от нас, осеняя смертью. Аннет ойкнула, и ноги её подкосились. Глаза Герды словно превратились в стекло. Пальцы мастера Гастона сжали дужку лампы ещё крепче, и он истошно закричал:

– Катрин, ко мне! Я тебе сколько угодно Масиков куплю! Беги сюда! На свет!

Помочь без магии мало чем было возможно, но стоять в стороне претило некое невнятное нечто. Не раздумывая, я схватил с полки оставленный там меч и, отшвыривая на пол ненужные ножны, выбежал на улицу.