Текст книги "Другая жизнь"
Автор книги: Элен Алекс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
5
А некоторое время назад в главном здании знаменитой киностудии братьев Тернеров, в большом зале на втором этаже было серьезное совещание. Немолодые люди в строгих костюмах сидели за массивным столом черного дерева и горестно разглядывали большую пепельницу, стоящую в центре стола.
Вечнозеленые растения, искусно расставленные по всему залу, должны были создавать и поддерживать ощущение спокойствия, душевного комфорта и благополучия у находящихся здесь людей. Но, несмотря на изысканно созданное великолепие, настроение у присутствующих было паршивое, потому что дела в этот год на киностудии шли из рук вон плохо, и никто никакого выхода из создавшейся ситуации не видел.
Великолепные братья Тернеры восседали тут же в своих огромных кожаных креслах, и грусть их была велика.
– Мы ходим по замкнутому кругу, – сказал Дон Тернер и устало оглядел присутствующих. Затем он некоторое время возмущенно помолчал. – Хотелось бы какой-то стабильности, – добавил Дон минуту спустя.
Это совещание было собрано для того, чтобы принять хоть какое-то решение. Но еще ни одно мало-мальски дельное замечание всемогущим Доном Тернером услышано не было. Да мало того, его младший брат Боб Тернер уже начал мирно пофыркивать себе в рукав, намереваясь, по всей видимости, в скором времени крепко заснуть и свалиться с кресла.
Дон Тернер был возмущен. Он оскорбленно оглядел лысину младшего брата и резко кашлянул ему прямо в ухо.
Отчего Боб Тернер моментально проснулся и поспешно высказался:
– Так, может, нам лучше построить фабрику детских игрушек, чем заниматься таким неблагодарным делом, как бесконечные съемки этих никому не нужных художественных фильмов?
Боб Тернер много еще интересного и необычного мог сказать по этому поводу. Но, нарвавшись на гневный взгляд старшего брата, решил пока воздержаться.
– Просто удивительно, как мы еще не пошли по миру с такой дилетантской философией, – сказал Тернер-старший.
В зале вновь воцарилась тишина. Было слышно только щебетание птиц за окном.
Люк Беррер, главный оператор киностудии, смотрел в глубь себя. Его сорвали на совещание прямо с ланча, и он так и не успел разбавить грубую полуденную пищу легким вином.
Джефф Дармер, режиссер, смотрел на часы. Джек Марлин, тоже режиссер, смотрел куда-то под стол.
Два помощника Марка Тимпсона вели трогательную игру глазами. А сам Марк Тимпсон, писатель и сценарист, никуда не смотрел, а тоже был возмущен происходящим до глубины души.
– Я думаю, нам нужно сделать нечто неординарное, – прервал наконец тишину Эйб Робинсон, режиссер и сопродюсер, третье лицо на киностудии после братьев Тернеров.
– Как ни странно, мой мальчик, – наклонился в его сторону Дон Тернер, – но именно по этому поводу мы тут и собрались. Нам нужно придумать нечто неординарное, – повторил он, – и если кто-либо из вас придумает мне это неординарное, я обещаю ему самый большой процент от прибыли. Хотя вы прекрасно понимаете, что дело не в денежных чеках. Престиж киностудии падает, вот что обидно.
– Может, сделать ремейк какого-нибудь старого замечательного фильма? – осторожно предложил Джефф Дармер.
Он был заинтересован в скором окончании совещания, потому что сильно опаздывал на свидание.
– Я не знаю ни одного старого замечательного фильма, по которому еще не был сделан ремейк, – повернулся в его сторону Дон Тернер.
– Может, экранизировать кого-нибудь из классиков? – предложил Люк Беррер.
Ему, как оператору, было все равно, что снимать.
– И кого из классиков вы хотите предложить? – вежливо спросил Дон Тернер.
– Ну… что-нибудь из Шекспира, – попытался докончить мысль Люк Беррер.
– Неплохая идея, – радостно поддержал его Тернер-младшенький.
– А что, черт возьми, из произведений Шекспира еще не было экранизировано? – громко спросил Дон Тернер.
– Ну… мы можем представить что-нибудь в современном свете, – сказал Люк Беррер.
– А какое из произведений Шекспира еще не было представлено в современном свете? – спросил Дон Тернер еще громче.
– Ну… я думаю, – сказал Люк Беррер, – я думаю, такую вещь можно попытаться найти.
Дон Тернер молча отвернулся от Люка Беррера. Тот развел руками и твердо решил больше сегодня не высовываться.
Слово взял Марк Тимпсон, известный писатель и сценарист, которому в последнее время многие радостно намекали, что он творчески иссяк.
– Можно попытаться написать неординарный боевик, – сказал Марк Тимпсон.
Все с удовольствием воззрились на старину Марка Тимпсона.
– В вашем боевике что, – сочувствующе спросил его Дон Тернер, – победят «плохие»?
За массивным столом послышались тихие, редкие смешки.
– Что-то в этом роде, – сказал Марк Тимпсон, – это будет очень психологичный боевик. У него будет такой неординарный и неожиданный конец, что публика просто ахнет.
– Ну, – терпеливо спросил Дон Тернер, – и что же это будет за конец?
– А это нужно будет придумать, – сказал Марк Тимпсон.
– А почему же вы до сих пор такой замечательный сценарий не придумали? – спросил Дон Тернер.
– Это очень сложно, – сказал Марк Тимпсон, – и потом, я сам еще до конца не понял, что я тут пытаюсь предложить.
Джефф Дармер осторожно посмотрел на часы и сокрушенно покачал головой. Дон Тернер терпеливо подождал, пока не прекратится откровенное веселье за столом.
Боб Тернер тоже весело похихикивал в рукав пиджака и виновато поглядывал на старшего брата.
Марк Тимпсон ужасно на всех обиделся. Если они думают, что писать сценарии очень легко, пусть сами попробуют.
Слово взял Эйб Робинсон.
– У меня есть идея, – сказал он.
И присутствующие медленно повернули головы к Эйбу Робинсону. Ибо его слова были произнесены с таким серьезным чувством и таким твердым голосом, что в зале уже почувствовалась материализация некой идеи, в правильности и совершенстве которой можно было не сомневаться.
– Мы внимательно тебя слушаем, – сказал Эйбу Робинсону Дон Тернер.
Эйб Робинсон развел руки в стороны и улыбнулся.
– Это – любовь, – сказал Эйб Робинсон.
На вытянувшихся лицах коллег вновь отобразился еле сдерживаемый смех. А лицо мудрого Дона Тернера снова покрыла печаль: его опять провели.
– Что? – сказал он Эйбу Робинсону.
Но Эйб Робинсон решил промолчать.
– Ты больше ничего не хочешь сказать? – печально спросил Дон Тернер.
– Вы же в меня не верите, – сказал Эйб Робинсон.
А Дон Тернер уже как раз дошел до такого состояния, когда он с удовольствием кого-нибудь бы убил. И начнет он сегодня, пожалуй, с Эйба Робинсона.
– Мы верим в тебя, – вежливо улыбнулся Дон Тернер, – мы верим в тебя больше, чем в самих себя. А потому с удовольствием выслушаем все, что бы ты нам сейчас ни предложил.
Эйб Робинсон еще немного помолчал, а потом сдался.
– Ну хорошо, – сказал он, – я попытаюсь.
Все собравшиеся за столом тут же расслабились и откинулись на спинки стульев. Ведь если кто-то из них взялся говорить о чем-либо более-менее серьезно, то все остальные вполне могли себе позволить хоть немного сегодня отдохнуть.
– Итак, – сказал Эйб Робинсон, – о технической стороне, рекламе и антирекламе мы поговорим потом. А сейчас о самой картине. Я предлагаю снять фильм о любви. В любви есть жизнь. Кирпичный дом возле реки, высокое дерево рядом с домом и даже дым из трубы – все это любовь. Кто-то любит Шекспира, кто-то не понимает Берроуза, кто-то предпочитает сладкий кофе, а кто-то терпеть его не может. Но на подсознательном уровне мы все одинаковы. В жизни, в этом великолепном и беспрецедентном шоу, участниками которого мы с вами являемся, есть некие субстанции, которые находят отклик в сознании абсолютно каждого человека, какой бы при этом у него ни был уровень общего развития, культурный и нравственный потенциал, пристрастия, взгляды и привычки. На уровне внутреннего и эмоционального восприятия мира мы все абсолютно одинаковы.
Когда в одном помещении с Бобом Тернером вдруг кто-то начинал долго и умно говорить, на Боба Тернера тут же нападала жуткая зевота. Он и к психоаналитикам по этому поводу неоднократно обращался, ничего не помогало. И поэтому Боб Тернер держал уже двумя руками рот и мечтал только об одном: чтобы Эйб Робинсон когда-нибудь сегодня замолчал.
– Я предлагаю снять картину о том, на чем стоит наш мир. Я не буду приводить здесь долгих и нудных расчетов, чтобы доказать, что наш мир держится на любви и только на любви, думаю, вы и без меня об этом давно знаете. Я предлагаю снять этот фильм, – сказал Эйб Робинсон, – но только вот одно условие. Мы должны будем снять его, руководствуясь эфемерными, подсознательными категориями. У нас не будет ни сценария, ни конкретной идеи, ни музыки, ни главных героев. Нет, конечно, это у нас будет, – невозмутимо продолжал он, – но только все это придет нам на ум уже в процессе работы над картиной. Нам придет на ум, каких взять в нашу картину героев, какую написать музыку, какие слова вложить в уста наших героев, но лучше, если они придумают для себя эти слова сами.
– То есть… как это сами? – не понял Дон Тернер.
– Да так, – пожал плечами Эйб Робинсон, – пусть что хотят, то и говорят.
– Вы вполне уверены в правильности своей идеи? – спросил его Дон Тернер.
– Вполне уверен, – сказал Эйб Робинсон, – ну не то чтобы мы пустим все на самотек, нет. У нас будет примерный план, вот Марк Тимпсон нам его и составит.
Марк Тимпсон оскорбленно смотрел на всех присутствующих.
– Мы не будем идти на ощупь, мы будем руководствоваться общеизвестными мировыми понятиями, категориями и субстанциями, – невозмутимо продолжал Эйб Робинсон, – например, такими элементарными, как плюс-минус, белое и черное, холодное-горячее, мужское и женское начало. Вот вам и два главных героя, которые должны будут вобрать в себя все эти понятия. Дальше. Четыре времени года, четыре стороны света – это тоже можно будет как-то обыграть, положим, для начала, западный мужчина и восточная женщина.
– А что-нибудь более конкретное вы можете нам сейчас предложить? – устало спросил Дон Тернер.
Боб Тернер изо всех сил таращил глаза в пространство, чтобы не заснуть.
– Да, конечно, – сказал Эйб Робинсон, – во-первых, мы не должны брать в наш фильм профессиональных актеров.
– Ну вот еще чего, – сказал Дон Тернер, – вы предлагаете всему обучать их во время съемок?
– Вам не нужно будет ничему их обучать, – сказал Эйб Робинсон, – они все сделают сами.
– Что же они сделают сами? – спросил Дон Тернер.
– Они встретятся друг с другом, с ними что-нибудь произойдет, а мы с вами пронаблюдаем за ними со стороны и кое-что подкорректируем, – беззаботно сказал Эйб Робинсон.
– Все-таки что-то подкорректируем? – с надеждой спросил Джефф Дармер.
– Да совсем немного, – сказал Эйб Робинсон. – И снимем всю их историю на пленку.
Эйб Робинсон перестал увлеченно размахивать руками и излагать только одному ему понятные и дорогие мысли и осторожно посмотрел на коллег. Все смотрели на него с чувством глубокого сожаления. Даже Боб Тернер.
– Это – примерный план, – сказал Эйб Робинсон.
– А если с ними ничего не произойдет? – спросил предусмотрительный Джефф Дармер.
– Со всеми людьми хоть что-то да происходит, – философски заметил Эйб Робинсон.
– Да, но не все их истории имеет смысл снимать на пленку, – сказал Джефф Дармер.
– За эту историю я буду отвечать головой, – улыбнулся Эйб Робинсон.
– Но это уже было, – сказал Люк Беррер, – и даже не один раз. Режиссеры и операторы ходили по городу за каким-нибудь профессиональным актером, который вовсю придурялся, будто не имеет никакого понятия о том, что его снимают, и в результате получалось неплохое художественное шоу.
– Да, – сказал Эйб Робинсон, – но только у нас все будет совсем не так. Мы действительно будем снимать самых обыкновенных людей, которые будут делать и говорить то, что захотят они сами.
Джек Марлин, второй режиссер, который обычно мало говорил, предпочитая много делать, а в данный момент учился вязать под столом, радостно улыбнулся:
– Но это же полный бред, – сказал он, – что такого нового и увлекательного нам могут сказать простые люди с улицы?
– А мы возьмем не совсем простых людей, – сказал Эйб Робинсон, – мы вычислим этих людей из миллиона. Они будут подходить и нам и друг другу идеально. Они будут умны и, главное, они будут естественны.
– Самая заштатная актриса с блеском сыграет вам эту самую естественность, – сказал Джек Марлин.
Два помощника сценариста играли под столом, кто на кого наступит первым. Джефф Дармер откинулся на спинку стула и приготовился немного поспать, на свидание сегодня он уже безвозвратно опоздал.
– Пусть вы ставите крест на всей процедуре фильмотворчества, – выступил наконец-то оскорбленный Марк Тимпсон, – но вы перечеркиваете и всю работу сценаристов. Я обычно пишу сценарий несколько долгих месяцев, а вы хотите сказать, что какие-то там естественные люди с улицы смогут вам без подсказок сымпровизировать нечто неординарное?
– Нет, что вы, – сказал Эйб Робинсон, – без вашего чуткого руководства они ничего не смогут сделать.
Марк Тимпсон сердито замолчал. Раз без его чуткого руководства они здесь все-таки ни черта не смогут сделать, что, впрочем, и так было понятно с самого начала, то вроде как бы и возмущаться пока нет никакого повода.
– Ну, – благодушно развел руками несколько подобревший Марк Тимпсон, – вы могли бы с самого начала поделиться своими планами, посоветоваться со мной.
– А мы здесь сейчас друг с другом и советуемся, – заверил его Эйб Робинсон, – для того и собрано это совещание.
Марк Тимпсон снова обиделся. Теперь он выглядел тут самым непонятливым.
Но, как выяснилось, сам Дон Тернер недалеко от него ушел.
– И все-таки я не совсем понял, – сказал Дон Тернер Эйбу Робинсону, – почему вы не хотите снимать профессиональных актеров? Сотни людей обычно задействованы в создании картины, но мало фильмов достойно внимания. А вы хотите ничего не делать, просто окунуться в жизнь, и эта жизнь принесет вам шедевр?
– Да! – громко воскликнул Эйб Робинсон.
На что Боб Тернер все-таки свалился от неожиданности с кресла.
– Совершенно верно, – добавил Эйб намного тише.
Затем все вежливо подождали, пока Боб Тернер, отряхиваясь от невидимой пыли, сядет обратно на место.
Два помощника Марка Тимпсона играли под столом в «камень, ножницы, бумага», одни они так ничего и не заметили.
– Если бы в съемках фильмов все было настолько просто, – сказал Джек Марлин, подсчитывающий петли на вязанье, – нас всех давно бы уже разогнали.
– Да и не только нас, – грустно сказал Люк Беррер.
– Я же вам уже сказал, что все – есть жизнь, – в сердцах сказал Эйб Робинсон, – вот этот пиджак есть жизнь, этот стул есть жизнь, этот стол – тоже есть жизнь, и все это – уже есть история.
– Если мы будем снимать только пиджаки, столы и стулья, – сказал Люк Беррер, – мы далеко не продвинемся.
– Я не предлагаю снимать столы и стулья, – сказал Эйб Робинсон, – я предлагаю вам снимать жизнь. Ни массовок, ни декораций. Мы просто выйдем на улицу, наши герои сами поведут нас за собой. Они сами подскажут нам, какой путь надо избрать. Я же вам сказал, что в мире есть категории, к которым мы все относимся совершенно одинаково.
– Ничего не выйдет, – сказал Джефф Дармер, который, в отличие от некоторых, никак не мог заснуть в таком людном месте. – Сама жизнь не настолько привлекательна, насколько вы нам тут пытаетесь это представить. Лишь иллюзия жизни достойна внимания. Реальность подретушированная, подкорректированная, художественно оформленная и еще перевязанная сверху огромным розовым бантом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
