Текст книги "Другая жизнь"

Автор книги: Элен Алекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

3

Каждый город чем-нибудь примечателен. Я слышала, что есть города, построенные в виде самолетов, другие – в виде кораблей, третьи города весьма горды и счастливы тем, что все дома в них вытянуты в длинную линию вдоль экзотических побережий. А есть и такие города, в которых сохранился весьма сносный воздух, видимо, все производство в них остановлено навеки.

Наш же город был для меня всегда примечателен тем, что на одной из центральных улиц в нем находилась знаменитая киностудия братьев Тернеров.

Все, кому не лень, мечтают, чтобы их жизнь была хоть как-то связана с кино. В кино все хорошо, в кино все прямо здорово, только на экране телевизора можно встретить очень умных людей, и все хорошее там существует отдельно от плохого.

А если вы у своей, скажем, не слишком удачной истории хотите иметь хоть какой-нибудь мало-мальски счастливый конец, то режиссеры, пожалуйста, вам быстренько его обеспечат. Лишь мир иллюзий остается на этой земле единственной правдой жизни, и с этим еще никто ничего не смог поделать.

И потому-то, когда день спустя после того, как я проснулась с ощущением счастья, великолепия и торжества, мы с Камиллой сидели в своем любимом кафе на углу университета и к нам неожиданно подошел Эйб Робинсон, продюсер с киностудии братьев Тернеров, я поняла, что теперь в наших с Камиллой жизнях все будет совершенно по-другому.

А тот момент, когда Эйб Робинсон подошел к нашему столику вплотную, улыбнулся сногсшибательной улыбкой и сказал нам «Привет!», я буду считать отправной точкой, после которой все и произошло.

В тот день ярко светило солнце, громко пели птицы, а по небу бесшумно летали самолеты.

– Ты уже выбрала тему для диплома? – спросила меня в тот день Камилла.

– Да, – сказала я.

– Какую? – поинтересовалась Камилла.

Я немного подумала.

– Человек приходит в этот мир один и уходит один, – сказала я, – душа бессмертна и путешествует из тела в тело, а потому все наши родственники – вовсе не наши родственники, а совершенно случайные люди.

Две секунды Камилла сидела молча. Потом она смогла заговорить.

– Если бы тебя услышал мой дедушка, – сказала Камилла, – он бы тебя убил.

Я мило улыбнулась и сказала:

– Как хорошо, что твой дедушка меня не слышит.

Камилла подумала и улыбнулась тоже.

В то лето мы оканчивали четвертый курс университета, и впереди у нас было такое необъятное и счастливое будущее, какое мы только могли себе представить.

Сейчас я тоже иногда прихожу в то кафе на углу университета, но уже одна. И иногда я ловлю на себе тоскливые взгляды или Роландо, или Цезаро, или даже самого Артуро, или еще каких-нибудь братьев Камиллы, которые как раз проходят мимо кафе по каким-нибудь своим глупым и неважным делам. Мне кажется, они уверены, что я знаю, где сейчас Камилла.

Но я тоже этого не знаю. Я знаю только одно. Я знаю, что она сейчас где-то безумно счастлива и спокойна. Ведь она сама выбрала себе и жизнь, и чувства, и дворец, и принца во дворце.

Каждый человек считает наиболее ценной, актуальной и интересной только свою собственную жизнь. Давайте признаемся, что мы подходим к этому вопросу именно так. И нам всегда бывает удивительно, как это у окружающих нас людей вдруг появляются проблемы, по силе и важности ничем не уступающие нашим личным любимым неприятностям. А в некоторых отдельных случаях их проблемы выглядят даже несколько существеннее наших.

И так уж в моей занимательной биографии повелось, что единственным человеком, чье существование я воспринимала более-менее реально, была Камилла.

Мы познакомились с ней в глубоком детстве, а потом сидели за одним столом в школе. Вместе с ней мы строили томные воздушные дворцы счастья в мечтах о будущем и всегда ждали от жизни немного большего, чем эта жизнь могла нам предложить.

Я никогда не боялась, что Камилла исчезнет из моей жизни, если бы я этого боялась, она бы действительно исчезла. Она просто была в моей жизни всегда. Она была как воздух, как солнце по утрам, как нестерпимо голубое небо в вышине.

И поэтому для меня, в конце концов, стало совсем не важно то обстоятельство, что, когда мы выросли, я осталась точно такой же обыкновенной, какой была и всегда. А Камилла стала похожей на Сикстинскую Мадонну, Мадонну с Младенцем и Джоконду одновременно.

Есть люди, отмеченные судьбой, печать необычности лежит на их лицах. Как часто бывает, что, случайно увидев в толпе такое лицо, ты отчетливо понимаешь, что этому человеку должно быть дано в жизни абсолютно все и по полной программе.

Но если вы знакомитесь с таким человеком поближе, вам вдруг открывается то обстоятельство, что и у этого необычного человека совсем обычная и заурядная судьба. По утрам у него точно так же сбегает кофе, и он тоже терпеть не может мыть посуду и изо дня в день расправлять и заправлять свою постель. И он точно так же, как и вы, всю жизнь чего-то терпеливо и безнадежно ждет.

Люди редко бывают довольны своими судьбами, именно на этом обстоятельстве обычно играют шарлатаны. И как-то в конце весны нас с Камиллой буквально разорила одна гадалка, самым безжалостным образом выудив из наших сумочек всю наличность взамен на безнадежные обещания о том, что все у нас в скором времени переменится к лучшему. И пока мы с Камиллой пытались подробней выяснить, что в наших жизнях переменится и что конкретно произойдет, мы вдруг заметили, что у нас не осталось денег даже на дорогу домой.

Когда тебе всего двадцать один год, не очень-то задумываешься о насущном моменте. Ведь впереди у тебя все-все-все, а времени еще столько, что ты могла бы им легко и запросто с кем-нибудь поделиться.

Большие перемены пришли неожиданно. Это случилось несколько дней спустя, когда мы с Камиллой удрали от ее кузенов-телохранителей, приставленных к ней женихом, и невинно пили кофе в своем любимом кафе на углу университета.

Когда тебе всего двадцать один год и вся жизнь впереди, не очень-то хочется иметь жениха, выбранного твоими родственниками, и поэтому я поражалась терпению и покорности Камиллы. Ведь, как я всегда знала, у нее все в жизни должно было сложиться необыкновенно.

Я всегда была уверена, что Камилла должна сама выбрать себе и дворец, в котором она хотела бы жить, и принца во дворце, которому она хотела бы дарить изо дня в день свою улыбку. И даже набор чувств и эмоций, которые она собиралась в этой жизни испытать, Камилла должна была выбрать себе сама.

Люди редко пытаются изменить судьбу, большинство готовы годами жаловаться друг другу на жизнь. Но мало кто из нас в один краткий и неповторимый миг вдруг встанет с любимого дивана, выйдет из уютного теплого дома на улицу и в своей драгоценной жизни вдруг к черту все перевернет.

Камилла была верной дочерью своих родителей, и она ни за что бы не смогла огорчить строгих родственников, возлагавших самые радужные надежды на ее брак.

Эта свадьба должна была соединить заново две разрозненные ветви одного рода, и все накопленные его славными представителями богатства должны остаться лежать в тех же сундуках, в которых они лежали последние лет пятьсот. И тайны, которыми были опутаны много видных семейств города, должны будут остаться теми же мрачными тайнами, какими они являлись едва ли не с самого сотворения мира.

Камилла не рассказывала мне о своих чувствах и мыслях по этому поводу, и вполне может быть, что то, как ей тяжела эта ситуация, я придумала сама. Но мне почему-то было сложно понять, как такая утонченная и романтичная девушка, как Камилла, могла спокойно говорить о предстоящей свадьбе, намеченной на начало этой осени.

Свадьбе с таким, скажем, не очень тонким, недостаточно образованным и грубоватым молодым человеком, каким являлся ее самоуверенный двоюродный брат Артуро. Мне лично он глубоко не нравился буквально всем, начиная с имени и кончая его умением плеваться дальше всех его родных двенадцати братьев, и даже таких умельцев, как Роландо и Цезаро.

У меня всегда создавалось впечатление, что ни Артуро, ни Роландо, ни Цезаро, ни остальные их братья нигде не работали, хотя, как я точно знала, их доходы преумножались день ото дня, как пить дать, они занимались контрабандой. По утрам, я знаю, они подавали друг другу шампанское в постель, они считали его напитком богов, они всегда были о себе высокого мнения.

А еще они ни черта не разбирались в своей истории, хотя их род уходил корнями настолько глубоко в прошлое, насколько это можно было себе вообразить. Их предки спали на золоте, купались в золоте, и вообще этого золота у них когда-то было столько, сколько вряд ли себе можно представить.

В общем, их род ведет свой отсчет с того самого времени, когда из золота строились целые города. И эти города целиком и полностью принадлежали предкам Артуро, Роландо, Цезаро, Камиллы, их братьям, сестрам и всем остальным глубоко почтенным родственникам.

Камилла в своей истории конечно же прекрасно разбиралась, но не очень-то любила об этом говорить. Зато обо всем этом любил поговорить ее дедушка Ичи.

Я буду звать его дальше именно так, это его сокращенное имя, полностью оно заняло бы здесь несколько страниц. Когда на дедушку Ичи нападет подходящее настроение и он захочет поведать вам свое имя, будьте готовы посвятить этому мероприятию дня два, не меньше.

Дедушка Ичи переживает сейчас одиннадцатую реинкарнацию. А потому, рассказывая о жизни своих предков, живших более полутысячи лет тому назад, он любит говорить так:

– Когда я правил этим городом, у меня была кровать из чистого золота размером с четыре этих комнаты, это была одна из самых маленьких моих кроватей.

Я любила бывать у них в гостях и слушать этот бред.

Дедушка Ичи обожал Камиллу, он считал ее самой умной, самой красивой, самой образованной и самой утонченной из всех своих восьмидесяти внучек. Словом, она была достойна продолжать традиции предков, дедушка Ичи это точно знал.

И дедушка Ичи любил рассказывать, что Камилла во всех его превращениях всегда была рядом с ним, она всегда была его самой любимой внучкой, и она тоже, как и он, сейчас переживает одиннадцатую жизнь. И во всех завоеваниях соседних государств или когда они, например, меняли золото на соль у своих соседей, Камилла всегда была с дедушкой Ичи.

Камилла тоже любила дедушку Ичи, а потому полностью ему доверяла. Не то чтобы она свято верила в этот бред или считала дедушку компетентным человеком в вопросах реинкарнаций, нет.

Просто Камилла считала, что если ее любимый дедушка так серьезно к этому вопросу относится, то так тому и быть. И весьма вероятно, что какая-то доля правды во всех этих домыслах есть.

Камилла была цельной и неординарной натурой. И именно поэтому я никак не могла понять, как она позволяет своим родственникам навешивать на нее все их глобальные проблемы.

А глобальные проблемы ее почтенных родственников заключались в том, что их древний и дружный род, ведущий начало чуть ли не с самого сотворения мира, в последнем веке почему-то слегка разделился. Ну как две ветви одного могучего дерева, одна ветка которого почему-то стала расти куда-то вправо, а другая – клониться вниз.

И вот на рубеже очередного столетия разрозненные представители такого древнего и знатного рода собрались воедино за огромным столом переговоров, чтобы наконец-то обсудить, что им теперь делать. Несколько дней и ночей думали представители древнего и знатного рода, пока не придумали наконец, как одним камнем убить двух птиц.

И немудрено было, что лучшая мысль пришла в голову нашему дедушке Ичи. Мысль о свадьбе Камиллы и Артуро – это именно его такая светлая, умная и весьма перспективная мысль.

Меня всегда возмущало, как эти принципиальные родственники не замечали того, насколько не подходили друг другу Камилла и Артуро.

Камилла была само совершенство. И иногда мне казалось, что на нее нельзя просто так взглянуть, не боясь ее поранить пусть даже взглядом.

Артуро же представлял собой большую и бесформенную неотесанную каменную глыбу. И этой глыбой не то чтобы пока еще некому было по-настоящему заняться, нет. Просто это вряд ли принесло бы хоть какой-то результат.

Конечно, может быть, я все преувеличивала, но порой у меня создавалось такое впечатление, что нелепый Артуро для всех их родственников представлял собой гораздо более важную ценность, чем Камилла.

Ведь к чему бы в конечном счете свелась роль Камиллы в истории их такого достопримечательного рода? Только лишь к рутинному ведению домашнего хозяйства и терпеливому поддерживанию огня в традиционном домашнем очаге.

Роль же Артуро в ходе истории вырисовывалась гораздо более сложной и отличалась завидным многообразием. Здесь было все: и луки, и стрелы, и убитые олени, походы на войну, раскуривание трубки мира, продолжение рода, ношение фамилии, передача по наследству и так далее и тому подобное.

И все равно мне всегда казалось, что Камиллу ожидает что-то иное, я была уверена, что Камилла отмечена самой судьбой. Я знала, что однажды на этой земле вдруг случится нечто такое, что сдвинет напрочь нашу тихую и стандартную жизнь с ее обычной размеренной колеи.

И пройдет снег, и пройдет дождь, и реки больше никогда не выйдут из своих берегов. И на земле прекратятся бури, и расцветут цветы, и к нам приблизится солнце, и наши души оттают и проснутся в его теплых лучах.

И на нашем жизненном пути нам тут же встретятся именно те люди, которые и нужны нам так нестерпимо и по-настоящему. А те люди, которые нам не нужны, но которые по-хозяйски толкутся в наших жизнях, вдруг радостно куда-то уйдут сами собой.

Но Камилла не позволяла мне об этом даже помечтать.

– Не смей даже думать об этом, – говорила мне Камилла, едва на меня находило настроение поболтать с ней о таких пустяках.

– Раз плюнуть, Камилла, – говорила я ей, – мы тут никому ничем не обязаны, ведь никто даже не может до сих пор разобраться, зачем все это, почему и для чего.

Я намекала на неразгаданные загадки нашего существования, тайны происхождения, неизбежности ухода и тому подобной всякой ерунды.

– Все тесно взаимосвязано, – говорила Камилла, – не тобой все устроено и задумано, а поэтому даже не мечтай хоть что-то, как ты выражаешься, тут изменить.

– Так и сидеть сложа руки?

– Да, так и сидеть.

– И терпеливо наблюдать, как по твоей жизни самоуверенно мечутся совершенно неинтересные и ненужные тебе люди, и ничего даже не пытаться изменить?

– Да, – говорила Камилла, – даже не пытаться.

– Но почему? – возмущалась я.

– Именно потому, что это все не тобой организовано.

– Но хоть что-то тут все-таки должно произойти? – уговаривала ее я.

– Все произойдет само собой, – говорила Камилла, – если, конечно, что-то должно произойти, – задумчиво добавляла она.

И я покорно замолкала, иссякнув, как ручей.

4

Но тот день, когда началась эта история, был не совсем обычным днем. Нет, он был днем крайне необычным. Ведь после великолепно сданного первого экзамена по философии мы с Камиллой не поплелись покорно в большой холл перед аудиторией, где нас по-хозяйски дожидались ее двоюродные братья, приставленные к ней ее самоуверенным женихом. Нет.

Даже наоборот. Мы с ней аккуратно вылезли во внутренний двор университета через окно какого-то помещения, так удачно расположенного рядом с нашей аудиторией, и, помирая от хохота, направились в кафе на углу.

Это был день протеста, я была в восторге.

Но чего в тот момент я не должна была делать, так это делиться своей радостью с Камиллой. Но мои эмоции возбужденно искали выход, и этот выход не заставил себя долго ждать. Ничего не значащая фраза вдруг объявилась в моем расслабленном мозгу. И не было силы, которая могла бы эту фразу там удержать.

– Знаешь, Камилла, – сказала я, – а ведь где-то на этом свете живет ОН, и ЕМУ тоже в своей жизни все до чертиков надоело.

На что Камилла чуть не подавилась горячим кофе. Она в ужасе посмотрела на меня.

Вот до чего доводят ничего не значащие вылазки из окон университета после великолепно сданных экзаменов по философии. Твои лучшие подруги сразу же позволяют тебе намекать на то, что ты живешь не так, как хотелось.

И где-то на этой земле, оказывается, спокойно поживает тот человек, который должен в своей жизни все к черту перевернуть. А потом он должен перевернуть все к черту и в жизни твоей. А все планы на твое дальнейшее существование, так тщательно продуманные твоими старательными родственниками, оказывается, и цента ломаного не стоят.

Но день был такой ясный, теплый и неповторимый, что Камилла решила меня простить. Солнце заливало высокие деревья в парке через дорогу от кафе, пластмассовые столики вокруг нас просто сверкали на солнце. Со всех сторон без умолку трещали полуденные птицы, а где-то там, в далекой дали, еле различался шум удаляющегося самолета.

И Камилла промолчала. Не так уж были существенны и важны мои нелепые замечания о каком-то ином смысле существования для человека, чье предназначение было предопределено самой историей.

Камилла была спасительной тростью для своего рода, и никакая другая жизнь ей не могла быть дана. Все было зря, и мои речи не могли что-либо изменить в данной постановке вещей.

И потому я уже было собралась изящно отпить еще пару глотков кофе и постараться подумать о чем-нибудь другом, как в нескольких шагах от нашего столика вдруг возник не кто иной, как главный продюсер с киностудии братьев Тернеров, Эйб Робинсон. И, что было удивительней всего, мы с Камиллой вдруг сразу поняли, что он совершенно не случайно надумал появиться именно в этом месте, именно в этот день и именно в этот час.

Эйб Робинсон подошел к нашему столику вплотную, улыбнулся сногсшибательной улыбкой и сказал нам:

– Привет!

Мы с Камиллой чуть было не подавились этим своим кофе от неожиданного осознания того, что теперь в наших жизнях все будет совершенно по-другому. И некоторое время ничего не могли говорить.

Так и не дождавшись от нас какой-либо ответной реакции на свое появление, Эйб Робинсон решил продолжить сцену без нашего участия. Он почтительно прокашлялся и сказал:

– Я прошу прощения, – сказал нам великолепный Эйб Робинсон, – что таким непочтительным образом позволил себе ворваться в вашу жизнь. Но уверяю вас, что, не имея уважительной причины, я никогда не посмел бы подойти и позволить себе заговорить с вами, не будучи представленным по всем правилам этикета.

Я почувствовала, что у меня мозги пойдут навыверт от витиеватой изысканности речей, которые километрами умеют сочинять эти хваленые представители киноискусства. Но, несколько придя в себя, все же оторвалась от спасительной чашки кофе и подняла глаза.

И, конечно же, ничему не удивилась. Так я и предполагала.

Разумеется, Эйб Робинсон обращал свои речи только лишь к одной Камилле. И стоял он на этом самом месте в этот самый час только ради одной Камиллы. Еще бы. Ведь это она, а не я, была похожа на трех самых знаменитых мадонн одновременно.

Но я тут же решила утешиться радостью за подругу, а себе оставить хотя бы подробное разглядывание того, во что шикарный Эйб Робинсон был одет. И едва начав с белоснежного воротничка его рубашки, я тут же перешла на изящно-полосатый галстук, а потом – на темный дорогой пиджак. Скользнув взглядом по рукаву пиджака, я уже было позволила себе поподробней остановиться на складках его брюк, но какое-то неясное, буквально только что свершившееся происшествие заставило мое воспаленное от впечатлений сознание попросить меня вновь вернуться к тому, что было до этого.

И я вновь вернулась к тому, что было до этого. И постаралась объяснить своему недоверчивому сознанию, что на данный момент мы видим сногсшибательного Эйба Робинсона, главного продюсера с киностудии знаменитых братьев Тернеров. И он находится не где-нибудь, а у нашего с Камиллой столика.

А еще мы видим белоснежный воротничок рубашки Эйба Робинсона и его милый полосатый галстук. И темный дорогой пиджак, и рукав этого пиджака. И кисть руки, торчащую из рукава, и тонкое обручальное кольцо на безымянном пальце. Так вот что имело в виду мое воспаленное сознание.

Несколько мгновений я тупо смотрела на это кольцо, а затем нашла взглядом Камиллу. Я грустно посмотрела на нее, показала ей взглядом на кольцо и разочарованно покачала головой, что означало: «Нет, это вовсе не тот человек, кому стоит доверять все в своей жизни к черту переворачивать».

Камилла тоже увидела кольцо и укоризненно посмотрела на меня.

И как ты только могла об этом подумать? Как ты могла себе представить, что я смогу ослушаться своих почтенных родственников и хоть на одну секунду подумать о ком-нибудь, кроме Артуро, так любезно мне ими навязанного? – Вот что означал этот взгляд.

Я пожала плечами и больше ничего не стала показывать взглядами Камилле. Я решила вновь вернуться к Эйбу Робинсону, но уже более спокойно и не так взволнованно.

– Я еще раз извиняюсь, – лилейным голосом говорил на тот момент шикарный Эйб Робинсон, – что осмелился к вам подойти, но дело в том, что нам всем очень нужна ваша помощь.

Камилла вопросительно посмотрела на него.

– Да-да, – кивнул Эйб Робинсон, – нам всем, всей нашей киностудии очень нужна ваша помощь.

– Что, – удивленно спросила Камилла, – именно моя?

– Да, – опять кивнул Эйб Робинсон, – именно ваша.

И под этими его словами я бы уже могла подвести черту, так как едва намеченные на тот день невероятные изменения в наших с Камиллой жизнях теперь уже никуда не денутся и все-таки наступят.

Но только для того, чтобы вы могли понять, почему они наступят, нам нужно вернуться на некоторое время назад. И постараться попасть при этом на знаменитую киностудию братьев Тернеров, и увидеть и услышать все то, что происходило там до этого, такого торжественного для нас с Камиллой дня.