Текст книги "Моя любимая мумия (СИ)"
Автор книги: Джин Соул
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
– Такое непочтение должно быть наказано! – сказал вдруг Семерхет.
Песок зашевелился, обвалился воронкой, и оттуда выстрелила пёстрой лентой змея и впилась Лину в щиколотку. Тот заорал благим матом, повалился на песок, все всполошились и бросились к нему.
– Ты что натворил? – ужаснулся я. В том, что это дело рук эрпата, сомневаться не приходилось: уж слишком довольный вид у него был.
– Ра покарал его, – спокойно ответил Семерхет. – Он оскорбил тебя и заслуживает страшной смерти.
– Немедленно всё исправь! – потребовал я, схватившись за голову.
Фараон пожал плечами и прищёлкнул пальцами. В это же мгновение опухоль от укуса спала, и Лин даже смог ответить на испуганные расспросы, что его укусила змея, но, кажется, с ним всё в порядке. А может, и не укусила, ведь следа от укуса не осталось. Но ему всё равно вкатили противоядие, для профилактики, прямо в задницу. Я был немножечко отомщён.
Но мне предстояло серьёзно поговорить с фараоном. Я потопал в свою палатку, пригласив Семерхета следовать за мной.
Египтянин с явным неудовольствием выслушал «ликбез» о правилах поведения в новом мире, задумчиво потёр подбородок. Никакого раскаяния или хотя бы сожаления. Но он с искренним удивлением спросил:
– Ты хочешь убедить меня, что все эти людишки, даже тот эфиоп (он говорил о Бену, студенте-нигерийце), равны тебе? Равны мне?! Сомневаюсь, что твоя голова мыслит ясно. Ты, должно быть, переутомился. Только избранные Небесными Богами могут обладать величием!
Я попытался объяснить ему, как устроено современное общество: ни к кому не стоит относиться с предубеждением, поскольку любой, даже и тот эфиоп, может возвеличиться и стать равным фараону (пришлось прибегнуть к высокопарному слогу, чтобы фараону было понятнее). Он хохотнул, но явно нарочито:
– «Любой»? Но скажи мне вот что: не бывает ли так, чтобы потомки наследовали величие предков?
Я вынужден был признать, что такое случается и довольно часто.
– Ага! – с торжеством воскликнул фараон. – И всё-таки я прав!
– Но это ведь неправильно! – возмутился я. – К примеру, родится у фараона сын-дурак… и что? Как может дурак править страной только из-за того, что это выпало ему по наследству?
– Мальчик, – снисходительно возразил Семерхет, – не фараоны правят страной, разве ты не знал? Всегда есть мудрец, который стоит за плечом правителя, так что умён или нет – не имеет значения.
– А если не мудрец? Если злодей?
– На злодея найдётся суд великого Ра, а в руках мудреца фараон как воск. За фараона решают жрецы или колдуны: он раскрывает рот, чтобы сказать их волю, он не сделает ни шага без их слова, он не возьмёт и таланта без их ведома – вот правда. И здесь, в твоём мире, всё точно так же. Быть может, теперь это как-то по-другому называется, но… чтобы правители были свободны от своей тени? Боюсь, ты говоришь глупости.
– Никакие не глупости. Во что верю, то и говорю, – пробурчал я, не слишком довольный тем, что он меня так отчитывал.
– Во что веришь?
– В то, что у каждого есть шанс сделать открытие.
– Даже у тех? – Он кивнул в сторону других палаток.
– Даже у тех.
– Хм, – сказал эрпат. – Ты считаешь, что они равны тебе… Хорошо, пусть так. Но объясни мне тогда вот что: кто же тебе в таком случае служит?
– Никто. Я сам могу сделать то, что мне нужно.
– Ты сам готовишь себе пищу, сам шьёшь себе одежду, сам убираешь своё жилище?
– Нет, конечно. Одежду, например, я покупаю.
– То есть кто-то другой шьёт её за тебя?
– Да.
– Другие люди?
– Или машины.
– Ма… что?
– Машины. – Я снова воодушевился, поскольку выпал шанс показать фараону, что и мы кое-чего достигли. – Люди изобрели вещи, которые делают часть работы за них.
– А, что-то вроде восковых скороходов Гора?
– Не совсем. Вот послушай: к примеру, раньше художникам невозможно было работать в пирамиде без факелов…
– Кто тебе такое сказал? – перебил меня Семерхет, и я понял, что мои попытки тщетны. – Факелы – инструмент рабов, пусть ими и пользуются. Или ты думаешь, что египтяне были настолько глупы, чтобы осквернять священные мастабы огнём рабов?
– Да я ничего такого и не думаю… – попытался оправдаться я. – А чем же тогда освещали, если не факелами?
– Великий бог даровал нам светильники, что светят без гари и копоти… Слушай же: спустился он в Кемет и пролил божественный свет на египтян, научил их многим чудесам и вернулся на Небесную Реку. Никого не было мудрее! Кто может быть выше нас, если всё, что мы имеем, нам вручил сам небесный бог Ра? Ты говоришь: люди изобрели вещи, но что людские изобретения по сравнению с даром богов! Рассказать тебе об этом?
– Конечно! – воскликнул я.
Рассказ фараона мог пролить свет на вопросы, которые мучили учёных ещё со времён открытия первой пирамиды. Хотя я не сомневался, что в результате нынешнее человечество будет разбито в пух и прах.
– Прежде были египтяне как все остальные – бессловесными тварями. – Фараон прилёг на землю, подпирая локтем голову. – Слава тебе, о Ра, что снизошёл до нас! И вот спустилась с Небесной Реки ладья, и вышел к нам владыка Ра, а за ним вышли его помощники, боги небесные, и стали учить нас. Первым делом дали они нам речь и письмена, чтобы отступила от нас вечность. Вручил нам владыка Тот папирус и изрёк: «Что будет записано, то и будет вечно. И тогда мудрость египетского народа не иссякнет, а будет служить потомкам». Так мы овладели высшим знанием – письмом. Есть ли теперь оно или утеряно?
– У нас есть письменность, – ответил я. – Практически у всех народов на земле есть письменность.
– Начертай что-нибудь, – попросил эрпат.
Я достал блокнот и ручку и написал несколько строчек. Семерхет приблизил бумагу к глазам и долго смотрел на надпись, потом покачал головой:
– Это неживое письмо. Оно ничего не говорит мне. И никому ничего не скажет.
– В смысле? – не понял я.
– Все слова как песок одинаковые. Навевает скуку твоё письмо! Смотри. – Он взял у меня ручку, неловко расположив её между пальцев, но потом уверенно перевернул её и начертал на листке несколько иероглифов. – Я гляжу на них, и сердце моё радуется, ибо я понимаю, что тут написано.
– Но иероглифы сложно запомнить, – возразил я, – их же не меньше сотни!
– Ничего, мудрые и тысячу смогут запомнить. А глупцов учить – дело пустое, – назидательно сказал Семерхет. – Хочешь ли ты сказать, что все теперь умеют писать? – И он с недоверием взглянул на меня.
– Большинство. Письму теперь учат в школе… с детства.
– Гм… Значит, и мне придётся научиться?
– Ну да. Куда ж без этого? В современном мире информация ценится больше золота, знаешь ли.
– Получается, чтобы полноценно воспринимать существующий мир, нужно обладать такими знаниями, как у тебя?
– Как минимум. Но прежде всего нужно понять (и принять) все те изменения, что произошли. Это займёт много времени.
– Кто тебе сказал?
– В смысле? Это непреложная истина.
– Ты, похоже, недооцениваешь меня. – В его голосе опять зазвучало снисхождение. – Это займёт у меня всего лишь несколько мгновений.
– А?
– Сиди смирно, мальчик! – Семерхет положил ладонь мне на лоб и закрыл глаза.
«Что это он делает?» – изумился я, но сидел тихо, как он и приказал. Наконец фараон открыл глаза и отнял руку.
– Всё это очень странно, – промолвил Семерхет задумчиво. – Я должен подумать над этим. Слишком много времени прошло, слишком многое изменилось. А пока… я продолжу свой рассказ?
– Да! – подхватил я.
То, что уже рассказал Семерхет, подтверждало теорию некоторых учёных о том, что у египтян был контакт с внеземными цивилизациями.
– Небесные Боги сошли с солнечной ладьи и учили египтян.
– А что за ладья? Она летала?
– Солнечные ладьи плыли по Небесной Реке.
– Их было несколько?
– Я видел много ладей.
– Ты видел?
– Да. Они плыли по небу, как по реке, и с них на землю спускались боги. – Эрпат нарисовал в воздухе лодку. – Они даровали законы и научили египтян всему, что умели сами. Смотри! – Он указал на одно из своих колец. – Вот дар Небесных Богов, его получил я из рук самого Ра.
Из чего бы ни было изготовлено это кольцо, происхождение его точно было неземное! Оно блестело как серебро и переливалось как ртуть, но в то же время было прозрачным как кристалл и сияло всеми цветами спектра.
– Его дал мне владыка Ра, когда учил меня своему искусству. А потом они улетели обратно на небо… оставив лишь тени…
Не оставалось никаких сомнений: в древние времена на Земле побывали пришельцы. Но меня заинтересовало ещё кое-что:
– Ты сказал, что они учили тебя. Сколько же тебе лет?
– Боги даровали мне секрет жизни. Я жил в Кемете долгие годы, – уклончиво ответил Семерхет и более не захотел говорить на эту тему.
Очевидно, ему было далеко не тридцать, как казалось! Впрочем, пора уже перестать удивляться.
– А чему учили вас… боги?
– Разному! Врачеванию, например. Египтяне были искусными врачевателями.
– А чем лечили?
– Травами и камнями. Меру мог врачевать даже смертельные раны.
– А кто этот Меру? – спросил я и вздрогнул.
Взгляд Семерхета стал нежным и печальным одновременно. Наверное, это был близкий ему человек… У меня отчего-то сжалось прохладцей сердце – с чего бы это?
– Я устал, – после паузы выговорил фараон, и его глаза стали темнее и глубже. – Я не прочь почить ненадолго, но тут и лечь-то не на что… Сарай рабов! Я не преклоню здесь головы!
Он брезгливо отбросил предложенный мной спальник и завернулся в невесть откуда взявшееся покрывало, закрывая глаза и поджимая губы.
Я воспользовался наступившей тишиной, чтобы обдумать услышанное. За эти несколько часов я узнал больше, чем за два года в колледже. Сколько ещё потрясающих вещей он мог мне рассказать!.. Но кто такой этот Меру? Фараон не захотел отвечать, потому и притворился, что хочет спать. Кем же он был? И почему меня это волнует?
Я вздохнул, почесал затылок. Так сложно поверить в реальность происходящего! Всё, что я знал и во что верил, оказалось несостоятельным. Учёные на все лады твердили, что чудес не бывает…
«Не бывает, значит? – подумал я, глядя на неподвижного фараона. – Интересно, что скажет отец. А мне-то что ему сказать? Да, над этим ещё подумать надо…»
Конечно, не стоит говорить, что я оживил мумию. Отец не поверит, решит, что я спятил. Нужно придумать разумное объяснение. И фараона куда-нибудь пристроить. Не везти же его из Египта в Мемфис? Пусть он и невидим, но это порядочная обуза. Вон что со змеёй учудил! Не ровён час что-нибудь ещё выкинет! А уж в Америке, которая и близко на Египет не похожа… Я снова вздохнул и закрыл глаза. Не всё так просто…
Я думал об этом, пока и сам не заснул.
Комментарий к Свиток четвёртый. Семерхет проявляет характер
Хефау – вымышленный персонаж, имя переводится как «змей». Сехмет – свирепая богиня-львица. Гор – покровитель фараонов. Ваджит – вымышленный персонаж, также: Ваджит (Уаджит) – богиня-покровительница фараонов. Сах – мумия. Мастаба́ – гробницы в Древнем Египте периодов Раннего и Древнего царств, имеют форму усечённой пирамиды с подземной погребальной камерой. Талант – денежная единица.
========== Свиток пятый. Путешествие в воспоминания ==========
Первой мыслью, когда я проснулся, было: «Меня сейчас стошнит».
Приторный запах благовоний и талого воска стоял в горле, мешая нормально дышать. Я приоткрыл глаза. Прямо перед носом была золотая стена с иероглифами. А, вот что произошло! Я упал в гробницу и, вероятно, потерял сознание. Но какой удивительный сон мне привиделся в беспамятстве! Я почти с разочарованием перевернулся на спину, подтягивая на себя то, чем я был накрыт, и полагая, что это моя собственная куртка, но перед глазами сверкнуло… золотое покрывало. Я подскочил, сгребая его в ладонях. Откуда оно здесь взялось? Сердце забилось: а может, и не сон.
Я встал, протёр очки и завертел головой. Я находился в камере, которую ещё не открывал, – в сокровищнице. Статуи богов почти сурово взирали на меня своими драгоценными глазами. У их ног лежали вещи, которыми обычно снабжают умерших для путешествия в Загробный Мир. Египтяне верили, что для полноценной жизни после смерти человеку необходимо всё то, чем он пользовался при жизни до смерти: одежда, еда, драгоценности, даже слуги. От одежды и еды остался лишь прах, но всё прочее было в отличном состоянии. Томный запах источали сосуды, в которых когда-то были масла или благовония. Я зажал нос и чихнул.
– Здравия тебе, о Хранитель Ключа!
Я вздрогнул и обернулся на голос. Среди прочих драгоценностей было золотое ложе, на нём возлежал эрпат Семерхет, которого я – точно, так и было! – вчера воскресил из мумии. Он протёр глаза (видно, только что проснулся) и сел, вытягивая руки перед собой и приветствуя Ра.
– Так! – Я ткнул в него пальцем. – И что мы тут делаем?
– Я подумал, что верхнее пристанище не подходит для приятного сна, – не смущаясь, ответил фараон, вставая и расчёсывая пальцами спутанные от сна волосы, – поэтому перенёс нас в более подходящее место. Эта усыпальница…
– Эта усыпальница меньше всего подходит для «приятного сна», – сердито перебил его я. – Здесь дышать нечем!
– Тебе не нравятся благовония? – удивился эрпат.
– Не в таких же количествах!
– Хорошо. – Семерхет щёлкнул пальцами, и свежий ветерок повеял невесть откуда. – Так лучше?
– Пожалуй. – Я задрал голову, разглядывая высоченный потолок. – Слушай, меня опять хватятся. Нужно вернуться в лагерь.
– Ещё не время, – возразил фараон.
– Как это?
– Я должен выяснить кое-что. – Его лицо опять стало печальным и завораживающим. – Пока я не выясню это, прошу тебя быть здесь и помогать мне.
– О чём ты? – Я недоуменно наблюдал, как египтянин бродит по сокровищнице, поднимая и бросая разные вещи, как будто ищет что-то. – Ты что-то потерял?
– В этом ритуале я потерял всё, – мрачно ответил Семерхет. – Я должен выяснить, что пошло не так. Я должен был проснуться всего лишь через поколение!
– Ну, теперь это вряд ли возможно. – Я пожал плечами и тоже стал бродить по сокровищнице, разглядывая артефакты. – Не думаю, чтобы кто-нибудь оставил записи о том ритуале.
– Если я найду это, то смогу узнать…
– Найдёшь что?
– Вот оно! – воскликнул фараон, наклоняясь и поднимая небольшое круглое зеркало, сделанное из отполированной бронзы.
– Зеркало? – Я изогнул бровь. – А дальше что? «Свет мой зеркальце, скажи!» – и оно покажет тебе всё, что пожелаешь?
– Конечно нет, – покачал головой эрпат, протирая зеркало локтем, – это всего лишь проводник времени. Мои силы ещё не восстановились, поэтому мне нужна помощь подобных вещей. Надеюсь, и ты мне поможешь.
– Я? – удивился я. – А я-то чем могу помочь? Я же не колдун.
– Ты просто должен держать меня за руку. – Семерхет протянул мне левую руку.
– Для чего? – с подозрением спросил я.
– Чтобы я не сорвался туда, откуда нет возврата. Я хочу разбудить воспоминания времён, а они могут затянуть меня.
– А меня нет? – Я попятился.
Кажется, он говорил вполне серьёзно, и это пугало. Не хотелось бы «сорваться туда, откуда нет возврата»! Одного раза (когда я в гробницу свалился) вполне достаточно! А из «воспоминаний времён» уж точно не выберешься!
– Тебе нечего опасаться: у тебя своё собственное время… Возьми меня за руку. Когда окажемся в воспоминаниях, можешь отпустить. Главное, чтобы меня не затянуло до того, как мы войдём.
– «Мы»? – Это мне понравилось ещё меньше.
Но я сдался его умоляющему взгляду. Да и самому до смерти хотелось узнать, что там произошло на самом деле. Увидеть собственными глазами события тех далёких времён! Такой шанс я, как будущий археолог-египтолог, не имею права упускать! Поэтому я подал фараону руку, и он крепко сжал её.
– А дальше что?
– Молчи…
Семерхет поднял зеркало, произнося заклинание на каком-то непонятном наречии, и швырнул его об пол. Раздался звон, зеркало разлетелось на куски. Разбилось? Как такое возможно? Я раскрыл рот от удивления. Осколки замедлили своё падение и, попирая закон всемирного тяготения и гравитацию, поднялись вверх, образовывая кольцо над нашими головами. Откуда-то повеяло сыростью, а потом мне показалось, что кто-то ухватил меня за щиколотки и потянул вниз. Я опустил глаза и увидел, что под ногами нет пола – какая-то тёмная воронка, которая пытается меня затянуть. Я испуганно дёрнулся, но Семерхет крепко держал меня за руку и всё произносил заклинания. Воздух прямо перед нами заструился, сгустился, образовывая некое подобие портала (а по виду – то самое разбитое зеркало, только из тумана), и разверзся. Фараон сделал шаг в эту колышущуюся прорезь.
– Мы ведь не полезем туда? – со страхом воскликнул я. У меня было какое-то нехорошее предчувствие насчёт всего этого.
– Ничего не бойся. – Семерхет повернулся и заключил меня в объятья. – Это будет недолгое путешествие.
Я замер. В его руках было тепло и спокойно, и все страхи улеглись. Он шагнул в туман, увлекая меня за собой. Я зажмурился.
– Не бойся… – Его голос истаял в шёпот.
Я открыл глаза и увидел, что мы уже не в гробнице, а в просторном зале с высокими каменными изваяниями и смутными очертаниями дверей в стенах. Горели светильники, сладко пахло ирисами. В двух шагах от нас стояли египтяне-стражники с копьями. Я попятился, но Семерхет удержал меня:
– Не бойся. Это лишь воспоминания. Они не видят нас.
Мимо стражников прошёл красивый молодой человек, приостановился, спрашивая у них, всё ли спокойно. Семерхет выпустил мою руку, подошёл к нему и нежно дотронулся до его щеки, выдыхая:
– О Меру…
Его глаза увлажнились. Значит, это и был тот самый Меру, который… А что, собственно, который? Я знал лишь, что он должен был разбудить фараона, но почему-то не разбудил. И ещё, что он был дорог Семерхету. Кем же он ему приходился?
Меру небрежно кивнул стражникам и пошёл дальше (видимо, он обладал достаточной властью, чтобы вести себя так вольно). Семерхет последовал за ним.
– Подожди меня! – Я опомнился и побежал следом. Не хотелось бы затеряться здесь.
Меру дошёл до угловой двери, вызолоченной и расписанной очень искусно нильскими пейзажами: тростники, дикие гуси в воде… Стражники были и здесь, они поклонились Меру и открыли перед ним дверь. Он вошёл, и мы с Семерхетом тоже. Я остолбенел. Это были царские покои, и на золотом ложе (том самом, что было в сокровищнице!) лежал сам Семерхет. Его волосы были украшены венком из мелких белых цветов, в руке он держал чашу с ароматным вином, перед ним танцевали полуобнажённые египтянки, услаждая его взор.
– Да, так оно и было… – прошептал Семерхет.
– Приветствую тебя, мой господин. – Меру быстро опустился на край ложа, и его губы коснулись губ фараона.
У меня засосало под ложечкой. Это был не дружеский поцелуй, но поцелуй двух любовников. Тогда становилась понятной горечь фараона: он потерял того, кого любил… В душе заскреблись какие-то кошки. Почему и мне горько смотреть на это?!
Фараон приказал танцовщицам уйти, и в одно мгновение покои опустели.
– Пей. – Фараон вложил в руки Меру свою чашу. – И рассказывай.
– Твои губы слаще вина, – возразил тот, но пригубил из чаши. – Мой господин, боги на нашей стороне! Мы проведём ритуал сегодня же: когда серп Луны коснётся вершины пирамиды, условия будут наиболее благоприятны. Вот. – И он положил возле Семерхета небольшую коробочку, от которой исходил резкий неприятный запах. – Этого будет достаточно.
– Отлично. – Семерхет взял коробочку и спрятал её в складках своей юбки. – Значит, в полночь… Возьми. – Фараон снял с шеи медальон (мой медальон, я невольно сжал свой в ладони) и отдал его Меру. – Это ключ к вечности. Дальше делай то, чему я тебя учил.
– Да, мой господин…
Их губы снова слились в страстном поцелуе. Я отвернулся.
Меру встал, поклонился фараону и вышел. Семерхет раскинулся на ложе и закрыл глаза.
– Идём. – Эрпат потянул меня за руку. – Нам стоит последовать за Меру.
Меру шёл так быстро, что нам пришлось почти бегом бежать, чтобы поспевать за ним. Вот он завернул в один из коридоров и остановился. Семерхет так сильно сжал мою руку, что я вскрикнул.
– Он не должен быть здесь… – пробормотал эрпат.
Меру разжал ладонь и посмотрел на медальон, глаза его были холодны и даже жестоки… и теперь он уже не казался мне красивым… может быть, из-за того, что я увидел в покоях фараона. Да, наверное, именно поэтому. Я нашёл этого фараона, воскресил, сам не знаю как, и теперь мне хотелось, чтобы он был только моим. Но вот теперь призрак из прошлого стоял между нами. Я покраснел от этих мыслей и вжал голову в плечи.
– А, вот и ты! – сказал Меру, оборачиваясь.
В конце коридора появилась сгорбленная фигура в плаще с капюшоном, приблизилась.
– Это же… – Рука Семерхета задрожала.
– Что ты мне скажешь? – Из-под плаща высунулась сухая рука и сняла капюшон.
Светильник был как раз возле них, и легко было разглядеть в незнакомце тощего остроглазого старика в клафте.
– Хефау! – выдавил эрпат.
– Хефау? – поражённо воскликнул я.
Перед нами разворачивалась гнусная сцена предательства. Меру поклонился, поцеловал трясущуюся параличом руку фараона (теми же губами, что несколько минут назад целовали эрпата!) и доложил:
– Всё готово, мой господин. Сегодня же Семерхет покинет этот мир.
– Позаботься о том, чтобы он никогда не вернулся. – Хефау вытащил из-под плаща завёрнутый в ветхий лоскут кинжал (тот самый, что сейчас лежал в моём рюкзаке).
Меру поклонился, спрятал кинжал и поспешно удалился. Хефау накинул капюшон и растворился в темноте.
– О Меру… – горько произнёс Семерхет. У него снова был жалкий вид, как и в первые минуты после воскрешения. Быть преданным любимым человеком…
– Мне жаль, – сказал я.
– Идём, – сухо отозвался эрпат. – Я должен выяснить всё до конца.
Он провёл меня через потайной ход к гробнице. Пирамида стояла на холме (лишь тысячелетия спустя пески погребут её), вход уныло зиял пустой глазницей. Была глухая ночь, над вершиной пирамиды слабо брезжил серп молодой луны, кое-где загорались первые звёзды.
Вот темноту разрезал свет факелов, показалась процессия – фараон в сопровождении жрецов в тёмных хламидах. В шаге от пирамиды эрпат приостановился, бросил последний взгляд на звёздное небо и сказал:
– Дайте мне немного времени.
Жрецы поклонились и застыли. Семерхет вошёл внутрь (мы последовали за ним), дошёл до погребальной камеры. Наклоненный на стену, стоял саркофаг. Семерхет опустился на ложе и достал ту коробочку.
– Что это? – шёпотом спросил я.
– Яд, – так же ответил Семерхет.
Фараон помедлил, открыл коробочку и перевернул её над ладонью. В его руке оказалась небольшая горошина, источающая резкий запах белладонны. Семерхет посмотрел на неё, быстро поднёс к губам и проглотил.
– Что? – воскликнул я. – Так ты… покончил с собой?
Лицо фараона побледнело, он схватился руками за горло и упал на ложе бездыханный. Семерхет подошёл к ложу и с горькой улыбкой объяснил мне:
– Этот яд ввергает живого человека в состояние мёртвого сна (думаю, он имел в виду летаргию). Если провести определённый ритуал, тело не истлеет… и проснётся, когда Ключник позовёт его. Так должно было случиться.
Шаги. В гробницу вошёл Меру, в руке его был меч, по лезвию которого стекала кровь. Следом – человек в чёрном одеянии и с закрытым шакальей маской лицом (должно быть, жрец или колдун), он нёс отрезанные головы тех жрецов, что остались дожидаться фараона, и большой позвякивающий мешок.
– О порождение крокодила… – пробормотал Семерхет.
Меру отшвырнул меч и наклонился к телу фараона. По его губам промелькнула хищная улыбка, он поцеловал эрпата в мёртвый рот, облизнулся:
– Вкус яда слаще всего на свете! Помоги мне…
Вместе они уложили Семерхета в нужную позу, вложили ему в руки регалии, накинули сверху тонкое золотое полотно, – они принесли всё это с собой.
– Приступим!
Человек в шакальей маске достал потрёпанную книгу, развернул её и стал нараспев читать заклинания. Семерхет заскрежетал зубами. Я испуганно повернулся к нему и увидел, что его буквально трясёт. Неужели так на него действовали магические слова? Лицо эрпата исказилось ещё сильнее, он скрючил пальцы, вжимая их в грудь, – словно ему причиняли жестокую боль. Я невольно подался вперёд и обхватил его руками за талию:
– Ты в порядке? Может быть, стоит уйти? И так всё понятно…
Я чувствовал, что его тело пронзает судорога и он весь холодеет, – с каждым новым произнесённым словом ему становилось только хуже. Я прижался к нему так крепко, как только мог. Возможно, я смогу остановить всё это… хоть как-нибудь! Если уж, как говорил Семерхет, надо мной власти воспоминаний нет… Судорога вдруг прекратилась, тело фараона расслабилось и вновь потеплело. Он тяжело дышал, но не дрожал более. Его ладонь легла мне на голову, с ласковой благодарностью потрепала по волосам.
Меру между тем вытащил полученный от Хефау кинжал и, размахнувшись, вогнал его в грудь фараона. (Семерхет невольно вскрикнул, я услышал, как зашлось стуком его сердце.) Хлынула кровь, залила золотое покрывало, пропитала его…
– Никогда ты не восстанешь от своего сна, – сказал Меру, разжимая пальцы с рукояти и отдуваясь. – Спи вечно, мой господин.
Он провёл руками, приглаживая ткань, достал из мешка пропитанные воском бинты, распялил пальцы, – и бинты сами собой обвились вокруг тела, стягивая его в кокон. Человек в шакальей маске нарисовал поверх них какой-то знак, потом смазал его пальцем, чтобы никто не смог его прочесть (запечатывающее заклятье?). Вместе они закрыли саркофаг (Меру запечатал его медальоном), расставили по углам пустые канопы и сосуды с благовониями, – чтобы всё выглядело, как нормальное погребение.
– Вот и всё, – сказал человек в маске шакала.
– Нет, ещё не всё. – Меру достал тонкую стамеску и повернулся к саркофагу. – Чтобы никто не смог пробудить его.
И он соскрёб имя с саркофага (а потом, скорее всего, и отовсюду, где оно встречалось). Теперь всё встало на свои места, я получил ответы на все свои вопросы, над которыми ломал голову в гробнице ещё до оживления мумии. Покончив с этим, Меру отшвырнул стамеску и перебросил медальон человеку в шакальей маске:
– Избавься от него! Вывези за пределы Кемета как можно скорее. Если эта баба его найдёт, нам крышка.
«Баба»? Наверное, он имел в виду Ваджит. Невысокого же он был мнения о своей повелительнице.
Человек в маске шакала поклонился и ушёл, унося с собой медальон. Следом ушёл и Меру.
Семерхет какое-то время стоял не двигаясь. Мне было очень неудобно, что мы заключили друг друга в объятья. Конечно, я сделал это только чтобы помочь ему… но тепло его тела было приятно.
– Мальчик… – Семерхет взял меня за плечи и, отстранив, посмотрел мне в глаза. – Как ты оживил меня?
– Как? – растерянно переспросил я. Голова отказывалась думать.
– Ведь он наложил заклятье… этим про́клятым кинжалом.
– Я не знаю, – честно ответил я, – я просто вытащил его.
– Ты хочешь сказать, что ничего кроме этого не делал? – поражённо воскликнул эрпат.
– Нет… А! Я руку порезал нечаянно, но не думаю, чтобы…
Семерхет схватил меня за руку и повернул ладонью вверх. Рука у меня, помнится, была перевязана.
– Значит, твоя кровь оживила меня… – Фараон провёл пальцами по моей ладони, и повязка (вместе с раной!) исчезла.
– Ой… – Я ошеломлённо уставился на руку.
– Ты великий колдун, – тихо сказал эрпат, поднимая мой подбородок. – Ты смог разрушить колдовство такого сильного мага… всего лишь каплей своей крови…
– Ну, там явно больше одной капли было! – нервно засмеялся я, попятившись. Его близость заставляла меня нервничать.
– Нам пора возвращаться. – Семерхет подал мне руку.
– Мне жаль, что так случилось, – искренне сказал я. – Ты верил ему, а он…
Эрпат усмехнулся:
– Я был ослеплён, глупец. Хефау воспользовался моей слабостью… и взял верх.
– Как ещё посмотреть, – возразил я, чтобы утешить его. – Он-то помер давно, а ты ожил даже спустя тысячелетия. Так что… кто взял верх – ещё неизвестно.
– Спасибо тебе, – Семерхет улыбнулся. – Ты замечательный, ты это знаешь?
Я покраснел и пожал плечами.
Семерхет сжал мою ладонь и сказал:
– Закрой глаза.
Я послушался, а когда открыл их – мы уже снова были в гробнице, занесённой до самого верху песком. Мы вернулись.
========== Свиток шестой. Я делаю выбор ==========
Привычный уже запах благовоний ударил в нос. Я выдохнул и поспешил отодвинуться от эрпата. Он стоял, глядя пустыми глазами куда-то в стену, на его губах была та же горькая улыбка, с которой он рассказывал мне о ритуале. И похоже, мои слова его мало утешили.
Наконец Семерхет глубоко вздохнул и сказал:
– Этому суждено было случиться.
– Интересно, а дальше что было? – задумчиво спросил я.
– Дальше? – Фараон подобрал с пола зеркало (вновь целое, вот чудеса-то!) и положил его на резной золотой столик. – Предатель получил награду, фараон воцарился в Та Кеме. Скорее всего, так и было.
– Несправедливо! – возмутился я. – Хорошо ещё, что ты чудом избежал смерти.
– Это не было чудом, – возразил Семерхет и неожиданно привлёк меня к себе.
– Ты что? – Я вспыхнул и попытался отстраниться.
– Это было предопределено. – Он коснулся моих губ поцелуем.
Я замер в его руках. Прикосновения его мягких губ и трепетного языка были приятны. Я чувствовал, что от них меня пронзает мелкая расслабленная дрожь, до слабости в коленях. Но всё равно где-то глубоко внутри покалывало под сердцем неприятное ощущение, что так не должно быть…
– Хватит! – Я упёрся ладонями ему в грудь. – Ты с ума сошёл?
– Нет, мой мальчик. Я понял, теперь я наконец-то понял, почему всё это произошло! Чтобы я оказался здесь и встретил тебя.
– О чём это ты?
Фараон легко подхватил меня на руки и опустил на золотое ложе:
– Возляг со мной.
– Что?!
Он опустился сверху, придерживая мои запястья прижатыми к ложу и недвусмысленным взглядом скользя по моему телу. Я стушевался: «возлечь» с ним? Да что он выдумывает! Предлагать мне такое… Его губы снова прижались к моим, заставляя меня забыть обо всём. Мои первые поцелуи крадёт… ожившая мумия. Я слабо скользнул рукой по его плечу, пытаясь отстраниться. Пытаясь ли?
– Я всё ещё слаб, а после этого взгляда в прошлое стал ещё слабее, – меж тем сказал Семерхет, – но это поможет мне восстановить силы.
Что он сейчас сказал?! Мой взгляд застыл. Только для того чтобы…
– Позволь мне испить твоё вино. – Он склонился надо мной, пытаясь поцеловать меня ещё раз.
– Нет! – Я с силой оттолкнул его.
– Почему? – Он изумился такой внезапной перемене в моём настроении.
– Потому что.
– Позволь мне…
– Ни за что! – отрезал я, стараясь выползти из-под него.
Его взгляд стал темнее.
– Мне бы не хотелось делать это силой, поэтому прошу тебя…
«Силой»? Я стиснул зубы и резко ударил его локтем под ребро. Фараон вскрикнул, – кажется, я попал по тому месту, куда прежде был воткнут кинжал. Я благополучно выскользнул из-под него и забился в угол, нащупывая там какую-то тяжёлую штуку. Семерхет побледнел, – видно, ударил я его сильнее, чем рассчитывал.