Текст книги "Моя любимая мумия (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Мне почудились какие-то шорохи. Будто сквозняк или какое-то шустрое насекомое… Я огляделся, даже заглянул под ложе, но ничего не обнаружил. Показалось, должно быть. Я махнул рукой и переключил внимание на стены камеры. Они представляли собой единое художественное полотно, изображающее сюжеты религиозного толка, но все фигуры как будто стягивались к центральному изображению фараона – необычному изображению! Согласно древнеегипетским традициям, фигуры всегда изображались в профиль, лицами в прошлое или будущее, и были лишены правдоподобности. Их можно было назвать не изображениями людей, а идеей об изображении людей. А фараон смотрел в настоящее, то есть был изображён анфас. Вот это точно открытие!

Фараон вышел ну прямо как живой! Может быть, он даже позировал живописцу, настолько детализированным было это изображение. Фараон был только в набедренной юбке и сандалиях. Никаких наплечников, клафта, парика и искусственной привязанной бородки! Длинные собственные волосы – немыслимая вещь для Египта! – корона на голове, лотос и скипетр в руках, а вокруг «анх» и заклинания. Понимал я не все слова, но всё-таки смог их прочесть.

«Ты единственный, сотворивший самого себя… и не знают твоей сущности… – гласили надписи. – Ты закован, рана твоя предписана… владыка вечности с тысячей имён, и открыты ему врата великие… и сделано, как он приказал, встань… сделал он… что ты стоишь, говорят они…»

Когда я дочитывал эти строки, мне показалось, что камера наполнилась свежим воздухом, как будто ветерок разогнал ненадолго запах благовоний своим лёгким дыханием. Я завертел головой и увидел несколько древних зеркал, использовавшихся для освещения. Вероятно, и в погребальной камере была потайная дверь, а иначе откуда тут взяться сквозняку и для чего эти зеркала? Нужно бы отправиться на поиски, но… я не справился с искушением.

Я никогда не видел египетских мумий «живьём», только на фотографиях и видео, поэтому решил вскрыть саркофаг и сфотографировать его содержимое. Искушение увидеть это первым было так велико, что я не смог удержаться. Я бросил сумку на пол и вооружился стамеской, но щель между основанием и крышкой была слишком узкой, а колышки сидели крепко: от моих потуг даже царапин не осталось! Я взмок, отбросил стамеску, рукавом стёр со лба пот и сказал, обращаясь к саркофагу:

– Крепко же тебя запечатали! Видно, ты был важной птицей?

Так, секунду! Или это у меня в глазах, или саркофаг стал выглядеть как-то по-другому. Я помотал головой. Что за глупости! Как мог саркофаг, эта золотая глыба, высеченная тысячи лет назад, измениться? Я взял фотоаппарат, нашёл фотографию и сравнил с тем, что было сейчас. Вот чёрт, точно изменился: на глазницах проступили какие-то иероглифы. Я наклонился над саркофагом, чтобы рассмотреть этот феномен, – мой медальон выскользнул из-под рубашки и со звоном прилип к крышке. Намертво пристыл! Как будто саркофаг был магнитом. Но вот только я никогда не слышал, чтобы магниты притягивали золото. Как я ни старался, медальон отлипать не пожелал. Пришлось снять цепочку с шеи.

– Да как же так… – бормотал я, ковыряя медальон (он сидел как влитой). – Вот ведь, а…

Послышался тихий скрип, как будто кружилось колёсико часового механизма, потом раздался щелчок и постукивание. Это глаза на саркофаге провалились вниз, а колышки выпали из отверстий и раскатились по камере. То есть… саркофаг сам собой открылся? Я подобрал несколько колышков и вытаращил глаза: они были абсолютно одинаковые, словно их отлили в формах на каком-нибудь суперсовременном литейном заводе. Но не было ведь у древних египтян такого оборудования?!

– Раз уж он сам открылся, грех упускать такой случай, – пробормотал я.

Я ухватился за крышку и приподнял её. Изнутри хлынул аромат благовоний – такой приторный и сочный, что у меня даже голова закружилась. Крышка была тяжёлой, но попытки с третьей я всё-таки снял её и поставил к стене, внутренней стороной наружу. И опять странности: внутри ни единой надписи, хотя обычно заклинания высекались с обеих сторон на случай, если дух умершего позабудет их на Суде.

И вот наконец я повернулся к мумии. Необычная мумия. В саркофаге не было папирусного свитка с текстами Книги Мёртвых. Или его забыли туда положить (маловероятно, чтобы допустили такую оплошность), или же его туда не положили специально (а вот тут я бы не удивился).

Мумия была обвита белым саваном, вероятно в несколько слоёв, и напоминала кокон с общими очертаниями тела. Вдоль были пропущены желтоватые бинты, которые обвязывали плечи крест-накрест и спускались перпендикулярно продольному ряду, огибая тело семь или восемь раз. Бинты были грубые, словно накрахмаленные, и саван под ними морщился: наверное, пропитаны настоями трав и воском для прочности. На одном из бинтов (на том, что обвивал плечи) был начертан чёрной краской иероглиф, но так небрежно, что прочесть его не удалось.

В области груди была небольшая сферическая выпуклость. Узел на бинте? Или что-то спрятано внутри? Разумеется, голыми руками такие древние артефакты трогать нельзя (категорически запрещалось!), но я был так захвачен предстоящими и уже совершёнными открытиями, что напрочь забыл об осторожности и решил сделать то, чего не должен был: вскрыть бинты и саван, чтобы «заглянуть в лицо Египта». Я тогда не подумал, что мумия могла просто-напросто рассыпаться от прикосновения воздуха, или что в бинтах мог оказаться какой-нибудь древний смертельно ядовитый грибок, споры которого могли проникнуть в мои лёгкие и, без преувеличений, убить меня за считанные минуты (не что-то ли подобное – подоснова «проклятия фараонов»?)… Я вообще ни о чём не думал.

Я достал нож и осторожно стал разрезать поперечные бинты. Они были мягкими и, будучи разрезанными, падали на ложе, распуская саван. Затем я снял с мумии продольный бинт, вернее, попытался: он так прочно приклеился к полотнищу! Я потянул – часть савана на груди оторвалась вместе с ним, в образовавшейся прорехе сверкнуло золото. Я подумал, что это какая-то драгоценность, ведь иногда в бинты заворачивали и сокровища. Естественно, я сунул пальцы в прореху, чтобы вытащить эту сверкающую штуковину, и… мою ладонь пронзила острая боль! Я вскрикнул и отдёрнул руку, из широкого пореза на ладони хлынула кровь, заливая саван. Вот тут сразу вспомнилось всё, о чём предупреждали! Я метнулся к сумке, зажимая ладонь у груди, вытряхнул аптечку и вылил на ладонь целый флакончик антисептика. Рану зажгло так, что меня с ног сбило, и я скорчился возле саркофага, пытаясь справиться с болью. А может, это поджилки затряслись от страха: получить заражение – раз плюнуть! Хоть бы всё обошлось! Я вытащил из аптечки вату и бинты и порядочно времени потратил, сражаясь с раной: кровь всё набегала, пропитывалась, я потратил всю вату и перепортил кучу бинтов, пока не смог сделать нормальную перевязку.

– Дурак! Вот дурак… – ругал я сам себя.

Однако я не отступился. Я ведь уже так далеко зашёл!

Я расширил прореху и увидел, что в мумию воткнут кинжал, рукоять которого сверкала драгоценностями.

Чтобы оружие оставляли в трупе во время мумификации? Такого уж точно никто ещё не видел! Зато можно было сделать вывод, что фараон умер насильственной смертью – обычное дело в те времена! Припомнились росписи на стенах: похоже, я правильно предположил, что был переворот.

Когда-то это острое лезвие (всё ещё острое, даже спустя тысячелетия!) было покрыто кровью фараона, но теперь уже моя кровь залила его, скрывая древние следы. Я осторожно взялся за рукоять и вытащил кинжал из раны. Сделать это оказалось неожиданно легко. Кинжал был из бронзы, с массивной золотой рукоятью в виде змеи, в глазах которой сверкали драгоценные камни. Судя по иероглифам на лезвии, это было ритуальное оружие.

– Не повезло тебе, – сказал я, обращаясь к мумии.

По погребальной камере покатился звук, похожий на вздох. Я вздрогнул, но счёл это игрой воображения. Конечно же, просто сквозняк!

Я отложил кинжал и продолжил «раздевать» мумию. С саваном пришлось повозиться: он настолько был пропитан благовониями, что превратился в твёрдую скорлупу. Самое верное – сделать продольный разрез, чтобы потом раскрыть его как раковину. Полотнище распарывалось с треском. Я старался вести ножом осторожно, чтобы ничего попутно не повредить, но нож то и дело вилял, цепляясь за восковые преграды, и сложно было сделать ровный разрез. Потом я сделал ещё несколько надрезов и снял верхнюю часть савана. Под ней обнаружился ещё один слой, внутренний, который с внешним не был соединён. Это внутреннее полотнище было расшито золотом, но подпорчено кинжалом и залито красными пятнами (моя кровь, оказывается, пропиталась так глубоко!). И вот тут я призадумался: если были повреждены эти покровы, значит, кинжал воткнули уже после смерти фараона?

Но это была не последняя странность. Не оставляло ощущение, что здесь какой-то подвох. Я сфотографировал мумию, обошёл вокруг саркофага ещё раз, гадая, что же в ней не так, а потом сообразил: покрывало просто лежало сверху, не окутывая тело, его края даже не были подоткнуты! Но как тогда накладывали верхние бинты?

– Уф! – сказал я. – Голову можно сломать.

Я осторожно наклонился к саркофагу и принюхался. Ни трупного запаха от мумии, ни застарелого духа прошедших времён от савана – вообще ничего, кроме до одури крепкого аромата ладана и томного привкуса воска. Голова у меня опять закружилась, я накрыл рот ладонью и выпрямился. В этой невыносимой духоте запахи были стократ сильнее, и от этого тошнило.

– Тебе-то хорошо, – сказал я мумии, – ты уже ничего не чувствуешь.

А потом начала твориться какая-то чертовщина.

Комментарий к Свиток второй. На пороге открытия

Ра – бог солнца. Кемет (Та Кем) – другое название Египта. Ка (двойник человека), Ба (дух умершего), Сах (мумия), Шуит (тень человека) – сущности человека. Дуат – Загробный Мир. Анубис – проводник умерших в Загробный Мир. Канопы – ритуальные сосуды для хранения внутренностей умершего, названия: Имсет (печень), Хапи (лёгкие), Дуамутеф (желудок) и Кебехсенуф (кишечник). Сети I – фараон Древнего Египта, правивший приблизительно в 1290-1279 годах до н. э. Анх – «египетский крест», символизировал вечную жизнь. Клафт – головной платок египетских фараонов, один из символов власти.

========== Свиток третий. Сплошные неожиданности ==========

Я сдёрнул с мумии полотнище и окаменел. Что я ожидал там увидеть? Иссушенный временем труп? Голые кости? Пыль? Во всяком случае, точно не то, что увидел.

На ложе покоилось тело фараона. Такое впечатление, что он умер… мгновение назад, будто смерть только что коснулась его своим крылом. Никаких признаков разложения. Никаких признаков мумификации. Я машинально щёлкнул фотоаппаратом.

Цвет кожи тела был смуглым, отдалённо напоминавшим бронзу, но более мягких оттенков. Он был отлично сложен, этот неизвестный фараон, и мало общего имел с современными представлениями о мумиях и фараонах вообще. Золотая юбка и сетка-туника, на груди медальон в виде скарабея, руки скрещены, на ногах сандалии с золотыми шнурками. Тёмные волнистые волосы с вплетёнными в них золотыми нитями и бусинами. На голове венец, но нет ни бородки, ни клафта. Веки покрыты слоем золотой краски, губы плотно сжаты. И повсюду рассыпаны сухие лепестки роз и лотосов… У египтян было принято осыпать покойников цветами при погребении.

«Покойников»? Он не походил на покойника. Если бы не зияющая рана в груди, можно было бы принять его за спящего. Я дрожащими пальцами дотронулся до предплечья мумии. Кожа мягко прогнулась, ямочка тут же разгладилась, – как если бы дотронулся до себя самого или любого другого живого человека.

– Тёплая? – пробормотал я. – Из-за жары? Или…

Тело мумии не было изуродовано бальзамировщиками. Не было ни следов вскрытия, ни следов извлечения мозга через ноздри. Да и вообще – бальзамировали ли его?! Мне стало не по себе. Ещё одна аномалия! Выходит, египтянам был известен и какой-то другой способ сохранения тел, кроме бальзамирования.

– На Нобеля точно потянет, – хмыкнул я, потирая подбородок.

За спиной что-то звякнуло, я вздрогнул и обернулся – от крышки отвалился медальон. Я подобрал его, попробовал приложить обратно (эксперимента ради), но он больше не магнитился. Странно всё это… Я надел его на шею, похлопал по нему ладонью. Всё-таки медальон непременно нужно вернуть отцу: похоже, этот артефакт как-то связан с гробницей, нельзя его терять!

Пока я возился с медальоном, дважды что-то звякнуло уже возле саркофага. Это у мумии каким-то образом разжались пальцы и из них вывалились на пол кнут и скипетр. Я вытер внезапно выступивший пот со лба (нервы трещат!) и сунул обе вещи в сумку, как ещё одно доказательство.

И вот тут раздался очень странный звук, словами не передать: то ли захрустело что-то, то ли затрещало, – но он точно исходил от мумии. Я взглянул на неё и тотчас отлетел от саркофага и вжался в стену, глотая пересохшим ртом воздух. Что за… По конечностям мумии пошла судорога, видно было, как напрягаются мышцы, как играют связки на груди.

– Что же это… – проскрипел я. – Она же не может…

Забились вены на шее и висках, из раны хлынула настоящая алая кровь. Я смог ещё подумать, что мумия начинает разлагаться под влиянием воздуха. Но не тут-то было! Она и не думала разлагаться. Её губы приоткрылись, из них вырвался вздох (я уже слышал такой раньше!). Я сполз по стене на пол, полумёртвый от страха: на моих глазах мумия оживала!!!

Но это ещё были цветочки.

Мумия подняла голову, потом торс и села, всё ещё не открывая глаз и не отнимая рук от груди. Я ошалел, честное слово! Эта страшная рана от кинжала вдруг втянулась сама в себя, собрала и втянула туда же кровь, и даже кровавые следы с одежды исчезли! Потом мумия с трудом отняла руки от груди и положила их себе на колени, ладонями вниз, в суставах захрустело (так вот что это был за хруст!).

Я дрожащей рукой нащупал канопу и подумал, что если мумия на меня набросится, то я запущу в неё сосудом. Я чувствовал себя героем фильма ужасов: открыл саркофаг, а там – ожившая мумия… Мама дорогая!

Мумия открыла глаза. Тёмные как ночь, они постепенно изменили свой цвет до карих (зрачки сузились на свет), медленно двинулись из стороны в сторону и остановились на мне. Челюсть у меня ходила ходуном, зубы стучали от страха. Глупо было надеяться, что она меня не заметит. Изучающий, несколько удивлённый, вполне обычный, человеческий взгляд… никак не мог принадлежать ожившей мумии!.. Мумия потеряла ко мне интерес, как казалось, и уже рассматривала погребальную камеру.

Пожалуй, я сейчас больше походил на мумию, чем она сама. В голове крутился один лишь вопрос: всё это происходит на самом деле, или у меня начались галлюцинации?

Мумия повернула голову вправо, придерживая заднюю часть шеи ладонью, потом покашляла в кулак, прочищая горло, – чисто человеческий жест! Но всё это повергало меня в неописуемый ужас.

Тут мумия обернулась, слегка наклонила голову, будто кивнула, потом вздёрнула подбородок вверх, – и всё это глядя на меня. Я покрепче сжал канопу в руке.

– Эй? – негромко произнесла мумия.

У меня сдали нервы, я запулил в неё канопой. Мумия моментально вскинула руку перед собой, ладонью наружу, как бы защищаясь от летящего сосуда, и… канопа зависла в воздухе, в шаге от саркофага.

«Точно галлюцинации!» – подумал я, потому что это было против всех законов физики.

Мумия согнула ладонь ковшиком, и канопа оказалась у неё в руке. По губам мумии поползла снисходительная улыбка, явно адресованная мне. Я замер, полагая, что этой выходкой подписал себе смертный приговор, но мумия пока не проявляла агрессии. Она с явным любопытством смотрела на меня и, видимо, не прочь была пойти со мной на контакт. Меньше всего хотелось этого мне самому! Я был в шоке и даже забыл про фотоаппарат.

Если это не было галлюцинацией, если это было реальностью… Да как могло это быть реальностью?! А как же современные научные доводы? логика? всё то, что до этого момента считалось аксиоматичным? Покойники не могли оживать, даже только что умершие. А те, кто умер в каком-нибудь 3000 году до нашей эры, вообще не могли по определению! Но вот этот покойник… эта мумия… оживает прямо у меня на глазах и сидит, смотрит как ни в чём не бывало, как будто заснула на часок и проснулась, обычное дело… а вместе с тем этой мумии лет этак пять тысяч или около того!

Мумия спустила ноги с ложа, попыталась встать, но её шатнуло, и она вынуждена была опереться о край саркофага. С лица её ненадолго схлынула краска, потом вернулась. Мумия ещё раз вздохнула и опять посмотрела на меня, повторив чуть громче, чем в прошлый раз:

– Эй?

Поскольку враждебности мумия не проявляла, я подумал, что как-нибудь смогу выкрутиться… если это на самом деле происходит, конечно, а не у меня в голове.

– Эй? – уже нетерпеливо повторила мумия, сводя брови вместе.

– Да? – едва слышно ответил я.

– Кто ты такой? – спросила мумия. – И что ты тут делаешь?

Странно было слышать подобные вопросы от только что ожившей мумии!

– Моё имя Винни. Я слу… случайно… не хотел осквернять вашу могилу…

– «Могилу»? – переспросила мумия. – «Случайно»? Что это значит?

– Провалился внутрь пирамиды… Я ничего плохого не хотел! – пролепетал я. – Не убивайте меня, пожалуйста.

Мумия подошла, подала мне руку:

– Встань.

Я встал, не принимая руки, и вжался в стену. Мумия стояла так близко, я даже ощущал её дыхание.

– Ты боишься меня? – спросила мумия.

Я не ответил, в горле что-то скрипнуло, сердце опять провалилось вниз. Да кто бы не боялся на моём месте!

– Ты пришёл сюда, – продолжала мумия, – открыл мой саркофаг… Ты знал о заклятии?

– Не понимаю, о чём вы.

Мумия протянула ко мне руку (я съёжился), подцепила пальцами медальон и кивнула на него, сверкнув глазами:

– Ты Ключник и пришёл освободить меня. Меру прислал тебя?

– Нет. – Я был на грани обморока.

– Кто же ты тогда?

– Я… изучаю пирамиды…

– Ты египтянин?

– Нет.

Мумия провела ладонью по моей щеке. Вполне реальное прикосновение… и рука тёплая, как и у любого живого человека…

– Но ты похож на Меру, – задумчиво проговорила мумия. – Ты его сын?

– Нет, – ещё тише ответил я, – я вообще такого не знаю. А вы… вы-то кто?

Мумия рассмеялась и похлопала меня по плечу:

– Притворщик, дитя лукавого бога! Ты пришёл с ключом, чтобы освободить меня, – и спрашиваешь, кто я?

– Я не знаю… честное слово! Этот медальон… случайно попал ко мне: его нашёл мой отец на раскопках, ещё в восьмидесятые…

В глазах мумии промелькнула тревога.

– «Раскопках»? Я правильно понял?

– Да… в Долине Царей.

– Ты что-то путаешь! – Мумия отступила от меня на шаг. – Кто посмел осквернять Долину?! Куда только смотрит фараон Кемета?

– Уже нет фараонов… да и Кемета тоже нет… давным-давно нет… несколько тысяч лет как нет… – Я боялся навлечь на себя гнев мумии за такие слова.

– Я спал… тысячи лет? – с усилием спросила мумия.

– Да. И я понятия не имею, кто вы.

Мумия пошатнулась, села обратно на ложе и сокрушённо покачала головой, вжав ладонь в лоб.

– Тысячи лет… – повторила она. – Я не думал, что колдовство окажется столь сильным…

Взгляд её опять оказался на мне, и я невольно задрожал как осиновый лист, но мумия ничего не сделала, сказала лишь:

– Мальчик, ты говоришь с Семерхетом IV, эрпатом Мемфиса. По крайней мере, я был им… когда-то.

Вид у него сейчас был жалкий и такой же ошарашенный, как и у меня в первые минуты разговора с ним. Мне стало его жаль. Но чем я мог утешить фараона, только что обнаружившего, что он опоздал проснуться на несколько тысяч лет?

– Ну… вы это… – всё же сказал я. – Не расстраивайтесь. Конечно, мир изменился…

– Так ты из нового мира? – перебил он меня.

– Да.

– И ты случайно освободил меня?

– Ну… получается так.

– Ничего не бывает случайного, – пробормотал Семерхет, глядя куда-то в потолок. Потом перевёл на меня взгляд и торжественно изрёк: – Ты, говорящий моими словами, поможешь мне взять этот мир в моё сердце. Я щедро награжу тебя, дитя нового мира! Скажи, чего ты желаешь, – и я это исполню, ибо я всемогущ.

А я вдруг осознал, что говорю с ожившей мумией на древнеегипетском, хотя и не знаю этого языка.

Тут уже начинались чудеса.

Комментарий к Свиток третий. Сплошные неожиданности

Эрпат – наследник, принц. Семерхет – имя шестого фараона I династии, правил согласно разным источникам от восьми до тридцати лет и, вероятно, захватил власть незаконно (герой ориджинала Семерхет IV вряд ли имеет отношение к реальному историческому персонажу).

========== Свиток четвёртый. Семерхет проявляет характер ==========

– Так чего ты желаешь? – повторил фараон.

– Я больше всего выбраться отсюда хочу, – признался я. – Из пирамиды ведь есть выход?

– Разумеется. Как-то же ты вошёл сюда, – недоуменно повёл плечами египтянин.

– Случайно, как я и говорил, – возразил я и осмелился наконец отлипнуть от стены. – Пирамида теперь под землёй, вернее, погребена под песками. Я всего лишь провалился в песок, так что и не знаю, есть там вход-выход или нет. А потом все ловушки сработали, в любом случае прежним путём не выбраться. Вы можете меня отсюда исторгнуть?

– «Исторгнуть»? – Семерхет изогнул бровь. – В моих силах сделать что угодно. Я вынесу тебя наверх… и многое ещё могу сделать для тебя, если ты возьмёшь меня с собой.

«С собой? Да что ж я буду делать с ходячей мумией?» – в ужасе подумал я, но выбора у меня особо-то и не было. Без его помощи отсюда мне не выбраться, а выбираться надо: вода закончилась, от ладана и прочего уже задыхаюсь, руку серьёзно поранил… Может, мне этого фараона осовременить удастся? А он поможет расшифровать все надписи в пирамиде. Это был бы честный расклад.

– Хорошо, – вслух сказал я, – согласен. Но вот как мне объяснить ваше появление? Я не могу просто привести вас в лагерь, тем более в такой одежде…

– Чего проще, – спокойно ответил эрпат, – с этого момента лишь ты будешь видеть и слышать меня. А когда ты сочтёшь возможным, я стану видимым.

– Вы колдун, что ли? – с подозрением спросил я.

– Величайший во всём Кемете! – ответил Семерхет. – Ты никогда не слышал обо мне?

– Нет.

– Я расскажу тебе. Я был колдуном у божественной царицы Ваджит, и она возлюбила меня больше супруга и назвала своим сыном, – так я стал эрпатом. Но фараон Хефау замыслил отомстить мне, терзаемый ревностью, и послал войско в Мемфитис, где я царствовал. И вышел я один против целого войска, и ни один к Хефау не вернулся!

Я опять вспомнил те росписи. Так вот что они означали на самом деле: сражение эрпата и войска ревнивого мужа! Чёрт, а это даже банально… Не так уж и изменилась человеческая природа за тысячи лет.

– Но знал я, что Хефау не отступится: он убил ту, что возвеличила меня, убьёт и меня однажды. И сказал мне тогда мой Меру: «Обмани его, о владыка, обмани саму смерть!» – и дал мне чашу с зельем, чтобы выпил я и почил на время жизни Хефау. И тогда же совершил надо мной обряд… но тысячи лет проспал я! На всё воля Владыки Вечности. Ты разбудил меня, ты покажешь мне новый мир. Но один вопрос не даёт мне покоя, мальчик: как же так вышло, что нет более Кемета?

– Никто не знает, почему исчезла та цивилизация.

– Тогда твоя… ци-ви-ли-за-ци-я, – по слогам произнёс фараон, – мудрее, раз она до сих пор существует?

– Кое в чём, – не без гордости ответил я. – Колдовать мы, конечно, не умеем, но зато можем лечить болезни, раньше считавшиеся неизлечимыми… и научились летать… даже в Космос.

– Всего-то? – разочарованно спросил Семерхет. – Я ожидал услышать что-то более впечатляющее.

На него мои слова не произвели должного впечатления, сказать больше – никакого не произвели. Я бы на его месте удивился, если бы мне сказали, что человек уподобился птице. Или… египтяне давным-давно всё это знали? Но сейчас меня больше волновало другое.

– Так вы поможете мне выбраться из этой гробницы? – Я подобрал рюкзак, затянул шнурки и повесил его на плечо. – Тут невыносимо душно. А на свежем воздухе можно будет продолжить нашу с вами беседу.

Когда я говорил это, мне хотелось расхохотаться. Подумать только: я говорил с ожившей мумией древнеегипетского фараона! Мало того, это я её оживил!

– Закрой глаза, – приказал Семерхет.

Когда я вновь открыл их, я увидел, что стою посреди пустыни, и солнце уже клонится к закату, распуская по небу багровые жилы.

– Солнце! – воскликнул я с восторгом. – Небо!

– Вы тоже поклоняетесь солнцу? – с уважением заметил фараон, поднял руки и приветствовал светило: – Слава тебе, божественный Ра! Не думал я, что ты так постарел! Но ладья твоя по-прежнему плывёт по Небесной Реке: днём плывёт она с востока на запад и освещаешь ты землю, а ночью плывёт она под землёй через Дуат и даришь ты своё тепло мертвецам. Сильнее времени путешествие твоё, о великий Ра!

«Жаль, диктофона нет», – подумалось мне.

На свежем воздухе египтянин даже как будто помолодел. Лет ему, наверное, было тридцать или около того. Интересно, он уже развоплотился? Выглядел он вполне осязаемо.

– А вы уже… невидимы? – поинтересовался я.

– Не волнуйся об этом, – величественно ответил Семерхет. – Я видим и слышим только тебе.

А я подумал: может, всё-таки галлюцинации? Перегрелся на солнце и вижу теперь этого фараона… и ни в какую гробницу не проваливался, а просто получил солнечный удар… лежу, может быть, в своей палатке и вижу всё это в бреду… Но это могло повременить! Сон или явь, но до наступления темноты непременно нужно было вернуться в лагерь: ночью пустыня ещё опаснее, чем днём!

– Простите, а вы…

– Говори мне «ты», – милостиво разрешил эрпат. – Ты освободил меня.

– Э-э… спасибо. Ты знаешь, как добраться до лагеря? – Я поглядел по сторонам. – Понятия не имею, в какой он стороне. Вокруг всё одинаковым выглядит.

– Это же пустыня, – снисходительно заметил египтянин. – Но не беспокойся, я найду для тебя дорогу.

Семерхет взял горсть песка и выпустил её в воздух. Песок закружился вокруг эрпата, превратился в четырёх зверей, похожих на сфинксов, только с нечеловеческими лицами. А он приказал им:

– Ищите!

Звери помчались в разные стороны, перевоплощаясь в невысокие песчаные ураганчики. Я стоял раскрыв рот. Вот так чудеса! Но фараон, похоже, не видел в этом ничего удивительного. Будто собаку за тапочками послал, а не мифических зверей, собственноручно созданных! Дальше – больше: песок вдруг скрутился в некое подобие врат, из которых выбежал… шакал. Он казался миражом, очертания его были размыты, как у тени в полуденный зной. Фараон, приложив руку к груди, поклонился ему:

– Приветствую тебя, о владыка!

Песок вновь заколыхался, и вот уже не шакал стоял у врат, а… высокий человек с головой шакала. Его очертания были так же туманны, но глаза горели вполне чёткими зелёными огнями. Я опять почувствовал себя плохо. Нет, это уж слишком! Анубис? Анубис появился из воздуха, чтобы поболтать с ожившей мумией фараона?! И всё это происходит сейчас, в XXI веке, где только и говорят о новых технологиях и материалистическом подходе к объяснению сверхъестественных вещей. Попробуйте-ка это объяснить: мифология во плоти в шаге от меня!

– Ты опоздал, – сказал Анубис, – уже слишком поздно тебе воскресать.

– Я опечален этим, о владыка, – ответил фараон, но мне показалось, что он говорит совсем не то, что думает.

– Вернёмся вместе, – продолжал Анубис. – Дай мне руку, и мы отправимся к остальным.

Я не слишком понимал, о чём пёсиглав говорит. Предлагал ли он фараону вернуться в Дуат или имел в виду что-то другое? «Остальные» – это кто?

– Нет, – сказал фараон, – я не хочу возвращаться. Я хочу увидеть, каким стал этот мир.

– Мир изменился, – скорбно ответил Анубис. – Могилы осквернены, Сах выставлен напоказ. Эти порождения крокодилов перевернули всё вверх дном! Нет на них могучей Сехмет!

– Печально слышать это, о владыка, – проговорил эрпат, – но я останусь здесь.

– Этот мир не для тебя, – заключил Анубис, – он не сможет принять тебя, а ты не сможешь принять его. А когда ты умрёшь, некому будет совершить обряд и отправить тебя в Дуат. И ты будешь потерян навсегда!

– До этого ещё далеко, о владыка, – возразил египтянин. – Я сделал выбор.

– Ты сделал выбор. – И Анубис исчез, а врата вновь рассыпались в песок.

«И это тоже было реально? – подумал я, сжимая лоб. – Или это всего лишь мираж?»

Вернулся один из ураганчиков, закружился волчком у ног фараона.

– А, ты нашёл! – произнёс эрпат. – Веди нас.

Полчаса ковыляния по дюнам – и мы вышли к лагерю. Семерхет окинул его презрительным взглядом:

– Что за рабское пристанище!

– Это походное жилище, – объяснил я.

– Для рабов или для скота, – поморщился Семерхет. – Не для достойного египтянина!

– Да я ведь и не египтянин, – возразил ему я.

– Ты Хранитель Ключа, а это почётная должность, – упрямо твердил своё эрпат. – Ты ведь занимаешь высокое положение? Не меньшее, чем фараон, верно?

– Э-э, да что ты… Какой из меня фараон! – невольно рассмеялся я.

– Скромностью ты не обделён, – одобрительно сказал эрпат. – Но разве ты не мечтаешь о славе, какую может снискать лишь избранник Небесных Богов?

– О славе мечтаю, – признался я. – И она меня уже ждёт: когда я расскажу о своём открытии, я стану известным. Это меня и прославит.

– И что ты открыл?

– Твою гробницу.

Египтянину это, кажется, не понравилось:

– Ты желаешь разрыть её и забрать сокровища? Я и без этого могу дать тебе столько золота, сколько пожелаешь.

– Мне не золото нужно. С открытием твоей пирамиды люди узнают столько нового о твоей цивилизации! То, о чём никто ещё не знал и даже не подозревал… опровержение стольких аксиом, подтверждение стольких теорий… Такое нескоро забудется! Я напишу книгу… Можно написать десятки книг! Новая гробница, впервые за пятьдесят с лишним лет! О твоём существовании узнает весь мир! Подумать только, я смогу воплотить в реальность всё то, о чём так мечтал мой отец!

– Я не очень тебя понимаю, – помолчав, сказал фараон, – но ты говорил с воодушевлением. Ты разбудил меня, так что я помогу тебе во всех твоих начинаниях, – только пожелай.

Мы спустились к лагерю. Навстречу выбежали студенты и куратор.

– Где ты был, Винни? – Лин дал мне подзатыльник. – Куратор нас из-за тебя и в хвост и в гриву, придурок! Мы весь день лазили по этому чёртову песку, вместо того чтобы начать раскопки!

– Какое непочтительное отношение, – нахмурившись, сказал эрпат. – Как они смеют вести себя подобным образом?

– Тише! – вмешался куратор. – Главное, что он вернулся и с ним всё в порядке… Винни, где ты был?

– Я… заблудился, – промямлил я.

– Я ведь предупреждал, чтобы никто не отходил далеко от лагеря!

– Случайно вышло… – попытался оправдаться я.

– Неудачник! – Лин снова толкнул меня. – Вечно из-за тебя одни проблемы!