Текст книги "Это моя комната! (It's my room!)(СИ)"

Автор книги: Dutchygirl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Правда и ничего кроме правды

– Ты так хочешь есть? – недоуменно спросил Малфой, пытаясь поспеть за Гермионой.

– Просто пошли со мной!

Она пыталась идти по коридору как можно быстрее, потому что не знала, как долго будет действовать Сыворотка правды. Вчера вечером она тайно приготовила зелье. Всего несколько секунд назад она предложила Малфою напиток, и, к счастью для нее, он выпил его без малейших подозрений, не думая даже предположить, что в него может быть что-то добавлено.

Они вошли в Большой Зал, в котором сейчас были, наверное, все ученики Хогвартса – время ужина все-таки. Профессор МакГонагалл незамедлительно подошла к ним.

– Мисс Грейнджер, я не понимаю, почему вы меня сюда позвали.

– Это касается соглашения старост, – ответила Гермиона. – Малфой хочет кое в чем сознаться.

– Я думаю, такой вопрос лучше обсудить лично.

– Нет, нужно сделать это здесь, – настаивала Гермиона. Она не хотела, чтобы ее план провалился. – Это касается всех студентов.

– Я не совсем уверен… – произнес Малфой, чувствуя себя очень неуютно в создавшейся ситуации.

– Мистер Малфой, вы с чем-то не согласны? – тут же спросила профессор МакГонагалл.

– Если ты откажешься, я покажу им твою Метку, – тихо прошипела Гермиона, так чтобы ни декан Гриффиндора, ни кто-либо другой не слышали ее. Глаза Малфоя расширились от изумления, но он покорно повиновался.

– Я со всем согласен.

МакГонагалл сдержанно кивнула, показывая, что готова выслушать их речь или что там еще будет.

– Я, Гермиона Грейнджер, – громко произнесла Гермиона, привлекая к себе внимание сидящих в Зале, – староста школы, студентка факультета Гриффиндор, прошу вашего внимания. У Драко Малфоя, второго старосты школы, есть кое-что сказать всем вам.

Малфой кинул на Гермиону смущенный взгляд:

– Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал.

Она, однако, совершенно точно знала, как начать их выступление, и стала допрашивать Малфоя:

– Скольких учеников в этом Зале ты когда-либо оскорблял, насмехался над ними или относился несправедливо за все годы, проведенные в школе?

– Всех, не считая слизеринцев. Хотя и над некоторыми из них я посмеялся, – Малфой поморщился, произнеся эти слова. Он зло сощурил глаза и взглянул на Гермиону, которая тут же поняла, что до него дошло, что она напоила его Сывороткой правды. Потому что в любом другом случае он не дал бы столь честный ответ на такой вопрос перед всей школой.

– И ты так себя вел по отношению к ученикам и в позиции Главного старосты, не так ли? – продолжила Гермиона, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, видя, что Малфой злится на нее с каждой секундой все больше.

– Да, я ставлю их на место, если они меня раздражают. А если кто-то из них как-нибудь не так на меня смотрит, того я сразу же ставлю на место, пусть даже незаслуженно.

– И каково же твое оправдание такому отношению?

– Мой отец всегда говорил мне, что я должен гордиться чистотой своей крови. Малфои должны быть самыми сильными, самым властными. Они должны быть на шаг впереди остальных. Важно все контролировать, и, унижая других, ты заставляешь их себя уважать. Если у тебя нет чего-либо, что поможет тебе контролировать других людей, ты слаб и бесполезен.

– И поэтому ты унижал и меня, – подвела итог Гермиона.

– Да, сначала, но потом я доставал тебя и по другим причинам. Я оскорблял тебя, потому что ты магглорожденная. Ты была самой раздражающей из всех. Ты была лучше меня по всем предметам, исключая зельеварения. Ты всегда знала ответ на любой вопрос, и, несмотря на все мои усилия, мне не удавалось превзойти тебя. Я злился на то, что ты, магглорожденная, умнее меня, чистокровного.

– Да, и в этом году ты доставал меня, потому что хотел, чтобы я отказалась от комнаты старост, – обвинила Малфоя Гермиона, чувствуя себя адвокатом, который выигрывает дело в суде. Если Малфой всем открыто скажет, что он злоупотреблял полномочиями старосты, то Совет снимет его с этой должности.

– Нет, на Рождественском балу на четвертом курсе, куда ты пришла в чудесном наряде, я стал замечать, какая ты красивая. Я старался не смотреть, но не мог оторвать от тебя взгляда. С каждым годом я тайно наблюдал за тобой и, наконец, понял, что ты не только очень умная и у тебя есть решение для любой проблемы, но что тебя еще все очень уважают, и не потому, что боятся. Все уважают тебя, потому что ты добра и мила ко всем, с кем общаешься, исключая меня, разумеется. Меня ты презираешь.

Гермиона так и застыла от изумления. Она ожидала совсем не такого ответа.

– Это все? – спросила МакГонагалл, пытаясь завершить знаменательное выступление старост школы. К несчастью для Малфоя, ему пришлось честно отвечать на этот вопрос.

– Нет. Спустя некоторое время я понял, что больше не могу игнорировать свои чувства к ней. Я очень надеялся, что они исчезнут, но этого не произошло. Мне пришлось признать, что я влюбился в магглорожденную, которая никогда не ответит мне взаимностью. К тому же мой отец отказался бы от меня, если бы узнал, что я хочу связать себя с кем-нибудь нечистокровным. Поэтому я решил оттолкнуть ее от себя, особенно когда узнал, что мы будем делить с ней комнату и ванную. Я вел себя подло и избегал ее, зная, что это заставит ее ненавидеть меня еще больше. Некоторое время это работало, казалось, что это даже увеличивало ее неприязнь ко мне. Во всяком случае, до бала. Я действительно старался, но от нее некуда было деться. Я больше не мог отталкивать ее от себя. Я знал, что она никогда не будет со мной, поэтому старался нормально вести себя, потому что знал, что после окончания Хогвартса я ее больше не увижу.

Пока некоторые студенты в шоке пялились на старост школы, остальные начали перешептываться. Большинство гриффидорцев смеялось, и почти все слизеринцы чувствовали отвращение к таким новостям, судя по их виду. Хаффлпаффцы из вежливости молчали, а рейвенкловцы мудро решили заниматься своими делами и не влезать в эту ситуацию.

– Я могу идти? – спросил Малфой, явно стыдясь того, что он только что рассказал всей школе, как влюбился в грязнокровку. Его лицо покраснело так, как Гермиона никогда не видела, и она не знала, из-за гнева ли это было или стыда.

– Конечно, мистер Малфой, – МакГонагалл торопливо постаралась избавить ученика от страданий. Строгое выражение ее лица ясно показывало, что она больше не хотела это терпеть.

Едва услышав слова заместителя директора, Малфой поспешил покинуть Большой Зал настолько быстро, насколько мог; его сопровождали свист и смех учеников. Профессор МакГонагалл тут же прикрикнула на насмешников. Гермиона этого даже не заметила.

Она в неверии смотрела на дверь, через которую Малфой вышел из Зала. Она была ошеломлена. Правильно ли она его расслышала? Мальчик, который унижал ее с первых минут знакомства, на самом деле был искренне в нее влюблен?

В любых других обстоятельствах Гермиона не поверила бы его словам, назвала бы их ложью или шуткой, но в данной ситуации она не могла сомневаться в истинности признания Малфоя. Он был действительно влюблен в нее.

Все это время Гермиона думала, что он ее ненавидит и ему только нравится смеяться и издеваться над ней, но сейчас весь мир перевернулся с ног на голову. Все эти годы он доставал ее, чтобы держать подальше от себя, потому что не хотел, чтобы ему было больно.

Гермиона была ошеломлена – в его голосе было столько боли и уязвимости, и причиной тому была она. Как же слепа она была...

Почувствуй себя слизеринкой

– Что ты делаешь? – сконфуженно спросила Гермиона, увидев, что половина гостиной Малфоя заставлена коробками.

– Я переезжаю в другую комнату, – мягко, но со злостью в голосе ответил Малфой, даже не взглянув на нее.

– Но тебе не нужно переезжать, – она подошла к нему, продолжающему собирать вещи. – Совет решил, что ты можешь остаться старостой школы.

– Я знаю.

Чувствуя себя неуютно из-за его отчужденности, Гермиона села на диван. Она чувствовала себя очень виноватой за то, что сделала с ним. Она причинила ему боль. Хоть она и собиралась заставить его страдать и разрушить его репутацию, но не желала такого. Просчитывая все возможные варианты развития событий, Гермиона не могла предсказать подобного.

– Мне так жаль, Малфой. Я и не подозревала, что такое может произойти. Я бы никогда не подумала, что ты скажешь, что влюб…

– Даже не думай говорить это, – резко перебил он ее, подняв наконец взгляд. На его лице Гермиона увидела угрожающее выражение. Он явно не хотел, чтобы ему напоминали об этом постыдном признании.

– Я просто так злилась на тебя, что ты назвал меня уродливой, прилипчивой преследовательницей, – попыталась объяснить Гермиона. – Я больше не хотела жить с тобой в одной комнате. Я и не думала, что так получится.

На секунду Малфой прекратил собирать вещи и удивленно взглянул на нее:

– Я такого никогда не говорил.

– Вообще-то говорил. В подземельях ты сказал Блейзу, что больше не хочешь жить со мной в одной комнате, и назвал меня уродливой преследовательницей.

Малфой остановился и напряженно задумался. Неожиданно на его лице появилось понимающее выражение.

– Я говорил не о тебе. Я говорил о ней! – и он указал на кота Гермионы, который наконец вернулся в свое нормальное состояние, после того как пробыл воздушным шариком около месяца.

– Живоглот – мужского пола. А ты говорил «она»…

– Как, черт возьми, я должен был узнать ее… его пол? – зло объяснил Малфой.

Гермиона заметила ту ярость, с которой он отреагировал на ее обвинения, и поняла, что он говорит правду. Она не думала, что когда-нибудь будет чувствовать себя еще хуже, чем после его выступления в Большом Зале, но сейчас это произошло. Мало того что она выставила его дураком перед всей школой, так еще и причина для этого была совсем не существенной.

Все это было ужасающим недоразумением. Он вовсе не оскорблял ее, он просто говорил о ее питомце.

– Малфой, – мягко начала Гермиона, практически умоляя его простить ее. Она хотела сказать ему столько всего, но противоречивые мысли в голове не давали вымолвить и слова. Не было ничего, что бы могло как-то улучшить эту ситуацию.

– Ты повела себя как настоящая слизеринка, неудивительно, что ты выиграла. Что ж, ты получила желаемое – теперь комната твоя, – сказал Малфой холодно, но в его голосе Гермиона слышала боль, и это ранило ее.

Неся несколько коробок в руках, он вышел из комнаты, явно не собираясь когда-либо в нее возвращаться.

Гермиона сидела одна в комнате, которая теперь была полностью ее. В начале года она была бы более чем рада такому повороту событий: гостиная старост целиком принадлежит ей и не надо ее ни с кем делить, особенно с Малфоем; она бы поставила два книжных шкафа и сделала Живоглоту кровать на другой стороне комнаты, как и планировала вначале.

Однако сейчас комната казалась пустой.

Сейчас все было по-другому. Гермиона узнала много нового о Малфое: каким добрым он был, когда пытался поднять ей настроение, если ей было грустно, и заботливым, когда подарил ей подарок. А еще у Малфоя была его уязвимая сторона, которую он скрывал. Он использовал сарказм и насмешки как мощное оружие, которое защищало его сердце. В те редкие разы, когда он немного ослаблял оборону и Гермиона могла увидеть проблески его сокровенных мыслей, он нравился ей больше всего. Да, пожалуй, его уязвимая сторона была ее любимой.

Вместо злого насмешника, которым Гермиона его видела многие годы, ей удалось разглядеть в нем совершенно другого человека. Он был просто напуганным мальчиком, изо всех сил старавшимся жить по правилам, навязанными ему родителями. Они ожидали от него самых высоких результатов, а самым важным было то, чтобы он последовал в конце концов за Волдемортом, как и они. И хотя его слизеринские друзья могли и постоять за него, минимум половина из них бросила бы его, если бы Малфой не вел себя как ненавидящий магглов слизеринец.

Гермиона вздохнула. Возможно, она была единственной, кому Малфой доверял последние несколько недель. Когда она увидела его Метку, он ничего ей не сделал, не повел себя как Пожиратель смерти, который пошел бы на все, что угодно, лишь бы заставить ее молчать, даже убил бы. Однако Малфой так не поступил. Напротив, он спас ее тогда в комнате с Пушком, а ведь намного проще было просто оставить ее там умирать. Малфой полностью доверял ей.

За последние несколько недель они вроде бы как сдружились, но Гермиона подставила его и унизила. Он бы никогда не подумал, что она сможет так поступить. Она была гриффиндоркой и не должна была делать такие вещи, но все же сделала. Она оказалась ужасным другом.

Просто другом? Гермиона поспешно прогнала эту мысль. Ей не следовало даже думать о подобном. Тем более что он явно не собирался прощать ее в ближайшее время. А возможно, он никогда ее не простит.

Она чувствовала себя ужасно. Если бы она могла повернуть время вспять, как на третьем курсе с маховиком времени, то никогда бы не повела его в Большой Зал.

Живоглот вспрыгнул на диван, забрался ей на колени и громко мяукнул, привлекая ее внимание.

– Уродливый преследователь Малфоя, ты тоже по нему скучаешь, а? – и Гермиона погладила кота, который тут же начал мурчать.

* * *

– Малфой! – окликнула его Гермиона, когда тот проходил мимо нее в коридоре. Она хотела извиниться, хотя наперед знала, что он не примет ее извинения. Но она должна была попытаться. Это было меньшее, что она могла сделать, чтобы загладить свою вину.

К облегчению Гермионы, Малфой обернулся, чтобы посмотреть, кто окликнул его, и быстро направилась в его сторону, пока он не успел убежать.

– Драко, ты все еще стараешься? Разве не очевидно, что ты ей не нужен? – воскликнул какой-то кудрявый черноволосый ученик, увидев старост школы вместе.

К ужасу Гермионы, многие ученики начали смеяться, и в результате Малфой снова оказался в неловкой ситуации по ее вине.

– Отстань от меня, Грейнджер, я больше не хочу с тобой разговаривать, – прошипел он и быстро покинул коридор.

Гермиона с трудом сдерживала слезы. Она теперь даже поговорить с ним не могла, не поставив его в неловкое положение. Как, ради Мерлина, она теперь все исправит?

Она сердито развернулась, ища глазами ученика с черными кудрями, и собиралась заклясть его, проклясть, замучить, заставить его почувствовать себя несчастным… Мерлин, о чем она вообще думает? И она действительно не понимала, почему школьники так смеялись над признанием в любви. Она знала, что над многими из этих учеников Малфой насмехался, и теперь они хотели увидеть его страдания. Но они перешли черту. Он не заслуживал такого.

Гермиона была зла на учеников, а еще больше – на себя. Ведь это была ее вина. Она хотела пойти за Малфоем, но не стала делать этого, а то опять из-за нее создастся неловкая ситуация…

Она медленно побрела в Большой Зал, куда и направлялась вначале. Села на свое привычное место рядом с друзьями.

– Смотри, Малфой даже на ужин не пришел. Он такой трус, – сказал Рон с набитым ртом. – Ты все-таки достала его, заставив признаться тебе в любви.

– Я не знала, – раздраженно пробормотала Гермиона, совершенно не гордясь своим поступком. Она взглянула на слизеринский стол и с сожалением отметила, что Рон был прав.

Прошло уже несколько дней со знаменательного выступления Малфоя в Большой Зале. Гермиона заметила, что он старался изолироваться от общества: редко появлялся на обедах и ужинах, а во время уроков всегда старался забиться в самый дальний угол класса, подальше от остальных учеников.

Единственным человеком, с которым Малфой продолжал нормально общаться, был Блейз. С остальными он вообще не разговаривал, и у того была весомая причина. Гермиона не раз видела, как сокурсники Малфоя унижают его. Она хотела помочь, но он ясно дал ей понять, что не желает иметь с ней ничего общего, и, возможно, он был прав. Если бы она помогла ему, над ним бы стали только больше издеваться.

– Во всяком случае, он достаточно умен, чтобы догадаться, что у него с тобой не было ни единого шанса, – продолжил Рон. – Как будто ты бы стала встречаться с кем-то таким же отвратительным, как он.

– Тебе-то откуда знать! – неожиданно вспылила Гермиона, ударяя кулаком по столу. Она больше не могла этого терпеть: встала и вышла из Большого зала, напоследок услышав разговор ее друзей-гриффиндорцев.

– Что это с ней? – спросил Рон.

– Не знаю, – честно ответил Гарри.

– Эх, мальчики, вы иногда такие непонятливые, – вздохнула Джинни.

Старосты продолжают мешать ужину.

Гермиона часто говорила себе, что скоро все закончится. Она правда думала, что по прошествии нескольких дней школьники перестанут поддразнивать ее и Малфоя. Но они не перестали. И чем чаще они это делали, тем больше Гермиона понимала, что у нее начали появляться совсем ненужные желания.

Ей очень хотелось утешить Малфоя, обнять его. Но она знала, что он этого не позволит. Гермиона все еще видела в его серебряных глазах злость на нее, но она не могла его винить за это. Если бы он сделал что-то подобное с ней, она бы ему такого не простила.

Проходили дни без Малфоя, и Гермиона очень старалась занять себя чтением книг или общением с друзьями, но ее мысли все равно постоянно возвращались к нему. С каждым днем она скучала по нему все больше и больше, и в конце концов ей пришлось признать один факт, который она очень долго не хотела признавать.

Сначала Гермиона была постоянно занята Малфоем, потому что хотела выжить его из их общей комнаты. Затем она постоянно использовала на нем различные заклинания, потому что, как сама себя убеждала, ей нравилось узнавать новые заклятия и практиковать их, да и вообще было интересно посмотреть на реакцию Малфоя, чем тот отвечал ей.

Гермиона придумала себе так много оправданий. Она постоянно смотрела на него, потому что ей нужно было знать выражение его лица, чтобы понять, что он замышляет. Она никому не сказала о его Метке, потому что была добрым человеком и считала, что все заслуживают второго шанса. Во время бала ей нравилось проводить с ним время, потому что ей было так грустно, что общение с любым человеком уже успокаивало ее. Она не хотела отпускать его руку, потому что ей нравилось держаться за нее. Она провела с Малфоем День Святого Валентина, потому что никто больше ее не пригласил. Она поцеловала его в щеку, потому что так полагается делать в конце свидания. Она скучала по нему, когда он был в Дурмстранге, потому что не привыкла быть в комнате без соседа. В конце концов, в последние дни она хотела подойти к нему и поцеловать его лишь потому, что чувствовала перед ним свою вину.

И все это было ложью. Вместо всех этих причин ее поведение объясняла совсем другая, одна-единственная причина. Она, Гермиона Грейнджер, была по уши влюблена в Драко Малфоя.

Она боялась своих чувств. Все-таки он был Пожирателем Смерти, и в случае войны им бы пришлось сражаться друг против друга. Кроме того, она боялась, что он не чувствует к ней ничего и только посмеивается над ней. А что говорить о реакции ее друзей? Возможно, Джинни бы еще поняла, но насчет Гарри и Рона Гермиона не была уверена. Они бы подумали, что она сошла с ума. Потому-то она запрятала свои чувства куда подальше, чтобы никто и никогда о них не узнал.

Дав выпить Малфою Сыворотку Правды и услышав его признание, Гермиона была шокирована. Даже в самых смелых мечтах она не могла предположить, что он может ответить ей взаимностью. Но теперь уже было поздно. Он был очень зол на нее и совершенно не хотел иметь с ней ничего общего, что дал понять очень ясно.

Гермиона твердо решила восстановить справедливость, даже если это значило, что ей придется забыть про свою собственную гордость. План пришел ей в голову сам собой, и она знала, что именно так она должна поступить. Несмотря ни на что.

Глубоко вдохнув, Гермиона попыталась собраться с мыслями. Она была гриффиндоркой и никогда не сдавалась в битвах с Волдемортом, несмотря ни на какие опасности, что лежали перед ней. Из всех людей она как никто другой была способна пойти на любые жертвы.

– У меня, Гермионы Грейнджер, старосты школы, студентки факультета Гриффиндор, есть объявление, – громко сказала Гермиона, пытаясь унять дрожь в голосе.

Все ученики тут же оторвались от своих тарелок и уставились на нее. Гермиона почувствовала себя неуютно. «Давай же, ты сможешь».

– Как вы все знаете, мы с Драко Малфоем никогда не ладили. Последние шесть лет мы только и делали, что издевались друг над другом или избегали друг друга. Но в этом году все вышло по-другому. Нам пришлось проводить вместе много времени, и я поняла, что мне он все больше и больше нравится. В конце концов я влюбилась в него, а в таком состоянии многие делают глупые вещи. Когда я допрашивала Малфоя недавно, на самом деле я перед этим дала ему любовное зелье…

– Я так и знала! – истерично вскричала Панси. Гермиона отвлеклась и не заметила, что кто-то к ней приблизился.

Неожиданно мягкое прикосновение к своей руке заставило ее обернуться. К ее удивлению, она обнаружила рядом с собой человека, которого раньше презирала и сейчас любила: удивленный Малфой стоял рядом с ней.

– Ты с ума сошла? – прошептал он. – Ты что творишь?

– Не беспокойся, я тщательно подготовила эту речь. Я собираюсь спасти твою репутацию.

– Наврав всем? – в неверии спросил Малфой.

– Не считая части про любовное зелье, я не вру.

Его глаза расширились, когда до него дошел смысл сказанного Гермионой.

– Ты не врешь? – спросил он снова, чтобы удостовериться, что правильно расслышал ее слова в первый раз.

– Нет, – ответила Гермиона, стараясь не покраснеть. – Ты портишь мою речь.

Она вновь повернулась лицом к столам факультетов. Краем глаза она видела, что Малфой все еще смотрит на нее в полном недоумении. Остальные ученики, судя по их виду, тоже были изрядно впечатлены выступлением старосты и с нетерпением ждали его продолжения.

И Гермиона продолжила, вновь повысив голос:

– Как я сказала, в тот день Малфой находился под влиянием любовного зелья и…

– Она сделала любовное зелье только потому, что я попросил ее, – внезапно прервал ее Малфой.

Гермиона была ошеломлена неожиданным добавлением речи Малфоя. Все ее планы по поводу заготовленного выступления исчезли, как утренний туман. Теперь она не имела ни малейшего понятия, что говорить и делать дальше.

– Мы тайно встречались несколько месяцев, – вдохновенно врал Малфой, изобретая новые подробности на ходу. – Это случилось после квиддичного матча. Она хотела меня поздравить с победой над Гриффиндором, и когда увидела меня всего замыленного после игры, больше не могла сопротивляться и по уши влюбилась в меня.

– А вот и неправда! – возмущенно воскликнула Гермиона, не веря тому, что Малфой в такой ситуации еще и подкалывает. – До этого он несколько раз предлагал сходить с ним на свидание, а я отказывалась, пока он не купил мне огромный букет роз, и только тогда все и случилось.

– Я и правда так сделал. Но только потому, что заключил пари с Блейзом, что смогу очаровать любую девушку, какую захочу, даже ее, а она в это время уже была бесповоротно в меня влюблена, – Малфой защищался, как мог.

– Но это случилось вскоре после того, как он осознал, что тоже влюбился в меня, – ввернула Гермиона новую ложь, надеясь, что она подходит к выдумкам Малфоя. – Он признался в споре и лишь тогда официально попросил меня начать встречаться с ним. И я согласилась.

– Да, и после этого еще много, что случилось, – дьявольски усмехнулся Малфой, но под гневным взглядом Гермионы поумерил свой пыл. – Кстати, сейчас я объясню, зачем попросил ее сварить зелье… Я хотел знать разницу между настоящей любовью и той, что чувствуешь под воздействием любовного зелья. Поэтому я попросил Грейнджер сварить такое зелье и сейчас могу сказать, что без него…

Гермиона уставилась на Малфоя, не понимая, зачем он остановился. Прежде чем она успела что-либо осознать, он уже прижимался своими губами к ее. Она не могла в это поверить. Они с Малфоем целуются? На глазах у всей школы? Но постепенно Гермиона отбросила мысли и отдалась поцелую. На несколько секунд она позволила себе забыть обо всем, включая студентов, которые на них глазели, и позволила этому моменту завладеть ей.

Когда они закончили целоваться, Гермиона вновь вспомнила, что они все еще находятся в Большом Зале, в котором сейчас были все ученики. Она немедленно покраснела.

– Без любовного зелья целоваться намного лучше, чем с ним, – продолжил Малфой. – Поэтому это будет для вас предупреждением. Не варите любовное зелье, оно не может сравниться с настоящими чувствами. Как старосты школы мы будем следить за вами.

Реакция учеников была крайне разнообразной. Некоторые улыбались, другие смотрели на них с отвращением, третьи были в абсолютном шоке, и было даже несколько человек, которые зааплодировали.

Малфой взял Гермиону за руку, и они вместе покинули Большой Зал.

– Думаешь, они купились на это? – прошептала Гермиона.

– Конечно, они же полные идиоты, – ухмыльнулся Малфой.

– Я не знаю, смогу ли я вспомнить все то, что мы сейчас наговорили.

– Гермиона, – неожиданно он стал серьезным, – неважно, как мы сошлись, главное – что мы сейчас вместе.

– Гермиона? – переспросила она, улыбаясь. Он никогда не называл ее по имени.

– Полагаю, раз уж мы встречаемся целых три месяца, то пора бы уже называть друг друга по именам. Или ты предпочитаешь Герм или Герми? – спросил Малфой лукаво.

Гермиона посмотрела прямо ему в глаза, все еще не веря в происходящее. И тут на нее нахлынуло чувство некой уверенности. Малфой хоть и был абсолютно непредсказуемым, но рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. Неважно, как будут насмехаться остальные ученики, неважно, что скажут родители Малфоя – как раз по этому поводу Гермиона собиралась обратиться за помощью к Дамблдору; неважно, что скажут ее друзья – она подозревала, что Гарри, Рон и Джинни вскоре придут поговорить с ней об этом инциденте; и неважно, что там будет с Волдемортом. Гермиона знала точно, что все будет хорошо, потому что Малфой сейчас с ней и она не позволит ему уйти.

– Гермиона – звучит отлично, Драко, и еще это значит, что теперь нам придется делать это, – она рассмеялась и потянулась его поцеловать.