Текст книги "И всяк взыскующий обрящет (СИ)"

Автор книги: Dolokhov

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– О нет, нет, Геллерт, – резко остановила его Винда, – молчи. Ты ни в чем передо мной не повинен. И от меня ты должен требовать только благодарности.

– Неужели ты никогда не задумывалась, никогда не сомневалась, в том что…

– Я ни в чем ни тебя, ни себя не виню. Я ни о чем не жалею, – жестко сказала она, – нам всем приходилось чем-то жертвовать. А жертвовать другими бывает гораздо тяжелее, чем самим собой: другие уходят, а ты остаешься жить дальше, с мыслями о них.

Она замолчала, слепо глядя перед собой, вздохнула:

– Я не знаю, кто сделал это с тобой – он или тюрьма, но знаю, что раньше никому не удавалось тебя сломить. И именно таким я и хочу тебя запомнить. А теперь, оставим эту тему.

Но в ее пустых глазах, в нервно переплетенных пальцах Геллерт увидел все: стыд, сожаление, страх. А может он только хотел это в них увидеть? И что хуже? Знать, что она, как и он сам, страдает, или же, что она свободна от мучений, что она так и не смогла раскаяться?

– Разумеется, дорогая моя. Я и сам не знаю, что говорю.

– Геллерт, если я как-то могу помочь сейчас, просто дай мне знак, как… – спросила она вдруг гораздо тише.

– Нет, ты ничего не можешь сделать, – отрезал он.

– Но…

– Я сказал: нет.

Винда вспыхнула, как от пощечины. Но признала свое поражение.

– Он, должно быть, уже заждался тебя. Пойдем, я провожу тебя к выходу, – она встала, разгладила несуществующие складки на платье, взяла Гриндельвальда под локоть.

До дверей они шли в прохладном молчании.

– Я счастлив был увидеть тебя, Винда, – искренне сказал на прощание Геллерт.

– Я тоже, – ее взгляд снова смягчился, – я напишу сразу, как получу хоть какую-то информацию. А ты, прошу тебя, будь сильнее и не дай ему тебя сломать.

***

Гриндельвальд бесшумно подкрался к стоящему к нему спиной волшебнику. Один резкий бросок – и он прижал мужчину к себе, придушивая его локтем. Тот пытался выхватить палочку, вырваться из захвата, позвать на помощь, но Геллерт не ослабил хватки. Меньше, чем через минуту мужчина затих, безвольно повиснув в его руках.

В письме от Винды было всего одно слово: “Лестрейндж”. Геллерт не знал, как именно она смогла разговорить племянника, но не сомневался в Розье ни минуты. И хотя Альбус его уверенности не разделял, в ту же ночь они отправились в поместье Лестрейнджей.

Дом был надежно укрыт куполом из защитных заклинаний, а ворота охраняли двое серьезных недовольных волшебников. Альбус успел оглушить одного из них и повернулся ко второму, но увидел, что тот без сознания лежит у ног Геллерта.

– Как ты?..

– Я не только магией умею пользоваться, Альбус. Я, знаешь ли, часто оказывался в… сложных ситуациях так или иначе лишенный возможности колдовать. Пришлось учиться альтернативным способам борьбы, – он брезгливо подтолкнул волшебника сапогом, – тебе стоит заняться охранными чарами, пока Лестрейнджи ничего не заметили.

Альбус нахмурился:

– А они основательно подошли к защите.

Он вглядывался вперед, как будто старался рассмотреть наложенные на поместье чары.

Геллерт не отвлекал его, молча следил за напряженными движениями рук. Альбусу не удалось полностью снять заклинания, он смог лишь пробить в них небольшую брешь, чтобы они смогли войти. Незамеченные, они прошли по темному саду и зашли в особняк.

Альбус прикрыл глаза, вслушиваясь в царившую в нем магию:

– Судя по всему, нам вниз, в подвалы. Там все буквально вибрирует от количества заклинаний.

– Как неожиданно! Хоть кто-нибудь бы догадался выбрать для тайника менее очевидное место, – Геллерт и сам хотел бы прикоснуться к магии, пусть и чужой, почувствовать её. После встречи с Виндой мысли о былой силе, о власти, о свободе, к которой они так близко подошли, вернулись и уже не оставляли его.

Геллерт молча пошел вслед за Дамблдором.

Лестница вела к длинному, темному коридору. Они медленно двинулись вперед, напряженно вслушиваясь в окружающую их тишину. Из-за сырого, спертого воздуха у Геллерта слегка кружилась голова.

– Как-то все слишком просто, – недоверчиво протянул Альбус.

– Согласен, – Гриндельвальд кивнул, – но, будем надеяться, что мы успеем выбраться до того момента, как возникнут сложности.

Они подошли к массивной двери. Геллерт на удачу потянул за ручку, та, разумеется, не поддалась. Альбус снова погрузился в созерцание чужой магии, и Гриндельвальд раздраженно заметил:

– Знаешь, если бы я мог тебе помочь, а не просто путался под ногами, мы справились бы быстрее.

– Ты сейчас хочешь это обсудить? – Альбус заметно нервничал, видимо, ограбление со взломом не входило в список привычных и приятных ему занятий.

– Почему бы и нет? Мне все равно больше нечем заняться.

Внезапно, Геллерт пошатнулся и облокотился о стену. Головокружение усиливалось, на него накатила жаркая волна тошноты.

“Пусть это будет всего лишь последствие зелья” – подумал Гриндельвальд.

Но навязчивый шум, поднимавшийся где-то на задворках его сознания, лишал его этой надежды. Там уже открывалась сосущая белая пропасть.

Геллерт сжал кулак, вытягивая себя обратно на поверхность. Не сейчас, Вотан тебя дери, не сейчас!..

– Геллерт? Геллерт! Ты меня слышишь? – Альбус, видимо, звал его не в первый раз.

– Да, да, я слушаю. Что ты сказал?

– Я сказал, что открыть эту дверь легко, но снять оповещающие чары я не смогу.

– Ну, придет сюда парочка Пожирателей, что, ты с ними не справишься? – стараясь отвлечься от головокружения, выдавил Геллерт.

– Все это мне не нравится, – колебался Дамблдор.

– Твоя брешь все еще открыта? Мы сможем аппарировать отсюда? – меньше всего на свете он хотел сейчас спорить с Альбусом. Им нужно было убраться отсюда как можно быстрее, пока он еще мог держать себя в руках.

– Да, но…

– Альбус, не все в это мире можно просчитать наперед, – торопил его Геллерт, – открывай эту проклятую дверь. А там разберемся.

– Но что если там нет чаши?

– А что если есть? Как будто у нас есть другие варианты. Открывай ее, – он чувствовал, как покрывается холодным потом спина, как начинают подрагивать пальцы.

Только его провидческого припадка им тут и не хватает!..

– Ты всегда слишком импульсивен, – Альбус беспокойно огляделся, словно в поисках другого решения.

– Я весьма рассудителен, если есть время и повод рассуждать. Сейчас у нас их нет!

Дамблдор помедлил еще мгновение, вздохнул и согласился:

– Ты прав. Хотя мне это очень не нравится.

Он взмахнул палочкой, и дверь открылась. Чаша действительно оказалась в комнате. Вернее, она была заставлена десятками абсолютно одинаковых чаш.

Тошнота усиливалась, перед глазами расплывалась туманная белизна.

Альбус растерянно огляделся:

– Мерлин, ну и какая из них настоящая?..

Геллерт медленно прошел в комнату на ватных, негнущихся ногах. Голос Альбуса доносился откуда-то издалека, сопротивляться засасывающей его вниз бездне становилось все сложнее.

– Не сомневался, что это будешь именно ты, Дамблдор,– послышался позади них леденяще спокойный голос.

Альбус обернулся, Геллерт заставил себя поднять взгляд, титаническим усилием еще раз выдергивая себя обратно в реальность.

В дверях стоял мужчина, отдаленно напоминающий юношу из воспоминаний Марволо. Его мертвецки серая кожа, покрасневшие, почти змеиные глаза, обострившиеся черты лица не оставляли никаких сомнений в том, какую именно магию предпочитает этот волшебник. Геллерту все эти симптомы были хорошо знакомы. Он всегда боялся, что тоже самое случится и с ним.

– Профессор Дамблдор, Том, – мягко поправил его Альбус, крепче сжимая Бузинную палочку, – значит, чары накладывал ты? Не слишком впечатляющая работа.

“Сейчас он нападет и убьет нас обоих” – отстраненно подумал Гриндельвальд.

Но Волдеморт продолжал говорить:

– Как ты узнал? Как ты узнал? – потребовал он ответа. Геллерт понял, что тот нервничает, нет, не просто нервничает. Риддл был в ужасе.

– Это было совсем не так сложно, как ты думаешь, – Альбус же казался совершенно невозмутимым, – к несчастью, мы все склонны переоценивать свои способности, мой мальчик.

Дамблдор злил его. Намеренно. И тянул время. Геллерт, игнорируя разыгравшуюся мигрень, еще раз окинул комнату взглядом. Какая из них? Какая?

“Ну же, – проклинал он свой дар, – решил дать о себе знать, так пусть от тебя будет хоть какая-то польза!”.

– Это ты переоцениваешь себя, – прошипел Волдеморт, – кто это? Кого ты привел с собой на смерть?

Геллерт, через силу улыбнулся, всматриваясь сквозь затягивающий зрение туман в змееподобное лицо:

– Я Геллерт Гриндельвальд, твой, в некотором роде коллега, – выдавил он. – Тебе стоило больше внимания уделять истории магии, Риддл. Может, научился бы чему-то.

– Научился? Чему? Проигрышу? – с губ Волдеморта сорвалось что-то похожее на смех. – Я знаю, кто ты! Ты жалкий неудачник.

– Проигрывать тоже надо уметь, – Геллерт бросил короткий взгляд на Альбуса, надеясь, что тот заметит. Что будет готов.

Риддл снова начал что-то говорить, Геллерт видел, как шевелятся его губы, но не слышал ни слова. Перед ним параллельно развивались две цепочки событий: настоящих и грядущих, происходящих на несколько мгновений позже. Он видел, как Волдеморт поднимает палочку, как срывается с нее заклинание… Стараясь смотреть сквозь провидение, он бросил еще один короткий взгляд на чаши, пробиваясь мысленно все дальше в будущее, силясь рассмотреть, к какой из них Волдеморт бросился бы, убив их.

Геллерт ощутил привычную ненавистную дрожь во всем теле.События, вероятности обступали его со всех сторон. Не понимая даже, видит он это или делает на самом деле, Геллерт, едва почувствовав холод металла в своей руке, бросился на Альбуса, отталкивая его в сторону. Прохрипев «Аппарируй!», он вцепился в его рукав.

И в самую последнюю секунду, уже погружаясь в темноту, Гриндельвальд поднял взгляд на Волдеморта и с ужасом увидел, как Палочка выскальзывает из уже исчезающих пальцев Альбуса и летит в руку своего нового хозяина.

Комментарий к Полувзгляд вполоборота в звериное прошлое

Очень надеюсь, что грядущие главы дадутся мне быстрее и легче, и за пару недель мы доберёмся до финала.

Спасибо всем за терпение и поддержку!

И ещё один прекрасный арт от Makks Moroshka подоспел, на этот раз к главе “И наконец, тиски переоценки”.

https://vk.com/wall-154412260_371

========== Но в поле звездного узора они давно примирены ==========

Им несть конца – зовется прозябаньем

Цепочка затянувшихся годов,

Где чувства постепенно отмирают,

А идеалы тихо терпят крах —

Так долго им служили бессловесно,

Что самая пора бы им отцвесть.

Гордыня не способна к притязаньям,

И силы покидают стариков,

А вера лишь неверье обретает;

Дырявый челн качается в волнах —

Осталось ждать, как в тишине небесной

Им колокол подаст о смерти Весть.

Т. С. Элиот

Он видел гнев Волдеморта. Видел его страх, ледяной страх смерти. Изумрудная вспышка, скользящая следом змея, ее сочащееся ядом тело, скрывающее теперь обрывок этой омерзительной души.

Геллерт вынырнул в настоящее. Сел, жадно глотая пыльный воздух. Закашлялся, пытаясь отдышаться. И хотел было что-то сказать, но комната снова растворилась в ослепительном свете. Затылок отозвался глухой болью. Безжалостная сила потащила его за собой.

Годы войны, отравляющий воздух страх, тёмные тени, пожирающие смерть, пирующие на смерти… Младенец. “И последний враг истребится”.

Смерть.

Альбус, постаревший, несчастный. Альбус, готовящий жертву. Альбус, падающий в пропасть.

Будущее проносилось все быстрее и быстрее, пока не превратилось в вибрирующие полосы света под его веками. С ещё одной белой вспышкой они погасли.

Геллерт открыл глаза. Его голова лежала у Альбуса на коленях: тем летом, когда у Геллерта бывали видения, он всегда приходил в себя именно так: рядом с Альбусом, от прикосновений его заботливых рук. Мигрень отступала. Ныл ушибленный затылок. Отчаянно болела шея – последствие судорог. Геллерт не спешил садиться, приходил в себя и ещё раз воспроизводил в памяти увиденное.

– Змея, Альбус, – сказал он, с трудом ворочая языком.

– Подожди, тебе надо прийти в себя. Потом ты мне все расскажешь, – в спокойном тоне Дамблдора было что-то раздражающе заботливое. Как будто он успокаивал расшалившегося ученика.

– Я в себе, – возмутился Геллерт, стараясь справиться с севшим голосом. Он что, кричал?.. – Змея, у Волдеморта есть какая-то змея. Он поместил в неё последний крестраж.

Дамблдор сжал его плечо.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Это ближайшие события, они произойдут совсем скоро. Такие предсказания не врут.

– Нагини, – Альбус прикрыл глаза и сказал тихо, – бедная девочка…

– Ты знаешь его змею?.. И кто из нас ещё бредит, – он попытался встать, но, почувствовав, что силы к нему ещё не вернулись, позволил себе остаться на коленях у Альбуса.

– Ты тоже её знаешь. Это долгая история, – он как будто отмахнулся от тяжёлых мыслей, отодвинул их на потом, – что ещё ты видел?

– Я не помню подробностей, – соврал Геллерт. – Знаю только, что если не победить Волдеморта сейчас, другая возможность выпадет очень не скоро. И обойдётся эта победа очень и очень дорого.

– Ты уверен, что ничего не помнишь?

– Почему ты спрашиваешь? – надтреснуто спросил Геллерт.

Дамблдор помедлил, затем все же ответил:

– Ты кое-что сказал. Я не знал, что ты стал вещать будущее.

– Уверяю тебя, об этом и я не знал. И что именно я “вещал”?

– Что-то про рождённого теми, кто трижды бросал вызов “Тёмному Лорду”, рождённого на исходе седьмого месяца. Ты сказал: “И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой”.

– Не представляю о чем речь, – снова соврал Геллерт. Теперь неясные образы младенца, ребёнка, юноши и его заклания начинали обретать более чёткие очертания.

– Мы, кажется, договорились друг другу не врать, разве нет? – устало сказал Альбус.

Геллерт посмотрел в его внимательные глаза. Решил, что обманывать бессмысленно.

– Хорошо, я предполагаю, о чем может идти речь. Просто не хочу сейчас об этом говорить. Такой ответ тебя устроит? В самом деле, Альбус. Ты же даже не веришь в пророчества!

– Не верю в их неизбежность. Это правда, – поправил тот. – Спасибо за честность, Геллерт, – он слабо улыбнулся. – Сможешь сесть, как тебе кажется?

Гриндельвальд кивнул, медленно поднялся и смог, наконец, оглядеться. Они были в небольшой, просто обставленной гостиной очевидно старого дома. Геллерт не поверил своим глазам. Здесь давно никто не жил, и судить об этом он мог не только по царившему повсюду запустению. Все обитатели этого дома были либо мертвы, либо поспешили забыть это отмеченное скорбью место.

Он с благоговением и отвращением провел рукой по старому дубовому полу.

Здесь умерла Ариана Дамблдор.

Здесь она лежала, раскрыв глаза в последнем немом упреке, приоткрыв рот, словно вопрошая: почему они так поступили с ней?

Помнит ли Альбус её искаженное злобой лицо, эту маску предсмертного гнева, оставшегося с ней навсегда? Или память была с ним милостива, подменила страшный образ более умиротворенным?

– Почему мы… Почему мы здесь? – к горлу снова подкатила тошнота.

– На доме Фиделиус. Здесь Волдеморт нас не найдёт, – просто ответил Дамблдор. – Я уже послал Минерве весточку. Попросил её отправить мне старую палочку и клык Василиска.

Геллерт вспомнил отвратительные, бледные пальцы Волдеморта на гладкой бузине.

– Палочка. У него Палочка, – Геллерта жгла мучительная ревность. Он думал о том, как она отзывается на чужие прикосновения, как повинуется чужой воле. Пережить Ее измену с Альбусом он мог. Но это? Это было выше его сил. – Как ты мог её упустить?

– Он застал меня врасплох. Отнял её в последний момент, когда я этого не ожидал.

– Ну и каково это? Лишиться её? – спросил он едва сдерживая злую улыбку.

– Это…Что ж, достаточно неприятно. – Дамблдор как будто только сейчас задумался над этим и был удивлён собственным ответом.

– А говорил, что это обычная Палочка! Я так и знал, что ты лгал.

– Я не хотел говорить то, что ты надеялся услышать, —признался Альбус. – Это удивительная Палочка. И она помогала мне делать удивительные вещи.

– Остаётся надеяться, что Риддл не знает, что именно попало ему в руки. Хотя, раз он знал, кто я, значит, он не может не знать о Дарах.

Альбус покачал головой.

– Сомневаюсь, что он слышал хоть что-то о Старшей палочке. Том не верит в сказки. Он вырос среди магглов, там о Трех братьях никто не знает. А после он едва ли вернулся к детским книгам. Но, боюсь, он все равно почувствует её силу. В этом он разбирается как никто другой.

– Наши шансы на победу резко упали.

– Старшая палочка не гарантирует победу, – “тебе ли не знать” осталось не сказанным.

Повисла неприятная пауза. Альбус встал с пола, принялся мерить шагами комнату. Геллерт тоже поднялся, дошёл до покрытого толстым слоем пыли стула. Отряхнул его, сел.

– Расскажи мне, Геллерт, как выжила мадам Розье? – вдруг спросил Альбус.

– Ты об этом сейчас хочешь говорить? Тебе не кажется, что есть проблемы более насущные?

– Да, но, прости мне моё любопытство, эта загадка который день не идёт у меня из головы. Ты не обязан отвечать, если не доверяешь мне.

Геллерт заглянул в искрящиеся любопытством глаза Альбуса и ответил:

– Многие были преданы Розье не меньше, чем мне. И когда ты вызвал меня на дуэль, они были готовы отдать жизнь ради неё. В последние недели Винда практически нигде не появлялась в своем обличии, её заменяли двойники. Это страшно её злило, но гарантировало безопасность. Как я и ожидал, один из них погиб вместо нее. Я знал, что у неё есть родственники в Англии, мы связались с ними под конец войны. Никто не думал, что она подастся в единственную страну, где у меня практически не было сторонников, – он развёл руками. – Но я до последнего не знал, послушалась ли она меня. Был не уверен, не решит ли она пожертвовать собой после моего поражения.

– Я не знал, что вы были настолько близки.

– Она стала мне другом. Не сразу, конечно. Но со временем я начал ей доверять ей едва ли не больше, чем самому себе.

– Ясно, – Альбус отвел взгляд. Но Геллерт успел заметить в его глазах что-то очень похожее на ревность.

– Она была мне кем-то вроде младшей сестры, – сказал он с улыбкой. – А иногда и старшей – когда напоминала мне, что я не спал неделю или снова забыл поесть.

Слова “младшей сестры” с глухим стуком ударились о пол. Альбус поджал губы, промолчал.

Геллерт отвернулся, посмотрел в окно, на тёмное беззвездное небо. Чувство неизбежного, скорого конца мягко опустилось на его плечи. Это была одна из последних ночей, что он проводит на свободе. А может, и одна из последних ночей в его жизни. Что это, если не единственный шанс хоть что-то исправить?

– Ужасно что мы тогда не поговорили, – сказал Геллерт отстранённо, – я не хотел бы знать, что совершил одну и ту же ошибку дважды. То что я сказал… о том, что использовал тебя. Я хотел тебя уязвить. Был уверен, что именно в этом ты и убеждал себя все эти годы. Да я и сам пытался в это поверить, знаешь? А может, сначала так и было. Я всего лишь хотел тебя приручить, а потом сам провалился в это безумие. И не понимал что происходит, наверное, до самого конца не понимал. Не понимал, что я чувствую. Но тебе боялся признаться в своих сомнениях, думал что ты не поймёшь, ты, со своим ослепительно бесстыдным чувством, уверенный в своей любви.

Геллерт не решался посмотреть на Альбуса. Так и ждал ответа, глядя в окно. Тот молчал. Геллерт уже начал думать, что он просто сделает вид, что не услышал. Но, наконец, он заговорил. Медленно, осторожно, взвешивая каждое слово:

– Когда ты говорил, что любишь меня,ты всегда казался удивлённым, звучал неуверенно. И, как ни странно, именно это и мешало мне верить в то, что ты не был искренен: врать ты всегда умел куда убедительнее, чем говорить правду.

– Ты и тем, и другим всегда владел в совершенстве.

– Не всегда. Многому меня научила наша встреча. Хотя, как видишь, быть честным перед самим собой я так и не научился .

– Пожалуй, я до конца понял, что чувствовал, только когда лишился тебя, – продолжил Геллерт. – Когда ты не встал на мою сторону в той ссоре… мне казалось, что я все понял. Я думал, что ты меня использовал. Что для тебя все, что мы делали, все, о чем мы говорили, не было серьёзным. Что тебе просто было скучно, а когда настало время выбирать сторону, ты показал, что тебе действительно важно. Что ты хотел поиграл в тёмную магию, пока это было удобно. Пока я был удобен.

– Геллерт… – голос Альбус был холоден и безжизнен, – теперь ты же понимаешь, что это не так?

– Теперь, наверное, да. Но тогда… Меня никто никогда не предавал. И я не представлял, что делать с этим дальше, – он нервно повёл плечом. – Я был унижен и раздавлен. И все же я написал тебе. Ты читал мои письма?

– Каждый раз говорил себе, что не буду. И каждый раз читал.

– Почему не ответил? – этот вопрос изводил Геллерта много лет, глодал его болящие по Альбусу кости.

Дамблдор снова немного помолчал.

– Испугался. Испугался того, что моя сестра умерла, а я не мог не думать о тебе. Тогда мне казалось, что я увидел тебя настоящего. Способного к жестокости. Убеждал себя, что ты показал свое настоящее лицо. А на самом деле, думаю, мне нужно было хоть часть вины переложить на кого-то. А потом… Чем дольше я ждал, тем больше появлялось причин не писать.

– Мне кажется, что ты хотел себя наказать.

– Возможно. Возможно, Геллерт. Разрешишь, я тоже кое-что спрошу. А как ты… Как ты в результате справился? Справился со всем этим? Со мной?

– Справился? – Геллерт нервно рассмеялся.– С чего ты взял, что я справился?

– Ты пытался меня убить, – напомнил Дамблдор.

– Вот именно. Я пытался тебя убить, с сумасшедшей одержимостью пытался. Потому что не знал, как ещё избавиться от тебя в моей голове. Были, конечно, дни, месяцы, когда я не думал об этом, может даже года. А потом внезапно все возвращалось. И вместе с мыслями о тебе всегда приходили сомнения. А этого я допустить не мог.

– Сомнения, – согласился Дамблдор,– сомнения и мысли о том, как могло бы быть.

– А после дуэли, когда я был в тюрьме. Тебе стало легче?

– О нет. Конечно, нет. Или ты думаешь, что от мысли о том, что ты страдаешь, мне было легче? От мысли о том, что я пожертвовал тобой ради этого проклятого общего блага, мне было легче?

Геллерт не ответил.

– Альбус, я хочу, чтобы ты знал. Я не жалею о дуэли. Я благодарен тебе.

– Я рад, что ты так думаешь, – спокойно сказал Альбус.

– Ох, прошу, только без морализаторства…

– Ты не дослушал. Я рад, что хоть кто-то из нас о ней не жалеет.

Геллерт обернулся. Дамблдор смотрел на него со спокойной обречённостью человека, который зашёл очень далеко. И собирался зайти ещё дальше.

– Ты действительно думал, что я убью тебя? – спросил он.

– Надеялся. Мне всегда казалось, что с твоей стороны это будет милосердием.

– Что, ж. Справедливо. Несвободы ты всегда боялся больше, чем смерти.

– Я пытался увидеть исход дуэли, но у меня так и не вышло. И тогда я решил, что это к лучшему. Лучше с интересом смотреть за своей судьбой, не знать, что будет дальше. Как сейчас. Я не знаю, что будет дальше. Честно говоря, Альбус, мне страшно. Я никогда не мог как следует в себе разобраться, тебе это удавалось куда лучше. И сейчас,когда все так сложно, пожалуй, есть только одна вещь, которая мне предельно ясна…

Он подошел к Альбусу, взял за руку. Тот не сопротивляться, только смотрел удивлённо. Геллерт отчаянно искал слова и не мог найти нужные, правильные. И на лице Альбуса он видел ту же нерешительность, те же самые вопросы. И может, слова им были и не нужны. Может, не надо им ничего искать, может, все уже было найдено в этом самом доме много лет назад. Альбус дышал тяжело, неровно. Геллерт чувствовал его дыхание на своих губах. Время замерло над ними, неразрешенное будущее выбирало, в какую сторону ему повернуть. И когда Геллерт решился, его прервал нетерпеливый стук в окно.

Альбус первый отвлёкся, повернулся к окну, словно очнулся ото сна. На подоконнике сидел его феникс со свертком в клюве.

– А вот и посылка от Минервы, – с каким-то нервным оживление сказал он, спеша отойти от Геллерта. Он забрал сверток, поглаживая Фоукса по огненной макушке.

Когда Альбус достал свою старую палочку, он сделал несколько уверенных взмахов, а затем, к удивлению Геллерта, вызвал патронуса.

– Он передаст Ньюту, что пришло время уничтожить крестражи, – пояснил он, когда патронус растворился в воздухе.

– Не знал, что патронусы можно использовать так.

– Никто не знал, – с лёгким самодовольством признался Альбус, – это моё изобретение.

Он протянул Геллерту клык.

– Ты достал нам чашу. Будет справедливо её тебе и уничтожить.

Геллерт сухо кивнул. Он давно никого не убивал, но все ещё помнил, какого это, чувствовать, как чужая жизнь покидает тело. А эта чаша определённо была живой. Она пульсировала в его ладонях, в ней билось желание существовать, защищаться. Он занёс руку и одним движением пронзил крестраж клыком. Яд брызнул на золотые стенки, какой-то потусторонний звук разорвал ночную тишину, и все было кончено. В ту же секунду в комнате как будто стало немного светлее.

– Признаюсь, это было куда приятнее, чем я ожидал, – он отряхнул руки, оставляя мертвый крестраж в сторону. Он посмотрел на Альбуса, тот отвёл взгляд. От напряжения между ними в комнате было сложно дышать. – Уже поздно. Ты собираешься ложиться?

– Я не думаю, что смогу уснуть здесь, – ответил Альбус тихо.

– Что ж. Я тоже, – он решительно отправился на кухню, скорее для того, чтобы отойти от Альбуса и вдохнуть полной грудью. Он проверил там несколько шкафов и наткнулся на открытую бутылку виски. Что ж, видимо, Аберфорт иногда сюда заглядывает.

– Я собираюсь уничтожить запасы твоего брата, – сообщил он, возвращаясь в гостиную. – Присоединишься?

После короткого раздумья Альбус ответил:

– А почему бы и нет? Нам есть, в конце концов, что отпраздновать.

Геллерт опустился на ковёр, оперевшись спиной о потертый диван.

—К Хелль эти жуткие стулья. Присоединяйся, проживём эту ночь, как последнюю в жизни: варварски, – он улыбнулся. Широко и чисто.

Призраки прошло завладели им, не отпускали. И говорили за него.

Альбус сел рядом. Бледный, напряжённый. Он наколдовал им пару бокалов, чуть более изящных, чем того требовал случай. Геллерт разлил скверный аберфортовский виски и выпил его одним глотком. Альбус последовал его примеру.

Он сидел совсем близко, тепло его плеча пробиралось Геллерту под одежду. Воздух между ними начинал разгораться. Так бывало тем летом, когда простой разговор, неосторожный взгляд заставлял их набрасываться друг на друга с необузданной силой первого влечения. Теперь между ними было почти пятьдесят лет неосторожных разговоров. Геллерт повернулся к Альбусу. Заглянул в прохладу его глаз.

Тот понял его без слов и сказал тихо:

– Геллерт… – казалось, он из последних сил старается держать себя в руках. – Если сейчас мы это сделаем, потом, потом будет намного хуже. Я так долго пытался справиться с этим, с нами… Я не знаю, смогу ли я сделать это снова.

Геллерт протянул руку, касаясь его лица:

– Может быть, – согласился он, – может быть будет хуже. Но хотя бы у нас с тобой что-то останется. Альбус, сколько можно жить в прошлом и в будущем? Вечно от чего-то убегать, чего-то бояться. Живи сейчас.

Их поцелуй был похож на последнее желание осуждённого на смерть. Геллерт исчез во времени, растворился в минувшем и грядущем. Он целовал Альбуса как в первый и как в последний раз. С юной жадностью и со всей тяжестью прошедших лет. Если бы не обет, его магия, должно быть, не оставила от этого скорбного дома и камня на камне.

– Ты чувствуешь её? – спросил он. Альбус, не открывая глаз, кивнул и потянулся за новым поцелуем.

– А сейчас?

– Да, Геллерт, да. Я чувствую тебя всего, и твою магию, и каждую твою мысль, – он притянул его ещё ближе, – как же я скучал.

***

Ночь начала растворяться в бледном рассвете. Они все ещё сидели рядом, на полу, опустошенные и наполненные упущенным счастьем.

Геллерт смотрел на встающее солнце, смотрел, как в последний раз. Но смотреть на Альбуса было больнее. Что поцелуй, если не надежда на будущее? Не обещание счастья? Ему обещать было нечего. Всё, что у него останется – пара часов. Все, что осталось у него впереди – смерть. Быстрая, от руки врага, или медленная, от руки друга.

Альбус поискал что-то в кармане и достал коробочку конфет Берти боттс, Геллерт их уже видел. Альбус положил одну в рот и скривился.

– Что за вкус? – без интереса спросил Геллерт.

– Лучше тебе не знать, – он запил вкус остатками виски и вдруг сказал, – я хочу бросить вызов Волдеморту. Один на один. Он должен будет его принять, он думает, что у него со всех сторон преимущества: он разоружил меня в прошлой схватке, сделал новый крестраж о котором, как ему кажется, мы не знаем. И он должен был понять, что ты не можешь колдовать. А значит, не сможешь мне помочь.

– Ну, я действительно не могу, – и зачем только Дамблдор отнимает у них эти короткие минуты счастья?.. Зачем говорит о войне?

– Это поправимо. Если ты пойдёшь со мной к нему, ты не можешь пойти безоружным. Минерва отправила две палочки. Одну я приготовил для тебя.

Геллерт замер, как зверь перед броском. Пульс с гулом бился в ушах.

Магия, которой он жаждал, была так близко. При одном незначительном условии – рискнуть своей жизнью. И жизнью Альбуса. В конце концов, у Волдеморта действительно было преимущество. Старшая палочка. И новый крестраж. Впрочем, в его видении Альбус выжил. Не было там только самого Геллерта.

– “Если я пойду”. Ты так говоришь, как будто у меня есть варианты. А их всего два: остаться и умереть из-за нарушенной клятвы. Пойти и умереть от его руки.

– Почему ты не рассматриваешь третий вариант? Выжить.

Геллерт ответил честно:

– Потому что этот – страшнее всех. И ты, и я знаем, какая жизнь меня ждёт, – медленно задыхаться в чужой могиле, зная, что рано или поздно она станет твоей. – Ради чего?

– Ради раскаяния. Ради искупления. Ради жизни.

– А не слишком ли это дорогая цена? Страдать, просто ради того, чтобы просыпаться каждое утро?

– А разве не все мы так живём? – ответил Альбус с болезненной откровенностью. – Но я уже говорил тебе: не мне это решать, Геллерт. Но позволь мне вернуть тебе то, что твоё по праву, прежде, чем ты решишь, готов ты бороться или нет.

Альбус протянул ему ладонь, на которой до сих пор мерцал оставшийся от обета шрам. Геллерт принял его руку.

Он тонет в ледяном шторме, задыхается и делает судорожный вдох, наполняя лёгкие обжигающей водой, течение тянет его на глубину, грудь разрывается от боли, сердце отчаянно стучит в попытке выжить. Геллерт успевает испугаться, что он не совладает с ней, что его магия одичала, не простила ему предательства. Что она просто убьёт его. Но так же внезапно буря усмиряется, сменяется спокойным биение власти, ласкает его искрящимися мягкими волнами силы.