Текст книги "Встреча с Летой (СИ)"

Автор книги: dmfananddu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Её губы шевелятся, произнося слова из той же песни, и я вслух подпеваю ей:

«Let me hear you make decisions

Without your television…»

Комментарий к Stripped

В данной главе представлены строчки из песни “Stripped” британской группы Depeche Mode (1986-го года).

========== Яблоневый сад ==========

Комментарий к Яблоневый сад

Данная глава получилось очень большой по сравнению с предыдущими, но, надеюсь, вам всем она понравится :)

P.s. “Спасибо” тут только 7 раз появляется! :D

Когда я начинаю подпевать, Лета вздрагивает и застывает, обняв плечи. Гулкий стук часов мешает услышать её глубокое дыхание, но я всё же чувствую его, вижу через махровую ткань халата.

Её очень тронуло то, что я узнал песню и подпел. Это позволяет торжествовать и заставляет улыбнуться.

Через некоторое время Лета оживает и возвращается к поиску. Она касается каждой дверцы, гладит ручки шкафов, тумб и стола. Девушка скидывает тапки и щупает пальцами ног мягкий ковёр, что устилает почти весь пол комнаты. Волнуется… Или ей действительно жарко?

– Красивый педикюр.

– Сама делала, – бормочет она и становится в нерешительности перед книжными шкафами. – Ну так, подскажешь? Какое-нибудь холодно-горячо?

– Ты можешь просто наклониться да посмотреть ящички. Зачем мне мучать тебя каким-то детективом?

– Не хочешь помогать, так молчи, – горделиво фыркает Лета и присаживается на корточки рядом с дальним шкафом.

Ящики оказываются пустыми. Точнее, в них не лежат мои работы – только паззлы.

– Блин, – расстраивается девушка, жалуясь: – Сложно!

– Ты слишком расслабилась, когда распознала хранилище в этих ящиках. Ты уже почти у цели.

Нахмурившись и слабо кивнув, она переходит ко второму шкафу. Он стоит ближе к моему рабочему столу, а, следовательно, к нему легче всего подъехать на стуле-кресле.

– Тогда остаётся левый или правый отсек. Но к столу ближе всего именно правый, – тихо проговаривает девушка, и, выдвигая нужный ящик, восклицает: – Ура! Сокровища-то какие!

Виолетта азартно пыхтит и коварно хихикает, доставая толстую и разнородную стопку.

– Так. Подержи, – командует она, ловко поднимаясь ко мне. – Я схожу переоденусь в домашнее.

– А я думал, ты и не вспомнишь об этом.

– Кстати, я в прихожей на плечики пока платье повесила, если ты не против, – говорит она, убегая.

– В следующий раз спрашивай, прежде чем где-нибудь хозяйничать!

– Хорошо! Прости! – кричит она, закрываясь в ванной.

…

Вернувшись, она, одетая в те самые футболку и шорты, плюхается прямо на ковёр, рядом со мной.

Пока её не было, я немного упорядочил стопку, отделив сюжеты от портретов, черновики от готовых работ. Ей может что-то не понравиться, но, надеюсь, хотя бы на половину она бросит больше одного взгляда.

– Ты часто рисуешь людей, – говорит Виолетта, вглядываясь в рисунки. – И умело детализируешь окружение и одежду, мне всегда казалось это самым сложным.

– Спасибо, стараемся, – улыбаюсь я в очередной раз. – Но, поверь, я ещё только учусь. Очень многое ещё совсем не умею.

– Но ты научишься! Пока я не вижу, чтобы ты где-то халтурил. Чистовики проработанные, а черновики… Ну-у-у, это черновики… Даже они у тебя очень аккуратные. Отрабатываешь динамику, эмоции. Вот где-то тренировал позу, где-то глаза, где-то руки или ноги.

– Дальше будет больше хороших работ, поэтому не стесняйся быстро откладывать эти самые черновики, если нечего сказать. Потом точно будет на что заглядеться.

…

Где-то она лишь рассматривает реалистичные или анимационные портреты, сюжетные картинки или пейзажи, а где-то пытается на ощупь прочувствовать штрихи или мазки. Постепенно она перестаёт нервничать и бояться сказать что-то не то, и говорит всё больше. Мимика и жесты становятся всё активнее, она улыбается и задумывается – хорошо, что ей не скучно.

…

Очередной работой в руках Леты, не прерывающей хвалебные речи, становится цветной карандашный портрет чародейки Йеннифер. В школе мы по очереди читали «Ведьмака» Сапковского, а теперь эти книги тихо стоят в шкафу напротив.

– Эмоции просто великолепные. Она искренне напряжена, в её глазах азарт и возбуждение боем, и злость. Даже мимика, особенно эти морщинки раздражения на переносице. А заклинание вокруг её рук просто живое, – говорит она, поглаживая золотые вспышки и «тело» заклинания. – Даже не верится, что ты такую работу просто в шкафу держишь!

– Ты меня перехвалишь!

– Ну и пусть! У меня появится время догнать твои навыки, пока будешь ходить павлином.

Честно говоря, не смогу ходить павлином. Просто потому, что я пропускаю половину этой похвалы мимо ушей, всё пытаясь понять, действительно ли она не замечает следующую работу, лежащую прямо перед ней.

Лета смущённо замолкает и краснеет, лишь только взяв этот акриловый портрет в руки.

Юная аристократка сидит в саду на ажурной скамейке. Её белое платье с нежными розовыми вкраплениями подчёркивается весенним цветением яблони. На коленях Виолетты лежит толстая книга: девушка только что отвлеклась от чтения. Пристальный взгляд аристократки устремлён немного в сторону, в нём читаются любопытство, радость и свобода. Она видит то, что всегда ждёт, чему всегда счастлива.

– Спасибо, – шепчет она, учащённо моргая.

Лета, довольно долго рассматривая картину, несколько раз приближает её к себе настолько близко, что может изучить штрихи, сложившие цветы, блики света или черты её лица. Руки девушки слегка дрожат, когда она отдаляет картину от себя. Если бы не сидел так близко, то не заметил бы волнения.

– Это правда я? – спрашивает меня Лета, хлопая ресницами.

– Абсолютно. Я старался поймать тот самый момент, когда ты понимаешь, что перед тобой появилось то, чему ты всегда радуешься.

– Так мило. Ты дал мне в руки книжку потяжелее, чтобы я выглядела умнее.

– Этим ты всегда отличалась.

– Спасибо, – улыбается девушка, вновь приближая картину к глазам.

– Очень долго оттенки шпинели для серёжек искал, чтобы свет хорошо взаимодействовал с ними, – говорю я, замечая, куда устремлён взгляд девушки. – Черновик с отдельным укрупнённым камушком и украшением в этой же стопке должен быть.

– Я тоже о шпинели подумала. Статусные, хоть и для молодой девушки. Но мне тоже очень нравятся.

Посмотрев на себя ещё немного, Лета вздыхает, хмурится и, покусывая губу, заключает: – Это не должно лежать тут.

– Если бы я повесил это…

– Нет-нет, я понимаю, – она прерывает меня, хватая за руку, и почему-то грустнеет.

Чтобы отвлечь меня от своего настроения, девушка нехотя откладывает портрет и берёт в руки следующий рисунок. Странно, почему она не решается сказать то, что хочет.

– Просто спасибо за эту работу. Спасибо, что показал.

Я ненадолго замолкаю – вскоре Лета должна увидеть ещё одну себя – и тогда не только щёки, но и уши покраснеют.

…

– Ой! А почему я голая?! – спрашивает девушка, так наивно и невинно удивляясь, что я лишь смеюсь в ответ.

Это второе и последнее изображение Леты в акриле, остальные рисунки будут лишь карандашной графикой.

Она танцует посреди амфитеатра какого-то древнего храма. На площадь спустилась ночь, и Виолетту освещают лишь огни костров, расставленных в широких каменных вазах по всей дуге сцены и окружности амфитеатра. Площадка абсолютно пустая, безлюдная и чистая. На танцовщице нет ничего, кроме отсвета огней, и даже волосы её распущены.

– Это ритуальный танец. Не слишком приврал?

– Если честно, мне даже неловко, насколько ты точен. Даже в этих местах… Эти изгибы, рёбра и мускулы, – проговаривает она, краснея до ушей, но с диким азартом разглядывая саму себя. – Откуда ты это всё обо мне узнал? Я же не выкладывала фоток с тренировок или в купальнике. Да ещё и движение такое странное…

– Однажды я увидел твою фотографию, где ты танцуешь, и задумался. Вспомнив греческие мифы, вспомнив мои эмоции от «Таис Афинской» Ефремова, я в эту же ночь набросал черновик. Натура для ритуального танца у меня была, но оттуда я позу лишь частично взял, да и план там другой был. Красил недели три после работы и на выходных… Но это уже более старый рисунок, ему года два. Думаю, переборщил немного с яркостью этих огней. Ты должна быть немного более таинственной.

– Здорово… И этот свет, кстати, очень красивый, я бы даже не подумала, что он слишком яркий. Эти тени такие натуральные, и особенно волосы. Когда я с телефоном в руках прохожу в темноте мимо зеркала, меня порой аж дёргает от испуга… У тебя получилось так умиротворённо, что мне снова захотелось танцевать, – говорит Лета, замечтавшись.

Пока она молчит, я решаюсь рассказать ей об этом рисунке, о процессе создания.

– Мне нравятся твои кудри. Это невероятно сильное упражнение. Теперь могу нарисовать почти любые волосы… Сложнее только ещё более кудрявые, афро-косички всякие… Тело не сложно было изобразить даже в точности, ведь я знал твои уникальные черты. Всё как-то само родилось и в голове, и на листе… Мне нужна была танцовщица, и я понял, что лучше тебя никого не смогу нарисовать. Движение было самым сложным элементом, поэтому, переключаясь на окружение, я чувствовал, как голова и руки отдыхают. Но, конечно, приятно было возвращаться к твоим ножкам.

– Господи-Боже, – протягивает Лета, широко улыбаясь. – Я рада, что выгляжу в твоих глазах так… возвышенно… Наверное, такое ощущение складывается из-за плана спереди. Моё лицо здесь хоть и не крупное, но видно, что я спокойна и свободна.

– Грация и точность. Мягкость и плавность движений. Спокойствие и свобода, ты права! Я старался выпендриться перед самим собой, пока писал это. С диким вдохновением. Одну ночь даже не спал. Был мёртв, но счастлив, когда закончил!

– Спасибо, – снова улыбается мне Лета, сверкая зубками и кладя второй портрет поверх первого.

– На самом деле, не все твои образы такие элегантные. На каком-то наброске ты просто загораешь попой к зрителю, а где-то сидишь перед ноутом.

– Мда, – хихикнула Лета. – Ну почему бы и нет. Попа – такая же часть тела, как и остальные. Хотя, признаюсь, мне куда приятнее, что на больших работах ты показываешь, что во мне есть что-то более… привлекательное! К тому же я понимаю твое внимание, если это не порнография.

– Что ты! Никакого прона!

– Вот и славно, – кивает она, беря в руки очередной эскиз. – А ты не думал заняться рисованием профессионально?

– В смысле профессионально? На Бусти? – называю я первую платформу, что приходит на ум.

– Типа того, – пожала плечами она, сосредоточенно вглядываясь в очередную картинку.

– Ну, может быть. Это от меня далеко не убежит. Но как-то глупо увольняться сейчас и жить только на такой заработок. Нужно разгоняться уже сейчас, чтобы года через два иметь фанбазу, которая сможет на третий год меня поддерживать хотя бы на пятьдесят тысяч в месяц. Но опять же. В электронке я не рисую, а для фанатов предпочтительнее именно она.

– Может быть, тебе просто нужно оборудование, чтобы делать хорошие снимки своих настоящих работ? – показывая мне очередной неплохой рисунок, говорит она. – Вести стримы, как ты творишь…

– Может быть. Я уже некоторое время думаю над этим, но, чтобы этот процесс был продуктивен, нужно не только съёмку производить нормально, но и освещение ставить подходящее, рабочее место преобразовывать, а это ощутимые разовые траты. Их надо готовить пару дней минимум. Возможно, заказывать что-то заграничное.

– Я считаю, у тебя правда хорошие перспективы, даже если ты не сможешь первое время достаточно заработать на этом. Я могла бы помочь с раскруткой… в какой-то степени.

– Спасибо. Подумаю над этим пару недель, – киваю я, едва сдерживая довольную улыбку.

…

Не сказал бы, что для меня каждая работа дороже золота. Наверное, из-за того, что Лета тоже рисует, она невольно меряет меня по себе и пытается понять, как художник художника. Она внимательна к каждой картинке и неустанно замечает что-то новое и интересное, даже если это эскиз. Это внимание и постоянство греет лучше любых комплиментов, оно вдохновляет и заставляет смущённо улыбаться.

Стопка с двумя картинами частенько притягивает её взгляд, она очень хочет найти себя ещё где-нибудь, и у неё ещё остаётся минимум три возможности пополнить её неплохими, на мой взгляд, работами, пусть и не самыми серьёзными.

…

– О! вот и я, – обрадовалась Лета, разглядывая картинку, где она сидит по-турецки перед ноутом, освещённая лишь светом монитора, хмурясь и опираясь локтями на собственные пятки.

– Очень мило, Лёш. Я, бывает, так и сижу, когда домой работу брать приходится. Часами так графики и таблицы изучаю, считаю числа, формулы, статистику, базы данных перелопачиваю. Никогда бы не подумала, что ты можешь так живо представить то, как я гроблю осанку.

– Просто однажды задумался над чем-то, когда понял, что не хочу ничего смотреть или читать… А потом вспомнил о том, что ты аналитик. И тут сразу такой свет перед глазами, ты в этих шортах и футболке, волосы в хвост и думаешь, хмуришься. Особенно сложно было прикидывать твою одежду, конечно. Но вроде получилось проработать, как думаешь?

– Да. Очень похоже. Правда, теперь мне жаль, что у меня самой нет таких шорт, – улыбнулась девушка, и, слегка покраснев, добавила: – Обычно без штанов хожу, когда одна.

– Я тоже.

Лета хихикает в ответ. Я чётко вижу, как она польщена моими рисунками, но пока не знаю, как она относится к тому, что я рисовал её, когда мы совсем не общались. Не подумает ли она, что я влюблён в её внешний образ?

– Если тебя мучает вопрос, ты ли это, или это просто твоя оболочка с чужой душой, то не сомневайся. Это именно ты, по крайней мере для меня. Я считаю, что ты способна на всё то, что я изобразил. Просто я не думал, что ты увидишь эти рисунки, а теперь я понимаю, что у меня покалывает за ушами, когда я вижу твои портреты у тебя в руках. Может, стоило их в самый конец положить.

– Я тоже часто вспоминала о тебе. Не переживай, я и не думала, что это может быть просто образ! Ты с такой точностью прорисовываешь эти чёртовы морщинки, брови и эмоции, что я просто словно в зеркало смотрю! – говорит она, откладывая рисунок и хлопая в ладоши…

Она не может справиться со смущением и возбуждением, надеясь увидеть себя ещё на нескольких листах. А мне становится стыдно, что я в этом её разочарую. У меня ещё есть идеи относительно этой милой коротышки, но не хочу начинать без настроения. Может быть, она захочет прийти в гости ещё раз. Тогда я успею обрадовать её чем-то новеньким.

…

Лета некоторое время молча рассматривает рисунки, кивает многим из них. Вообще как-то странно сидеть на полу, обложенном собственными работами. Словно участвуешь в подготовке выставки, а рядом твой куратор, готовящий ассортимент.

– Я тебя заставлю больше рисовать. Понял? – обернувшись ко мне, уведомляет Лета.

– Угу.

– Ну где же там моё нагретое филе, м?

– Неужели ты так давно его не видела?

– Около полугода назад я была на пляже, лежала вся такая в купальнике на животе, подставила солнцу спину. И как начали ко мне парни подкатывать. Хорошо, что я с подругами была – они помогали мне разворачивать восвояси особенно надоедливых. Но я тогда была в долгих отношениях и не хотела ни с кем флиртовать, поэтому неплохо научилась динамить. Это было так весело! Мы с Лесей даже притворялись парой, чтобы от нас отстали.

– Мне тут одна идея в голову пришла.

– Потом мне покажешь?

– Естественно.

– Постой, а откуда ты её знаешь? – опомнилась Лета, подозрительно взглянув на меня.

– У меня хорошая память на лица, стоит мне разок увидеть что-то впечатляющее, симпатичное или подходящее настроению, так потом сложно забыть это. Сценка сама появляется перед глазами. И все эти люди вокруг, которых я вижу… Часто они будто одинаковые, а иногда в толпе блеснёт чьё-то особенное выражение, или такое тёплое, человечное, что и язык не повернётся сказать, что он плохой человек. И в памяти часто что-то мелькает, иногда заедает. Да и вообще, ты видела мою ленту в инстаграме? Там есть пара твоих симпатичных подруг.

– Каких ещё симпатичных подруг? Офигел?

– Я честно говорю. Ты же и сама так думаешь.

– Мало ли что я о них думаю! Не смей в своих развратных мыслишках представлять моих подруг! Они уже почти все замужем.

– Ах, так это забота о подружках… Ну ладно.

– Шоколадно.

– Ну вот и докопалась до филе. Как тебе?

На переднем плане, как я и обещал, освещённые ярким солнцем бёдра и ягодицы, спина и довольный профиль Виолетты.

– Это безусловно поднимает самооценку. Но ты дурак, конечно, что показываешь такой рисунок.

– Почему?

– По кочану. Ты здесь смотришь на меня как те самые парни с пляжа.

– Да ну тебя. Я эстет! – уверенно восклицаю я.

– Ну-у-у, – протягивает Лета, разочарованно опустив глаза. – В любом случае, мне нравится рисунок, у тебя есть вкус. Такой взгляд тоже приятен, хоть и злит немного.

– Почему злит?

– Да забей, это мои загоны. Но прошу эротику пока в интернет не выкладывать… Если надумаешь раскручиваться.

– Понял.

…

Лета продолжает улыбаться, постепенно меняя своё отношение к своему положению в моём творчестве. Статус музы ей льстил. Даже осанка становится более гордой и ничем, кроме красивых портретов, это не объясняется. Я даю Лете спокойно досмотреть рисунки, тем более остаётся лишь одна с её участием.

В клипе одной старой группы, которой Виолетта имела грех заслушиваться в подростковом возрасте и песню которой мы недавно напевали, сюжет вертелся вокруг темы любовного треугольника. Крутой парень, главный актер цирка (как самый сильный человек во вселенной) был влюблен в девушку. Однако ей было не по душе быть в отношениях с ним, она начала проводить всё больше времени с клоуном из этой труппы и в итоге ушла к нему. Помимо этих трех главных героев было окружение в лице дрессировщика осла, двух фокусников и двух девушек танцовщиц, одна из которых – высокая блондинка, а вторая – низенькая кучерявая брюнетка.

Когда Лета натыкается на эту картинку, она не сразу понимает, что я заменил всех, кто снимался в оригинальном клипе на участников её «группы», однажды выступавшей в вузе. Она начинает вглядываться в лица, тела и позы людей, собравшихся для групповой фотографии.

Над деталями я старался поработать как следует, благо у меня был образец для каждой из них.

И вдруг, когда увлекаюсь рассмотрением героев на рисунке, я слышу её всхлип и вздрагиваю.

– Это же мои друзья… – шепчет девушка.

– Ты чего? – тут же пододвигаюсь ближе и обнимаю за плечо.

Я ожидал от неё радости, смеха до коликов из-за грима и костюмов, но вместо этого она откладывает рисунок и начинает плакать и дрожать.

– Господи, как я безвольно заревела… – сквозь слёзы говорит Лета. – Это ведь всё правда, только Леся никогда не была частью этой компании, да и сама компания здесь не совсем моя. Зато тут все мои универские друзья.

– Я подумал, что это неплохая идея переместить вас в этот кадр. А ты плачешь.

– Дурачок. Я рада. Поэтому и плачу, – всхлипывает она. – Блин. Почему я так расклеилась от одного рисунка.

– Может, твоих друзей тебе как раз и не хватает?

– Может быть и так… Выходит, что ты их заменяешь. По крайней мере сегодня.

– Сейчас принесу платок, – говорю я, слушая, как Лета хлюпает носом.

…

– У тебя лицо и глаза покраснели. Это так резко контрастирует с твоей бойкостью, что аж немного пугает, – говорю я, когда Лета уже окончательно приходит в себя и снова улыбается, глядя на рисунки.

– Я стала настолько страшной?

– Нет! Просто твоя аура резко меняется, когда ты плачешь. Совсем другой облик, словно падает какой-то барьер. В метро, когда я просто тебя обнял. Не могу сопротивляться желанию успокоить.

Пока я оправдываюсь, тараторя о каком-то барьере, она без предупреждения смачно целует меня в щёку и говорит, мечтательно улыбаясь: – Как будто в школу вернулась, когда за мной так же трогательно ухаживал один соседский мальчик.

========== “А какава?” ==========

Если буду бодрствовать без дела ещё хоть немного, точно начну зевать.

– Лета, – зову я девушку, чуть ли не впервые за вечер взявшую в руки смартфон.

– Да? – отвлекается она.

– Потанцуем?

– А говорят ещё, парни намёков не понимают, – обрадовалась девушка, вскакивая с кресла. – Сначала только пару треков найду.

…

Лета гораздо ниже меня, однако легко выходит из положения и не задирает свободную руку мне на плечо, а просто обнимает ею.

– Ты где-то учился вальсировать? – улыбается девушка, высоко поднимая голову.

– Не танцевал со средней школы, – вздыхаю я. – С тобой, вроде и танцевали.

– Да? – удивляется она. – Уже и не помню!

– Мне нравилось танцевать с тобой. Но ещё больше мне нравится вновь чувствовать тебя в своих руках.

– Взаимно, – Лета отвечает после небольшой паузы, улыбается и затихает.

Мы некоторое время кружимся в вальсе, но уже скоро начинает играть ещё более спокойная композиция. Виолетта не стесняется крепче обнять меня, но и я не упускаю момента. Наверное, немного неправильно так широко обхватывать её спину, но я делаю меньшее из того, что хочу.

– Честно говоря, я бы хотела больше пространства для танца. Но стоит признать, что благодаря этому ковёрчику мы хотя бы не стебанулись о шкаф, – бормочет Лета куда-то мне в грудь.

– Ты о вальсе?

– Да. Для этих топотушек нам и метра хватило бы.

…

Я уже думаю возмутиться, когда она начинает чесать об меня нос, но вместо этого делаю ответную глупость: утыкаюсь в её макушку.

– И что ты хочешь там учуять? – смеётся она.

– Мой прекрасный шампунь, – отвечаю я, понимая свой провал, ведь тот манящий аромат яблочного парфюма пропал уже после душа.

– Теперь мы квиты, – хихикает Лета.

…

Прежде, чем отправиться спать, гостья просит меня лечь самому и ненадолго уходит в ванную.

Выключение света и резкое погружение в полную темноту становится знаком её возвращения. Теперь сложно разобрать даже движения, но я как самый честный пионер всё равно отворачиваюсь и некоторое время слушаю лишь её шаги. Виола кладёт что-то на кресло, а потом подходит ко мне.

– Хорошо, что футболка длинная, – заявляет девушка, залезая под одеяло.

По закону подлости Лета должна задеть меня, но… Этого не происходит.

– Спокойной ночи?

– Спокойной ночи.

Через несколько мгновений уже могу видеть её силуэт… Глаза Виолетты немного блестят, но взгляд, кажется, направлен в сторону и пропадает в темноте быстрее, чем я осознаю желание взять её за руку и хотя бы поболтать.

…

Утро наступает около полудня. Как только я поворачиваюсь к ней, вижу лицо так близко, что тянет поцеловать… Но ничего, потерплю.

За ночь она успела повернуться ко мне вплотную, хотя ножки по-прежнему дальше вытянутой руки. Дыхания девушки совсем не слышно, вздымания одеяла едва выдают в ней жизнь. Это неповторимое блаженное выражение лица, едва заметная улыбка, чистая от всего – это подло, но я втайне делаю снимок.

Виолы не добудиться. Я и шепчу, и поглаживаю по руке, но в конце концов сдаюсь.

…

– Доброе утро, – ворчит шатенка, входя в кухню.

Она жутко щурится и хмурится, а слегка растрепанные волосы только добавляют её виду беспечного очарования. Интересно, когда она успела так испортить причёску, ведь когда я от неё уходил, всё было в порядке.

– Доброе утро. Ты прелестно выглядишь, – говорю я, ожидая, когда же, наконец, приготовится омлет.

– Угу, – причмокивает она и скрывается в ванной.

…

Умывшись и причесавшись, она выглядит приличнее, с благодарностью принимает стакан воды, но зевать и недовольно ворчать не перестаёт.

– Я устала. Хочу спать. Почему ты меня не разбудил?

– Долго пытался. Но ты так крепко спала, что у меня ничего не вышло.

– Мог бы и получше постараться! Теперь башка болит, – почти плюхаясь на стол, говорит Виола.

– Можешь лечь обратно, а я принесу завтрак в постель.

– Реально? – поднимает на меня голову девушка, вязко удивляясь.

– Да.

– А что же не принес сразу? – едва сдерживаясь, улыбается провокатор.

– Ты спала.

– Ааа… Точно, – протягивает Виола и вновь укладывает голову на руки.

– Как Добрыня Никитич. Хорошо, что не храпела ещё.

– Меня и будильник не может разбудить. Не то что какой-то Елисей Силович.

– А это тебе не мешает? Опаздывала куда-нибудь? – спрашиваю я, отсмеявшись.

– Постоянно, – жалуется Виола.

– Ну, сейчас ты никуда не опаздываешь, поэтому можно расслабиться. Пойдёшь в кровать?

– Мне ле-е-ень… – протягивает Лета и жалостливо мурлычет: – Какаву сделай.

– Угу, – принимаю заказ я и ставлю чайник кипятиться.

– Почему вообще мы проснулись так рано?

– Скоро час. Какой рано? – удивляюсь я, расслабленно опираясь о столешницу.

– Я бы проснулась часа в три и нормально.

– А спать когда?

– Ну-у-у, чуть пораньше, чем вчера, – невинно улыбается девушка.

– Ммм, ясно. Нарываешься на мешки под глазами.

– Да я дура вообще, чё ты с меня спрашиваешь? – махнула она расслабленной ручкой, так что та просто звонко плюхнулась на стол.

– Ты как-то обмякла, будто из тебя можно фигурки лепить.

– Слепи высыпающуюся стерву, пожалуйста.

– Почему стерву?

– Это лучше, чем мешки под глазами, —фыркает Лета и уходит.

…

– Зарядку делала, что ли? – спрашиваю я – щёки девушки слегка румяные, дыхание бодрое, учащённое, а движения по лёгкости уже напоминают вчерашние.

– Да-а-а, – вытягивается на носочках Лета. – Потянулась и поприседала.

– Я бы на твоём месте ещё поотжимался, чтобы руки размять.

– Да, пап, я знаю. Отжимания я тоже успела сделать.

– Тогда молчу… Ну, кушать подано! – ставя на стол две тарелки с омлетом и бутербродами, улыбнулся я. – Только пока очень горячий.

– Ням-ням, – расплывается Виола. – А какава?

– Какаву щас сделаю.

– Дава-а-ай, – капризно протягивает Виола и начинает стучать ногтями по столу – ровно до тех пор, пока я не ставлю нам обоих по стакану какао.

Как только я сажусь за стол, она жадно налетает на завтрак, сверкая озорными глазищами. Периодически гостья блаженно мычит, каждый раз мажорно, словно поёт – лучший комплимент шеф-повару.

========== Лё-о-оша-а-а! ==========

– Очень вкусно, спасибо большое! – говорит Лета посреди завтрака.

– Рад, что еда помогла тебе перестать ворчать.

В ответ она лишь виновато опускает глаза, заправляет волосы за ушки, начинает кушать очень тихо и аккуратно. Щёки Леты покрываются румянцем – вряд ли она настолько хорошая актриса, чтобы так легко играть стыдливую девицу. Надеюсь, ей правда стыдно.

…

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, в том числе и наше домашнее свидание. Лета мнётся и хмурится вслед за мной, понимая это противное настроение – не хочу его оставлять, надо что-нибудь придумать.

– Прости, что решаюсь оставить тебя, – начинает говорить она, уже одевшись во вчерашнее платье и туфли. – Но мне нужно к сестре… Спасибо тебе большое за поддержку, тёплый вечер и утро. И вкусную еду… Мне стало легче, но теперь я совсем не знаю, что делать дальше…

– Давай я тебя тогда до сестры провожу? – догадываюсь я до самого простого.

– До дома???

– Если позволишь, – кивнул я.

– Ой, ну давай, – смущается Лета уже второй раз за утро – она непроизвольно закрывает лицо руками, безуспешно скрывая широкую улыбку и яркий румянец. – Вообще мы вместе с Катей квартиру снимаем, так что еду к себе домой.

– Тем более! – вдохновляюсь я её сиянием.

…

На улице палит солнце, растворяя в воздухе вчерашнюю влагу. Душно настолько, что та ветровка, которую я прихватил для девушки, оказывается никому не нужной.

В метро мы обсуждаем всякую всячину, обходясь без музыки в ушах. Сегодня поезда куда резвее, поэтому иногда наш состав особенно мерзко скрежещет о рельсы.

– Мерзость, – забавно морщится она, сдабривая слова выразительной гримасой.

– К этому звуку не привыкнуть, пока не оглохнешь.

…

Она не соврала, сказав о том, что живёт недалеко: всего двадцать минут на метро. Поднявшись на улицу, мы проходим по оживлённой улице прямо до полицейского участка и сворачиваем перед ним налево, во двор широкой многоэтажки.

– Нам не в этот дом, а в тот беленький, впереди, – Лета показывает рукой на четырёхэтажный дом, скрытый деревьями.

Чтобы подойти к нему, нужно сделать небольшой зигзаг по узкому дворовому проезду, заставленный машинами жителей многоэтажки. Подъезд к маленькому дому оформлен гораздо симпатичнее. Перед высокими железными воротами есть разметка на полтора десятка автомобилей, а внутри ещё около сорока мест. Ворота и забор, неприступно опоясывающий весь двор, выкрашены в коричнево-баклажанный цвет.

Войдя во двор можно спокойно рассмотреть, что высажено заботливыми жильцами. Справа за воротами довольно плотно стоят высокие кустарники и деревья: снежноягодник, жасмин, клён, берёзы. Слева растут неброские цветы, за ними – клёны и рябины, чуть поодаль – пушистые голубые ели, туя и заросли снежноягодника, ломящиеся от урожая. У самого дома высажены разнообразные цветы, розовые кусты, высокие и низкие, кустики голубых ягод. По стенам пары подъездов до самой крыши вьётся виноград, за которым даже не видно некоторых окон. В этом густом ковре спрятались гнёзда птиц, по пению похожих на воробьёв и стрижей.

– Очень красивый двор. Так тихо и столько всего посажено, – восхищённо вздыхаю я, фотографируя всё подряд.

– Купить тут квартиру просто нереально. Но из-за того, что это далеко от центра, аренда не очень большая.

– Сколько?

– Сорок тысяч.

– Нехило.

– Зато район хороший. Рядом школы, детские сады, аж две штуки, парки, а рядом река… Да и сам знаешь, какие там территории зелёные.

– Согласен. Хорошо, что вы теперь не студентки, – улыбаюсь я, помня, что говорила она про сестру: окончила бакалавриат и уже почти год работает hr-ом.

– Да. Но ты прав в том плане, что пора искать своё собственное жилье, а то на аренду треть моих доходов уходит.

Очень кстати я вспоминаю: Катя в детстве была гиперактивной – пока Лета отвечает, её сестра выбегает из подъезда с пугающе радостными воплями.

– Лё-о-оша-а-а! – сверкает она искренним детским счастьем.

– Ох! – вздыхаю я от силы столкновения и силы объятий. – Как ты выросла.

– Я высокая, да, – засмеялась девушка, стискивая меня всё импульсивнее.

– Эта лосиха выше меня стала.

– Как вы похожи, всё-таки. Фигура, волосы, особенно глаза и губы, – говорю я, сравнивая сестёр быстрым взглядом.

– Кстати о фигуре! Как тебе наша котлетка? – подначивает Катя, тыча локтем мне в бок. – Надеюсь, ты её хорошо прожарил? А?

– Да вот видишь, еле на ногах стоит, – усмехаюсь я, глядя, как Лета раскрывает рот и краснеет, готовясь яростно возмущаться.

– Нахалы! Этой шутке уже восемь лет, – надувает губы девушка.

– Кстати, вас я заметила так заметила! Стоят такие перед подъездом, будто со школьной дискотеки вернулись.

– На машине времени, – смеюсь я.

– Лета ещё так переминается на каблучках, локоны на пальцах крутит. Ну я и слетела вниз в чём была. Почему ты меня не предупредила, что придешь с Лёшей?! Я бы хоть прибралась и накрасилась!

– Ты и так красавица. А убираться не надо, – отвечаю я.