Текст книги "Ветер в объятиях Воды (СИ)"
Автор книги: Dididisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Удача соблаговолит мне сегодня: следующие резные двери, немного шире тех, через которые вошел Тамир, помогают разглядеть то место, куда они ведут, благодаря рисунку на поверхности. Я прикладываюсь одним глазом к двери и рассматриваю вход в купальню, и – вот оно! – она почти сразу через арку соединяется с самой опочивальней. Это доказывают и доносящиеся знакомые голоса и развратный смех Тамира.
Бесшумно распахнув незапертые двери, я проникаю в пустую купальню и останавливаюсь у края арки, совсем немного выглядывая. Покои Тамира так же роскошны, как и всё остальное в его дворце; он разместился в центре среди, наверное, нескольких десятков подушек разных цветов, в окружении двух девушек, которые беззастенчиво ластятся к нему; рядом стоят низкие серебряные столики со сладостями и фруктами, у которых восседает музыкант с кануном, а в глубине комнаты виднеется огромная деревянная кровать с балдахином – на ней бы уместилась дюжина человек… Третья танцовщица самозабвенно извивается у ног развалившегося Тамира, а Сурайя, которую я вижу не сразу, демонстративно перебирает фрукты, якобы выбирая лучшие для «своего» господина.
Окончательно оценив обстановку, я откладываю в сторону феску, чтобы не мешала, медленно выдыхаю и легким движением руки заставляю клинок в нарукавнике под кафтаном купца явится свету и снова исчезнуть, проверяя его верность.
Механизм четко срабатывает, и в тот момент, когда я снова поднимаю взгляд от своего оружия, я слышу голос Тамира:
– Налей мне вина, Амина… Или как тебя там… – он обращается к Сурайе, которая, вздрогнув, застывает на мгновение. – И сними-ка эту свою верхнюю накидку. Я хочу увидеть твой танец живота во всей красе… Без лишних тканей на груди.
Я буквально чувствую, как забилась жила у меня на виске… Ладони стиснуты до хруста костяшек, и я ощущаю, как наступает предел моего терпения, старательно сохраняемого на приемлемом уровне весь вечер.
Губы Сурайи незаметно трясутся от волнения, но она продолжает играть свою роль, роль выдуманной некой Амины, поклонившись и прошептав что-то из серии: «Да, господин…»
И в эту минуту происходит нечто, что я запомню потом на всю оставшуюся жизнь: между мною и моим информатором в звенящем костюме как будто зарождается невидимая связь; Сурайя, словно ощутив моё присутствие, украдкой смотрит в сторону арки, с нескрываемым облегчением замечая меня, затем осторожно косит глаза на графин, который успевает к этому моменту взять со столика, и прикрывает веки на мгновение в отношении Тамира. Он не видит ничего и, запрокинув голову, хохочет над чем-то, что говорит ему на ухо одна из девушек.
Я понимаю её. Без слов. Сразу же. И даже не киваю в ответ.
А просто выпрыгиваю из своего укрытия…
Следующие события происходят с молниеносной скоростью – Сурайя во всей силы выплескивает содержимое графина в лицо Тамиру, как раз в тот момент, когда он выпрямляется, перестав смеяться; я в два шага оказываюсь напротив него под визг и крики вскочивших танцовщиц. Он дезориентирован и ослеплен вином, багровыми реками стекающим по жирной морде – Тамир пытается протереть раздраженные глаза ладонями и гневно восклицает проклятия, попутно пытаясь воззвать к страже.
Но она его уже не услышит…
Я хватаю ублюдка за шею, запрыгиваю на его тушу сверху и вонзаю клинок прямо в артерию. Его халат, окрашенный разлитым красным вином, моментально приобретает более темный оттенок – крови… Я чувствую её запах, который кружит голову, но в этот раз к горлу почему-то подступает тошнота.
Тамир смотрит на меня ошеломленными глазами, не веря тому, что через минуту-другую навсегда покинет этот мир, а я наклоняюсь к нему ближе и цежу сквозь зубы:
– Аль-Муалим передает тебе свое почтение…
– Ас… Асс… Ассасин… – от вырывающегося из горла хрипа потоки крови льются сильнее, заливая и мое одеяние. Грязная в этот раз работа…
– Какую связь ты поддерживаешь с тамплиерами? – быстро говорю я, игнорируя шум сзади, звуки глухого удара и продолжающиеся визги танцовщиц, мечущихся по комнате.
Умирающая в агонии на моих руках жертва умудряется растянуть испачканные вином и кровью губы в усмешке.
– Так… Я… Те… Тебе и сказал…
Глаза Тамира стекленеют, и я понимаю, что уже не успею добиться от него ничего толкового. Напоследок, перед тем, как испустить дух, он шепчет одним цельным предложением, тратя на него последние силы:
– Вы ничем не лучше их, ассасин…
Я отбрасываю его тело от себя, видя, как кровь уже успела пропитать подушки, и возвращаюсь в реальность только тогда, когда знакомая теплая ладонь с бархатной кожей вкладывается в мою, игнорируя торчащий клинок:
– Уходим! Альтаир! Уходим! – Сурайя восклицает это надо мной, и я быстро вскакиваю на ноги. Мне некогда ругать её за беспечную хватку моей ладони со скрытым клинком, которая могла бы ранить и её руку – в голове упрямо бьются слова Тамира, в которой есть еще какой-то смысл, неведомый для меня. Но время драгоценно, рассыпаясь на пальцах, как песчинки песка, и я окончательно стряхиваю с себя оцепенение. Сейчас нужно думать лишь о спасении: я ответственен и за Сурайю…
В её руках тяжелый канун, и я позволяю себе недоуменный взгляд, прежде чем мы побежим в сторону купальни. Танцовщицы, плача и причитая, забились по углам, боясь высовываться, и всё так же зовут на помощь, мешая сосредоточиться своими криками.
– Что это?.. – я киваю на инструмент, но Сурайя лишь отбрасывает его в сторону и снова тянет меня за рукав.
За ее спиной оказывается поверженный музыкант, которого я не заметил сразу. Кажется, у него раскроен череп…
– Он пытался нам помешать… Скорее же, Альтаир! Бежим!
Я восхищенно смотрю на эту невероятную девушку, сумевшую постоять за себя, пока я был занят Тамиром, и, больше не говоря ни слова, сам впиваюсь в её ладонь стальной хваткой и увожу за собой.
Теперь осталось самое сложное – исчезнуть во тьме засыпающего города.
И переварить всё то, что было увидено и услышано за короткий окровавленный вечер…
Комментарий к Винного цвета кровь
*Удд, сагаты и канун – восточные музыкальные инструменты.
Дорогие читатели!
Я дико извиняюсь за столь долгое ожидание главы – мне хотелось написать её так же вдумчиво и детально, как и предыдущие. Это не всегда бывает просто, когда требуется узнать чуть больше о тех временах и передать всю реалистичность, не сорвавшись на современные термины и слова. Плюс сказывалась нехватка времени.
Но надеюсь – ожидание того стоило!
Всех с прошедшими праздниками :*
Работа не забрасывается, пишется, и для неё осталась буквально пара глав, так что очень жду ваших отзывов, мнений, да и просто любимой всеми кнопки “жду продолжения”.
========== Сокрытое в ночи Дамаска ==========
Комментарий к Сокрытое в ночи Дамаска
Автор – маленькая попрошайка, поэтому подбодрите мою музу и вдохновение капелюшкой отзыва🤗🤩😁
Приятного чтения!
Сурайя
Сейчас я четко понимаю, что означает «усиление охраны дворца».
Если на самом пиру в главном дворике у меня ещё были сомнения насчёт правдивости данных моего человека, то сейчас, когда очередная стрела просвистела совсем рядом с моим и так искалеченным в тот раз плечом (надо же, какая ирония…), я окончательно убеждаюсь в том, что стражи действительно стало намного больше.
Мы, потеряв счёт времени, несёмся по многочисленным коридорам, пытаясь заплутать и запутать погоню, а перед моими глазами до сих пор яркая картинка смерти двух людей – того музыканта и Тамира… Удивительно, но я не чувствую ни капли сожаления к невиновному, который просто хотел помочь своему господину.
Всё одеяние Альтаира в разводах от крови, которая успела засохнуть из-за ветра, вечного спутника ассасинов; моя же абайя и никаб, скрывающий часть лица, остались неведомо где, так что порывы холодят кожу вдобавок к тем мурашкам от страха, которые пробегают по спине во время свиста стрел и клацанья оружия сзади.
– Сюда! – голос Альтаира звучит не к месту умиротворённо, пробиваясь сквозь звон монеток на моём костюме; он говорит так, будто вышел на обыденную прогулку ускоренным шагом. Это одно его слово слышу лишь я и чудом успеваю исчезнуть за ним в какой-то нише, которая оказывается потайной дверью, ведущей в неизвестность. Стража, кажется, проносится мимо, сыпя проклятиями и угрозами.
Благо, темнота и тишина узкого прохода длятся не так долго. Я иду наощупь, держась за своего спутника, не в силах сосредоточиться на мысли о спасении и всё время прогоняя про себя произошедшее. Чувствую себя как-то приглушенно, прибито, словно реальность вокруг меня ко мне не относится. Но во всём этом круговороте событий и эмоций я всё равно не перестаю восхищаться Альтаиром – внутри меня пульсирует огромный клубок абсолютно разных чувств к нему, среди которых я ярко ощущаю неимоверную тягу, желание, страсть и гордость за него.
– Я слышала твой вопрос о тамплиерах… – запыхавшись, начинаю я, довольствуясь ценными минутами уединения.
Ладонь, в которую вложена моя рука, напрягается, но я решаюсь продолжить. В рот лезут и попадают кусочки паутины и пыли, вызывающие неприятные позывы сплюнуть несколько раз на пол.
– Тамир что-нибудь выдал?..
Альтаир ощупывает во тьме каменную стену, и я не знаю, каким чудом, каким образом перед нами отворяется ещё одна потайная дверь. Наверное, это всё его чутье и годами наработанное в совершенно разных миссиях мастерство.
Кстати, я никогда не задумывалась за время нашего короткого общения, сколько Альтаиру лет. Выглядит он старше меня, но не намного. Думаю, нет и десяти в разнице…
– Не успел, – коротко бросает он мне, обрывая ход моих мыслей, и быстро выглядывает наружу.
Убедившись, что в освещенном коридоре дворца мы одни и не слышно никаких посторонних звуков, он выводит меня за собой.
Мы вновь бежим, и я поражаюсь тому, как Альтаир успевает молниеносно оценивать обстановку, чтобы, не мешкая, повернуть на очередной развилке. Полная концентрация.
– Есть что-то, что беспокоит тебя насчёт тамплиеров? – разговаривать во время бега крайне неудобно, но меня распирает от любопытства и передергивает от страха не успеть что-либо спросить у человека, который занял явно не последнее место в моей жизни.
Совершенно неуместным образом в голове мелькает то, как он смотрел на меня на празднике…
О, небеса.
– Есть кое-что, что беспокоит меня насчёт ассасинов, – следует неожиданный ответ, и в этот момент мы оба резко тормозим: Альтаир потому, что останавливается у огромного балкона, ведущего в благоухающий розами и орхидеями сад и к крепостной стене рядом, виднеющейся в ночи; я же – потому, что перевариваю услышанное.
Что он, интересно, имеет в виду?
Расспрашивать далее я не смею, потому что жизнь давно приучила к тому, что, если кто-то что-то хочет тебе рассказать, он это сделает прямо, без утайки и намёков. Да и обстановка, всё-таки, мало соблаговолит сейчас к таинственным беседам.
Альтаир ловко прыгает на широкие перила, но я не успеваю налюбоваться его фигурой и навыками: мой напарник по несчастью тянет ко мне руку. Я молча повинуюсь и тоже оказываюсь на балконе.
– Видишь ту балку? – он кивает на стену крепости и проникает теплой ладонью на мою оголенную поясницу, придерживая, но этот жест лишает меня способности трезво думать, которая, похоже, и так исчезла с момента ухода из покоев ненавистного Тамира.
– Да… Только не говори, что…
– Именно, – четко и сухо отрезает Альтаир, не позволяя даже намекнуть на панику. – Знаю, Сурайя, это непросто, но это наш единственный шанс. Навряд ли в крепости стражи больше, чем во дворце: они все стянуты внутрь. Если попадем на стену, сможем перебраться на городские крыши.
– Ладно, да… Извини, – потупив взор, зачем-то прошу прощения я, мысленно коря себя за слабоволие.
Если получается у него, то почему не может у меня?
Я не какая-то изнеженная девушка, не способная на лёгкие акробатические трюки и прыжки… В конце концов, я жила при обители, я многое видела и умею.
Хотя кого я обманываю – ну куда мне до кошачьей ловкости наёмников…
Альтаир грациозно прыгает с балкона, достигает стены и повисает на балке. В два счёта подтянувшись, он отодвигается и призывным взглядом взирает на меня, не тратя более усилий на слова; нас разделяет всего пара метров.
У меня должно получится…
Я глубоко вздыхаю, пытаясь не смотреть на темные заросли и кусты внизу. Собравшись с духом, я прыгаю, почему-то жмурясь, но благоразумно вскидываю руки вперёд, чтобы тоже ухватиться за балку.
Мне это почти удаётся, но та рука, что была повреждена в плече стрелой в прошлой погоне и зашита Рафиком, предательски соскальзывает в последний момент. Альтаир, удивительно быстро сориентировавшийся, резким движением хватает мою увлажнившуюся от нервов ладонь, не дав мне криво повиснуть и упасть. Он наверняка совершенно не помнит о моей ране в эту секунду, и, словно в подтверждение, во тьме раздается мой приглушенный стон боли, потому что что-то хрустит в суставе вдобавок к обострившимся ощущениям в шве.
– Плечо… – шепчу я сквозь стиснутые зубы, когда с помощью моего ассасина окончательно взбираюсь на поверхность рядом с ним.
– Дьявол… – теперь, кажется, он понял, почему я заныла.
Я инстинктивно касаюсь места ранения, боясь нащупать растёкшееся кровавое пятно от разошедшегося шва, но, благо, прозрачная охровая ткань суха, без каких-либо признаков влаги.
– Ты в порядке, Сурайя? – с плохо скрываемой заботой шепчет Альтаир совсем рядом, бесцеремонно ощупывая то же место своими сильными пальцами вслед за мной.
– Да, да.
Я заверяю его, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, без отголосков боли, но сама отворачиваюсь, давая волосам упасть на лицо и тьме скрыть меня, чтобы Альтаир не увидел, как я продолжаю жмуриться от неприятных телесных ощущений.
Мы всё же лезем на стену, уставшие, но взбудораженные погоней, перебираемся на ближайшую крышу, давно остывшую от дневного солнца, и вновь пускаемся в бег, а в моей голове не остается ни единой цельной мысли, кроме единственного желания – скрыться в убежище и дождаться утра.
***
– Нам нужно где-нибудь укрыться… – всего через пару минут Альтаир озвучивает вслух моё недавнее мысленное устремление. В этот момент мы, перейдя на новую постройку и наклонившись к краю крыши, видим толпу несущихся городских стражников.
Они заполонили тёмные улицы в поисках убийцы высокопоставленного человека. Для большей части граждан Дамаска новость о смерти Тамира с утра будет облегчением и избавлением, однако это не отметает факта определенного резонанса: богатейший купец убит в собственном дворце во время пира.
Кажется, нас ожидает долгая и непростая ночь…
– Да, надо спрятаться… – соглашаюсь я, отходя от края.
– К бюро идти опасно. Не хочу подвергать Рафика риску, если стража надумает устраивать обыски в домах… Для большинства он обычный гончар и горшечник, а не начальник дамасской ветви братства, – разъясняет Альтаир, обернувшись через плечо, то, что и так мне известно.
Мы вновь ступаем по черепице, стараясь делать это максимально аккуратно. Благо, сегодня безлунная ночь, которая верно скрывает наши силуэты, хотя, если солдатам внизу мы невидимы, тех же лучников всё ещё стоит остерегаться.
– Но к утру они ведь должны немного успокоиться?.. – лихорадочно обдумывая варианты мест, спрашиваю я и зябко передергиваю плечами.
– Конечно. Стража пытается найти меня сейчас по горячим следам, так что с рассветом мы сможем попасть в бюро.
Альтаир усмехается, будто вся эта погоня льстит ему, а я всё не могу избавиться от чувства тревоги.
Ночи в Дамаске довольно прохладны на фоне знойного утра и дня – это отличительная черта любого города в этих широтах, что построен в пустыне или рядом с ней.
Приобняв себя, чтобы немного согреться, я ещё раз трогаю место шва, которое всё так же крепко́ и не разошлось, и тихо вздыхаю. Правда, боль от чуть ли не вывихнутого плеча постепенно отступает.
Я не замечаю, как Альтаир уходит на несколько шагов вперёд, вслушиваясь в ночные звуки и вглядываясь во тьму, поэтому, когда я, понурив голову, достигаю его рядом с широким каменным дымоходом, для меня становится неожиданностью то, как меня хватают за талию и впечатывают в его невысокую стенку.
– В чем дело?.. – шиплю я, удивляясь тому, как этому несносному и одновременно с этим прекрасному мужчине взбрело в голову накинуться на меня здесь и сейчас. И ещё я злюсь на моментальную реакцию собственного тела, прижатого к его. Но через секунду я с досадой понимаю, что дело лишь в опасности:
– Лучники, милая, – одними губами шепчет Альтаир и кивает за дымоход. – А твой костюм, будь он неладен, звенит так, что нас наверняка слышно в Иерусалиме.
Я краснею от его уже ставшего привычным ласкового обращения и уже собираюсь возмутиться шутке, но Альтаир лишь сильнее давит ладонями на мой пояс, украшенный монетками, чтобы они точно не издали ни звука, и тем самым словно приказывает мне молчать. Нарочно задевая пальцами кожу под пупком и вглядываясь в моё лицо в такой опасной близости, что, если бы не враги с луками в паре метров невдалеке, кажется, я сама бы подарила ему страстный поцелуй…
Мы неслышно, но тяжело – это видно по вздымающимся грудным клеткам – дышим друг другу в губы…
Глаза Альтаира, которые во тьме кажутся пугающе чёрными, ласкают меня так, что голова начинает бесконтрольно кружиться.
Казалось бы, всё напряжение вечера, вся ревность, касания и переглядывания сконцентрировались в некий шар в миллиметрах между нами. И этот шар грозится лопнуть, окатив нас невероятной волной возбуждения…
– Я… – мой ассасин приоткрывает рот, чтобы продолжить, но прислоняется к моему лбу своим, замолкнув на мгновение.
Я касаюсь пальцами его щеки и забываю обо всем – о миссии, которая выполнена; о снующей вокруг страже и лучниках; о запахе запекшейся крови, что доносится с его одежды – и остаётся лишь крыша, я и он, прижимающийся ко мне, как в последний раз…
Однако его последующие слова, каждая буква в них отдают с ума сводящей пылкостью и будущим обещанием, когда Альтаир усилием воли отстраняется от меня:
– Не могу тобой насытиться, Сурайя… Но нам нужно идти. Не сейчас…
Я знаю, что запомню эту фразу на всю свою жизнь, что бы ни произошло дальше.
Последнее он словно говорит сам себе, и я, лишь поджав губы, понимающе киваю, не в состоянии сказать что-либо о собственных чувствах, которые меня переполняют.
Но, прежде чем окончательно отойти от меня, Альтаир хитро улыбается и слишком медленно облизывает губы – пока я снова теряю правильный ритм сердцебиения из-за этого жеста, он одним движением вскидывает скрытый клинок и мучительно неспешно проводит им по украшению пояса юбки, не касаясь моего напряжённого живота. Монетки, нанизанные на прочные нитки, стройными рядами падают в его раскрытую ладонь, мирно и тихо звякнув напоследок.
– Теперь ты нас навряд ли выдашь… – он криво усмехается, абсолютно довольный собой, и выглядывает за дымоход.
Мне требуется время, чтобы прийти в себя, но его практически нет: Альтаир тянет меня за руку, тем самым показывая, что путь свободен.
Мы где-то перебежками, где-то спокойным шагом проходим по крышам ещё два квартала, сохраняя приятное молчание, но в какой-то миг с высокой башни минарета нас всё-таки замечают двое лучников…
Городские пейзажи вновь сливаются перед моими глазами, которые слезятся от ветра, пока мы стремительно бежим, пытаясь уйти от новой погони – к несущимся за нами солдатам присоединяется всё больше людей из подкрепления.
И в какой-то момент – я сама не понимаю, как – мы оказываемся в той части города, где я живу.
Как и не понимаю и не осознаю до конца того, что в пылу бега коротко восклицаю Альтаиру «Сюда!»: обхитрив стражу, мы устремляемся к двери моего собственного дома…
Я ещё не знаю, что размышления насчёт долгой и тяжёлой ночи окажутся в некотором роде пророческими, правда, совершенно не в том смысле, который я в них закладывала изначально…
========== Цепочка на теле ==========
Альтаир
Сквозь бряцанье стальных нагрудников и мечей стражи сзади я слышу, как Сурайя что-то кричит в мою сторону.
Скорее инстинктивно, нежели действительно уловив её фразу, я резко сворачиваю за ней так, что под сапогами поднимается вихрь осевшей на крышах пыли.
Мы преодолеваем довольно низкую постройку и оказываемся на земле – пока лучники и солдаты пытаются спрыгнуть за нами, мы получаем небольшую фору.
Впереди виднеются развешанные поперек узкой улочки ковры, ткани и чьё-то бельё. Только в этот момент я осознаю, что мы оказались в одном из жилых кварталов Дамаска, мирно спящем этой глубокой ночью. Сурайя, едва взглянув на меня, устремляется вперёд, скрываясь за полотнами и простынями; я тут же юркаю за ней, доверившись невесть какому выдуманному ею маршруту.
Её волосы развеваются на ветру, и кажется, вот-вот кончики прядей коснутся моего разгоряченного лица… Дьявольски неприличный костюм танцовщицы так некстати при беге очерчивает изгибы её тела, что к моему явственному адреналину от погони примешивается вполне осознанное возбуждение.
Сурайя уверенно продвигается вперёд, я не отстаю от нее, периодически оборачиваясь; стража, неистово вопя угрозы, путается в многочисленных тканях, которые незаметно колышутся в ночном воздухе. Возможно, это ремесленный район текстильщиков, потому что я ощущаю запах красок и пряжи для ковров. По двум сторонам улочки расположены многочисленные домишки с разноцветными дверьми и немного потрёпанными стенами, но вполне себе аккуратные.
И в какой-то момент, когда я снова поворачиваюсь посмотреть, нет ли в шаге настигшего нас солдата, сам теряю ориентир в этом лабиринте развешенного белья и прочих ткацких изделий. Теряю из вида Сурайю…
Но меня вдруг резко дергают за руку к одной из дверей, выкрашенной в терракотовый цвет, – к своему стыду, я даже не успеваю понять, враг ли это и что произойдет дальше, как тут же оказываюсь в тёмном помещении. Выждав несколько секунд и придя в себя, я уже собираюсь вскинуть скрытый клинок, как где-то в области щеки слышу:
– Всё в порядке, мы в безопасности… Сейчас зажгу огонь…
Сквозь полностью сбитое дыхание это произносит Сурайя.
Я и сам не могу восстановить работу лёгких, но всё же расслабленно опускаю запястье с нарукавником, терпеливо ожидая у двери появление обещанного освещения.
Преследования и опасность остались позади…
По телу медленно и тягуче растекается спокойствие, но к нему постепенно начинает примешиваться что-то ещё.
Слышатся мягкие женские шаги, уходящие немного вдаль, и, пока мой информатор-танцовщица возится со свечами или факелами, я по аромату в комнате неожиданно понимаю, что мы… у неё дома.
Здесь пахнет шафраном и ванилью. Так сладко, так приятно, так невыносимо восхитительно, что невозможно удержаться от глубоких вдохов.
Здесь пахнет ею…
Комнату через минуту наконец озаряет таинственное, тёплое пламя от нескольких свечей, и, проморгавшись, я внимательно осматриваюсь вокруг. Сурайя стоит ко мне спиной у искусного резного стола, на котором расположены медные подсвечники и кувшин с глиняной посудой; у правой стены низкая пёстрая тахта, вся усыпанная подушками с непохожими друг на друга орнаментами, а рядом дверь, ведущая, кажется, в другие покои или купальню. По левой стене идут шкафы и полки со свитками, фолиантами, а там, где стоит стол, виднеются закрытые ставни широкого окна.
На мгновение я представляю, как сквозь его дощечки пробиваются слабые лучи утреннего солнца, касаясь лица спящей среди расшитых подушек Сурайи…
– Надо же, оторвались ведь… – радостно бормочет она, переводя дух, и тянется рукой к кувшину.
Я вижу, как она наливает из него в чашу воду, всё ещё стоя ко мне спиной, и, не до конца понимая свои намерения, делаю к соблазнительно застывшей в полумраке фигуре первый шаг.
Он не слышен, в отличие от тяжелого дыхания нас обоих, правда, теперь я дышу так далеко не из-за погони…
Тот самый изголодавшийся зверь внутри неожиданно просыпается, и перед глазами проносится пляшущими картинками всё, что было между мной и Сурайей за эти дни. Разум отступает, полностью отдавая меня во власть чувств и тела.
Она осторожно оставляет в стороне кувшин, и другой своей изящной рукой, блеснув браслетами, тянется к шее. Чуть приподнимает волнистые и густые волосы снизу, разминая мышцы. Я четко вижу, как маленькая капля пота прокладывает дорожку по позвоночнику, теряясь где-то в оранжевой ткани верха сумасбродного наряда.
Весь вечер ведь мозолила мне в нем глаза.
Ещё один шаг…
Я напоминаю себе подкрадывающегося хищника.
– Будешь воду?.. – Сурайя дружелюбно разговаривает со мной, как ни в чем не бывало, всё так же не оборачиваясь и даже не подозревая, что я уже почти настиг её. – И всё-таки, повезло, что мы оказались рядом с моим домом. Хоть успели спрятаться. Присаживайся, Аль…
Она замолкает на полуслове, когда, наконец-то представ передо мной лицом, чуть ли не сталкивается кончиком аккуратного носика с моим. В ее руке плещется вода, грозящая перелиться через край. Слегка вздрогнув, Сурайя взволнованно поднимает свой взгляд – эти её дурманящие зеленые глаза в обрамлении пушистых ресниц, обещающие мне рай, каждый раз сводят с ума – и, приоткрыв рот, медленно и судорожно шепчет:
– Альтаир…
Я не помню, как перехватываю её ладонь, в которой лежит предложенная чаша; не помню, как она, кажется, летит к нам под ноги, на ковер. И всё потому, что моё имя она договаривает не в рамках предыдущего контекста своей гостеприимной речи – она произносит его отдельно, словно заново, с такой мольбой, с таким желанием, с такой неизведанной для меня пылкостью, что всё моментально будто встаёт на свои места и окончательно определяется, перечеркнув сомнения прошедших дней и любые переживания.
Мы оба понимаем, что ни я, ни она не хотим пить. Как не хотим и разговоров и обсуждений. Не хотим выдуманной нарочитой вежливости и притворства.
Нас не волнует ничего, кроме…
Я стремительным движением притягиваю лицо Сурайи к себе, обхватив её горящую от смущения и ожидания ласки щёку одной ладонью, и впечатываюсь в раскрытые губы своими так, как никогда до этого. Другой рукой я сразу же плотным кольцом запираю её тело в мертвую хватку своих объятий, как в тюрьму; от этого мы оба, пошатываясь, легонько ударяемся о край стола.
Её горячий язык покорно и в то же время страстно отвечает моему, позволяя наслаждаться собой, и я еле сдерживаюсь, чтобы вдобавок не укусить эти мягкие, податливые губы. Рано… Ещё рано…
Я не хочу пугать её своей алчностью и ненасытностью, которые на самом деле уже давно не в состоянии контролировать.
Ладони Сурайи почти сразу ложатся на мою шею, лаская кожу, и никто из нас не думает об усталости и взмокшей после погони одежде, о последствиях свершившейся миссии, о завтрашнем дне – есть только мы, здесь и сейчас.
Она проникает пальцами под мое маскарадное одеяние, и в следующую секунду синий кафтан лжекупца, пропитанный кровью Тамира, летит к чаше. Я остаюсь в мокрой от пота рубахе и вжимаю в себя тело Сурайи до, наверняка, легкой боли, но она лишь от этого еще больше тянется ко мне в ответ. Оставшиеся несколько монеток и бисер на расшитой девичьей груди немного царапают меня там, где белая ткань расшнурована. И это ощущение заставляет меня терять остатки адекватности.
Сминая губы Сурайи своими, я, не глядя, одним движением за её спиной выкидываю клинок из нарукавника и в мгновение ока разрезаю верхнюю часть женского костюма прямо посередине пополам – мне некогда возиться с застежками, и я хочу полностью почувствовать округлость её груди, а не какие-то там узоры.
Сурайя одновременно стонет и что-то пытается воскликнуть на этот мой жест, но я не позволяю ей этого сделать, присваивая себе из её чуть припухшего от поцелуя рта весь воздух и ласку.
Она так сладка на вкус…
Её руки стараются инстинктивно закрыть обнаженную кожу, но и этому не бывать – я тут же властно перехватываю её запястья.
И, в конце концов, Сурайя сдаётся…
Через минуту моя рубаха также летит на ковер благодаря ее тёплым ладонями, которые, высвободившись из моих, принимаются изучать мой торс. Каждая мышца под её бархатными пальцами отзывается невероятно приятным напряжением. Мы, оголённые по пояс каждый, прижимаемся друг к другу, кожа к коже, и температура в уютно обставленном помещении словно раскаляется до предела.
Я, сбивчиво дыша, оставляю губы Сурайи, но тут же, как умалишённый, приникаю ртом к шраму под её ухом. Он тянется дальше белой полоской по тонкой шее, и в какой-то момент я не осознаю, как сильно и одновременно с этим нежно начинаю обкусывать его по миллиметру, а затем медленно зализываю, будто лев свою когда-то раненную львицу.
Зато я чётко слышу, как стоны Сурайи в ответ на это становятся громче, с разными оттенками чувств, и как крепко она впивается пальцами мне в лопатки, и почему-то мысль о том, что я своими действиями могу причинить ей фантомную боль, отрезвляет меня.
Знать бы, кто оставил на ней эту отметину…
Я останавливаюсь, но продолжаю обнимать Сурайю и не могу не пронзать её взглядом, получая не менее разгорячённый в ответ. Зелёный изумруд в её зрачках потемнел от вожделения, и мне кажется, что я вижу мерцание мельчайших крапинок в обрамлении. Эти блики зовут меня, как неведомые существа далёких глубин океана – моряков…
– Останови меня… – в горле пересохло, и интонации в моем голосе совсем не соответствуют сказанному. Сейчас я как никогда раньше не хочу, чтобы что-то помешало нам, но совесть словно требует какого-то дополнительного подтверждения. Наверное, я должен дать ей шанс отступить, пока это возможно, хотя… Ничем хорошим это не кончится. Я слишком долго метался в сомнениях и менял свои решения касательно Сурайи, чтобы снова сейчас упустить её.
Я возьму своё.
Её.
Она – моя, и ничья больше.
– Нет… – шепчет она заведомо призовой для нас обоих ответ и, кусая нижнюю губу, таинственно, но кротко улыбается.
– Сурайя, мы не должны… – мои губы снова движутся по её шее, когда я еле слышно произношу это. Действия ещё никогда так не противоречили моим словам.
– Да. Мы никому ничего не должны, – несмотря на то, что я не вижу её лица, я чувствую, как она с готовностью закрывает глаза, наслаждаясь моими поцелуями, и запрокидывает голову назад. Предоставляя мне полный доступ к этому безумному запаху шафрана и ванили на её коже.
– Это безумие, милая… – руки скользят по ее талии к бёдрам, задевают цепочку, оставшуюся от костюма, и я вдруг с диким желанием понимаю, что хочу оставить её на ней вместе с браслетами на запястьях и лодыжках. И больше ничего.
– И я собираюсь испытать его с тобой, Альтаир…
Я не ожидаю того, что Сурайя вдруг обхватит мое лицо, проявив инициативу, и прервет этим ласки по своей шее. Примется сама целовать меня упоительно глубоко. Правда, её самостоятельность длится недолго – я подхватываю её под ягодицы, проклиная про себя оставшиеся полупрозрачные ткани шаровар и юбки, и двигаюсь в сторону тахты с подушками. На ковре их тоже разбросано немало.
