Текст книги "Ветер в объятиях Воды (СИ)"
Автор книги: Dididisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Он ощутимо впечатывает меня в стену, не разрывая горячего союза наших ртов, одной ладонью накрывая мою шею, часть лица; шершавые пальцы надавливают и изучают мою кожу, а мне всё мало этого…
И только крупицы, мельчайшие частицы здравого смысла заставляют меня в какой-то момент мягко прервать ненасытный поцелуй и с сожалением прошептать в жёсткую линию губ в миллиметре, продолжая соприкасаться своим лбом о мужской:
– Мы так опоздаем, Альтаир…
Кажется, это оказывает нужное действие, хотя он не сразу отстраняется от меня. Наше дыхание не приходит в норму, продолжая обжигать друг друга, и одним небесам известно, каких усилий стоило и мне, и моему разгоряченному ассасину окончательно не наплевать на всё и не толкнуть дверь покоев рядом, чтобы исчезнуть там от всего мира.
– Ты права… – разочарованно шепчет он в ответ и слишком медленно, слишком чувственно проводит пальцем по моим припухшим губам, всё ещё озирая меня чересчур ревнивым взглядом.
Не знаю точно, достигли ли мы какого-то понимания, но, кажется, теперь всё будет иначе.
Комментарий к Переливчатый звон монеток
*Махаляб – это специя, готовится из ядрышек косточек вишни махалебки, они бежевого цвета, слегка горьковатые с лёгким запахом.
**Абайя – длинное традиционное арабское женское платье с рукавами; не подпоясывается. Предназначена для ношения в общественных местах.
Охровый цвет – оттенок темно-оранжевого.
Ох, ребята, извините за долгое ожидание проды!
Надеюсь, она вас не разочаровала!
========== Чума во время пира ==========
Альтаир
Это просто уму непостижимо.
И оттого – не менее желанно.
Казалось бы, я ясно дал Сурайе понять, что навряд ли могу быть тем, кого она будет видеть рядом до конца своих дней – да, через очередную внутреннюю борьбу с собой, да, через очередные уговоры и самобичевания, – но тем не менее, я принял решение и считал, что действительно ясно дал понять.
Но кого я пытался этим обмануть?..
Разве что только самого себя, полагая, что мои слова, сказанные тогда на прощание, поставят между нами точку, ограничение, черту.
Но дьявол – то, как она умудряется своим видом заставить меня моментально отказаться от собственных слов; то, как она твёрдо смотрит в ответ, когда один только затягивающий в тёмно-зелёную бездну взгляд выдает полыхающий в ней ко мне огонь; то, как она намерена идти со мной до конца, подвергать себя опасности, быть за моей спиной – всё это делает её похожей на дикую кошку, которая сама желает, чтобы её приручили. Вопреки всем законам природы.
А с учетом того, что и я явно не тот, кто готов следовать этим законам, мне до безумия, до бегущего в крови азарта охотника хочется завладеть ею.
Навсегда и полностью.
Когда я увидел Сурайю в этом чрезмерно откровенном облачении у порога комнаты, из головы моментально вылетело абсолютно всё. Нарочитая холодность в общении утром, решение избегать её и не давать женскому сердцу ложных надежд, вымученное согласие на её участие в миссии (она ведь всего лишь информатор, не так ли, Альтаир?.. Ты же сам фактически отказался от иного расклада ролей, так что у тебя нет права возражать…) – всё это выветрилось, испарилось, исчезло, стоило мне вонзить в её фигуру свой взгляд, как скрытый клинок в жертву.
До сих пор перед глазами картинка того, как она в смятении съежилась у двери под моим оценивающим, неверящим и цепким взором, пытаясь закрыться черной тканью накидки, похожей на абайю.
Небеса, да что бы она скрыла, эта никчемная ткань?!
Всё её тело предстало передо мной, как обрамлённый в шикарную оправу изумруд, которую хочется сорвать зубами и оставить себе лишь переливающийся всеми гранями камень. Кожа Сурайи будто мерцала под этой невесомой тканью наряда, несовместимо невинно и соблазнительно выдавая округлые изгибы бёдер, тонкие лодыжки с позвякивающими браслетами и стройные голени. То, как верхняя часть костюма облегала и затягивала молодую женскую грудь и оставляла полностью обнажённым идеальный живот в обрамлении монеток, просто свело меня с ума. Воображение пустилось в долгое и нецеломудренное путешествие, рисуя себе то, что скрыто за одеждой ниже изящной шеи и ниже маленького пупка. И то, как это невероятное тело может выгибаться, если я доведу его до исступления своими прикосновениями…
Пока мы идем к ожидающему нас рядом с двориком бюро вознице , я ощущаю, как мои губы и ладони до сих пор горят от случившегося между нами взрыва и очередной потери самоконтроля. Правда, в этот раз, похоже, он был последним и окончательным…
Я не смогу отказаться от Сурайи.
Я всем своим существом чувствую, что она – моя женщина, и единственное, чего я хочу до дрожи в пальцах – обладать ею. Всецело и полностью.
Забрать её себе без остатка.
Присвоить, как самый главный трофей.
Утащить куда-нибудь за пределы досягаемости людских глаз, как ястреб свою жертву, и мучительно долго терзать её линии и изгибы ласками.
Одним высшим силам известно, чего мне стоило вернуться в реальность благодаря её жаркому шепоту предупреждения об опоздании на задание.
И теперь, когда она надела перед выходом на себя это тёмное полотно накидки, скрывая танцевальный наряд, и со слегка взволнованным отрешённым лицом садится рядом со мной, я испытываю такую смесь противоречивых эмоций и чувств, как переполненный сосуд с хищной и травоядной живностью одновременно.
Я злюсь на Сурайю ещё больше, чем прежде, мечтая немедленно отослать её обратно в бюро.
Я желаю её – безумно, безусловно, безоговорочно, – и меня раздражает то, что я не мог коснуться её.
Одна лишь мысль о том, что миссия может пойти не по плану и я не окажусь рядом с ней в необходимый момент, не смогу уберечь и спасти, убивает меня похуже долгодействующего яда, приносящего агонию.
Поскорее бы закончился этот посланный дьяволом вечер…
– Как только въедем в богатый район, двигайся в сторону западной части, брат, – тихо произносит Сурайя извозчику, который является одним из нас, из братства.
Она бросает на меня мимолетный, затравленный взгляд, словно хочет убедиться в том, что я не против её действий, на что мне приходится ожесточенно стиснуть зубы. Как только извозчик отвлекается на дорогу, прицокивая лошади, Сурайя почти шепотом обращается ко мне, накрывая ладонь своей:
– Я вижу по твоему лицу, что ты хочешь повернуть обратно и высадить меня у бюро…
– Да, но ты так упряма, что мне не остаётся иного выхода, кроме как всё-таки взять тебя с собой, – кожа руки пылает от её прикосновения, а по венам будто пляшут искры. – Нет смысла менять своё решение сейчас, когда мы уже выехали, но да, ты права, я всё ещё не желаю тебя видеть во дворце и подвергать опасности.
Сурайя поджимает свои чувственные губы – я вижу это через прозрачную ткань расшитого никаба – и решает закруглить тему:
– Мы справимся. Ты справишься. А я буду крайне аккуратна, чтобы тебе не пришлось лишний раз думать обо мне и сожалеть обо всём…
Я порывисто наклоняюсь к ней, отчего укравшая мой покой информатор вжимается в стенку возницы и плавно убирает руку, хоть и смотрит на меня покорным взглядом. Слишком покорным…
– Лишний раз? Я каждую минуту думаю о тебе, Сурайя, – шепчу я в запредельно малой дальности от её лица, призывая к себе все силы, чтобы не сорваться и не поцеловать эти нежные губы на глазах у мелькающих прохожих. – Что бы неи случилось, как бы ни сложились обстоятельства, обещай мне одно: если я подам тебе знак или ты увидишь, что меня схватили, ты должна бежать и спасаться. Поняла меня?
– Да… – еле слышно лепечет она. – Поняла… Обещаю.
Я тяжело вздыхаю, проницательно осматривая её, и медленно отодвигаюсь.
Что-то мне подсказывает, что поступит она совершенно другим образом.
***
Когда извозчик высаживает нас невдалеке у задних ворот дворца Тамира, в округе уже слышатся громкие звуки начинающегося пиршества.
Я прошу Сурайю осмотреться и зафиксировать количество стражи на улицах на случай, если придётся отступать, пока сам ещё раз проверяю, насколько тщательно скрыто оружие в этой нелепой одежде купца.
Слишком непривычно без белой мантии и капюшона: на мне тёмно-синий, как восточная ночь, бархатный кафтан, полностью расшитый золотом, и того же цвета шаровары. На голове – феска, которая настолько неудобна, что её хочется отшвырнуть в сторону, но в любом случае, я понимаю: это лучше, чем ничего.
С учётом того, насколько спокойно и без происшествий мы смогли добраться до логова Тамира, можно сказать, что маскировка удалась на славу. Дежурящая на улицах стража лишь лениво осмотрела нашу повозку, так же, как и остальных неприметных прохожих, не задерживаясь на нас дольше положенного.
– Я заметила двоих на крыше того здания, – Сурайя подходит ко мне и незаметно кивает на объект. – И уличный патруль из четырёх человек. Никаких дополнительных сил, всё стандартно.
– Усиление стоит ожидать во дворце, как и оговорили твои информаторы, – нахмурившись, я озираю изысканные колонны и перекрытия стен пирующего строения, мысленно сосредоточившись на различных вариантах проникновения и передвижения внутри. – Не будем больше тянуть. Пойдем.
Мы не спеша, ничем не выдавая своих истинных намерений, двигаемся в сторону золоченых задних ворот, которые украшают медные львы на постаментах. Сурайя моментально принимает слегка поникшую, податливую позу и сгорбленную осанку, изображая живой товар, привезённый купцом для развлечения господ. Прячет свой дивный изумрудный взгляд вниз. Я кривлюсь от отвращения к себе, словно выпил в это мгновение кубок лимонного сока, но старательно возвращаю на лицо надменное, плутоватое выражение, которое обычно присуще скользким купцам, волнующимся лишь о собственном кошельке, но никак не о нарушаемых моральных принципах.
Нам нельзя показывать своё настоящее лицо и мнение обо всём происходящем – роли нужно отыграть как можно убедительнее.
Когда мы почти оказываемся лицом к лицу с воротами и совсем малочисленными стражниками в количестве трёх человек, я для убедительности исполнения подталкиваю Сурайю в спину и недовольно шиплю, но так, чтобы услышали все:
– Шевели ногами! Ты заставляешь господина Тамира ждать!
Охрана дворца недоверчиво оглядывает нас, в то время как мой информатор максимально правдоподобно вздрагивает и ускоряет поступь.
– Ты кто такой? – грубовато обращается ко мне главный по смене, пока двое его мерзких товарищей вылизывают поникшую девушку сальными взглядами.
Наверное, никогда в жизни мне ещё не требовалось всё моё самообладание, чтобы попросту не порезать всех троих на куски лишь за то, как они смотрят на Сурайю.
– О, мой дорогой друг! – слащаво улыбаюсь я в ответ, ощущая, как в контрасте к горлу подступает тошнота. – Моё имя – Азим ибн-Саиф. Я – купец из славного города Босра* и привёз господину Тамиру ценнейший подарок…
Видя, как и главный стражник тоже переводит взгляд на съежившуюся от страха информатора под видом танцовщицы, я в качестве аргумента ловкими движениями пальцев выуживаю из-за пазухи весомый мешочек с монетами и подкидываю в его сторону. Стражник профессиональным, отработанным жестом взяточника ловит деньги в воздухе, и я добавляю:
– …который, конечно же, непременно нужно доставить прямо сейчас в сей прекрасный дворец к празднику.
Глава стражи хищнически облизывает губы и щурится в мою сторону, пока его прихвостни с ехидными смешками открывают врата.
– Что ж, господин ибн-Саиф… – медленно выговаривает он, пристально наблюдая то за мной, то за Сурайей. – Подарок для господина Тамира чудо как хорош, однако, чтобы убедиться в отсутствии опасности с вашей стороны, я любезно попрошу ваш подарок снять абайю.
Сурайя бросает на меня короткий, паникующий взгляд, и в совокупности с услышанным это производит на меня почти парализующее воздействие: я ощущаю, как сжимаются мои кулаки от ярости и начинают трепетать крылья носа… Если бы не многолетний опыт наёмника и хоть какая-никакая, но выдержка, я бы сорвал миссию уже на этом этапе, растерзав этих мерзавцев за желание осмотреть мой живой товар. Усилием воли возвращаю на лицо заискивающую, но натянутую улыбку.
– Как прикажете, дорогой друг…
Пренебрежительным движением руки указываю Сурайе снять тёмную ткань. Когда она остаётся в своём наряде под взглядами трёх пар жадных и похабных глаз, дрожа в эту удушливую вечернюю погоду, я отвожу свой собственный взор от стражи, потому что ещё мгновение – и их просто не станет.
– Восхитительно, – одобрительно кивает глава стражи и деловито добавляет: – Я с удовольствием пропущу вас и ваш подарок, господин ибн-Саиф, если мы добавим к нашему… кхм… соглашению ещё одно условие.
– Какое же? – надеюсь, он не слышит агрессивный скрежет моих зубов, сквозь которые я цежу этот нарочито любезный вопрос.
– После того, как господин Тамир распакует свой подарок, мы бы с моими товарищами хотели бы вновь вас увидеть у этих ворот и, скажем, оценить его самостоятельно ещё раз.
«Оценишь, бездушная тварь, правда, не подарок, а вкус собственной крови…» – мелькает в моей воспалённой от затапливающей злости голове под звук лёгкого хруста. Я сжимаю кулаки настолько сильно, что суставы не выдерживают, и впиваюсь ногтями в кожу внутри ладоней до ощутимой, но отрезвляющей боли.
Незаметно для стражи, которая всё ещё любуется застывшей в ужасе Сурайей, я выдыхаю сжатый воздух, пытаясь прийти в себя, и, оскалившись, киваю:
– Обязательно, добрый друг. Тогда, с вашего позволения, мы проследуем на пир. Не будем вызывать гнев господина Тамира чрезмерным ожиданием.
Под перешептывания и смешки стражи мы проходим с Сурайей внутрь, не оборачиваясь, и, когда окончательно скрываемся с глаз, оказавшись в одном из многочисленных роскошно обставленных коридоров, я позволяю себе тихое рычание.
Лишь бы хоть как-то спустить пар…
– Чувствую себя после всего этого так, будто неделю не посещала хамам и купальню… – бормочет Сурайя, услышав воинственные звуки с моей стороны, и я с нескрываемым удивлением обнаруживаю, что она больше не дрожит, но идёт так же, понурив голову.
Невероятная актриса.
Я всё ещё зол, поэтому следующая фраза выходит грубее, чем я хотел бы:
– А чего ты ожидала от безнравственной, изголодавшейся охраны?.. Ещё бы минута – и я вырвал бы каждому глотку и глаза.
В малахитовых зрачках мелькает страх, но Сурайя ничего не успевает сказать: из благоухающего свежими цветами коридора мы попадаем в огромный зал, наполненный разномастными гостями. Какофония: музыка, льющееся вино, громкий смех, перезвон монет и драгоценных камней на одеждах не только других танцовщиц, но и присутствующих вельмож, потоки воды в мраморном фонтане посередине – словно сбивает с ног и затапливает уши.
Я беру Сурайю за локоть, впиваясь пальцами в кожу, отчего она немного морщится, и отвожу в сторону, к ветвистым растениям в горшках у стены.
– Тебе нужно слиться с остальными рабынями и танцовщицами, и, когда Тамир захочет уединиться, постараться сделать так, чтобы он выбрал тебя среди прочих. Тогда я прослежу за вами и в подходящий момент… – я не договариваю, красноречивым взглядом окидывая мое наваждение, которое внимательно слушает указания.
– Как мы отступим, когда всё… закончится? – она тоже не решается озвучить вслух напрямую цель всей миссии.
– Так, как будто ничего не произошло, – шепчу я в ответ, попутно осматривая гостей и анализируя интерьер зала. – Ты говорила, что Тамир отпускает стражу, когда остаётся наедине с танцовщицами. Будем надеяться, что после его устранения мы сможем спокойно уйти. Главное – следуй моим приказам и не паникуй.
– Хорошо… – Сурайя твёрдо смотрит на меня, решительно сведя брови к переносице, и уже собирается отходить, но я снова удерживаю её.
Оттянув её ещё дальше от чужих глаз в полутемный альков, я обхватываю лицо ладонями и горящим взглядом впиваюсь в красивые, манящие черты, скрытые газовой тканью.
– Ты помнишь, что должна сделать, если что-то пойдет не так?
– Да, Альтаир, – нижняя губа дрожит, когда она отвечает и кивает мне.
– Повтори.
– Я должна спастись сама…
– Хорошо, – облегченно вздыхаю я, и выдержав паузу, проникаю большим пальцем под никаб и обвожу по контуру приоткрытый алый рот Сурайи.
Она так тяжело дышит в ответ, наслаждаясь моими касаниями, что я невольно начинаю снова терять самообладание. Но, вовремя одернув себя, я лишь тихо добавляю, с сожалением отстраняясь:
– Береги себя, Сурайя.
Я осторожно подталкиваю её к выходу, проведя ладонью по обнажённой пояснице, чтобы не дать сказать ещё что-либо и не позволить этому разговору перерасти в неуместные сейчас, но такие желанные действия.
Сурайя медленно уходит, не оборачиваясь, и лишь вжимает голову в плечи, явно чувствуя на себе мой прожигающий взгляд.
Обо всём остальном я подумаю позже, а сейчас…
Да будет пир.
Комментарий к Чума во время пира
*Босра – древний город где-то в ста километрах к югу от Дамаска.
Дорогие друзья!
Совсем скоро эта захватившая мой разум история закончится, и поэтому, я, как автор, всё ещё надеюсь на пару ободряющих слов от вас в отзывах, кроме кнопочки “жду продолжения”. Не стесняйтесь, пишите свое мнение об истории и героях, впечатления и чувства! 🤗
Визуал для вдохновения🥰:
https://c.radikal.ru/c02/1912/28/16ee4ed29a2a.jpg
https://a.radikal.ru/a38/1912/09/276110042f65.jpg
https://d.radikal.ru/d28/1912/13/e962814964d0.jpg
========== Винного цвета кровь ==========
Альтаир
Когда Сурайя плавно встраивается в толпу щебечущих танцовщиц, я наконец выдыхаю, хоть и зная, что это временно, и принимаюсь осматривать местность тщательнее. Внутри, как рокочущий издалека гром, который вот-вот нагрянет, слышится скрежет зубов ожидающих крови демонов – они так долго дремали, что теперь медленно поднимают головы, позволяя сосредоточиться на будущем убийстве.
В центре двора, там, где виднеется фонтан и небольшой бассейн вокруг него, основное сосредоточение людей: кто-то восседает на подушках тончайшей работы, кто-то уже в пьяном бреду валяется на коврах, пытаясь схватить за худые лодыжки танцующих девушек и проходящих служанок, а кто-то чинно расхаживает небольшими группами, якобы ненавязчиво демонстрируя друг другу камни в перстнях и власть во взглядах.
Тамира я пока нигде не наблюдаю, зато мне удается посчитать количество стражников у колонн и различных арочных входов и выходов, которые ведут во множество внутренних комнат и опочивален дворца.
Столы, расставленные по периметру прямоугольного двора, где мы находимся, ломятся от яств и вина: хозяин пира не пожалел ничего для своих гостей. Здесь и жареные на вертеле фазаны и куропатки, и баранина в нескольких видах соуса, и огромные казаны с рисом и булгуром – всё это, в обрамлении пестрых фруктов и овощей, золотится и серебрится на соответствующих драгоценных металлах тарелок под красноватым светом почти зашедшего солнца и отблеска свечей.
Я осторожно и медленно продвигаюсь среди знати, напустив на себя беззаботное и отрешённое выражение праздности, хотя на самом деле выискиваю глазами свою цель, стараясь попутно не терять из виду Сурайю. Даже с такого расстояния я вижу её напряженные плечи под невесомой тканью и понимаю, как много усилий она прикладывает не только для того, чтобы соответствовать образу, но и чтобы не обернуться и не смотреть на меня.
Позволив себе короткую ухмылку на эти мысли, я отворачиваюсь сам и останавливаюсь у фонтана, от которого веет приятной прохладой. Со скучающим видом прислушиваюсь к разговору трёх вельмож в богато расшитых одеждах, надеясь уловить что-нибудь полезное для себя. Но разговор всё крутится вокруг роста цен на сандаловое масло и снижения качества привезённых из Триполи рабов – словом, ничего примечательного. Типичная беседа успешных и жадных купцов, давно набивших брюхи и кошельки.
Через некоторое время музыка, льющаяся с барабанов, удд, сагатов и кануна*, становится громче и динамичнее. И на верхнем балконе, который смотрит во двор, наконец-то появляется хозяин дворца, организатор пира и моя цель, ради которой я прибыл в Дамаск…
– Дорогие друзья! – Тамир раскидывает свои руки, изображая приветственный обнимающий жест, однако его мутные, по-крысиному маленькие глаза выражают лишь презрение. – Я рад видеть всех вас на этом пиршестве! Ешьте, пейте, наслаждайтесь красотой моих танцовщиц! Сегодня вы получите столько удовольствия, сколько пожелаете!
Я сглатываю от отвращения, чувствуя, как сводит скулы от охватывающей меня злости. Большего лицемерия в таких коротких словах и представить невозможно.
Грузно двигаясь, под овации и хлопки Тамир сходит по мраморной лестницей, украшенной нефритовыми камнями, вниз. Парчовый халат поверх шелковой мужской туники, в которую он облачен, грозится лопнуть в пояснице, настолько большой вес у этого ублюдка. Двое стражников неукоснительно следуют за своим хозяином, пристально наблюдая за каждым, с кем он останавливается обменяться парой слов.
Мне приходится отойти чуть подальше, в гущу людей, чтобы ненароком не столкнуться с ним раньше времени. Но я успеваю заметить то, что разливает по телу истинное наслаждение: Тамир напряжен, хотя всем своим видом старается показать иное. Каждую свободную от разговоров секунду он оборачивается, словно ищет кого-то или же, наоборот, боится увидеть. Его глаза бегают от точки к точке, и в них явственно читается то, что я узнаю на любом расстоянии, как ассасин – животный страх.
Разнос его лавок дал именно тот результат, которого я ждал… Моя жертва страшится своей участи; она знает, что на неё объявлена охота.
Прекрасно…
Я скрываю дьявольскую улыбку и решаю присесть на многочисленные подушки, найдя свободную. Рядом пьяные гости хохочут во всё горло, похабно обсуждая девушек, которые мелькают перед нами в соблазнительных танцах, но я игнорирую это: моё ненавязчивое для других внимание приковано к Тамиру. Ему наливают вина в кубок – как удобно забывать о религиозных запретах, когда вокруг всё благоволит к греху, – и он что-то выясняет у подошедшего купца, который был среди той троицы у фонтана.
Понаблюдав за целью, которая никуда не спешит, ещё минуту-другую, я позволяю себе отвлечься, чтобы найти Сурайю.
И почти мгновенно натыкаюсь на затягивающий в свой капкан зелёный взгляд, который, правда, почему-то выражает недовольство и…
Ревность?
На долю секунды я ощущаю замешательство, не понимая, почему она смотрит с такой претензией, но потом меня настигает догадка, заставляющая губы растянуться в новой довольной усмешке.
Оказывается, одна из танцовщиц у наших мест всё это время извивалась совсем рядом со мной, пытаясь привлечь внимание, пока я осматривал Тамира и искал Сурайю. Со стороны, похоже, это выглядело довольно красноречиво, несмотря на то, что я не давал никакого повода думать, что танец мне по душе и я жду продолжения.
Всё ещё продолжая улыбаться в ответ на гневные взгляды Сурайи, я решаю поддержать накалившуюся между нами атмосферу – всё равно пока моей задачей остаётся лишь наблюдение без активных действий, так что… Можно и позабавиться, наслаждаясь явной ревностью той, которая ошибочно считает, что я могу думать о чьём-то теле в танцевальной одежде, кроме её собственного.
Наклонившись чуть вперед, я одариваю девушку рядом монетой, отчего та с ещё большим энтузиазмом продолжает свои завлекающие движения. Хотя по мне они слишком предсказуемы, бахвальны и откровенны. Сурайя, чье лицо вспыхнуло и залилось краской, когда она увидела мой жест, двигается более грациозно и медленно, стараясь соблюдать баланс: не привлекать к себе излишнего внимания гостей и не оставаться при этом в тени, чтобы в заданный час околдовать Тамира. Ей неприятны знаки интереса иных женщин ко мне, но зато она теперь отлично чувствует то, что ощущаю я, каждый раз представляя чужие взгляды на ней и сейчас, увы, на пиру смирившись с этим. Многие из знати с восхищением упиваются внешностью и костюмом Сурайи. Я вижу это, я замечаю всё. И в какой-то момент, чтобы усмирить новый приступ гнева внутри, мне остается только отвести свой собственный взор, ведь идея с игрой на её нервах уже не кажется такой захватывающей: слишком пламенеющими образами под веками отпечатываются дрожащие на запястьях и лодыжках браслеты, холодным металлом обвивающие её чуть бледную кожу; изгибы оголенной талии, которую обхватывают звенящие монеты и ласкает тонкая золотая цепочка; и влажные, манящие изумрудные глаза, вглядывающиеся в меня с укором, ревностью и чем-то ещё, что невозможно понять из-за плутовских отблесков свечей.
Сквозь навостривших уши демонов, жаждущих крови Тамира, аккуратно пробирается тот самый зверь, восставший внутри пару дней назад по её причине, и он довольно облизывается, словно предвкушает что-то, чего я сам не осознаю…
– Вы нашли того, кто так обошёлся с вашей торговлей, господин? – чей-то писклявый голос сзади неподалеку выводит меня из раздумий, моментально обратив всего в слух.
– Ещё нет… Но, клянусь Всевышним, как только его обнаружат, я сам лично отрублю его подлую голову в главном зале моего дворца.
Пока я был занят размышлениями о Сурайе, Тамир успел пройти куда-то за мое ложе с подушками, и теперь я не видел его лица и говорившего с ним собеседника. Зато отлично слышал…
– Это, конечно, была неслыханная дерзость, господин… Есть ли вероятность того, что на лавки напали только лишь из хулиганских побуждений?
– О, нет… Это явно спланированная акция против меня и моих дел. И я уверен: в этом замешаны ассасины, забери шайтан их души…
Я не успеваю развить про себя мысль о том, что у наёмных убийц нет души и дьяволу, если он существует, нечем будет довольствоваться, как следующие реплики врага заставляют неосознанно задержать дыхание.
– Вы считаете, что братство этих умопомешанных людей с клинками узнало о ваших связях с тамплиерами и желает вмешаться, господин?
– Ещё одно слово о тамплиерах, Муса, и ты лишишься языка. Следи за речью на моем пиру.
Я непроизвольно выпрямляю спину, надеясь уловить больше, но нет: Тамир удаляется, судя по мягкому звуку шагов по ковру, и его собеседник следует за ним.
Я никак не ожидал получить такую информацию…
Аль-Муалим редко говорил о причинах устранения той или иной цели, по крайней мере, о реальных причинах – обычно его речи были туманны и несли в себе лишь приказ любыми силами убрать назначенную жертву. Да, несомненно, тамплиеры были давними врагами ассасинов, но с тем же успехом недругами мы считали и тевтонцев, и госпитальеров. И я до этой поры не видел связи между теми, кого уже уничтожил на момент попадания в Дамаск, и носителями эмблемы креста пресловутого ордена. Но слова Тамира… посеяли зерно сомнений в моих мыслях: части невидимой фрески против воли стали складываться воедино в моей голове.
Аль-Муалим, назначая мне очередные задания, преследует нечто, связанное с тамплиерами. Всех, кого я уже убил, скорее всего, с ними что-то связывало. И хозяин пира не исключение.
И это более не являлось в моих глазах тем, чем казалось ранее – обычной борьбой двух организаций, двух вражеских гильдий и братств; мне стало ясно, что главный наставник ассасинов хочет добиться чего-то от ордена тамплиеров, обрубая головы связанных с ними людей.
Но чего?..
Попробовать логически поискать ответ на этот вопрос мне не удалось. Я поднимаюсь со своего места, аккуратно отодвигая в сторону танцовщицу, которая, похоже, затаила обиду на мой уход, и вижу, как Тамир подходит к группе других полуобнаженных женщин, всё ещё оборачиваясь по сторонам.
Кажется, тот самый момент настал. Сейчас он уйдет с ними, я двинусь вслед – и всё кончится.
Интересно, смогу ли я выведать что-то ещё про его связь с тамплиерами, прежде чем он упокоится вечным сном?..
Когда к нему плавной походкой подходит Сурайя, по моему позвоночнику пробегает дрожь. Она покорно улыбается ему, и я вижу, как неискренна эта улыбка, но хозяин дворца не замечает этого, принимая её. Он задерживает на ней свой взгляд, осматривая со всех сторон, как товар на рынке. Я стискиваю зубы, пытаясь унять странное чувство тревоги и жуткое сочетание ревности со злостью, и цепко слежу за тем, что произойдет дальше, стараясь ничего не упустить. И стараясь не идти на поводу своих чувств в угоду сердцу, чтобы не разрушить одним неверным движением ход всей миссии…
Моя цель в сопровождении четырёх девушек (среди которых ловко оказывается и Сурайя, сумевшая внедриться в эту группу) источает похабные ухмылки и уходит с ними в сторону одного из озаренных факелами коридоров. Стража ещё несколько шагов движется за Тамиром, но потом отступает: он отпустил их вальяжным жестом руки. Я до последнего сомневался после событий с лавками, будет ли он один, хотя дворцовая охрана для меня не проблема, но, похоже, жертва перестала опасаться и поджидать меня на каждом углу, решив, что пир проходит как по маслу и его толстому брюху более ничего не грозит.
Гости как ни в чем не бывало продолжают развлекаться, едва ли заметив уход Тамира, ведь увеселения в самом разгаре.
Я крайне осторожно, пряча взгляд и стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, ступаю за ушедшими. И, прежде чем исчезнуть в полутьме одной арки, чтобы взобраться на верхнюю балюстраду и прошествовать далее по балконам, я ловлю мимолетный взгляд Сурайи: она оборачивается лишь на короткое мгновение, и в её сводящих меня с ума глазах мелькает отчетливое «только не опоздай…»
***
Я несколько раз мысленно благодарю неизвестного мне архитектора, который спроектировал этот дворец, ведь если бы не многочисленные подпорки и балки, отделяющие второй этаж от первого практически параллельным образом, мне навряд ли удалось бы поверху проследовать почти до конца.
Да, несомненно, пройти за Тамиром и танцовщицами короткими перебежками по тому коридору также было бы возможно, но я предпочитаю максимальную скрытность, по крайней мере, до тех пор, пока это реально.
Усевшись на корточки на потолочном перекрытии, я, находясь прямо над головами остановившихся у резных дверей девушек и хозяина пира, вижу, как он одной рукой пытается отпереть их, а другой касается танцовщиц по очереди, что-то говоря. Сурайя сжимается, но стойко переносит это неприятное прикосновение к своей щеке, и в тот момент, когда вход в комнату открывается, она вновь мимолетно оборачивается, пока остальные щебечущей стаей провожают Тамира внутрь.
Я замечаю, как её лицо бледнеет и поникают плечи, когда она не видит нигде меня, не догадываясь, что всё это время я рядом. Но долго упиваться этим не приходится – она заходит вслед, а я мягко спрыгиваю на каменный пол, едва двери закрываются.
Быстро оглядевшись по сторонам и убедившись, что стражи вокруг не предвидится, я обхожу стену, исследуя комнату с противоположной стороны. Обычно в таких покоях делают два или три входа, поэтому моя задача найти хотя бы один иной.
