Текст книги "Черноглазая (СИ)"
Автор книги: Девочка с именем счастья
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Она покорно и доверчиво приоткрывает губы, нежно отвечая на поцелуй. Остатки здравого смысла разлетаются на куски, когда мужчина ощущает ее легкий стон губами. Вжимает ее в себя. Моя… Моя…
Мелексима прижимается сильнее, совершенно не сопротивляясь. Сухие твёрдые губы оставляют жгучие поцелуи на покусанных девичьих губах, а сильные руки прижимают очаровательное создание еще ближе. Мелексима тонкие пальцы вплетает в черные, как смоль, волосы хана, ощущая, что происходящее, на самом деле, правильно.
Хан оказался не жестоким правителем, а просто мужчиной, которого полюбила девушка и который полюбил ее: не как наложницу, красивое развлечение, а как девушку, равную ему. Мелексима не ищет в себе сил дышать глубоко – дыхание давно сбито к чертям.
– Ты здесь Мелексима, ― произносит он вкрадчивым шепотом. ― И ты моя женщина. Станешь ею.
========== Глава 8. Женщина хана ==========
русская речь – курсив
– То есть он просто сказал, что ты его женщина? И все? Он опустил тебя?
Мелексима, судорожно метаясь от одного конца шатра Буяннавч в другой, кивнула, заламывая пальцы. Она мало понимала хана, а то, что произошло вчера вечером вообще было за гранью ее понимания. Чего она ожидала? Становление наложницы ― теперь уже не просто в насмешках, а и в положение. Однако после поцелуя хан пригласил ее отобедать с ним и после отпустил обратно.
Мелек не знала, что и подумать. Всю ночь она не могла заснуть, а утром, едва Буяннавч проснулась, тут же начала трещать об этом. Шаманку данное развитие событий удивило.
– И что теперь будешь делать? ― спросила женщина, с интересом глядя на девушку. Черноглазая посмотрела на Буяннавч.
– Повешусь.
– Мелек!
– Ладно-ладно, ― Мелек всплеснула руками и села напротив шаманки. К завтраку она так и не притронулась. Буяннавч неодобрительно глянула на подопечную, которая, кажется, уже выходила из-под ее опеки.
– Ты бы поела.
– Не хочу, ― Мелексима мотнула головой. Она скрестила ноги и внимательно стала смотреть на шаманку, словно надеясь, что та сможет сказать ей ответ. Однако у Буяннавч его не было.
В шатер робко впорхнула субтильная светловолосая девчушка лет пятнадцати. Возможно, ей было больше, однако выглядела она хоть и опрятно, но была через чур худой. Ее светлые кудрявые волосы были уложены в простую, но красивую прическу на затылке. Она скромно поклонилась.
– Госпожа Мелексима, ― произнесла она. Мелексима с Буяннавч переглянулись, и черноволосая кивнула, потому что этот запуганный ребенок вряд ли стала говорить без разрешения. ― Великий хан велел выделить вам отдельный шатер.
– Мне? ― переспросила Мелек, ощущая себя полной дурой. Буяннавч иронично усмехнулась. Верно, не все же девушке ютится на жесткой постели в ее шатре.
Шатры в Золотой Орде были двух типов: разборные и неразборные. Основу первых составляли решетчатые щиты стен (6–8 щитов и больше) и специально выгнутые тонкие прутья крыши, которые упирались в центральный деревянный круг, служивший дымовым отверстием. В зависимости от богатства и знатности владельца юрта покрывалась черным или белым войлоком, иногда украшенным яркими аппликациями. Средний диаметр такого жилища 5–6 м. Это было жилище бедных и средних слоев населения, оно быстро разбиралось и легко перевозилось на верблюде или лошади.
Неразборные шатры, как правило, принадлежали степной аристократии, так как для их снятия со специальной повозки и установки на выбранном месте требовались усилия многих слуг или рабов. Мелексима получила один из таких, и Буяннавч, которая направилась смотреть новый шатер вместе с черноглазой, с иронией отметила то, насколько тот был близок в шатру самого хана. Это было еще одним показателем его расположенности к Мелек.
Шатер был большой и да ― Мелексима была в восторге.
Дверной проем, завешенный или ковром, был обращен в южную сторону. Это не только позволяло хорошо освещать жилище большую часть дня солнечными лучами, но и использовать его как солнечные часы, отмечая время по свету из отверстия в крыше. Напротив двери у северной стены располагалось место и постель хозяйки, а рядом с ним обычно усаживались почетные гости. В таких шатрах, традиционно, справа от входа у восточной стены находилась женская половина, а напротив нее, у западной, – мужская. Но все это великолепие было отдано в пользование одной Мелек. В центре на земле находился из камней очаг, где на специальном железном треножнике устанавливался котел для варки пищи.
– Так же Великий хан распорядился отдать вам в усложнение несколько девушек, ― все таким же голосом сообщила девчушка. Мелек попыталась напрячь память, но имя девушки не вспомнилось ― возможно, черноглазая просто не общалась с ней до этого, либо элементарно забыла имя. Она мало волновалась жизнью остальных невольниц и их лица сливались для нее в одну пеструю массу.
Мелек потерла переносицу. Она не понимала такого подарка от Батыя, кроме того, ей вовсе не хотелось иметь служанок. Мелексима не была белоручкой, и порой выполнять какие-то домашние обязанности ей нравилось. Помогало отвлечься от грустных мыслей.
Но она еще раз посмотрела на робкую блондинку и спросила:
– Как тебя зовут?
– Алтантуяа, ― робко сказала девушка. Ее имя означало «золотой луч». Мелек решила, что оно ей подходит.
– Хорошо, тогда ты будешь в моих… служанках, ― последнее слово Мелексима тяжело выдохнула. Она все еще была против этой мысли, но было бы глупо разбрасывать щедростью Бату. Она, конечно, могла попросить его отказаться от этой затеи, но решила поддерживать видимость знатной женщины.
Мелек была куда проще в характере, чем здешние представительницы знати. Несмотря на суровые законы степи, женщины, по мнение Мелек, были излишни изнежены. Сама Мелексима хоть и была любимой внучкой и единственной радостью, воспитывалась в относительной строгости. Ганбаатар был против того, чтобы баловать внучку, поэтому девушка умела ездить верхом, разве что с оружием плохо обращалась ― этому ее научить не успели.
– Найди тогда Хостоврула и попроси найти мне кого-нибудь, ― сказала Мелек. ― Еще двух или трех девушек.
Алтантуяа судорожно кивнула, и выскользнула из шатра. Мелексима оглянула большое пространство, которое теперь принадлежало ей, и обошла шатер по кругу. Надо было приказать принести ее вещи, особенно те, которые она привезла из дома. Буяннавч, однако, уже об этом распорядилась и вещи были быстро перенесены в новую обитель девушки. Через пару часов в шатер зашли несколько девушка разного возраста, телосложения. Две из них были похожи как две капли воды ― красивые шатенки с прямыми волосами, прямоволосая высокая блондинка и среднего роста пухленькая брюнетка. Они встали в ряд, и следом за ним зашел Хостоврул.
– Мелексима, ― монгол кивнул в знак приветствии.
– Здравствуй, ― ответила девушка. ― Это мои будущие служанки? Я просила двух или еще одну.
– Это ― надежные и умелые девушки, ― сказала Хостоврул. ― Выбирай, какие понравятся.
Мелек нравилось то, как просто Хостоврул с ней разговаривал ― без особого поклонения, но с явной толикой уважения. Такого отношений Мелексима ждала к себе и старалась давать сама. Проще говоря, один из близких к Батыю людей ей нравился.
Девушка окинула еще раз каждую из них взглядом. Потом кивнула на близняшек.
– Вот они. Их возьму.
Хостоврул кивнул и отослал двух других. Близняшки переглянулись между собой. Это были две девушки примерно схожей внешности ― красивые, с каштановыми волосами теплого оттенка, карими глазами. Единственным различием было то, что у первой они были прямыми, у второй ― кудрявыми. Черты их лица были мягкими и плавными.
Старшую девушку звали Сарнай, «роза», а ее младшую сестру ― Цэрэн, «долгоживущая». На проверку они оказались храбрыми, решительными и полными энтузиазма. С робкой блондинкой Алтантуяа отношения пришлось налаживать немного дольше ― как выяснилось, ранее она была в усложнение у какой-то знатной женщины, которая не была скупа на наказания. От Мелек девушка ожидала тоже побоев и грубости, однако черноволосая приятно ее удивила. Присутствие Сарнай и Цэрэн так же помогало Алтантуяа чувствовать себя увереннее, и скоро троица вполне тепло и дружески относилась к Мелек.
Когда Мелексима поняла, что боязнь вызвана по большей степени слухами, которые описывали внучку Ганбаатара хладнокровной, жёсткой и расчетливой стервой, ей было больше смешно.
Основная задача девушек была помогать Мелек мыться, накрывать ей стол, выполнять ее какие-то мелкие поручения. Собственно, девушка не понимала, к чему такое внимание к тем вещам, которые она могла сделать и сама, но после отселения от Буяннавч ей была в радость хоть какие-та компания.
Мелексима от скуки занялась мелкими увлечениями, которыми занимались и другие женщины. Сарнай ― которая была старше сестры и Алтантуяа, но примерно на год младше самой Мелек ― научила ту вышивать, и Мелек взялась за это дело с увлечением. Потом она переключилась на орнаментально-прикладное искусство, в котором ей помогала Алтантуяа, оказавшаяся очень талантливой. По вечерам Цэрэн веселила ее ярким фольклором и песнями.
От хана по-прежнему не было никаких вестей. Казалось, он совсем забыл о существование Мелек. Изредка Хостоврул приносил ей маленькие подарки от Батыя, но хан больше не искал с ней встречи, и Мелек решила не навязываться. Хотя ее женская гордость была неумолима сломлена, Мелексима пыталась существовать дальше. В томительном ожидании прошел еще один месяц. Орда менялась в угоду погоде, и вскоре Мелек покидала ее все чаще и чаще. Хулан ― любимый подарок ― еще не был готов к тому, чтобы на нем ездили, поэтому Мелексима просто водила его под уздечку, уходя недалеко в лес. Изредка она ездила верхом на другой лошади, могла уезжать очень далеко ― но неизменно возвращалась. Порой такие прогулки занимали целый день, а поскольку о своих решения черноволосая не отчитывалась, иногда это поднимало небольшие волнения. Субэдэй, зашедший после завтрака обсудить что-то с черноглазой, не обнаружил ее и был в ярости, что никто из служанок не смог ответить на вопрос, где она была.
Однако, Батый волнение не разделил. Он знал, что девушке некуда было идти ― он помнил, какой она вернулась из дому. Поэтому, когда Мелексима вернулась тем же вечером, Бату даже не вызвал ее, чтобы отчитать, чем немало удивил своего полководца и Жаргаля с Хостоврулом. Однако последний все-таки настоял, чтобы девушка, даже если не лично, то хотя бы через прислужниц сообщала о том, куда собирается.
В тот день Мелексима вновь прогуливалась с Хуланом недалеко от Орды. Конь пощипывал свежую зеленую траву, а Мелексима стояла рядом, иногда бездумно поглаживая коня по сильной спине. Эти прогулки нужны были не только для того, чтобы конь в будущем ей доверял, но и чтобы Мелек могла побыть в тишине. Конечно, к ней никто больно не приставал, но постоянное ощущение чужого присутствия ей не могло нравится. Даже если девушек не было рядом, черноволосая знала, что они появятся по щелчку пальцев. Это… напрягало. А их «Госпожа Мелексима» вообще доводило до нервного тика.
– Ну, не привыкла я к тому отношению, ― сказала Мелек вслух, привлекая внимание коня. ― А их еще не переучишь. Заладили «мы должны к вам обращаться только так» и не слышит, что я им говорю.
Мелек тяжело вздохнула и положила голову на спину коня. Хулан извернул голову, словно стараясь подбодрить свою хозяйку, но свежая листва заняла его больше.
– Госпожа Мелек, ― снова раздалось со стороны. Девушка лениво приподняла голову и увидела спешащую к ней Сарнай. Сарнай находилась у Мелек в фаворе, потому что они были схожи по возрасту, и втолковать ей что-то, что противоречило общим правилом, но нравилось самой черноглазой было легче, чем пугливым младшим. К примеру, Сарнай уже перешла с «Госпожи Мелексима» на «Госпожа Мелек», и Мелек надеялась, что вскоре они перейдут на простое обращение по имени, если даже и наедине.
– Сарай. Что-то случилось?
– Шаманка Буяннавч пришла, ― сообщила девушка. ― Принесла какие-то ткани, чтобы вы посмотрели.
– Какие ткани? ― не поняла Мелексима, беря Хулана под уздцы и ведя обратно в конюшню. Но Сарай лишь пожала плечами.
– Мне неизвестно. Велели только вас позвать.
Когда Мелексима зашла в своей шатер, то первым делом заметила растерянное выражение лица шаманки, а уж потом ткани. Они были разного цвета, но все ― как одна красивые, сверкающие золотом.
– Здравствуй, Буяннавч, ― поздоровалась Мелексима. ― К чему это? Я должна выбрать ткань на платье?
Буяннавч посмотрела на девушку удивленно. Создавалось ощущение, что шаманка пришла узнать что-то, а не отвечать на вопросы.
– Мелек, это… ― шаманка растерянно глянула на отрезки тканей, потом снова на девушку. ― Тебе не… Ты не знаешь?
– Не знаю чего?
Близняшки и Алтантуяа тоже выглядели удивленными. Шаманка посмотрела на Мелек и сказала почти на одном дыхание.
– Мелек, мне велел подготовить твой свадебный наряд.
Мелексима подумала, что ослышалась. Она смотрела на Буяннавч, ожидая кого-то продолжения, в котором окажется, что замуж выходит не она. Потом черноглазая повторила слова про себя, перевела на русский, прошептала вслух, но все равно выходило, что Буяннавч должна подготовить ее свадебный наряд. На ее свадьбу.
Видимо, в глазах Мелек что-то промелькнула, потому что Буяннавч одним властным движением отослала девушек прочь. Она быстро подошла и сжала руки на плечах черноглазой.
– Мелек… ты что, не знала?
– О чем? ― широкая улыбка расползлась по красивому лицу. ― О том, что я выхожу замуж? Нет, не знала.
Мелек затрясло, и она громко рассмеялась. Буяннавч растеряно отступила, и черноглазая, продолжаясь заходиться в истерическом смехе, опустилась на пол. Закрыв лицо руками, она смеялась, но уже немного тише. Ее раздирал приступ отчаянья и веселья одновременно ― Батый выдает ее замуж? Решил избавить от той, кого он назвал своей женщиной?
Видимо, Мелексима озвучила свои мысли вслух, или Буяннавч смутила ее истерика, но шаманка пояснила.
– Мелек, Бат-хан женится на тебе. Разве это не то, чего ты хотела?
Мелексима резко отняла руку от лица и вскинула голову. В ее глазах было написано одновременно и удивление, и капля испуга.
– Батый женится на мне?
Шаманка кивнула, и тут же удивилась, заметив, как преобразились черты лица девушки с именем «ангельский образ». Они заострились, становясь более хищными и четкими, а в черных глазах мелькнула настоящая злость. Девушка вскочила и словно птица вылетела из шатра ― быстро и неотвратимо. Буяннавч в испуге хотела было бежать за ней, но она знала, что Мелек нельзя отговорить от того, что она задумала. Если эта чертовка решила получить ответы от самого хана, она их получит.
***
Мелек останавливают у самого шатра Батыя:
– Простите, Госпожа, ― говорит стражник, явно испуганный тем, что не дает ей пройти. ― Но Великий Хан велел его не беспокоить.
Мелексима хочет рыкнуть, что если он принимает подобные решения, то пусть будет готов давать ей ответы.
– Хорошо, ― говорит Мелексима, но все равно входит в шатер. Стража не успевает ее остановить, да и откровенно боятся к ней прикасаться. Поэтому монголы решают остаться на местах, надеясь, что им не прилетит за их невнимательность. Да и девчонка сама пробежала!
Батый поднимает на Мелек взгляд, отрываясь от исписанных свитков. Девушка быстро кланяется, и также быстро выпрямляется. Ее волосы забавно взлетают вверх-вниз от этих действий.
– Великий хан, ― говорит Мелексима, и Батый уже по одному голосу понимает, что о предстоящей свадьбе ей уже сообщили.
– Мелексима, ― в приветствии говорит Бат-хан. ― У тебя что-то случилось?
Сдержанный тон немного остужает пыл черноглазой, однако запал вовсе не пропал. Мелексима еще была охвачена чувствами ― от раздражения, что ей не сказали сразу до…, впрочем, об этом она старалась не думать.
– Вы решили жениться на мне, ― сразу говорит девушка. Потом она замолчала, будто бы ей отчаянно не хватало воздуха.
– А ты против? ― спрашивает Батый, указывая на место рядом с собой, даже не напротив. Мелек, пусть и была человеком эмоциональным, понимает, что пренебрегать таким приглашение грубо и даже опасно. Поэтому девушка, в своей излюбленной манере подобрав подол платья, легко взбирается на этот пьедестал и садится рядом. Смотрит на Бату ― черное против черного. ― Буяннавч поведала о том, как ты злилась после стычки с той девчонкой.
Мелексима открыла было рот, чтобы что-то возразить, но таких слов не нашло, и она молчала. Ну, Буяннавч! Сама говорила держать в тайне ее слова, а сама все рассказала хану. Ну, это ли не предательство!
– Так все дело в том, что я не хочу становится наложницей? ― спросила Мелексима, и Бату уловил в ее голосе горечь. ― Только ради этого свадьба? Но и так я не согласна.
– Если бы я хотел, чтобы ты была наложницей, ты бы ею была, ― жестко прервал девушку Батый. Мелексима вздрогнула. Хан заметил и это. Мужчина провел пальцами от виска девушки до подбородка, очерчивая красивые черты лица. ― Если тебе и так не нравится, то чего ты хочешь, Мелексима?
Девушка посмотрела на хана. Черные глаза слезились. Они сидели слишком близко.
– Чтобы вы любили меня.
Просить такого человека о любви ― слишком. Такие, как Батый, никого не любят. Они умеют сражаться, умеют побеждать, но чувства для них остаются неизведанными. Женщина ―красивое украшение и приятное развлечение. С женщиной можно поступать как хочется, она может прийти и уйти, может слушать, когда надо, поддержать, когда надо, их можно менять, когда угодно. Но люди, в руках которые власть, любить не могут.
Мелек это знала.
– А если я смогу тебя полюбить? ― спросил Бату, внимательно глядя в ставшее родным лицо. Где-то в глазах Мелек, помимо любви к нему, которая была очевидна, промелькнула надежда. Крохотная, ничтожная надежда на счастье, на то, что ее чувствами не играют. ― Тогда ты согласишься стать моей?
– В моем согласие уже нет нужды, ― сказала черноглазая. ― Я уже твоя.
И тут Мелексима неожиданно обвила руками его шею и сладко поцеловала в губы, а затем резко отпрянула, как бы испугавшись своего безумного порыва. Батый заглянул в ее лицо с любопытством и нетерпением. Сейчас он ощущал сильное волнение. Сердце тревожно стучало, но он старался не подавать виду, старался подавить в себе этот нарастающий, пугающий и незнакомый трепет.
– Тогда почему новость о свадьбе тебе так претит?
Мелексима истерично хмыкнула. В попытки успокоиться, она прикусила костяшку пальца.
– Когда Буяннавч сказала об этом, ― начала она. ― Я сначала подумала, что речь идет не о… тебе. Подумала, что ты решил выдать меня за кого-то, чтобы избавиться от меня. А когда Буяннавч сказала, что ты женишься на мне… это было удивительно.
Мелек немного опасливо, неуверенно откинулась головой на грудь Батыя, смотря на него снизу-вверх. Хан не стал возражать, лишь взирал на девушку с молчаливым предложением продолжать. Но Мелек больше нечего было сказать. Ей никуда было идти ― это знали и он, и она.
– Тебя так удивляет, что я могу захотеть женится на тебе? ― спросил Батый. Мелек смущенно улыбнулась она и сжала его руку, слишком выразительно для того чтоб он не понял такого пожатия
– Если честно ― да. Но я приятно удивлена.
Батый изобразил на своем лице насмешливую и безразличную улыбку.
– Не пытайся проникнуть мне в сердце.
– Кажется, поздно, ― Мелексима пожала плечами, но из-за ее положения движения было неловким.
Батый промолчал. В порыве сильных и внезапных чувств, будучи уже не в силах бороться с собой, он заключил Мелек в объятья. Кровь его кипела, тело била дрожь, нервы были возбуждены, и он вернул ей недавний поцелуй.
С плохо скрываемым желанием прикоснулся губами к ее шее. Прикоснулся с той особенной наглостью, которая открывала ему многие двери. Мелек трепетала в его объятьях, едва скрывая сильное желание, а импровизированное сопротивление распаляло ее еще сильнее. Бату легко подхватил ее и перенес на кровать, где она продолжила кокетливо сопротивляться для виду и изящно изворачиваться от его беспорядочных грубых поцелуев и прикосновений.
12 месяцев спустя
После весны наступило лето, потом ― осень и вот землю снова покрыл снег. Золотая Орда ширилась и увеличивала количества орудий и воинов, а в сердце хана по-прежнему была только одна женщина ― его супруга. С Мелек не было скучно, Батый с ней не уставал. Она была умна и красива, и с каждым годом, превращаясь из еще юной девушки в более зрелую женщину, она только хорошела. И все равно детская непосредственность заставляло видеть в Мелек всю ту же юную задорную девушку.
Осенью ее Хулан был впервые под седлом, и конечно, Мелексима попросила Бату сопровождать ее на конной прогулкой. А когда супруга о чем-то просила, даже Великий хан не мог ей отказать. Мелексима дарила радость каждому, кто находился рядом с ней ― Буяннавч, которая захворала в начале зимы, и пугала внучку Ганбаатара; служанкам, которые прониклись к черноглазой Госпоже искренней любовью; слуги хана ― вечно угрюмый и серьёзный Субэдэй, Хостоврул и Жаргал были расположены к Мелек не меньше, чем она к ним.
Но больше любви, конечно, получал и видел только Великий хан. Он был объектом ее любви, ее страстью и нежностью. Батый думал, что такая сильна любовь будет давить на него, но Мелексима была осторожна. Была рядом, когда он в ней нуждался, и даже в те мгновения, когда он был занят делами Орды, а Мелексима сидела рядом и занималась каким-то делом, она не была помехой. Рядом с ней ― возможно, мурлыкающая какую-то тихую песенку и изредка бросающая на него взгляд ― все становилось лучше и легче.
Других не было. И быть не могло.
Мелексима легко бежала по белому снегу, приподняв платья, а за ней пыталась угнаться Сарай. Для женщины в положение Мелек передвигалась необычайно быстро, и монголы едва успевали кланяться ей, пробежавшей мимо них в голубом платье с черными элементами.
– Госпожа, не бегите так, вы же беременны, ― выдохнула Сарай, когда они остановились напротив шатра хана. Стражники низко поклонились и не спешили поднимать глаза на хановскую супругу. Мелексима, быстро отдышавшись, откинула кудри на спину и, придав себе самый что ни на есть гордый вид, прошла внутрь.
В шатре воцарилась тишина. Мелексима глядело холодно, непроницаемым взглядом обвела присутствующих. Сидящие монголы тут же встали, поклонились. Но они были девушке вовсе не интересны ― около четырнадцати людей в русской одежде и не разукрашенными лицами привлекли ее внимание куда больше.
Она прошла и поклонилась.
– Великий хан, ― произнесла она. Она держала голову гордо, показывая всем, что перед ними непростая девчонка, а Госпожа, супруга Великого хана. Но тем не менее, чувствуя на себе пристальный взгляд черных глаз, она начинала невольно робеть. ― Простите мне мое опоздание.
Батый величественно кивнул ей. Русские непонимающе переглядывались между собой ― они не знали, кто такая Мелексима.
– Мелексима, ― сказал хан. Черноглазая не боялась ― перед всеми он ее отчитывать не будет, Батый уважал ее и никогда бы так не унизил. ― Рязанцы прислали дань. Посмотри, может тебе что-то приглянется.
Девушка развернулась и в абсолютной тишине ее украшения звякнули. Она подошла к русским. Впереди стоял крупный, немолодой мужчина. Он явно волновался, другие же испытывали совершенно разные чувства ― кто-то из них боялся (невысокий и лысый мужчина), кто-то казался старался незаинтересованным, кудрявый черноволосый юнец выглядел слишком уж высокомерным. Черты светловолосого красивого юноши показались Мелек смутно знакомыми, но она не стала заострять на них внимание больше, чем следовала.
Когда она подошла, тихо шурша одеждами, мужчина перед ней явно растерялся. Он не знал, кланяться ли Мелек или нет, да и кем она собственно была. Девушка оглядело которые сундуки и парой ловкой движений перебрала несколько монет в сундуках, высматривая украшения.
– Эта кто? ― услышала она шепот за спиной. Она слабо улыбнулась и посмотрела на хана.
– Понятия не имею, ― ответил другой мужской голос. ― Сестра, может дочь. Или жена.
Мелек сдержанно усмехнулась. Русскую речь поняла не одна она, но взгляд Хостоврула на Батыя она скорее угадала, чем увидела.
– Это ― наша Госпожа, Мелексима, супруга Великого хана, ― внезапно услышала она и посмотрела на Хостоврула. Монгол говорил на русском, и по взгляду Батыя она поняла, что представил он ее правильно. Она еще раз оглядела сундуки, словно не замечая этого движения, который отдал полный мужчина, по которому рязанцы ей поклонились. Кудрявый кланялся не очень низко и тут же выпрямился. Мелек решила, что он был царевичем или князем.
– Продолжайте, ― сказал Хостоврул, пока Мелексима изучала содержимое сундуков. Взгляд Батыя она чувствовала спиной.
– Князь Юрий просит принять, эти скромные дары, ― сказал боярин, и Хостоврул перевел это. Мелексима откинула крышку одного сундука и прикоснулась к темному меху. В основном, там был мех ― соболиный, лисий. Она посмотрела на хана, который вопросительно незаметно качнул головой. Возможно, напряженные рязанцы это и заметили, однако другие монголы вряд ли. Мелек знала своего супруга куда лучше, чем двенадцать месяцев назад.
– Это хочу, ― сказала она, кивая на сундук с мехами. Жаргал приблизился к ней, провожаемый еще более непонимающим взглядом резанцев и, осмотрев содержимое, остался довольным качеством меха.
– Бери, ― коротко разрешил хан. Мелек кивнула Сарай, и та понимающе склонила голову. Мелексима, посмотревшая на рязанцев еще раз, отошла от них и заняла свое место рядом с Батыем. Они обменялись одним им понятными взглядами. Только когда девушка опустилась на подушки рядом с супругом, сели и другие монголы, до этого стоявшие.
Жаргал, вернувшись на свое место рядом с Хостоврулом, обратился к русским, но монгольского они, естественно не поняли.
– Радуйтесь, ибо нашей Госпоже понравились ваши дары, ― перевел Хостоврул. Мелексима холодно усмехнулась. Светловолосый красавец смотрел на нее, словно силясь узнать, но одни из к нему ближайших незаметно толкнул его, и тот отвел взгляд. ― Поешьте.
К еде рязанцы так и не притронулись, явно боясь отравиться, но вот молока попробовали. Мелек усмехнулась на их тихие пересмешки. Батый кинул на нее вопросительный взгляд.
– Они говорят друг другу «Только не плюйтесь», для них молоко кислое, ― шепотом объяснил девушка, улыбаясь. Ей вкус уже приелся, и она не обращала внимание. ― Они не будут есть, бояться яда.
– Его там нет, ― заверил ее Батый.
Мелексима без особого удовольствия посмотрела на полный стол яств и решила, что Бату говорит правду ― монголы убивают в бою, а не травят исподтишка как трусы.
– А я бы поела, ― жалобно сказала Мелек, прикладывая руку к животу. ― Распорядишься?
Батый кивнул. Сарай, находившаяся рядом с госпожой почти неотлучно, поняла приказ и быстро исчезла. Бату не мог отказать беременной супруге ни в чем.
Прошло от силы пять минут, когда тот полный мужчина снова встал. Точнее, поднялся на колени над столом. Хостоврул переводил каждое его слово, а Мелек понимала и так.
– Великий хан, дозволь узнать: чего ты хочешь от рязанцев?
По чести сказать, Батыю перевод Хостоврула был не слишком нужен. Он знал русский достаточно хорошо, но видимо не хотел показывать этого перед самим руссами. Подобный вопрос явно был для Батыя не удивительным ― хан встал, и подошел к незваным гостям. Монголы тут же поднялись, Мелек, в ее особом положение, было разрешено сидеть, но девушка, с секунду подумав, встала и пошла за супругом. Остановившись около Хостоврула и Жаргаля, она переглянулись с верными монголами.
– Я ничего от вас не хотел, ― сказал Батый, ходя между руссами. Мелек осмелилась подняться по ступеням, оказываясь чуть ближе. Ее внимание привлекло нечто, закутанное в кучу одежды. Карие ― явно женские ― глаза испуганно метнулись вверх, посмотрев на Мелек, и тут же снова уставились в стол. Что здесь делает девушка? ― Я вас не звал, вы сами пришли. Но мне любопытно на вас посмотреть.
Хостоврул переводил. Пока Батый изучал пришлых, Мелек элегантно опустилась на край стола и протянула руку, просунув ее через платок и капюшон. Жаргал подался немного вперед, готовый в любой момент защитить свою Госпожу.
Девушка перевела лицо юницы к себе. Неизвестная мелким дрожала от холодных пальцев на своем лице. Мелек немного стянула шарф, рассматривая лицо ― немного круглое, молодое, большие карие глаза и пухлые розовые губки. Смотрела девушка на хановскую супругу как загнанный испуганный зверек. Но Мелексима не стала привлекать внимание и отвела руку, но Жаргал и Хостоврул поняли, что внимание Мелек владел не мужчина.
Она встала и снова спустилась вниз, как раз в тот момент, когда пальцы хана коснулись лица того самого светловолосого юноши.
– Рязань будет моим первым городом, ― внезапно сказал Батый, заставив Мелек вздрогнуть. Он быстро направился к карте, нарисованной на настоящем золоте, что была в его шатре. Мелексима вернулась на свое место, отдавая свое внимание принесенной еде. Есть хотелось ужасно, но Мелек не могла оторваться от такого развлечения. ― Вашей земле нужен хозяин, ― хан повернулся. Все русские напряженно слушали его, не прикасаясь к еде.
– Ешьте, ― сказал хан. ― Кто будет стоять передо мной на коленях, тот будет хорошо кушать.
Мелексима глянула на Батыя снизу-вверх. Интересно, к ней это тоже относится? То, что было сказано следом показалось Мелек галлюцинацией или сном. Хостоврул, она была уверена, тоже. Девушка вскинула голову, смотря на черноволосого ― теперь сомнений в том, что это был сын князя у нее не было ― с немалым испугом.
– Смотри как бы ты сам на колени не встал.
Его товарищи глядели на него не менее испуганно, кто-то ― с яростью. Одним предложением он подвел их едва ли не к смертной казни. По лицу Батыя Мелексима поняла, что смысл сказанного ему понятен. Но, либо играя на нервах рязанцев, либо просто думая, что действительно ослышался, он позвал Хостоврула, ожидая точного перевода. Монгол замешкался. Мелек судорожно забегала глазами по шатру, а потом глубоко вдохнула и, неуверенная в правильность своих действиях, сказала, довольно громко и четко:
– Ты, юнец, считаешь, что твое стадо способно поставить на колени Золотую Орду и Великого хана?
Слова были меткими и понятны. Кто-то из шаманов шепнул, что негоже женщине вмешиваться в разговор. Да, на праздниках супруга хана могла вмешиваться в дискуссии и ее мнение считалось авторитетным, но не в тот момент, когда речь шла о чужаках. Ее вмешательство посчитали лишним. Рязанцев не мало удивило то, как произнесены были эти слова ― монголка не могла так владеть русским языком.
