Текст книги "Черноглазая (СИ)"

Автор книги: Девочка с именем счастья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Глава 1. Находка ==========

Ее нашли в лесу, на снегу под деревом. Она стояла на коленях перед большим дубом, которое устремило свои ветви вверх, не ломаясь под тяжестью снега. Из одежды на ней было только красное платье, которое не могло спасти от холодов. Она, сложив руки в молитвенном жесте и прижав их к груди, что-то шептала. Черные волосы едва доходили до лопаток, и были обрезаны несколько криво.

Она не сразу услышала приблизившихся монголов, увлеченная своими действиями. Скорее всего, она читала молитву, возможно ― шептала проклятье.

Примерно с десяток монголов утром отправились на охоту, сейчас же, возвращаясь обратно на место стоянки, они увидели эту девушку, которую холод совсем не волновал. Они хотели проехать мимо, но что-то заставило их остановиться. Пару минут они просто наблюдали за ней, она не шевелилась, и тогда одни из них слез с коня и подошёл к ней.

Услышав хруст снега загадочная девица обернулась. Ее губы посинели ― вероятно, от холода; кожа была бледная, глаза ― темно-карие. Определенные черты лица ― к примеру, у монголов кожа была несколько загорелая, поэтому девушку можно было принять за русскую, но прямые черные волосы и темно-карие глаза были схожи с чертами монгольских женщин. Она была не русской, но и от монгольских женщин она отличалась. В ней было что-то и от их народа, и от руссичей.

– Встань! ― приказал монгол, сжимая в руках саблю. Девушка посмотрела на оружие и медленно поднялась со снега. Платье открывало ее плечи и обнажало ключицы.

Черноволосая замерла, не делая лишних движений. Лишь внимательно смотрела на них своими темными, бездонными глазами.

– Кто ты? – спросил все тот же монгол. Она не боялась, смотрела прямо, расправив плечи и выпрямив спину. Она сцепила пальцы, и начала немного подрагивать от холода.

Монголы не знали, что делать с неожиданной находкой. Вперёд внезапно выступил один из полководцев, который сегодня руководил процессом охотой. Его чёрные глаза вперились в девушку красном, и он бегло и быстро спросил что-то у монгола, что до этого разговаривал с ней. Тот стушевался.

– Она немая видимо, – предупредил юноша. Старый монгол обратился к ней, практически гаркнув:

– Имя!

Девушка нахмурилась, вопросительно склонив голову. Потом слабо улыбнулась, посмотрела на снег под ногами.

Старый монгол задумчиво потёр подбородок, а после сказал, переходя на русский:

– Ты говоришь?

Черноглазая подняла взгляд и улыбнулась снова, но молчала. Может, она не знала русский и монгольский, но скорее всего была просто немой. Однако ― и этого не мог отрицать никто присутствующих ― она была очень красивой.

– Возьмем ее с собой, ― решил старый монгол. Некоторые из охотников довольно заулюлюкали, что красавица поедет с ними, но быстро остыли от одного только взгляда своего предводителя.

Очевидно, что такую красивую девушку отдадут хану Батыю.

***

– Великий Хан! ― почтительно произнёс Субэдэй, входя в шатер своего повелителя. Сидящий за столом мужчина поднял на него взгляд ― холодный и безэмоциональный. Мужчина был похож на хищное, опасное животное, которое может кинуться на свою добычу при любом неверном движении оной. Именно поэтому он внушал такой страх и трепет своим воинам.

– Говори, ― разрешил он.

– Охотники привели женщину, ― сказал полководец. ― Ее нашли в лесу под деревом, она стояла на коленях на снегу. Они привели ее сюда. Пока вели, ни слова не сказала. Немая она, видать.

– Русская? ― спросил хан. Он не видел причины, по которой Субэдэй мог побеспокоить его. Он глубоко уважал полководца, который служил еще при его деде Чингисхане, и считал, что по пустякам тот его беспокоить не будет. Возможно, возраст брал свое или просто Субэдэй еще не все сказал.

– Не могу точно сказать, ― ответил Субэдэй. ― Ее нашли вблизи русского поселения, но чем-то она напоминает монголок.

Батый ждал, когда полководец продолжит. Даже если девушка была монголкой ― толку было привозить ее на их стоянку. Возможно, кто-то из воинов принял ее за знахарку ― люди были весьма суеверны, Батый же считал, что есть только люди: от них и добро, и зло.

– Так почему ее привели? ― спросил хан, и Субэдэй несколько стушевался. Он знал, насколько Батый не любит задавать очевидные вопросы. Хан был умным, хитрым и изворотливым, и от своих людей ждал такого же. Но объяснить ситуацию, произошедшую час назад он не мог.

– Ее привезли, потому что посчитали ее красивой, ― пояснил полководец. ― Вам в наложницы, возможно.

После начала ожесточенный войны с русскими городами, мысли хана занимали только сражения, стратегии и военные планы. На женщин времени не было, да и хан не слишком желал этого ― мысль о грядущих завоеваниях волновала его больше. Но после рассказа Субэдэй в нем шевельнулся интерес: охотники посчитали эту женщину настолько красивой, что решились привести ее сюда, и более того ― предложить ему.

– Где она? ― спросил хан.

***

Над девушкой в своём шатре хлопотала шаманка ― Буяннавч. Это была высокая смуглая тощая женщина, с длинными пальцами и гладкими темными волосами, с кое-где пробивающейся сединой. Первым делом она раздела девушку, осматривая на наличие серьезных ран. После незнакомку выкупали в горячей воде, чтобы согреть. Все это время черноволосая молчала, послушно повинуясь приказам. Буяннавч пыталась вывести ее на разговор, что та лишь смотрели на нее черными глазами и ничего не отвечала.

После того, как девушку тщательно помыли, Буяннавч вернула красное платье, которая та надела с необычайной радостью. Буяннавч помогала несколько монгольских девушек, и все они с какой-то ревностью и завистью посматривали на красавицу. Та явно чувствовала себя неудобно при таких взглядах, но стоило ей с кем-то скреститься взором, те поспешно отворачивались. Буяннавч отослала девушек и приняла расчесывать вымытые волосы. Красное платье на ней имело большой подол, рассыпаясь вокруг своей хозяйки кругом, широкими рукавами, но с открытыми сверху ключицами и плечами.

Шаманка осталась недовольна тем, как были обрезаны волосы, поэтому несколько подравняла их кинжалом. Девушка протянула руку и взяла небольшой локон волос, посмотрела на него и протянула Буяннавч. Шаманка непонимающе взглянула на девушку и спросила на монгольском:

– Что ты хочешь?

Голос у нее был хриплый, но громкий. Девушка открыла рот, но ничего сказать не могла, поэтому тяжело выдохнула. Она взяла руку шаманки и вложила в раскрытую ладонь свой локон, после чего сжала руку и накрыла ее своей. В черных глаза было столько мольбы, что Буяннавч не стала отнимать руку:

– Ты хочешь, чтобы я их сохранила? ― спросила она. Черноволосая медленно кивнула. Шаманка встала и убрала их в небольшую шкатулку, после чего вернулась и села напротив девушки. Она внимательно вглядывалась в красивые черты лица. Потом протянула руку, коснулась подбородка и сказала:

– Открой рот.

Девушка послушно исполнила приказ. Язык у нее был, значит немой она могла быть только с рождения. Но шаманку сразу поняла, что это не так ― она приблизилась чуть ближе, заглядывая в глотку, с помощью движения рукой заставляя немного приподнять голову. Когда Буяннавч убрала руку, черноглазая закрыла рот.

– Сглотни, ― сказала она. Девушка жалостливо нахмурилась, но исполнила приказ. Потом поморщилась от боли.

Она хотела что-то сказать, но внезапно полог шатра был откинут и внутрь, впуская холодный ветер, зашел Батый, в сопровождение Субэдэй. Шаманка поспешно встала, низко склонившись, а девушка замерла. Зрачки слегка расширились и дернулись, губы приоткрыли. На ее лице появился то ли испуг, то ли восхищение, но подобная заминка длилась всего пару мгновений. Девушка, не вставая, низко наклонила голову, смотря на сцепленные руки.

Хан смотрел на девушку, стоящую на коленях. Рассмотреть ее лицо он успел лишь мельком ― черные глаза и бледная кожа, но понять, что та хороша с собой он успел. Она должна была встать, как предписывали традиции и обычаи, но то ли слишком испугалась, то ли этого не знала. Бату глазами указал Буяннавч на девушку, и та взяла ее за плечи и подняла.

– Ты должна приветствовать хана стоя, ― сказала она полушепотом, делая шаг в сторону. Черноглазая посмотрела на нее и кивнула, после чего опять опустила голову.

Хан приблизился и взял ее за подбородок, приподнимая голову. Девушка слегка подрагивала, и ей больших усилий стоило посмотреть на Батыя. Тот медленно повернул ее голову вправо, потом влево, рассматривая.

– Кто ты? ― спросил он, отпуская девушку. Девушка посмотрела на хана, но ничего не сказала.

– Если к тебе обращается Великий Хан, ты должна отвечать! ― рявкнул Субэдэй. Бату смотрел на девушку, и сказать точно, о чем он думал было нельзя. Дыхание девушки участилось, словно она боялась. Но заговорила внезапно Буяннавч.

– Великий Хан, ― произнесла она, словно просила разрешения. Батый посмотрел на шаманку. ― Она не может говорить, у нее сорван голос. Я дам ей отвары и через пару дней он вернется. Только тогда она сможет говорить.

Бату еще раз окинул взглядом девушку в красном платье перед ним. Красный и черный сильно гармонировали с бледной кожей. Однако к ней начал возвращаться румянец ― она медленно, но согревалась.

Великий хан кивнул:

– Следи за ней, ― сказал он шаманке. ― Пусть будет всегда у тебя на виду.

– Конечно, Великий хан, ― ответила Буяннавч. ― Посмотрим, что может. На что-нибудь да сгодится.

Бату кивнул и развернулся, собираясь уходить, как внезапно за его спиной раздался неразборчивый хрип и шепот. Он посмотрел на девушку, Субэдэй и Буяннавч тоже посмотрели на нее. Она откашлялась, преодолевая боль в горле, и практически на одном выдохе прошипела:

– Мелексима, ― потом, снова откашлявшись, добавила. ― Мелек.

Батый посмотрел на Буяннавч. Та нахмурилась, призадумавшись.

– Что это значит? ― спросил хан. Шаманка испуганно вздрогнула и быстро ответила.

– Это имя такое ― Мелексима. Сокращенно Мелек, видимо. Это означает, ― шаманка задумалась, но тут же ответила. ― Означает, «образ ангела», ― она посмотрела на черноволосую. ― Тебя так зовут? Мелексима?

Девушка, слабо улыбнувшись, кивнула. Батый кивнул шаманке и вышел. Субэдэй, кинув на Мелек какой-то заинтересованный и изучающий взгляд, вышел следом. Мелексима выдохнула. Шаманка обняла ее за плечи и тепло улыбнулась.

– Ну, Мелек, ― с улыбкой сказала она. ― Теперь будешь мне помогать. Ты не бойся, я тебя не обижу, ― Буяннавч провела рукой по волосам девушки. ― Знаешь, я всегда мечтала о дочери.

========== Глава 2. Великий воин ==========

Мелексима вняла совету шаманки ― работала она на совесть. В основном, вся ее работа сводилась к тому, чтобы подносить ту или иную вещь, когда Буяннавч помогала раненым воинам, или раскладывать травы. Шаманка рассказывала девушке о том, для чего какие травы ― от каких можно умереть, какими усыпить или спасти жизнь.

Мелек из шатра выходила только по просьбам Буяннавч, а все потому, что шаманка боялась, как бы не стало хуже ― голос к девушке возвращался медленно. Женщина замотала Мелек шею мягким плотным отрезком меха, давала очень много тёплого молока и настоя трав. Мелексима чувствовала, как саднящая боль в горле отступает, но говорить ей все еще не советовали ― чтобы не сделать хуже.

Субэдэй все странно смотрел на нее, в те редкие моменты, когда они встречались. Мелек всегда становилось не по себе от этого взгляда, и она спешил исчезнуть из поля зрения грозного полководца. Она не понимала, чем было вызвано такое поведение, да и знать не хотела ― Мелексима собиралась держаться подальше от этого старого мужчины, что внушал ее страх.

Проблемы так же исходили их других девушек. Их было довольно много ― они стирали, шили, готовили, но жили чуть дальше, чем другие воины. Исключение составляла только Мелексима, которую взяла под опеку старая шаманка ― шаманов тут уважали и с их словами считались. Другим девушкам это, конечно, не нравились. При встрече с Мелек они старались оскорбить ее или побольнее ударить, но они ничего о ней не знали ― и находить болевые точки было невозможно. Мелексима же смиряла их строгим взглядом и не обращала внимания.

Хан с ней более не пересекался. Мелек казалось, что тот и вовсе забыл о существование девушки, но она решила, что это к лучшему ― лишнее внимание ей не к чему.

Буяннавч постоянно ловила грусть на лице своей подопечной. В этот вечер, после того, как Мелексима выпила теплое молоко с медом, и ее шею замотали теплым полотенцем, шаманка начала разговор. Но Мелек волновал один вопрос:

– Бат-хан, ― сказала она шепотом. ― Он похож на своего деда?

– Чингисхан был великим воином, великим ханом, ― сказала шаманка. Они вдвоем перебирали какие-то травы. ― Но у монголов есть мнение, что каждый хан будет лучше предыдущего.

– Потому что от своего отца он узнает больше, чем тот узнал от своего, ― сказала Мелексима. ― Да, я знаю. Дедушка мне говорил.

Шаманка недоуменно посмотрела на черноволосую. Она на заметила, как за их шатром мелькнула тень, и кто-то притаился, слушая их разговор.

– А кем был твой дед? ― спросила шаманка.

Мелек грустно улыбнулась.

– Он был… Чингисхан сам говорил, что он был великим воином, ― Мелексима аккуратно оттерла костяшками пальцев слезинки. ― Я помню, как хан пришел в наш дом. Смутно помню, мне тогда было лет пять от силы. Незадолго до своей смерти приходил. Он внушал трепет и ужас, внушал восхищение. Я помню его взгляд, который он опустил на меня с высоты своего роста. Чингисхан пришел в мой дом, и я онемела от страха. Словно скала, Хан возвышался надо мной, ― Мелексима замолчала, перебирая тонкими пальцами сушеные лепестки каких-то растений. ― Это воспоминание очень сильно врезалось мне в голову. А когда я увидела Бат-хана… ― девушка отложила лепестки в сторону, потом взяла другие и посмотрела на них. ― Я снова почувствовала себя ребенком. Он внушает…

– Страх? ― подсказала Буяннавч, улыбаясь. Мелексима качнула головой.

– Нет. Трепет. Перед ним невозможно не склониться.

Шаманка тихо, хрипло рассмеялась, но потом внезапно строго спросила:

– Молчи, и не напрягай голос!

Мелексима кивнула, молча помогая шаманке распределять травы. Субэдэй, который стоял все это время рядом с шатром, задумчиво смотрел вдаль, а потом решительным шагом направился к шатру Хана.

***

– Хан тебя зовет, ― сказала Буяннавч, входя в шатер. Мелексима подняла голову и на ее лице появился испуг.

– Меня? ― переспросила она. ― Сейчас?

Близилось время обеда, а она точно знала, что Хан редко с кем делит завтрак, обед или ужин, предпочитая трапезничать в одиночку. Хотя, с чего она взяла, что ее будут кормить?

Шаманка кинула девушке сверток голубой ткани, которым оказалось красивое платье. Оно было похоже на то, что принадлежало Мелек, отличаясь разве что цветом и закрытыми плечами. Волосы шаманка принялась собирать в высокую «шишечку», но из-за их длины это было проблематично.

– И зачем ты их только обрезала, ― пробормотала Буяннавч, но Мелексима ее услышала.

– Это было сделано в знак моего траура, ― сказала она. Шаманка попыталась заглянуть в глаза своей подопечной, но та смотрела перед собой твердым взглядом.

Конечно то, что красиво одетая Мелексима направилась в шатер Батыя не могло остаться без внимания. Девушка была уверена, что уже к вечеру все будут об этом и знать активно обсуждать, но ей было до этого все равно. Она держала голову высоко и проговаривала про себя советы, которым ее научила Буяннавч.

Сказать, что Мелек не боялась ― соврать. Одна единственная встреча с Чингисханом и жизнь с дедушкой произвела на юную девочку неизгладимое впечатление, поэтому Бату внушал ей такой же страх. По сути, он был необоснованно, но сложно не бояться человека, под руководством которого находится столь огромное войско.

Когда она вошла в шатер, кроме хана там был Субэдэй и еще двое мужчин ― приближенных Хана. Одного из них она знала ― Хостоврул, говорящий на русском. В стане ханов было несколько таких, но именно он пользовался особой расположенностью Батыя. Он пытался вывести Мелек на разговоры, и она дала понять, что язык руссов ей понятен, но говорит она не может не только на нем, но и на монгольском. Второй же был тощим и каким-то маленьким, с вечно выбеленным лицом и синими камешками под глазами.

Она сначала неуверенно замерла, войдя в шатёр, но стоило ее темным глазам столкнуться с не менее темными глаза Батыя, она «оттаяла» и, поклонившись, произнесла:

– Великий хан.

Бату внимательно посмотрел на нее и кивнул на подушку напротив себя. Между ним и Мелек таким образом был стол, а по бокам, чуть поодаль, сидели его верные слуги.

– Садись, ― сказал хан. Мелексима приблизилась, слегка приподняв платье, и аккуратно села. Хан заговорил снова. ― Ешь.

Батый говорил отрывисто и приказами, как он привык. Мелек не обижалась, а спокойно повиновалась. Она ела одна, слуги замерли, словно изваяния, наблюдая за ней, как и Хан. Батый съел совсем немного, и когда закончил он, тут же прекратила и Мелек. Она совершенно не знала, что ей делать и как себя вести.

– Теперь, когда голос к тебе вернулся, ― произнес Батый. ― Скажи: кто ты?

Хан, несмотря на то, что сидел напротив нее, казалось, возвышался над ней, как скала. Тонкое тело, закутанное в голубые шелка. Высокий лоб и длинные, черные прямые волосы. Взгляд карих, как горчичный мёд, глаз вынуждает отворачивать лицо. Вынести его взгляд что-то из ряда невозможного.

– Что Великий Хан хочет знать? ― спросила Мелек. В голове крутилось сотни мыслей.

– Ты рассказывала шаманке о моем деде, ― сказал Батый. На лице Мелек промелькнуло удивление, она кинула быстрый взгляд на Субэдэй, потом посмотрела опять на хана и кивнула.

– Рассказывала, ― подтвердила Мелек. ― Чингисхан часто навещал наш дом, точнее, моего деда. Его звали Ганбаатар…

– Ложь! ― внезапно воскликнул Субэдэй, поднимаясь на ноги. Точнее, даже вскакивая. Возмущенный словами Мелек. Батый посмотрел на полководца, ожидая объяснений столь дерзкому вмешательству. Тот приблизился к хану и сказал:

– Мне доводилось знать Ганбаатара. Он был одним из лучших воинов при вашем деде и отце, но к сожалению, покинул нас еще до вашего рождения. Он…

– Дедушка был ранен на одном из сражение, ― перебила Субэдэй Мелек. В ее черных глазах мелькнуло недовольство ― ей не нравилось, что ее слова ставили под сомнения. ― Он потерял руку и глаз, он стал глухим, и Чингисхан отдал ему самую красивую женщину среди монголок, после чего опустил на свободу. Про это я тоже лгу?

Субэдэй стушевался, но тут же нашелся с ответом:

– Ганбаатар был знаменитым воином, его историю знает каждый.

Батый одним молниеносным движением поднял руку. Мелексима дернулась от того, насколько быстро и резко произошло это движение.

– Молчи, ― приказал хан полководцу. ― Пусть говорит дальше.

Субэдэй замер, но после вернулся на свое место, прожигая Мелек ненавидящим взглядом. Она молчала.

– Продолжай, ― приказал Батый. Мелексима вздохнул.

– И Ганбаатара и его жены родилась дочь ― моя мать. К сожалению, она влюбилась в русса, моего отца. Дедушка ничего не знал об этом ― мама боялась, что тот отречься от нее. Но дедушка смирился с этим выбором дочери, смог полюбить еще не рождённую внучку ― меня.

Мелексима сглотнула. Батый глазами указал на чашу с напитком, предлагая ей немного выпить, и Мелек не стала отказываться.

– Но мой отец изменил матери, и та убила его, и ту женщину, ― Мелек качнула головой. ― Я даже имени его не знала, но теперь это не важно. Мама умерла через три зимы от хвори. Меня растили бабушка и дедушка. Мы жили совсем рядом с руссами, оттуда и язык знаю. Но два года назад умерла бабушка, ― голос девушки дрогнул, она низко опустила голову. ― Мы очень скорбили. А три месяца назад умер и дедушка. Под тем деревом, что меня нашли ― его могила. Ганбаатар всегда считал, что дуб ― символ силы. Он завещал похоронить его под тем деревом, и я не могла ослушаться.

Несколько минут все молчали. Субэдэй внимательно разглядывал девушку, но уже с меньшей враждебностью. Он видел жену великого Ганбаатара, и не мог не признать, что сидевшая здесь девушка имеет определенное сходство с женщиной, которую раньше считали самой красивой монголкой.

Мелек слегка дрожала, ожидая решения Бат-хана или хоть какого-то слова от него.

– Великий хан, ― внезапно сказал Субэдэй. Все присутствующие посмотрели на него. ― Если эта женщина ― внучка Ганбаатара, то Вам, должно быть известно, что Чингисхан повелевал, в память о подвигах ее деда, оберегать его потомков, предоставляя им кров, одежду и еду.

Мелексима тихо выдохнула вновь почувствовав на себе прожигающий взгляд Бату. Она прикрыла глаза.

– Эта не та причина, по которой я позволила себя привести, ― тихо сказала Мелек. ― Я горжусь своим дедушкой, но вовсе не собираюсь пользоваться тем, что обещал Чингисхан.

– Почему? ― спросил Батый. Он говорил коротко и мало, в основном слушая, и Мелексима подумала, что это неплохая тактика для воина. Она глубоко вздохнула.

– Потому что эти привилегии были для моего деда, а я их не заслужила.

Два монгола тихо охнули. Батый, даже если и был удивлен, не показал этого. Во взгляде Субэдэй промелькнуло что-то новое, сменяя ненависть. Мелек ждала решения. Бату протянул руку к столу и сжал что-то длинными, увешанными кольцами пальцами. Мелексима невольно заострила на них внимание.

Хан и девушка посмотрели друг другу в глаза. Напряжение. Оно заполнило, казалось, собой весь шатер, вытесняя воздух. Троица приближенных почувствовали неопределённое желание покинуть шатер Батыя, но пока хан не даст разрешения ― сделать этого не могли. И кроме того, им было интересно узнать решение насчет судьбы Мелек.

– Если Буяннавч согласиться взять тебя в подопечные, можешь оставаться, ― вынес решение хан. Мелек выдохнула.

– Благодарю вас, Великий хан, ― произнесла девушка, и Батый уловил в ее голосе искреннею благодарность. По сути, он мог просто отпустить ее ― слово своего деда он бы сдержал в любом случаи, а крова Мелек у него не просила. Но это была одинокая девушка, у которой ничего не осталось и которой некуда было идти.

– Уходите, ― сказал он своим слугам. Те послушно исполнили приказ, бесшумно выходя из шатра. Он посмотрел на Мелек и кивнул на стол перед ней. ― Можешь есть.

Батый и сам приступил к полноценному обеду, не отвлекаясь на разговоры. Мелексима не стала отказываться и присоединилась к трапезе. Легкая улыбка всплыла на ее губах ― она чувствовала себя в относительной безопасности. По крайней мере, ее здесь не обидят.

Бат-хан не мог отделаться от мысли, что эту девушку предложили ему как наложницу.

========== Глава 3. Жимолость и лебедь ==========

Зима была по-настоящему суровой, поэтому большую часть времени Мелексима проводила в шатре шаманки, согреваясь около огня и помогая Буяннавч. Мелек могла с точностью сказать, что эти вечера ей нравятся ― шаманка учила ее монгольским песням, рассказывала истории, и Мелек чувствовала себя очень спокойно в компании старой женщины, которая полюбила ее за два с половиной зимних месяцев.

Но все чаще взор Мелек устремлялся вдаль, в ту сторону, где под дубом был похоронены ее дедушка и бабушки. Она испытывала неопределённую тоску, не имея возможности пойти на могилу к семье. У дуба были похоронены только ее дедушка и бабушка ― сначала бабушка, поскольку Ганбаатар сразу выбрал это место для своего упокоения и не хотел расставаться с любимой женой даже после своей смерти.

Но даже после самой сильной зимы приходит весна. Близился праздник Цаган Сара или Белый месяц― один из самых почитаемых и уважаемых праздников для монгольского народа. Его праздновали в конце зимы и в самом начале весны, и шаманы были заняты тем, что наблюдали за подготовкой к этому празднику. Буяннавч, как одна и немногих женщин-шаманов, волновалась больше всех, а потому на плече Мелек опустилось много работы.

Об этом празднике Мелексима слышала, хоть и имела весьма смутные представления о том, как он проходит. Как отметила для себя Буяннавч, жизнь в подобных условиях была девушке несколько чужда ― в ней смешались две культуры, и некоторые тонкости жизни монголов она не знала. Шаманка боялась, как бы это не вылилось в какую-нибудь неприятность для Мелек, но когда по стоянке прокатилась весть о том, что девушка Мелексима является внучкой самого Ганбаатара, все изменили свое отношение. Ей пытались помочь, угодить, если она ошибалась ― подсказывала, но Мелек больно не расслаблялась ― она считала это лицемерием, не больше, хотя некоторые юноши помогали ей с большей искренностью.

– Буяннавч, ― сказала она одним вечером, когда до конца зимы и самого праздника оставалось чуть больше недели. Шаманка что-то вычитывала в свитках, а Мелек шила у огня ― в центре юрты был сложен небольшой очаг из камней. Женщина что-то вяло промычала, давай разрешение говорить. ― Как думаешь, если я попрошу, Бат-хан разрешит мне сходить на праздник к дедушке на могилу?

Шаманка кинула на подопечную быстрый взгляд, после чего вернулась к своим записям:

– Не знаю, ― сказала она. ― Спроси у него.

С Батыем Мелек иногда обедала или ужинала. В основном, они говорили на русском ― для хана было важным выучить его, а Мелексима была не против, русский она знала хорошо. А то, что она могла говорить и на монгольском, несколько облегчало ситуацию. Но их общение было сдержанным и несколько безэмоциональным, что немного удручало девушку. Это, впрочем, не мешало ей изредка благодарить хана за его гостеприимство и щедрость. Мелек выделяли из ряда обычных девушек, и, к примеру, зимой у нее были шубы не из собаки или козла, а волчьих или лисьих.

Весна принесла с собой одну небольшую проблему ― при хорошей погоде быстро зацвела сирень. Буяннавч принесла пару ветвей к себе домой, и теперь Мелек старалась сидеть ближе к выходу, или открывать «окна», чтобы свежий воздух перебивал сильный запах этого растения.

– Я плохо различаю запахи, ― сказала Буяннавч, когда Мелек поинтересовалась, не плохо ли ей от этого запаха.

Мелексима ничего не могла сказать ― не в ее положение было что-то требовать от столь доброй женщины. Немного перетерпит, ничего страшного.

***

– Великий хан опять зовет тебя к себе, ― сказала шаманка Мелек. Та сидела на своей постели и мурлыкала себе под нос какую-то песенку, которой Буяннавч недавно научила, и что-то шила. Шаманка подошла, заинтересованная глядя на самодельную куколку в руках Мелек. Мелексима улыбнулась и кивнула, откладывая куклу, которую почти закончила делать.

– Что это? ― спросила шаманка, бережно беря куклу в руку. У поделки не было лица, светлая пряжа пошла на волосы, а красный сарафанчик был сделан из красной ткани.

– Это берегиня, ― объяснила девушка. ― Бабушка и мамы такие начинала делать в каждом феврале, а старые сжигали на Цаган Сара. Они верили, что куколка за год будет копить в себе все плохое и хорошее своего хозяина, а стоит ее сжечь ― все плохое поднимется в небеса к предкам, где они уничтожат это, а все хорошее уйдет под землю, и будет следовать за тобой под землей.

–А где старая куколка? ― поинтересовалась Буяннавч. Мелек нахмурилась.

– Она спрятана во внутреннем кармане платья. Я сожгу ее на праздник.

Шаманка понимающе кивнула.

– Ты так и не спросила позволения хана отправится на могилу к деду?

– Сегодня спрошу.

С утра Мелек чувствовала слабость и головокружение, она даже отказалась от завтрака и обеда, но очевидно, в компании хана ей придется поесть. Пока она шла, ее несколько шатало, но она старалась идти прямо и гордо. Цветы сирени попадались необычайно часто, и их аромат буквально отравлял Мелек. Девушка поспешила к шатру хана.

В шатре Батыя была только одна ветвь, и из-за большого размера самой юрты запах ощущался меньше. Мелексима вошла внутрь и поклонилась.

– Великий хан, ― почтительно произнесла Мелексима. Батый кивнул ей в знак приветствия и указала на место напротив себя.

– Присаживайся, ― пригласил он. Чтобы взобраться на возвышение из подушек, Мелек пришлось немного приподнять полы платья. Она села, слабо улыбнувшись.

– Мне рассказали о традициях праздника Цаган Сара, ― сказала Мелексима. ― Звучит очень интересно.

– Разве твоя семья не праздновала его? ― спросил хан. Он все еще обходился с ней короткими и отрывистыми предложениями, говорил спокойно и размеренно. Мелек нравилась его речь, было в ней что-то завораживающее.

– Праздновали, но с гораздо меньшим размахом, ― Мелексима улыбнулась, правда голова от этого словно стала больше болеть. ― Вся семья одевалась в белое, маме и бабушке очень шли платья этого цвета. Я помню, что смотрела на них и мечтала быть такой же красивой.

Разговор оборвался, они ели молча. Мелексима, если честно, не понимала почему хан так предпочитает ее компанию за трапезой, но спрашивать об этом было бы невежливо. Мелексима чувствовала сильное головокружение и слабость, руки у нее мелким подрагивала. Она сжала пальцы крепче на чаше, а другую сжала в кулак, положив к себе на колени. От запаха сирени ее непрерывно мутило.

Она сделала глоток кумыса, стараясь немного прийти в себя. В конце концов, у нее была цель.

– Великий хан, я хотела спросить… ― начала было Мелек, но замолчала. Перед глазами все поплыло, начало двоиться. Она оставила чашу, проводя рукой по лицу.

– О чем? ― поинтересовался хан, смотря на девушку. Она отняла руку от лица и посмотрела на него, моргая и щурясь, словно стараясь увидеть его. ― Мелексима?

Девушка валится на подушки. Батый встает, быстро обходит стол и приподнимает голову девушки. Слегка ударяет по щекам, стараясь привести в сознание.

– Мелексима? Мелек! ― судорожный выдох вырывается из полуоткрытых губ, но в остальном она выглядит совершенно безжизненной. Хан приподнимает ее, укладывая головой на свое плечо. Черные глаза прикрыты, девичье дыхание совсем слабое, и Батый осознает, что Мелексима потеряла сознание. Его тело будто каменеет, в голове не остается ни одной мысли, но спустя секунду, после быстрого взгляда на кажущееся безжизненным нежное лицо девушки, он громко произносит. ― Стража!

Стражники тут же появляются в шатре.

– Приведите шаманку! ― с каким-то рыком приказывает хан. Те быстро кланяются и спешат позвать Буяннавч. Батый слегка встряхивает девушку, но та не приходит в себя.

Батый, признаться, немного растерялся. Он видел смерти, предсмертную агонию, видел пытки, но что-то поколебало его, стоило этой девушке потерять сознание.

Буяннавч появляется быстро и, завидев безжизненную Мелек на руках, оказывается рядом необычайно прытко для своего возраста.

– Что она ела? ― спросила женщина, помогая хану переложить девушку на кровать.

В еде яда не оказалось, да и хан чувствовал себя хорошо. Буяннавч провела осмотр на наличие физических повреждений, но Мелек была цела. Женщина осмотрела юрту, выискивая возможные причины потеря сознания, пока не заметила ветвь сирени, стоящую около стола.