Текст книги "Ангельская любовь (СИ)"
Автор книги: Детка Эвана Питерса
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
– … вы, должно быть, не высыпаетесь, судя по огромным мешкам под глазами…
– Что он с тобой сделал?! – детектив ударил по столу, и Сара не выдержала.
– Это все не он, понимаете?! – громко закричала она, наклонившись к Брину как можно ближе. – Он просто пешка, солдат. Его сбросили с доски в нужный момент.
Новый вывод как удар под дых. Она здесь не жертва.
Она влюблена.
Жалость и вина сменились открытой неприязнью.
– Ты покрывала его все это время.
За доли секунды напуганная девочка превратилась в главную претендентку на скамью подсудимых. Только сейчас Брин заметил, как сильно он стиснул ручку, еще немного – и она разломилась бы надвое. Он едва сдерживался, чтобы не ударить по столу и не закричать на нее. Сохранять рассудительность становилось сложнее.
Преступления – дело грязное. Грязные поступки, отвратительные мотивы, необратимые последствия. Она сидела напротив него вся грязная, словно оскверненная убийцей, погрязшая во всей этой мерзости. Брин представил их вместе. Вообразил, как Ди Каприо приходит к ней домой, прижимает ее к стене, целует грубо и по-хозяйски, как отмывается в ее ванной от чужой крови, как с широкой улыбкой рассказывает ей об очередных убитых. Детектив представил, как каждый вечер они делят постель. Чертовски аморально. Мужчина сжал челюсти.
Ему потребовалось время, чтобы прийти в себя и продолжить спокойным голосом:
– Ты понимаешь, что сейчас можешь сойти за соучастницу?
Она молчала. Если Сара и могла что-то сказать, то явно не хотела.
Брин взглянул на часы. Десять минут двенадцатого.
Комиссар была мертва, тот наркоман, столкнувшийся однажды с Ди Каприо, находился в морге, и множество остальных жертв маньяков сейчас лежали в могилах. Понимала ли это она, сидя сейчас напротив и с напускным интересом вглядываясь в царапины на металлической поверхности стола? Разумеется, понимала – детектив был уверен.
Ему проще всего сейчас было обвинить во всех бедах эту девчонку, сказать, что пролитая кровь на ее руках и совести, отправить ее за решетку. Но внутренний голос взывал к справедливости и настойчиво напоминал о халатности самого Брина в день побега сумасшедших из лечебницы. Имел ли он право рушить сейчас жизнь этой девушке, зная, что сам уже стал отчасти ее разрушителем?
– Послушай меня, – он дождался, когда девушка поднимет на него взгляд, – я отпущу тебя. Но не вздумай мне когда-либо попадаться на глаза.
На улице шел ливень. Брин проводил девушку до угла полицейского участка и, кивнув ей в знак прощания, пошел в обратную сторону.
– Я знаю, вы мне сейчас не поверите, – крикнула Сара вслед детективу, – но просто знайте: все это подстроил Фред Уокер.
В кармане брюк зазвучал телефон.
– Если ты сейчас же не приедешь, я съем эту курицу одна.
– Ни в коем случае! Я уже в пути.
Он рассказал Лесли о каких-то непредвиденных обстоятельствах в участке, поведал о пьяном бездомном, которого пришлось на время закрыть в участке, и пообещал по пути заглянуть в магазин за вином. Вслед ему смотрела Сара, питавшая слепую надежду на то, что ей поверят.
На улице по-прежнему шел ливень.
Брин не обернулся.
========== Глава 13 ==========
Джей любил лаять по поводу и без, бегать как оглашенный по квартире и грызть старое кресло. Он обожал куриные крылышки, сахарные косточки и недорогой собачий корм. А еще Джей чертовски любил свою хозяйку.
Стоило ему услышать знакомые шаги в подъезде, как он срывался со своего любимого местечка на диване и мчался ко входной двери. Вставал на задние лапы, передними тянулся к девушке и радостно вилял хвостом. Вдыхал родной запах и совал нос в пакет, чувствуя что-то вкусненькое. Хозяйка часто приносила ему различные лакомства.
Джею было всего два месяца, и он многого не мог понять: почему хозяйка подолгу лежала в постели, свернувшись калачиком; почему, когда он облизывал ее щеки, на языке появлялся соленый привкус; зачем она запиралась в ванной и часами сидела там. Джей не понимал этого, но каждый раз, предчувствуя что-то нехорошее, он начинал следовать за хозяйкой по пятам, готовый в любую минуту напомнить о себе.
Но кое-что пес все же успел понять за столь короткое время: он терпеть не мог запах спиртного. Стоило ему почувствовать шлейф алкоголя, исходящий от едва державшейся на ногах хозяйки, как щенок тут же бежал в самый дальний угол и грозно рычал, если девушка собиралась подойти. В такие моменты Сара оставалась абсолютно одна, наедине со своими мыслями и воспоминаниями, и каждый раз, слыша утробное рычание Джея, она говорила самой себе: это последний раз.
В такие моменты щенок особенно напоминал ей его – русого парня, превратившего ее жизнь в американские горки. Парня, который зажегся как спичка и так же быстро потух, оставив после себя лишь пятно крови на покрывале и этого щенка. Парня, которого воротило от спиртного и который не мог спокойно усидеть на месте. Порой, глядя на Джея, Сара невольно начинала задумываться о реинкарнации.
Он не хотел бы, чтобы она напивалась.
Она всеми силами старалась забыть тот вечер – вечер дня ее рождения и его смерти. В квартире, в которой совсем недавно слышался веселый смех и пахло мужским одеколоном, теперь ощущалась тягучая смесь безысходности и пустоты, оседающая на грудь неподъемным балластом. Ни в одной комнате не горел свет, лишь отблески фонарей падали на холодный линолеум комнаты, куда заходить было больнее всего. Когда она оказалась там, стало тяжело дышать. На этом старом кресле когда-то сидел он, истекая кровью и ожидая помощи. Теперь там было пусто. В ту секунду Сара была готова отдать все ради того, чтобы вновь увидеть его в этом самом кресле. Раненного, без сознания, пьяного – какого угодно, только бы он был здесь, с ней. От внезапно наступившего одиночества накатывали волны отчаяния и опускались руки.
Она помнила его последние минуты жизни, и от этого становилось настолько плохо, что в горле вставал ком, а внутри все болезненно сжималось. Она видела каждый его шаг на той сцене, слышала каждую реплику и с содроганием ожидала неизбежное. Понимала, что скоро случится нечто ужасное, но могла лишь неотрывно смотреть в экран старого телевизора и периодически моргать. Тогда девушка поймала себя на мысли, что предпочла бы посмотреть еще один выпуск «Тома и Джерри», но, видимо, в связи со всеобщим ажиотажем прямой эфир экстренных новостей решили показать на всех каналах. Саре оставалось только наблюдать. Наблюдать за его смертью.
Лео умер не так, как должен был умереть ему подобный – слишком быстро, слишком нелепо и просто. Не было громких аплодисментов, как он наверняка хотел бы, не было одобрительного свиста и выкриков. Ничего. В концертном зале воцарилась звенящая тишина, словно не там пару минут назад расхаживал самый шумный человек из всех, кого она знала. Наверняка для него это было бы унизительно – оказаться забытым в первые же минуты, как и предсказала когда-то Эссен.
Она смирилась с его упертостью и нежеланием прислушиваться к другим. Она придумала обходной путь и решила обязательно навещать его в психушке, когда его поймают. Она мысленно зареклась ходить к нему три раза в неделю, но в один миг все планы рухнули, словно карточный домик. Вместо посетительницы психушки Саре предстояло стать завсегдатаем лос-анджелеского кладбища.
Ему было всего восемнадцать лет. Про таких обычно говорят: вся жизнь впереди, но не про него. О нем будут лишь шептаться, облегченно приговаривая: «наконец-то». О Лео никто не станет разбрасываться полными сожаления словами.
Он мог опомниться и прекратить пугать горожан, мог пару лет просидеть на седативных препаратах и стать хотя бы чуточку спокойнее. Он еще мог найти свое место в этой жизни. Что же ты натворил, Лео?
Из него вышел бы замечательный аниматор: дети бы обожали его. Сара на секунду представила, как он стоит, окруженный маленькими ребятами, и показывает им фокусы. На плечах у него сидит белокурая девочка, пытающаяся сделать незамысловатую косичку на его волосах. В кармане у нее конфетка, подаренная Лео после одного из фокусов, а на голове – красивый розовый ободок с цветочками. Кто-то из малышей громко хлопает в ладоши, увидев таинственное исчезновение целой куклы, а кто-то от удивления даже закрывает рот руками. Девушка с улыбкой вообразила, как дети, все измазанные в краске, подбегают к нему, чтобы крепко обнять и подарить не успевшие хорошенько обсохнуть рисунки. Представила, как он треплет их по волосам, забирает подарки и благодарно улыбается, хотя и не понимает, почему солнце на бумаге розовое, а деревья полностью желтые. Слишком добрый и милый. Чересчур адекватный. От нереальности воображаемой жизни на глаза вновь наворачивались слезы.
И тебя, может быть, люблю
Эта фраза настолько плотно въелась в подсознание, что она до сих пор помнила тон, с которым он ее произносил. Тепло и мягко. Без сарказма и показухи. Лео говорил с привычными смешинками в глазах, но честно, Сара верит. Хочет верить.
Любит.
В такие моменты особенно сложно было оставаться на плаву. И в эти минуты под ногами постоянно крутился щенок. Залезал к ней на колени, облизывал ее лицо и вызывал усталую улыбку на губах. Не давал ей утонуть в собственных мыслях окончательно, не позволял захлебнуться таким сладким прошлым, которое никогда больше не повторится. Когда щенок наконец замечал в ее руках поводок, он спрыгивал на пол и радостно мчался к двери. Именно ему каждый раз удавалось расшевелить хозяйку, и, быть может, в глубине души он осознавал это.
Джею было всего два месяца и он многого не мог понять. Но каждый раз, глядя на то, как он гоняет голубей и роет ямы на каждом шагу, Сара понимала, что это единственное, что от него осталось.
***
– Скажи мне, дорогая, что происходит? За тот год, что мы знакомы, ты мне ни разу не дала повода усомниться в твоей добропорядочности. А что теперь?
Из кружки горячего чая шел пар и исходил едва уловимый аромат мелиссы. Нервно растянув рукава толстовки, девушка опустила взгляд вниз и остановилась на чайном листе на поверхности. Все что угодно, только бы не смотреть в глаза женщины напротив.
– Ты задерживаешь оплату второй месяц подряд, в квартире полный бардак. Когда в последний раз ты мыла полы? Да и сама выглядишь, если честно, не очень.
Девушка зарылась пальцами в волосы и с шумом выдохнула. Не было сил что-либо доказывать, хотелось просто немного помолчать.
– Мисс Андерсон, я…
– Это совсем на тебя не похоже, девочка моя. У тебя что-то случилось?
Самым настоящим везением для Сары было снять квартиру именно у этой женщины. Она не походила на злобных хозяев квартир, что сдают свои парочку квадратных метров втридорога и постоянно контролируют квартирантов. Мисс Андерсон было шестьдесят четыре, и за всю свою жизнь она успела приютить в этой однушке немало добрых людей. Это могло показаться странным, но она как будто видела окружающих насквозь. В день, когда Сара пришла осмотреть квартиру, женщина сходу сказала ей: «Заселяйся» и, сочувственно на нее взглянув, предложила чаю.
Сейчас, казалось, история повторялась.
– Да, на самом деле, все не очень хорошо. Но я обещаю вам, на этой же неделе я все оплачу.
– Что у тебя произошло?
Сара подняла глаза на мисс Андерсон. Женщина сделала глоток чая, не желая, видимо, тяготить девушку выжидательным взглядом.
– Близкий друг погиб… – голос предательски дрогнул в конце. – А как дела у вашего внука Грегори? Он уже перешел в старшую школу?
Мисс Андерсон многозначительно взглянула на девушку. Было видно, что она хотела развить тему проблем Сары, подбодрить, но будто бы в последний момент передумала.
– Да, перешел, – оживленно начала она. – Он, конечно, не самый умный мальчик в классе, но зато незаменимый игрок в баскетбол. Ни один школьный матч не обходится без него.
Мисс Андерсон говорила воодушевленно и искренне, хотя и видела, что Сара совсем ее не слушала. Она смотрела то на щенка, расположившегося на маленькой подушке в углу, то на покрывшиеся какими-то грязными пятнами рукава толстовки – хозяйка квартиры, увы, в центре внимания не была.
– Я думаю, мне пора, – сказала женщина, выведя девушку из оцепенения.
Пока мисс Андерсон расчесывала вьющиеся белесые волосы и надевала длинное пальто, Сара молчала. Она уже была готова вздохнуть от облегчения, оставшись наедине с собой, когда женщина неожиданно обернулась на пороге.
– Сара, у меня сейчас довольно тяжелое материальное положение, и деньги особенно нужны. Боюсь, если ситуация с задержкой оплаты повторится, мне придется искать других квартирантов. Не вынуждай меня делать этого. Мне очень жаль твоего близкого друга и больно видеть тебя такой разбитой, но он не хотел бы, чтобы ты так страдала из-за него.
Когда дверь за мисс Андерсон закрылась, Сара сжала руки в кулаки. Ей захотелось выйти на лестничную площадку, догнать женщину и закричать на нее. Она не знала о нем ничего: как его звали, чем он занимался и был ли он ей действительно другом. Откуда ей знать, что он хотел бы, будь он жив? Хотелось биться в истерике, с пеной у рта доказывая женщине, что та не права. Лео хотел бы, чтобы его оплакивали. Он хотел бы, чтобы его помнили.
– … и тут она подходит ко мне и вручает целую коробку со сладостями, представляешь! Пожалуй, это было лучшее рождество.
Сара улыбнулась, посмотрев в счастливые глаза Лео.
– Сладости вкусные были?
– Ага, особенно шоколадные конфеты в форме мишек, – он подмигнул ей и ненадолго замолчал. – Но это было лишь один раз, когда ее все-таки закодировали. Через месяц она сорвалась и снова начала напиваться как свинья.
Он беззлобно хмыкнул и, прикрыв глаза, откинулся на спинку дивана. Не было насквозь пропитанных ненавистью реплик, не было сумасшедшей агрессии, лишь детская обида, поедающая изнутри всю сознательную жизнь.
Сара положила свою руку на его. В этой ситуации она могла лишь слушать.
– Твоя защищала тебя?
Лео старательно избегал слова «мать», словно в нем крылось что-то постыдное и неприличное, но Сара поняла все без лишних вопросов.
– Да. Однажды какой-то мальчик – местный хулиган – на детской площадке начал обзывать меня и кидаться песком в лицо. Когда мама это увидела, влепила ему оплеуху и дала коленом под зад.
Парень звонко рассмеялся и непринужденно взлохматил волосы. Этот жест показался Саре таким теплым и родным, что она невольно улыбнулась в ответ.
– А твоей маме, я смотрю, палец в рот не клади. Бьюсь об заклад, она не подпустила бы меня к тебе и на милю.
Не подпустила бы, Сара знает. Всячески отгоняла бы его, только завидев рядом со своей маленькой девочкой этого коренастого русого мальчишку в потертой рубашке, запрещала бы ей общаться с ним и тем более звать к себе в гости. Хотя миссис Хармон старалась не судить людей по одежке, но Сару опекала чересчур. Она была бы против их встреч в детстве, а что насчет сегодня, когда физиономия сумасшедшего парня во всех новостных выпусках и газетных вставках с пометкой «особо опасен»? Девушка стыдливо опустила взгляд. Нужно было срочно менять тему.
– А твоя? Защищала?
Он лишь широко улыбнулся и развел руками. Слова были ни к чему.
В тот вечер было слишком тихо: то ли спокойная атмосфера квартирки повлияла на Лео, то ли он слишком устал носить маску вечно хохочущего психопата – в тот вечер Саре было особенно уютно с ним.
– Знаешь, – неожиданно начал он, – а ведь если я сдохну, ничего и не произойдет. Мир не забудет обо мне, ручаюсь. Возможно, появится парочка фанатиков, которые будут копировать меня. Но страдать по мне уж точно не будут.
В тот вечер что-то заставило ее промолчать. В тот вечер она ничего не ответила.
– Я буду, – твердо прошептала Сара, прежде чем запереть дверь. – Я.
***
Режим сбился окончательно. Бессонные одинокие ночи сменялись до безобразия серыми днями, в которые Сара поднималась с постели лишь по острой необходимости, и наоборот. Промежуточным между понятиями дня и ночи являлся вечер, когда от сдавливающего горло одиночества хотелось лезть на стены или сразу вскрыться – она никак не могла решить. По стеклам старого окна изо дня в день назойливо тарабанил дождь, на улице вот уже неделю не было видно просвета в серых тучах. Казалось, город был мертв, и это навевало еще большую тоску.
В голове крутилось множество мыслей: нужно выгулять Джея, купить продукты на остатки сбережений, устроиться на работу в ближайшую кафешку. Нужно изменить свою жизнь. Так или иначе, подобные мысли тут же испарялись, стоило девушке подумать о том, что для этого нужно выйти из дома.
Взять себя в руки не получалось, даже щенячий взгляд не побуждал к решительным действиям. Потрескавшийся потолок перед глазами как заколоченное окно в будущее, а дверь из квартиры – путь на свободу.
И она все время смотрела в потолок.
В конце все размышления о тщетности бытия и неспособности что-либо изменить в своей жизни сводились к одному вопросу: что на это сказал бы он? И ответ всегда находился, невольно всплывал в памяти как первый и самый точный результат на поисковых сайтах.
– Есть в этом какая-то романтика, – рассуждала она вслух, – сидеть вот так в тепле, укрывшись пледом, и смотреть в окно. На улице ливень, а ты дома, в своей уютной комнатке.
– Сейчас ты больше на овощ смахиваешь. Я не замечал такого в тебе раньше.
– В такую погоду нет настроения что-либо делать.
– Чепуха! А как артисты выступают в дождливый день, стараясь порадовать публику? Так что давай подбирай сопли и поднимай свою задницу с постели.
Он дернул на себя покрывало и широко улыбнулся, услышав недовольное бурчание девушки.
– Как же ты мне надоел со своей гиперактивностью! И что мы, по-твоему, будем делать?
– Уборку. Как давно ты протирала вон тот шкаф?
Сара смущенно опустила взгляд. Было чертовски стыдно осознавать, что ее отчитывает за беспорядок молодой человек. После недолгого молчания она неуверенно произнесла:
– Он слишком высокий.
Лео хохотнул и указал взглядом на небольшую кастрюльку на столике, в которой уже находилась тряпка.
– В таком случае, запрыгивай, метр с кепкой – он хлопнул себя по плечам.
Честно признаться, никогда еще она так быстро не вставала с постели. На радостях забралась к нему на плечи, немного пошатнулась и – вцепилась в русые волосы, чтобы не упасть.
– Ауч! Давай-ка лучше свободную руку.
– Только не урони! – кричала она, протирая пыль с верхушки и крепко вцепившись в его руку.
Ди Каприо, казалось, уже не обращал внимания на ее вопли.
– Никогда, Сара, никогда не давай погоде повлиять на твое настроение. Особенно в Лос-Анджелесе, где запросто можно уйти в депрессию на первой же неделе пребывания.
Она вспоминала эти слова особенно часто за последние дни, и порой они срабатывали.
– Джей, мы идем гулять.
Через час она вновь придет домой вся в слезах, уткнется носом в подушку и не захочет даже смотреть на щенка, который так усердно будет привлекать к себе внимание. Через час она вновь запрется в ванной и напьется, сидя на старой кафельной плитке. Однако сейчас Сара искренне верит, что ей удастся выкарабкаться из этой глубокой ямы без малейшего просвета. Она справится, всегда справлялась. Так ведь?
***
Все тот же строгий костюм, пистолет в кобуре и суровый взгляд. Как и прежде, отчаянное стремление сделать Лос-Анджелес безопаснее любой ценой. Изменилось лишь одно – звание. Джеймс Брин теперь комиссар.
Когда он получил эту должность, на сердце уже не было так тяжело, а в душе не скреблись кошки – в Лос-Анджелесе нет времени на скорбь. Почти сразу на плечи свалилось столько обязательств, что хорошенько подумать о недавних событиях не было ни возможности, ни желания. Бумажная волокита сменялась выездами на места преступления и иногда короткими перекусами.
День за днем, неделя за неделей – серая рутина среднестатистического горожанина Брину разве что снилась. Из участка уволилось несколько образцовых сотрудников, отношения с Лесли зашли в тупик, а грабежей и поножовщины меньше не стало. Каждый преступник упорно гнул свою линию, точно стараясь разрушить нынешний строй. Каждая пешка мечтала стать королем.
Приближались выборы мэра. Обри Галаван покинул столь высокий пост сразу же после того как ситуация с маньяками прояснилась. Он не стал давать интервью и объяснять причину этого поступка горожанам, просто в один момент Лос-Анджелес официально стал незащищенным. Брина мало волновало, кто станет следующим мэром, но однажды в его голове невольно всплыл образ заплаканной девчонки, отчаянно пытавшейся доказать невиновность виновного и добиться справедливости. Кажется, ее звали Сара. Он никогда не вспомнил бы о ней, если бы Уокер неожиданно не выдвинул свою кандидатуру на выборы.
Все это подстроил Фред Уокер.
Совершить подвиг, завоевать доверие горожан, а затем баллотироваться в мэры – у этого бизнесмена были довольно весомые мотивы освободить маньяков. Брин не признается, но Уокеру он никогда не доверял. Было в этом мужчине что-то отталкивающее, заставляющее соблюдать дистанцию и не говорить лишнего. Уважительные отношения на уровне рукопожатий и похвал – этого, пожалуй, было предостаточно. Однако до этого момента он и подумать не мог, что в словах Сары была хоть толика правды.
Доскональное изучение базы данных не оказалось безуспешным и привело к значимой информации. Тот факт, что олигарх появился в городе за неделю до побега маньяков, не казался Джеймсу обычной случайностью, а девушка с конским хвостом, по словам очевидца, стрелявшая в Добкинса с крыши, внешне напоминала сестру Уокера. Выйти на сцену к убийце, чтобы защитить горожан – довольно смелый поступок для бизнесмена, отчаянно дорожащего своей безопасностью. Такое могло быть только при одном условии: Уокер знал, что Ди Каприо его не тронет. Удар молотком по голове как умный ход замести следы и отвести от себя все подозрения. Все было подстроено мастерски, не прикопаешься. Сара была права. Однако легче от этой разгадки почему-то не становилось.
Обвинять Уокера на публику нельзя – слишком много народу его любит и надеется на его скорую победу в выборах. Все доказательства вывернут как подмену, а Брин станет всеобщим козлом отпущения. Действовать надо осторожно, но как? Ни одна разумная стратегия в голову не шла.
– Мафия готовит покушение на Галавана! – Один из работников ворвался в кабинет как обычно без стука. – Всем ясно, что хочет избавиться от конкурента.
Хотя мафиози и были теми еще хитрыми лисами, почему-то не верилось, что все это из-за выборов. Они не последние люди в криминальном мире: подняться с низов им не составило бы труда и без лишнего кровопролития. Тут было что-то другое, Брин чувствовал, однако доказывать это кому-либо из участка было бессмысленно.
Мерзкий голос Уокера, прячущегося за спину Джеймса, вызывал острое желание отойти в сторону и дать главарю мафии Шону Питерсу совершить задуманное. Но он стоял перед дулом автомата, предупреждающе направляя пистолет на Питерса, и не двигался с места.
– Он убил мою маму, Джим.
– Я знаю.
В голосе Шона боли столько, что хотелось самому повернуться к бизнесмену и пустить ему пулю в лоб. Шон едва сдерживался, чтобы не разрыдаться, автомат в руках предательски трясся, но он не отступал. Сколько же всего натворил Уокер, чтобы подняться на этот пост?
– Он хотел, чтобы я устроил псевдо-покушение…
– Ложь! —Брина передернуло от этого скользкого голоса.
– … но я устрою ему настоящее.
Больших усилий Брину стоило уговорить Питерса не совершать ажиотажное убийство и замять произошедшее. А через пару часов, когда все полицейские разбрелись по домам, а светский вечер завершился, Джеймс совершил то, что не сделает ни один добропорядочный коп.
Фред Уокер был найден на набережной с огнестрельной раной, кучей гематом по всему телу и воткнутым в глотку зонтом. По словам судмедэкспертов, смерть наступила около трех часов ночи.
Та ночь стала знаковой и для Шона, совершившего долгожданное возмездие, и для Брина, принимавшего в этом действе участие.
Все тот же строгий костюм, пистолет в кобуре, на счету которого одно убийство, и слишком суровый взгляд. Постоянные мысли о том, что есть справедливость и что же для Лос-Анджелеса лучше. Отчаянное, граничащее с фанатизмом желание сделать этот город безопаснее. И вечный вопрос. Оправдана ли кровь на его руках?
Изменилось лишь звание.
Джеймс Брин теперь комиссар.
***
– Добрый день! Неделю назад у нас открылась замечательная пиццерия, и мы ждем вас… – она протянула прохожему цветную листовку, но тот лишь презрительно фыркнул и отвернулся.
Шел ее четвертый рабочий день, и Сара никак не могла понять, какой из них был успешнее: тот, что начался с бешеной тетки, которая обматерила ее на всю улицу, или вечер второго, запомнившийся жутким ливнем и насквозь промокшими листовками.
Оплата была почасовая, поэтому каждый раз Сара мечтала об окончании дня, а не месяца, как многие горожане. В целом ей на все хватало: несколько пакетиков быстрозавариваемой каши, упаковка кофе и корм для собак. Джея девушка с собой не брала, боясь, что прохожие пожалуются работодателю, поэтому каждый раз ей приходилось вставать в пять утра, чтобы успеть выгулять питомца.
Под глазами залегли синяки из-за затяжной бессонницы, одной кружки кофе в день было недостаточно, рабочие дни сменялись один за другим. Бесконечный поток мыслей походил на американские горки, где верхней точкой была гордость за себя и свою способность пережить тяжелые испытания, а самым низом – пожирающее изнутри одиночество.
Он снился ей не раз и не два. Уже под утро, незадолго до будильника, когда организм понемногу просыпался, но все еще находился в прострации. Живой. Показывал ей фокусы, смотрел весело, щелкал по носу, точно маленькую девочку. А еще грустно улыбался, когда она начинала рассказывать, как ей без него плохо. И молчал. Не говорил ни слова. Ее собственный голос отдавался в ушах сквозь толщу воды, и она срывалась на крик. Пыталась достучаться до него, колотила руками по груди, брала его лицо в ладони, обнимала так крепко, словно он вот-вот исчезнет.
И просыпалась. Просыпалась от собственного крика, от слез, беспрестанно скатывающихся по щекам. Хватала с тумбочки успокоительные, глотала, не запивая водой, и вновь падала на подушку. Щенок уже сидел рядом и ободряюще облизывал ее лицо. Давал почесать себя за ушком, периодически зевал и крутился, пытаясь приудобиться получше. Джей был рядом всегда. Тогда почему порой становилось невыносимо больно?
– Приветствую! Совсем недавно у нас открылась замечательная пиццерия. Приходите к нам!
Девушка лет двадцати сочувствующе взглянула на Сару и с милой улыбкой приняла листовку. Туристка, несомненно.
Со следующим прохожим не повезло: мужчина хотя и взял флаер, но тут же выбросил его в урну прямо перед носом Сары. В душе начинала разгораться злоба.
Встав посередине улицы, она как можно громче продекламировала заученную до дыр рекламу и выставила руку с листовкой. Она говорила четко и уверенно, никого не стесняясь и не боясь показаться умалишенной. Повторяла одни и те же фразы, как заезженная пластинка, именно поэтому, наверное, не сразу заметила, что листовки в руке больше не было.
Она повернулась и застыла на месте. Перед ней стоял детектив Брин и держал в руках цветной флаер. Проницательный взгляд голубых глаз заставил поежиться и густо покраснеть. Брин одет официально; на ремне красуется значок копа, ботинки блестят от чистоты, кобура с пистолетом смотрится серьезно, статно. Должно быть, сейчас Сара выглядела особенно жалко в этом смешном костюме пиццы и со следами недосыпа на лице, и мысль эта вызывала стыд. Она хотела уже сказать хоть что-то, только бы не чувствовать на себе этот пристальный взгляд, но ее опередили. Брин засунул руку в карман брюк и выудил оттуда черные наушники.
– Кажется, это твое, – сказал наконец он.
