Текст книги "Style is War (СИ)"
Автор книги: Deserett
Жанры:
Драма
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Не имея, к сожалению, даже груши для битья, я отпустил сладкую мечту о мести и без прощальных речей смыл бумажку в унитаз. Раздражённо вышел на балкон. Берлин бодрствовал круглосуточно, шумел и волновался в привычном ночном ритме, но мне ещё спать и спать – пятый час утра всего-навсего. А как? Если сон перебит, душа вся как по наждачке жопой прокатилась. И сигарет мало. Кто-то прикладывался к моей пачке, брошенной тут у пепельницы. Фривольная горничная после жаркого перепихона, почему нет. Зато она вынесла старую вонючую железную пепельницу и принесла новую из зелёного муранского стекла, такую красивую, что её так и хотелось домой спереть. Я подкурил и заинтересованно забрал её с подставки-столика, привинченного к балконным перилам, чтоб получше рассмотреть замысловатые цветные узоры. И выматерился, едва понял, что клюнул на очередную приманку: под пепельницей лежала новая подсказка. То есть прямоугольная визитная карточка отеля, и вот на ней… да. Но я к тому моменту уже окончательно охренел, так что больше не удивлялся, пресытился до не могу. С лицевой стороны на карточке было нанесено только лого «Ритца», а под ним, заняв всё чистое поле, печатными буквами призывное: «А в кошельке смотрел?». И смайлик с высунутым языком.
Портмоне. Бред. Я ведь забыл его дома вместе с деньгами.
Но я не утерпел, заново заинтригованный, даже драгоценную сигарету не до конца скурил и бросился обратно в комнату. Уле прилетал с кучей багажа, хитрый Уле, то есть не он хитрый, а нанявший его игрок. Один чемодан брошен на самом виду. Я открыл его. Он пуст! Но в прорезиненном кармане чемоданной крышки прощупался плоский продолговатый предмет. Кто-то ещё сомневается, что это мой кошелёк?
Хорошо, что он простой, без молний и кнопочных застёжек: от захлестнувшего волнения я бы их сейчас сломал и порвал. Вытряхнул все кроны, посыпал чемоданное дно монетками, добрался до отделения с картами. Как их много, как тесно они напиханы, сами не выпадают, трясу, выдёргиваю по одной. Быстрее, мочи нет!
Нашёл. Увидел. Вытащил. Простая серая картонка, похожая на те, с которыми продаются новые кошельки, вкладываемые в прозрачные кармашки или вообще куда угодно, чтоб сохранить изделию форму. Картонка без надписей. Без… что?!
Моё сердце неистово выколотило в груди фигуру высшего пилотажа, очень похожую на “Skit också!” Нет… этого не может быть, ну ёлки же палки!
Я думал, упаду от облегчения и ударюсь об угол дивана до сотрясения: картонка – двойная. Слиплась. Мои неловкие ногти поддели краешек и разделили её на две. Внутри они не серые, а белые. И на той, что поспешила вывалиться у меня из рук сразу после прочтения и идентификации прочтённого, красовалась третья буква, выведенная чёрным перманентным маркером. Последняя буква. Откуда знаю, что последняя? Потому что – “T”.
С-А-Т. Котик. Кошечка. Кисо…
Вот и сказочке конец. Кто-то очень хочет, чтобы я поверил в Эрика. Что он, а не Шин, за всем этим стоит. Начиная с передачи ключа. И кем же может быть этот хитроумный мудак, в моих фантазиях уже повисший на дереве в белых чулочках? Никому я не мог так насолить в кратчайший срок. Ну, кроме самого Кисо, который спит и видит, как я обретаю веру в его мозг, восхищаюсь и извиняюсь за посылание нафиг, то есть в библиотеку.
А, ладно, придётся всё равно сначала звонить. Угрозой жёстко отыметь я его не напугаю, угроза выкидывания из группы прозвучит провокационно – не дай Бёр¹, прислушается. Угроза избить – откровенно дурацкая и несерьёзная. Угроза, эм… да нет у меня больше угроз. Он и до прихода в группу не был похож на невинную фиалку, а я – закончил ваять из него шлюхохулигана, который самого дьявола не боится. Бля. Сплошная безысходность…
Кисо не берет трубку! Какая хитрая жопа!
Спасибо, Кисо, отпуск прерван. Хотя не буду спорить, что он и моими собственными усилиями накрылся тазиком. Я не проведу в Германии больше ни минуты спокойно, если разгадка корчит рожи и уделывается от смеха там, в Стокгольме.
Звоню опять – в авиакассы. Действительно, зачем мне сон в удобной кроватке, когда так сильно свербит кого-то не мешкая изнасиловать. Полтора часа в салоне бизнес-класса досплю.
*
Утро смело можно выбросить на помойку. Ненавижу очень долго выкатывающиеся к взлету крылатые корыта, то пустые, то переполненные залы ожидания, повышенные меры безопасности из боязни наткнуться на террориста с поясом смерти, а натыкающиеся только на громких мамаш с обоймой молочных бутылочек через плечо. И размеренную, на зубах скрипящую вежливость улыбчивого персонала – всё ненавижу. Я не спал, я не ел ланч из обмотанной фольгой коробки, я высосал на борту три пива, я нагрубил стюардессе и потребовал четвертую бутылку. Грубил, конечно, сексуально – предложением нагнуть её в проходе между креслами за нерасторопность. Мне обещали повестку в суд и огромный штраф за домогательство, я показал средний палец и был выпровожен из самолёта первым. Ура, подействовало.
Кисо жил в Блакеберге², так что из Арланды³ я добирался к нему самые длинные и злоебучие сорок минут моей жизни. Пробок не было, в такси не играла никакая раздражающая музыка, но я сидел ополоумевшим, очень агрессивным и полупьяным чучелом. Кое-как протрезветь и обрести ясность ума меня заставили последние метры до заветного дома.
Я проделал весь этот путь из Берлина к зловредному, приговорённому ко всем адским мукам Коту, ни на йоту не усомнившись в правдивости подсунутых мне записок. А как мне понравится вариант с подлогом? И настоящий игрок спишет меня в утиль, я провалю его квест. То есть уже провалил. Если приехал не по адресу. Хотя откуда ему знать, не со спутника же он за мной следит.
Кот впустил меня на сей раз без проволочек, не задавая вопросов, на пороге торчать тоже не заставил. Не был удивлён, не переменился в лице как-то сердито или хмуро. Но и не улыбнулся. Я, наверное, хотел осмотреть его жилище, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься, но у нас на двоих имелось лишь одно дело. И по отстранённому взгляду его на редкость не самодовольных, а чистых и торжествующих глаз я понял, что квест не провален, след мой – не ложный. Я по адресу.
– Ключ с собой? – спросил он тихо, пригласив меня в малюсенькую гостиную, хаотично набитую гитарами, картинками и подушками, и предложив присесть на единственный стул.
– Да, – я стоял, я не хотел, да и не мог садиться – только если упасть, плашмя. Моё тело не гнулось в нетерпении, в недостатке сна, недостатке… всего. Меня два дня водили за нос. Кладбище, конверты, уколы, кувшины, записки, грибы, сортир, в конце концов! А этот хмырь носатый дышал манерно и ровненько, как на приёме у проктолога. Я почувствовал, что закипаю от его деланного или настоящего спокойствия. Это он всё устроил! Это он меня ждал! Ждал, исподволь подтягивая к себе верёвочку с морковкой. Чёртова хитрая шлюха! Но если он таким больным способом мстил мне за интрижку с Шинни… как он изловчился подговорить ещё и влюблённый, фанатично преданный лишь самому Шину голос группы, Джека Страйфи?
Я заскрипел стиснутыми зубами, умеряя пыл. Ещё кружечку терпения. Ещё капельку постоять в неведении с деревянным лицом. Кисо отклеил в большом мозаичном панно один центральный снимок – за ним оказался не домашний сейф (как я сперва подумал), а детский тайник, неровно вырубленный прямо в стене. Из него Эрик вытащил медный сундучок, свободно уместившийся на ладони, подул, очищая от известковой пыли – в ничем не защищённой стенной нише на сокровище изрядно осыпалась побелка – и театральным жестом подал мне.
– Открывай, – произнёс он без всяких выкрутасов. И сел на полу поодаль, обняв бёдрами самую большую подушку. В необъяснимой тревоге я отметил, что он неплохой актёр: поработал над сухим уравновешенным голосом, кукольно разгладил лицо, не оставил ни следа от обычного кривляния и надувания губёшек. Я же, напротив, вспотел и хотел нервно чесаться, во всех местах. Долго искал ключ в кармане куртки. Снова закипал. Подумал в мгновенно раздутом пузыре злости о подлой краже в аэропорте, но он сдулся, не успев лопнуть. Просто в кармане дырка. Я агрессивно прорвал ещё одну и выудил из подкладки грёбаный ключ. Медный ключ для медного сундука, с виду всё сходится. Он идеально вошёл в замочную скважину и дважды провернулся.
Но до последнего я сомневался, что сундук откроется. Что ключ вообще куда-то подойдёт. Потому что получалось, что квест я одолел слишком легко, слишком гладко и беспроблемно. Почти не думал, лишь следовал инструкциям. И слишком дёшево отделался, учитывая затраты на врачей, охрану, шитье специальной одежды и прочая. На мой вкус – пресная месть, нелепая и неоправданная. Месть неудачника. А я – счастливчик, который достанет из благополучно открывшегося сундука свой приз. Ну, что там внутри… записка какая-нибудь финальная о прыжке веры, самодельный чек на тысячу котоминетов или новый, более выгодный контракт от Nuclear Blast⁴? Вот я, кстати, от последнего при любом раскладе не откажусь. Так что там внутри? Я даже прищурился на случай, если контракт или какая-нибудь эксклюзивная домашняя порнушка «Кисо в ванне» записаны на микроскопической карте памяти. Cунул нос под крышку.
Придуманная мной система квеста дала сбой. И от души щёлкнула мне по этому самому носу.
Но прежде, чем я смог сам себе выговорить, что за вещь лежала в сундуке – поднял помутившиеся глаза на Кисо. Какой же он… падла?
Развратно стиснутая между длинных модельных ног цветастая подушка.
И сладкая, сладкая-пресладкая ухмылка.
Комментарий к Глава 12
¹ В германо-скандинавской мифологии – отец Одина.
² Жилой район на самом юге Стокгольма.
³ Крупнейший аэропорт, расположен на 42 км севернее Стокгольма.
⁴ Немецкий лейбл звукозаписи, с которым сотрудничает группа Deathstars.
========== Глава 13 ==========
На дне сундучка меня ждал восхитительный и сокрушительный, облитый мартини и усыпанный зелёными оливками… пшик. Ничего. Ни хрена! Дырка от бублика.
Зрение подвело? Или нервы?
Я оторопело захлопнул крышку. Снова открыл – снова ни хрена.
Тут какая-то хитрая магия? Скажу секретное слово – и появится пригоршня золота. Или хотя бы пачка презервативов. Лицо вытягивается, челюсть куда-то отъезжает. Сама. Я чувствую, но ничего не могу с этим поделать. Трясу сундук – он пуст. Переворачиваю – он пуст. Трясу ещё и ещё, упрямо. Всё равно пуст. Да почему он пустой, skitstövel¹?!
– Что ты там надеялся увидеть, Вип? – резанул меня по яйцам довольный голос. Ну чисто напившийся крови упырь. – Моё разорвавшееся сердце? Или сердце той блондинистой немецкой куколки?
Я… да разве я знаю? Чего я хотел…
Но я знаю, что сильнее всего мне требуется сейчас. И это не билет в лунапарк.
Швырнуть треклятый пустой сундук в Кисо, целясь в его горбатый, самый уродливый в мире нос. И швырнуться следом, напрыгнуть, задушить. Вывернуть его костлявое тело наизнанку, вырвать гадкий болтливый язык. Я свихнулся от обиды и ярости? Ну… возможно. И вместе с тем я так спокоен. Восхитительная ясность и чёткость каждой мысли. Как слаженно рисуются в голове картинки. Мельчайшие движения, все сухожилия, прорисованные под моей чуть желтоватой от табака кожей, на пальцах, крепко сжатых вокруг его горла. Немного хрипа и сопротивления, потом тишина. И туго натянутые шнуры, в которые превратятся его вены и артерии, врезаясь мне в напряжённые до отказа ладони. Буду рассматривать, как в первый раз, его большой рот, шевелящийся, как рот выброшенной на берег и постепенно умирающей рыбины. Толстые губы белеют, затем синеют, на них пузырится слюна, глазные яблоки дёргаются в нескольких судорогах и закатываются так, что видно только белки в красных прожилках. Последнее сокращение мышц, финальный спазм… сладкий, как при оргазме – и я отпускаю его. Кисо валяется на своих гадских, приторно розовых, красных и оранжевых подушках. Уже не может по-блядски сжать ни одну между ног. На его лице – блики из неонового аквариума, а я на прощание насыпаю тощим меченосцам и кардиналам корм. Пусть сдохнут не сразу, не вслед за хозяином. Кружусь по комнате, хохоча, срываю со стен все фото, разбиваю гитары, но вовсе не имитируя чьё-то нападение и беспорядок во время борьбы, а потому что хочу. Раскрошив и разорвав всё – ухожу.
Кисо немузыкально хрипит, врываясь в моё идеальное видение: мои пальцы действительно очутились на его горле, крепко впились полукружиями ногтей. Что же ты не орёшь, не зовёшь на помощь? Тебя убивают, между прочим.
«Остановись. Ты не псих. Перейдя эту черту, ты лишишься всего. Ты шлюх ебёшь, а не убиваешь. Ну какой из тебя Джек-Потрошитель?»
А чем заглушить тебя?! Нет, ты не Эмиль! Ты мерзкий голос разгорающегося безумия, моего древнего когнитивного расстройства, обыкновенно просто ржущий надо мной в ехидстве на все лады, заевший, задолбавший, у-у-у, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись…
Затылок прижгло вдруг болью. Дёргаюсь, но не могу вскрикнуть. Вижу смутно, что захват, сдавивший Эрика, разжимается не сам собой, меня кто-то отцепляет и отталкивает. Холёными, прекрасными руками. Я не спутаю их ни с чьими другими, я так хорошо запомнил их… в первую ночь. В нашу единственную. Детка. Шинни. Здесь. Почему. Как. Я брежу. Зачем ты мешаешь, останавливаешь…
Затылок ещё раз невыносимо обожгло, отправляя моё удивление, боль и само поруганное сознание в щемящую пустоту, в тёмный ящик без дна.
*
В комнате теперь тесно и трудно дышать. Двое из нас ранены, трое – смертельно. Пакет со льдом я прижимаю к голове сам, отказавшись от помощи. Смотрю хмуро на аквариум.
Шин прятался в соседней комнате. Ждал. И вышел, когда я…
Ну он хоть не до сотрясения мозга по башке меня гитарой ударил.
И я сам не сильно преуспел с удушением, так как… Кот просто повязал вокруг шеи облезлое куриное боа. Тоже хмурый.
Но Шинни – мрачнее всех. Никак не поймаю его взгляд. Виновато прикусываю губы. Я не убийца, не психопат, я просто… я… мне пора услышать хоть пару разъяснительных слов. Раз уж я пришёл в себя. Недолго повалялся вырубленный, недолго заставил горевать о себе. Если заставил.
– Я начну, – произнёс Эрик неохотно, помассировав себе горло и разрешив проблему затянувшейся молчанки. – Однажды в интервью ты сказал, что я шут, развлекающий группу, когда всем скучно в дороге. Я поразмыслил и пришёл к выводу, что будет очень забавно, а главное – запомнится надолго, если я разыщу человека, которого полчаса разглядывал в окне, который не знает меня, а я – его, но которого ты смачно засосал, чтоб затем отпустить на все четыре стороны. Вдруг этот бедолага мыслит как я? Вдруг он на меня похож? И вместе мы решим сразу несколько неприятных проблем…
Кот говорил и говорил. Долго. Дословно я оторвал это и выбросил. Оказывается, они ловко спелись в ту роковую ночь моего непроизнесённого отказа. Одному я дал уйти ни с чем, другому – не ответил на вопрос жизни и смерти, но грубо разрешил прилечь рядом с собой и поспать. А Кот подавился давно клокотавшей злостью и спать не лёг. Навёл справки у болтливых служащих отеля, напрягся и очаровал сразу несколько важных персон, чтобы быстро и без геморроя добыть некоторую конфиденциальную информацию. У него было всего несколько часов до моего пробуждения, чтобы устроить этот заговор, набрать соучастников и обеспечить прикрытие. Его отчаяние свернуло горы и убедило присоединиться самых неожиданных людей. Шин – заручился помощью Страйфи, а Кот – всесторонней поддержкой Уле, который участвовал в совещании не лично, а посредством видеочата, но в итоге был назначен главным действующим лицом. Кот придумал свой план, озарённый, всего за пять минут, став почти криминальным гением – от жгучей обиды на меня. Потому что я слишком зарвался, слишком оскорбил его, я… прячусь за пакетом льда, мне плохо, и я пунцовый. Возможно, что от стыда пополам c гордостью. Ведь это всё я, я его заставил… Слушаю дальше.
Кот прорабатывал детали, писал инструкции, усердно рисовал буквы на бумаге и картоне; Шин звонил web-редактору, бронировал билеты, переживал, читал сценарий и согласовывал его с совестью; Уле у себя дома искал одежду: не подгонял под план, а план подгонялся под то, что он найдёт – и балахоны оказались мировые; а Страйфи, едва наступило утро, как местный и совершеннолетний, укатился приводить в исполнение первую фазу – оформлять заказ на небольшой розыгрыш с владельцами первого же понравившегося магазинчика. Закончив с поверенными, Кисо и Шинни улетели вдвоём в Стокгольм – ждать развязки, избавившись от соблазна вмешаться в естественный ход событий, передумать и что-нибудь испортить. Одновременно из Стокгольма вылетел Уле, забрав из квартиры Кисо заветный медный ключ к сундуку и, конечно, не забыв прихватить остальной реквизит. Но мне непонятно кое-что.
– Пожалуйста, разреши, я перебью. Шин?
С видимой неприязнью его светло-голубые глаза наконец встретились со мной взглядом.
– Да?
– Перед тем как блистательный план случился, ты, насколько я помню, увидел Эрика в окне моих апартаментов. И он тебе очень не понравился. Как… ну…
– Как соперник? – Шинни выпростал в сторону Кота руки, до этого нервозно скрещённые на груди. – Да. Я страшно удивился, что он меня нашёл. Мой телефонный номер то есть достал у кого-то, захотел со мной встретиться – подозрительно, на ловушку похоже. Встреча вообще произошла у моего дома, куда я с грехом пополам доковылял, несмотря на… ряд плохих вещей, которыми был одержим всю дорогу. Я немного боялся, хотел чувствовать себя в безопасности, поближе к родным. Хотел забыть, почему мне худо. И по-хорошему, мне не стоило бы соглашаться, сыпать соль на раны. Но я не вошёл в дом, дождался. Эрик явился. Красавец, каждой клеточкой тела кричащий, кому оно принадлежит. Он спросил, кто я тебе, он задал мне ровно тот же вопрос. Целую не слишком приятную минуту мы намеревались выбить друг другу зубы. Выплюнули пару глупых угроз, и… они прозвучали настолько одинаково, что мы поняли, как мы сами одинаковы. Пьём ревность и боль из одной кружки. Похожи, как два дурака… помешанные на тебе.
– И вы решили меня проучить.
– Эрик решил. Я присоединился без возражений. Терять мне было нечего.
– А какова цель? Смысл? Переодеваний, цветных листочков, прогулок, заглушки на ваш сайт…
– Я хотел увидеть твоё лицо, – ответил Кисо, безмятежно размотав боа и, очевидно, чтоб помучить меня, положил себе между раздвинутых ног очередную розовую подушку. – Понять, с каким выражением ты будешь, раздразнённый до предела, в накале любопытства, свербящего нетерпения и истерии, открывать сундук, в котором, по твоему мнению, спрятано что-то бесценное. Я видел, как ты светился. До того как допёр, что сундук – мой макгаффин. Ты верил, в точности следуя плану, что ключ тебе на прощание подарил Шинни. Открывая, ты мечтал заполучить частицу его. Так что цель достигнута: я узнал, кем же ты на самом деле дорожишь. Я больше никогда тебе не задам один никчёмный вопрос, будь спокоен.
На этом всё? Нет, пожалуйста, только не тишина. Я воткну голову в песок, только дайте песок. Пинайте по жопе, если это доставит вам удовольствие, но не пытайтесь докричаться. Не смотрите на меня. Ничего я не скажу. Не давите. Не моя очередь распинаться о чём-то. И каким боком тут я, я вам не нужен. Отомстили, расходимся. Господи. Кот не сводит с меня горячих уничтожающих глаз. А Шин – холодных и унижающих.
Как долго я смогу бороться со своим естественным нежеланием говорить? Не опять, а снова.
«Нельзя хитрожопо отмолчаться в каждый отдельный раз, когда тебя спрашивают, шлюхоёб ты эдакий, отпираясь от принятия решений и последующей за ними дерьмовой ответственности».
Эмиль! Я чуть не заорал его имя вслух. Безнадёжно мечтать о перекуре, пересчитывать меченосцев в аквариуме и концентрироваться на жалости к себе из-за ноющей шишки в затылке. Они ждут. Они меня в песок целиком вкопают, их двое на одного. Весь мир против меня.
Хорошо, получите. И плачьте.
– Открывая проклятый сундук, я вспоминал не Шинни. Вроде бы просто влезал под крышку, а краем глаза всё равно цеплял твои ноги, обнявшие подушку. Думал о сексе без любви в подобии дурмана. Думал о порно, а по факту – как ты выглядишь голый в ванне. И о том, что каждый заслужил именно того манерного придурка, которого в данный конкретный момент времени трахает. В прощальной записке ты хотел, чтоб я нашёл тебя, когда мне будет что сказать. Ну так я нашёл. И говорю. Я не знаю, что было бы, если бы из подсунутых вами букв сложилось слово “SHIN”. И ни у кого из вас нет хитроумной машины, чтоб открутить время назад и проверить это. Я вынул из шифра тебя, Кисо. Ты – организатор и исполнитель, ты – ебанутый клоун и гений. К тебе я мчался, желая… желая накормить говном и сделать из твоих рёбер зонтик в отместку за весь розыгрыш. И ключ, что был передан Страйфи от имени Шинни – твой, я напоминаю об этом. В свете слов невменяемого Уле под грибами, который тоже знал, где чьё… короче, он похабно заметил, что ключ – это мой хрен. Фаллический символ твоей любви с ванильным мороженым на палочке, твоя скромная надежда, что я вставлю… ключ… в твой «сундук». И больше не выну. А Шинни…
Мне было так трудно говорить, что в процессе я увлечённо ковырял двумя ногтями пакет с подтаявшим льдом, концентрировался на нём. И дальше – ещё труднее. Объясниться. О своём выборе, где логика отдыхает.
Сокращая пытку, я поднял голову резким движением, хотя затылок болел всё так же сильно. И чуть не прикусил себе кончик языка.
– Ну и где Шинни?!
– Какой Шинни? Здесь никого, кроме нас, генерал Вип.
– Кисо, не шути, как придурок конченный. Если Шин на цыпочках вышел в туалет, просто так и скажи.
– Я могу вызвать знакомого травматолога, если ты ударился башкой слишком сильно. Описался в бреду… пока наслаждался зрительными и слуховыми галлюцинациями. Во всём доме – только мы двое, – Кисо многозначительно сунул в рот длинный полосатый леденец.
Кровь от бешенства резко прилила к моему лицу. Да как он может?
– А с кем я тогда разговаривал?! Хватит меня за дебила держать! Herrejävlar², я же обидел его! Я разбил ему сердце! Я предпочёл ему тебя! Губастого, носатого, разве что не горбатого, сука!..
– Успокойся, Андреас, – перебил Кот, захохотав, медлительно вытащил из-за щеки конфету и упал мордой вперёд на подушки между нами. В такой позе прополз ко мне и дотянулся наманикюренной рукой до моего подбородка, погладил его… после чего закрыл мне матерящийся рот. – Шин – подросток. Драма с тобой разыгрывается на этой неделе, затем новая трагедия с кем-то ещё – на следующей. Мы обсудили с ним всё в Берлине. То есть… ну, в основном, обсудили тебя. А потом – что оказалось в сто раз важнее – из успешного похода в “Kannewelt” вернулся Джек. Решил, что я с головой погрузился в план-схему, а Шин – в телефонный разговор с мамой, и подарил мальчику свои очень голодные глаза, подставил плечо, выпотрошил себе сердце, выломал кости… в таком говорящем молчании, что у меня пирсинг в носу зазудел. Всегда становится страшно неудобно и немного завидно, когда поблизости кого-то любят, не тебя. Шинни слеп, но он в надёжных руках.
– Но сейчас?.. Он просто встал и ушёл? Он не похож на импульсивную истеричку, которая запрётся в туалете и три часа проплачет.
– А это и не импульс. Зато он поймал твой импульс. Ты душил меня, Шин – свидетель. Он мог бы заявить в полицию. Мог бы… да ты хоть представляешь, что он испытал? Какой это был для него ужас, пропажа едва теплившегося доверия, всплеск разочарования, а ещё шок и полная растерянность. Твои спонтанные поступки производят на других сильнейшее, самое дикое, самое неизгладимое впечатление, никаким клятвам и заверениям до и после с ними не потягаться. Не получится прислушаться потом к твоим ласковым словам, поддаться, как прежде, очарованию песен: рушится гипноз твоего голоса. Ты его рушишь, ты сам. Какую ненависть ты должен ко мне испытывать, как думаешь? Чтобы вытворять безумие, чтоб рождать его и поддаваться ему… Но не важно. Я хочу твою ненависть, хочу её всю – раз ты не способен на любовь. Ты слышишь? Ты до смерти напугаешь кого угодно поведением опасного, никому не подконтрольного психа, но никогда не заставишь меня – бояться тебя. Если тебя поймают, то осудят и клеймят, не разобравшись в мотивах: знать, что тобой двигало, могу опять-таки лишь я. Шинни не понял, почему ты напал, и не поймёт до скончания века – он из другого теста слеплен. Он вырубил тебя, чуть не проломив твоей башкой гитарную деку, он орал на грани срыва, дрожал и в угол забивался. Десять раз спросил меня, почему я остаюсь с тобой рядом, почему у меня нет при себе оружия, чтобы защититься, почему я не защищаюсь подручными средствами, почему, мать мою, в конце концов, я так спокоен, как я с этим собираюсь жить дальше, если он не может. И какими извинениями это можно искупить. А я не то что извинений не жду – я вообще настроился на новые твои грубости. На новые покушения. Не утруждайся, напоминая, я знаю: мир помешан на инстинкте самосохранения, всем нужна уверенность и безопасность. А мне… меня кто-нибудь спросил? Нужна ли мне эта пресловутая безопасность? – он вздохнул, переводя дух. – Андреас, ты редкостный говнюк. Но и это я превосходно знаю. Снилось. Не новость.
– Эрик, про…
«…сти» захлебнулось в указательном и среднем пальцах, которые Кисо как следует засунул мне в рот, затыкая, и продолжил:
– Если однажды хороший человек пересилит в тебе говнюка, ты поедешь в Берлин, в Калькутту или в ирландскую деревню – куда понадобится… и похитишь свою наивную и нежную любящую куклу. Она может, правда, растерять к тому моменту нежность и наивность, жениться, наделать детишек, набрать кредитов, отрастить второй подбородок и забыть твоё имя. Но ты хоть попробуешь побыть человеком. А пока – у тебя есть я. И ты правда дебил, если поверил, что я мог облажаться, наблюдая за тобой. Изучал тебя, изучал, выучил досконально, а озадаченно убитое лицо в момент открывания сундука – проморгал? Ну конечно ты выбираешь меня! Меня, обильно обконченный стол, непотушенные окурки в сахарнице, завтрак из мармайта не раньше семи вечера и охренительный свинарник с батареей бутылок до потолка. И битву за любимый худи, а также свитер и чистые носки. Кстати, Эмиль в пути. У тебя есть примерно пятнадцать минут, чтобы отыметь меня, скандально захрапеть, отвернувшись к стенке, и быть разбуженным звонким шлепком по заднице и возгласом «шлюхоёб вернулся!».
– Кисо, ты… – у меня больше никогда не найдётся слов. Никаких. Он только что своровал их все. Отобрал у меня свои облизанные пальцы, вытер об себя, приподнялся на локтях – сверхдовольная смеющаяся носатая физиономия, совсем рядом. Я забрал его извивающееся тело с подушек, и он уселся верхом, привычно толкнул меня и оседлал. Я не мог думать о сексе. Смотрел на его шею в ожерелье синяков, о маловероятном прощении молил ресницами. И, нет, вру, о сексе одновременно думать всё же мог.
– Глупые подростки записали под диктовку серьёзных дядек-продюсеров сентенцию, что стиль – это война, генерал Вип, – Кот провёл горячим языком по моему подбородку, потом по губам, обдавая сладко-похотливым, пахнущим недоеденным леденцом дыханием, приподнялся, невозможно расстёгиваясь одновременно весь и высвобождаясь из одежды от ворота до паха. Кровь слилась вниз в жёстком сальто, подарив мне сильное головокружение, бросила вообще все свои обычные маршруты, чтобы разорвать мне член, чтобы он лопнул от напряжения. Кисо, почему именно ты заставляешь меня… просить о собственной гибели, выгибаться вперёд, к новому заражению. Проклинать вечно пересохшее горло, ломать тебе спину, больно прижимая к себе, и пожирать твоё тело, неустанно, ни разу не утолившись полностью. – Сделали своим девизом. Жутко пафосная и попсовая хрень, не находишь? Жизнь – это война. Мы ловим дезертиров в тылу. А иногда дезертируем сами. И если ты спрячешься со мной расстрела…
Не «если». Я спустил шлюшно узкие джинсы с его ещё более узких бёдер и перекатился, подминая аппетитно взмокшего Кисо под себя. Подмял полностью. Завис над возбуждённо дышащим конфетным ртом. Потерял последний мозг и умение думать связно.
Ты не голый, но сейчас будешь голым.
Эмилю придётся подождать на улице.
Где-то до понедельника.
Читай по губам и бойся.
Я буду занят тобой и сексом с тобой весь оставшийся отпуск.
Придурок, потому что не понял этого сразу и потерял целых пять дней.
И ты придурок.
Потому что у Эмиля от твоей хаты есть ключи.
Как много мы готовы ему показать?
Ладно, пусть устраивается в первом ряду.
________________
Комментарий к Глава 13
¹ Буквально: сапог с говном (швед.), а контекстно – говённый сундук.
² Приблизительно означает «ну ёбаный же Иисусе!» (швед.)
