Текст книги "Баба Капа. Сборник рассказов"

Автор книги: Ден Истен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Да у нас тут по соседству баба Зина жила. В далеком прошлом – сотрудник КГБ. Боевая бабуля была, земля ей пухом. Всех этих бандитов терпеть не могла! Как сейчас помню, одного такого борщом облила. Стелла не даст соврать, она это тоже видела.

– Борщом?! – баба Капа аж хрюкнула от смеха. – Ха-ха, умничка! Жаль, что я с ней не была знакома. А вообще, я предпочитаю продукты не переводить, а бить голыми руками. Ну и головой, разумеется. Недавно освоила.

Саша, сидевшая рядом и с интересом слушавшая, засмеялась. Нравилась ей эта бабуля. Не ворчит, не брюзжит, не жалуется – живет человек! Соседку бабу Зину она не застала, поэтому не особо верила, что пенсионерки такими бывают, а тут – на тебе, живое воплощение бодрости, жизнелюбия и язвительного юмора. Молодым на зависть.

– А где ж папка-то ваш? – спросила баба Капа, прихлебывая чай.

– В Штатах. На симпозиуме биологов. – ответила Саша.

– Ученый, что ли? – удивилась бабуля. – А я думала, что ваш папка – тоже каратека.

Мать с дочерью переглянулись. Понимающе хмыкнули.

– Мало, кто знает это слово. – одобрительно сказала Саша. – Обычно можно услышать привычное: каратист, очень редко – каратеист, что более правильно, хоть и режет слух. Удивительная вы бабушка, баба Капа!

– Так мы тоже щи не лаптем хлебаем! Знаем! Могём! – прихвастнула бабулька, закинула в рот кусок пирога с вишней, подмигнула.

«Интересно, я одна хочу быть такой в старости?», – с улыбкой думала Надя, глядя на старушку, оживленно беседующую с Сашкой.

***

Палец надавил на кнопку звонка. Звук открываемого замка. Заплаканное лицо Олеси.

– Гутен морген, красотуля! – баба Капа, отяжелевшая от чая и домашнего пирога, была в прекрасном расположении духа. Чего не скажешь об Олесе. Широкое лицо было зареванным, в черных потеках туши, жиденькие волосы растрепаны.

– Вы?! – с неприязнью ответила Олеся. Старушку она сразу узнала – та самая, час назад нокаутировавшая ее единственную любовь – Костика Чижова.

– Я! – бабулька улыбнулась. – Поговорить надо.

– О чем нам с вами разговаривать?! – дверь захлопнулась. Резко и громко. И, как показалось бабе Капе, вызывающе.

Нажала на звонок.

– Я сейчас полицию вызову! – донеслось из-за двери. – Вот с ними и будете разговаривать! И в другом месте!

– Не будь истеричкой! – миролюбиво прокричала в ответ бабулька.

– Я не истеричка!

– Самая настоящая! Истеричная баба и есть!

– Да что вы вообще обо мне знаете?!

– Любишь?! – задала неожиданный вопрос баба Капа.

– Кого?!

– Родину! Чижа своего недоделанного любишь?!

– Ну, допустим. И какое вам дело?!

– Никакого, согласна. Просто по субботам я делаю добрые дела.

– Сегодня пятница! – донеслось злорадное. – Приходите завтра!

Вот сучка, подловила! Конечно, сегодня пятница, ей же к терапевту назначено на восемь утра. Надо же было так опростоволоситься! Стареешь, Капа, стареешь.

– Наша жизнь – это сплошной понедельник! – вывернулась бабулька. – Я вот чего хочу сказать: Григорий любит сына, сын любит его, и каким боком ты тут со своим Чижом? Вы оба – лишние в этом простом уравнении!

Дверь резко распахнулась.

– Я мать! Понятно! Как я могу быть лишней?!

– Ты – мать! – легко согласилась бабулька. – И ты можешь любить кого угодно, хоть Гарри Поттера, причем тут отношения отец-сын?

– Гриша – неудачник! Чему он может научить сына?

– Охренеть аргумент! А чему твой Чижик может научить? У него же три извилины, все прямые, и все от монтировки!

– Слушайте, вам что, заняться нечем? Не лезьте не в свое дело!

– А тебе Григория не жалко? Хрен с ним, я не знаю, какой он муж, уже и не муж, насколько поняла. Но ведь всегда отцом останется! Ты своей тыковкой соображай! И потом, он уже не бухает. В завязке.

Олеся задумалась. Баба Капа видела, что стена непонимания постепенно рушится.

– Ну-ну, думай! – подбодрила она.

– А с Костей что делать? – лицо Олеси вдруг скривилось, на глазах навернулись слезы.

– Слыхала, дворник в Перми с колокольни навернулся? – неожиданно задала вопрос бабулька.

– К-а-акой дворник? – растерялась Олеся. – Причем тут дворник вообще?!

– Вот и я говорю, причем тут Костя, если речь шла об отце и сыне?! – рявкнула бабуля.

Олеся вдруг судорожно всхлипнула и взорвалась отчаянным рыданием, звонким эхом отражающимся от подъездных стен. Села прямо на пол, уткнулась лицом в ладони.

Баба Капа вздохнула. Кто о чем, а лысый о расческе…

Зашла в прихожую, присела рядом с ней. Задумалась, слушая судорожные всхлипы. Не любила она все эти индийские кинофильмы в российских реалиях. И в индийских – тоже. Соплежуйство одно на почве несчастной любви.

– С сыном-то разрешишь ему видеться? Да и мальчонка тянется.

Олеся закивала, пряча лицо в ладонях и содрогаясь. В принципе, бабуля выполнила свою миссию, можно и уходить. Она встала.

– Не уходите, пожалуйста, – Олеся вдруг схватила ее за руку. – Посидите со мной. Мне так одиноко…

***

Слезы струились Ниагарским водопадом по широкому веснушчатому лицу Олеси. С глухим стуком падали в тарелку с квашеной капустой.

Баба Капа тренькала одним пальцем на гитаре – из шести струн на гитаре не хватало пять. Поэтому старушка, как шахматист, играла тем, что есть. Впрочем, получалось тоже неплохо. Плохо было другое – Олеся, полностью растворившись в своем горе, просила петь именно такие песни, жалостливые и слезливые. Мазохизм, чесслово!

Баба Капа поставила искалеченную гитару в угол. Подула на измученный палец.

– Капитолина Алексеевна, миленькая, еще! – взмолилась Олеся.

– Слушай, может хватит, а? – возмутилась баба Капа. – Завязывай страдать!

Олеся разлила водку по стаканам.

– Это любовь! – обиженно надула губы она.

– Это суходрочка какая-то! – безжалостно отрезала бабуля. – Найди себе уже нормального мужичка. Григорий чем плох был?

– Для меня – всем! – с вызовом ответила Олеся. – Не мой Гришка, не мой, понимаете?!

Лицо выражало такую отчаянную решимость, что, наверное, мало кто мог усомниться в искренности ее слов.

Баба Капа захохотала. Она вдруг вспомнила Аксинью из «Тихого Дона», так та орала абсолютно противоположные вещи: « … а Гришка мой! Мой! Мой! Владаю им и буду владать!»

Олеся оскорбленно смотрела на смеющуюся старушку.

– Я понимаю, почему вы смеетесь, – горько сказала она. – Вот, мол, сидит корявая, некрасивая, а все принца ждет. Запросы надо умерить, так?

Баба Капа помотала головой. Мда-а-а, герои книжных романов – это герои книжных романов. А вокруг другая проза – жизни. Суровая, беспощадная и порой – бессмысленная.

– Сын где? Спит? – вопросом на вопрос ответила старушка.

– Играет в свои игрушки компьютерные. Каникулы же.

– Кстати, сколько ему?

– Десять.

Память перенесла бабу Капу в далекое прошлое. Вот она, десятилетняя девчонка, коротко стриженная, в казенном платье и веревочных тапочках. Сидит на колченогом стуле перед милиционером. Тот стоит к ней спиной, ковыряя оконную замазку и выглядывая на платформу. То и дело раздаются громкие гудки паровозов, с шипением, в белой дымке отправляющихся с платформ.

– А тебе не кажется, что для Северного полюса ты не одета? – язвительно спросил милиционер. – И поезд прямо туда тебя не доставит!

– Мне там все выдадут! – твердо ответила она. – И паек дадут. Положено! А на чем дальше добираться, я сама разберусь!

– Покорение Севера – это дело хорошее, но есть одно «но». Северный полюс – это туда, – широкая лопатообразная ладонь махнула в сторону висящего над столом портрета Сталина. – А ты направлялась туда.

Ладонь переместилась на стену с картой города, в сторону – прямо противоположную.

Она задумалась, почесала затылок. Улыбнулась.

– Вот за это спасибо! Я пойду. – встала и направилась к двери.

– Приходько! – крикнул милиционер. Дверь открылась, в кабинет ввалился немыслимых размеров сержант. Огромные усищи топорщились под широким, картошкой, носом. Под глазом красовался лиловый синяк.

– Приходько! Пусть девочка посидит у тебя. Чаю ей налей, что ли. Сахару побольше дай. И сала своего знаменитого отрежь кусочек. А я пока с детским домом свяжусь.

Приходько с опаской посмотрел на маленькую девчонку с решительным выражением на лице. Потрогал свой синяк. Час назад эта юркая детдомовка была снята с поезда. Оказала яростное сопротивление, кусалась и пиналась так, что пришлось скручивать ее силами станционного наряда милиции.

– Це ж не дівчина, а демон! И сала у мене нема, товариш лейтенант! – прогрохотал сержант.

– Да не нужно мне ваше сало! – звонко крикнула она. – Пустите, мне ехать надо! А лучше посадите на нужный поезд и скажите своим, чтобы до самого Северного полюса меня вообще не трогали! И бумагу специальную дайте! С печатями!

– Уводи! – устало приказал лейтенант, беря трубку телефона. – Але, барышня! С пятым детским домом соедините!

Сержант обхватил ее своими огромными ручищами.

– Права не имеете! – орала она. – Я вас всех тут!

Сержант выволок ее из кабинета. Потащил в дежурку, с силой усадил на стул, погрозил огромным кулаком.

– Тут міліція, а ти кричиш як скажена!

Поставил перед ней кружку, налил кипяток. Бросил заварку. Положил огромный кусок колотого сахара. Она отодвинула кружку. Взгляд упал на большой прямоугольный газетный сверток, лежащий на облупленном подоконнике.

– Приходько! Слышь чё скажу?! – вкрадчиво зашептала она. – Давай так! Я никому не скажу, что у тебя есть сало, а ты отпускаешь меня. И все довольны! Ну?

– Яке сало? – нахмурился сержант.

– Яке-яке! Вон на подоконнике лежит! – злорадно ответила она. Мысленно поздравила себя с победой. Встречай, Северный полюс!

Приходько усмехнулся в пышные усищи. Огромной ладонью взял сверток, положил перед ней. Развернул. На газетной бумаге лежали два куска хозяйственного мыла.

– Як порізати? – с издевкой поинтересовался он. – Шматочком, брусочком?

Она вздохнула, взяла кружку. Молча пила чай, грызла сахар и чувствовала на себе насмешливый взгляд сержанта…

А потом приехал Ефим Никанорыч, воспитатель, и забрал ее обратно в детский дом. На прощание посмотрела на смеющегося сержанта. Нахмурилась.

– А ты не особо веселись, Приходько! Мыло у тебя уже есть, готовь веревку! Вешайся! Я еще вернусь!

***

– Капитолина Алексеевна-а-а! Ау! – позвала Олеся.

Баба Капа тряхнула головой, возвращаясь в реальность. Олеся протянула ей рюмку. Она поморщилась, отстраняя ее. Водку бабулька не любила, в ее понимании это был самый дебильный с точки зрения органолептических свойств напиток. То ли дело – наливка. Или коньяк. И вкусно, и хорошо.

– Может, посоветуете? Как быть, что делать?

– Олеся, я тебе не советчик в этих вопросах. Решай сама. Любишь своего Чижа – вперед! Это твоя жизнь! Ошибешься – поумнеешь. Возможно… Но твоего сына мне уже заранее жаль.

– Можно подумать, вы сами никогда не ошибались! – Олеся обиделась окончательно.

– Ошибалась, – легко согласилась бабулька. – Но жизнь вовремя вносила свои коррективы, поэтому особо страдать не пришлось.

– Это как? Расскажите!

Видя, что Олеся так просто уже не отстанет, старушка улыбнулась, развалилась на стуле.

– Как сейчас помню, в году этак 59-ом влюбилась в Борьку Сахно, сварщика. Что ты! Красавец, рожа с доски почета не слезала, ударник труда, спортсмен! Мотоцикл был у него, гармонь и значок «Турист СССР»… Блин, значок этот…

Баба Капа покачала головой.

– Ой, как интересно! – Олеся смахнула слезы, устроилась поудобнее, приготовившись слушать.

– Так вот, – продолжала бабулька. – Пригласил он меня в клуб.

– Ночной? – нахмурилась Олеся.

– В сельский! Говорю же, 59-й год! Дощатые полы, танцы под радиолу, бабушка-дворник со свистком, и дверь – лопатой подпирается. В общем, щечки свеклой намазала, девчонки «Красной Москвой» брызнули, волосы накрутили, платок дали цветастый. В общем, была я тогда красивой, от себя без ума!

– Класс! А дальше?

– А дальше сижу у окна и жду, когда Боря за мной зайдет. Очень, знаешь, хотелось, чтобы с шиком появился, чтобы все видели, какой парень за мной ухаживает!

Баба Капа вздохнула.

– Ну? – Олеся сгорала от любопытства. – Пришел?

– Пришел. Из под кепки волосы соломенные вьются, сапоги яловые блестят, рубаха выглажена, на рубахе значок этот…

– Да сдался вам этот значок! – в нетерпении выкрикнула Олеся. – Дальше-то что?!

– Дальше мы танцевали. Он, значит, меня так приобнял, грудь свою выкатил, а я ниже его, так он своим значком мне чуть глаз не выколол. Я ему говорю, Боря, сними его, потом нацепишь. Головой так загадочно мотает. Не снял, в общем. Ну, думаю, не беда. Главное – Боря рядом со мной.

Баба Капа посомневалась и все-таки махнула рюмочку водки. Олеся незамедлительно последовала примеру.

– В общем, всю дорогу он этот значок теребил и поправлял. Кто-то прическу поправляет, кто-то усы, если есть, кто-то рубашку или штаны, а он эту железку на груди мучает. Вот. А после танцев было кино. Скамейки расставили, уселись. Свет потушили. «Добровольцы» шли. Смотрим кино, я вся полностью в картину ушла, нравился мне молодой Ульянов. Слышу, Боря пыхтит. Глаза скосила. Он, значит, значок свой с рубахи отцепил, и сидит его натирает. Яж язык высунул и глаза закатил. Подышит так на него и платком трет. Опять подышит и снова трет. На экран даже не смотрит, сидит и трет свой гребаный значок!

– Какой может быть значок?!– Олеся в недоумении запустила пятерню в редкие волосы. – Он же на свидании!

– Вот и мне тогда так показалось! – согласилась бабулька. – Не выдержала я. Выхватила значок и выкинула его нахрен в окно. Как Боренька подскочил! Чуть ли не по головам бросился к этому окну, ласточкой в него вылетел. Я из клуба вышла, а он по земле ползает, спичками подсвечивает – значок свой ищет! Больной человек. В общем, жалко мне его стало, да и вину почувствовала. Встала на карачки и давай с ним вместе значок этот искать.

– Нашли?

– Не-а. До утра ползали, все в грязи вымазались. Как-то так… Кстати, это было мое первое свидание.

– А потом что? – улыбнулась Олеся.

– А потом я этот значок на пацане каком-то увидела, говорит, возле клуба подобрал. Не отдает ни в какую, зараза! Пришлось баранок ему связку купить. Смотрю, а значок что-то совсем грязный, земля забилась в него, нельзя такой отдавать. Платок достала и давай его оттирать. Стою и тру этот долбаный значок! И ржу!

– Отдали? – голос Олеси срывался от смеха.

– А как же! Сияющий такой, блестящий отдала. Поблагодарил, извинения мои принял. Иду так медленно, жду, когда окликнет. Молчит. Не выдержала, обернулась, а он… ну ты поняла, что делает…

Кухня потонула в их хохоте. Даже Богдан из комнаты прибежал. Заулыбался – такой веселой свою маму он не видел давно.

***

Попрощавшись с Олесей и Богданом, баба Капа вышла из квартиры. Направилась к лестнице и замерла от удивления – хватаясь за перила, навстречу поднимался Костя Чижов. Его качало от слабости.

– Здравствуй, бабка! – здоровый глаз смотрел с удивлением.

– Здравствуй, дерево! – вздохнула старушка. – За добавкой пришел?

Чиж молча поднялся, привалился к стене. Вытянул ноги. Дрожащими руками вытащил из заднего кармана мятую пачку. Закурил.

– Отлежаться мне надо. А так давно хотел уйти, надоела мне эта Олеся!

– Ну и отлежался бы на скамейке в парке. Зачем возвращаться к тому, кто надоел? Уходя уходи.

– Чтобы меня мусора приняли с битой рожей? Олеся там как?

– Нормально.

Чиж усмехнулся разбитыми губами.

– Дура дурой, все мне про любовь поет. Кофе в постель приносит, слова ласковые говорит. Мелодрама сраная какая-то. Кому это надо?! Вот, бабка, скажи, кому это надо?!

– Ей надо… – пожала плечами баба Капа. – Обычного бабского счастья ей надо.

– Кхе-кхе, – Чиж засмеялся и тут же поперхнулся дымом, сипло закашлял. С отвращением, щелчком, выкинул сигарету. – Бабское счастье бля!

Чиж закрыл глаза, откинул голову, тяжело дыша. Баба Капа положила руки на перила. Тоже молчала.

Чиж мотнул головой, открыл глаза.

– А ты кто, бабка?

– Тебе имя назвать? Оно тебе ничего не скажет.

Чиж согласно закивал. Посидел немного, морща израненный, с длинной полоской пластыря, лоб.

– Как ты там сказала? Уходя уходи? – он тяжело встал, опираясь на стенку. – Наверное, ты права. Пойду я.

Махнул на прощание рукой, стал медленно спускаться по лестнице, шатаясь. Баба Капа провожала его взглядом, не делая попыток остановить.

Дверь резко распахнулась, и из квартиры вылетела Олеся. Босыми ногами сбежала по лестнице, схватила его за плечи, резко развернула к себе.

– Дура, значит?! Надоела, значит?!

Наверное, Костя Чиж в тот день побил все рекорды по выхватыванию люлей от женщин всех возрастов: профессионально – от Нади, на любительском уровне – от бабы Капы, и вот сейчас –звонкая, на почве поруганных чувств, пощечина от Олеси. Привалившись к стене, Чиж вдруг засмеялся, вытирая лицо и сдирая пластыри.

– Бабы, да вы ох..ели все!

Схватил за пуговицу ее халата, притянул к себе.

– Дура ты, Олеся! – беззлобно сказал он. – Ты поменьше сопли распускай, глядишь, и мужики потянутся! Таких, как ты у меня было – ну вот просто до хера! Пока стелешься, уважения к тебе не будет ни у кого. Пока!

Он спустился на первый этаж, оставляя плачущую Олесю. Внизу хлопнула подъездная дверь.

– Вот с виду – редкостный дятел, а какие мысли! – сказала баба Капа задумчиво. – Подумай над этим, Олеся…

***

Она вышла из супермаркета, с большой коробкой под мышкой. Вытащила из кармана телефон.

– Алло?! Григорий, ты как там? Нормально все? Прекрасно! Слушай, как к сыну соберешься, ко мне сначала зайди. Подарок ему купила, подаришь как будто от себя. Ага. Давай, не болей.

Она спрятала телефон. Вытянула перед собой огромную коробку с изображением Тысячелетнего Сокола.

– Приятно, черт побери, что даже на пенсии могу позволить себе купить космический корабль.

Бодро зашагала по дороге.

– Ты или туда, или сюда! – раздалось сзади возмущенное. – Идет как по Невскому! Дай проехать!

Бабуля обернулась. Лицо молодого велосипедиста было возмущенным, видимо пешеходы, постоянно вынуждающие его сбавлять скорость, раздражали не по-деццки. Он слез с велика и теперь, крепко сжимая руль, шел за ней, испепеляя неповоротливую бабульку взглядом из-под оранжевого шлема.

Она уже было собралась популярно рассказать наглому велосипедисту о том, что если он еще раз откроет свою пасть, то ему будет очень затруднительно держать поломанными руками руль, а вывихнутыми ногами – давить на педали. И что тротуары придумали для пешеходов, а не для всякого нетерпеливого мудачья в оранжевых шлемах и на горных велосипедах.

Все это было бы немедленно озвучено, а в случае особой непонятливости и подкреплено парочкой хороших ударов, если бы не вспомнившиеся слова ее новой знакомой Саши Арефьевой: «Уступай дорогу дуракам и сумасшедшим…»

Бабуля отошла в сторону, кротко прижала к себе коробку.

– Проезжайте, пожалуйста. – выдавила из себя улыбку.

Велосипедист хмыкнул. Уселся на велик и закрутил педали, набирая скорость.

Бабуля смотрела вслед и думала, а правильно ли она поступила? С одной стороны, избежала конфликта, а с другой – осталось чувство уязвленного самолюбия. Эх, прав был Ежевичкин – не ее эта тема, восточная философия. Учиться ей и учиться….

Вздохнула, крепче прижала коробку. Зашагала дальше, пытаясь выкинуть из головы мысли об инциденте. А оранжевый шлем маячил впереди, лавируя среди людей и удаляясь все дальше…

Эх!

– Мудак!!! Смотри, куда едешь! Сука!!!! – раздалось впереди визгливое. Баба Капа прибавила шаг. У обочины стоял тот самый велосипедист и зло грозил кулаком в сторону стремительно удаляющейся красной девятки. На оранжевом шлеме застыли бурые капли, белая футболка и красные шорты мгновенно пропитались грязной водой. Он зло вытирал лицо, размазывая грязь и чуть не плача от обиды. Велосипед валялся рядом с лужей, в которой колыхались остатки дождевой воды.

Однако!

Баба Капа в задумчивости прошла мимо. Вспомнилась китайская мудрость: «Сиди спокойно на берегу реки, и мимо тебя проплывет труп твоего врага!».

***

Стелла заехала во двор. Остановилась у подъезда.

– Спасибо вам, Стелла, – с чувством сказал Григорий.

– Перестаньте, – улыбнулась она. – Берегите голову. Хорошо, что все обошлось.

Григорий виновато и даже как-то стыдливо посмотрел на эту красивую женщину.

– Стыдно как-то… Все должно было быть наоборот – это я должен женщин защищать, а тут… Подруга у вас замечательная. Надя, кажется?

– Надя, – кивнула Стелла.

– Замужем? – как бы невзначай поинтересовался он.

– Она? Да. А что? – Стелла хитро улыбнулась. – Понравилась?

Григорий замялся.

– Ну, в общем-то да. Хорошая женщина. Ну, раз замужем… А вы? Замужем?

– И я, – ответила Стелла. – А вы меня замуж зовете?

– Куда мне… – он покраснел. – Ваши мужья – все, наверное, каратисты крутые.

Стелла покачала головой.

– Совсем не обязательно. У Надюши муж – ученый, у меня – переводчик. К миру спорта оба имеют самое отдаленное отношение. Разве только на уровне физзарядки по утрам, и то нерегулярно. Главное – какой человек, а его профессия – дело десятое.

Григорий заметно погрустнел. Стелла украдкой смотрела на него. Сразу видно – человек хороший, добрый, но какой-то… нелепый, что ли. И мягкотелый. Впрочем, как она уже сказала, не всем быть крутыми мачо. Где-то есть женщина, для которой этот Григорий будет самым дорогим человеком.

– Да я вот думаю жизнь свою личную наладить, только никак не получается. – вздохнул он.

– Получится. Главное, не зовите замуж первую понравившуюся, на эмоциях. Голову не отключайте, чтобы потом не жалеть.

Два месяца спустя…

– Мама! Папа в телевизоре! – кричал Богдан, тыча пальцем в экран.

Олеся прибежала из кухни, на ходу вытирая руки полотенцем. Присела на краешек кресла.

– Точно, а что он там делает?! – в голосе послышались нотки ревности…

***

– Ого, наш старый знакомый! – засмеялась Надя. Саша схватила пульт, прибавила звук.

– Ну и правильно! – по-взрослому сказала она. – Пора! Хороший дядечка!

***

– Так, ребята, все в зал! Демидова, проведи разминку! Я сейчас подойду!

Девочка с тонким красным поясом и в белом кимоно склонила голову перед Стеллой.

Стелла повернулась к большому плоскому телевизору на стене.

– Ну дела! – улыбнулась она.

***

– Выключи эту х..ню! – Костя Чиж раздраженно отвернулся. Зарылся в подушку.

– Хорошая передача! – возразила его новая подружка. – Романтичная!

– Я сказал, выключи эту романтичную х..ню! – рявкнул Чиж. – Из-за это хмыря я огреб нехило когда-то!

***

– Ох ты ж бля! – баба Капа в удивлении смотрела в экран телевизора. Прибавила звук, поудобнее устроилась в кресле.

***

«Григорий Барсуков. 39 лет. Разведен. Работает наладчиком лифтов. Мечтает встретить женщину 35-40 лет для спокойной семейной жизни. Жене готов прощать все, в обмен на домашний уют, пироги и борщи. Играет на аккордеоне, домбре и глюкофоне, который сам смастерил из старого газового баллона. К спиртному относится крайне отрицательно в силу плохих воспоминаний. Жизненные приоритеты Григория: исправные лифты и крепкая семья.»

Под бурные аплодисменты в студию, скрипя новыми черными туфлями, вышел невысокий мужчина лет сорока. Гладко выбрит, аккуратно причесан, одет в серый костюм. В нерешительности застыл, обескураженно глядя на зрителей. Было видно, что гость напуган от обилия внимания и наехавших прямо в зубы камер. Вытащил платок, вытер вспотевший лоб.

– Ну-ну, – подбодрила Лариса, – Григорий, что же вы такой прямо нерешительный?! Смелее!

Григорий выдохнул и прошел к большому столу, за которым, помимо ведущей, сидели соведущие: астролог и сваха.

– Здравствуйте, – он сел на краешек кресла.

– Здравствуйте, Григорий, – важно ответила ведущая. Астролог сдержанно кивнула, сваха заглянула под стол, оценивая его туфли. Судя по выражению глаз за очками в модной оправе, осмотром она осталась недовольна.

– Итак, Григорий… – продолжала Лариса. – Вы пришли один, без поддержки?

– Да, – Григорий помялся. – Никто не захотел со мной приезжать.

– Не беда, – кивнула Лариса. – Наша съемочная группа побывала в гостях у некоторых ваших коллег и друзей. Внимание на экран.

На огромном студийном экране возник улыбчивый парень в синем комбинезоне, на фоне огромных лифтовых механизмов. Говорил он эмоционально, размахивая здоровенной ручищей, сжимающей промасленную тряпку.

– Гришка! Ты там докажи всем этим московским, что наши мужики из глубинки – тоже человеки, способные сопереживать, чувствовать и это… страдать! Найди там хорошую женщину и покажи, что значит любить по-настоящему! И это… пользуясь случаем, хочу передать привет сослуживцам из Рязани. Пацаны!!!! Слава ВДВ!!!! Никто, кроме нас!!!!

Кадр сменился. Теперь с экрана смотрел хмурый небритый человек, с потухшим взглядом и помятым лицом. Судя по всему, его мучило жестокое похмелье. Фоном служили выстроенные ровными рядами пустые водочные бутылки. Он судорожно вздохнул:

– Привет всем. Меня зовут Николай. С Григорием я познакомился в очереди к наркологу, когда у нас обоих были проблемы с алкоголем. Ну, что я могу сказать… Григорий – человек целеустремленный, волевой… не то, что я! Он смог завязать с этим, не побоюсь этого слова, пагубным, пристрастием, а я – нет. Григорий, желаю тебе найти хорошую трезвую женщину…

Голос сорвался. Николай быстро втянул в нос надувшийся пузырь и отвернулся, выставив вперед раскрытую ладонь:

– Не могу говорить, уберите камеру! Слишком все это тяжело…

Теперь с экрана смотрела серьезная женщина лет пятидесяти, в очках, в старомодной блузке с брошью. Она сидела за массивным столом, на котором лежали стопкой папки и бумаги. Женщина недовольно пожевала тонкими губами, над которыми редкой щеточкой пробивались усики.

– Барсуков! И чем тебе местные женщины не угодили, а? Все ищешь, ищешь, уже до столицы добрался, а мы же – вот мы, рядом! Скотина ты, Барсуков! Тринадцатую зарплату не жди! И премию – тоже! И вообще, оставайся в этой своей Москве! Москва – город хлебный, лифтов на всех хватит!

Изображение резко сменилось на яркую заставку «Давай поженимся».

Ведущая развела руками.

– Вот такие друзья у нашего сегодняшнего жениха. Григорий, у вас есть сын, так? Сколько ему? Расскажите, почему вы развелись с женой?

Жених поудобнее уселся в кресле.

– Развелся я по причине несовместимости характеров…

– Ой, знаешь что, дорогой мой Гришенька! – ехидно перебила сваха. – Мы тут столько таких сказочек слышали про несовместимость этих самых характеров, что прямо уши вянут! Так и скажи, что мало зарабатывал! Чего юлить-то?!

– Роза, Роза, – ведущая укоризненно посмотрела на соведущую.

– А что Роза?! – сваха нетерпеливо мотнула модной прической. – Мне интересно, каков материальный достаток нашего жениха? За кого мы наших красавиц выдаем, а? А вдруг у него мышь в холодильнике висит, и квартиры своей нет, куда он молодую жену приведет? В лифт?

– Почему сразу в лифт?! – Григорий оскорбился. – Квартира есть!

– Сколько?! – Роза вперила в него внимательный взгляд.

– Квадратов? – не понял Григорий. – Сорок два. Двушка. Окна на север и юг.

– Квартир сколько?!

– Так это… ну, одна. Зато своя. Дом не старый. Почти. Одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года постройки. Лифт работает.

– А машина есть? – Роза била прицельно. – На чем твоя жена будет кататься? В магазин тот же самый? На лифте?

Григорий беспомощно посмотрел по сторонам, будто ища поддержки, но наткнулся лишь на насмешливые взгляды зрителей и бесстрастные объективы телекамер. Он был один, наедине с огромной страной, и помощи попросить не у кого…

– Машины нет, но возле дома есть остановка, там всегда куча маршруток. Да и ехать никуда не надо! На первом этаже есть магазинчик, «У Армена» называется. Там все можно купить: и продукты, и бытовую химию, и даже технику всякую. И недорого!

Роза всплеснула руками. Ехидно, срываясь на фальцет, воскликнула:

– Что и требовалось доказать! У Армена есть все: и магазинчик, и продукты, и даже техника всякая, а у нашего жениха – ни-че-го!

Григорий вздохнул. Его, конечно, предупреждали и инструктировали, но он не думал, что беседа перерастет в откровенный прессинг.

Астролог покачала головой. Спокойным, даже немного скучноватым тоном, сказала:

– Роза, ты не права. У нашего уважаемого жениха слишком высокое соединение Марса с Нептуном. Он нисколько не отрицает важность материальных благ, но при всем этом понимании, ему не хватает именно, что называется, жизненной хватки, прагматизма. Он мягок, инертен, что, разумеется, здорово мешает ему выбраться на достойные финансовые горизонты. Но это совсем не значит, что на благополучии Григория можно поставить крест – он может быть вполне счастлив и даже успешен, если рядом будет сильная женщина, которая сможет помочь развиться его талантам, мягко и ненавязчиво подталкивая в нужном направлении.

Григорий, открыв рот, пытался переварить услышанное. Роза привычно отмахнулась. Лариса, хлопнув ладонями по столу, сказала:

– Что ж, сваху и астролога мы выслушали, а теперь все послушайте меня. Я буду краткой: считаю, что наш жених пришел точно по адресу. Много говорить не будем. Григорий, встречайте первую невесту! Яна!

***

Ежевичкин тихо вошел в комнату. Баба Капа даже не посмотрела на него – все внимание было устремлено в телевизор.

– Капа, не думал, что ты смотришь подобные передачи.

– Не смотрю. Но эту досмотрю до конца! – не отрываясь от экрана, ответила она. – Это Григорий, я тебе рассказывала о нем.

– Любопытно…– Ежевичкин присел рядом. – Ну, молодец. Женится.

– Он тоже так думает, что молодец и женится, а по факту – позорится!

***

В общем, если в двух словах, то получилось то, что всегда получалось у Григория – ничего. Он ушел с передачи один.

Либо он такой невезучий, либо невесты были такими… Решайте сами, вот вам тезисно о невестах:

Яна из Вологды. Болтливая хохотушка тридцати семи лет. Повар. Мечтает выйти замуж за хорошего человека с чувством юмора, без вредных привычек, можно небогатого. Вроде бы, обычные такие желания, которые трудно назвать презрительным словом «хотелки», если бы не одно «но». Яна свято верила, что брак должен быть свободным, то есть краткосрочные интрижки на стороне не возбраняются, а очень даже приветствуются. В обратном ее не смогли убедить ни нравоучения ведущей Ларисы, ни едкие замечания свахи Розы, ни пространные рассуждения астролога Тамары. В качестве сюрприза невеста спела песню собственного сочинения про свободную любовь.

Айгуль из Экибастуза. Закройщица. Милая пухлая тридцатипятилетняя казашка. Сбежала от своей консервативно настроенной семьи, где традиции предков чтили превыше всего. Снимает квартиру в Москве, на передачу пришла в надежде встретить мужчину-славянина, чтобы жизнь свою наконец-то устроить и семье заодно насолить. Проговорилась, что от мужа ждет, в первую очередь, защиты, так как в ее адрес периодически поступают угрозы от пятерых старших братьев, решительно настроенных вернуть дерзкую беглянку в родной город и выдать замуж за кривого, но уважаемого Алтынбека. Спела красивую казахскую песню о несчастной любви бедного пастуха и дочери могущественного хана.