Текст книги "Формула жизни (СИ)"
Автор книги: Daykiry
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Я тебе уже говорил, в этом нет твоей вины, – Отабек поджимает губы и выглядит сейчас очень серьёзно. Они не в первый раз поднимают тему, и Жан-Жаку до сих пор неловко. Именно поэтому он всегда старается соскочить и увести разговор в другую сторону. Но сейчас Отабек смотрит настолько внимательно, что Жан-Жак понимает сразу – в этот раз соскочить не получится.
– Если нет, то почему ты ушёл?
– Потому что ты ушёл. Я никогда не собирался становиться профессионалом, мне просто нравилось кататься, вот и всё. А у тебя талант ведь, все об этом говорили и все это знали. Именно поэтому тебя выдвинули на соревнования. А не потому что твои родители поспособствовали.
– Но выдвигали-то сначала тебя.
– Они ошиблись, – отрезает Отабек. – Сколько можно уже это обсуждать? Прошла куча времени, тебе стоит найти другой поступок, за который ты будешь чувствовать себя виноватым. Да хоть вспомни о том, как на прошлый день рождения тебя стошнило прямо на мой диван.
– Иди ты, – Жан-Жак ловит себя на том, что его разом отпускает, и он улыбается.
Он ценит это в Отабеке – его умение забывать, его умение переключать человека одной только фразой. Никто не умеет, а вот Отабек с лёгкостью это делает. И Жан-Жак позволяет себе не зацикливаться ещё некоторое время. До тех пор, пока его снова не перемкнёт.
– Не знаю, в какой из жизней я заслужил такого друга, как ты, – признаётся он, растекаясь по столу, разморённый теплом и алкоголем, которого в нём не так уж много, но этого достаточно, чтобы почувствовать себя немного лучше.
– Это в тебе пиво говорит, – усмехается Отабек.
– Да, именно, – не спорит Жан-Жак, улыбаясь деревянным панелям, которыми обиты стены.
И пиво тоже.
========== Глава 3 ==========
Балетные тренировки – это не просто испытание на выносливость тела, но и моральная отдача. Юру с детства учили, что танец не должен быть просто технически отработанными движениями. В каждый жест он обязан вкладывать свои чувства, свои мысли, отдаваться целиком и полностью, иначе всё бесполезно. Неискренность никому не нужна. Юра хорошо это запомнил, поэтому даже на тренировках выкладывается до сбитого дыхания и болезненного нытья под рёбрами. И болит вовсе не от усиленных упражнений, а от того, что он каждый раз выворачивает себя наизнанку.
Даже после того, как от его кандидатуры отказались, он всё равно продолжает оставаться в танцклассе до глубокой ночи, потому что здесь он может хотя бы не думать об этом. Но стоит ему выйти за двери, переодеться и отправиться к метро, где гулкие и уже почти пустые поезда повезут его в сторону дома, мысли о собственном провале снова настигнут его, и он вновь не сможет уснуть до рассвета.
Юра выбрасывает ногу вперёд, даже зажмуривается, потому что музыка звучит рвано и напряжённо, он крутит сразу два пируэта, разбавляя их па де бурри. Он слышит музыку и то, как стучат его ноги о пол, слышит собственное дыхание, отвлекается на него и даже не пытается сформировать программу. Просто двигается так, как ему хочется, делает то, что хочется, оттачивает любое пришедшее в голову движение. На четвёртом по счету кабриоле он вдруг попадает в чьи-то руки, подхватывающие его сзади и ставящие на пол. Юра едва не теряет равновесие, отшатывается и резко разворачивается.
Перед ним стоит Виктор и смотрит, как обычно, с укором.
– Ты обещал, что не будешь торчать здесь допоздна, помнишь?
Юра не помнит, потому что всё ещё захвачен музыкой и вихрем эмоций. Его дыхание немного сбито, а в ногах приятная и дрожащая усталость. Она привычна, и Юра даже не представляет, как без неё жить.
– Я хочу, – упрямо говорит он. – Что мне ещё остаётся делать?
– Если ты будешь так хотеть, то ушатаешь себя раньше, чем наступит следующий сезон. Пошли, – Виктор хватает его за локоть и тащит к выходу. Юра не сопротивляется – бесполезно. Виктор его из-под земли достанет, если задастся целью.
Юра переодевается, заталкивает вещи в рюкзак, а Виктор накидывает ему на голову капюшон – волосы у висков влажные, а температура на улице упала до десяти градусов.
– Я тебя отвезу.
Отказываться и тут бесполезно. Юра садится в машину, устало вздыхает и прикрывает глаза. Виктор включает радио, и салон наполняет ненавязчивая мелодия.
– Что за волна? – спрашивает Юра, прислушиваясь – не попса, звучащая со всех возможных колонок на улице.
– Не знаю, посмотри сам, – Виктор как раз выруливает на дорогу, Юра наклоняется к магнитоле и кивает, запоминая название станции.
Едут они домой не к Юре, потому что Виктор поворачивает в совсем другую сторону. На улице уже стемнело, но Юра, взглянув на часы, понимает, что нет ещё и девяти вечера.
– Куда ты меня везёшь?
– Увидишь, – коротко отвечает Виктор. Он быстро печатает сообщение на телефоне, откладывает его и вновь делает вид, что всецело занят дорогой. Юра хмурится и подпирает щёку рукой, глядя на проплывающий мимо город. Настроения спорить нет, для требований везти его по домашнему адресу – тоже. Он слишком устал за эти выматывающие дни, сам выжал из себя все соки, чтобы реагировать слишком эмоционально. Иногда проще плыть по течению.
Они сворачивают в какой-то узкий проулок, Виктор паркуется, и Юра замечает небольшую вывеску «Балетная студия «Balance».
– Ты издеваешься? – спрашивает он. – Ещё я не ходил в недошколы твоих фанатов.
– Не фанатов, – строго поправляет его Виктор. – Поклонников. И то, это в прошлом.
– Как же, – недоверчиво бурчит Юра, вылезая из машины.
Юри Кацуки принадлежит к тому типу людей, на который он не знает, как реагировать. У Юри в глазах слишком много жизни и счастливого умиротворения. Юру с ним знакомит Виктор, и он знает только то, что эти двое встретились после одного из спектаклей, где участвовал Виктор. Юра догадывается о большем, но старается не думать об этом слишком много – ему нет дела до личной жизни Виктора. Юра ещё знает, что раньше Юри профессионально занимался балетом, но ушёл из труппы несколько лет назад и сделал ставку на собственную студию.
– И зачем ты меня сюда привёз?
– Чтобы ты вспомнил одну важную вещь.
– Ты любишь делать интригу даже из мелочи, – Юра морщится и вспоминает, какую черту характера Виктора не любит больше всего – его склонность к представлениям. Виктор живёт в них, сам создаёт их, и если кому-то – например, его восторженным поклонникам – это нравится, то Юре совсем нет.
– О, рад видеть, – Юри встречает их практически в дверях. Он не удивлён приезду Виктора – несложно догадаться, кому тот отправил сообщение, – но изумлённо смотрит на Юру. Улыбается ему, мягко и приветливо, но смотрит изумлённо.
– Он меня сюда притащил, – Юра тычет пальцем в Виктора, и тот смеётся, утаскивая его глубже по коридору. Из-за одной из дверей звучит музыка. Кто-то считает шаги, и совсем немного скрипит пол.
– Сейчас последнее занятие идёт, так что…
– Отлично, – кивает Виктор, подхватывая Юру под локоть, – мы посмотрим.
Юри кивает и просит быть тише. Они входят в танцкласс втроём, Виктор проталкивает Юру чуть вперёд, сам остаётся позади вместе с Юри. Здесь занимается небольшая женская группа. Все уже далеко не девочки, скорее, ровесницы Юры, даже чуть старше, но никто из них не похож на профессиональную балерину. Они неплохо двигаются, но Юра знает, как велика разница между «неплохо» и «хорошо».
– Это ведь просто… – почти презрительно выдыхает он, но до конца фразу не успевает сказать.
– Они просто делают то, что им нравится. Исполняют детские мечты. Некоторые из них занимаются всего несколько месяцев, – Юри прерывает его, кладя руку на плечо и смотря прямо в глаза, намекая, что лучше не возражать.
Юра думает, что эти девушки могли бы придумать, как потратить время полезнее. Потому что балет – это не та вещь, которую можно просто разучить, как самбу или вальс. Это даже труднее, чем ухватиться за пилон и начать извиваться на нём со временем. Балет – это гибкость, которую не приобретёшь в зрелом возрасте, она приходит из детства вместе с адскими вывертами ног и рук, и даже разрабатывая выворотность с самых первых занятий, когда тело ещё гнётся практически под любым углом, всё равно развить её в совершенстве получается далеко не у всех. Юра знает об этом не понаслышке, он жил в этом мире слишком долго. И именно поэтому не может сдержать презрительной гримасы, когда смотрит на девушек, коряво ставящих ноги в позиции.
– А ты сноб, – тихо смеётся Виктор. – Надо же, я думал, что у меня получится показать тебе кое-что другое.
– Что? – Юра оборачивается к нему и смотрит хмуро. Он бы предпочёл остаться в танцклассе или, в крайнем случае, поехать домой, но не смотреть на это убожество, развернувшееся перед его глазами.
Виктор оценивает его взглядом, и на его губах играет странная, нечитаемая улыбка. Юре она не нравится, но он не отворачивается.
– Думаю, ты позже поймёшь, – говорит наконец Виктор. – Поехали, я отвезу тебя домой.
– Сам доеду, – Юра закипает в одно мгновение, протискивается между Виктором и Юри и широким шагом идёт к выходу, радуясь, что его никто не догоняет.
Он не ломится в машину Виктора, чтобы забрать свои вещи – завтра Виктор сам их отдаст. Вместо этого проверяет, есть ли в карманах проездной. Он оказывается на месте, и Юра облегчённо выдыхает. Ехать с Виктором абсолютно нет желания, от его покровительственного тона Юру трясёт, потому что Виктор не имеет никакого права так разговаривать только из-за того, что на несколько лет старше. У Юры своя философия жизни и чужой ему не надо.
Юра идёт быстро, втянув голову в воротник и спрятав лицо за капюшоном. Настроение совсем портится, когда с неба начинают падать первые капли дождя. Он раздражённо фыркает и ускоряет шаг. До станции, если верить карте телефона, на которую он глянул, минут пятнадцать ходьбы, и за это время он успеет основательно промокнуть. «Чёртов Виктор», – думает Юра, стряхивая влагу с уже мокрой чёлки.
– Подвезти? – рёв мотоцикла появляется неожиданно рядом. Юра, глубоко засевший в своей злости на неудавшийся вечер в целом и Виктора в частности, вздрагивает и разворачивается, с удивлением встречаясь взглядом с Отабеком, остановившемся в метре от него на обочине.
Наверное, это какая-то очередная магия случайностей – вот так, в огромном городе, пересекаться то с ним, то с Жан-Жаком.
Юра медлит перед тем, как дать ответ. По-хорошему, до станции осталось идти минут семь – половина пути уже пройдена. Но потом ещё, как минимум, полчаса ехать на метро и идти домой. Дождь, возможно, уже кончится. Возможно, в районе, в котором он живёт, его вообще не было. Но тот факт, что он уже вымок, а впереди ещё не короткий путь, заставляет нерешительно замереть, задуматься и всё-таки шагнуть к Отабеку, сказав свой адрес.
Конечно, он промокнет сильнее – мотоцикл не машина с крышей, под которой можно спрятаться. Но до дома доберётся гораздо раньше.
Отабек ведёт байк на высокой скорости, но твёрдо и уверенно. Юра замерзает довольно быстро, потому что его одежда не располагает к поездкам на мотоциклах в подобную погоду. Он вжимается в тёплую спину Отабека сильнее, чем обычно, почти прилипая к ней. Шлем, выданный ему, защищает от ветра в лицо, поэтому он хотя бы не щурится, а рассматривает затылок Отабека в точно таком же шлеме с каким-то ленивым интересом.
– Ты словно рыцарь, пришедший на помощь в самый критический момент, – шутит Юра, когда они останавливаются у его подъезда. Отабек немного удивлён, но улыбается. Украдкой оглядывается, запоминая местность, но тут же вновь смотрит на Юру.
Дождя здесь на самом деле не было. Юра всё ещё зябнет, но не спешит сбежать. Он задумчиво топчется на месте и вдруг спрашивает:
– Слушай, вы с Жаном… встречаетесь?
– Что? – лицо Отабека вытягивается.
– Ну, знаешь, очень похоже просто. Вы ведь близки, и он относится к тебе очень бережно, – Юре любопытно, хоть и немного неловко задавать подобные вопросы. Но любопытство перевешивает. В конце концов, их лёгкий флирт и соперничество наводит на мысли о какой-то прелюдии, о совершенно особенной химии, которую разве что глупый не заметит.
– Относиться так можно не только к тому, с кем встречаешься, – Отабек мягко улыбается. Его глаза кажутся совсем тёмными в тусклом свете уличного фонаря. – Мы друзья.
– Тогда не могли бы вы выбрать другой объект для своих игр? Иногда это сильно напрягает. Уверен, кто-нибудь будет рад получать подобное внимание, хоть и в шутку. Я прихожу просто покататься.
Отабек молчит несколько секунд, и его лицо кажется напряжённым, потому что Юра на мгновение даже начинает жалеть о произнесённом. Ведь и сказал только из-за того, что до сих пор взвинчен ситуацией с Виктором и хочет хоть как-то избавиться от негатива. Отабек просто подворачивается под руку.
– Не могли бы, – наконец слышит Юра ответ. И вопрос «почему» сам собой напрашивается, но произнести его он не успевает.
Отабек неожиданно окольцовывает его запястье пальцами и легко тянет на себя, Юра лишь ловит воздух ртом и в следующее мгновение ощущает чужое дыхание на своей щеке. Отабек останавливается в нескольких миллиметрах, продолжает держать за руку, но больше не двигается. Ничего не говорит, а Юра вдруг завораживается. Он видит, как в его глазах пляшет отсвет от фонаря, может разглядеть каждую ресницу на веке – они короткие, но густые, – складку между напряжённо сведёнными глазами хочется разгладить, а уголок губ тронуть пальцами, потому что он кажется слишком жёстким, и это просто необходимо проверить. Юра тянется вперёд, поднимает ладонь и, не в силах противостоять своему желанию, проверяет. Трогает кончиком пальца, ведёт немного вверх и очерчивает контур щеки. Отабек вздрагивает и делает шаг назад, но Юра шагает вслед за ним, тянется вперёд и касается его губ своими.
Он просто поддаётся моменту, даже не думает особо о последствиях, потому что после единственного поцелуя они вряд ли будут слишком серьёзными. А Отабек так и продолжает стоять, словно закаменев, только руку на его запястье сжимает сильнее, но на поцелуй не отвечает. Юре так хочется треснуть его чем-нибудь, потому что он редко позволяет себе подобное, потому что сейчас очень хочется хоть как-то сбросить накопившееся напряжение, и Юра почти подходит к той стадии, когда готов затащить Отабека к себе в квартиру и просто трахнуться с ним, забыв обо всех своих принципах. Останавливает его только дедушка, который явно не оценит такого поступка, и сам Отабек, который даже не пытается ответить.
– Да какого хрена?! – Юра отпихивает его от себя, злясь ещё сильнее.
Лицо Отабека словно оцепеневшее и совершенно не читаемое. Юру это бесит настолько, что он всё-таки заносит свободную руку для удара и даже успевает сжать ладонь в кулак, но Отабек перехватывает и её, притягивает его ещё ближе и целует уже сам. Юра шумно выдыхает, даёт себе пару секунд для того, чтобы успокоиться, и отвечает на поцелуй лёгким укусом за нижнюю губу. Отабек отпускает одну его руку, кладёт свою ему на талию и поднимается немного выше, останавливая ладонь между лопаток, прижимая к себе сильнее.
Целуется он божественно, отмечает Юра и думает, что считает так из-за того, что или у него очень давно никого не было из-за адского графика тренировок, устроенных самим собой, или он действительно прав, и Отабек умеет целоваться так, что ноги подкашиваются. Или Юра просто слишком устал для адекватных выводов.
Когда они отрываются друг от друга, Юра тяжело дышит и с удовлетворением замечает, что и Отабек уже не так спокоен, как раньше.
– Я поеду, извини, – говорит он, заводя байк. Рёв его двигателя на мгновение оглушает, Юра в лёгкой прострации, потому что у него явственное ощущение, что его только что отшили. И он не может понять причины, не видит ни единого повода для такого спешного бегства. Не младшеклассники же, чтобы делать ноги, когда смущаешься. Да и Отабек не выглядит смущённым, скорее, растерянным. Юре не нравится такая реакция, и он не намерен оставлять её без внимания.
Потому что неприятно. От Юры никто и никогда не сбегал. По крайней мере, сразу после поцелуя. Обычно он сбегал сам, предпочитая не устраивать драматических разборок или бесед о том, что его не устраивает. Но от Юры – никогда. Это напрягает больше, чем Виктор с его Кацуки, который нянчится с теми, кто не достоин никакого внимания, и почти так же, как провал с турне.
Юра поднимается на свой этаж, входит в квартиру и прислушивается. В гостиной негромко бормочет телевизор, дедушка любит смотреть вечерние шоу с не всегда хорошо подобранными актёрами. Юра скептически хмыкает, но никогда не позволит себе подобного при дедушке. Дедушка для него единственный человек, которого он не имеет права расстроить.
Губы всё ещё жжёт от поцелуя, от холода или от ветра – Юра не знает. И он сосредоточенно хмурится, стаскивая с ног кеды и вешая куртку в шкаф.
– Юра, это ты? – кричит из гостиной дедушка.
– Да, привет, – Юра входит в комнату.
– Ты промок, иди переоденься, заболеешь.
Юра кивает и уходит сначала в душ, потом переодеваться, а после уже обратно под бок к дедушке с кружкой горячего чая. Он подсаживается так тесно, что чувствует его тепло, и наконец расслабленно выдыхает. Дедушка не знает о его проблемах, не в курсе, что его не взяли в балетную труппу для гастролей, для него Юра всегда номер один, и Юра старается соответствовать этому мнению.
– Интересный сюжет? – спрашивает он, высовывая обожжённый чаем язык, пытаясь подуть на него.
– С тобой всё хорошо?
Конечно, глупо полагать, что дедушка не видит его приунывшего настроения в последние дни, что он задерживается допоздна, что ходит хмурый, и диету сделал настолько строгой, что отказывается даже от любимых пирожков.
– Всё отлично, – Юра сверкает улыбкой и надеется, что не видно его мертвецки уставших глаз в полутьме.
И, может быть, дедушка ему не верит, но треплет его по волосам и больше ни о чём не спрашивает. Юра облегчённо выдыхает и занимает своё внимание бессмысленной передачей. В конце концов, он уже достаточно взрослый, чтобы не волновать никого своими проблемами.
========== Глава 4 ==========
Отабек относит себя к умным людям, вовремя реагирующим внутренней тревожной сиреной на нестабильность ситуации. Он умеет держать в своих руках контроль, он умеет оказывать сопротивление давящим обстоятельствам. Именно поэтому случившееся с Юрой его так сильно выбивает из колеи, ведь его собственный поступок никак нельзя отнести ни к умным, ни к адекватным, ни к контролируемым. Отабек и вовсе не знает, почему не смог сдержать себя, почему просто сразу не уехал, как Юра слез с мотоцикла. И самое обидное, что он знает ответ.
Соблазн был слишком велик. Юра был слишком рядом. И он сам поцеловал его.
Отабек вовсе не наивный мальчишка, чтобы принять это за проявление влюблённости или любого другого чувства, но ему хочется думать, что это симпатия. Потому что не целуют же людей, которые не нравятся? Отабек сильнее стискивает руль и бьёт по тормозам. Так ехать невозможно, он слишком взволнован для того, чтобы внимательно следить за дорогой. Он предпочитает не ездить во взбудораженном состоянии.
Беспокоит его не только Юра. Он думает о Жан-Жаке и не знает, как ему сказать. И надо ли вообще говорить. Отабек терпеть не может ложь, хоть любой человек время от времени прибегает к ней. Но Отабек не хочет лгать Жан-Жаку.
У их дружбы и так довольно тернистый путь, опороченный скверными моментами в прошлом. Кризис она пережила, но Отабек не уверен, что переживёт ещё раз. Он видит, как Жан-Жак смотрит на Юру, и осознаёт, что ни на кого до этого Жан-Жак не смотрел точно так же. Отабек слишком хорошо его знает, чтобы не понять – Жан-Жак влюблён по уши и держится от инициативных шагов только из-за не озвученного обещания.
И Отабек бы рад отступить, рад дать зелёный свет и своё благословение, он подумывал об этом, но после сегодняшнего вечера понимает, что не сможет. Юра оказался тем самым камнем преткновения, через который он не в силах переступить. Он помнит его губы, их вкус и даже может придумать запах, хотя они ничем особым не пахли. Юра под его руками, немного дрожащий от холода и всё равно горячо отвечающий на поцелуй, кусающийся и прижимающийся так тесно и близко, словно желая прожечь в одежде дыру, чтобы почувствовать его кожей. Отабек не в силах противостоять, не в силах отказаться и не в силах оставить ситуацию такой, какой она была прежде.
Не теперь, когда он попробовал что-то новое.
К Жан-Жаку он не едет. И решает пока не говорить с ним. Не обманывает – отмалчивается, решительно избегая встреч наедине. Он не знает, что сказать и как объяснить, хотя практически уверен в том, что Жан-Жак его простит. Он не из тех, кто долго хранит обиду. Но Отабек не хочет этим пользоваться.
Изменения в его поведении Жан-Жак, конечно, замечает. Пишет ему несколько сообщений и пару раз звонит, но явно не верит в отговорки, которыми Отабек пытался прикрыться, потому что во время очередного съезда на базе он сразу же идёт к нему, стоит Отабеку приехать.
– Что не так? – спрашивает Жан-Жак прямо. Это его манера – он не умеет юлить. Прямолинеен и бесхитростен. Отабек хоть и младше его на год, но постоянно чувствует ответственность за него – Жан-Жака, умеющего найти неприятности на ровном месте. А всё потому что в своей прямолинейности он не ведает границ, а его уверенность в собственной неотразимости кажется непринуждённой только самому Жан-Жаку. Отабек не пытается читать ему нотации – он просто не умеет этого делать и не видит в этом смысла, но постоянно старается уберечь его от необдуманных поступков и слов.
Именно поэтому обидно вдвойне, что за собой он не уследил.
– Всё нормально, – Отабек смотрит на Жан-Жака спокойно и в глубине души хочет придушить себя за это. Убеждает, что не лжёт. Просто молчит. Но не лжёт же.
– Нет, не нормально, – Жан-Жак обеспокоен. Он хмурится, и в его глазах можно с лёгкостью прочесть тревогу. В любой другой день Отабек бы пошутил на эту тему, но сегодня лишь хлопает его по плечу и приподнимает уголки губ в улыбке. Жан-Жак не расслабляется, его взгляд так же напряжён, но он улыбается в ответ, а после и вовсе счастливо смотрит куда-то за спину Отабека и машет кому-то рукой.
Отабек холодеет и чувствует, как по спине бегут мурашки. Только при виде одного человека Жан-Жак ведёт себя так глупо и в то же время радостно. Он стремительно оборачивается и едва удерживается от того, чтобы снова не сбежать, воспользовавшись тем, что Юра ещё далеко. Но заставляет стоять себя на месте, прирастая подошвой чопперов к асфальту. Юра идёт быстро, стремительно – как обычно. Но в этот раз в его движениях какая-то особенная порывистость, а глаза сужены сильнее обычного. И смотрит он не на радостного Жан-Жака, а прямо на Отабека.
Нехороший взгляд, заставляющий нервно сглотнуть. Отабек лишь надеется на то, что Юра не станет ничего говорить при Жан-Жаке, потому что сам ещё не придумал ни одного по-настоящему оправдывающего его объяснения.
– Принцесса! – Жан-Жак светится так, что не нужна никакая неоновая вывеска – он прекрасно справляется один. – Ты…
– Помолчи, – Юра неожиданно резко оборачивается к нему, и Жан-Жак закрывает рот. Его лицо удивлённо вытягивается, потому что ещё никогда Юра не позволял себе быть настолько резким. Юра переводит взгляд на Отабека и вскидывает брови: – Поговорим?
Отабек понимает, что он злится. И у Юры есть право на это. Потому что Отабек сбежал без малейшего объяснения сразу после поцелуя. Конечно, Юра хочет знать причину. Только как объяснить, что Отабек по уши влюблён в него, до такой степени, что ноги подкашиваются, а руки дрожат, стоит Юре появится рядом, что Жан-Жак чувствует то же самое, что они с Жан-Жаком чёртовы лучшие друзья, которые ради этой дружбы пережили слишком много, чтобы ломать её из-за влюблённости. Каждый день Отабек уговаривает, уламывает себя, что не стоит никакая влюблённость отношений, проверенных годами, дружеских и настоящих, но после вечера, когда он смог почувствовать тепло губ Юры, его дыхание на своём подбородке и рассмотреть его глаза, отражающие свет уличных фонарей, так близко, что кислород в лёгких моментально заканчивался, все уговоры становились бессмысленными и абсурдными.
Жан-Жак крутит головой, переводит взгляд с одного на другого, а потом вопросительно смотрит на Отабека. Он всё ещё неуверенно улыбается, но в его глазах уже загорается огонёк понимания. Отабеку нехорошо, и он хочет просто отмотать плёнку назад и не подъезжать в тот вечер к Юре с предложением подвезти. Так было бы проще.
Им всем. Юра бы не чувствовал себя обиженным, Жан-Жак обманутым, Отабек предателем.
– Давай не здесь, – Отабек берёт Юру за локоть и хочет отвести в сторону, тем более тот не сопротивляется, понимая, что тет-а-тет лучший вариант для подобных бесед. Но их останавливает Жан-Жак. Перегораживает дорогу одним рывком и смотрит прямо на Отабека. Злой и разочарованный.
– А что ж не здесь? – черты его лица неуловимо заострились, а в глазах появился хищный блеск.
Отабек нечасто видит его таким. У Жан-Жака обострённое чувство справедливости, и оно ему отчаянно мешает жить и продвигаться наверх. Ведь мог бы стать заслуженным спортсменом, но нет – ввязался в ненужный конфликт, отказался от всех возможностей и ушёл с катка, из дома и заодно из семьи, порвав все отношения. Отабек лишь через пару лет заставил его пересмотреть ситуацию и съездить к семье, потому что злопамятность ещё никому жизнь не делала проще. Жан-Жак хмуро соглашался, но ехать один отказался.
Наверное, именно тогда, в тот приезд к родителям Жан-Жака, Отабек в последний раз и видел выражение его лица таким, и этот взгляд, которым можно резать сталь, стекло и бетон.
– Можем и здесь, если тебе не в падлу слушать, – Юра стремительно разворачивается, смотрит на него свысока – и как только получается при такой разнице в росте? – и едва ли сам не напирает. Жан-Жак продолжает улыбаться, так сладко и нежно, что становится не по себе даже Отабеку.
Особенно ему, потому что он знает – ничем хорошим это не закончится.
Они все взвинчены и раздражены.
– Мне не в падлу слушать, – Жан-Жак скрещивает руки на груди и смотрит с вызовом. Не на Юру, на Отабека. Но не по себе уже становится Юре. Он чувствует, что что-то в атмосфере меняется, воздух вокруг трещит и сверкает. И эта вовсе не та химия, а самая настоящая физика с электричеством, которое сейчас спровоцирует пожар, и они все в нём сгорят заживо.
– Целовались, да? – Жан-Жак передразнивает Отабека, припоминая один из недавних разговоров. Передразнивает, улыбается и смотрит так, что Юра, поддаваясь инстинкту самосохранения, пятится назад. Он не боится драки, тем более лицо ему сейчас беречь не нужно – никаких спектаклей, никакого турне и ни единого выступления. Вот только не хочется впутываться туда, где сейчас всё кишит аспидами: в голосе Жан-Жака, в его взгляде, в каждом движении. И Отабек сразу подбирается, напрягается и вдруг с вызовом отвечает:
– Целовались.
Юра вздрагивает от этого слова, словно его самого только что ударили плетью. Отабек расправляет плечи и не сводит взгляда с Жан-Жака, тот буравит его своим.
– Понравилось?
Отабек чувствует, что должен сделать шаг назад, должен смягчить и без того жёсткую посадку их самолёта под названием «дружба», который терпит крушение, грозя проломить бетонные плиты носом и сломать оба крыла, но не может прогнуться в этот раз. Словно он становится твёрдым и не гибким, как жердь. Отабек знает, что это неправильно. Что он поступил неправильно, что сейчас виноват он. Но в нём что-то перемыкает. Справа стоит Юра, смотрящий то на него, то на Жан-Жака, а у Юры тёплые и мягкие губы, к которым так хочется прикоснуться ещё раз. Отабек почти уверен, что пожалеет об этом позже. Но сейчас он вскидывает голову и говорит:
– Понравилось.
Жан-Жак бьёт резко, не задумываясь, сжав ладонь в кулак. Он попадает по лицу Отабека, кожа на его щеке лопается, и на лице почти сразу образовывается некрасивая ссадина. Удар достаточно сильный, потому что Отабека отшвыривает, но он моментально вскакивает на ноги и бросается в ответном прыжке на Жан-Жака.
– Да вы спятили, придурки! – орёт где-то Юра, до которого наконец доходит, почему «не могли бы». Он попадает меж двух огней, между двух друзей, и ему это совсем не нравится. Он не хочет быть помехой чьим-то отношениям, пусть даже дружеским.
Драка выходит быстрая и грязная. Они катятся по асфальту клубком, елозят лицами друг друга по бетону, наваливаются сверху и пригвождают к земле. Выламывают руки, давят на спины и пытаются вырваться из чужого захвата. Юра пытается их разнять, но сам тоже получает. Он психует, орёт на них и ругается, пинает каждого по несколько раз, но это не приносит никаких результатов – слишком сильно вцепились они друг в друга, рыча и пыхтя, не перебрасываясь даже и словом. Просто сосредоточенно друг друга уничтожая.
Их разнимают несколько парней, которых притаскивает Мила. Она же выливает на обоих по литру ледяной воды из бутылок, предусмотрительно захваченных с собой.
– Какого хрена вы устроили? – Юра почти топает ногами, потому что перенервничал из-за происходящего. Его трясёт, и он ужасно хочет дать по роже каждому из них, но стоит и смотрит в их всё ещё не до конца спокойные лица.
И Отабек, и Жан-Жак тяжело дышат, но больше не бросаются друг на друга. Их отпускают, Мила строго смотрит на каждого и берёт Юру под локоть.
– Пойдём, пусть разберутся, – говорит она.
– Но… – Юра не уверен, что их стоит оставлять.
– Пойдём, – голос Милы твёрд. Она достаточно знает каждого, чтобы даже не будучи в курсе причины ссоры понять, что этим двоим надо поговорить.
Юра кивает и плетётся за ней. В его голове такая каша, всё перепуталось и сплелось в какой-то неприятно вязкий ком. И Юра пока не хочет в этом разбираться. Почему-то вспоминается, что целоваться полез он сам. И что Отабек на поцелуй не отвечал. И что Жан-Жак сразу заспешил оборвать их разговор наедине, когда тот стал переходить из стадии «отстранено дружеского» в стадию «личного». Он оборачивается и смотрит на обоих, не зная, как теперь себя вести. Юра ведь не дурак – понимает теперь, что нравится обоим. И что они почти наверняка заключили договор вроде того, в котором пообещали друг другу не переступать невидимую черту.
Забавно. Юра невесело хмыкает. Никто из них и не переступил. Шаг вперед сделал он сам, в обоих случаях. Не слишком приятное открытие.
Отабек и Жан-Жак сидят у стены здания прямо на холодном асфальте, упёршись спинами в такой же холодный кирпич. Отабек прикладывает к разбитому носу закрытую банку с пивом, Жан-Жак игнорирует распухающие и кровоточащие губы и извлекает из внутреннего кармана куртки пачку сигарет. Он курит редко, но постоянно носит их с собой. На всякий случай, и случай всегда настаёт неожиданно.
