Текст книги "Формула жизни (СИ)"

Автор книги: Daykiry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Глава 1 ==========

Хорошие мальчики – это те, которые приходят домой не позже девяти, не употребляют ругательств и умеют поддержать любую беседу с вежливой заинтересованной улыбкой. Хорошие мальчики смущённо приглаживают растрёпанные волосы и отказываются от алкоголя. Хорошие мальчики воспитаны и сдержаны.

Юрий Плисецкий – резкий, импульсивный и знает матерных слов больше, чем кто-либо из его знакомых. Юрий Плисецкий вовсе не хороший мальчик.

Но выглядит, как ангел.

Жан-Жак и Отабек подмечают это почти одновременно, переглядываются и сокрушённо вздыхают, не впервые жалея о том, что вкусы у них за время дружбы стали настолько одинаковыми, что тошно было. Вздыхают и никогда не затрагивают эту тему, потому что, какими бы мальчики не были, – хорошими или плохими, похожими на ангелов или на дьяволят – дружба есть дружба.

Юра появился в их компании неожиданно. Его привела Мила в середине мая, когда на улице уже установилась хорошая погода и редкие дожди скорее радовали, прибивая пыль к асфальту, чем угнетали невозможностью колесить по дорогам на байках. Юра, одетый в красную толстовку с тигриной мордой и джинсы, держащиеся на бёдрах только благодаря какой-то магии и совсем чуть-чуть ремню, был совсем не похож ни на одного из них, завсегдатая этой компании. Он словно принадлежал другому миру, выглядел слишком отчуждённым и даже волшебным.

– Фея, – сказал тогда Жан-Жак, заинтересованно разглядывая Юру, стоящего рядом с Милой. – Настоящая фея, ну? – он пихнул Отабека локтем в бок, тот медленно кивнул.

И тогда они переглянулись.

Не фея. Ангел.

Они считали так ровно до того момента, пока Юра не заметил их взгляд, не оценил своим и хмуро бросил:

– Чего уставились? – грубо, резко и совсем не по-ангельски.

Мила рассмеялась, подтащила его к ним и представила:

– Это Юра Плисецкий, мой старый друг. Мы с ним в одной балетной школе занимались.

Жан-Жак удивлённо присвистнул, Отабек мысленно его поддержал. Меньше всего Юра походил на того, кто увлекается балетом.

Мила тоже, правда, не похожа на балерину в своих рваных джинсовых шортах и сигаретой в руке, потому что балерины ассоциируются с чем-то лёгким, воздушным и неземным. Но Мила, вот, земная: рыжая, бесшабашная и очень громкая. И Юра тоже совершенно обыкновенный. Так хотелось убедить себя в этом, что и Отабеку, и Жан-Жаку даже почти удалось.

Но ровно до тех пор, пока Юра снова не появляется в их поле зрения.

Они живут в огромном мегаполисе, где никто не удивляется иностранным именам, акценту и увлечениям друг друга. Город, наполненный интернациональностью, шумит, бурлит и живёт каждый день абсолютно по-новому. Жан-Жаку нравится такой темп – он вообще любит всё быстрое, стремительное, за которым надо гнаться. В этом городе нужно гнаться за самим временем, чтобы успеть.

Наверное, поэтому ему нравятся мотоциклы: большие, тяжёлые и, несомненно, эффектные. Потому что больше скорости Жан-Жак любит обращать на себя внимание. Так он мог сделать стремительный разворот, когда стрелка на спидометре зашкаливает, чтобы какая-нибудь девчонка восхищённо захлопала в ладоши, или проехаться вперёд и встать на заднее колесо, задирая вверх руль и крепче ухватываясь коленями за сидение, чтобы не соскользнуть вниз. Жан-Жак любит чужие взгляды и всячески обращать их на себя.

Отабек порой качает головой и смотрит с предупреждающим укором, потому что Жан-Жак иногда не знает меры. На его счету гораздо больше аварий, чем у кого-то из их сложившейся компании. Аварий глупых и по неосторожности, невнимательности, но они есть. И Отабек всегда одёргивает Жан-Жака, когда тот зарывается.

– Смотри, принцесса сегодня явилась, – Жан-Жак хлопает по плечу Отабека и тащит его к Юре, только появившемуся на площадке.

Обычно они собираются на окраине города между старыми заброшенными складами. В нескольких километрах есть широкая и гладкая трасса, почти пустая в это время, поэтому это идеальный вариант, чтобы погонять. Да, никаких неоновых вывесок и бара, где бородатые мужики, как в кино, наливали бы виски, зато полиция не пристаёт, и никто не жалуется на рёв мотоциклов.

– Эй, привет, красавица, – Жан-Жак даже шутливо кланяется, когда Юра поворачивается к нему и по привычке хмурится. – Ты сегодня прекрасен. Даже не представляю, как седлать своего коня, когда ослеп от твоей красоты.

– Ты идиот? – вполне серьёзно спрашивает Юра, но вздыхает привычно и даже потом немного улыбается. К вечно кипящему энергией и плоскими пикап-приёмами Жан-Жаку он почти привык. К молчаливому Отабеку тоже.

– Не оскорбляй твоего сегодняшнего принца, дорогая, – Жан-Жак обнимает его за плечи и ведёт к своему байку, блестящему под светом фонарей. – Сегодня я покатаю тебя и доставлю домой прямо к подъезду.

– Вообще-то я не соглашался на это.

– Вообще-то никто не соглашался на это, – подаёт голос Отабек, догоняя их. – Сегодня не твоя очередь.

Жан-Жак закатывает глаза и смотрит на Отабека осуждающе.

Отабек молча вытягивает руку и кивает, показывая, что пора приступить к игре. Юра вздыхает вслед за ним. Всё происходящее ему кажется цирком. Но Отабек и Жан-Жак каждый раз упорно выясняют, с кем же он поедет, с помощью «камень-ножницы-бумага», и это настолько абсурдно и глупо, что он нисколько не скрывает своего скепсиса. Но игру не прерывает – каждый имеет право на своих тараканов. У Отабека и Жан-Жака тараканы общие.

Юре очень хочется иметь свой собственный байк, чтобы не зависеть ни от кого из них, но пока он не может заиметь даже съёмной квартиры, проживая до сих пор с дедушкой. О байке, пусть самом паршивом, приходится забыть и довольствоваться тем, что есть.

А именно спорящими Жан-Жаком и Отабеком.

– О, – разочарованно тянет Жан-Жак, когда его «ножницы» ломаются о «камень». – Придётся тебя уступить, но в следующий раз – обязательно, – он подмигивает и делает знак «виктории» из пальцев, тут же переставая выглядеть расстроенным. – Я покажу тебе настоящий класс.

– Ты покажешь его, когда снова протаранишь фонарный столб? – вскидывает брови Отабек. Он доволен, что жребий выиграл он, но не может не ответить на лёгкий укол Жан-Жака.

– Как грубо с твоей стороны напоминать об этом. А ещё лучший друг, – Жан-Жак качает головой, но продолжает улыбаться. Юра думает, что, наверное, нет ни одной вещи, которая на самом деле сможет огорчить его хоть на несколько секунд дольше обычного.

– Поедем? – Юра дёргает за рукав Отабека. Ему не терпится запрыгнуть на сидение и почувствовать ветер, бьющий в лицо. У него сегодня не так много времени, завтра вставать рано и идти на утреннюю репетицию, но и пропустить сегодняшний съезд он не мог.

Поездки по ночным улицам и даже по пустынной трассе стали для него особого вида зависимостью. Юра никогда особо не интересовался ни гонками, ни мотоциклами, ни даже автомобилями. Просто в какой-то момент поддался на уговоры Милы прийти и проветрится, снять стресс, и всё – подсел. Потому что всё происходящее, когда едешь вперёд, вцепившись в чью-то куртку, чувствуя, как ночной ветер едва ли не сбивает шлем, раздувая волосы и заставляя слезиться глаза, кажется совершенно нереальным, невозможным, а ты сам – свободным и лёгким. Юре этого очень не хватает. И он находит место, где может это почувствовать.

– Довезти тебя до дома? – предлагает Отабек, когда они возвращаются в город.

Юра никогда не позволяет, но Отабек всегда предлагает. Он не настаивает, ни разу не спрашивает даже номера телефона, но смотрит вопросительно. И Юра отчего-то знает – если согласится, то его обязательно отвезут. Но он качает головой.

У него две жизни. Дневная – всё время, ночная – один раз в неделю. И ему вовсе не нужно, чтобы две эти жизни смешались. Потому что так проще не вляпываться в этот мир сильнее, потому что тот мир, где есть балет и прогнозируемая блестящая карьера, важнее, чем езда даже на самом мощном мотоцикле. Даже если этот мотоцикл был бы его собственным. Он слишком много работал для того, чтобы стать тем, кто он есть, чтобы всё это пустить под откос из-за внезапного увлечения. Именно поэтому он появлялся на базе, как называли место сбора между собой байкеры, всего раз в неделю.

– Нет, не стоит. Я на метро, тут всего две станции, – качает головой Юра.

– Хорошо, – легко кивает Отабек. – Тогда до встречи.

– До встречи, – Юра едва заметно улыбается и прячет немного озябшие руки в карманы привычной толстовки.

Он остаётся на месте ровно до тех пор, пока Отабек с гулом двигателя не скрывается за поворотом, а после бредёт к станции метро, надеясь, что успеет до закрытия.

Сидя уже в полупустом вагоне, он думает, что, наверное, следующий раз стоит пропустить. Нагрузка в студии слишком высокая, впереди несколько осенних постановок, в которых он участвует, и если всё пройдёт удачно, то его возьмут в мировое турне. Разве не прекрасная перспектива в восемнадцатилетнем возрасте? Юра очень хочет поехать, потому что это ещё один шаг к той высоте, на которую он так желает забраться.

– Ты плохо выглядишь, – говорит Виктор, когда они встречаются в коридоре возле танцкласса. – Опять ночь не спал?

– Спал, – кисло отвечает Юра, почти с завистью смотря на свежего и явно выспавшегося Виктора. И как ему удаётся так выглядеть? Всегда! Юра теряется в догадках, но никогда не спрашивает.

– Значит, спи больше, – покровительственно кивает Виктор. – Сейчас понадобится много сил.

– Отвали, а, мне и лекций Барановской хватает, – Юра фыркает и отводит взгляд, глядя в по-летнему синее небо.

– Ладно-ладно, – Виктор сразу выставляет ладони вперёд и обезоруживающе улыбается. – Не буду. Ты совсем не изменился, – замечает он, вдруг снова став серьёзным. – Я думал, что твой характер – издержки возраста. Но нет. Ошибся.

– Жаль? – Юра щурится и смотрит почти зло. Ему не нравится, когда Виктор начинает вдруг говорить таким поучительным тоном. Дразнит, Юра знает, специально дразнит, но не может ничего поделать со своей реакцией. Он знает его больше пяти лет и каждый раз реагирует абсолютно одинаково. Потому что к Виктору Никифорову невозможно относиться равнодушно: его либо обожаешь до сипоты в голосе и восторга в глазах, либо ненавидишь до дрожи в кончиках пальцев. Но остаться равнодушным не получалось. Виктор Никифоров – человек крайностей, и люди, знающие его, тоже бросались в крайности, пытаясь хоть как-то идентифицировать своё отношение к нему.

– Совсем нет, – обворожительно улыбается Виктор. – Всегда хорошо оставаться самим собой.

В этих словах, сказанных с весёлыми нотками, спрятано гораздо больше смысла, чем Юра думает изначально. Он несколько секунд осознаёт их, смотря уходящему Виктору вслед. И вдруг резко вскидывается и закусывает губы, размышляя о том, какой же он на самом деле. Потому что вдруг понимает, что не знает ответа.

Этот вопрос не отпускает его и тогда, когда он возвращается домой, закинув рюкзак с трико и пуантами, в которых сегодня тренировался. Юра пытается анализировать себя и посмотреть на ситуацию со стороны, думая, что ему не зря захотелось отвлечься от привычной жизни. Значит, что-то в этой жизни идёт не так.

Но что? Да, тренировки становятся всё сложнее. Да, энтузиазм уже не так велик, как несколько лет назад. Да, уже хочется чего-то большего. Хочется уже стать таким, как Виктор. Хочется, чтобы весь мир знал о Юрии Плисецком, как гремит о Викторе. Хочется исполнять главные роли в постановках. Потому что ему восемнадцать, и это вовсе не юный возраст в балете. Времени остаётся всё меньше, чтобы успеть блеснуть. И собственный эгоцентризм хочется удовлетворить как можно быстрее.

Именно поэтому Юра так хочет попасть в это мировое турне. Ему кажется, что это его шанс оказаться наконец-то замеченным.

Из мыслей его выдёргивает внезапно знакомый свист. Он рефлекторно останавливается и поднимает голову от серого асфальта и носков своих кед, встречаясь взглядом с Жан-Жаком. Тот стоит, припарковавшись на обочине, опершись бёдрами о байк, и смотрит на него, чуть прищурив глаза.

– А ты днём выглядишь ещё лучше, чем ночью. Наверное, именно ты освещаешь эту планету.

– Очень смешно, – Юра закатывает глаза и цокает языком.

– Не смешно, – драматически вздыхает Жан-Жак, – грустно. Я бы хотел, чтобы ты светил только мне.

– О, брось свои шутки, достало же.

– А если не шучу? – усмехается Жан-Жак.

– Тогда тем более брось, – Юра только пожимает плечами. Потому что не верит.

Для него соперничество Жан-Жака и Отабека лишь элемент игры между ними, способ соперничать, потому что, несмотря на дружбу, эти двое всегда соревнуются. Юра не знает причины и его немного напрягает тот факт, что он становится очередным – не первым и не последним – поводом, но это не настолько раздражает, чтобы всерьёз выражать неудовольствие. В конце концов, он приходит на базу только для того, чтобы покататься, не более.

– Что ты вообще здесь делаешь? – спрашивает Юра, оглядывая Жан-Жака. Тот выглядит почти так же, как и всегда, только на голову нацеплены солнцезащитные очки. И, конечно, никакого шлема – Жан-Жак пренебрегает всеми правилами безопасности.

– Я недалеко работаю. Сейчас у меня перерыв.

– Ты… работаешь?

– А чего так удивлённо? – Жан-Жак улыбается. – Даже крутые байкеры вынуждены работать, чтобы содержать себя и своего коня, – он любовно хлопает ладонью по сидению мотоцикла. – Раз уж у меня перерыв, подвезти?

– Не надо, – Юра качает головой. – Сам доберусь.

– Придёшь в эти выходные?

– Вряд ли получится, – Юра качает головой. – Я сейчас занят.

– Балетом? – Жан-Жак хмыкает и смотрит на него так, словно балет – это что-то совершенно ему непонятное и незнакомое. И Юра верит, что это на самом деле так. Жан-Жак не выглядит человеком, посвящённым в мир искусства.

– Балетом, – кивает он и спешит уйти. Жан-Жак за ним не идёт, и это радует, потому что общаться с ним в этой, дневной, жизни не очень хочется.

Он не лжёт – его время действительно занимают тренировки и репетиции, Юра работает на износ, не отходит от балетного станка почти сутками, и только Виктор с усилием иногда его практически отдирает от него, поит кофе и силком везёт домой. Юра считает, что это несправедливо, потому что сам Виктор тренируется не меньше, просто ему всё даётся гораздо легче.

Два месяца пролетают быстро, и к их исходу Юра чувствует себя одновременно выдохшимся и полным сил перед новым сезоном. У него много планов и надежд, он почти полностью уверен, что сможет в этом году достичь той планки, к которой так долго стремился.

И всё обрывается в один момент. Юра никуда не едет, он не участвует в постановке и в этом году путь на турне ему перекрыт. Он недоверчиво смотрит на Барановскую, та не стремится его успокоить, хотя по её лицу видно, что она тоже удивлена этой новостью.

– У тебя просто недостаточно опыта, Юра, – говорит она, и ему хочется взвыть.

Отсутствие опыта – чуть ли не единственный его минус. Но ведь в его возрасте ни у кого его не достаточно, верно? Тогда почему у кого-то вроде Никифорова получилось пробиться наверх, а у него нет?

– Дело ведь не просто в опыте, – Лилия вздыхает, как-то излишне ласково гладит его по голове и отходит к окну.

Юра качается на стуле, плотно сжав губы, и ненавидит весь мир.

– Вас попросили взять другого, верно?

Лилия оборачивается, Юра почти уверен, что она смотрит на него с извинениями, а в её голосе слышится сожаление:

– Яков не мог отказать, – она молчит несколько секунд и добавляет: – Ты талантлив, ты знаешь это…

– И что мне с этого знания, если меня никто не спонсирует? – фыркает Юра, поднимаясь. – Всю жизнь талантливо играть третьего лебедя в пятом ряду?

– Осторожнее со словами, мальчик, – Лилия вновь отворачивается, складывая руки на груди. – Ступай. Завтра приходи на тренировку, как обычно. Не смей переставать верить в себя из-за случившегося.

Юра не перестаёт верить в себя, Юра перестаёт верить в других людей, которые верят в силу денег. Он впервые сталкивается с этой стороной его мира так близко, и ему слишком мерзко от происходящего. Он не винит ни Якова, ни Лилию, ни даже того парня, которого взяли вместо него. Юра знает, что так бывает. Просто кому-то повезло, за него попросили. А кто-то он, за него просить некому. И ему придётся с этим жить, бороться за своё место под солнцем.

Но сил на борьбу уже почти не остаётся. Юра видит в коридоре Виктора, сидящего на подоконнике и строчащего кому-то сообщение на телефоне, подходит к и опускается рядом, кладя голову ему на плечо. Потому что очень хочется просто обессилено упасть прямо на пол, потому что поддержки просить не у кого, потому что просто не остаётся желания ни на что.

Виктор понимает без слов и позволяет ему несколько минут молчаливой слабости, убирая телефон в карман.

========== Глава 2 ==========

Когда Жан-Жак вспоминает своё детство, то в первую очередь думает о том, что всегда был хорошим мальчиком, который не хотел расстроить свою семью. Он хорошо учился, всегда вежливо здоровался с приятелями родителей и послушно играл на фортепиано на дне рождения бабушки, хотя терпеть не мог этого делать.

С Отабеком они познакомились в семь лет, когда столкнулись на катке, где оба стали заниматься у одного тренера фигурным катанием. Они были почти ровесниками, всего год разницы, и Отабека тоже считали хорошим мальчиком. На каток его приводила мать, иногда отец. И никто из них не считал, что Отабек обязан стать мировым чемпионом, просто позволили ему делать то, что он хочет. И если это фигурное катание – они были не против.

У Жан-Жака всё сложилось по-другому. Он любил фигурное катание, ему нравился лёд и звук скольжения лезвия конька, нравилось чувствовать себя усталым и ощущать эйфорию после победы на соревнованиях. Ему говорили, что у него огромный потенциал и невероятные способности для продолжения карьеры. И это тоже ему нравилось. Единственное, что его по-настоящему напрягало – это полные надежды глаза родителей, вешающие на него непосильный груз из их собственных невыполненных мечтаний. Жан-Жак был хорошим мальчиком и не мог отказать им.

– Встретил сегодня нашу принцессу, – Жан-Жак заваливается в квартиру Отабека именно с этими словами. В его руках несколько бутылок пива и огромный пакет с чипсами, который они не съедят даже наполовину. – До сих пор не могу поверить, что он занимается балетом.

Отабек пожимает плечами, забирает чипсы и отпихивает собственные ботинки в угол прихожей, чтобы Жан-Жак мог разуться.

– У него хорошая осанка и такой… особенный шаг. Я бы очень удивился, если бы он не занимался балетом.

– Это понятно, – отмахивается Жан-Жак, – я о другом: он ведь такой резкий и едкий, совсем не ассоциируется с балетом.

– Это тяжёлая профессия, знаешь.

– Не знаю, но представляю.

Они проходят сразу в гостиную, Жан-Жак валится на диван и трагически вздыхает, откидывая голову на спинку.

– Хреново всё-таки, что ты мой друг.

– Я тоже иногда об этом думаю, – Отабек садится рядом, открывает пиво и протягивает одну бутылку. Жан-Жак забирает её, задумчиво делает глоток и продолжает изучать взглядом потолок.

У них нет договора о том, что никто из них не попытается завоевать внимание Юры. Они понимают друг друга без слов, отступая одновременно, потому что, как бы Юра их не привлекал, они не могут предать многолетнюю дружбу. Их любовь к мелкому соперничеству, будь то глупая игра «кто быстрее выпьет бутылку молока» или гонка на трассе, не перерастает в настоящее побоище, потому что они дорожат друг другом. Оба позволяют себе лёгкий и ни к чему не обязывающий флирт, позволяют себе взгляды, цепко осматривающие Юру с ног до головы, но никто не заходит дальше этого.

– Знаешь, что смешно? – вдруг усмехается Жан-Жак. – Мы тут оба страдаем, а он вдруг окажется вообще натуралом.

– И хорошо, если так, – Отабек открывает уже вторую бутылку. – Не придётся думать о том, что случилось бы, если кто-то из нас решился бы на что-то большее.

– Не решился бы, а наплевал на другого, – поправляет его Жан-Жак. – Это разные вещи.

– Хорошо, что мы оба это понимаем, – невесело хмыкает Отабек.

И никому от этого лучше не становится.

Юра не появляется до середины сентября. Жан-Жак начинает думать, что, быть может, он вообще не существует. Просто приснился однажды, а теперь не выходит из головы. Он даже спрашивает у Отабека, и тот, кажется, готов повертеть пальцем у виска, хотя Жан-Жак никогда в жизни не видел, чтобы он так делал.

Вообще, если Жан-Жак всё время пытался быть хорошим мальчиком, то Отабек им был.

«Правильный» – самое верное слово, характеризующее его. Даже его увлечение байками не повлияло на него никаким образом. По правде говоря, это уже потом Жан-Жак затащил его в тусовку, до этого не слишком компанейский Отабек предпочитал ночным волком рассекать дороги в одиночестве.

– Эй, Мила, – Жан-Жак не выдерживает и подходит к ней в один из вечеров. Мила поворачивает голову и кивает в знак приветствия. – Что там с Юрой? Он не появляется уже долго.

– У него подготовка к осеннему сезону, – Мила улыбается, ведёт пальцами в воздухе и совершает ладонью изящное движение, показывая не утраченные балетные навыки даже в таком простом жесте. – Скорее всего, и не появится больше. Они в турне скоро укатят.

Жан-Жак чувствует разочарование и спрашивает на всякий случай:

– Но потом-то появится?

– Не знаю, – совершенно честно отвечает Мила. – Юра – парень с особенностями. Не удивлюсь, если он прикатит на собственном байке, – она заливисто смеётся, а Жан-Жак отходит.

У него нет номера Юры и его адреса, и, если начистоту, он вообще ничего о нём не знает, кроме его любви к одежде с тигрово-леопардовыми принтами, и то, только потому, что в другой он его и не видел.

Но Юра появляется, приходит ближе к концу сентября в кожаной куртке, из-под которой виднеется чёрный капюшон толстовки. Он стоит на краю площадки, сунув руки в карманы, и будто не уверен, что вообще хочет здесь находиться. Жан-Жак замечает его первым и косится на Отабека, разговаривающего с парнями.

– Привет, – кричит во всю глотку Жан-Жак, перекрикивая музыку. Юра – и все вокруг заодно тоже – вздрагивает и подходит к ним. Отабек оглядывается и приветственно кивает, но от разговора не отвлекается.

– Давно тебя не было, – Жан-Жак сверкает белозубой улыбкой, а сам едва сдерживается от того, чтобы не сдавить его в объятиях от радости. Он ведь уже поверил в то, что никогда не увидит Юру. Даже пару раз специально останавливался в том месте, где видел его, но никогда больше не встречал его. Конечно, случайности не повторяются дважды.

– Да, дела были, – отрывисто говорит Юра, качаясь с пятки на носок и не смотря на него, просто скользя взглядом вокруг.

– И как они?

– Кто? – Юра всё-таки переводит на него удивлённый взгляд.

– Дела.

– А… Отвратительно, – Юра дёргает плечами и переводит тему. – Ну что, прокатишь меня? Или снова будете играть в свою дурацкую игру?

Жан-Жак медлит, потому что по-честному будет действительно снова сыграть, но сейчас это кажется совершенно неуместным. Он вновь оборачивается к Отабеку, и тот, словно чувствуя его взгляд, смотрит в ответ. Жан-Жак даже готов уступить ему, лишь бы не разыгрывать шанс прокатить Юру сейчас. Отабек делает шаг, но его задерживают и что-то говорят, и он остаётся на месте, лишь махнув рукой. Жан-Жак кивает и облегчённо выдыхает, вдруг осознавая, что нет – он не готов никому уступать.

Пусть это всего лишь поездка на мотоцикле, которая никого ни к чему не обязывает, но это очень ценное время, которое Жан-Жак может провести с Юрой наедине, ощутить его руки на своих боках и отголоски дыхания на шее. Он не питает иллюзий и не собирается нарушать не озвученный договор с Отабеком, просто хочет насладиться тем немногим, что достаётся.

Иногда он думает, что не влюблён. Что это действительно какая-то блажь. Так хочется только потому, что нельзя. Запретный плод всегда сладок. Но вот в данный момент Жан-Жак понимает, что чертовски влюблён. И его почти разрывает от этого чувства. Хочется, как школьнику, дёрнуть Юру за кончики волос или пихнуть в бок, а потом, как взрослому, прижать к себе и почувствовать ладонями выпирающие – или нет? – рёбра.

– Так что, поедем? – спрашивает Юра, засовывая руки в карманы ещё глубже.

– Поедем, – эхом откликается Жан-Жак.

И они едут. Рассекают ночной осенний воздух, жмурятся от встречного ветра и не следят за вылетающими из головы мыслями. Юре просто хорошо – не думать ни о чём, не вспоминать обидного отказа и просто ехать вперёд, представляя, что где-то там его ждёт другая жизнь, в которой он счастлив. С балетом, главными ролями и оценённым талантом.

Они останавливаются на пустынной трассе в милях пятидесяти от города. Небо над их головами чёрное с мелкой россыпью звёзд, которых в городе не увидишь. Жан-Жак думает, что это очень романтично – быть только вдвоём и смотреть на звёзды. Лучше не придумаешь для момента признания или поцелуя. Или просто держания за руки и объятий. Но он молча стоит, не двигается и смотрит вверх, задрав голову. Жан-Жак вовсе не романтичный, он не мечтатель – может, только чуть-чуть, – но сейчас ему отчаянно хочется сделать какую-нибудь милую, но всё же глупость.

Он держится из последних сил, даже сжимает ладони в кулаки и пытается сосчитать хотя бы сотню звёзд.

– Знаешь, – вдруг подаёт голос Юра, – меня в турне не взяли.

Наверное, ему надо с кем-то поделиться. Не с Виктором, который сам варится в этой клоаке. Который не будет сочувствовать вслух, но во взгляде уж точно не сможет сдержаться. И, конечно, можно просто не смотреть в его лицо, но Юра даже не хочет представлять, как это – делиться чем-то важным с Виктором, потому что при всех его положительных качествах и их многолетнем знакомстве, Юра просто не может заставить себя ему довериться.

А вот Жан-Жаку может. И Отабеку смог бы, если бы он был здесь. Потому что их в любой момент можно отрезать от себя, с ними не нужно встречаться каждый день и думать о сказанных словах.

Эффект «попутчика в поезде».

– Почему не взяли? – Жан-Жак ставит локти на руль байка, пропуская переднее колесо между ног. Юра сидит на сидении, свесив ноги с одной стороны и упираясь ладонями по бокам от себя.

– Потому что у меня нет спонсора, который бы оплатил мои способности.

– Обидно.

– Да.

Жан-Жак молчит несколько секунд, раздумывая над ситуацией, и всё-таки спрашивает:

– И что ты собираешься делать?

– Ничего. Что я могу сделать? Буду дальше заниматься.

– Хочется?

– Нет, – честно отвечает Юра.

– Я бы тоже не хотел.

Юра смотрит на него и уточняет:

– Сталкивался с подобным?

– Не только в балете есть люди, готовые заплатить за того, кого считают более достойным. Или просто симпатичным. В наше время талант ценится не так высоко, как хотелось бы.

Они молчат ещё с минуту. Кажется, что звёзды становятся ярче, а небо будто падает вниз, но Жан-Жак смаргивает и понимает, что всё остаётся, как и прежде. Юра вновь подаёт голос:

– Чем ты занимался?

– Фигурное катание.

Глаза Юры округляются, и он на грани того, чтобы рассмеяться.

– Ты? Серьёзно?

– Не только я, – Жан-Жак улыбается в ответ, понимая его реакцию. – Ещё и Отабек. Мы так и познакомились.

– О, – Юра пытается выглядеть понимающим, но получается плохо.

Жан-Жак хмыкает – он знает эту реакцию. Мало кто с первого раза верит, что они двое имели отношение к такому изящному виду спорта.

– А ушли почему? Ушли же?

– Ушли. Так получилось.

Жан-Жаку не хочется рассказывать. Нехорошая история, которую и вспоминать-то неприятно. И стыдно отчего-то. За себя, за свою семью. Стыдно перед Отабеком в первую очередь. Жан-Жак рассматривает Юру, его угловатую линию подбородка, изгиб шеи, выглядывающий из-под ворота куртки, тонкие пальцы, рефлекторно поглаживающие сидение, и кончики волос, наверняка щекотно касающиеся щеки. И Жан-Жак внезапно ловит себя на мысли, что если бы Отабек был чуть более эгоистичен и чуть менее благороден, чтобы попросить Жан-Жака отойти в сторону, он бы отошёл. Потому что и так слишком сильно виноват перед ним, чтобы вставать на пути ещё раз.

Становится до ужаса неловко, и ситуация теперь кажется неправильной. Жан-Жак хочет сбежать от этого уединения с Юрой и больше никогда не совершать подобной ошибки.

– Поехали обратно. Холодает, – говорит он.

Юра выгибает брови, но не возражает.

Они возвращаются обратно, и Жан-Жак чувствует себя удивительно неуютно, ощущая его руки на своих боках. Теперь они словно прожигают куртку и оставляют отметины прямо на коже. Жан-Жак даже морщится от фантомной боли и не может понять, откуда это отвратительное ощущение омерзения к самому себе. Ведь он ничего не сделал, даже не попробовал флиртовать, просто поговорил… Но этот разговор казался слишком важным, чересчур выбивающимся из тех, что между ними были до этого, наверное, даже интимным, что его можно засчитать за тот шаг, который и он, и Отабек обещали не делать.

– Всё в порядке? – спрашивает Юра, когда они останавливаются.

– Да, странный день, точнее, ночь, – Жан-Жак улыбается. Их уединение наполняется шумом чужих голосов и рёвом мотоциклов. К ним подходит Отабек, и Жан-Жаку становится совсем спокойно.

– Как прокатились? – спрашивает Отабек и смотрит исключительно только на Юру, но его пальцы на плече Жан-Жака сжимаются сильнее обычного.

– Нормально. За городом вот такие звёзды, – Жан-Жак отвечает быстрее Юры и преувеличенно сильно размахивает ладонями. Отабек мигом понимает, что что-то не так, сжимает его плечо ещё сильнее и кивает, но по лицу видно, что думает он явно не о звёздах.

Юра, как обычно, отказывается от услуг такси в виде кого-то из них и уезжает сам ближе к полуночи. Жан-Жак предлагает поехать в бар выпить, и Отабек не отказывается.

– Целовались? – первое, что спрашивает он, когда они садятся за стол и делают по глотку пива. Отабек обычно не пьёт, когда за рулём, но сегодня позволяет себе одну бутылку.

Жан-Жак вздрагивает и качает головой:

– Нет, с чего ты взял?

– С того, что на тебе лица нет. Ты явно чувствуешь себя виноватым. В последний раз я такое выражение лица у тебя видел, когда объявили, что на чемпионат страны выходишь ты, а не я.

Жан-Жак отводит взгляд и прикусывает губу. Он не любит это вспоминать, а за сегодняшний вечер вспоминает уже дважды.

– Ничего не было. Мы просто разговаривали.

– Тогда в чём дело?

Жан-Жак прикрывается тем, что пьёт пиво, но секунды идут, и тянуть дальше не имеет смысла. Он ставит бутылку на стол и отворачивается, пожимая плечами.

– Просто бортанули его с турне. Помнишь, Мила говорила, что он собирался? Кого-то с баблом и по рекомендации взяли, вот я и вспомнил… – Отабека бессмысленно обманывать. Он ложь чует везде и всюду. Жан-Жака это иногда пугает, потому что не может такая проницательность не пугать.