Текст книги "Зелёная волна (СИ)"

Автор книги: Darlenne

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

По сторонам раскинулись горы, снежными белыми шапками они упирались в небеса. Впереди темнел лес, через него нас вела широкая песчаная дорога со следами от колёс. Она выводила в поле, также окружённое лесом. Справа на отдалении от нас я увидела просторные загоны и несколько длинных зданий. Именно туда и вёл меня сосед. Я была здесь впервые.

– Удивительно, сколько труда было вложено, чтобы всё это построить, – я указала обеими руками на горы и покрутилась вокруг себя. Волосы рассыпались по плечам и защекотали шею.

– Это создано природой, Мел, – с улыбкой покачал головой сосед и взял меня под руку.

– А вот и не правда, – я показала ему язык и захихикала. – Очевидно же, что это построили великаны. Все эти горы, что подпирают своими вершинами облака; леса, поля. Это ведь не просто так. Смотри, какие они большие! Наверное, мне понадобилась бы вся жизнь, чтобы взобраться на самый верх. И даже тогда у меня не получилось бы сделать то, что собирались сделать они. Мы, люди, такие маленькие! Ты не понимаешь? – спросила я, видя, что сосед не может мне ответить. – Великаны построили горы, чтобы стать ближе к звёздам. Они большие, они могут.

– Не бывает никаких великанов.

– Если ты их не видел, это не значит, что их совсем нет.

– Ну и где же они тогда, твои великаны?

– Добрались до звёзд. Поэтому на Земле их больше и нет, – я пожала плечами. – Счастливые.

Сосед молча покачал головой. Опровергнуть мои доводы ему было нечем. А может, просто не хотел спорить.

Вскоре мы вышли к конюшням. Нас тут же вышел встречать седой старик, он дружелюбно улыбался и махал нам рукой. На вид ему можно было дать лет восемьдесят, но шёл он бодро, вприпрыжку, и голос его был звонок.

– Дядя Стэн! – весело воскликнул сосед и сжал старика в объятиях. Тот не менее бурно поприветствовал его в ответ и похлопал по спине.

– А кто твоя очаровательная спутница? – засверкал глазами старик, и я поёжилась, спряталась за спину соседа, на что они оба добродушно рассмеялись. – Неужели..? Ох, старость не радость, где же мои очки? – проворчал Стэн и полез в карман за очками. Они были как две капли воды похожи на те, что сидели на носу соседа. Это показалось мне забавным. – Мелани, ты ли это? Моя дорогая, как ты выросла! Вылитая мать!

Мы с соседом переглянулись, а старик продолжил вещать о делах давно минувших дней.

– Помню, Оливия занималась здесь, когда была совсем уж юная. Даже на соревнования выходила, жаль только, что мест призовых не заняла. Ах, какая девчушка была задорная! Я-то старый всё ждал, когда ж Оливия дочурку-то снова приведёт, да видать не любишь ты конный спорт! Эх!.. – ударился в воспоминания он после объятий и повёл нас к левадам.

Старика я видела впервые в жизни и никакой Оливии не знала.

Объяснив, что да как, Стэн оставил нас одних, и сосед тут же взял меня за руки и сжал пальцы. Я не почувствовала его прикосновений.

Со слов Стэна я узнала, что здесь четыре левады, забор каждой находится под напряжением. В первой леваде содержались кобылы и мерины; во второй – кони; в третьей – лошади постояльцев, не принадлежащие владельцу конюшни; а четвёртая левада пустовала.

Сосед отключил напряжение на воротах, отворил их и провёл меня внутрь. Он держался так уверенно, словно часто бывал здесь и знал все уголки. Одно только «дядя Стэн» чего стоит.

– Давненько ты здесь не была, да, Мел?

– Говоришь так, будто я уже знаю это место. Но это не так, – пробурчала я, но покорно последовала за соседом. Шёл он уверенно, перешагивая камни и ямы, тогда как я то и дело спотыкалась и проваливалась, и только чудо спасло меня от травм.

– Его зовут Махаон, – сосед взял за уздечку высокого коня и подождал, пока я подойду ближе. – Не бойся, он смирный.

– Такой большой… – Я погладила коня по шее, и он зафырчал.

– Смесь мустанга и ганноверской. Его уже подготовили для тебя.

И правда, на коне было седло с уздечкой, тогда как остальные лошади были без экипировки.

– А ты? – Я покосилась сначала на коня, потом на соседа. Тот довольно улыбался.

– А я поведу. Тебе с твоими руками тяжело будет уздечку держать, да и забыла наверняка за столько лет, как ездить.

Спорить я не стала. Бессмысленно доказывать упёртому соседу, что сегодня я впервые в жизни потрогала настоящую лошадь. Примет ли мои слова за шутку или не обратит внимания, толку не будет всё равно.

Сосед помог мне залезть на Махаона, я устроилась в седле и ухватила уздечку, как меня научили: взять ремешок всеми пальцами и пропустить над мизинцами. Было приятно чувствовать под собой сильное горячее тело животного, даже несмотря на разделяющее нас седло я чувствовала его мощь. Конь фырчал и часто встряхивал головой, отчего его светлая грива колыхалась. Мне безумно хотелось погладить её, запустить в роскошные волосы пятерню и пропустить через пальцы, склониться к шее Махаона и прижаться к чалой гриве лицом, вдохнуть её запах. И даже тот факт, что мои руки всё равно ничего не почувствуют, меня не останавливал.

Я смогла пришпорить коня только с четвёртой попытки, и только тогда он сдвинулся с места и соизволил оторваться от поедания сочной травы и пойти вперёд, направляемый соседом. Мышцы Махаона перекатывались при ходьбе, и я невольно залюбовалась сильным животным, хотя поначалу рассчитывала наблюдать только за соседом, но теперь я не могла отвести от коня глаз, так он был прекрасен.

Мы гуляли по кромке леса, сосед рассказывал мне истории, кормил малиной, которая росла возле самых деревьев, и часто – излишне часто – интересовался, нравится ли мне. Конечно же, мне нравилось! Самостоятельно я бы ни за что не приехала сюда из страха перед незнакомцами, но в компании соседа я чувствовала себя спокойно и комфортно. Он подарил мне один из самых чудесных дней в жизни, и я была безумно ему благодарна.

– Ты так загадочно улыбаешься, – заметил сосед и погладил меня по ноге. Кожа мгновенно покрылась мурашками.

– Я так счастлива сегодня, – губы сильнее растянулись в улыбке. Я прикрыла глаза и обняла Махаона за шею. – И безумно влюблена.

– В кого же, моя принцесса? – сосед хитро прищурился и посмотрел на меня. Я наблюдала за ним одним глазом.

– Ах, не смущайте меня, сир рыцарь! Негоже принцессе краснеть!

– Но, принцесса, Вы бледны, как полотно! Быть может, Вам нездоровится?

Прежде чем я ответила, сосед оставил коня и присел на корточки, принялся шуршать в траве. Лежать на Махаоне было так тепло и уютно, что отпускать его не хотелось, и я последовала своим желаниям и продолжила обнимать и гладить коня. Его грива вовсе не была мягкой, как я себе представляла.

Когда сосед поднялся на ноги, его ладошка была полна ягод земляники. Он выудил одну из них, самую крупную, и поднёс к моему лицу. Я с готовностью, не сдержав улыбки, обхватила её губами, намеренно задев холодные пальцы соседа. Надкусила и облизнулась, что кислый ароматный сок остался на губах.

– Ну вот, теперь я совсем не бледна. Какая я теперь принцесса? Плакала моя аристократическая бледность, эх!

– И что же делать? – улыбнулся сосед.

– Поцелуйте меня, сир рыцарь.

– Но разве может рыцарь посягать на милость принцессы?

– Принцесса приказывает.

Сосед погладил пальцами мою щёку и медленно приблизился. Мне пришлось податься вперёд, чтобы наши губы встретились. Поцелуй был медленный, тягучий, и от него я горела внутри, как маленький уголёк в беспощадном жарком костре. Махаон пыхтел и фырчал, мотал головой, так и норовя уйти щипать траву.

Мы вернулись в город вечером. Сосед, крепко обняв и поцеловав меня на прощание, ушёл выгуливать сидевшего весь день в одиночестве несчастного Честера, чему тот был очень рад. Пёс весело вилял хвостом, носился по газону и несколько раз вырвал поводок из рук хозяина. Я видела это из окна своей спальни.

Сегодня я почувствовала себя самой настоящей принцессой. Милый сердцу рыцарь ухаживал за мной, окружал вниманием и заботой, и я ощущала его любовь каждой искоркой своей души, и как никогда жаждала его прикосновений, и одних только поцелуев казалось так мало! Но даже за это я благодарила вселенную, а улыбка так и рвалась, с трудом сдерживаемая.

Заслужила ли я быть счастливой?

====== Не вода ======

Над нами шелестели волнами небеса. Лёгкая рябь тревожила невесомые облака, и те пенились, гонимые волнами, и устремлялись вдаль, за пределы нашего виденья. А океан в небе был светлый и прозрачный, как море. И если смотреть на него долго, пристально, не закрывая глаз и не моргая, то казалось, что небо становится ближе, что можно дотянуться до него и окунуть ладонь в тёплую небесную воду, разогнать облака или вовсе снять их с водной глади и забрать себе. Вода бурлила, шумела, журчала ручейками, так и грозясь в любой момент пролиться на нас дождём.

Мы лежали на нагретой жгучим солнцем траве и смотрели на небо. Холодные пальцы, скрытые под бинтами, грела горячая ладонь соседа, и было так приятно, тепло и отчего-то привычно, словно так было всегда и иначе быть просто не может. Губы тронула улыбка, и я повернула голову к соседу. Он смотрел на меня и улыбался, как никогда прежде. В его глазах я видела бескрайний космос с миллиардами сияющих звёзд, и этот внеземной взгляд смотрел прямо в душу, касался самых потаённых уголков. Он смотрел в мои глаза, и я чувствовала мягкие, почти невесомые прикосновения к своей обнажённой душе. По коже пробегали мурашки, и душа заходилась волнами, как небо над нами, бушующее и дикое, она будто хотела вырваться наружу, выплеснуться навстречу его манящему космосу и слиться с ним воедино, пропасть среди звёзд.

Сосед отвернулся и закрыл глаза, и только тогда я почувствовала, что тело снова мне принадлежит. Его рука мягко сжимала мою ладонь, и он гладил её большим пальцем, выводя неровные круги. В груди было приятно тепло, даже жарко, я сгорала от нежности и впервые в жизни я ощутила на себе значение выражения «бабочки в животе». Внутри была лёгкость, голова кружилась от одной только мысли, что сосед теперь мой, хотелось смеяться в голос и поделиться со всем миром своим счастьем. Я перевела взгляд в небо и вдохнула сухой летний воздух.

– Наверняка небо голубое потому, что там, сверху, самый настоящий океан, – мечтательно выдохнула я, а сосед фыркнул.

– Небо голубое из-за озонового слоя. Но эти облака действительно похожи на волны, признаю.

– Скорее, на морскую пену. Ты слышишь этот шелест? Нет, это вовсе не ветер и не деревья. Волны наверху шумят и сбиваются в пену, океан бушует и волнуется. Волны ласкают солнце, окутывая его тёплой водой. Оно то погружается в пучину, то выныривает. Их любовь обречена.

– Почему?

– Солнце утонет в океане к ночи, и от горя вода загорится пламенем, оставшимся от солнца, и обратится в звёзды. А утром всё повторится. Солнце пропадёт в объятиях океана без возможности спастись. Пожалуй, это самая трагичная история на этом свете, только никто её не замечает.

– Как у мотылька с огнём? – усмехнулся сосед.

– Ну тебя. Это другое! Что огню до мотылька? У него их сотни, огонь не заметил бы пропажи. А солнце и океан в небе – они одни, и других таких нет.

Вечером, ближе к шести часам, сосед зашёл ко мне сразу после прогулки с Честером. Его волосы были непривычно растрёпаны, сосед часто поправлял очки, что выдавало его волнение и нервозность. Я проводила его на кухню, накормила лазаньей и налила горячего чаю с молоком. Сосед был необычайно угрюм и молчалив.

Покончив с трапезой, мы переместились в гостиную и заняли кресла. Сосед тяжело выдохнул, поправил очки на носу и прикрыл на минуту глаза.

– Что тебя беспокоит?

– Знаешь, Мел, – сосед тяжело вздохнул и запустил пятерню в волосы. – Я до последнего не хотел верить тебе. Пытался убедить себя, что глаза лгут мне, или что всё это просто приснилось. Но после обеда я изучил тот образец воды под микроскопом. Помнишь, я говорил тебе? И… это что угодно, только не вода. Я не знаю, как объяснить, чтобы ты поняла.

Я не знала, что ему ответить. Мистика и странные загадочные события давно оставили меня, и теперь я мечтала только забыть о них и больше никогда не вспоминать. Всё кончилось, и я старательно убеждала себя, что теперь абсолютно свободна. Одни лишь раны на ладонях напоминали о произошедшем, да упрямство соседа, который не мог отпустить случившееся на самотёк и жаждал докопаться до правды.

– На что это тогда похоже, если не на воду?

– Я не знаю. Не встречал ничего подобного никогда в жизни. Знаешь, Мел, это как рассматривать под микроскопом живое существо. Оно движется, функционирует и даже регенерирует. И это живое было не в воде. Оно само было водой, как бы глупо это ни звучало.

Сосед замолчал и уткнулся взглядом в сложенные замочком руки. Он дышал глубоко и шумно, мотал головой и изредка вставал с кресла и начинал мерять шагами гостиную.

– Ты пробовал её на вкус, я помню.

Сосед остановился и нечитаемым взглядом поглядел на меня. Он смотрел будто насквозь, словно хотел заглянуть глубже, за границу привычного и, наконец, найти ответы на вопросы, которые так волновали его.

– Да. Но не это сейчас важно.

– Почему? Какая-то неизвестная науке живая штука сейчас сидит внутри тебя. Мы не знаем, что она может сделать. Эта вода пыталась то ли убить меня, то ли довести до самоубийства, а сейчас она в тебе. Разве это не имеет значения?

Сосед снял очки и небрежно бросил их на кофейный столик, потёр двумя пальцами переносицу.

– Сейчас – нет. Первостепенная задача – выяснить, что это такое. Только располагая полной информацией, я пойму, что делать дальше. В понедельник я съезжу в институт, покажу образец профессору с моей кафедры. Может, он встречался с чем-то подобным.

– А если нет?

– Не знаю. Но я должен разобраться во всём этом. Тебе может грозить опасность, я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось.

– Потому что мы друзья?

– Потому что я тебя люблю. Запомни и не спрашивай глупости.

Сосед пересадил меня к себе на колени и потрепал по волосам. Я обвила руками его талию и потёрлась щекой об его грудь. Тёплый. Родной. Мой. Я спрятала румянец за волосами и уткнулась в грудь соседа носом.

– Может, это как-то связано с той звездой, до которой я дотронулась? С этого и начались странности, – я пожала плечами и закрыла глаза. – С того самого дня всё пошло наперекосяк. Вся эта история с водой, снегом… У меня совсем нет других идей.

Я почувствовала, что сосед напрягся, но своё состояние он никак по-другому не выразил и спокойно ответил:

– Всё же я убеждён, что тебе это приснилось. Звёзды – это гигантские космические тела, они не могут падать на Землю в виде маленьких шариков и сыпать снегом.

– Но это было! Клянусь тебе!

– Мел… Твой рассказ противоречит всем физическим законам.

– Но, когда вода затопила мой двор, ты поверил. Ты сам всё видел! И это тоже невозможно и тоже противоречит законам физики! Вода была внутри дома, снаружи, откуда она взялась? И она не исчезла бесследно, ты лично был свидетелем, как она растеклась по всей улице.

– Тут с тобой соглашусь, хорошо. Но сегодня стало ясно, что это даже не вода. Я не знаю, что думать, Мел.

Размышления зашли в тупик. Мы сидели и молчали, сосед гладил меня по волосам, приобняв за спину, а я нежилась в его объятиях, вдыхая запах травы, пропитавший его футболку, и слушала удары его сердца.

– Тебе тоже может грозить опасность, – прошептала едва различимо, но сосед услышал.

– В таком случае, – он теснее прижал меня к себе и поцеловал в макушку. – Если я так ничего и не сумею разгадать, мы пойдём ко дну вместе.

Учитывая недавние события, я не знала, буквально это было сказано или в переносном смысле. Также я не знала, был ли сосед со мной до конца откровенен. Вдруг он узнал что-то, но решил утаить от меня, чтобы не заставлять волноваться? Я не решилась спрашивать его об этом.

В этот раз я вновь умолчала про загадочную фразу, услышанную в шуме капающей с крыши воды. Потому что не хотела тревожить соседа ещё сильнее, заставлять его волноваться и тратить своё время на бессмысленные теперь вещи. Если он убеждён, что эта вода опасна, я не сумею его переубедить. Так же как и не сумею уверить его в том, что всё закончилось. Мой любимый всегда был упёртым и упрямым.

Этой ночью мы оба так и не смогли уснуть, а утром меня ждала новая глава истории ужасов.

====== Кровь ======

Мне никогда не нравились больницы. Эта слепящая белизна, чистота, запах лекарств и много-много незнакомых людей, которые проходят мимо и иногда скользят по мне безразличным взглядом, – всё это держало в напряжении и заставляло волноваться. Страха не было, но находиться среди незнакомцев мне было тяжело ещё с малых лет. Наверное, именно по этой причине моим единственным другом был сосед, которого я знала чуть ли не с рождения. Прочие же попытки завести знакомства заканчивались панической дрожью и навязчивой идеей сбежать домой и закрыться ото всех на свете, поэтому заранее обречённые на провал попытки я оставила давным-давно и довольствовалась обществом соседа. Большего мне было и не нужно.

Я не бывала в больницах настолько часто, чтобы успеть их возненавидеть. Просто здесь царила особая атмосфера, которая давила и угнетала. Мне хватило лишь нескольких недолгих посещений, чтобы утвердиться во мнении, что больницы – это совсем не то место, где я хочу появляться. Только острая необходимость вынуждала меня посещать подобные места, и сегодня этой необходимостью был сосед. Если бы не его раздражающая дотошность и чрезмерная суетливость, я бы сидела сейчас у себя дома и пила горячий черничный чай, а не ждала своей очереди на железной скамье возле кабинета врача.

Доктор принял меня через двадцать минут, дежурно поприветствовав и одарив лучезарной улыбкой. Это был совсем не тот врач, что осматривал мои руки в прошлый раз. Сосед счёл его недостаточно компетентным и порекомендовал знакомого доктора, который по совместительству также являлся другом его семьи. Мне оставалось только принять его заботу и записаться на приём.

Я поздоровалась в ответ и отвела взгляд.

– Мисс Мелани Синнер, я полагаю? – в ответ на мой кивок доктор улыбнулся вновь и жестом пригласил сесть напротив. Я едва подавила вздох и молча опустилась на предложенное место. – Меня зовут доктор Бенедикт Бёрнс, Ваш друг рассказал мне о Вашей проблеме. Давайте взглянем на Ваши раны.

Его жизнерадостность казалась мне неуместной. Пристальный, изучающий взгляд вынуждал меня отворачиваться и ещё ниже опускать голову, чтобы скрыться. У него не было ничего общего с взглядом соседа, который, случалось, тоже бывал излишне внимательным, но ничуть не раздражал. Серые глаза доктора вызывали во мне только неприязнь, хотя он ничем не заслужил подобной оценки. Наверное, будь со мной рядом сосед, я не была бы столь критична, и доктор Бёрнс остался бы для меня очередным безликим человеком, о котором я забыла бы через несколько дней. Но я была совершенно одна со своей боязнью незнакомцев и сильнейшей нелюбовью оказываться вдали от дома. Разум настойчиво шептал, что виной моего взвинченного состояния был смазливый улыбчивый доктор с бледно-серыми смеющимися глазами.

– Я уверен, что Ваш ожог не настолько серьёзный, как меня уверял Ваш друг, – доктор Бёрнс ободряюще улыбнулся. – Я являюсь специалистом в данной области и уверяю Вас, меня нельзя удивить. В моей практике бывали самые страшные и нестандартные случаи, поэтому можете не переживать насчёт моей компетенции, мисс Синнер. Меня предупредили насчёт Вашего недоверия и скептицизма.

Надо же, какой сосед прозорливый. Врач раздражал с каждым словом всё сильнее. Пускай он помолчит хотя бы минуту. Пускай он делает свою работу молча. Пускай он закончит поскорее, чтобы я могла вернуться домой, в уютные четыре стены, где всё мне знакомо и привычно, где нет лишних людей, и никто не выводит меня из шаткого равновесия.

Я протянула ему руки ладошками вверх, и мистер Бёрнс ловко развязал узелки на бинтах обеих рук. Осторожно размотал бинты и застыл. Я наблюдала за его выражением лица, за малейшим изменением. Его брови взлетели вверх, а глаза изумлённо и, наверное, даже испуганно расширились. Он сделал шумный вдох и неумело натянул на лицо доброжелательное выражение. Пропитанное фальшью, оно выглядело совершенно неестественно. Доктор откинулся на спинку стула и ослабил галстук.

– Признаться, я в замешательстве, – прочистив горло, сказал врач и поднял на меня полные сочувствия глаза. Я отвернулась, спрятавшись за отросшими волосами. – Как… как это произошло?

Чёрная твёрдая корка на моих ладонях напоминала сгоревшее в печи тесто, уголёк. Она потрескалась, но кровь больше не текла. Ладони полностью потеряли чувствительность, хотя иногда я могла ощутить тепло руки соседа или его прикосновения. Или я просто убеждала себя, что могу их почувствовать, или воображение рисовало это – я не знала.

– Я обожглась.

– Да, это ясно, но… Понимаете, в чём дело, мисс Синнер. Ваш ожог, он…

– Странный. Страшный. Я знаю. Но мне совсем не больно, правда. Я могу работать руками и совсем ничего не чувствую. Просто напишите мне название мази, и я пойду.

Доктор глядел на меня широко раскрытыми глазами, приоткрытые пересохшие губы едва заметно трепетали, а на широком лбу выступила испарина. Находиться рядом было некомфортно, пребывание в больнице становилось невыносимым. Я готова была сказать всё что угодно, лишь бы поскорее уйти, вернуться домой и не выходить, пока не вернётся сосед и успокоит одним лишь своим присутствием, как это всегда случалось.

– Мисс Синнер… Мелани. Вы же осознаёте, что всё это крайне серьёзно. Подобные раны, как у Вас, я видел лишь раз: на обуглившемся мертвеце. И я, признаться, в недоумении. Ваш случай уникален.

– Мне повезло, я не мертвец. Наверное, вселенная была на моей стороне.

Доктор поджал губы и прищурился.

– Мисс Синнер, я должен знать природу Вашего недуга. Это не похоже на обычный ожог, поэтому…

– Если бы это был простой ожог, я бы не стала обращаться к врачу, – перебила я и нахмурилась. – Так понимаю, что Вы не в силах мне помочь. Я пойду?

– Ни в коем случае! Моя дорогая, я просто обязан показать Вас своим коллегам. Ваш случай необычный, мягко говоря… Если мы изучим Ваш недуг…

– Я не зверёк, чтобы меня показывать! Вы поможете мне или нет? Или я уйду. Сейчас же! – Я зажмурилась и помотала головой. Он хочет отвести меня туда, где будет ещё больше незнакомых мне людей. Они все будут смотреть на меня, изучать и обсуждать. Не хочу!

– Но, мисс, если Вы умалчиваете правду, и это вовсе не ожог, если будут ещё случаи у других пациентов, мы сможем своевременно и качественно оказать помощь. Вы станете их спасительницей. Позвольте мне изучить ожог, взять анализ. Вы не почувствуете боли.

– Конечно не почувствую, мои руки не чувствуют вообще ничего! – Я поняла, что начала кричать, и взяла эмоции под контроль. Всё в этом негостеприимном месте выбивало из равновесия. Я тихо извинилась и положила руки обратно на стол. – Слушайте, мистер Бёрнс, я просто обожглась, когда готовила на кухне. Это случайность, ничего более, и в этом нет ничего необычного. Мне просто нужна помощь, и всё. Не надо никаких консилиумов и собраний, ничего не нужно. Хорошо?

Упоминать о том, что по собственной воле, без настояний соседа, я бы никогда сюда не пришла, я не стала. Лишь бы отделаться от доктора поскорее, лишь бы он забыл про меня и никогда не вспоминал. Не хочу проблем и настойчивых звонков докторов на мой телефон. Не хочу рушить атмосферу спокойствия и уюта в своём доме.

– Хорошо, – с тяжёлым вздохом согласился доктор, и настроение мгновенно взлетело на несколько пунктов. – Я промочу горло, разрешите?

Доктор указал мне на бутылку минералки, и я махнула рукой. Он отвинтил пробку, налил воды в пластиковый стакан и сильнее ослабил галстук. Поднёс стаканчик ко рту и принялся жадно пить. Его кадык быстро поднимался и опускался, отсчитывая количество глотков. Я опустила голову и шмыгнула носом. Насморк не желал проходить так скоро.

Хочу, чтобы он поскорее закончил и отпустил меня, исчез навсегда из моей жизни.

Пустой стаканчик с тихим стуком упал на стол, и я подняла взгляд со своих ладоней на мистера Бёрнса. Врач, распахнув глаза так широко, что они стали напоминать два огромных теннисных мячика, схватился за горло и захрипел. Он вскочил на ноги и открыл рот, и я с замершим сердцем наблюдала, как его губы окрашиваются алым, как кровь вырывается толчками из его тела. Слишком быстро, слишком сильно.

Всё случилось за какие-то жалкие несколько секунд, я ничего не успела понять и предпринять, ничего.

Серые глаза подёрнулись кровавой дымкой, на белоснежный халат капала алая, как гроздья спелой рябины, пена.

– П…по…помо…гите… – зашептала я, закрыв рот ладошками. Прямо на моих глазах доктор рухнул обратно в кресло. Кровавая пена из его рта забрызгала стол. Кровь потекла из носа, обагрила халат, галстук и светло-голубую рубашку. – Помогите! На помощь! Доктору плохо!

Закатив глаза и страшно захрипев, мистер Бёрнс упал на стол и замер. Я тут же отскочила прочь и попятилась к двери, не прекращая шёпотом звать на помощь. Доктор не шевелился.

– Помогите! Кто-нибудь! – всё громче повторяла я, а в груди начинало пульсировать уже давно позабытое чувство страха и отчаяния. – Помогите! Ну же! Пожалуйста! – я всхлипнула и осторожными шажками приблизилась обратно к столу. Доктор Бёрнс не шевелился, и со стола на пол капала бордовая густая кровь.

Сердце неистово колотилось в грудной клетке, но я заставила себя склониться над недвижным телом и потянуться дрожащей рукой к его шее. Что я могла сделать? Почувствовать пульс обожжёнными руками? Но совесть моя требовала предпринять хоть что-то, чтобы удостовериться, что доктор жив и нуждается в помощи.

На чёрных от ожога пальцах осталась вязкая кровь. Я отошла на несколько шагов, немигающим взглядом уставившись на тело, и вылетела за дверь.

– Помогите! Помогите! Помогите! – кричала я без остановки, бегая по коридору. Санитары трясли меня за плечи, один раз даже ударили по щеке, но в чувство я пришла лишь тогда, когда из кабинета мистера Бёрнса вышла медицинская сестра и сообщила, резко побледнев, что доктор мёртв.

Я сползла по стене и спрятала лицо в ладонях.

– Как же так…

– Что произошло?! – кричали пробегающие мимо меня люди.

– Вызовите полицию!

– Мистер Бёрнс! Боже! Боже мой!

– Не выпускайте никого до приезда полиции…

Я вытерла слёзы и почувствовала, что глаза нестерпимо жжёт. Потёрла их рукавом и помотала головой. Наверное, кровь несчастного мистера Бёрнса на моём лице, на руках. Я перевела взгляд на ладони и обомлела: ожоги стремительно затягивались, от них не оставалось ни следа, будто они вовсе никогда не существовали, а кровь – чужая кровь! – впитывалась в трещины, пока ожоги не сменились розовой нежной кожей.

С рук, исцелившихся за несколько мгновений, капала самая обычная вода. Проклятая вода!

====== Секреты ======

Пока сосед и двое полицейских ждали меня в гостиной, я заперлась в ванной под предлогом необходимости перевязки и прислонилась спиной к двери. Перед глазами плясали разноцветные круги, а сердце колотилось быстро-быстро, шумно и отчаянно. Все попытки успокоиться терпели крах, и я никак не могла взять себя в руки. Колени предательски тряслись, и, казалось, ноги в любой момент подкосятся, и я окажусь на полу. Из глотки рвались рыдания, и я закусывала губы так сильно, что во рту появлялся мерзкий металлический вкус, я мотала головой до хруста в позвонках, до шума в ушах, но даже так не могла унять накатывающую истерику.

Я не боялась полицейских или реакции соседа на меня или мои слова. Я не боялась за своё будущее. Я не боялась возможных обвинений. Я не боялась угроз. Мне было страшно вспоминать произошедшее вчера, и это единственное, что разрывало меня. Как будто глубоко внутри меня проснулась маленькая девочка – малышка Мелани – и принесла с собой давно забытые эмоции. Страх, вина, ужас, чувство абсолютной беспомощности – все они свалились на меня одним разом, придавили своей тяжестью к самой земле и похоронили под собой. Так странно. А ведь даже ожоги и кошмары наяву не напугали меня так, как смерть незнакомого человека.

Зажмурившись, я потёрла ладонями лицо. Нужно просто забыть. Выкинуть из памяти, как ненужный хлам. Хотя бы на час, пока полицейские не закончат с вопросами и не уйдут восвояси. На один час загнать эмоции и чувства в самые дальние и тёмные уголки своей души и снова стать собой – наивной и весёлой девочкой, которая без памяти влюблена в соседа и знать не знает ни о каких ужасах этой непонятной и запутанной жизни.

Всего лишь на час.

Вдох-выдох. Снова и снова, пока разум не прояснился, пока в глазах не перестало щипать от слёз.

Доктор погиб из-за меня, но никто, ни единая живая душа не смогла бы это доказать. Даже если бы в его кабинете стояла камера, и всё случившееся было бы зафиксировано на плёнке, смерть мистера Бёрнса никак нельзя было бы связать со мной. Со стороны я выглядела лишь свидетелем случайной, необъяснимой смерти. Единственным свидетелем.

К горлу подкатил ком, и я зажмурилась, помотала головой и приложила ладонь к груди, туда, где отбивало бешеный ритм сердце. Теперь я чувствовала. Под пальцами трепетало ещё живое сердце, я чувствовала его не только всем своим нутром, но и ладонями, которые исцелились и вновь обрели чувствительность. Но это не стоило чужой жизни.

Я отняла руки от груди и рассмотрела их, хоть взгляд и фокусировался с трудом, а в глазах всё плыло от непролитых слёз. На коже не осталось ни единого, даже самого крошечного, шрамика. Исчез даже тонкий застарелый порез от ножа, полученный ещё в детстве, когда я училась шинковать капусту для салата. Ладони выглядели так, словно они принадлежали новорождённому – кожа нежная и мягкая, без единого изъяна. Будто она и не моя вовсе.

Не желая задерживать пришедших, я наскоро перебинтовала руки и вышла в гостиную. На кофейном столике дымились две кружки чая для гостей, но они остались нетронутыми. Я принесла с кухни стул и села на него, сложила замочком руки и опустила голову.

– Мисс Синнер, Вы были последней, кто видел мистера Бёрнса живым, – начала женщина-полицейский. Её тёмные волосы были стянуты в тугой хвост на затылке, а через форму проглядывалось крепкое, мужское телосложение. Её напарник выглядел менее суровым: он вальяжно расположился в кресле и жевал соломинку, его глаз не было видно за тёмными очками. Он не сказал ни слова, но отчего-то я чувствовала к нему резкую неприязнь, поэтому смотрела только на женщину и соседа, который изредка бросал мне ободряющие, но грустные улыбки.

Вдох-выдох. Нечего бояться, правда? Они ведь ни в чём меня не обвиняют, они пришли просто опросить меня. Снова.