Текст книги "Эдельвейс/Сегодня - исключение (СИ)"

Автор книги: darkArmin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

====== Глава 1. Горшок ======

Каждое утро – ожоги от кошмаров. Сегодня – не исключение. Снова холодный пот. Снова резко открываешь глаза. Снова смотришь на часы: почти полдень.

Минуты три, чтобы осознать, что ты все ещё существуешь. Минут пять, чтобы заставить себя встать с несвежей постели. Нет, ещё не время вставать. Есть силы только сидеть. Смотреть пустым взглядом в одну точку чуть выше обшарпанного письменного стола. Вяло откинуть со лба светлые волосы и снова посмотреть на часы.

Как? Прошло полчаса? Странно. А кажется, десять минут…

Ты всегда отлично прикидывал время.

Что с тобой не так, Армин?

Этот вопрос звучит в твоей голове в тысячный раз.

На столе письмо от Микасы. Рядом наполовину готовый ответ. Идеальные строчки прерываются ровно на середине пожелтевшего листа. Слово «Эрен» так и застыло в пустоте, не достигнув бумаги. На месте буквы «Э» жирная клякса.

Чтобы писать дальше, нужно думать о нём. Это невыносимо. Последние силы утекли с горькими слезами. Они там: под деревом, куда вы с Микасой ходили, не сговариваясь. До некоторых пор.

Одно вымученное движение – и ты у зеркала. Спустя пять лет после смерти Эрена ты всё тот же юноша, правда, слегка покусанный возрастом: уже появилась небольшая щетина, а у висков – седые пряди.

Да, ты всё больше походишь на Командора Эрвина на закате дней. И пропади они пропадом, хоть сразу обе руки! Но пусть всё станет как раньше…

Задумавшись у зеркала, ты не замечаешь, как кто-то подходит к двери.

Раздаётся стук. Решительный и короткий.

Ты бросаешь быстрый взгляд: сперва на дверь, потом на осколки у стены, которые ещё вчера были стаканом.

Чёрт. Дурак.

Коришь себя за всплеск эмоций, которые никто не должен видеть. Ты – больше не тот Армин. Прошлый Армин как будто захвачен в заложники кем-то другим. Словно Эрен, перестав существовать, передал Новому Армину часть своей искаженной сущности.

На мгновение ты задерживаешь взгляд на прозрачной лужице, в которой поблескивают осколки. Хмуришься, не понимая, как так, чёрт возьми, вышло. В горле сухо. Воды.

Стук повторяется.

Ты медлишь ещё пару секунд. Вода. Тебе нужна вода. За дверью слышны тихие шаги. Они удаляются.

Ты прокашливаешься и кричишь:

– Эй! Кто… Кто там? Что вам нужно?

Не услышав ответа, на ходу натягиваешь штаны и рубашку, прыгая к двери в одном ботинке.

Привычка услуживать никуда не делась. Это едва ли не всё, что осталось от прошлого хорошего мальчика. Поморщившись от этой мысли, ты резко открываешь дверь и шагаешь в коридор.

Не веришь своим глазам. Она. В метрах двух от тебя, застыла вполоборота. Да ещё смотрит на тебя так, будто это ты пришёл к ней, а вовсе не наоборот.

– Энни?.. – твои руки застывают на второй пуговице снизу рубашки. Волна жара захлестывает щёки. О нет. Только не этот ненавистный румянец.

Энни, кажется, краснеет сама. Как же неловко.

Только не смотри ей в лицо, переведи взгляд, попробуй догадаться, зачем она здесь. Вы же не виделись несколько месяцев.

Что это у неё в руках? Постойте-ка, это что, цветочный горшок? Она решила подарить мне растение? Что происходит?

Отличный повод начать разговор.

– Энни, что ты тут делаешь? Я думал, ты решила остаться по ту сторону. Ты что-то принесла? Я не понимаю… – ты переводишь взгляд на лицо Энни и внезапно больше не в силах его отвести.

Её белокурые волосы немного отрасли, и она больше не убирает их в пучок: вместо него коса на одну сторону, чуть ниже плеча. Энни одета во всё чёрное: куртка и облегающие брюки, походные ботинки. Как и раньше, она в отличной форме.

И эти глаза. Серые, широко-раскрытые. Они оглядывают тебя сверху вниз, на мгновение задержавшись на твоём обнаженном теле, проглядывающем из не до конца застегнутой рубашки.

Тебя накрывает волна смущения. Да ещё и эта неловкая тишина, вызывающая звон в ушах. Да уж, Армин. Сейчас ты бы убил за возможность быть в чистой застегнутой рубашке. И желательно гладко выбритым.

На лбу выступает пот. Ты закусываешь губу и, почти не дыша, ждёшь её ответа.

Энни делает несколько быстрых шагов навстречу. В твой живот резко упирается массивный горшок с растением:

– Это тебе.

Ты аккуратно размещаешь свои руки под её ладонями, и некоторое время вы оба держите горшок. Неловкая тишина возвращается. К лицу приливает жар. До чего знакомое ощущение. Внезапно Энни отпускает горшок и отступает назад. Твои руки напрягаются под тяжестью ноши.

Энни резко бросает:

– Пока.

… и разворачивается к выходу.

– Энни, постой…

Она будто не слышит. Просто идёт дальше к своей цели. Оставляя тебя в недоумении, позади. Словно чёртова женская особь, тогда, во время 57-й экспедиции.

Адреналин молниеносно ударяет в голову, и тебя начинает нести:

– Ты… Ты притащила мне цветок и уходишь?! Энни, посмотри на меня! Ты уверена, что он проживет хотя бы пару недель? Я сам вот-вот умру от жажды, а ты приносишь мне конкурента?!

Энни разворачивается. Что-то больно бьёт тебя по колену, ты смотришь вниз и видишь флягу, упавшую к твоим ногам.

После этого тебя уже не остановить:

– Мы так долго не виделись… и я не заслужил даже разговора? После того, что между нами было? Почему ты уходишь? Я уехал, потому что должен был! Ты всегда знала, где меня искать, и если бы я правда был тебе нужен, пришла бы хоть раз за эти годы! Или твой папочка против, чтобы ты общалась с бывшим демоном?!

Энни морщится. Твои слова её задевают: она борется с желанием тебе врезать. Или заплакать. Вы оба пережили слишком много, чтобы вести себя как ни в чём ни бывало.

Однако Леонхарт берёт себя в руки:

– Хистория. Я получила письмо от неё. Завтра день памяти. Вы должны высадить растения в мемориальном саду. В честь каждого погибшего участника разведкорпуса. Вечная память, герои человечества, и всё такое. Я знаю, что ты там будешь – тихо произносит Энни, всё ещё не глядя на тебя.

Не дав открыть тебе рот, она добавляет:

– Там в горшке записка. Я хотела, чтобы ты посадил… и от меня.

Вы оба смотрите на сложенную бумажку, лежащую в горшке на бурой земле. Тебя раздирает желание сразу же прочитать её, но есть дело поважнее:

– А почему ты сама не посадишь его? Завтра ты могла бы прийти…

– Нет, – резко бросает Энни, – Я убила многих из них.

– Но ты пролила и свою кровь, сражаясь за человечество. Ты сохраняла мне жизнь не один раз, и если бы не это, я был бы мёртв.

– Армин-Армин… Если бы тогда, под капюшоном… я увидела твоё нынешнее лицо, я бы тебя не узнала. И, боюсь, цветок пришлось бы сажать на твоей могиле.

– Энни… – в ужасе полушепчешь ты, словно получив удар под дых, – Что ты такое говоришь?

– Это правда. После смерти Эрена ты мало похож на того Армина, в которого я… – Энни смотрит тебе в глаза и внезапно замолкает.

– В которого ты… что?.. – шепчешь ты, чувствуя, как начинает кружиться голова.

– Неважно, – красная, как рак Энни делает шаг к выходу, всё ещё смотря на тебя, – Важно то, что я теперь тоже другая. Иногда я пишу Хитч. Она рассказывает, как у тебя дела. Сказала, что ты уехал на побережье и давно не появлялся в городе. Сказала, что твой отпуск уже закончился, но ты игнорируешь любые попытки тебя вернуть. На что ты живешь? Чем ты питаешься? Почему ты в грязной одежде? Почему ты так и не захотел меня увидеть?!.. – Энни вдруг ужасается последнему вопросу, явно сказав слишком много.

– Энни, я… – ты делаешь шаг навстречу, но девушка разворачивается и начинает бежать в сторону деревянной арки, ведущей на лестницу к первому этажу.

Пытаешься следовать за ней, но мешает дурацкий горшок. Судорожно ищешь, куда бы его поставить, и капельку слишком бережно (О, как это в твоём стиле, идиот) помещаешь растение на подоконник.

После этого, молясь, чтобы не запутались не до конца завязанные шнурки, спотыкаясь, гонишься за Энни.

Промчавшись по лестнице, ты выбегаешь на первый этаж, оставляешь позади длинный коридор, мчишься к выходу, и…

…Солнце ослепляет тебя. Над головой – ярчайшая весенняя синева, без единого облачка. Впереди – всеобъемлющее море. Вокруг – лишь заброшенные бывшие бараки рабочих, которые восстанавливали порт. В одном из них обитаешь и ты. И больше ни души.

Ты, полусогнувшись, опираешься на колени и пытаешься успокоить бешено-бьющееся сердце и восстановить дыхание.

– Энни! – кричишь ты.

Потом ещё раз, и ещё. Ответа нет. Энни исчезла в неизвестном направлении. Её не выследить. Особенно, в том состоянии, в котором ты сейчас, учитывая её отличную форму.

Внезапно ударяешь себя по лбу: «Записка!».

С досадой поднимаешься обратно в комнату, по пути прихватив растение и флягу. Не снимая ботинок, садишься за письменный стол и смахиваешь письмо Микасе вместе с чернильницей на край стола.

Твои обычно ловкие пальцы не слушаются, они так же неумелы, как в первые дни в разведкорпусе.

Наконец, разворачиваешь записку и видишь четыре слова:

«Посади во имя Марко».

…

Кап.

Последняя чёртова капля в чашу твоего самообладания.

Кап-кап.

Да нет же, это просто слёзы. Удивительно, но они всё ещё есть, и текут легко, как никогда раньше.

Ты кладёшь записку на стол, и ложишься на кровать. Утыкаешься в подушку, и, обняв её, пытаешься приглушить свои рыдания. Как жаль, что рядом нет дедушки, который успокаивал тебя в моменты слабости. Или Эрена, который мог бы дать пинка и выбить всю эту дурь.

Тебе и без этого невыносимо тоскливо. Суровая реальность не оставила рядом никого, кроме Микасы. Но отчего-то после смерти Эрена вы только отдалились друг от друга, словно время, проведённое рядом, кажется неестественным и неправильным без него.

Микаса пишет тебе раз в неделю. Но всё, о чём бы вы не беседовали, сводится к Йегеру. Не найдя сил ответить на последнее письмо Микасы, ты отложил свою боль в дальний ящик. Однако сейчас имя «Марко» распахнуло его, и боль нахлынула с новой силой.

Ты знаешь, как погиб Марко. Ты видел это глазами Бертольда. И, если бы Энни не подчинилась Райнеру, то, возможно он был бы сейчас жив…

О, ты прокручивал в голове аргументы всех участников военных конфликтов миллионы раз. Ты становился на сторону то одних, то других, оправдывая самые чудовищные вещи и пытаясь понять… И да, в итоге ты практически полностью избавился от деления на чёрное и белое.

Но одно дело – просто рассуждать об этом, – однако, совсем другое – видеть, как хладнокровно убивают самого человечного, самого понимающего из всех кадетов. Не просто видеть, а казаться себе соучастником, просто из-за неспособности отделить свои воспоминания от воспоминаний Бертольда.

Ты простил их всех. И Райнера, и Бертольда, и, конечно же, Энни. Но, кажется, она не простила себя. И даже не в силах встретиться со своим грехом лицом к лицу.

Она не в силах попросить прощения у братской могилы. Где, конечно, нет останков никого из её жертв, но до конца времён будут увековечены их имена.

И ты решаешь сделать это за неё. Что ещё ожидать от услуживого Армина, тем более если это может быть поводом увидеть Энни снова.

Ты садишься на кровати, вытираешь слёзы засаленным рукавом, встаёшь, чтобы дотянуться до фляги Леонхарт, и начинаешь жадно пить.

«Странно, горлышко такое приятное на вкус», думаешь ты, и отчего-то в голову приходит дурацкая мысль, что этот сладкий вкус – ни что иное, как вкус губ Энни. Вот так, на расстоянии, и случился ваш первый поцелуй. Эта мысль тебя веселит и сердит одновременно. Ведь только что ты вновь оплакивал потерянных дорогих людей, а маешься такой дурью, идиот. Что с тобой не так, Армин?! Вода приводит тебя в чувство. Ты, наконец, находишь мужество признать, что недели отшельничества завели тебя почти на самое дно. От тебя воняет. Пора бы окунуться в море. Хотя чистой одежды почти не осталось. Как и пресной воды. Значит, нужно в город, да и лошадь застоялась, надо бы её погонять. В голове созревает план.

Хитч! Нужно найти Хитч! Выяснить, где остановилась Энни, чтобы я смог увидеть её после церемонии.

Но сперва море. Потом бритва. Следом новая рубашка. И, главное, визит к старому другу.

====== Глава 2. У дерева ======

Когда ты в последний раз был в городе? Хороший вопрос.

Навскидку – дней десять назад, не меньше. Тайком приволок оттуда повозку с провизией, не захватив разве что кипу писем, которая накопилась в твоём почтовом ящике за время отсутствия.

Ты точно знаешь их содержимое: наверняка там несколько приглашений от Хистории в приятно-пахнущих конвертах, гневные недоумения Жана с требованиями вернуться, куча официальных бумаг, которые ты уже успел всей душой возненавидеть.

Ты взял с собой только письмо от Микасы. Правда, оно так и осталось неотвеченным на твоём столе в заброшенном бараке на побережье.

От этого тебе неловко. Нехорошо-то как – проигнорировать последнего близкого друга. Мог бы ответить давным-давно, но откладывал-откладывал, и вот уже мчишься во всю прыть обратно в город, забыв обо всём остальном.

Ну хоть горшок ты взял. Закрепил его на седле перед собой, и ехать не то чтобы удобно, но в принципе можно.

«Поговорю с Микасой после церемонии», – обещаешь себе, чтобы как-то усмирить совесть.

Позади уже несколько часов пути: сперва на лошади, потом в грузовом вагоне паровоза, а затем снова на своей верной лошадке.

И именно сегодня, по пути в город, ты решаешь первым делом сделать то, что дольше всего откладывал: навестить место, где покоится часть Эрена. Нужно найти в себе силы поговорить с ним: отчего-то тебе кажется, что он услышит.

Наконец, ты на месте. Привязав лошадь, ты подходишь к тому самому дереву. Сердце сжимается от осознания, что сегодня тебе не хочется видеть Микасу. Ты хочешь быть один.

Погладив ствол дерева (он странно-прохладный несмотря на палящее солнце), встаёшь перед ним на колени, и, склонив голову, едва слышно начинаешь свою исповедь:

– Привет… Эрен. Прости, что давно не навещал тебя, но я просто трус, который не справился со своей болью.

Вокруг полный штиль. Не колышется ни травинки, и ты отчётливо слышишь, как лошадь отмахивается от мошек хвостом. Кажется, всё вокруг внемлет твоим словам, словно это затишье только для того, чтобы ты смог излить душу. Это побуждает тебя говорить громче:

– Ага, знаю, что самое лёгкое – выговориться здесь, ведь ты не можешь дать мне пинка. Поэтому я расскажу всё как на духу. А потом будь что будет…

Стоять на коленях очень уж неудобно, они сразу же начинают болеть – ты плюхаешься на землю и прислоняешься спиной к стволу дерева. Глубоко вздохнув, ты говоришь:

– Эрен, я мельчайших подробностях помню нашу первую битву. Нас, зелёных мальчишек и девчонок, бросили грудью на амбразуру. Как бы я хотел… чего бы это не стоило, стереть тот день из памяти. Но я всё помню. И помню, как ты сказал мне:

«Ты застрял в прошлом, Армин. Смотри в будущее. Больше мы не будем жертвами!»

Но я не могу, Эрен.

Не могу вылезти из прошлого. Не знаю, как начать.

С каждым годом я сплю всё хуже и хуже. Мои сны сводят меня с ума. Нет, мне снишься не ты. Отчего-то моё подсознание зациклилось на том адском дне, когда я стал колоссальным титаном. И каждый раз, видя во сне тот день, я то жарюсь дотла, то превращаюсь в чудовище. А ещё меня обволакивает горячая липкая чёрная смола и уносит куда-то вглубь, словно зыбучие пески. Из ночи в ночь меня преследует этот кошмар, и каждый раз я просыпаюсь в холодном поту.

Теперь я понимаю, отчего ты просыпался в слезах. Но ты, в отличие от меня видел будущее, а я – хоть убейся – вижу только прошлое! И это меня злит.

В порыве досады, ты вырываешь пучок травы из земли и сжимаешь его в кулаке до тех пор, пока он не превращается в тёплый зелёный комок. Ты отбрасываешь его прочь со словами:

– Я так злюсь, Эрен, что я готов вмазать себе по лицу, но это ничего не изменит. Хотел бы я, чтобы ты вправил мне мозги, как раньше. Но, видимо, пришло время быть большим мальчиком и разобраться с этим самому.

Тут твоё внимание привлекает тёмное пятнышко. Прямо перед твоими глазами по ниточке паутины спускается паук. Ты замолкаешь и следишь за его перемещением. Он бурый, не больше горошины, и совершенно точно не опасный для человека.

Паучок спускается на твой засаленный рукав (да, рубашки почище так и не нашлось), и ты аккуратно подставляешь руку к кончику травинки, чтобы паук смог переползти. Всё ещё не сводя с него глаз, ты продолжаешь:

– Думаю, Микаса уже рассказала тебе кучу всего. Очевидно, пятнадцатый главнокомандующий разведкорпуса в лице меня, не мог не оказаться в центре внимания после апокалипсиса.

Да, титаны исчезли. Но миллионы погибших людей, увы, не воскресли. Мир до сих пор приходится собирать по кускам.

Труднее всего – строить мосты между бывшими злейшими врагами. Это бремя я возложил на себя. И на наших друзей, но в гораздо меньшей степени. У них же семьи, я всё понимаю, поэтому ни на кого не давил.

Энни была одной из тех, кто вместо публичности предпочёл сосредоточиться на восстановлении дома, уничтоженного войной. Она покинула нас, остановивших гул. Райнер последовал её примеру.

Да, в глубине души я очень надеялся, что Энни останется с нами. И всё же, в моей голове уже давно маячила мысль о том, что будь возможность, она бы выпуталась из всего этого дерьма ещё раньше. И больше никогда не соприкасалась со службой Марлии, и тем более, Элдии.

Мне было больно её отпускать, ведь я сох по ней всё это время. Мы даже делали с ней всякое… ну… в моей голове…

Ты краснеешь и закусываешь губу. А говорить с деревом легче, чем с настоящим собеседником.

Понимая, что тебя немного заносит, ты переходишь к главному вопросу:

– Я правда очень хотел признаться Энни в своих чувствах, но…

… мои ли это чувства?

Эрен, дружище, ты тогда посеял зерно сомнений в моей голове. Ага, в тот самый день, когда мы подрались…

Бертольд во мне или я? Кто из нас влюблён в Энни? Быть может, мы оба? А что, если мне предназначена другая, и я сам напридумывал себе эту любовь?

Ты снова вздыхаешь и чешешь затылок. Затем, глядя в синее небо, продолжаешь:

– Мне, конечно, всегда нравились сильные девушки. Могу ли я считать, что Энни просто попала в мой типаж, и это всколыхнуло во мне физическое влечение?

Да нет, вряд ли. Я слишком хорошо себя в этом знаю.

Если честно, Эрен, я видел в Энни нечто особенное в отличие от остальных. Она, конечно, очень симпатичная, ловкая, смелая…

Я всегда ей восхищался, также как и вами с Микасой. И всегда знал, что она очень несчастна. «Убей или будешь убита». Вот девиз её жизни. В этом мы были похожи. Нам ли с тобой её винить? Каждый выживает по-своему, и Энни выбрала закрыться ото всех.

Наверное, нагло так считать, но я… мне кажется… я бы смог пробиться сквозь её броню. Отчего-то я знаю это. Но, как трус, вплоть до сегодняшнего дня боялся инициировать наше сближение.

Знаешь, Эрен, вчера она пришла сама! Преодолела пролив и тысячу миль, только чтобы отдать мне цветок. Когда она спросила, почему я ни разу к ней не пришёл, я почувствовал себя таким дураком… Я обязательно объясню ей всё, как только увижу.

На этих словах ты замолкаешь.

Посмотрев вниз, ты понимаешь, что упустил бурого паучка из виду. Наклонившись к траве, зачем-то начинаешь выискивать его голубыми глазами. Вот же он! Добрался до своей паутины. В которой, подрагивая, томится небесно-голубая бабочка. Запутавшаяся, обречённая на смерть. Паучок направляется к пленнице по своей липкой ловушке.

Бабочка начинает трепыхаться, надеясь порвать паутину и вырваться, но лишь сильнее увязает в крепких сетях. Ты хладнокровно смотришь на её попытки освободиться. Будь ты ребёнком, обязательно бросился бы освобождать прекрасную пленницу. Но сейчас ты слишком хорошо знаешь законы этой жизни.

Паук настигает жертву.

Не выдержав, отводишь взгляд. И продолжаешь:

– И всё же, Эрен, почему я не сблизился с Энни после твоей смерти? Мне пришлось отогнать свои чувства на задний план. Ведь на кону стоял хрупкий баланс на обрубке оставшегося нам мира. Я не мог отвлекаться от самого важного: Хистории нужна была помощь и доверенное лицо рядом. Она гарантировала нам безопасность взамен на службу.

Мы и сами не заметили, как разведкорпус превратился в пешек, хоть и под протекторатом нашей дорогой королевы. Всё, что от нас осталось – едва ли двадцать человек, включая Микасу, Жана, Конни и меня.

Мы перестали выполнять ту функцию, ради которой создавались. В этом больше не было необходимости. Новое правительство постепенно оттеснило королеву на задний план, бросив нас – разведчиков – в самое пекло нового мироустройства. Я как белка в колесе налаживал новые контакты между Парадизом и тем, что осталось от планеты. Днями и ночами предотвращал новые конфликты. И скажу тебе: это не просто.

Меня дважды пытались убить: в первый раз какой-то безумец из Марлии, чудом выживший после Гула, а второй – как ни странно – один из твоих Йегеристов.

Ты не серчай, но твой культ здорово прибавил мне седых волос, когда начал угрожать королеве. Во мне они до сих пор видят противника, как бы я не пытался их убедить. Но с этим я смирился. Как и с тем, что жизнь моя, вероятно, всё равно будет недолгой, ну или по крайней мере очень нервной. Хотя у меня и прибавилось немало верных товарищей.

Как ты уже понял, эти пять лет я провёл на пороховой бочке, и не было бы ни недели, чтобы я не думал об Энни. Она помогала восстанавливать то, что было уничтожено гигантами, где-то там – на другом берегу моря, и наверняка видела моё имя в каждой газете. И я, как дурак, в глубине души надеялся на то, что она свяжется со мной, если захочет сближения.

Эрен. Я понял. Страх отказа, страх того, что она нашла другого, не давал мне сделать то, о чём я так давно мечтаю. Я до сих пор боюсь. Но сегодня моё сердце забилось с новой силой… Потому что она пришла! Знаю, глупо и наивно думать, что она хотела увидеть меня, а не только лишь попросить об услуге…

А, с чем чёрт не шутит – я попробую быть сильным. Для неё.

Как видишь, я здесь. Значит, у меня получается.

Да, я трусливо залёг на дно. Её величество отправила меня на отдых, и я просрочил его на несколько недель. Свалил все дела на Жана, зная, что ему и так нелегко, с молодой женой и сынишкой. Хотя, честно говоря, думаю, он рад смене обстановки.

И, прежде чем он придушит меня по возвращении, ответь мне, Эрен: Как мне выбраться из прошлого? Где набраться сил, чтобы строить будущее? Ты обещал мне свободу, но я всё ещё в ловушке: политика вмешивает меня в грязь, а это единственное, чем я могу заниматься после того, как исчезли титаны.

Ты встаёшь, отряхиваешь брюки, и снова смотришь на паутину: паук уже ввёл свой яд, и бабочка едва-заметно трепыхается, постепенно угасая.

– Я всё думаю, а кем бы я стал, если б не ты? Учителем, врачом, геологом?..

Тот, кто я есть сейчас, был жизненно важен для сохранения человечества, но это время прошло. Люди больше не верят тем, кто сражается. Люди верят тем, кто громче кричит. У меня нет выхода. Я должен манипулировать, лгать, шантажировать, чтобы оставаться в седле. Да, я это умею, но мне от этого ни черта не легче.

Я не такой, Эрен. Я хочу помогать людям, но не так. Ещё пара лет такой жизни, и я…

Бабочка в паутине замирает.

Она мертва.

Грустно глядя на неё, ты вытираешь рукавом пот со лба. И внезапно вздрагиваешь.

– Армин? А ты не изменяешь старым привычкам. Всё также общаешься с собеседниками, которые не могут ответить.

– Микаса?! Ты слышала?..

– Не беспокойся, Армин. Я так рада, что ты здесь. Я соскучилась. Иди сюда.

Крепко обнимая Микасу, ты испытываешь облегчение, понимая, что даже если она слышала какую-то часть твоего монолога, это к лучшему, ведь тебе не придётся объяснять дважды.

====== Глава 3. Телохранительница ======

Когда ты подходишь к своему дому, на дворе уже ночь. С воспалёнными от слёз глазами да красным носом в придачу ты очень даже рад темноте.

Почти все прошедшие несколько часов у дерева ты говорил-говорил-говорил, а Микаса слушала-слушала-слушала. Затем вы оба плакали. А потом, успокоившись, сидели плечом к плечу, слушая первых сверчков и поедая сэндвич, который захватила Микаса. Она, конечно, не ожидала встретить тебя, поэтому взяла только один, но отдала половину, чему ты несказанно обрадовался.

Открывая калитку, ты стараешься не шуметь, так как бабуля Джун наверняка спит. Эта пожилая женщина предоставила тебе в аренду весь второй этаж своего крепкого, добротно-сложенного каменного дома. Ты оплатил весь год наперёд, да ещё и в два раза больше заявленной цены, так как бабуля Джун любезно взяла на себя услуги уборщицы, прачки и кухарки.

Бабуля Джун живёт совсем одна. Ты не лезешь в её прошлое, поэтому знаешь лишь то, что бабуля желает поведать сама. В гостиной на камине стоит портрет её покойного мужа, погибшего во время миссии по возврату стены Мария. Каждый раз, натыкаясь на него взглядом, ты вспоминаешь своего дедушку. Ведь он умер точно так же.

Дом, в котором бабуля живёт сейчас, когда-то был домом её сестры, вся семья которой также погибла, правда, при невыясненных обстоятельствах. Они пропали без вести, что неудивительно, учитывая скольких людей сожрали титаны. Так как детей у бабули Джун не было, она охотно предоставила тебе свой кров, радуясь твоей непритязательности и покладости, особенно в сравнении с прошлыми постояльцами.

Да и ты более чем доволен. Спальня, кабинет да небольшая ванная комната полностью в твоём распоряжении, – о большем ты и мечтать не мог. Жалование, предоставленное её величеством, с лихвой покрывает эту аренду. Кроме того, ты оплачиваешь продукты, а также помогаешь бабуле по хозяйству в редкие свободные часы.

Но есть один большой минус. Дом совершенно не охраняется и находится в слишком уж оживлённом квартале, наполненном всевозможными лавками, рынками и трактирами, – да, с одной стороны, это удобно, но с другой – убить тебя здесь легче простого, и день, когда твоё местонахождение станет известно твоим врагам, уже не за горами.

Скоро тебе придётся переехать. Уже восьмой раз за эти пять лет. Но что поделать, кажется, это теперь данность, такая же, как твои седые волосы.

Ты, с горшком Энни в руках, протискиваешься в калитку, минуя забитый почтовый ящик. «Завтра», – обещаешь себе, достаёшь из кармана ключ и пытаешься нащупать замочную скважину в темноте.

Щёлк, – дверь со скрипом открывается.

Мысленно негодуя из-за шума, ты аккуратно запираешь за собой дверь. Хорошо, что бабуля не закрылась на щеколду. Иначе точно пришлось бы её разбудить.

В доме очень тепло, главным образом, из-за каменной печи, дрова для которой ты усердно добывал в свободные часы недавнего прошлого. Бабуля всё ещё готовит по-старинке, отвергая новомодный «газ».

Пахнет чем-то вкусным, словно тебя ждут. Но, конечно, бабуля вряд ли знала, что ты вернёшься сегодня, просто готовить посвежее и повкуснее давно стало её привычкой. Искать еду сейчас опасно, есть вероятность потревожить сон хозяйки, а ты этого очень не хочешь.

Привыкнув к темноте, находишь глазами лестницу. Ступаешь на неё, стараясь двигаться бесшумно, словно кот, но по ощущениям выходит только по-медвежьи. Каждая ступень предательски скрипит.

Через несколько секунд ты наверху. Кажется, обошлось – бабуля крепко спит. Вот и славно.

Ты нащупываешь керосиновую лампу на столике у двери в твою спальню. В ящике стола есть спички. Аккуратно поставив горшок Энни на столик, наощупь достаёшь коробок из ящика, чиркаешь спичкой и зажигаешь лампу.

Миссия почти выполнена.

В предвкушении долгожданного отдыха перед завтрашним тяжёлым днём, ты открываешь дверь своей спальни, и, направив свет на кровать в изумлении обнаруживаешь, что там лежит…

…

Жаннет.

Нет, не так.

ЖАННЕТ?!

Да, это лучше передаёт твои эмоции.

– Командор Армин? – ни грамма не смущаясь, девушка с копной вьющихся чёрных волос начинает выбираться из твоей постели, – Не ожидала, что прибудете так «рано».

«Да ты издеваешься», – мрачно думаешь ты, вешая лампу на крюк в стене. Чуть более эмоционально, чем хотелось бы, ты обращаешься к девушке:

– Что ты здесь делаешь?! Я же отправил тебя к Жану и его семье! Мы больше не сотрудничаем, я же объяснил… Почему ты… у меня?.. – ты опять краснеешь, как тогда в бараке с Энни, но, кажется ещё сильнее. Потому что Жаннет, грациозно вылезшая из-под одеяла, стоит перед тобой практически голая.

Нельзя отрицать, что она хороша. Ты отмечаешь её чрезвычайно развитую мускулатуру (особенно в районе плеч и спины), она стройна и подтянута, а ещё примерно на дюйм выше тебя.

Ты не можешь отделаться от мысли, что сейчас Жаннет выглядит как паучиха, заманившая жертву в ловушку. Улыбаясь, она хищно приподнимает чёрную густую бровь и заявляет:

– Можете не отворачиваться, – и снимает ночную майку, которая и так почти ничего не скрывает.

Секунды твоего взгляда хватает, чтобы заметить её небольшую грудь, прежде чем ты стремительно разворачиваешься на сто восемьдесят градусов. Сердце стучит как бешеное. Хотел бы ты быть таким же хладнокровным, как эта нахалка перед тобой, но дыхание выдаёт тебя с потрохами. Запинаясь, ты говоришь:

– Ты не ответила на мой вопрос… Мы же договорились… Точнее я приказал… Её величество согласилась отправить тебя… Ты больше не моя телохранительница, – выпаливаешь ты и, слыша себя со стороны, понимаешь, как сумбурно звучишь.

Нет, другой офицер на твоём месте просто вышвырнул бы эту нарушительницу, да ещё запер бы за решёткой на пару недель за нарушение субординации. А ты мямлишь как мышонок, который сам пришёл к кошке на обед.

– Расслабьтесь, командор. У господина Кирштайна есть прекрасный новый охранник. И раз уж ваш отпуск закончился, я возвращаюсь на свой законный пост. Не соизволите повернуться ко мне лицом?

Зажмурившись и стиснув кулаки, ты делаешь ооочень глубокий вдох. И разворачиваешься к ней.

Жаннет, всё также улыбаясь, заматывает грудь каким-то полотном. Теперь до тебя доходит, почему в самый первый день знакомства ты принял её за юношу: маскулинный силуэт с визуальным отсутствием груди полностью способствует этому.

Не сводя глаз с твоего лица, Жаннет дотягивается до своей рубашки, небрежно брошенной на стул подле кровати, набрасывает её и как-то уж слишком не спеша начинает застёгиваться.

– Ты так и не ответила. Почему ты здесь? – повторяя вопрос, стараешься звучать более твёрдо и уверенно, негодуя, что для этого приходится прикладывать усилия.

– Командор Армин, ходит слушок… – Жаннет словно нарочно растягивает слова, чтобы довести тебя до белого каления, – Что вы хорошо отдохнули на лазурном берегу после тяжёлой службы.

– Хотя, – продолжает Жаннет, оглядывая тебя с головы до ног, – по вам и не скажешь.

Тебе снова становится неловко от своего внешнего вида. Ты так и не нашёл достойной бритвы, на щеках пара царапин, и старая одежда не добавляет тебе лоска.

– Так воот. Слушок-то в том, что пока вы отдыхаете, вам хотели сделать «подарок». Нынче в моде тикающие коробочки… прекрасно помещающиеся в разные предметы мебели, – она кивает головой в сторону гардероба, – а потом взрывающиеся —