Текст книги "Петля любви и времени (СИ)"

Автор книги: Да-ромаС

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Она похлопала в ладони и показала на какую-ту горючую смесь позади себя.

– Зато я знаю как! – довольно ответила та. Но поняв мое недоумение, пояснила вслед. – Что ты знаешь о огненном шоу?

– Когда артисты глотают, а затем выдыхают огонь?

Ее глаза улыбались вслед за губами. Ее тело изворотилось в мурашках.

– Нет-нет, даже не думай об этом. Я не буду глотать огонь и извергать его в нее. Это безумие! Этому учатся профессионалы, а если я отравлюсь и сдохну?

– Не волнуйся, я сидела здесь в заперти, сколько ты сказал, около двадцати лет, так ведь? За это время поднатаскалась в этом искусстве. И ты зовешь это безумием? По сравнению со тобой, моя затея – это детская шалость. Как вспоминаю то, как ты хладнокровно распилил Бони, а затем совратил и поджог Чику, то в дрожь бросает. И сейчас ты, Казанова, боишься глотнуть огня? Когда рядом с тобой такой специалист как я? – иронично выпалила та.

– Казанова соблазнял герцогинь и княжин. Он не так сильно рисковал как я. Ему, конечно, могли отрубить голову, но все же… Я отказываюсь. Почему ты сама это не сделаешь?

– Я не могу… Они поймут, что я все еще здесь и начнут охотиться за мной. Если я попадусь, то роботы разорвут меня в клочья. Ты придешь в следующий день, но меня не будет.

– Но почему именно глотание огня?

– Понимаешь, – издалека зашла она. – Фредди любит душить поцелуями. А когда она засосет тебя, то ты выдохнешь пламя и расплавишь ее процессор изнутри. Все просто. Осталось научить тебя. И поверь мне – это легко. Ну относительно…

========== Третья ночь часть 3 ==========

Выйдя за дверь, я прошмыгнул за угол, вглядываясь в тьму. Я ничерта не видел, но это давало мне ощущение безопасности, по крайней мере, убавляло страх. У меня пучил живот, а во рту плескалась вонючая, неприятная для поджога жидкость, которую Мари строго-настрого советовала не глотать.

Но одно дело глупо кивать на ее предупреждения, а совсем другое – соблюсти их. Щеки вздулись от того количества, которое она заставила заглотнуть. Видя мой недоуменный взгляд, задающийся каверзным вопросом – куда столько надо, я получил прямой и четкий ее ответ.

– На всякий случай. Слишком мало тоже нельзя – ты можешь не прожечь корпус.

И поэтому стоило навернуть от души? Я по твоему собираюсь поджигать весь сарай одним дыханием?

Я оглянулся назад и увидел, как от музыкального помещения сверкали блики серебряного зеркальца. Мы договорились, если что-то пойдет не так, то она придет ко мне на помощь. А также с сигналами зеркала, она будет напоминать мне, что я не один.

Даже если у меня бессмертие, даже если после смерти я возрожусь вновь, и даже если все это я могу проделать сто раз – я никогда не смогу избавиться от этого жгучего, паникующего инстинкта самосохранения. Забавно, я думал, что со временем перестану воспринимать смерть как таковую, однако наоборот – с каждой смертью, я держусь за жизнь сильнее, чем в прошлый раз.

Я читал о том, что люди, столкнувшиеся лицом к лицу с суицидальной ситуацией, вскоре начинали ценить свою жизнь и беречь ее, как зеницу ока. И я их прекрасно понимаю. Умирать – страшно, до невыносимого страшно.

И хоть сейчас я трясусь, как собака после купания, это не из-за того, что я боюсь темноты или из-за странных неприятных пощелкиваний лампочек – а потому, что я волнуюсь, волнуюсь из-за того, что в один момент из абсолютной тьмы может выскочить она…

И то, что я не смогу уничтожить ее.

Блики от зеркала согревали меня и на секунды сверкали дорогу. У меня есть планшет, я не выронил его, при побеге, возможно, потому, что мои руки сжались и этим сжали и девайс, не важно, теперь я слежу за передвижениями медведицы.

Хотел бы я так верить, но как и в прошлый раз, так и сейчас – я ничерта не могу понять, где она. Она покинула комнату охранника, и по идее, знает о том, что я должен быть где-то здесь, но загвоздка заключается в том, что я не понимаю ее поведения.

Так же как и Мари…

– Что мне следует знать, чтобы победить ее?

– Ты ее не поймаешь. – ответила Марионетка. – Аниматроники на голову превосходят людей, ты никогда не сможешь изловить ее, как бы сильно не пытался.

Я приуныл, разочаровался, но она взяла меня за руку и приободрила.

– Но, хей, мы же не за редким животным охотимся, чтобы переживать, так ведь? Она сама тебя найдет. Значит, тебе нужно просто дождаться, а затем подгадать момент, и вуаля! Ее процессор уже горит ясным пламенем.

… Мари, веселая ты Мари. Как же легко и непринужденно говорила о смерти, так хорошо стелила план и подбадривала, зная, блять, что всю грязную работу придется сделать мне. Но я не смог тебе этого сказать, потому что тогда ты бы наверняка опустила взгляд, твое лицо разгладилось, и стало напоминать куклу со словами:

”А у тебя есть идея получше? ”

И тогда бы ты меня подловила. Ведь у меня действительно не было идей. Я так и не смог раздумать план по убийству, когда сидел с тобой. Когда ситуация была одной из самых спокойных за все время, даже в этот момент у меня не проскальзывало и намека на это.

Твой план безумен, очень опасен, рискован, но это все еще план… Причем такой, до которого я бы в жизни не додумался.

Я простоял здесь несколько минут, так и не дождавшись Фредди. Я давно видел мигающие сигналы Мари, и то что пора двигаться дальше, а может я и не придал им значения, так как погрузился в мысли.

Возможно, я просто не хотел идти дальше, в неизвестность.

Идти в объятия темноты, позволив ей сжать меня еще сильнее, еще жестче, пока дух не спустится, и до тех пор, пока я не потеряю сознание от нарастающего ужаса ночи.

И почему я не пошел в дневную смену? Конечно, там не существовала такой смены, но все же, зная, что меня ждет и если бы меня поставили перед выбором, в какую смену пойти, то чтобы я выбрал?

Видя сверкающие глазки, полные кровожадности, я бы точно ответил, что предпочел пулю в висок, нежели вновь окунуться в это безумие.

Но глаза исчезли, словно пустынный мираж, когда я шагнул вперед.

Жидкость немного капнула на пол, а я прикрыл приоткрытый рот.

– А если я сблюю?

– Если возникнет рвотный позыв, сожми гортань так крепко, насколько тебе хватит сил. Так ты почувствуешь небольшое удушье, возможно, все же часть смеси попадет тебе в горло, но это всяко лучше, чем сблевать ее, и при этом поставив крест на нашем спасении.

Вспомнив наш разговор, я напряг шейные мышцы, и рвотный позыв поскреб, пошуршал секунд 10, а затем, поняв, что ему не светит, исчез.

Испарился так же быстро, как и возникшие свежие воспоминания с Мари.

А она знает о чем говорит. Может, стоит ей довериться, хотя бы на этот раз, ослабить и без того возбужденную бдительность? Если бы она хотела убить меня, то убила бы еще там.

Но как говорила сама Марионетка – нельзя доверять ни одному аниматронику, их поведение разнится.

А значит, это правило распространяется и на тебя, мой дорогая подруга.

Проходя сквозь кафельные плиты и держась за поручни на стене, я шел, не сгибаясь. Шел так, словно руководил римским легионом, гордо и упрямо. Вероятно, случилось то, что бывает со всеми перегруженными системами – в один момент они обновляются и сбрасывают все мощности, чтобы не взорваться.

Скорее всего, мозг сбросил и эмоции – ведь сейчас я не ощущал страха. Не чувствовал радости или печали.

Единственная эмоция, сопровождавшая меня вместе с прячущейся Мари, стала месть. Глухая, манящая месть.

Зеркальце екнуло сильнее обычного, в начале я не понял, почему, но после того, как я смачно поскользнулся на полу и упал, врезавшись головой о пол, то разгадал ее замысел.

Я зашел в главный зал с левой двери, а Фредди в момент прыгнула из противоположной.

Набросилась, как пума, с другого конца, прыгнув на десятки метров вперед. Она точно побила человеческий, да что уж там – вероятно, и животный рекорд.

Меня повалило сильно, я знал, что из головы текла кровь, возможно у меня сотрясение, но вместо адской, гудящий, как рой пчел, боли, я словил лишь ступор. Я лежал неподвижно, наблюдая, как изо рта стекала та драгоценная вонючая смесь, от которой я отнекивался, а затем и вовсе хотел избавиться.

Хоть я и ненавидел ее за противный и гадкий вкус, но сейчас я молился всем богам, чтобы она затекла обратно. Потому, что во рту у меня осталось, всего ничего. И эти крупицы и то перемешались со слюной.

Я не шевелился, ее вес придавил меня. Ее руки сжали мои плечи, и единственной частью, которой я мог подергать – была голова. Повернувшись, я разглядел то, что видел на камерах.

Красные, как у трупа, глаза. Совершенно безжизненные. Ее ловкость и скорость, быстрота реакций явно были на совершенно ином уровне, может, поэтому она казалась мне неживой?

Она нагнулась ко мне, причмокивая губами, я хотел подвинуть голову, чтобы увернуться от поцелуя, но дрогнул. Боялся, что в этом случае, она свернет мне шею, а может, и вовсе парализует, не убив. А оставив смотреть, как я медленно испускаю дух от удушья.

В нос врезался терпкий запах бензина. Тот самый запах, который я чувствовал от ее первого раза, чертов противный вкус, будто я отсасываю шланг с топливом, чтобы машина заработала.

Чем больше она целовала, тем сильнее я чувствовал отвратительный, чудовищный смрад тела. Другие аниматроники вкусно пахнули, но она… Словно только что вылезла из мастерской. Но в отличие от них, ей не надо было тратить силы на бесполезные ласки и заманивать жертв харизмой и словом.

Она относилась к тем, кто берет грубой силой.

Она не насиловала меня, лишь целовала, до жути глубоко и страстно, но именно в этот самый момент, я понял, что это худшее, что случалось со мной.

Блики от зеркала становились не такими отчетливыми, я медленно терял сознание.

Задыхаясь, я ощутил, что плаваю в океане, что у меня перекрылся шланг, и что теперь, я остался один на один с голубым океаном. Я не мог всплыть, так как силы были на исходе, а дневной свет воды, тихо заменялся мягкими холодными тонами приближающейся смерти.

Прости меня, Мари. Вероятно, сегодня ничего не получится. Вероятно, ты можешь спасти меня, но даже если спасешь, то для нас все будет кончено, ведь они разорвут тебя на кусочки, а следующие ночи, я не выживу без твоих подсказок. Прости меня, моя милая Мари…

Смерти, что дышала в затылок. Дышала смесью и бен…

Бензин!

У нее во рту бензин!

Это может не сработать, но что мне остается, когда вся жидкость утекла?

Собрав последние остатки воздуха, те самые остатки, которые она не смогла высушить, а выплюнул горючую смесь со слюной, прямо в ее губы. Которые пестрили топливом.

Щелк, и в глубокой смертоносной воде, я увидел пузырьки воздуха. Вода иссушилась, под действием ярости солнца.

Она воспламенилась. Мои руки и ноги стали свободны, я уплыл наверх, наверх спасительной поверхности, и вдохнул.

Легкие расправились и жадно поглощали воздух, отхаркивая попавшую в них смесь. Глотали воздух под вздохи прожженного процессора Фредди, они согревали меня. Согревали лучше, чем самый жаркий июльский день две тысячи двадцать второго года, вашу мать…

– Кха-кха, – кашлял я, поглощая воздух.

– Ты сделал это, боже мой, я не могу поверить, ты сделал это! У тебя получилось.

Я улыбнулся и ощутил, как медленно вырубался.

Конечно, Мари. Ты попала в самую суть. Это у меня все получилось…

Комментарий к Третья ночь часть 3

Следующие главы я объединю в одни, типа четвертая ночь ( а не часть1 часть2) так как история получается какой-то обрывочной, но и главы будут выходить реже в таком случае, что вы думаете?

========== Четвертая ночь ==========

Ушедший прилив заполнился опаленной землей.

В горле зажглось пламя. Оно скребло изнутри, с болью, схожей с застрявшим стеклом. Проглотив слюну, я чуть не подавился ею, из-за ожогов. И если раньше он прожигал снаружи, защищенный оболочкой мышц, то теперь властвовал в пищеводе.

Эта ощущение бодрило лучше, чем холодный душ. Я скучал по тем временам, когда просыпался в полудреме, спросонья, и единственная вещь, которая раздражала меня – это отекшая шея.

Сейчас по щекам лились слезы. Но они жгли сильнее и раздражали ранки. То были слезы искренние.

– Не шевелись. Выпей. – прозвучал знакомый голос Мари. Она сидела на столе, приветствуя новую ночь.

– Ты первый робот, который пришел так рано, и к тому же – не набросился на меня. Пугаешь… – с сарказмом сказал я, однако мой голос походил на крики умирающей чайки, и не думаю, что она сумела разобрать хотя бы половину слов. Ожоги горла дают о себе знать. Мне трудно говоришь, а еще труднее – дышать и глотать.

– Фредди умерла, а Фокси с Мангл слишком пекутся о своем месте и не придут раньше положенного. Тем более, это слишком эгоистично – простаивать в комнате и слушать твои мучительные вздохи.

Я проглотил пилюлю, и как она заверила, таблетка уменьшит приступы. Надеюсь, что это так, нет, я верю, что это так, пускай Мари могла дать и пустышку – эффект плацебо никто не отменял.

Стиснув зубы, я продолжил.

– Что произошло дальше?

– Ты ушел.

– А что насчет тебя?

Она закатила глаза, свесив ноги крестом, и елозила пальцем по планшету на столе.

– А я не могла пошевелиться. Стояла, как пронзенная, и наблюдала, как ты, отхаркиваясь кровью, сбрасываешь ее, и по кускам тащишь на выход. Я видела твои глаза, Алексей, в этих глазах не было тебя, там был кто-то другой. Того, кого я не знаю. Ей богу, я думала, что и меня растащишь по частям. Настолько жутко ты выглядел.

– Я не помню этого. Похоже это место действует и на меня. Похоже, что оно хочет, чтобы я избавился ото всех. Мари, не боишься, что когда кончатся аниматроники, сила заставит меня покончить и с тобой?

Она не посмотрела на меня. Все время копошилась в девайсе, пока не остановилась на одной из комнат. Марионетка обернулась, и конский хвост на голове помчался за ней.

– Я нашла ее, Мангл, нашла, где она прячется. Не переживай насчет этого, Алексей. – улыбнулась она. – Как ты знаешь, я пряталась в шахте, поэтому вряд ли заведение считает меня за твою цель, тогда бы оно заставило меня напасть на тебя. Ты правильно заметил, что рабочих дней всего семь, как и аниматроников. Осталось уничтожить троих, и тогда мы будем свободны.

Верно подметила. Очень точно и логично, как всегда. Однако, Мари, не забывай о том, что ты тоже являешься машиной.

Являешься роботом, как и они.

Взяв планшет в руки, я опешил. Я просматривал эту комнату. В ней находилось всякое барахло, не стоящее внимание – однако я поверить не мог, что в ней сидит аниматроник. Если она заметила его, я бы тоже заметил. Или нет? Может быть, аниматроники чувствуют друг друга? Хотя, тогда бы Мари тоже нашли. С другой стороны, она давно здесь находится, значит, может ее теория верна и роботы позабыли о ее существовании?

– Я никого не вижу.

– И не увидишь. – перебила она. – Она лиса, и как все лисы, трусливо прячутся по норкам, дожидаясь рассвета. Она очень скромная, мне кажется, ты бы ее никогда не встретил, даже если бы очень сильно захотел. Разумеется, пока в голове не перещелкнет команда: Убить.

– Ну раз ты так говоришь, тогда хорошо. – задумчиво сказал я. – Итак, какой у нас план? Мне нужно знать о ней больше.

Если она лиса и любит прятаться, то значит вряд ли выйдет на чистый бой. Скорее всего, она будет нападать исподтишка, как Фредди, но раз Мари свободно шастает здесь и не опасается ее, значит, она слабее, чем медведица. Хорошо, что с ней не придется говорить, чтобы заманить в ловушку – я уже устал лицемерить перед этими мразями. Нужно подумать, как ее уничтожить. Вариант с огнем – не прокатит. Мое горло не выдержит еще одной попытки. Может, заманить ее, как в прошлый раз?

Пока в голове происходил творческий штурм, Марионетка не сидела без дела, и громко хлопнула по столу чем-то тяжелым.

Испугавшись, я взглянул на нее, и сказать, что я обомлел – ничего не сказать.

– Б-бита?

Она играла пальцами по деревянной битой для бейсбола и хитро улыбалась.

– Ты хочешь, чтобы я забил ее битой?

– Ну, мои руки прочнее металла, так что я буду бить руками.

– Ты… что? – она явно не правильно поняла мою претензию, я хотел возразить о том, что вряд ли можно пробить железную конструкцию обычной битой. Но услышав ее фразу, я упал в осадок.

– А ты думал, что один будешь с ней драться? Уж извини, но будь у тебя катана, а ты являлся искусным самурайским воином, то даже так у тебя не было бы никакого шанса на победу. Я помогу тебе. Точнее, сражаться буду в основном я, а ты будешь мне помогать. В конце концов, Фредди победил ты, в одиночку, не хорошо постоянно оставаться в стороне.

Хрустнув пальцами, она потянула спинку, выпрямив упругие груди, скрытые в обтягивающий силикон.

– Ну так, что? Ты готов?

***

Шагая по коридору, я одолевался странными ощущениями. С одной стороны, я шел вместе с аниматроником, дружелюбным, конечно, однако, все же аниматроником. С другой, для меня было дикостью, что мы идем втупую, без всяких хитроумных схем и планов. Но сейчас я понимал, что это гениальная тактика.

Если верить словам Мари, то Мангл самая слабая из всех. А если так, то со слабыми не нужно долго возиться, их проще уничтожить сразу, чем выкуривать и ослабевать. Самая идиотская вещь, которая могла прийти мне в голову – оказалась самой гениальной вещью, которую смогла выдавить она.

– Волнуешься? – ехидно говорила та, поглядывая на меня. В отличие от нее, я не так хорошо видел в темноте, и то и дело, что спотыкался об уступы на пути.

Готов ли я? А как же! Разве у меня есть выбор?

Наконец подойдя к заветной двери, она занесла руку и открыла ее. С каждым разом, когда комната становилась отчетливей, бита в моих руках, сжималась еще крепче.

Свет в комнате отсутствовал свет, вернее, он тускло светился, как бы на последнем издыхании. Вокруг лампочки скопилась пыль, она облепила ее, как голодные комары облепили бы открытую руку в диком лесу. Но комната больше напоминала замусоренный чердак.

Посреди помещения ветвились провода: многочисленные, бесконечные линии электропередач, копошились, словно артерии, не имевшие конца. Запутанная сеть, в которой можно легко потеряться и ненароком удушиться встретила нас первой, и в отличие от Мари, которая свободна перешагивала провода, я то и дело осторожничал, боясь задеть их.

Боясь, что стоит мне споткнуться о них, то они обволокут меня, как ядовитые змеи.

Но я не переживал – все же она превосходит людей, а значит, реакция у нее должна быть тоже на высоте. В случае чего, она подстрахует меня, ведь пообещала, что все уладит. Я буду лишь помогать. Надеюсь на это. Очень сильно надеюсь.

Преодолев путь в три метра, я заметил мутный человекообразный силуэт. Тело аниматроника мягко переливалось розоватым оттенком, наряду с белым. Девушка имела лисий алебардово-белый хвост, на кончике которой залилась вишневая краска. У нее также имелись пушистые белые уши и выразительные румянцы на щеках. Она не шевелилась и едва посапывала, лежа на картонке.

Укутавшись в хвост, аниматроник, казалось, игнорировал всех. Это Мангл. Точно была она. Я приметил ее присутствие, когда впервые зашел сюда – здесь было до безобразия ужасно грязно – но не так, как в обычных помещения – вместо равномерных сгустков пыли, одни части замусорились сильнее, чем другие. По ним передвигались, и пыль передвигалась вместе с ними.

Я слышал ее вздохи и понял, что она спала. Но спала неглубоко, так как проснулась от шороха, которую воссоздал вой ветра. Дверь закрылась, ушки дернулись, а она открыла желтые, как мед, глаза.

Лицо Мари вмиг переменилось – вместо привычной мягкой улыбки, ее взгляд прищурился, подобие зрачков увеличились, а силикон упружился. Глаза Марионетки покрылись искрой, напоминавший возгорающийся костер.

Яростный, пылкий оранжевый жар.

Она прыгнула на нее, с таким мощным выпадом, который мог сравниться с прыжком Фредди, и ударила по стене, оставив вмятину на старом бетоне.

К удивление, она промахнулась, хотя задела плечо розовой лисицы – та уклонилась и держалась за него. От поврежденного механизма падали искры. Они перемешивались с взбудоражившейся пыли, которая глотала осколки нагретой пружины.

Мари повернулась и ударила ногой по корпусу – элегантная растяжка вытянула во весь рост. Выпал был чистым и ровным – ее дыхание не сбилось, хотя применимо ли это понятие к роботам?

Мангл не ожидала такого давления и, выставив руки, заблокировала ее, но влетела в стену.

Она хваталась за плечи, мятые, словно фантики, тяжело дышала. В вздохах, полных безмолвной боли и машинных паров, я уловил еще одну – горечь, сдавленную слезами.

Я находился рядом, не знаю, откуда у меня появились силы, возможно, из-за рефлекса на роботов, но я замахнулся битой, напрягнув мышцы плеча и рук, резко развернулся и вмазал ей по больному плечу со всей силой.

Бита в руках покрылась трещинами, я услышал неприятный звонкий шум в ушах, а на ладонях появились ссадины.

Я попал точно по плечу, хотя и не видел этого наверняка – но часть руки вывернулась, торчала на проводах, пища искрами.

Мангл взглянула на меня, глазами, в которых не виделось боли – она не кричала от ужаса, не пыталась сражаться с нами, в ее глазах были слезы.

Это лицо существа, которое сдалось. Которое не хотело биться.

Бах!

Мари вмазала ей кулаком, пробив лицо внутрь. Он пригвоздила ее к стене. А затем, сжав пальцы, оттянула основание силикона и ударила другой рукой.

Что происходит?

Она била ее левой рукой, меняя на правую, избивала нещадно, без сострадания, и какого-либо раскаяния.

Почему она не сражалась?

Вместо хруста костей, гнулись стальные основания, вместо луж крови, вытекал бензин, вместо мольб о помощи, доносились программные ошибки. Но самое главное – вместо вкуса победы…

Глядя на нее, я ощущал сожаление. Почему меня грызет совесть?

От лица Мангл ничего не осталось – остатки проводов запутались в кулаках Марионетки, добивший ее. Когда он закончила бить, то подняла упавшую биту, раскрыла мои ладони, и положила ее туда.

Придя в себя, я не заметил, как она наклонилась рядом со мной, шептая, довольно причмокивая губами:

– Все кончено.

Слова повергшие меня в жуткую дрожь, почему мы убили ту, кто не даже не защищался?

Почему я не остановил ее? Хрен с этой остановкой, почему я замахнулся на нее, когда та была беззащитной, почему поддался этому чувству? И что за чувство это такое, которое заставило меня ничего не осмысляя, бить на вид безопасного аниматроника?

А что если она была мирной, как Мари…

А мирная ли она сама?

Взглянув назад, я увидел недоуменный, легкий взгляд спутницы, которая подмигнула мне. Она стояла совершенно свободно, открыто, улыбаясь до ушей, из кулаков которой лилась густая бесцветная жидкость из тела Мангл.

Нет, она опасна… Ненормальная жестокость.

Точно ненормальная.

Я не знаю, кто ты, и что ты задумала, Мари, но поверь – я выясню, что ты такое. Выведу на чистую воду.

========== Пятая ночь ==========

Здравствуй боль, привет ожоги, как же я скучал по вам, как вы меня бесите!

К моему удивлению, когда я открыл глаза, после вчерашнего, то не увидел сидящей рядом Марионетки, хотя, вспоминая ее с обляпанными в подобие крови руки, искренне радовался. Радовался тому, что она не здесь.

Что вчера произошло? Что на нее нашло? Откуда в ней столько жестокости?

Даже у меня, человека, пережившем круги ада и изнасилований, екнуло сердце, когда она до полусмерти избили Мангл. Я понимал, что мордашка лисицы могла давить на жалость, и что стоило мне слишком проникнуться к ней, возможно я бы заступился за нее.

Но в тот момент мои руки дрожали…

Я боялся.

Но чего я боялся? Лису? Нет, точно не ее. Боялся того, что я могу промазать, и она убьет меня? Плевать, я мог возродиться, да и тем более, то чувство не схоже со страхом смерти. Оно было нечто иным, нечто более близким.

Я боялся не Мангл, а Мари. Вот причина моей дрожи.

Этой холодной, бесконтрольной, бесконечной трясущейся дрожи в руках. Именно из-за нее я колебался в ударе – что-то глубоко внутри, то истинное ”Я”, сокрытое из-за защиты психики, скребло мне душу. То ощущение, которое присуще всем людям, и безжалостно запрятано в темнице заведения. Сострадание.

Я никогда бы не подумал, что буду сочувствовать аниматроникам.

А еще я никогда бы не подумал, что буду плясать под чужую дудку. Что буду бояться тех, кого пообещал уничтожить.

Что со мной произошло?

Прошлый я не поступил бы так. Это точно – он мог орать, психовать, строить козни, но не поддался бы очарованию первой встречной, которая одурманила его жалобными рассказами.

С каждой ночью, нет, с каждым перерождением, я меняюсь. Во мне умирает что-то человеческое, я становлюсь подобно им – тупым, механическим ублюдком, не думающим своей головой, действующим на инстинктах. Чем отличается Бонни и Чика, хотевших поразвлечься со мной, от меня самого.

И теперь я вспотел окончательно – мне нравилось убивать роботов.

Во время их убийств я никогда не чувствовал такой прилив сил, такую будоражущую меня энергию. Это ощущение всемогущества, всевозможности, вседозволенности накрыли мой разум. Но я не такой.

Это заведение меняет меня – делает злее, нужно выбираться отсюда, бежать к чертовой матери. Если я убью всех до окончания ночи, то двери откроются, ведь так?

Зачем мне ждать до последней ночи? Эта Мари явно хочет, чтобы прошло семь дней – но почему? Почему бы не попробовать убить их всех? Хотя у нее есть отмазка, что после убийства, я отключаюсь и становлюсь самим не своим.

Вот только это работает, если она говорит правду – откуда я знаю, что это не ложь? Может, она вырубает меня сама?

Скрип железной двери напугал до чертиков, я задержал дыхание. Успокойся. Успокойся, как бы безумно тяжелым это не казалось, пожалуйста, Саня, я прошу себя. Не нужно паниковать.

Мари могла не проснуться. Надо ее разбудить – все равно без ее подсказок будет трудновато найти… Как ее там?

В вспышке лампы я увидел очертания крюка, качающемся на обгрызанной веревке – не знаю, почему, но этот образ четко дал мне вспомнить ее вертевшееся на языке имя.

Фокси, да, это она.

Встав из-за стола, я положил планшет под подмышку, проверил батарейки фонаря и направился в музыкальную комнату.

В коридоре стояло молчание – ничего не могло нарушить его, кроме тихой колыбельной музыки, доносящейся с комнаты Марионетки. Кроме подозрительно ярких вспышек молний, обнажающих кривые пиратские крюки. Интересно, эти крючки всегда здесь были?

Погода разбушевалась. Капли дождя рассеяли глухую тишину в зубодробительный шум встревоженных покрышек. Я обомлел и посмотрел в окна, но они заколочены и не могли прояснить ситуацию на улицу.

Я всеми силами держал себя в руках, но желание убежать было очень сильным – свобода…

Она там, в нескольких десятках метрах от меня, и стоит мне лишь протянуться руку и разбить чертовы окна, то я окажусь на свободе.

Но я слышал другой звон – она звучала яснее, переливаясь аккордами музыки. На улице играла шкатулка. Но разве она может там находиться? Неужели Марионетка нашла способ выбраться и сейчас зовет меня к себе.

Нет, остановись.

Тут что-то не так.

Если бы здесь были окна, я бы сбежал еще после первой ночи, когда судорожно искал выход. Единственный побег – это железные двери, но они не открываются раньше времени.

Окон здесь быть не может.

И тогда я услышал еще один ясный, как внезапный гром, голос.

– Саня, я здесь! Ты слышишь меня?

– Боже, бррр. – отряхнулся я, посмотрев на дверь в комнату Мари. Из-за ухудшившейся погоды, я бредил.

Она заблокирована. Кто-то обогнул стальными прутьями дверные заемы, и теперь ее нельзя было пробить. Совершенно никак – я слушал отчаянные попытки Мари.

– Что произошло?

– Сука, Фокси, обхитрила нас. – сплевывала она, пытаясь открыть захлопнувшуюся дверь. – Она очнулась раньше меня и закрыла здесь, какая же я дура, мне нельзя было расслабляться!

– Почему она не убила меня, а пошла к тебе.

Мари вздохнула, осознав свою беспомощность перед силой стальных дверей.

– В этом кроется ее суть – начала она, облокотившись. – она не любит быстрых побед, она словно лиса, любящая поиграть с добычей, прежде чем убить ее.

– Замечательное раскрытие персонажа, Мари, просто шик. Но мне бы хотелось конкретики.

– В этом то и проблема – она хитрейшая среди нас. Она достаточно умна, чтобы понимать, что открытое противостояние с нами – закончится для нее плачевно. Ее невозможно выиграть, если только ты ее не обыграешь.

– Каким образом?

– Саня… Прошу тебя… Пожалуйста, не погибай, умоляю, только не умирай.

– Мари, твою мать, времени в обрез, у тебя истерика. – закричал я, перекрикивая звон грома. – скажи мне, все что знаешь, а затем я сделаю все, что в моих силах.

– Она – лиса-аниматроник. Живет в пиратской бухте. Но эта информация вряд ли тебе чем-то поможет. Мы могли бы застать в расплох на ее территории, но сейчас она сбежала. Все кончено.

– Нет, Мари, все только начинается. – ответил я, хлопнув по долбанной двери.

Заметив мое рвение, она избавилась от накатившего уныния и прожужжала напоследок:

– Берегись крюков.

Я вырубил фонарь, так как в условиях постоянных раскатов молний, я видел помещение каждые десять секунд. Я дополнительно выдавать местоположение той, которую опасается сама Марионетка, я не стану.

Я достал один из легких прутьев, чтобы хоть как-то защититься, и затаился на одном из углов. Держа его, я чувствовал, как он скользил по потливых рукам. Мне было жарко, несмотря на бушующую погоду.

Крючки…

Берегись крючков.

Я же видел их, когда стоял здесь.

Черт, черт, черт, почему, ты не сказала мне раньше!

Рванув что есть силы, я то и дело, что закрывал глаза во время вспышек непогоды – она на секунды освещала мне путь и подсказывала мне о помещении, о том, куда мне стоило бежать.

Лампочки не горели, и мне приходилось ориентироваться на фотографическую память, по обрывкам вспоминать те фрагменты, которые я смог запомнить.

Забежав в главный зал, я услышал смешок.

– Хи-хи-хи…

Легкий и слегка раздразненный.

Развернувшись, я заметил два розовых, как фламинго глаза. Я знал, что в помещениях не работал свет, а значит, это не внутреннее освещение.

А…

П-ы-ых…

Звон посуды и следующий раскат грома, который на секунду ослепил меня. Фокси исчезла, но я не был дураком, чтобы думать, что она убежала в другую комнату.

Она здесь. Прячется, наблюдает за мной, крадется, как зверь, и упивается могуществом.

У нее суперзрение, а я не вижу в кромешной темноте. Даже редкие вспышки не спасали – уж слишком все было темно.

Из рук предательски соскальзывал кусок прутья.

Но в тот момент во мне что-то пробудилось. Ладонь сжала оружие, а сознание прояснилось.

– Нет, сучка, я не умру! Не в этот раз, я не умру!

Я знаю эту комнату. Главный зал, я бродил здесь с самого первого дня. Боже мой, я помню эту комнату, не могу не знать.