Текст книги "Мой враг - мое сердце (СИ)"

Автор книги: Cold Clarice

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Это правда? – спокойным, безэмоциональным тоном спросил Данила. Ему не было больно. Он просто злился на себя. Злился на то, что так легко попался. На то, что глупое сердце все равно стало плясать под чужую дудку. На то, что первое впечатление все же самое правильное. О сестре, в которой и так уже успел разочароваться, он вообще не думал. Она того не стоила. Он ждал ответа, следя за каждым движением Робертсона, за каждой эмоцией, отражающейся на лице. Марк был невозмутим только внешне. Но сейчас ни за что не стал бы опускаться до скандалов или самобичевания.

– ДА, – все тем же коротким, ледяным словом, признался Робертсон, царапая уже не только по юношескому сердцу, но и по своему собственному. Было бы глупо скрывать очевидное, умолять простить, убеждать, что чувства, задумывающиеся, как игра, стали вполне реальными. Он – Марк Робертсон. Ему никто не поверит. Особенно, его хрупкий непокорный мальчик.

  Хвостов глубоко вздохнул, на мгновение прикрыв глаза, и сказал:

– Edward, please, take me away. I’ll go and pack things. -*Эдвард, пожалуйста, забери меня. Я пойду и соберу вещи.*

– I’ll wait for you in the car, -*Я подожду тебя в машине.* – наконец, произнес Джонс, наблюдая за собравшимися в гостиной. Он все это время молчал, следя за каждыми их жестом, мимикой, эмоциями. Он был рад, когда Данила попросил его забрать из особняка. Это давало ему шанс стать незаменимым для юноши, попытаться вылечить сердечные раны. Джонс был бы круглым дураком, если бы упустил такую возможность.

  Никогда еще с такой скоростью Хвостов не собирал свои вещи. Он просто отчаянно хотел покинуть это место, уехать подальше от Марка, от его глаз, от его губ. Даже сейчас, проклиная его всей душой, он не мог забыть того чувства наполненности и смысла, который сумел своим присутствием дать Марк его существованию. Но обида клокотала в душе, раздирала сердце на куски. Он упрям и не сможет его простить. Даже если попытается.

– Дэни, – любимый голос, вдруг ставший до боли режущим слух.

– Я все понимаю. Все. Было бы глупо просто так за две недели найти того, кто действительно стал дорог. Еще и мужчину, – Хвостов продолжал запихивать вещи в рюкзак и черную сумку, рассчитывая, что неприятный спазм, внезапно сковавший горло, скоро отступит.

– Ты любишь меня? – как будто бы он в гостиной этого не слышал.

– Больше, чем хотелось бы,–  Данила честен. Это единственное, что он мог ответить сейчас – правду.

– Ты остаешься, – не вопрос, а утверждение. Такое окончательное и уверенное, что юноша даже усмехается. Это натура Марка. Холодный снаружи. Страстный внутри. Несчитающийся с мнением других. Самонадеянный, циничный, грубый.  «Мой».

  Он похож на пламя, яркое и опаляющее, к которому будешь стремиться против своей воли, даже зная, что безвозвратно сгоришь в его объятиях. Все это можно увидеть сквозь толстый слой льда и холодный надменный взгляд.

– Я уезжаю.

Данила твердо решил, что завтра же купит билет до Москвы. Он больше не будет оставаться на гостеприимной территории Туманного Альбиона. И больше не будет вспоминать ни о чем, произошедшем здесь.

========== глава 14 ==========

           Погода резко испортилась за те три дня, что Данила провел у Эдварда в загородном доме. Мужчина, как мог, поддерживал его, но апатия и тоска наваливались с троекратной силой. Хвостову было очень плохо. Он чувствовал себя использованным, грязным, но когда наступала ночь, долго не мог закрыть глаза, вспоминая Марка, его губы, его тело, его прикосновения. Иногда он не понимал, как можно испытывать настолько иррациональные чувства к человеку, настолько сильные, зная его от силы пару недель. Но ничего не мог с собой поделать. И даже авиабилет до Москвы, мелким шрифтом гласивший о завтрашнем отлете, не мог настроить Данилу на нужный лад. Он покидал это место, перевернувшее его жизнь с ног на голову, но словно оставлял здесь что-то важное. Незаменимое.

   Перемены в настроении юноши, его тоска, будто воздушно-капельным путем, как какое-то редкое инфекционное заболевание, передавались и Джонсу. Положение усугублялось тем, что мужчина хотел его. Со всей нежностью и страстью. Но прекрасно понимал, что в лучшем случае, получит счастье на одну ночь. В худшем – потеряет Данилу даже как друга. Именно невозможность выбора из двух зол и мешала ему успокоиться. Все эти дни он старался поддерживать парня, как умел. Но знал, что Марк каким-то образом сумел въесться в мысли и душу Хвостова, даже на расстоянии не оставляя его. И это выводило из равновесия…

– Марк, перестань киснуть и побрейся уже! На тебя смотреть страшно! – ворчала миссис Робертсон, кидая гневные взгляды на развалившегося в рабочем кресле Марка.

  За эти дни он ни разу не заговорил с ней, кроме приветствия утром и пожеланий спокойной ночи вечером. Казалось, исчезни она из его поля зрения на неопределенный срок, он этого не заметит. Робертсон продолжал сидеть, вперив взгляд в одну точку, думая о своих проблемах. И только сейчас она решилась его растормошить.

– Эй, ты слышишь  меня?

  Марк все прекрасно слышал. Просто разговаривать ни с кем не имел желания. Тем более со своей женушкой. Внутри все покрылось слоем инея, заставляя все, только что проснувшиеся чувства, впасть в  состояние анабиоза. Робертсон вдруг четко осознал, что никогда, ни к кому не испытывал такой сильной, почти неконтролируемой привязанности. Как за такой короткий срок этот субтильный мальчишка с глазами цвета молодой травы смог вывести его, циничного и прожженного бизнесмена, из равновесия? Но Марк прекрасно понимал, что не сможет приползти к юноше просить прощения, не решится теперь за ним бежать. А Данила вообще вряд ли к нему придет по доброй воле. И от осознания этих простых истин становилось еще хуже.

– Крис, зачем ты тогда вообще все рассказала? Рубанула с плеча, – вдруг поинтересовался осипшим голосом мужчина, заметив, наконец, присутствие девушки в кабинете. – Он мог бы остаться здесь…

Лицо Кристины сразу приняло серьезное выражение. Улыбка слетела  с губ, оставляя лишь чуть заметную ухмылку, далекую от ироничной или надменной.

– Знаешь, Робертсон, может я плохой человек и никудышная сестра. Но одно я знаю наверняка: ты и мизинца его не стоишь. Никто не стоит, – уверенно произнесла девушка, не дрогнув под брошенным холодным взглядом синих глаз. – Поэтому, пусть ему будет больно сейчас, чем еще больнее потом. Из-за твоей прихоти.

– Я бы никогда не сделал ему больно. Теперь – никогда, – внезапно пробормотал Марк, боковым зрением замечая, как расширяются от удивления глаза девушки.

– Черт возьми! Какая ирония! – с чувством выпалила девушка, наталкиваясь на недоуменное выражение лица мужчины.

– Ты о чем?

– Единственный человек, которого ты смог полюбить, предпочел другого мужчину.

– Я его не люблю. Я просто не могу его забыть, хочу увидеть и поцеловать. А еще, не хочу, чтобы он меня ненавидел.

– Милый, объясню, чтоб ты понял. Это и называется любовь. Может, еще не поздно с ним поговорить? Я даже признаю свою вину, раз здесь речь идет о настоящих чувствах.

– А в другом случае не признала бы? – поинтересовался Марк, проворачивая в руке рюмку коньяка.

– Так что? – казалось, Кристина, пропустила вопрос мимо ушей.

– А смысл, женушка? Это ничего не изменит, а время сделает свое дело. Он меня забудет, – горькая усмешка позволяла понять, что это утверждение прозвучало жалко.

– А ты?

– Я уже забыл…

   Все вещи были упакованы, и оставалось только переждать томительные ночные часы, чтобы с утра вылететь из Хитроу домой. К людям, которые любят и ждут. К тем, которые не предадут и не продадут ни за какие богатства мира.

  Данила стоял у огромного витражного окна в гостевой спальне и задумчиво смотрел на черное ночное небо. Нужно обязательно поблагодарить Эдварда за все. А главное – за терпение и понимание. Хвостов не слепой и прекрасно читает во взглядах мужчины все его надежды и желания. Но почему что-то прочное внутри мешает отпустить воспоминания? Ведь их будет не так уж много. И плевать, что ярче и чувственнее них никогда еще не было.

Стук в дверь прервал размышления и заставил обернуться:

– Come in.-* Войдите. *

  Эдвард решился просить о большем. Он пришел, чтобы помочь Даниле избавиться от наваждения, показать, что может любить лучше. Он был бледен. Широкоплечая фигура чуть ссутулилась, словно в ожидании приговора. Черные глаза сияли даже в ночной темноте.

– Danny, It hurts me to see in such condition. Tell me, what should I do to calm you down?- * Дэни, мне больно видеть тебя в таком состоянии. Скажи, что мне сделать, чтобы успокоить тебя?*

– Nothing. I’m fine. Thanks. -*Ничего. Я в порядке. Спасибо.* – Данила говорил правду. Он был спокоен, просто тоска немного давила на сердце.

– It’s just my imagination, isn’t it? For God’s sake, Danny, I love you! I want you! Just now, for once, let me help you to forget about him! Allow me to show you my feelings! -*Это ведь всего лишь мое воображение, не так ли? Ради Бога, Дэни, я люблю тебя! Я хочу тебя! Только сейчас, только раз, позволь мне помочь тебе забыть о нем! Позволь мне показать тебе свои чувства.* – Эдвард умолял его. Обнимал его. Прикоснулся к губам Хвостова в невесомом, несмелом поцелуе, на который не ответили.

  Но Данила позволил. Позволил уложить себя на мягкую чистую кровать. Исследовать свое тело губами. Чувствовать чуждые ему ласки. Ощущать тяжесть чужого, нелюбимого тела.

  Позволил взять его, зная, что Эдвард будет нежен, аккуратен. И пусть сердце не стучало в груди, как сумасшедшее. Взгляд ловил черные, но добрые глаза. Не было ни страсти, ни желания. И пусть юноша представлял сейчас синеглазого аристократичного мерзавца рядом. Просто одна ночь не могла ничего решить. Пусть это будет его благодарностью.

Данила позволил любить себя. И Эдвард смирился, чувствуя, что изумрудные глаза вспыхнули золотистыми искрами, представляя совсем другого человека…

   На утро Эдвард отвез Данилу в аэропорт. Посадил на самолет и пожелал удачи. Тогда, уже за несколько минут до конца посадки, Хвостов шепнул ему на ухо:

– Thank you, Edward. For everything. I will never forget you. But someday you’ll find a proper person and become happy. Good bye, -*Спасибо, Эдвард. За все. Я никогда тебя не забуду. Но когда-нибудь ты найдешь правильного человека и станешь счастливым. Прощай.* – Хвостов ушел, но чутье подсказывало ему, что Эдвард смотрел ему вслед и улыбался…

========== Эпилог ==========

          Никогда еще на памяти Данилы русская зима не была так сурова. Он смотрел на серебристые ледяные узоры, преобразившие обыкновенное оконное стекло. Разглядывал расплывчатые человеческие фигуры, снующие по заснеженным улицам туда-сюда, пытающиеся скрыться от вездесущего мороза. Сейчас самое время, чтоб подумать. Потому что через десять минут в квартиру ворвутся неугомонные и жизнерадостные лучшие друзья, чтобы еще раз вдолбить в бестолковую темноволосую голову, что жизнь продолжается…

  Никого за два прошедших года. Ничего, кроме редкого перепиха. Даже не секса. Просто потому, что мама и друзья устали от его затворнического образа жизни. От его кислой мины. Просто потому, что физиология берет свое.

  А сердце уже занято. И как бы глупо это не звучало, оно уже занято Марком. И наверное, будет всегда. Память – хитрая штука. Чем больше стремишься забыть кого-то, тем четче его образ вырисовывается в мыслях, записывается на подкорку. Если подумать, прошло 2 года. 24 месяца. 104 недели. 730 дней… Только сердце все равно стучит, как заведенное, вспоминая сапфировые глаза.

Как хорошо, что мама не видит его депрессии. Она теперь живет у тети Зины. В частном доме с красивым садом. В незагазованном районе с чистым воздухом, несущим из леса тонкий аромат хвои.

Друзья любят его. От них не бывает секретов. Данила сразу рассказал им, что влюбился. В мужчину. А потом хныкал от облегчения на коленях у Марьяны, когда услышал их задорное: «Он хоть симпатишный?» Кажется, в тот день, они проболтали до рассвета…

  Звонок в дверь. Васька пунктуален, как всегда. Наверное, потому что живет в квартире напротив. Марьяна пришла с ним. Они встречаются. А Данила недоумевает, почему тянули с этим так долго…

  В Лондоне впервые за долгое время идет снег. Пушистый и белоснежный. Хочется прогуляться. Пройтись по аллее, заглянуть в парк. Марк может себе это позволить. Он теперь свободен. Лишен своей компании. Наполовину. Просто однажды решил передать половину акций Кристине. Ее жажда деятельности немного утомляла. Пришлось чем-то ее занять.

За два года он ни разу не забыл Данилу. Любовники приходили и уходили. Некоторые пытались его удержать, но Марк знал, что его удержал бы только один человек. Но сейчас он живет своей жизнью за тысячи километров от него.

– Марк, что с тобой происходит? – Кристина уже ему не жена, но продолжает исправно встревать в его жизнь со своими советами.

– Я устал,–  Робертсон не врет. Два года он думал, что это было помешательством. Что с отъездом Хвостова все придет на круги своя. Но он жестоко ошибался. – Я не могу не думать о…

– Знаешь, я думаю в Москве сейчас морозно. Тебе придется одеться потеплее…

– Черт, ребята. У меня же к чаю ничего нет! – возмущенный Данила бросился в коридор, на ходу зашнуровывая кроссовки и влетая в куртку. – Ждите, я мигом!

Марьяна и Васька прошли на кухню мыть посуду, но не успел парень возмутиться внезапно оказавшемуся в руках кухонному полотенцу, как в дверь позвонили.

– Он метеор, что ли? – хмыкнула девчушка и пошла открывать. – А ты домой тарелки, милый.

  Она сразу его узнала. По фотографиям, которые Данила никак не хотел выбрасывать. Он был такой же мускулистый, такой же гладковыбритый, с прямой осанкой, как и на фото. Но вот глаза были грустны, словно у побитой собаки.

– Что вам здесь надо? – голос прозвучал слишком грубо для такой хрупкой и миловидной девушки.

– Здравствуйте, я хочу поговорить с Данилой. Очень хочу.

– Он не хочет.

– Говорить буду я. Пусть просто будет рядом, – Марк стоял не шелохнувшись, разглядывая забавную девчушку и отмечая, что ревнует. Не может же быть она еще одной сестрой Данилы?

– Хорошо. Его сейчас нет. Проходите,–  Марьяша буквально втащила его в квартиру. Все-таки, женщины сентиментальны. Она провела Марка в гостиную, а через пару мгновений уже оттаскивала от Робертсона разъяренного Ваську, схватившего мужчину за ворот пальто и шипящего ругательства.

– Пойдем домой, балбес! Пусть поговорят. Вспомни, в каком состоянии твой друг находится, – причитала девушка, выходя за дверь. Последнее, что Марк от них услышал, было Васькино грубое:

– Молись, чтобы он простил тебя!

  Кто придумал бабулек с авоськами? За что молодым, вечно торопящимся людям такое наказание в виде длиннющей очереди, сплошь состоящей из этих представителей рода человеческого?

Данила не бежал, а летел в свою квартиру в надежде, что друзья не умерли от голода.

– Я вернулся! Блин, там такие очереди! – в гостиной никого не было. Никого кроме…

– Привет, Дэни, – и пакет со сладостями выпадает из рук…

– Зачем ты прилетел? – Хвостов старается не терять самообладания, надеясь, что за два года успел научиться контролировать свои чувства.

– Не знаю, – Марк встает с дивана и подходит ближе. – Прости меня.

– За что?

– За то, что обидел. За то, что ты страдал два года. За то, что не прилетел раньше, – они стоят в коридоре, и Марк прожигает взглядом дверь, зная, что сейчас через нее выйдет в ставшую такой невыносимой жизнь.

– Я тебя простил, Марк. Давно, – сердце бьется, как сумасшедшее, но гордость не позволяет впиться поцелуем в до сих пор любимые и желанные губы. – Но тебе лучше уйти. Все прошло…

– Я понимаю, Дэни. Прекрасно понимаю, – он уходит, шепнув перед этим на ухо вздрогнувшему парню. – Можно я скажу тебе кое-что напоследок?

– Да.

– Я действительно очень сильно тебя люблю…

   Проходит пятнадцать минут, пока Данила приходит в себя. Кажется, недавно хлопнула входная дверь. Кажется, здесь был Марк. Кажется, он сказал.

   Он бежит так быстро, как только может. Даже не подумав застегнуть куртку. Глаза блуждают в надежде найти знакомый силуэт. И если бы не снегопад, было бы проще это сделать.

Взгляд цепляется за высокую мускулистую фигуру в длинном зимнем пальто. Кажется, человек курит, растворяя никотиновый дым в зимнем, морозном воздухе. Всего одно имя:

– Марк!!! – кричит Данила и догоняет застывшую фигуру. Он врезается в недоумевающего Робертсона и целует. Долго. Страстно. Жадно. За упущенные два года. И плевать, что прохожие фырчат и сплевывают, недовольные их поведением. Плевать…

– Марк, – задыхаясь, произносит Данила, оторвавшись от горячих губ. На лице мужчины блуждает неверящая улыбка. – Мне необходимо время, чтобы подумать, что дальше с тобой делать.

– Сколько захочешь, мой мальчик. Сколько захочешь…

–