Текст книги "Смерть Охотника, рождение Вампира (СИ)"

Автор книги: Cloude Guardian

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Канаме был как ребенок, перед носом которого захлопнулся шкафчик с желанным лакомством, и который он теперь будет всеми силами пытаться открыть, пока родители не смотрят.

Зеро закончил свое дело, собрал пистолет, с щелчком загнал обойму и поставил пистолет на предохранитель. Волосы уже подсохли и Кирию растрепал их рукой, уложил, чтобы утром не быть неряхой, проверил, что форма в порядке.

Взгляд вампира следовал за ним по пятам, впитывал каждое движение.

Но, в конце концов, и ему молчать надоело.

– Хорошо, сдаюсь. Тебе, кажется, все равно, что я соскучился, плевать на то, что я сотворил с твоим братом, ты предпочел мне Марию. Но скажи мне правду. Неужели ты ничего не испытывал, когда рвал со мной, когда уехал, когда вы, будто сговорившись, начали травить мне душу? Скажи мне правду, Зеро! – Канаме вскочил и заходил по комнатке из угла в угол, от стены до стены, будто загнанный зверь.

То, как он себе воображал эту встречу было не похоже на то, что происходило в реальности.

На худой конец, Зеро мог быть радушнее.

Но вампир тут же дал себе по голове – даже последний слепец видел, как Канаме зажимает по углам младшего близнеца, пару раз их ловили в укромном уголке чуть ли в одном белье – чистокровный очень старался забыться и отвязаться от воспоминаний тела Зеро. Но в итоге понял, что с одной стороны, близнецовая идентичность ему мешает это сделать, а с другой, тело Ичиру было все равно другим, со своими эрогенными зонами и особенностями.

Например, у Зеро были адски чувствительны ушки. Куран случайно это обнаружил и все время забывал их приласкать как следует – на его взгляд, было полно других аппетитных местечек, таких, как бедра или ягодицы.

У Ичиру на уши была странная реакция – как правило, парню просто было щекотно, и попытка приласкать ту же часть сводилась на нет.

Зато чувствительными оказали запястья, нежную кожу которых было так приятно кусать.

У Зеро же наоборот, именно кисти и пальцы, будто он был опытным пианистом, чьи пальцы, по слухам, являются очень чувствительными к ласкам, особенно подушечки.

В общем, это было только начало обширного списка различий, а Курана уже слегка подташнивало, насколько они одинаковые и одновременно разные.

А еще однояйцевые близнецы, называется.

Пока Канаме ждал ответа, Зеро плавно закипал, не зная, что бы такого сказать, чтобы до вампира дошло, насколько мучился он сам. Пару раз бывший охотник прохрустел всеми суставами на руках, крутил пальцы вбок, пытаясь от подобного саморазрушения получить хотя бы капельку успокоения, но успокоение не шло, и даже напротив. Сердце билось тяжело и часто, и будто бы неохотно проталкивало вдруг загустевшую кровь по сосудам.

В голове крутились мысли, злые, горькие, и Зеро гадал – не сорвется ли он на крик, не схватит ли вампира за грудки, встряхивая, пытаясь каждым своим движением донести ту простую истину, которая в какой-то момент открылась ему, тогда, в начале летних каникул.

Истину, что на самом деле, для Курана, все, что не делается и делается – просто сложная игра, зарядка для мозга, совершенно не затрагивающая самых главных вещей – сердце и душу.

Наконец, парень высказал все, что мог высказать, не уходя слишком далеко от поставленных ему вопросов, хотя под конец и он сорвался:

– Мне не плевать на то, что ты соскучился – хотя бы потому, что я видел, как ты соскучился, Куран, – щелчок – и какой-то особенно тугой состав хрустнул, сдаваясь под набором давящего груза остальных пальцев. Зеро на миг сморщился, ибо от невинного вроде бы действа, боль прострелила половину кисти.

– Не плевать на то, что ты сотворил с моим братом – я знаю, что вы были также близки, как и мы с тобой, – дыхание тяжелеет, сердце будто пронзает молнией – очень больно понимать, что тебе быстро нашли замену, дыхание на миг перехватывает, и Зеро вынужден на минутку сосредоточиться на том, чтобы не захрипеть, потому что горло сдавило, будто путами связало голосовые связки.

– Мария? Ты сам вынудил меня найти того, кто будет меня понимать, и так уж вышло, что это оказалась она, – ложь, пусть и небольшая. Однако, Зеро опускает голову, трет щеки, пальцами массирует виски, пытаясь взять себя в руки и прекратить, остановить волна за волной накатывающие эмоции. Что бы с ужасом понять – он уже не может просто взять и остановиться.

– Ничего не испытывал, когда рвал с тобой? Ошибаешься, чертов эгоист! Мне было больно понимать, что я – просто игрушка для тебя. Ты хоть раз сказал мне, что любишь меня?! Хоть раз пытался вести себя так, как полагается вести себя человеку или вампиру, который встречается с кем-то?! Ты можешь хоть вспомнить, что ты повел меня на свидание?! Нет, нет и еще раз нет! – Голос у Зеро был твердый и злой. Чуть хриплый. Неожиданная злость жгла глаза слезами, которые парень скорее по привычке удержал в себе, пусть голос и сорвался в итоге в хрип, потом в злой шепот. – Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу! Ненавижу за то, что ты так быстро нашел мне замену, ненавижу за то, что никогда не держал, за то, что никогда не был заинтересован в том, чтобы любить и ухаживать за мной. Думал, что если ты меня трахаешь – тебе все прощается, потому что король соизволил, видите ли, обратить внимание на скатывающегося в класс Е охотника? Ха! Черта с два!

Зеро встал, вернее вскочил и открыл окно, оперся руками о деревянную раму, жадно ловя губами воздух. Он злился. Очень злился. Вообще, поговаривали, что подобные выкрутасы, когда ты любишь – это истерика.

Ведь, когда любишь – прощаешь же, да?

Но парень просто не мог иначе дать понять чистокровному, научить его тому, что с любимыми подобным образом не обходятся. Просто столько уже накипело за все это время, столько всяких вещей острыми когтями впивались в сердце и рвали его ошметками, что когда все это снова и снова обрушивалось на парня, он мечтал вырвать себе сердце, забыться.

Особенно тяжело было ночами, когда он был наедине с собой в той квартире. Каждая, будь она проклята, вещь, напоминала о первом их разе, о том, как все начиналось. О стонах и звуках соударяющейся плоти, об украденных поцелуях, о жизни, которая, возможно, ни с кем другим так бы не шла. Так и мирно, и опасно, и одновременно – так счастливо. Просыпаться с кем-то в одной постели, отдаваться ему без остатка, позволять целовать свое нагое тело и без стыда избавляться от одежды, самому водить руками по идеальному телу короля.

Без ссор и интриг, когда он видел Курана спящим, слабым и беззащитным, укрывал его под утро, когда вампир, как ребенок, скидывал одеяло, потом мерз и лез к Зеро греться.

Парень потряс головой, смахивая злые слезы.

Он заслужил хотя бы немного той новизны и того счастья, заслужил простых отношений, с подарками и свиданиями. Он был простым, простым человеком с вампирскими способностями, и не был готов к «браку по рассчету», в который его втянул вампир.

Браку, где у Зеро прав было на уровне любовника или собаки.

– Уходи, – выдохнул парень, сжимая деревянную раму до боли в побелевших пальцах, потом – до разлетевшихся в стороны щепок. – Уходи, я сказал!

Дверь хлопнула. Тишина, которой вроде бы полагалось быть звенящей, разбилась на осколки – первый всхлип, слезы – горькие, но привычно терзающие глаза и что-то глубже, возможно, не положенную вампирам душу.

Зеро зажал рот с каким-то испугом и отчаянием. Куран еще не так далеко ушел, нельзя, нельзя пока что расслабляться.

Никто не должен увидеть и услышать, с каким стуком Кирию опустился на колени, не в силах сдержать ту крупную дрожь, которая стала хозяйкой его тела теперь, когда он остался один, и совершенно точно указал на дверь тому, кого все еще хотелось целовать, чье тело так хотелось найти рядом со своим утром, потрогать, проверить, что прошлая ночь – не сон.

Пусть задница после их забав неизменно ныла, пусть он ходил пятнистый и искусанный, но даже подобное проявление желания как-то грело душу, и Зеро подолгу витал в облаках, проигрывая в голове такие драгоценные воспоминания каждой прошедшей ночи, каждую ласку и жестокость.

Прижаться лбом к стене под подоконником в непростительной слабости, жалея, что нельзя просто слиться со стеной, стать такой же безразличной, всеведущей до чужих секретов, но совершенно не заинтересованной в том, чтобы что-то с ними делать, кому-то выдавать.

Пальцы заскребли по краске, когда Зеро позволил себе наконец-то рассыпаться, расплакаться, едва сдерживая рвущиеся крики и плач, начать рычать, глухо и яростно, кусая собственные пальцы до крови, потом неожиданно замирая и затихая от странного звука за своей спиной.

Звука, которому в совершенно тихой комнате не было места.

Страх. Липкий, окутывающий.

Стыд и ужас.

Его кто-то видел. Слышал.

Кто-то узнал, насколько непозволительно он стал слаб.

За спиной зашуршало, и Зеро, мигов оказавшийся в холодом поту, мысленно взмолился о том, чтобы это был кто-то безобидный, вроде Икари, а не Канаме, который обвел его вокруг пальца, затаился, ждал, смотрел и наблюдал за ним тогда, когда он так непозволительно распахнул свою душу, чтобы выпустить в ночь все то, что вновь жгло ее, как кислота, попавшая в рану.

Наверное, он просто слишком сильно нагрешил за свои восемнадцать лет, потому что тело, опустившееся позади него на колени, совершенно точно не могло быть телом Икари.

Высокое. Теплое. Вопреки всему – родное. И пахнет шоколадом, вернее – смесью зерен кофе и какао-порошком. Скорее черный шоколад с примесью, нежели молочный.

В общем, просто до обидного знакомый ему запах, который мигом оплел его привычным коконом, расслабляя непроизвольно напрягшиеся мышцы.

Кончики темно-русых волос, слишком уж отросших за лето, защекотали Зеро лицо. Сильные, но одновременно по-аристократически тонкие, чужие руки обхватили его, обняли, будто собрали в кучу все, каждый отпавший кусочек.

Бедра у бедер, полное слияние тел – будто кусочки паззла на место встали, сцепились так, что не расцепишь.

И дыхание. Знакомые до боли, до новой порции слез и дрожи вдохи и выдохи, ритмичные и на удивление неспокойные.

Зеро закрыл глаза, досчитал до десяти. Конечно, ничего не изменилось, когда он открыл глаза.

Ничего, кроме того, что теперь чистокровный терся щекой о его волосы, дышал жадно и шумно, будто тоже испытывал что-то большее, нежели простой уют.

Так жмутся и трогают что-то тебе совсем не чужое, а наоборот.

– Может быть, когда-нибудь я должен был этому научиться, – тихо вздохнул Куран.

– Что?

– Ничего, прости. Зеро, я тебя люблю. Давай встречаться? – Вопросительно-просяще, с жалобной ноткой спросили над ухом, и у Кирию все перед глазами поплыло.

– Можешь… Можешь повторить? – Нервно облизав враз пересохшие губы, Зеро затих так, что услышал в ушах собственное сердцебиение и даже шум крови.

– Давай встречаться?

– Нет, я не об этом, – нетерпеливо шевельнувшись, Зеро откинулся вампиру на грудь, потрогал пальцами его теплое пальто, потом закинул голову, встречая немигающий взгляд уставившегося на него вампира, который тут же не выдержал и взгляд отвел, но экс-охотник заметил румянец на его щеках. Крошечная, едва заметная капелька цвета на холодной бледности аристократа.

– А… Это… Я люблю тебя. Люблю тебя, Зеро, – теперь Куран краснел уже серьезно, и Зеро на миг испытал искушение попросить его сказать это снова. Возможно написать, расписать и заверить нотариально.

Но, как послушный мальчик, что бывало крайне редко, парень тихонько вздохнул, помялся и спросил:

– Обещаешь больше никогда меня не бросать?

– Обещаю, – Куран был серьезен как никогда, все смотрел на кусающего припухшую губу Зеро, на его покрасневшие глаза и покраснения в уголках губ – натер, когда рот зажимал.

– Обещаешь, что никогда и ни с кем мне больше не изменишь? – Зеро требовательно дернул одну из прядок, глядя твердо и заставляя смотреть себе в глаза. Куран различил в нежно-фиолетовых, таких любимых глазах упрямство и прямоту ребенка, который без всяких уверток требует однозначный ответ. Проникся.

– Обещаю.

– Обещаешь водить меня на свидания, держать за руку и целовать даже при твоих… компаньонах? – был вариант обозвать остальной Ночной класс еще как погрубее, но Зеро не хотел портить момент.

– Обещаю, – Куран сдавался. Сдавал позицию за позицией, понимая, что игра закончилась его проигрышем.

К черту Шизуку и желание получить хотя бы ничью. И его игру. Их противостояние.

Это было первое поражение, которое он был готов принять чуть ли не с восторгом.

– Обещаешь исполнять некоторые мои просьбы без споров? Просто выполнять, – Зеро опустил глаза, уставился на их невесть когда оказавшиеся сплетенными пальцы. Автоматом погладил один из пальцев партнера, – да, наконец-то, снова партнера, – получил ответную ласку.

– Обещаю, хотя в пределах разумного, – не сразу, но Куран согласился.

– А… А говорить, что любишь? – Совсем тихо спросил парень, ощущая, что у него глаза на мокром месте. Пожалуй, ответ «нет» на подобный вопрос его пугал больше всего.

– Обещаю, конечно. Вообще, кажется, я вхожу во вкус – соглашаться с каждым твоим условием, – последовал мягкий поцелуй в макушку, Канаме вздохнул и вновь устроился, как было.

– Вот как? Тогда, пожалуй, я согласен. Но у меня есть еще одно условие, – неожиданно серьезно заявил парень.

– И какое же? – Куран глаза закрыл, перебирая в уме, чего еще может попросить его любимый. На ум, как на зло, шли мысли, в основном связанные с материальной частью, но с Зеро они никакой взаимосвязи точно иметь не могли.

– Во-первых, мы начнем все заново. Поэтапно. Как настоящие влюбленные. А во-вторых… С тебя кольца, – Зеро прямо-таки услышал, с каким скрежетом Куран начал это обдумывать.

Канаме же подумал, что, наконец-то, и склонность к материальным доказательствам у Зеро нашлась. Стало жить чуть проще, а то он уже забеспокоился, что придется обойтись без материальной части отношений, связанной, в основном, с тратами на любимое чудо. Но нет, Зеро дал ему лишний простор, пусть и в весьма ограниченном масштабе.

– То есть, постельные отношения мы возобновим только после того, как я докажу, что намерения у меня серьезные? – Заключил вампир после минутного молчания. – И помогут мне в этом кольца?

– Ну, план примерно таков, – Зеро кивнул, затем поспешил добавить: – Только постельные отношения тоже нежные. Хочу нежности и ласки.

– Вот же стервец, – ласково, но как-то не слишком радостно выдохнул Куран. Обреченно так выдохнул. – Ладно, будут тебе и подарки, и ухаживания, и кольца тоже будут. На месяц, согласен? Или на полгода. Что символичнее?

– Ты знал, на что подписываешься, я тебя за язык не тянул, – Зеро был дьявольски собой доволен. В его понимании, он провернул просто сделку века, совершенно не напрягаясь и не оказывая давления на другую сторону.

Ну просто адвокат дьявола.

– Знаю, – они оба затихли, оба уставились на стену прямо перед носом.

Наверное, зайди кто – зрелище было бы просто неописуемое.

– Кстати, хочешь услышать первую мою просьбу? – Тихонько подал голос пепельноволосый.

– Жажду, – отозвался чистокровный, сжимая парня покрепче, боясь, что тот попробует сбежать от него куда-нибудь – страх повторения накатил неожиданно и неприятно.

– Ты должен встретиться с Шизукой. И дать свою кровь. Уж не знаю, на кой она ей сдалась, но… Я, вроде как, обещал ей помочь. А еще она взяла на себя роль строгого родителя. Тебя… Ммм… Обещали наказать за плохое обращение с ее любимыми близнецами, – Зеро подавил смешок – вампир напрягся, будто уже сейчас был готов бежать на другой континент.

– Видимо, от этого никуда не деться, – уже в который раз за вечер проявляя чудеса самообладания, Канаме со вздохом, но пообещал сделать и это.

На том они и порешили.

Минуя долгие разговоры, стоит сказать, что еще через два часа Зеро уже вовсю посапывал, уткнувшись в теплую грудь своего вампира, прижатый к стене и укрытый теплым одеялом, и, пожалуй, уже давно не видел такие счастливые сны и не спал так спокойно.

Наконец-то они, кажется, пришли к верному решению проблемы. И дальше все должно быть хорошо – хотя бы в масштабе взаимоотношений двух влюбленных сердец.

***

Как известно, там, где двое находят решение, кто-то еще может приобрести почву для вещей несколько иных.

Ичиру сдвинул люк и прыгнул в шахту – у него остался только один вариант, как поймать свою коварную госпожу, не растратив зря время на бессмысленные поиски.

Взрослое, прекрасное, полное силы – тело Шизуки Хио все еще хранилось под Академией, и именно к нему младший близнец пришел, чтобы рано или поздно, но все же встретиться со своей госпожой.

Он злился на Курана, хотя это было бессмысленно.

Тот был прав, когда предпочел Зеро.

Верность всегда награждается, вроде бы так говорят?

А вероломный, предавший, изменивший единожды, сделает это снова. Так уж устроены люди.

Ичиру свернулся комочком у сияющей паутины, в которой находилась его госпожа. Коснулся холодной руки, жалобно прижал ладонь к своей щеке.

Он любил ее. Любил так сильно и отчаянно, что готов был броситься в омут, не получая отклика.

В этом была его беда. Решения же проблемы в такой ситуации просто не существовало.

Он так и заснул, а проснулся уже в других объятиях – объятиях юной девушки.

Стоит ли говорить, что держала его в теле Марии именно та, которую он так желал, с которой ушел когда-то, когда совершил первое свое предательство, погубившее его семью?

– Ичиру… – губы и руки были теплые, и парень неожиданно понял, что будет любить свою госпожу в любом теле, не жалея сил на то, чтобы ей угодить, загладить свою вину, исправить ошибку своего предательства.

– Гос… – это не вписывалось в его расчеты.

Он думал, что ему придется целовать изящные стопы госпожи, чтобы получить прощение.

Так почему же она так бездумно и яростно, жадно целует его самого, проникая в рот с упорством изящного танка?

– Все хорошо, Ичиру, все хорошо, – и мягкие касания к щекам, и руки – любимые, которые позволено так бездумно прижать к губам и начать осыпать поцелуями, не контролируя слезы, бегущие по щекам.

Молчание, полное неизведанного тепла. Объятия – такие незнакомые, но приятные.

– А знаешь, пожалуй, я побуду еще в этом теле, – девушка улыбалась мудрой улыбкой вечно молодой Принцессы Цветущей Сакуры, и Ичиру неожиданно понял – вот он, тот шанс, для его любви, которого он столько ждал.

Без своей души, тело Шизуки Хио прекратит испытывать малейшие намеки на течение времени, застынет, и вновь пробудится лишь тогда, когда Ичиру станет достаточно взрослым, чтобы они выглядели как надо.

Гармония.

– Да, моя госпожа. Так и должно быть, – выдохнул парень, прикрывая глаза и вновь позволяя себе окунуться в негу той нежной ласки, чтобы была ему позволена отныне.

И у этой ласки был вкус поцелуев и любимых губ…

Я обязательно покажу тебе сладкий сон следующей ночью…

========== Бонус. Обращение к читателям. ==========

Я пытался поставить плюс в названии части, чтобы никто не думал, что тут только обращение. Но КФ сказало мне идти… удовлетворять потребности бренного тела с кем-нибудь, скажем так.

Подумать только, я прокорпел над этой работой два года с копейками, а мне еще столько нужно сказать…

В ней, в общей сумме, 43 части, десять ночей, сто страниц, больше 150 отзывов.

Да, можно и больше, но я слишком ленивый, и не слишком спешу.

Она в 76 сборниках, и я не знаю, в скольких из закрытых она лежит.

В ней, по моей задумке, было шесть сюжетных линий как минимум, и я еще столько всего не сделал, черт возьми.

Я уже начал продумывать вторую часть, но понял, что кое-что надо будет переделать, да-да.

Превратить 43 куска в десять или около того.

Не получить люлей от беты, когда он придет и это обнаружит *мысленно помолился, пересчитал бусинки на своих четках*

Здесь осталась не пристроенная Юки.

И не отпетый за упокой Ридо, где-то за кадром.

Не убитый Совет вампиров и не распущенная Гильдия.

Не переспавшая с Ичиру Шизука.

Не слишком сильно засветились Ночники.

Я люблю эту работу.

И не собираюсь прятать ее в черновики, как некоторые другие.

По моим подозрениям, некоторые читатели пошли на второй заход по перечитыванию.

Или на третий. Возможно, на десятый.

Или я слишком самонадеян, ха-ха. *Пнул под стол комплексы*

Сейчас, когда я взялся за подготовку к экзаменам, писать просто некогда.

Переделывать тоже.

Поэтому сейчас, я оставлю здесь это обращение, и буду надеяться, что вы не оставите меня за то время, что я буду занят.

Мне слишком многое надо изменить – не только в фанфике, в своей жизни.

Но все-таки – объявляю работу завершенной.

Прода, быть может, когда-нибудь будет. (нет)

Пусть и выглядит все чертовски логично, будто я уже закруглился. (да)

Благодарить еще слишком рано. (или поздно?)

В моей голове плещется жажда показать вам все кроваво-сладкие проделки этой, и не только этой парочки.

Так что – просьба не расходиться.

Занавес опущен.

Актеры наносят грим.

И самая сладость, самая вкуснота начнется, как только закончится этот томительный для всех антракт.

А теперь – лирическое отступление.

Я написал эту штуку за каких-то час полтора.

И она опять такая вдумчивая.

Расту, наверное.

Жуть.

Вообще-то, я не люблю эту весну, она пришла слишком резко и выбила меня из колеи.

Но весну любит Зеро, и я позволяю ему занять сейчас мое место.

Пусть говорит.

Зеро любит каникулы за их терпкий и свежий, как запах весны, вкус свободы.

Теперь, когда он имеет право, не скрываясь, держать за руку того, кого любит, он получил и право провести каникулярную недельку вдали от Академии, от Юки, взволнованно глядящей на любимого ею президента и старшего «брата», недоуменной, как вышло, что, вроде бы два парня, каждый из которых трепетно ее оберегал, нашли нежность и любовь в объятиях друг друга.

Зеро тогда не смог ответить на требовательный взгляд шоколадно-карих глаз, только виновато уставился в сторонку – совесть немного грызла за украденную любовь, за то, что он оказался для Курана более интересной целью, ради которой тот перекроил все свои далеко идущие планы.

Это было всего пару дней назад – сейчас он был далеко, но все еще думал об этом.

Куран, утомленно прикрывающий глаза за темными стеклами солнцезащитных очков, сжал их сплетенные пальцы и потянул в тень дома, намеренный завершить прогулку и немного отдохнуть – он все еще перестраивался с ночного расписания на человеческое время, пусть и считал его весьма утомительным для себя.

В узком коридорчике, где два тела все время сталкивались и терлись друг о друга, они сбросили обувь, и чистокровный тут же решительно расстегнул несколько пуговиц на рубашке любовника, нетерпеливо прижимая к стене и кусая покорно подставленное горло с взволнованно бьющейся жилкой.

Кровь у Зеро была густая и сладкая, запах щекотал нос непролившимся пока еще дождем.

Ухо опалило горячее дыхание и едва слышный мурлыкающий стон, тонкие пальцы сжали плечи, скрытые рубашкой и ветровкой, скользнули до локтей и легли на ребра, дрогнув и сжавшись.

– Х-хватит, – выдохнул юноша, прикрывая бледно-фиалковые глаза и прикусывая губу. Он ради этого пил сегодня человеческую кровь, и теперь кормил Канаме, который не мог пить напрямую из чьей-нибудь тонкой шейки. Но, кажется, горла Кирию ему пока хватало, и Зеро в душе выдыхал с облегчением – он не знал, как отнесется, если любимый вдруг предпочтет кого-нибудь еще.

А еще он начал осваивать вампироведение, и теперь знал, что тот, у кого берут кровь, влюбляется в того, кто ее берет – стало стыдно перед Юки и страшно за себя.

Любить Канаме больше, чем есть, казалось, просто невозможно.

Но был и свой плюс в этом, и Зеро радостно воспользовался предложением чистокровного, как можно аккуратнее впиваясь клыками в плечо, судорожно сглатывая ударившую в рот кровь первородного.

Они обменивались кровью каждый день, и не отказывали себе в потреблении чужой, пусть и из донорских пакетов.

Идеальный вампирский медовый месяц, пусть и не в родовой резиденции Куран.

Устроившись на кожаном диване в коридоре, парни лежали и облизывались, время от времени скользя жадным взглядом по телам друг друга.

Они, правда, пытались не скатиться в исключительно плотские желания. Но всякий раз, когда смотрели на алебастровую кожу друг друга, усилия летели в Тартара.

Так было и в этот раз – севший на бедра шатена, Зеро первым скинул рубашку, и потянулся к любимому, который тут же потянул его выше, вынуждая нависнуть, начиная ласкать бледные соски, принуждая Зеро опереться на дрожащие руки и терпеть сладкую муку – этакое наказание за невоздержанность.

– «И черт бы с ним, – подумал Зеро, сладко прогнувшись до хруста в пояснице и откинув голову назад. – Какая кому разница, если это так хорошо?»

Он знал, знал, черт возьми, что тонкие ободки колец уже готовы, уже просятся на палец, извлечь их из тесной бархатной коробки, которую Канаме «тайно» и «тщательно» прятал в глубине шкафа.

Знал, но еще знал, что ласки и нежности хочет не меньше, чем давно не случавшегося у них соития.

Может, стоит прекратить упорствовать?

Пожалуй, нет. Он будет терпеть, если это значит испытывать на прочность их отношения.

Он должен быть уверен.

Но в паху тянуло так сладко…

Зеро чуть нахмурился и тут же застонал – ладонь с длинными пальцами нырнула в пространство между краешком штанов и кожей, проскользнула довольно далеко и уверенно стала массировать набухшую плоть, а Зеро, подрагивая, раздвинул ноги, прикусывая губу.

Ладно, он позволит дойти хотя бы до оральных ласк. Может быть, даст потрогать свою задницу – Канаме вообще любил его трогать.

Он никак не предполагал, что в итоге, как только он вытряхнет чистокровного из одежды, тот уложит их в совершенно развратную и грязную позу, и сделает нечто такое, от чего Зеро будет краснеть еще очень долго.

В конце концов, никто и никогда ему не говорил, что Канаме не захочет, пока ему отказывают в соитие, как следует опробовать позу «69».

Оказалось волнительно и смущающе. Нет, брать в рот и не выпускать клыки тоже было целым искусством, хотя, когда он оставил две тонкие линии, налившиеся кровью, прямо на члене, вампир под ним глухо застонал и принялся вылизывать его просто возмутительно тщательно, одним уже этим фактом вгоняя в краску.

Но как же было хорошо…

Зеро старался не сбиться и доставить удовольствие, пусть его и стесняла необходимость заниматься подобным в таком положении – когда его самого сзади ласкают совершенно особым, никак не безобидным образом.

А когда Канаме принялся сминать его ягодицы, мять и грубовато сжимать, проталкивая влажный и горячий язык…

Зеро кончил самым несдержанным образом, проталкивая член глубже в горло, и горячая сперма плеснула где-то внутри, вынудив судорожно сглатывать и воевать с рвотным рефлексом с непривычки.

Сплести влажные тела, небрежно укрыться рубашками, и возиться, возиться в тепле друг друга, наслаждаясь ощущениями – вот чем они занимались, как только жажда ласки отступала и приходила трепетная нежность.

Просто касаться друг друга, смотреть и целоваться, до опухших губ. И Зеро любил это, искренне наслаждаясь неспешностью, начиная верить в вампирскую вечность.

Они застынут молодыми, возраст доберется до них только через нескольких тысяч лет.

Зеро начинал верить, что это истинная правда.

Они встретят вместе вечность, рука об руку.

Ему не было грустно или тоскливо, что мир изменится у него на глазах, что дорогие и любимые люди будут умирать, что придется смотреть на их смерти – такое происходило и тогда, когда он был человеком.

Ему просто нужно было принять это сейчас, пока еще не поздно.

Он доучится во всех сферах, будет узнавать человечество с новой стороны, смотреть на все глазами вампира.

Возможно, что даже согласится перевестись в Ночной Класс, и тогда Канаме не придется, как мальчишке, бегать к нему. Они сменят спартанскую обстановку комнаты Зеро на уютные покои короля.

Главное, чтобы Канаме вел себя не как зарвавшийся мальчишка и продолжал свои серьезные ухаживания.

Зеро боялся новой боли и разочарования, и как ребенок прижимался к широкой груди, надеясь, что чужое сердце выдаст недобрые мысли, пока еще не будет поздно.

И сердце в груди Канаме билось мерно и верно, только для него, кровь шумела искусительно и пахла сладко, как и должна пахнуть кровь первородного.

Зеро глубоко вдохнул и прикрыл глаза.

Весна пропитала собой все – дом, людей, чувства. Весна была поздняя и яркая, раннее лето широким шагом вступало в свои права, и там, где были нежно-зеленые клейкие листочки, все темнело до изумрудно-зеленого, жаркие пряные смолы бежали чуть менее быстро, но все еще пьянили и часто капали на землю, стекали по коре.

Зеро видел и слышал шум толпы, дыхание жизни, и понимал – теперь он немного не с этим миром.

Канаме гладил его по волосам, будто зная, о чем он думает, и в его глазах застыла мудрость, которая всегда будет чуть больше, чем сможет постичь юноша.

Они были влюблены, и вдумчивый Куран впервые ощущал, что не хочет делиться правдой о своем рождении. Не хочет портить собственную заладившуюся жизнь.

Не хочет думать о долге.

Все, чего он хотел, уже лежало на нем и мирно посапывало, проваливаясь в теплую полуденную дрему.

И по крови, по всему его естеству разносилась не то молитва, не то уверенность, не то чей-то убедительный шепот:

«Все будет хорошо…»

Я обязательно покажу тебе сладкий сон следующей ночью…

========== ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. ОТКРОВЕНИЯ. ==========

Он опаздывал самым бессовестным образом. Опаздывал на свои уроки. Опаздывал, потому что кое-кто отказывался отпускать Зеро из смятой и пропитанной их запахами постели.

С шумом дыша, Кирию выгибался навстречу ласкающим рукам и рту, и без страха, что их услышат, стонал, мял в руках углы подушки, поджимал пальчики на ногах.

По виску, щекоча, стекла капелька пота. Зеро метался на постели, изредка хватал изголовье длинными пальцами.

Канаме делал ему минет.

Зеро точно не мог сказать, было ли это первым разом, когда губы чистокровного сомкнулись на его члене – он просто уже не помнил, что они вытворяли в самом начале отношений. Вернее не хотел помнить – тяжелое было время, и в заботах и переживаниях прошел год.

Единственное, в чем он был уверен – это в том, что Куран был чертовски хорош, а сам Зеро безумно хотел кончить.

Мышцы скрутило спазмом от удовольствия. Новый стон был пойман пологом постели. Ягодицы безжалостно сжали, язык дразняще надавил на уретру, и Зеро почти что вскрикнул, снова дернул бедрами, бездумно вбившись в чужой рот.

Губы сомкнулись на основании члена, перворожденный пустил по горлу вибрацию, и следующий крик был полон удовольствия.

Разрядка была бурная, и Канаме прикрыл глаза, ощущая жар от влаги в горле.

Сам он был полностью удовлетворен – на горле Зеро затягивались два следа от укуса, а его чудесные ручки уже подарили шатену удовольствие.