Текст книги "Невезучий везунчик (СИ)"
Автор книги: chate
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
ИСТОРИЯ 3
Часть 1
Сидим с Канном на крыше моего дома и наблюдаем за дорогой, ведущей в деревню. Лес, подковой охватывающий поселение, тих, но с минуты на минуту оттуда должны показаться царские войска, а поскольку мой дом был самым высоким в деревне, именно на моей крыше был обустроен наблюдательный пункт.
Сначала из леса показался мужчина верхом на мохноногом гнедом коне, за ним следовали еще два всадника. В их руках были то ли копья, то ли еще что-то вроде того с каким-то гербом. За всадниками следовали пешие воины, выстроившиеся по четыре в ряд, но перед ними шли двое с барабанами наперевес. Каждый воин (кроме барабанщиков) нес на плече большую палку с чем-то вроде топора на конце, а за плечами – мешок. Я насчитал тридцать рядов, а значит, к нам шло, по меньшей мере, сто двадцать человек. За воинами двигался обоз в восемь телег. Мы посидели еще немного, но больше из леса никто не появился.
– Это что, и есть вся царская армия? – я недоуменно оглянулся на Канна.
– Вряд ли вся, так что либо они не воевать сюда нагрянули, либо остальные спрятались в лесу.
– А если спрятались, то какой тогда смысл обоз с собой тащить?
– Не знаю, но на всякий случай попрошу ребят пробежаться по лесу, проверить, нет ли там кого.
– Тогда давай спускаться, – я решительно встал, собираясь слезть с крыши, но тут нога моя подвернулась. Нелепо взмахнув «крыльями», в смысле, руками, я чуть не слетел с крыши, спасибо Канну, поймал за пояс, иначе лежал бы я внизу неаппетитной кучкой.
– Спасибо, – выдыхаю я, испуганно поглядывая вниз.
– Не за что, зайчик. Я же не могу позволить, чтобы с моим любимым что-то плохое произошло.
– Опять зайчик? Вот интересно, ты ведешь себя как озабоченный кролик, а зайчик я? Это несправедливо.
Я попытался пошутить, но в ответ получил печальный вздох за спиной и слова:
– Жизнь вообще редко бывает справедлива.
– Ты это к чему? – пытаюсь на ходу обернуться, но на ступеньках это – не самое разумное действие, так что Канну снова приходится меня ловить.
– Смотри лучше под ноги, Митя.
И в глазах столько затаенной грусти, меня прямо проняло. А главное – он меня нечасто по имени называет, все больше зайчиком или любимым, в крайнем случае – Митенька, но это когда мы любовью занимаемся. Вот чую, что-то тут нечисто, а понять что, не смогу, пока мне кто-нибудь не объяснит, и, судя по намертво замолчавшему Канну, в ближайшее время он мне ничего рассказывать не собирается. Ладно, я терпеливый, вот разберемся с вояками, а там можно будет и к допросам приступить.
Спустившись в свою комнату, я быстро переоделся в чистое и хотел было уже идти, как меня остановил Канн:
– Возьми грамоту, что получил от царя на эти земли и титул.
– Зачем? – я недоуменно оглядел комнату, даже не представляя, куда я дел ту бумажку, о которой он говорил.
– Надо.
Голос Канна звучал достаточно твердо, так что я без споров приступил к поискам. Вот точно помню, что лежал у меня в рюкзаке этот сверток с ленточками и красной печатью, а когда я в лес за эльфами собирался, я из него все вытряхнул, чтобы взять только самое нужное. А куда дел ненужное?
– Вопрос, конечно, интересный, – бормотал я себе под нос, перерывая шкаф с вещами. И когда только успел столькими шмотками обзавестись? Ума не приложу.
Понаблюдав за мной несколько минут, Канн вздохнул и… полез под кровать, чтобы извлечь из-под нее тот самый свиток, пыльный и увитый паутиной.
– Н-да, давненько тут не прибирались, – признал я очевидный факт, стряхнул все посторонние предметы со свитка и засунул его сзади за пояс, чтобы не мешал.
– Теперь все?
Получив утвердительный кивок, я направился на выход, чтобы встретиться лицом к лицу с очередной проблемой. А в том, что прибытие сотни солдат в мою деревню принесет с собой только новые неприятности, я не сомневался. Я же невезучий.
Солдат мы встретили на въезде в деревню. Этакие три богатыря. Я посередине, справа Канн, а слева Афанасий. Осталось только позы соответствующие принять. Хотя нет, те на лошадях были, а мы так, по-простому.
Жители поселка, те, кто оказался свободен с утра и не мучился похмельем, стояли позади нас полукругом, глазея на происходящее.
Первый всадник остановил воинов метрах в десяти, а сам приблизился к нам почти вплотную и браво так соскочил с коня, чуть не наступив мне на ногу.
Ничего так парень, симпатичный. Хотя до моего Канна не дотягивает, да и в плечах он уже. На первый взгляд, не старше меня. Волосы русые, коротко стриженные, вьются крупными кудряшками. Глаза вроде серые, но я не особенно приглядывался, а вот поджатые тонкие губы мне совсем не понравились. Сразу видно, гонористый и высокомерный, вон как свой курносый нос задрал, как будто он не абы кто, а сам царь-батюшка в гости пожаловал.
– Я – сотник Любомир, назначен царским воеводой командующим заставой на Заболотной пустоши, дабы оградить царство от нашествия нечисти. Мне нужен барон Заболотной пустоши, – провозгласил мужик, обведя нашу пеструю компанию презрительным взглядом.
– Дмитрий Воробей, барон Заболотной пустоши – это я.
Его взгляд замирает на мне, обводит снизу вверх, а потом обратно.
– Мальчик, ты не боишься шутить с сотником? Я ведь могу приказать выпороть тебя за непочтение.
Пока я соображал, о чем он говорит, Канн зарычал и двинулся вперед, явно собираясь начать драку. Едва успел перехватить его, а то этому Любомиру точно не поздоровилось бы.
– Остынь, – шепнул я ему, одергивая и заставляя вернуться назад, а сам достал из-за пояса свиток с царским указом о назначении меня бароном и протянул его сотнику, мысленно благодаря моего волка за хорошую идею.
Читал сотник долго, хмурясь и шевеля губами, а когда закончил, поджал губы, бросив на меня еще один недовольный взгляд, и вернул мне свиток.
– Барон, у меня приказ выстроить здесь заставу, так что я настоятельно рекомендую добровольно отдать мне всех заболотстких мужиков на строительство, а также на рубку леса.
Ну, не обнаглел ли? Мало того, что из-за них мне выспаться утром не дали, потом я чуть с крыши не свалился, а теперь я всех мужиков ему отдать должен, да еще накануне жатвы. А вот фиг ему!
– Нет, – становлюсь в агрессивную версию позы вольно: ноги на ширине плеч, руки упираю в бока, сжав кулаки, и вскидываю голову.
– Что значит «нет»?
– То и значит. Никаких людей я не дам. Если желаете пригласить их на работу и заплатите за нее соответственно – тогда ладно, да и то без ущерба для их семей и основной работы на полях. У вас вон солдаты, пусть они вам все и строят.
Сотник по имени Любомир слушал меня, сделав квадратные глаза и открыв рот от моей наглости, а тут еще и Канн влез.
– Насчет рубки леса… Если хоть одно дерево упадет на территории оборотней, без моего разрешения, от вашей заставы только щепки останутся.
И сказано это было таким тоном, что не поверить было невозможно.
– Но, у меня приказ за подписью воеводы и Его Величества царя Берендея, вот, – он протянул мне свиток с вышеозначенными подписями. – Там указано, что вы должны всячески мне содействовать.
Внимательно оглядев документ, я снова свернул его трубочкой и вернул вояке.
– Все верно, написано. Но написано «содействовать», а не подчиняться беспрекословно. Значит, будем содействовать. Вы нам деньги – мы вам товар и рабсилу. По-другому – никак.
– Но… У меня нет столько денег.
Не знал, что глаза у человека могут быть такими большими. Прямо как у эльфов. Да и сам он весь несчастный. Рот разевает, словно рыба на суше, а ничего сказать не может. Слабак! Добиваем.
– А что есть?
Он как-то странно дергается, оглядывается назад, словно пытаясь отыскать глазами, что у него есть, а потом поворачивается ко мне и разводит руками. На мгновенье мне даже жалко его стало, но наглость, с которой он взялся тут командовать, прощать нельзя. Надо сразу показать, кто тут хозяин.
– Значит, так. За деревней луг большой, там у нас ярмарки проводятся, так что организовывайте пока там временный лагерь, а потом явитесь в мой дом с докладом, там и решим, как нам дальше быть.
– Как на лугу? Нас должны разместить по избам, – сотник по имени Любомир аж покраснел от возмущения.
– Поскольку мы не были извещены заранее о вашем прибытии, избы заняты. В них остановились эльфы, приехавшие на свадьбу своих принцев.
– Вы пустили нечисть жить под людской кров, а нам предлагаете устроиться в чистом поле? – бедный, даже задыхаться начал, а вот про нечисть – это он зря.
– Можете поблагодарить свою счастливую долю за то, что эльфы, считающие себя детьми света, вас не слышали. Иначе за вашу жизнь я не дал бы и копейки. Свободны.
Сказал, как отрезал, и тут же поворачиваюсь спиной, чтобы уйти и не слушать, что он там начал лепетать. Канн и Афанасий идут следом, при этом волчара тихонько посмеивается.
– Здорово ты его осадил. Мне понравилось.
– Здорово-то здорово, а вот что мы с ними дальше делать будем? Застава еще эта… Нах… Хм, зачем она нам нужна?
– Нам не нужна, – поддержал меня Афанасий, – а вот царю… Очень уж близко пустошь от столицы, вот и боится он.
– Значит, провоцировать его нельзя, по крайней мере, в ближайшее время. Афанасий, а есть у нас кто-то такой, чтобы мог пояснить мне кое-что об армии царской? Я же даже не знаю, сотник – это много или мало. И чего от него можно ожидать.
– Так это несложно, я и сам все расскажу.
– Тогда идем ко мне, поговорим за чашкой чая, а то ведь мы еще не завтракали.
– У нашего царя три воеводы. Каждый из них отвечает за безопасность определенной территории и границы нашего царства. Нашего воеводу зовут Милонег. Еще двое отвечают за территорию, граничащую с соседними царствами на севере и востоке.
– Понятно, – я разлил чай по чашкам и пододвинул Афанасию пироги с капустой, презентованные мне вчера одной из крестьянок. Канн предпочел варенье, причем он может лопать его ложками, вот что удивительно, а я сам, хоть и любил сладкое, но не фанател от него до такой степени.
– Что еще можешь рассказать о воинских чинах и званиях?
Откусив и прожевав пирог, Афанасий продолжил меня просвещать:
– Самый нижний чин – солдат или воин. В столице и больших городах их называют дружинниками, а на севере – гриднями. Этими воинами командуют десятники или старшие дружинники. Под их началом служат от десяти до пятнадцати воинов. Дальше идут полусотники, а за ними уже сотники. У них под командованием от ста до ста пятидесяти воинов. Сотники подчиняются непосредственно воеводам, а если это большое воинское подразделение, там имеется старший сотник, которому подчиняются остальные, а он уже отвечает напрямую перед воеводой.
– Значит в данном случае сотник – это весомая сила?
– Да. Но парень совсем молодой, молоко на губах чуть обсохло, и, судя по всему, его только что назначили на эту должность.
– Очень уж гонористый, – фыркнул Канн, облизывая ложку от варенья.
– Точно, – Афанасий вздохнул, глядя на последний пирог. Поколебавшись немного, староста все же решил, что больше в него не влезет.
– Теперь надо решить, что нам делать. Лето на исходе. Если затормозить постройку заставы сейчас, то к зиме они могут не успеть, и придется расквартировать их по домам.
– Что сделать? – Канн чуть наклонил голову на бок, с любопытством глядя на меня.
– Ну, это значит, что надо будет их расселять по крестьянским домам, потому что восвояси они вряд ли уберутся.
– Главное, чтобы он жалобу воеводе не отправил, иначе сотней не обойдется.
Выслушав Афанасия, я задумался. Нам действительно придется как-то договариваться с вояками, война нам совсем не нужна.
– Вот что, давай-ка, Афанасий, пригласи к нам господ эльфийских правителей, будем решать, как нам мирно сосуществовать на отдельно взятой территории.
Когда через два часа сотник Любомир явился ко мне, на кухне за накрытым столом сидели оба эльфийских правителя, Канн и Афанасий. Окинувший нашу компанию пронзительным взглядом сотник был приглашен мной за стол. Мириться надо было, так что придется мне пойти на уступки, хоть и не хочется.
Как только он уселся на свое место, я протянул ему свиток, лежащий передо мной.
– Это договор между Заболотной пустошью и Их Светлостями, правителями светлых и темных эльфов. Думаю, вам будет проще и быстрее переправить договор Его Величеству на утверждение.
Мне несложно сделать реверанс царю, когда это касается целостности собственной шкуры. Очень уж воевать я не люблю.
– Договор с эльфами? – брови сотника сделали мужественную попытку слиться с его прической.
– Да. Договор о мире и сотрудничестве. Я слышал, что на границах с соседями неспокойно, думаю, что, узнав о союзе с прекрасными воинами и лучшими стрелками этого мира, они семь раз подумают, прежде чем сунуть нос в нашу страну.
Вот такой я хитрожо… Э-э, хитрый. Разумеется, ни о каком беспокойстве на границах я не слышал, да и не мог слышать, но ответьте мне, когда это люди жили мирно с соседями? Во-о-от, о том я и говорю. А эльфы – это весомый аргумент к мирному урегулированию любых проблем. Еще бы и оборотней как-то обелить в глазах простых обывателей, но… Пока я не вижу никакой возможности решить эту дилемму. Слишком уж люди, близко не знакомые с оборотнями, предубежденно к ним относятся. Я-то вижу, с каким страхом поглядывает на Канна этот сотник, хоть и старательно делает вид, что ему все равно. А Канн, зараза, еще и скалится. Вот обормот, ведет себя как мальчишка, а ведь столетний мужик, блин.
Налив Любомиру чай, я пододвинул ему блины и сметану, предлагая угощаться.
– Я уже приказал приготовить две комнаты в моем доме для вас и ваших заместителей. Господа темные эльфы обеспечат нас камнем для строительства, заметьте, совершенно бесплатно, в виде дружеской взаимопомощи, а господа светлые эльфы согласились помочь нам с выборкой деревьев для постройки заставы. Вам нужно только отрядить людей и повозки для их доставки.
– Благодарю, – кивнул мне Любомир, вглядываясь в текст договора.
– Не меня, правителей эльфийских благодарите. Я лишь передал им информацию о наших затруднениях. Со своей стороны могу порекомендовать Афанасия, мою правую руку во всем, что касается управления деревней. Он выделит вам нужных людей – печника, кровельщика и все, что нужно, но… Как я уже говорил, не бесплатно. Кроме того, я должен знать, что у вас с припасами?
– Крупы и солонину мы с собой привезли, – Любомир непонимающе похлопал глазами.
Если мяса у них нет, значит, у меня появилась возможность и Канна пристроить к делу.
– В таком случае обратитесь к Канну. Оборотни – непревзойденные охотники, так что в мясе мы не нуждаемся.
– Оборотни охотятся для вас? – и снова у бедного сотника глаза как плошки.
– У нас взаимовыгодный союз. Мы им муку, крупы, а они нам – мясо. Все по-честному. Получая что-то, нужно быть готовым что-то отдавать взамен.
Сотник явно смутился, услышав меня, а я порадовался этому. Если он в состоянии слушать, то мы с ним вполне можем договориться.
После того как Любомир позавтракал, я прогулялся вместе с ним туда, где его солдаты разбили лагерь с целью инспекции. Солдаты оказались ребятами бравыми и хозяйственными. Раскинув палатки, они поставили свое оружие в этакие пирамидки и теперь занимались кострами и котлами, в которых булькало… Малоаппетитное серое варево.
Заинтересовавшись оружием, я подошел к одной из пирамид. Это было некое подобие топора с месяцеподобным лезвием, надетым на длинную палку. Острый верхний край «месяца» загибался вверх и выглядел угрожающе острым. Кроме того, я заметил, как с одной из телег сгружали круглые щиты и топоры с рукоятями в два раза короче этих, а у сотника сзади за поясом был заткнут почти такой же топор, только еще короче. Никаких мечей тут и близко не было, разве что кинжалы за поясами, а еще пара палиц с округлыми и шипастыми наконечниками. Таким по башке заедешь – мало не покажется.
В общем, оглядев лагерь, я решил и себя просветить, а то как-то неудобно, живу тут, понимаешь, а про мир свой новый ничего не знаю толком. В наших фэнтези-сказках все сражаются на мечах, а тут ими и не пахнет.
– Простите, а как это называется? – я ткнул пальцем в пирамиду с оружием, и у Любомира был еще один повод для удивления. Он, наверное, не испытывал столько потрясений со дня своего рождения.
– Это бердыш.
– Ага, я так понимаю, что им можно как рубить, так и колоть. Топоры я узнал, только почему вон те топоры большие, а у тебя маленький?
– Это чекан, – Любомир вынул из-за пояса свое оружие, показывая мне его, но в руки не давая. – С ним в бой идут военачальники.
– А как же мечи?
– Меч – оружие особенное. Его просто так не дают, да и воюют с ними в основном конники. Пешему с топором или бердышом сподручнее.
Короткая экскурсия быстро окончилась, когда воины начали подсаживаться к кострам, чтобы перекусить. Почему? Потому что мне предложили отведать солдатской каши. Вот той ужасной бурды, что варилась в их котлах. Да меня сразу затошнило, когда я представил, как я ЭТО есть буду. Она же даже на кашу не похожа. Помои. Кстати, это напомнило мне об одной маленькой детали.
– Любомир, а разве вас не снабжают деньгами на закупку продуктов?
– Нет, конечно. Содержать нас должны деревни, к которым приписываются заставы или полки.
– А если неурожай, пожар, да что угодно может случиться, как тогда?
Любомир в ответ только пожал плечами.
– Понятно. Так не годится. Если крестьяне сами голодать будут, то и вас ничем не накормят.
– Ну, нам в таких случаях обозы с продовольствием присылают.
Я ткнул пальцем на котлы:
– Это и есть ваше продовольствие? Нет, я не спорю, из крупы можно вкусную кашу готовить, но не такую же. Там же ни жиринки, ни витаминки. Как вы вообще это едите?
– Мне отдельно готовят, – Любомир смутился и отвернулся. Мы медленно шли в сторону деревни, и я все поглядывал на сотника. Он действительно мой ровесник, только лицо грубее. Что ни говори, а жизнь накладывает свои отпечатки на лица и характер людей. Гонористый парень на поверку оказался не таким уж плохим, просто, как говорится, должность обязывает.
Распрощавшись на границе лагеря, я направился к себе, предвкушая приличный обед. Поразмыслив, я решил спросить у Афанасия, не найдется ли какая баба одинокая, чтобы согласилась готовить у этих вояк, а то они потравятся раньше, чем построят свою заставу.
Подходя к дому, я испытывал удовольствие от того, что все так удачно складывается. Летел, как на крыльях, предвкушая скорую встречу с Канном, тем страшнее оказалось для меня увиденное возле дома. Канн стоял, положив руки на плечи какой-то эффектной девицы, и что-то ей нашептывал на ушко. В нашей деревне я ее раньше не видел, она не эльф, значит… Оборотень. Они так гармонично смотрелись вместе, что у меня просто дыхание перехватило, и сердце замерло в груди, а потом зачастило, сгорая от боли.
Я попятился, пока они меня не заметили, а скрывшись за углом ближайшего дома, бросился бежать в сторону леса. Не хотел, чтобы кто-нибудь боль мою увидел. И в самом деле, какой прок ему может быть от простого парня? Ну, потрахаемся мы год, два, десять лет, а потом что? Я не оборотень. Молодость моя уйдет через десять лет. А может, он потерпит меня лет пятнадцать-двадцать, а когда я состарюсь… Ох, как же больно думать о том, что рано или поздно он уйдет от меня. А судя по тому, что я увидел…
Остановила мой бег шикарная береза. Я налетел на нее, обхватил руками, чтобы удержаться на ногах, да так и встал, уткнувшись лбом в ствол дерева. Жизнь вокруг меня словно замерла, и я застыл, пережидая рвущую душу боль.
Часть 2
– Митя, – сильные руки оторвали меня от ствола дерева, к которому я прижался всем телом, – ты почему тут? Я ждал тебя дома, а потом пошел искать. Сотник сказал, что ты уже давно ушел, и вот я нахожу тебя здесь. Что-то случилось?
Канн прижал меня к себе, и я уткнулся носом в его шею, вдыхая запах леса и сильного самца. Говорить или нет о том, что я их видел? Говорить или нет?
Его руки пробегают по моей спине, спускаясь все ниже, и я млею от его ласки. Да, я тряпка, наверное, но я не могу оттолкнуть его. Сейчас не могу. Может, потом. Все потом.
Отвечаю на его поцелуи со всем пылом, на которое способно мое очумевшее от любви тело и стонущее от того же сердце. Я любил его так, как будто он уже завтра уйдет, потому что понял: жить надо одним днем, не загадывая на будущее. Будущее – это больно, а я не хочу, чтобы болело. Я хочу быть счастлив. Сегодня. Сейчас.
– Возьми меня. Пожалуйста. Здесь.
И он взял, так страстно, но так бережно, что я чувствовал только удовольствие. Много-много удовольствия.
– Митенька, хороший мой, ну, что с тобой? – Канн целует мое лицо, обняв его ладонями, а я млею от его ласки. Мы только что кончили, оглашая лес распугивающими зверье криками.
– Ничего. Все хорошо, – вру я, прикрывая глаза, но Канн меня слишком хорошо знает, а потому за свою неумелую ложь получаю наказание – укус в плечо. Не больно, даже следа не останется, но я подпрыгиваю от неожиданности.
– Эй, ты чего? – голос мой полон гнева, а Канн оскалился.
– Не ври мне. Немедленно отвечай, что случилось? Почему ты сбежал? От тебя просто веет отчаяньем. Думаешь, я слепой?
– Нет, ты глазастый, гад, – разозлившись, ударяю его кулаком в грудь, заставляя отстраниться.
– Митя, ты чего? – он потер место удара ладонью, а лицо сделал такое недоуменно-невинное, что у меня перед глазами просто потемнело.
– Я чего? Это ты чего?! Кто она, а? Если нашел себе красотку на стороне, так бы и сказал!
Ай, как нехорошо. Истерика самая настоящая. Теперь Канн точно уйдет, и я его понимаю, сам не терплю истеричек, а тут… Стыдно. Очень стыдно, но остановиться просто не могу. Меня прорвало, словно плотину, хорошо хоть, без слез.
– Ты… Ты… – я даже задыхаться начал, не зная, как побольнее уколоть его перед расставанием. Я хотел, чтобы ему было так же больно, как и мне, а он вдруг впился в мои губы голодным поцелуем, обрывая мои крики, повалил меня на землю и, задрав ноги чуть ли не к голове, вошел резко и сильно. Ни о какой нежности уже и речи не было, мы трахались, рыча, кусаясь и царапая друг друга, словно дикие звери. Вернее, кусался и царапался я, а Канн только рычал на меня, прихватывая кожу на горле или ухо, но не до крови, а так… ох, не знаю, как это объяснить. Он словно показывал мне, что может сделать мне больно, но не будет, несмотря ни на что. Потому что я ему дорог.
На этот раз я кончил быстрее, но мой оборотень не заставил себя долго ждать. Всего несколько движений, и он вскрикивает, бессильно опускаясь на меня, а потом начинает вылизывать мне шею. Пискнув, я пытаюсь увернуться, но где мне справиться с этим волчарой.
– Щекотно. Пусти.
– Не пущу, пока не скажешь, чем был вызван твой гнев.
Чем-чем? Ревностью. Даже самому себе признаться стыдно. Ревность – это нехорошее чувство. Раньше мне ревновать было некого, теперь же я в полной мере осознал, как оно разъедает душу и ранит сердце. Между тем, Канн упорно добивается ответа и уже перешел к щекотке ребер. Хуже только стопа, хотя я и так сейчас мало что могу сказать, задыхаясь и извиваясь под ним от едва сдерживаемого смеха пополам с взвизгиваниями.
– Скажу… Все скажу… Только прекрати… – выкрикиваю я, вырываясь, и Канн наконец решает смилостивиться надо мной. Он отстраняется, и я могу перевести дыхание. – Я увидел, как ты стоял возле дома с той девушкой, что-то шепча ей на ухо. Потому и сбежал. Вы очень красиво смотрелись вместе, она ведь оборотень?
Говорю, а сам отвожу взгляд, не желая видеть в его глазах правду. Пусть соврет, пусть скажет любую ерунду, только бы не услышать от него, что он ее…
– …дочь, – его голос прорывается к моему сознанию, но я почти не улавливаю его слов.
– Что, прости? – я вглядываюсь в его лицо, затаив дыхание, боясь, что это слово мне послышалось.
– Я говорю, что она очень красивая, потому что есть в кого. Она моя дочь.
Вот теперь меня начало трясти, даже зубы застучали, а Канн, неверно поняв причину, начал меня укутывать, согревая.
– Д-дочь? Она твоя дочь?
– Конечно, дочь, глупый мой зайчик. И чего себе напридумывал? Да не вертись ты.
Но я не могу не вертеться, он засовывает мои руки в рукава, а я все наклоняюсь вперед, желая заглянуть ему в глаза, чтобы увидеть в них... Беспокойство обо мне и любовь.
Ох, Канн! Повисаю у него на шее. Рубашка колышется где-то за спиной, болтая одним пустым рукавом, а я не знаю, смеяться мне над собственной глупостью или плакать от счастья. Она его дочь! Все лишь дочь! А я уже напридумал себе всякой… Стоп!
– Как дочь? Ты же сказал, что у тебя семь сыновей.
Разжимаю объятья и упираю руки в бока, сверля его гневным взглядом.
– Ты спрашивал, сколько у меня сыновей, вот я и ответил, что семь. А про дочерей ты не спрашивал, – Канн быстро отступает на шаг назад и начинает натягивать штаны, с опаской глядя на меня.
– И сколько же у тебя ВСЕГО детей? – тихо спрашиваю я, тоже поднимая свои штаны с земли, но не надеваю их, а складываю, медленно скручивая в жгут. Глаза мои щурятся, и Канн медленно отступает еще на шаг.
– Семь сыновей и две дочери. Старшую ты видел, а младшей только семь лет. Девочки у нас вообще очень редко рождаются. Вот мы и… Между собой… Иногда.
– Ах, ты, ёбарь-рецидивист! – сделав замах своим оружием, я успеваю только увидеть его голую спину, юркнувшую за ближайшие кусты. – Все равно не уйдешь!
Если нас кто-то и видел, пока я гонялся за этим волчарой по лесу, то он промолчал об увиденном, потому как обошлось без последствий. Я имею в виду, что никаких шуток по этому поводу я не слышал, а может, они просто до меня не доходили, что тоже неплохо. Я бы, наверное, сгорел со стыда, расскажи мне кто-нибудь о том, как я бегал по лесу с голым задом. И ведь что обидно, я ни разу не попал по оборотню. Он всегда так ловко уворачивался, что все мои попытки ударить его хотя бы разочек так и остались бесплодными мечтами.
Окончательно выдохшись, я плюнул на эту неуловимую заразу, натянул так и болтавшуюся сзади рубаху и штаны, а потом уселся под дерево, чтобы отдохнуть. Канн тут же материализовался рядом, присев возле меня на корточки.
– Легче? – в голосе его было столько заботы, что я даже умилился. Хороший он у меня все-таки.
– Да, спасибо.
– Не за что. Тебе это было нужно, – и он присел рядом со мной, касаясь меня бедром и плечом. Его тело, такое теплое, просто манило прижаться к себе, что я и сделал, а Канн, обнял меня за плечи, притиснув к себе еще плотнее.
Хорошо с ним вот так сидеть и ни о чем не думать, наслаждаясь покоем. Прикрываю глаза и расслабляюсь, пристроив голову на его груди. Злости уже нет, но все же легкий осадок в душе остался.
– Раньше о дочерях сказать не мог?
– Не подумал. У нас все немного не так, как у вас. Люди в первую очередь гордятся сыновьями, а у нас – дочерьми, вот я и сплоховал. Прости.
– Это ты меня прости. Устроил истерику на пустом месте, – потираюсь щекой о его грудь, сам себе напоминая ластящуюся к хозяину собаку после того, как он наказал ее за какую-то провинность. – Глупо получилось. Да еще погоня эта… Представляю, как я выглядел, сверкая голым задом в лесу. Кстати, мои сапоги и твоя рубашка так и остались под той березой.
Канн тут же громко охает и перемещается к моим ступням, приподнимая каждую и рассматривая на предмет повреждений. Как ни странно, но, несясь за ним по лесу, я практически не повредил их, хоть и не привык к бегу босиком. Пара мест немного саднила, явно поцарапанная или наколотая, но это все не страшно. Зато обратно к дереву меня тащили на руках, не слушая никаких возражений. Пр-р-риятно.
Убежали мы, кстати, не так уж далеко. Канн благоразумно нарезал круги по лесу, около той березы, так что вскоре мы были уже дома, а там…
Та самая дочь-красавица что-то шепчет Любомиру, пока тот тащит для нее от колодца два ведра воды, а он смотрит при этом так, словно уже готов есть из ее рук.
– Ловко.
– Ну, так, моя дочка.
– Н-да, вся в папу. А с остальными вояками что делать будем? Их там чуть больше сотни, и все зрелые мужи с топорами, тех такой приманкой в капкан не загонишь.
– Значит, будем пить. Афанасий обещал сегодня выставить литров сорок самогона, да и остальные подтянутся. Своих я уже послал за всем необходимым. Костры, много мяса и много выпивки, и всем будет без разницы, какие у твоего собеседника уши, и откуда растет хвост.
– Что, опять? Нет, я понимаю, ничто так не сплачивает коллектив, как совместная пьянка, но сколько можно?
В ответ Канн как-то тяжело вздыхает и обнимает меня, целуя в висок.
– Прости, зайчик, ты же сам говорил, что война нам сейчас ни к чему, вот мы с Афанасием и подсуетились.
– Все правильно вы сделали. Это я так, бурчу про себя, не обращай внимания. Просто там ярмарка, а потом нам еще урожай собирать, как бы народ к тому времени окончательно не спился.
– Не сопьются. Афанасий – мужик строгий, зря баловать не позволит.
В общем, вечер удался. Все получилось так, как и предсказывал Канн. Поначалу воины настороженно косились на оборотней и эльфов, но к концу вечера расслабились и начали брататься, то приглашая к своему костру, то обмениваясь ножами в знак дружбы, а то и вообще исчезая в неизвестном направлении.
– Канн, если мне завтра Любомир пожалуется, что твои ребята ему всех воинов попортили, в том самом смысле, я тебе сам зад надеру.
– Не пожалуется. Ему некогда будет, – усмехнувшись, оборотень указал мне куда-то влево. Внимательно присмотревшись, я увидел, что Любомир лежит на траве возле одной из телег, положив голову на колени дочери Канна, а она нежно перебирает ему волосы. Идиллия.
– А не слишком ли это? Парень же может влюбиться.
– Ты что, он же ей нравится. Наши женщины не играют в любовь. Тут или нравится, или нет. Мы с ней о том и говорили, когда ты нас увидел. Я просил ее хорошенько подумать, захочет ли она остаться с чужаком, когда вся стая…
И тут Канн резко замолчал, чуть отстранившись от меня.
– Не понял. Что за новые заморочки? Что вся стая?
– Когда вся стая уйдет на зимовье в предгорья, – тихо закончил он, отводя взгляд. – Пойми, я не смогу остаться. Я все еще вожак. Когда закончится зимний гон, вместо меня выберут другого, и я вернусь к тебе, а пока я должен быть со своей стаей. Я не могу их бросить и тебя с собой взять не могу. Зимой мы большую часть времени проводим в звериных обличиях, да и живем мы не в домах, а в пещерах. Сейчас, пока тепло и много еды, стая фактически не существует как единая сила. Взрослые оборотни разбились на пары и живут так, как каждому нравится, только молодые, те, что еще не нашли себе партнеров, живут сообща под присмотром вожака и оборотней-одиночек. Но когда наша основная добыча – олени – тронется в путь, мы вынуждены будем последовать за ними, чтобы не умереть с голоду. В этих лесах для нас зимой слишком мало еды.
