Текст книги "Эхо (СИ)"
Автор книги: catpeople
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Rihanna – stay
[Not really sure how to feel about it
Something in the way you move
Makes me feel like I can’t live without you…]
Сквозь неплотно сомкнутые полоски жалюзи, прочерчивая на полу ровные полосы, пробивается белый свет уличного фонаря. Электронные часы показывают четырнадцать минут третьего. Смирившись с тем, что накануне выходных ее вдруг одолела бессонница, Молли поднимается с постели и отправляется варить кофе. Она по-прежнему живет в родительском доме. Бывшая комната Чарли давно отошла Тому, но он занимает ее только на время каникул, предпочитая жить в общежитии Итона. Пустует кабинет отца. Гостиная в соответствии со своим названием открывается только для гостей. Обжитыми остаются только две спальни да кухня, на которой по вечерам ужинают и обсуждают новости Молли и мама. Сколько раз они задумывались – не выставить ли на продажу ставшее слишком большим для них двоих жилье. Но всякий раз чувства и эмоции брали верх и вопрос откладывался на неопределенный срок.
Пока турка с насыпанным кофе медленно нагревается, Молли одновременно включает электрический чайник (согреть кипятком чашку) и ноутбук, стоящий здесь же, на столе. Пару месяцев назад она порывалась завести кота – разбавить царящую дома атмосферу, но вместо этого завела блог, поставив фоновым рисунком кошачью морду с янтарными глазищами. Зачем она это сделала, было совершенно не ясно и ей самой. В ее жизни было мало такого, что стоило выносить на общее обозрение, а ироническим стилем, часто приукрашивающим действительность, она не владела. Но с помощью своего аккаунта оказалось удобно следить за записями Джона Уотсона – нового соседа и компаньона Шерлока.
Шерлок. Вот мысль Молли и повернула в привычном направлении. Она вздохнула, залила в турку ледяной воды и размешала. Про Шерлока она обычно думала по вечерам, устроившись в глубоком кресле, или с утра, когда опять же варила кофе.
После рождения сына, разумеется, ни о каких мужчинах Молли не задумывалась. Любовь к Тому оказалась такой яркой, такой ослепительной, что кажется затмила весь остальной мир. Но годы шли, Молли поступила на медицинский факультет, много и прилежно училась, выбрав не самую простую и не самую женскую профессию. Все чаще воспитание сына перекладывалось на плечи родителей. Все чаще она слышала от матери, что ей стоит перестать бичевать себя.
Она познакомилась с Бредли на четвертом курсе. Он был романтичен и робок. Говорил, что целый месяц ходил уже влюбленным по уши, прежде, чем решился на то, чтобы подойти. Он дарил ей хризантемы, водил в кино и на прощанье нежно целовал в щечку. В его представлении, Молли была такой же как он – мягкой, скромной, думающей только об учебе. Так оно в принципе и было, за исключением того, что под крышей дома, к которому провожал ее Бредли, в кроватке спал ее сын. Молли не знала как сказать. В одной кровати они оказались только спустя четыре месяца хризантем и застенчивых поцелуев, от которых в груди у Молли что-то сжималось и трепетало. Все произошло по студенчески – в комнате общежития, под громкую музыку за стеной и веселыми голосами в коридоре. Бредли ничего не сказал, и все-таки Молли увидела – он разочарован тем, что она не девственница. Именно в тот момент Молли поняла, что никогда не расскажет ему про Тома. Расстались они не сразу, месяца через три, в течении которых она с грустью наслаждалась его ласками и добротой. Молли уже не помнила, что сказала ему при расставании, но боль, отразившуюся в его карих глазах, запомнила навсегда. До конца учебы романов она больше не заводила. Несколько раз Ренди (ставшая крестной матерью Тома и ужасно гордившаяся этим фактом) устраивала ей свидания с кем-нибудь из знакомых. Порой эти встречи ограничивались чашкой чая в кафе, порой заканчивались одноразовым сексом, в обоих случаях не оставляя ни единого следа в душе.
Вторым серьезным претендентом на ее руку и сердце стал именитый пластический хирург Стенли Хоббс. Мужчина был старше Молли на тринадцать лет, имел за плечами два распавшихся брака и дочь от одного из них. Он был ярким, шумным, добродушным, компанейским – полной ее противоположностью. Скрывать от него свое положение Молли и в голову не приходило, а Стенли даже нравилось, что она – «девушка с прошлым». Жизнь с ним была постоянным праздником, растянувшимся на три года. Том, уже достаточно взрослый, принимал Хоббса спокойно и даже приязненно. Они заделались партнерами по запуску воздушных змеев и шахматным партиям. Дело дошло даже до помолвки, но однажды Молли застукала будущего жениха и его секретаршу в крайне оригинальной позе. Кольцо она вернула в тот же день. Стенли забросал ее букетами и карточками с извинениями, но остыл, когда всегда сдержанная Молли надела очередную корзину с розами ему на голову и сопроводила процесс парой крепких слов. Как ни удивительно, они остались друзьями и иногда пропускали по стаканчику джина в пятничный вечер, пока Хоббс не женился в третий раз. Молли никогда не жалела о принятом решении. В глубине души, она осознавала, что по-настоящему его не любит. Перед помолвкой все спрашивала саму себя: встретился прекрасный человек, любящий, открытый, теплый, и ты к нему неравнодушна – что же еще? Но на сердце становилось маетно. Одно дело – кипучий роман, и совсем другое – супружеская жизнь. Они ведь даже вместе не жили. Молли за три года так и не перевезла в его квартиру ничего, кроме зубной щетки, косметики и банного халата. Измену она восприняла как знак. С тех пор прошло два года.
Кофе поднимается и Молли, помешав его еще раз, снимает турку с огня. Наливает в чашку и садится за стол, глядя в экран ноутбука. На днях Молли познакомилась в больнице с симпатичным айтишником. Джим, так его звали. Милый, симпатичный и обаятельный. Они разговорились, столкнувшись у кофейного автомата в ночную смену. Потом он оставил ей несколько комментариев в блоге. Такой способ флирта был ей в новинку, но похоже, что она справлялась. Позавчера у них состоялось первое свидание, грозившее закончиться поцелуем, если бы проклятая простуда так некстати выскочившая на верхней губе. Или она опять лишь лжет себе? В простуде было дело или в том, что последний месяц Молли мучилась совершенно невнятным, смутным и бестолковым чувством.
Шерлок.
Почему именно он? Почему?
Он так мало с ней говорит. Так мало обращает на нее внимания.
Раньше она радовалась этому факту, но теперь это расстраивает.
А если вдруг его и начинает интересовать ее персона, то только ради дела.
Почему? Не девочка же она в самом деле, чтобы верить в любовь, спавшую семнадцать лет. И не идиотка – понимает, что с таким человеком, как этот возмужавший, состоявшийся Холмс, у нее никогда и ничего не будет.
Но его голос, быстро излагающий наблюдения и выводы; изящные движения рук, повязывающих шарф; запах его кожи, смешанный с ароматом туалетной воды. Все это будто утоляет жажду, о существовании которой Молли до последнего времени и не подозревала. Шерлок не такой, как все остальные. Это, конечно, не сложно заметить. Но помимо общих наблюдений, Молли чувствует, что за льдом его серых глаз, внутри скрывается такой огонь, в котором такие как она гибнут мгновенно.
Мысль о том, что у них есть нечто общее, о сыне должна вроде как успокаивать и… утешать? Брр, нет последнее слово скверно звучит. Нет, скверно звучит вся фраза. Юноша, которого она встретила на вечеринке у Ренди, и детектив с Бейкер-стрит вовсе не один и тот же человек. В очередной раз рассуждения о Шерлоке завели ее в тупик.
Молли отхлебывает горький, под стать ее мыслям, кофе.
Майкрофт был прав. Ей следовало уволиться из Бартса в первый же день.
========== Часть 5 ==========
Высокий молодой человек легкой уверенной походкой передвигается по коридору Бартса, на ходу накидывая кипенно-белое врачебное одеяние. Он небрежно поправляет болтающийся на шейном шнурке бейджик, чтобы тот оказался поверх халата. «Томас Уильям Хоббс, студент» значится на ламинированной карточке. Голубые, с искорками зелени глаза юноши сверкают, на губах – довольная улыбка. Он тихо напевает слышимую только ему мелодию, звучащую в наушниках.
Пройти в Бартс оказалось плевым делом, как Том и предполагал. Охрана удостоила его коротким кивком, стоило только мельком показать поддельный пропуск и состроить лицо озабоченнее – будто опаздываешь. Чтобы выглядеть постарше он даже отпустил небольшую бороденку, для чего разумеется пришлось пропускать занятия. Небритый Итонец? Исключено. Да и черт с ней, с учебой. Последнее время его донимала такая скука, что хоть вой от тоски. Все опротивело: и предметы, и одноклассники, и больше всего ненавистная черная форма, прививающая с ранних лет джентльменский стиль. С каким удовольствием он променял ее сегодня на пару выцветших джинс, футболку и кеды.
Что ему делать в Бартсе Том толком не знал. Теперь, идея уже не казалась ему такой уж забавной. Стоило скорее нацепить длинное худи, обзавестись парой баллончиков с краской и отправиться туда, где тусуются скейтеры и граффисты. Но отступать было поздно, да и эксперимент собственно только начался. Можно примкнуть к группе настоящих студентов и понаблюдать за операцией в специальной смотровой, можно отправиться на сестринский пост и попытаться обманом достать сильнодействующее лекарство… или найти еще какие-нибудь дырки в этой системе.
В шестнадцать лет «способный», «талантливый» (здесь могло быть еще несколько синонимичных понятий, которые обычно использовали учителя, чтобы описать мистера Тома Хупера) мальчишка не чувствовал в себе никакого определенного дара и это раздражало. Да, он был неплохим химиком, его знания и умения уже на данный момент соответствовали университетским. Но он относился к этому как к полезному, но уже исчерпавшему себя хобби. Биология давалась ему также легко и бабушка уже пророчила ему продолжение фамильной профессии – врача. Пожалуй, хирургия даже могла бы его заинтересовать, если бы не одно обстоятельство. Тайным кумиром Тома, в отличии от соучеников, стремившихся стать еще одним-Итонцем-парламентарием-премьер-министром, был, известный на весь мир благодаря фильму Спилберга , Фрэнк Уильям Эбигнейл-младший. Молодой мошенник, к двадцати годам, сумевший обобрать казну Америки на два с половиной миллиона(по ценам 60-х ого-го какая сумма), перевоплощаясь то в пилота, то во врача, то в юриста. Тома поражало то бесстрашие, наглость и ловкость, с которыми Эбигейл проводил свои операции. Будучи по натуре своей истинным «ботаником» («весь в мать», – любил приговорить Чарльз, который не любил приставку «дядя», когда племянник в очередной раз отказывался от похода на футбольный матч) – спокойным, тихим, избегающим конфликтов и ученических авантюр, Том тем не менее считал, что некие способности Эбигнейла могли в жизни пригодиться. Совершать правонарушения пока не приходило ему в голову, а вот идея выдавать себя за кого-то другого казалось заманчивой. Казалось бы, самой простой выход из этой ситуации – пойти в театральную труппу при школе, но Том решил ставить эксперимент в реальных условиях. Бартс был выбран в силу знакомства с его внутренним устройством(их водили на экскурсию в местный музей), а вовсе не потому, что здесь работала мама… на которую он умудрился налететь за следующим поворотом. Отлично, в больнице тысяча с лишним сотрудников, а он первым делом натыкается на того, кого вовсе и не стоило встречать.
Молли только что получила стаканчик с двойным капучино из автомата, стоящего в больничном коридоре (кофеварка в ординаторской некстати сломалась), когда ее едва не сбил с ног некто выше ее на голову.
– Простите, я вас не обожгл… Что ты здесь делаешь?!
Свободной рукой она ухватилась за шнурок, к которому крепился бейджик, болтающийся на шее ее сына.
– Хоббс? С каких пор фамилия Хупер тебя не устраива… Студент?! Что происходит, Томас?– От гнева голос Молли стал глуше и ниже. – И откуда эта щетина? Ты прогуливаешь занятия?
Том в ответ на эту тираду лишь закатывает глаза. Он облажался и теперь его ментально отшлепают как пятилетнего, как в тот день, когда он добрался таки до аптечки в ванной.
– Молли, привет. – Невысокий блондин в «штатском» на счастье «Хоббса» появляется из-за поворота. – Воспитываешь новые кадры? – с любопытством смотрит он на них.
Молли отпускает бейджик.
– Джон. Ты же знаешь, самых несносных типов скидывают на меня, – она улыбается, но одними губами. Глаза все еще мечут молнии в сторону сына.
– Откроешь нам лабораторию? Дело важное, – Джон добавляет к просьбе торопливое пояснение.
– Я могу заняться этим, – вставляет свое слово Том. – У доктора Хупер обед.
– Вы!.. Мистер Хоббс, – уже не скрывая от постороннего своего раздражения, Молли направляет на него указательный палец. – А впрочем… Я приду, как только допью кофе. Не напортачь, сынок, – вкладывая в последнее слово всю язвительность, на какую она способна, произносит патологоанатом и отдает Тому пластиковую ключ-карту сотрудника.
Глядя на удаляющихся мужчин, Молли спрашивает сама себя, что ж это такое она сделала. Делает глоток из стаканчика и пожимая плечами, сама же отвечает – если течение жизни одновременно привело в Бартс и Шерлока, и ее сына, то кто она такая чтобы мешать.
Том знает, кто перед ним. О детективе и его друге докторе Уотсоне он слышал от матери в один из субботних «семейных» вечеров. Посмотреть на сыщика-любителя было интересно. Уйти от нагоняя хотя бы сейчас – обостряло этот интерес вдвойне. Джон (так просил называть его блондин) показался ему приятным парнем, свойским. Второй, Холмс, бросив на Тома короткий пронзающий взгляд, молча проходит в лабораторию. Том фыркает у него за спиной. Зря мистер сыщик думал прошибить его своими до странности светлыми глазами. Данное выражение лица было знакомо с тринадцати лет. Этой смесью холодного высокомерия и брезгливого любопытства встречали Тома истинные «Итонские сынки».
– Нужно сделать соскоб с подошвы кроссовок, – бросает Холмс, усаживаясь на крутящийся табурет около микроскопа. Свое щегольское пальто он уже успел скинуть.
– Окееей, – тянет Том, надевая латексные перчатки. Чтобы найти необходимые скальпель и приборное стекло ему понадобилось время – он дважды открывает не те створки шкафа. Но потом напустив на себя, как ему казалось, небрежно-профессиональный вид, он аккуратно освобождает обувь из пластиковых пакетов криминалистов и, под пристальным взглядом детектива, совершает необходимое. Задание в целом было плевое. Главное – не нарушить слой глины, налипшей на ребристую поверхность подошвы. Он подает приборное стекло с образцом Холмсу и тот принимается рассматривать его в окуляр микроскопа.
– Они что, принадлежат Марти Макфлаю, – спрашивает Том, разглядывая стоящие на тумбе кроссовки, – дизайн как раз из восемьдесят пятого.
– Восемьдесят девятый, – не отрываясь от изучения глины, поправляет детектив. – Кто такой Макфлай?
– Персонаж кинотрилогии “Назад в будущее”. Парень который…
– А, кинематограф, – пренебрежительно отзывается Холмс и вдруг резко разворачивается на своем табурете к Тому.
– Этот неровный шов на ламинированной карточке и борода могли провести пялящегося в телевизор охранника, но не меня. Что ты здесь делаешь, Томас, если это конечно твое настоящее имя. Впрочем, думаю настоящее. Так чуть легче участвовать в единоличном маскараде. Растительность на лице должна прибавлять тебе лет, однако изучив анатомические и функциональные признаки твоей внешности, я прихожу к выводу, что тебе шестнадцать-семнадцать, следовательно ты еще школьник, которому здесь совсем не место, несмотря на то, что ты неплохо справился с заданием. – Быстрая, сбивающая с толку речь детектива завершается.
Том на всякий случай делает шаг назад. Вряд ли Холмс будет вызвать охрану, но осторожность не помешает, ходы отступления были продуманы заранее.
– Скучная неделя выдалась, – наконец отвечает юноша, не собираясь отпираться.
– Если спустишься на этаж ниже, застанешь вскрытие, проводимое доктором Кубеликом. Он, несмотря на то, что криминалистическая медицина его специальность, тебя не определит. Сможешь раздобыть пару человеческих глаз. А здесь больше ничего интересного не будет.
– Окей, – Том кивает и, подхватив сумку, идет в сторону выхода, обойдя стол. Все-таки его вышвырнули.
– Эй, Томас. – голос Холмса раздается, когда дверь уже наполовину распахнута. Том оборачивается.
– Родственная связь с доктором Хупер? – детектив смотрит внимательно, но выжидает с выводами. Значит не уверен в их правильности? Том усмехается про себя, при этом улыбка его губ не трогает. Весьма полезное умение, надо сказать.
– Я ее племянник.
Холмс кивает, и отворачивается к микроскопу. Том выходит, уже не скрывая улыбки: «Ваши криминалистические знания в области идентификации родственных связей не так хороши, как вы думаете, мистер сыщик».
Молли сидит на краю ванной, после горячего душа, закутавшись в теплый халат, но ее все равно немного колотит. Сегодня Уотсон опубликовал в блоге пост, названный «Большая игра». Джим. Милый Джим из айти, которого днем ранее Шерлок охарактеризовал простым и емким словом, рушащим все женские надежды, оказался психопатом-подрывником. Отлично, мисс Молли, отлично. И этот человек пил чай в твоей гостиной, рассматривал фото твоей семьи. Какое счастье, что в тот злополучный день заявившийся к ней на работу Том и Джим не пересеклись. Какое счастье, что Шерлок отправил ее сына в морг! Как бы это двусмысленно не звучало. Кстати, она не досчиталась пожертвованных науке глазных яблок, но это уже не важно. Если бы Том чуть задержался в лаборатории… как знать, вдруг мерзавец Джим оказался бы проницательнее Холмса?
========== Часть 6 ==========
Lady Gaga – Applause
[I stand here waiting for you to bang the gong
To crash the critic saying, “is it right or is it wrong?”]
Николь ловко втискивает свой красный «Форд» между «Вольво» и какой-то развалюхой, которой и машиной то назвать нельзя, глушит мотор и приказывает себе успокоиться. Всю дорогу она выплескивала гнев, громко подпевая вопящему радио, постукивая основанием ладони по рулю и отправляя по известному адресу других участников дорожного движения. Выходить из прохладного салона машины в жаркий августовский день не хотелось. Донован специально погнала ее в Бартс, за якобы «забытым» отчетом по делу об ужаленном парне.
Ох, сколько раз уже с начала лета Ник жалела, что отец, пользуясь связями и громкой фамилией, исполнил мечту дочери и пристроил ее в отдел по расследованию убийств Скотланд-Ярда. С самого начала она не пришлась ко двору. Никому из инспекторов не хотелось брать в команду совсем зеленую девчонку. А, будьте честными, господа, никому не хотелось брать в команду соплячку, едва успевшую снять шапочку выпускника и тут же оказавшуюся на «вершине горы», и уж точно никому не хотелось неприятностей, если наследница фамилии Бехари решит на что-то пожаловаться папочке (разумеется, Николь так бы никогда не поступила). В конце концов ее перебросили под начало инспектора Лестрейда и сержанта Донован. Грегори Лестрейд Николь нравился. Он радушно делился с ней опытом, помогал наработать необходимые рабочие навыки, брал на выезды. Но, к сожалению, гораздо чаще Ники приходилось контактировать с Салли Донован, которая относилась к ней скорее как к прислуге, нежели коллеге. Обычным делом для Николь стали покупка кофе по утрам и ланча в обеденное время для сержантов, «курьерская работенка» на вроде сегодняшней и бесконечная канцелярщина – оформление текущих и закрытых дел. В отличие от других сотрудников Ярда, Салли вовсе не боялась гнева судьи Бехари. Формально, все поручения были выполнены в форме просьб и не подпадали под определение «неустановленных отношений». Черт, да Николь бы и не возражала делать все это, если бы в ответ получала хоть крупицу по-настоящему дельного опыта. Но Донован не брала ее ни на допросы подозреваемых, ни на места преступлений. Терпение кончалось. А сегодняшний диалог чуть было не подвел под ним черту.
– Бехари,– голос Донован выдернул Ник из полудремы, в которую погружала однообразная работа. Все утро она подшивала старые статистические отчеты.
– Есть дело для тебя, – продолжала Салли, нависнув над ее письменным столом. – Нужно забрать из морга госпиталя святого Варфоломея отчет о вскрытии. Справишься с этими бумажками и сможешь поработать над материалами настоящего дела.
– Вы дадите мне дело? – не веря своим ушам, спросила Николь, разом забыв о сне.
Кажется у тебя уже достаточно опыта, – сержант улыбнулась, но улыбка эта Ник не понравилась и в следующую секунду стало понятно почему.
– Джордж Амберсон, номер дела 1-746, – обронила Донован, уходя. Ник закусила губу, чтобы не выплюнуть ей в след какую-нибудь гадость. Дело Амберсона было несчастным случаем – пострадавшего в парке укусила оса и он скончался от анафилактического шока. Работа подразумевала, что Николь получит заключение о причинах смерти, подошьет к уже имеющимся материалам и закроет дело за отсутствием события преступления.
Перед тем, как все-таки выйти из машины, Ник делает глубокий вдох, улыбается своему отражению в пудренице и наносит ягодного цвета помаду на свои пухлые губы. Этот простой жест всегда придает ей уверенности.
– Простите. Здесь есть кто-нибудь? – в морге тихо, но тишина звучная – эхо ее каблуков разбивается о кафельную плитку, которой выложен пол.
На одном из столов для аутопсии, скрестив ноги по-турецки, сидит парень в мятом костюме медбрата и заполняет какие-то бумаги. Музыка в его наушниках играет так, что Ник может разобрать каждое слово из песни.
– Эй, – она осторожно, чтобы не напугать, касается его плеча.
Молодой человек вскидывает на нее светло-голубые глаза и несколько секунд они пялятся друг на друга, как рыбки в аквариуме. Потом он выдергивает затычку из уха и вежливо осведомляется, чем он может помочь милой леди.
– Скотланд-Ярд, – хмурится Николь. – Мне нужен доктор Кубелик. Я приехала за результатами экспертизы.
– Доктора Кубелика на месте нет, но я могу помочь. Я Том, – он легко, даже изящно спрыгивает на пол и протягивает ей узкую ладонь. Николь нехотя ее пожимает.
– Офицер Бехари, – представляется она.
– Я тебя раньше не видел, – Том чуть дольше положенного держит ее пальцы, и Ник отдергивает руку. Она в Бартсе третий раз, впервые без сопровождения старшего по рангу.
– Я тебя тоже раньше не видела. Просто вынеси мне заключение, – не замечая, что переходит на «ты», нетерпеливо требует она. Мальчишка – теперь Николь ясно видит, что Том даже моложе ее – начинает ее раздражать. Наверняка студентик на практике или санитар, подрабатывающий в летнее время, а туда же.
Том пожимает плечами и предлагает ей подняться в комнатку над секционным залом, откуда обычно наблюдают за работой профессионалов студенты.
– Пожалуйста, – протягивает ей отчет, подколотый к картонной папке, – вскрытие, токсикологическая экспертиза. – И добавляет вскользь, даже не смотря на Николь, – удачи вам с этим убийством.
Ник замирает на секунду, а потом недоверчиво переспрашивает:
– Убийство?
Том опять присаживается на стол, на этот раз письменный. Выглядит он крайне довольным.
Тем же временем, этажом выше, Молли Хупер на ходу доедала черничный кекс. Кофе кончился, запить было нечем, но выбросить остатки песочного пирожного было некуда и Молли попросту запихала небольшой кусочек за щеку, уже подходя к дверям лаборатории.
– Ты рискуешь подавиться, когда ешь на ходу, – приветствует ее Холмс.
Молли с мрачным видом останавливается и прожевывает остатки. Она потребляла свой десерт именно таким образом потому, что в кафетерии ей пришла смс от Шерлока, а теперь от него же приходится выслушивать грубости. Хорошо, на этот раз обошлось без подсчета ее килограммов. Сидеть бы в этот самый момент где-нибудь на берегу моря и…
– Молли, перестань мечтать в облаках, открой эту дверь, – теперь в голосе Шерлока слышна не только привычная язвительность, но и раздражение.
– Не обращай внимания, – Джон, которого она не сразу заметила, примирительно кладет руку ей на плечо и доверительным шепотом сообщает, – великий гений сбит с толку новым делом.
Молли не успевает открыть рот, чтобы задать Уотсону вопрос, когда Холмс взрывается:
– Дверь, Молли, пожалуйста! И надеюсь, сегодня мистер Хупер прибрал рабочее место, которое он по непонятным причинам считает своим?
– Том всегда убирает за собой, – женщина отпирает дверь и включает люминесцентные лампы. – И не начинай эту шарманку про свое особое место, Шерлок. Ты же не Шелдон Купер, хотя сходство определенно есть (1).
Холмс ворчит что-то неразборчивое, уже поправляя конденсор и винты микроскопа. Джон, улыбаясь, что-то шепчет Молли на ухо. Та смеется. Шерлок регулирует высоту табурета, прибавив громкости голосу:
– То, что ты позволяешь ему не только работать здесь, но и прикрываться вашей общей фамилией, ставя ее на проведенные им исследования, еще не означает что надо отдавать ему на растерзание единственное место в больнице, за которым я могу спокойно работать.
– Во-первых, я или доктор Кубелик всегда проверяем его работу, во-вторых, Том умен, ответственен и не допускает ошибок. В-третьих, ты мог бы работать в учебных лабораториях. Майк всегда тебе рад.
– Мне нравится быть здесь, – веско роняет Шерлок. – А своего… родственника ты бы могла отправить и к Стемфорту, раз уж он такой идеальный.
– Старый лев боится появления нового самца в прайде, – бубнит себе под нос Джон.
Николь открывает папку с заключением, перелистывает до последней страницы с итогами.
– Тут написано, причина смерти анафилактический шок, вызванный попаданием в организм осиного яда. То, что было известно и без экспертизы. Что еще за шутки? – гневно восклицает она, переводя взгляд с машинописного текста на Тома.
– Может стоит читать внимательнее, – холодно реагирует тот, кивая на документы.
– Может сам объяснишь, – Николь складывает руки на груди и упрямо выставляет подбородок. Она сможет прочитать отчет в машине, а этот самоуверенный тип пусть своими словами расскажет о выводах, которые сделали настоящие эксперты.
Том и не думает тушеваться. Он пожимает плечами, озорно улыбается и выдает:
– Ты тогда скажешь как тебя зовут?
Ник презрительно фыркает и поворачивается на каблуках. Если в отчете все-таки не окажется ничего нового, она вернется и задушит этого идиота, разворошившего в ней надежду на настоящее преступление.
– Обратите внимание на словосочетание Vespa mandarinia, офицер Бехари. Если конечно вам знакома латынь.
Нет, пожалуй она прибьет его прямо сейчас. Николь резко оборачивается. Том в притворном испуге вскидывает ладони.
– На самом деле все просто, милая леди. На заключительном этапе токсикологического анализа, направленном на определение дозы чужеродных веществ в организме пострадавшего, ваш покорный слуга установил, что обнаруженный яд гораздо токсичнее, чем яд, выделяемый европейскими видами ос. Проведя тщательное исследование, я установил, что эту отраву выделяет азиатская «пчела-тигр», Vespa mandarinia. На самом деле, это шершень. Его яд содержит мандротоксин – крайне токсичное вещество, которое может привести к летальному исходу и человека, не страдающего аллергией на осиный яд. Но в Великобритании они не водятся. Свидетели говорили, что видели огромное трехдюймовое чудовище?
– Все произошло в парке, свидетелей было много, но основным была девушка пострадавшего – она вызвала скорую и оказала первую помощь, – Николь опять открывает папку и водит пальцем по строчкам. Все негодование испарилось. – А что насчет места поражения? Это похоже на укус насекомого?
– Прокол крохотный, похож на след от жала, но это могла быть и тонкая инсулиновая игла. Кроме того, к ране был сразу приложен компресс со льдом, что создает трудности с установлением, была ли опухлость вокруг ранки, характерная для укуса осы.
– Значит существует вероятность, что подружка мистера Амберсона убила его у всех на глазах, вколов дозу яда азиатского шершня. Хм.
Ник в задумчивости прикусывает нижнюю губу. Как поступить? В обход Донован, которая тут же попытается отнять у нее лакомый кусок, найти Лестрейда? Самой составить ходатайство в суд на арест подозреваемой? Или начать с поиска мотивов?
– Давай я принесу тебе кофе и ты обдумаешь свои последующие шаги, – неожиданно мягко говорит Том, наблюдающий как тени сомнения ложатся на симпатичную мордашку офицера Бехари.
– Я Николь, – встрепенувшись, произносит она. И улыбается.
(1) Персонаж ситкома «Теория большого взрыва». В гостиной героев всегда сидит на одном и том же месте, не позволяет другим его занимать.
========== Часть 7 ==========
Том стоит на крыльце у дома 221-б по Бейкер-стрит. Поднимает руку то к дверному молоточку, то к звонку. Опускает. Спускается вниз. Делает пару шагов по тротуару. Злой декабрьский ветер швыряет ему в лицо ледяное крошево снега. Том возвращается. Становится у двери. Прикрывает глаза. Думает о том, как оказался здесь. Из-за кого.
Дело «ужаленного» мистера Амберсона по счастливому стечению обстоятельств было занесено в актив офицера Бехари. Когда Том ходил за кофе, он встретил Лестрейда, направляющегося к Холмсу, в лабораторию. В итоге Николь под руководством инспектора провела почти все следственные мероприятия и совершила первый в своей жизни арест. Девушка погибшего сломалась при предоставлении доказательств, расплакалась и призналась в убийстве. Через неделю Николь принесла ланч не в офис Донован, а в морг Бартса.
Три недели августа пролетают незаметно. Тому жаль покидать радушные стены госпиталя, бросать интересную работу и расставаться с Николь. Он успел по-настоящему привязаться к этой внешне строгой девушке, видя в ней любопытного ребенка, ищущего приключений.
– Как это ты уходишь? Куда? – кажется она расстроилась, и это вызвало смутную радость где-то глубоко в душе Тома.
В этот раз обедом угощал он. Удон с курицей тэрияки для нее, большой гамбургер – для себя. Предстояло непросто признание и Том набирался смелости, медленно пережевывая кусок мяса.
– Последний учебный год в Итоне будет напряженным даже для меня, – осторожно произнес он.
Николь отодвинула от себя картонную упаковку с лапшой и сложила руки на груди.
– Это такая шутка? Профессионал, которому я доверяла, возвращается в школу?
– Ник, мне семнадцать. Будет в октябре. – Том зеркально отобразил ее позу, впиваясь взглядом в ее лицо.
На переносице появляется тонкая морщинка, пухлые губы округляются, потом складываются… и выдают лаконичное, но крепкое ругательство.
– … да что здесь происходит такое? Если кто-нибудь выяснит, что экспертизу для Скотланд-Ярда делал человек, не имеющий на это права, то… то… – воздух в ее легких кончился.