Текст книги "Прокляты и убиты (СИ)"

Автор книги: Calime

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Из оцепенения Кано вывело внезапное вторжение в шатер другого стража. С криком «Кто здесь?!» он ворвался внутрь и взглянул на Маглора, когда со спины в него вонзилось, проткнув насквозь, выйдя блестящей полоской из-под панциря, лезвие меча Нельо. Страж выпучил вмиг потемневшие глаза на Маглора, приоткрыл рот, желая что-то сказать, но тут лезвие с характерным, чуть скрежещущим звуком подалось назад, исчезая. Нельо резким движением вынул из тела меч и оно тяжелым безвольным мешком свалилось ничком прямо у входа, преграждая собой обратный путь.

– Скорее, Кано! – злобно рыкнул старший, стряхнув с меча кровь.

Помедлив еще немного, Маглор последовал за братом, успев мимолетно взглянуть тому в глаза. Его глаза не выражали ничего особенного, они мерцали изумрудным и серым. В них читалась лишь злоба и решимость, как в бою.

Снаружи у входа в шатер лежал, настороженно глядя светло-голубыми глазами в черное небо, перерубленный от плеча до паха острейшим лезвием одного из мечей старшего третий страж.

Маглора едва не вырвало, когда его взгляд упал на то, что медленно сочилось, вытекая и вываливаясь, из разрубленного надвое тела. Колени Кано подгибались, ноги сделались вдруг непослушными. Но надо было бежать.

Прикрыв рот правой, а левой все так же прижимая к груди, будто вросший в нее, сверток, источавший яркий, набиравший силу свет, Маглор бежал вслед за Маэдросом по направлению к месту, где они оставили лошадей.

========== 17. Побег ==========

Бежали напрямик и как могли быстро. Ветер свистел в ушах. Под сапогами мягко и часто шаркала покрытая пеплом земля. Маглор уже видел в каких-то ста шагах вздыбившуюся каменную глыбу, за которой ожидали кони.

– Стоять! – разорвал ночь дикий окрик, от которого у Кано чуть не подкосились колени.

В этот момент впереди них возник, словно вырос из-под земли, огромного роста темный силуэт. Тут же рядом с ним появились другие черные тени. В их руках поблескивали мечи.

Нельо выхватил из ножен свой меч и остановился. Тени же, наоборот, задвигались, приближаясь, и вскоре, в свете сильмарилов, братья увидели прямо перед собой высокого воина из майар, рядом с которым стояли несколько ваниар. Оружие их было наготове. Глаза преградившего им путь майа пылали желтым светом, соперничавшим в своей яркости тому, что исходил от сильмарилов. От взгляда в них мурашки пробегали по коже, а внутренняя дрожь пронизывала вдоль позвоночника.

Маглор почувствовал, как сверток с камнями постепенно нагревается в его руке. Позади них послышался шум многих сапог. К ним стремительно приближались солдаты. Ему подумалось, что весь лагерь уже должен быть на ногах, чтобы преследовать их с Нельо за убийство стражей и похищение отцовских сокровищ.

Свет, что они источали, набирал силу, делаясь все ярче, освещая открытое пространство между шатров, посреди которого, загнанные в ловушку, оказались Маэдрос и Маглор. Быстро сориентировавшись, Нельо скомандовал:

– Спиной ко мне, Кано!

Этот приказ означал – «Круговая оборона». Прижавшись друг к другу, спиной к спине, братья могли обороняться от окруживших их плотным кольцом ваниар и майар.

Выставив впереди себя меч, Кано плечами чувствовал даже через кольчугу и мифриловый панцирь лопатки старшего. Он смотрел на окруживших их многочисленных противников, готовясь к схватке, к тому, чтобы вновь убивать и понимая, что в этот раз им не ускользнуть, не выжить. Их много и они сильнее. Свет на их стороне. А они с Нельо…

– Убийцы! Проклятые! Смерть вам! – словно острые стрелы прошили воздух восклицания, раздававшиеся со всех сторон.

– Вам не получить их! – вскричал, рассыпая снопы искр из пылающих ярко-оранжевым глаз, преградивший им путь майа.

Дыхание Маглора участилось, кровь пульсировала в венах внутри него, отдавая в виски. Он старался не отвлекаться на крики, не потерять концентрации. Они еще не решались подойти, но скоро кто-то сделает это первым и тогда его ждет смерть…

Один из воинов, похожий на того, которого Нельо зарубил при входе, уже хотел броситься на него и Маглор приготовился защищаться, когда откуда-то сверху раздалось:

– Оставьте их!

Многие подняли головы. В черноте неба блестели лишь крупинки далеких элени. Нельо оглянулся. Кано завертел головой, в надежде увидеть. Он понял, кому принадлежал этот чистый, зычный голос.

– Оставьте их! – повторил голос. – Пусть идут. Я запрещаю вам приближаться к ним.

Казалось, сам Илуватар говорит с небес с окружившими их преследователями. Воины ваниар и майар с трудом могли смирить свой гнев, однако же, не осмеливались нарушить запрета.

Выждав еще немного, старший тихо сказал:

– Бежим…

И они одновременно сорвались с места. Златовласые, что окружали феанорингов, расступались перед ними, не препятствуя братьям в их бегстве. Сердце в груди Маглора колотилось даже сильнее от быстрого бега, чем несколькими мгновениями ранее, когда пришлось в который раз за эти дни мысленно проститься с Эа. Он только сейчас ощутил, каким горячим успел сделаться сверток с камнями, который он все это время крепко прижимал к груди.

Лошадей гнали так, как будто за ними гнались с дюжину валараукар. Волосы растрепались от скачки. Кожа на лице обветрилась от холодного, колющего встречного ветра. Кончики ушей горели не то от холода, не то от внутреннего жара. Маглор ни на что не обращал внимания. Все его мысли сосредоточились на горячих, обжигающих своим жаром, камнях, которые он положил в кожаный чехол, прикрепив его спереди к поясу.

Кано не мог поверить: они с Нельо живы, даже не ранены, и камни у них, здесь, в этом кожаном кармане. Он то и дело касался чехла, ощупывал его, чтобы в который раз удостовериться, что они действительно были там.

Опьяненные нежданным освобождением, они ехали, сами не зная, куда, лишь бы отдалиться на как можно большее расстояние от лагеря майар Эонвэ.

Внутри у Маглора бушевала буря. Чувства и мысли скрутились в один плотный ком, и невозможно было выделить, различить какую-либо четкую мысль или чувство. Все вокруг казалось нереальным. Сознание того, что наконец-то Клятва исполнена, вызывало желание рыдать от горечи и, одновременно, от невероятного облегчения. Этот груз, раздавивший их феар, этот огонь отцовской ненависти к Валар, Мелькору и всему миру сжегший их души дотла, этот рок, ввергнувший их в кровавую пучину, теперь не довлел над ними. Клятву они сдержали. Он не подвел отца, как и обещал, глядя в его сине-серые, глубокие как океан, глаза, мерцавшие красноватым светом.

С рассветом остановились. Лошади не могли продолжать путь. Конь Маглора громко ржал и взбрыкивал, чувствуя спиной горячие камни за пазухой своего седока.

Нельо почти упал с коня, не в силах держаться на ногах, и тут же лег, растянувшись прямо на земле. Он лежал, сглатывая, закрыв глаза, тяжело дыша. Маглор слез с лошади и подошел к старшему, ощущая, как от жара камней постепенно тлеет кожа кармана, в котором они лежали.

Неимоверная усталость обрушилась на обоих, словно они провели двое суток в непрерывной схватке с врагами. Сделалось зябко. Черная пыль облаками носилась над черной же поверхностью земли. Из глубоких расщелин-шрамов на земном теле валил едкий пар. Ни одной живой души не было рядом на многие лиги вокруг. Лишь безмолвие было тем, что окружало их с Нельо в этой черной пустыне.

– Нельо, вот вода, – Маглор сел рядом с братом и, сделав несколько глотков из своей фляги, протянул ее брату.

Тот тоже сделал несколько больших глотков и снова закрыл глаза, оставаясь в том же положении, распростертым на земле, будто сраженный случившимся.

– Где они? – вздохнув, хрипло спросил он через некоторое время.

– Здесь, – ответил Кано, видя, как истлел кожаный мешок, и камни остались лежать на земле. – Не прикасайся… Они сожгут тебя…

Светло-голубые, чуть продолговатой формы, сияющие бело-голубым светом идеальных граней, освещавшим все вокруг, на вид они казались холодными, несмотря на дым, исходивший от них. Маглор видел и чувствовал – сильмарилы были так горячи, что земля под ними не выдерживала, тут же начав гореть.

«И это они были в железной короне Врага…» – подумал он. Невозможно было поверить, что те самые недостижимые сильмарилы, украшавшие собой железный венец Моринготто, теперь мирно поблескивали среди черного песка и серого пепла.

Нельо поднял голову и приподнялся на локтях, глядя на камни.

– Теперь все, да, Кано? – голос его показался чужим.

Маглор тяжело вздохнул и покачал головой. Он озяб. Хотелось придвинуться ближе к брату.

Старший сел рядом, не сводя взора с камней. Маглор взглянул в его перепачканное брызгами крови и черной пылью лицо. Кожа под слоем грязи была розовато-белой, как и прежде, прозрачной, идеальной. Растрепанные встречным ветром во время скачки волосы под слоем пыли чуть потускнели, но тоже были все те же – его темно-рыжие, с медно-красным отливом гладкие, роскошные, волнистые волосы. Губы старшего запеклись, покрылись коркой, но все же были такими же красивыми. Глядя на его губы, Маглор вспомнил, как однажды, проходя мимо палатки Нельо во время одной из охот, часто устраивавшихся в дни бдительного мира, услышал влажный звук поцелуев и почти физически ощутил совершавшиеся внутри движения. Кано знал, кого в тот вечер старший целовал этими губами…

Нельо был таким, каким был всегда, и все же, что-то, казалось Маглору, изменилось в нем невозвратно. Он щурился от частиц пепла, витавших в воздухе и едкого дыма, что поднимался из открытых ран на теле Эа. Кано тоже щурился, чувствуя, что не может пошевелиться от усталости. Глаза его закрывались сами собой, тело и разум отказывались повиноваться, и в какой-то миг он понял, что падает в глубокую пучину тяжелого сна.

========== 18. Расплата ==========

Крик страдания, отчаяния и нестерпимой боли сопровождал его неспокойный, мучительный сон, усиливаясь и эхом отдаваясь в ушах. Маглор не понимал, откуда слышался этот страшный по своей силе крик, заставлявший воздух кругом колыхаться, излучая ощущение безысходности и страшного горя.

«Что это?! Кто?!» – спрашивал он себя во сне, и все не мог определить, откуда доносится этот перешедший в сотрясшее его феа злобное завывание, почти звериный рев.

Наконец, с трудом разлепив веки, Маглор пришел в себя и тут же вздрогнул, осознав, что слышимый им во сне крик существовал и в реальности – многократно усиленный, надрывный, переходящий в захлебывающийся завыванием плач.

Не помня себя от тревоги, Маглор вскочил на ноги. За то время, что он спал, дым из близлежащей глубокой расщелины успел окутать окрестную пустыню. Ветер стих. Вокруг него был серовато-белый густой дым. Он напоминал туман, стелющийся в низинах равнин и у подножия Долмед холодными зимними утрами.

Кано побежал на крик, вытянув вперед руки и напряженно всматриваясь в плотную дымовую завесу, которая начинала окрашиваться в красновато-коричневый цвет по мере того, как он приближался к взрытому краю рваной раны на теле Эа.

Внезапно снова подул ветер, и окружавший Маглора дым постепенно начал рассеиваться. Впереди, совсем близко, он тут же разглядел силуэт, темнеющий на самом гребне расщелины, из глубин которой поднимался, вместе с дымом ярко-красный свет, исходивший от тихо шипевшей далеко внизу, на дне, расплавленной лавы. Старший стоял на коленях, согнувшись у самого края огненной бездны. Его волосы, подсвеченные исходившим из земных недр ярко-красным светом, казались огненными и развивались, скрывая от Маглора лицо главы Первого Дома.

– Нельо! – что было сил, закричал Маглор, пытаясь карабкаться вверх по каменистому склону гребня.

Он старался не упустить из виду очертания высокой худой фигуры брата, а потому то и дело цеплялся за ненадежные, рассыпавшиеся в прах под его пальцами, выступы и рытвины, скатываясь вниз.

– Не-е-е-т! – дико и хрипло, словно загнанное животное, снова закричал тот.

От нового надрывного крика у Маглора затряслись ноги и руки.

– Не приближайся! Не смей! – Маэдрос медленно поднялся на ноги и повернулся к брату.

Только тогда остолбеневший Маглор увидел, что в левой руке Нельо сиял голубым светом один из сильмарилов.

– Нельо… – глядя на брата широко распахнутыми глазами, в которых, при виде выражения лица старшего закипели слезы, прошептал Маглор.

Такое выражение лица у Нельо он видел до того лишь единственный раз, когда на их глазах свирепый валарауко с силой втаптывал в дымившуюся землю изломанное, искалеченное тело кузена Финьо, превращая его в кровавое месиво.

А сейчас на его глазах то же происходило и с самим Нельо. Кисть левой руки старшего превратилась в пузырящееся, местами почерневшее, кровавое и кровоточащее нечто и все же, он продолжал крепко сжимать в ней камень, прижимая его к груди, кольчуга на которой уже раскалилась докрасна. Вся одежда его дымилась от опасной близости к источнику нестерпимого жара.

– Эру, нет, Нельо, нет… – одними губами шептал феаноринг, окаменевший от ужаса представшего ему зрелища.

Глядя сквозь плотную пелену слез, Маглор протянул руку, будто желая остановить брата, не веря в его безумие. Голос впервые изменил ему, перестал звучать – он не мог кричать, не мог позвать старшего. Все роа трясло мелкой дрожью, все его существо устремилось туда, на край бездны, где сейчас стоял Нельо.

Маглору казалось, что он кричал, звал брата, но крики, как во сне, получались немыми. Нельо не слышал его. Он снова согнулся, низко склоняя огненную голову, в приступе нестерпимой боли и замотал головой, отступая к краю.

В этот момент Маглор, наконец, рванулся вверх по склону, к нему, голыми руками хватаясь за острые уступы камня, раздирая ткань штанов на коленках вместе с кожей, тут же прижигаемой горячим камнем гребня.

Заметив это, Маэдрос выпрямился и отвернулся, чтобы не видеть брата и не дать тому увидеть своего искаженного зверской болью лица. Он замер на мгновение, чуть склонив голову, над пылающей под ним и казавшейся так близко огненной бездной, и вдруг позволил телу медленно отклониться назад, запрокинув голову и прикрыв глаза.

Наблюдавшему за ним Маглору показалось, что в тот последний миг на лице старшего отобразилось подобие облегчения. Или это было лишь ожидание облегчения и освобождения от невыносимой боли. Больше, чем от боли телесной, Маглор знал это как никто другой, старший страдал от боли феа, и теперь, наконец, получил долгожданное облегчение или только надеялся получить его, расставшись с роа.

Последним, что видел Маглор, были длинные локоны старшего, сверкнувшие на миг, словно языки пламени, и тут же погасшие, и тонкий бело-голубой луч света, мгновенной яркой вспышкой осветивший все вокруг, прежде чем излучавший его камень поглотила безжалостная кипящая лава.

Бессильно упав прямо на горячую скальную породу рядом с расщелиной, поглотившей несколькими мгновениями ранее единственное остававшееся у него на Эа родное существо, Маглор беззвучно рыдал. Слезы сами текли из глаз. Он пытался стирать их, размазывая по лицу вместе с копотью и пылью, но они продолжали течь, а грудь разрывало от неведанной прежде боли. Ему самому хотелось умереть. Тут же, сейчас же, навсегда, лишь бы не чувствовать больше ничего, лишь бы прекратить эту пытку, эту боль, вибрирующую в сердце и отзывавшуюся в каждой частице его роа. На что они обрекли себя, отправившись за камнями?! Зачем он послушался старшего?! Зачем?! Зачем?! Зачем, за что именно им, сыновьям Пламенного Духа, выпала такая судьба?! Чем провинились они перед Илуватаром, что он ссудил им этот рок, страшную участь быть искалеченными, перемолотыми заживо Клятвой?!

Лежа с закрытыми глазами и всей феа призывая смерть, Маглор решил, что дождется ее прихода здесь, не двинувшись с места. Через некоторое время он, должно быть, потерял сознание, и не знал, сколько пролежал так, один вблизи от дымящейся и мерцающей красным, смертельно опасной бездны.

Но вот, в какой-то момент Кано начало казаться, что кто-то склонился над ним и всматривается в его лицо, внимательно глядя сверху вниз. Он сделал усилие, открыв глаза, и тоже стал вглядываться в склоненное над ним знакомое лицо. Сначала Маглор не мог разобрать, кто это был, но вдруг лицо мягко и сочувственно улыбнулось, и тогда он отчетливо различил черты матери. От вида ее нежной улыбки и глядящих на него внимательных, ласковых глаз, внутри с новой силой стала раскручиваться спираль мучительной боли, но мать, видно, заметила что-то и прошептала своим успокаивающим голосом:

– Мой Мака, – голос звучал вкрадчиво и мягко, – ты помнишь оберегающий заговор?

Маглор кивнул, неотрывно глядя ей в глаза, стараясь сосредоточиться на зеленовато-сером блеске радужек матери.

– Повторяй за мной, – попросила она.

Словно завороженный созерцанием ее лица и даримым звуком ее голоса ощущением покоя, Маглор зашевелил запекшимися губами, повторяя ее слова.

– Звезды вас оберегают, на куполе Варды сияют, свет их сердце укрепит, руку благословит, взор заострит, от несчастья моих сыновей оградит…

Мать радостно улыбнулась.

– Не забывай, Мака… – совсем тихо прошептала она и покачала головой, словно желая сказать «Будь уверен в силе этих слов».

– Мама… – уже громче выдохнул Маглор.

В тот самый миг лицо Махтаниэль стало постепенно размываться, пока совсем не испарилось, уступая место клубящемуся над его головой красно-серому дыму.

Медленно поднявшись на ноги, второй сын Феанаро стал спускаться вниз, пошатываясь, рискуя в любой момент упасть, запнувшись о попавшийся на пути выступ или соскользнув ступней с другого, который мог рассыпаться в прах под его тяжестью.

И все-таки он шел. Что-то подталкивало его вперед. Теперь уже не Клятва, не проклятье Валар, не страх, но какая-то необъяснимая уверенность в том, что он должен идти, двигала Маглором, заставляя его, кое-как переставляя ноги, шагать сквозь облака дыма по направлению к месту, где они со старшим оставили коней.

========== 19. Песнь Океана ==========

Кое-как дойдя до места стоянки, Маглор подошел к своему коню, потерся, опираясь на лошадь, о вспотевшую, покрытую слоем копоти, шерсть на шее животного и протянул руки, оглаживая, обнимая. От прикосновения к теплой, живой коже стало легче. Он чувствовал тревожное дыхание. Конь нервно переступал с ноги на ногу, стриг ушами, готовый в любой миг подать голос, предупреждая своего господина об опасности.

Близость к остававшемуся освещать своим неземным светом сгущавшиеся сумерки сильмарилу настораживала коней, а кроме того, они оба были испуганны предсмертными криками Нельо.

О лошадях необходимо было заботиться. Маглор скормил нашедшиеся в приседельной сумке старшего остатки лепешек и засушенных ягод своим подопечным, особо одарив осиротевшего коня Нельо. Он наблюдал за тем, как тот мягкими, бархатными губами осторожно берет из его руки засохший хлеб, и бережно оглаживал гладкую морду, проводя рукой вдоль длинной, крепкой шеи измученного животного.

Себе Маглор оставил лишь подслащенной медом воды, частью которой тут же утолил жажду. Кони не меньше его были измотаны и нуждались в том, чтобы найти источник влаги. Нужно было отправляться на юго-восток, в остававшиеся еще нетронутыми леса Южного Оссирианда.

Кано опасался, что им не осилить столь протяженного и тяжелого пути без съестного и почти без воды, но все же решил, что попытается. Он снял с себя кольчугу, осторожно завернул в ее серебряное полотно успевший немного остыть сильмарил и положил сверток в свою приседельную сумку. Остальные вещи, что были при нем, он, дабы разгрузить своего коня, навьючил на лошадь старшего, проверил подковы и, не дожидаясь рассвета, отправился в путь.

Кони брели медленно. Мерно покачиваясь в седле, Маглор то и дело погружался в полудрему. Он ни о чем не думал. Кано был настолько вымотан и опустошен, что просто не мог больше думать о чем-либо, и делал все лишь бы не сидеть на месте, не оставаться там, где столь страшной смертью ушел в чертоги Намо последний из его братьев.

Если бы он остался лежать у расщелины, а не поехал в Оссирианд, то наверняка вскоре сошел бы с ума от навязчивых мыслей и окружавших его пугающих образов и воспоминаний.

О том, чтобы возвратиться в поселение на склоне Долмед, не могло быть и речи. Кто он теперь для них? Лишь проклятый Валар убийца, чьи руки по локоть в невинной крови. Нет, он не вернется к обожаемым близнецам! Как он будет смотреть им и остальным в глаза? После всего, что случилось в лагере Эонвэ и здесь, у расщелины, он не имеет права вернуться. Они с Нельо сами отрезали себе обратный путь. Ужасная Клятва и довлеющее над ними проклятие Валар преследовали их, шли по пятам, медленно, но верно толкая к пропасти.

И Нельо не выдержал. Маглор видел и знал, что старший уже давно не мог выносить груз лежавшей на них вины, что он уже много лет не жил, но лишь существовал, погруженный в воспоминания о безмятежных днях в Валимаре или о тех, что провел здесь в объятиях кузена Финьо в дни Бдительного Мира.

Старший тоже, наверняка, часто думал об их доме и о матери, вспоминал ее улыбку и голос. Что бы сказала амил, узнай она обо всем, что они натворили из-за проклятых камней?

«Я недостоин жить ни среди эльдар, ни среди смертных…» – внезапно понял Маглор. Горечь от этой мысли вязкой чернотой разливалась внутри, мешая сосредоточиться на чем-то помимо нее.

Несмотря на разъедавшую внутренности боль, он не останавливался. Необходимо было продолжать путь. Почему-то Маглор твердо знал, что это необходимо, что по-другому он не может. Нельзя по-другому. Невозможно.

И он упрямо ехал сквозь облака черной пыли, носившиеся над безжизненной поверхностью. Решив, во что бы то ни стало, добраться до лесов Южного Оссирианда, Кано, в то же время, опасался спешки. Она могла пагубно сказаться на изможденных, ослабших, как и он сам, лошадях.

На пути ему встречались разрозненные полки шедших на восток эдайн и эльдар, принадлежавшие к ратям Эрейниона. Маглор старательно обходил эти отряды днем, держась на расстоянии так, чтобы не быть замеченным их воинами. Когда же ночью они останавливались на стоянку, он оставлял лошадей дожидаться на отдаленном расстоянии и отправлялся в разбитый солдатами лагерь, чтобы добыть немного пищи и воды для себя и коней.

Много он не брал – лишь необходимое и то, что удавалось найти – оставшуюся похлебку, хлебные корки, сухари, сушеные грибы и орехи. Но главным трофеем оставалась питьевая вода, чья нехватка остро ощущалась и в возвращавшихся с войны войсках. Ее пытались очищать с помощью впитывающих отраву кореньев и заговоров, процеживали, выстаивали и употребляли внутрь понемногу, чтобы сохранить на остаток пути до горных источников Эред Луин.

Постепенно пейзаж вокруг стал меняться. Маглор понял, что приближается к океану. Он слышал еще издали его монотонный, гулкий шум.

Следующим утром он действительно достиг скалистого океанского побережья. Спешившись, Маглор направился к скалистому берегу, слушая призывное пение могучих приливных волн, что бились об острые прибрежные скалы, разлетаясь на тысячи и тысячи соленых брызг.

Уже с утра облака плотным слоем затянули небо. Был пасмурно. Великий Океан окрасился в темно-стальной траурный цвет. Лишь пена его волн белым кружевом окаймляла казавшиеся черными скалы побережья.

Второй сын Феанаро стоял на скальном выступе, глубоко врезавшимся в неровную береговую линию, и слушал. Пеной обдавало сапоги, брызги летели на запыленный кафтан, на волосы, на руки, острыми иглами кололи лицо. Но Маглор продолжал неподвижно стоять, словно вросший в выступ, сделавшись его частью. Он слушал море и оно пело ему.

Волны пели о них, о братьях. Или это сами братья пели для него сложенные еще в Амане песни? Маглор прислушался. Казалось, он мог различить их голоса…

«За степью даль за далью степь, за нею цепь из снежных гор,

Мы в путь отправились с тобой – рука тверда, а взор остер…» – слышался голос Нельо.

Он пел хорошо. Голос был сильным и молодым. Совсем как тогда, когда они пели эту песню, отправляясь на охоту, или на праздники в Валмар, или просто на прогулку в пригороды Тириона.

«В бескрайних маковых полях брели, вдыхая свежесть трав,

Мы в путь отправились с тобой – рука в руке, широк рукав…» – стройно выводили неразлучные Амбаруссар.

Хоть песню он сочинял для них с Нельо, когда их было лишь двое, потом ее подхватили все остальные и пели для самых младших, выходя с ними в поля, что простирались на север от городских окраин.

«Ты в вышине узрел орла, и взглядом проводил с тоской,

Мы в путь отправились с тобой – ты помахал орлу рукой…» – это голос Турко.

Признанный красавец и любитель охоты, часто говорил, что ему не хватает лишь орлиных крыльев.

«Дня серебро сменил покой, в золоте сумерек я спал,

Мы в путь отправились с тобой – рукою ты звезду достал…» – Морьо.

Он был тем, кто больше других смотрел вверх, на звезды. Еще в Амане он, казалось, был очарован ими. Но по-настоящему увлекся он созерцанием элени уже здесь, когда взошли на купол Элентари двое избранных майар – Ариэн и Тилион.

«Увидев горы и поля, и реки, что из гор текли,

Мы в путь отправились с тобой – мы в дом родной с тобой пришли…» – пел Курво.

Он всегда был так привязан к их большому дому, хоть и первым покинул его, начав жить своим двором.

«Ну, что же ты, Кано?!» – весело смеется старший.

«Пой! Пой же, любезный братец!» – кричат наперебой Амбаруссар.

«Ты же наш золотой голос!» – заливается смехом Турко.

«Певчая пташка!» – вторит ему, тоже смеясь, Курво.

«Канафинвэ – Песнопевец и менестрель!» – усмехается Морьо.

Маглор хочет петь, но слезы душат и голос ломается, не слушается. Он оглушен пением волн вокруг и неподвижно стоит, не в силах произнести ни звука. Ему хочется говорить с ними, хочется приблизиться к братьям, посмотреть в их лица, склонить голову на их плечи, почувствовать крепость их объятий. Ему мало лишь слышать их родные голоса.

Вдруг Маглор сорвался с места, побежал обратно, к лошадям. Он спешно снял с них седла и сбруи, освобождая от служения, отпуская в уверенности, что эти кони позаботятся о себе сами или вскоре смогут найти дорогу к тем, кто сделает это вместо него.

Увидев, что они не двинулись с места, Маглор прошептал каждому на ухо заветные слова, и кони медленно побрели прочь от берега. Тогда он вытащил из приседельной сумки сверток с сильмарилом, развернул его, освобождая от своей кольчуги и осторожно взял в руку.

Долго стоять и рассматривать отцовское сокровище Маглор не стал. Он быстро побежал к своему выступу и, оказавшись на самом его краю, со всей силы метнул блистающий ярко-белым светом камень вдаль. Сильмарил сверкнул над темной неспокойной водной поверхностью, словно падающая в ночи звезда, и исчез в океанских глубинах.

На душе у Маглора стало легче. Теперь он действительно почувствовал себя свободным от Клятвы. Он мог теперь дышать, вдыхая влажный, холодный морской воздух полной грудью. То, что долгие годы теснило ее, будто растаяло, ушло, исчезло.

Он наслаждался ощущением свободы, стоя на краю врезающейся глубоко в море скалы. Маглор посмотрел вниз – там рокотал и сердился великий, всеохватный, глубокий Белегаэр. Прикрыв глаза и облегченно выдохнув, Кано шагнул с края. Ему показалось, что он летел, чтобы очутиться в ласковых объятиях подхвативших его могучих волн. Больше ничего не существовало для него, кроме их гула, кроме их шума и соленого вкуса.

Маглор крепко зажмурился, почувствовав, как опускается вглубь водной толщи. Тело его полностью расслабилось, разум прояснился, дух пребывал в покое. Здесь не было ни колющего холода, ни мучительного голода, ни боли, ни слабости. Все это прошло, осталось где-то далеко.

Он кинулся в океан, словно в объятия любимой, желая обрести отдых и утешение. И казавшийся со стороны грозным, удел Вайлимо милостиво принимал его, позволяя плавно погружаться в свои глубины, мерно укачивая, забирая.

========== 20. Возрожденный ==========

Засыпая под толщей мягкой океанской воды, Маглор не думал о Свете, о Тьме, о сильмарилах, о проклятье Валар, о собственной смерти… Мысли, что сквозили в его угасавшем сознании, были о чем-то простом, будничном и далеком, оставленном там, где был их с братьями дом.

Думал он о том, что хорошо бы было в погожий день подняться по бесчисленным ступеням на одну из самых высоких городских башен, чтобы с головокружительной высоты обозреть весь Аман, увидеть бухту Альквалонде на северо-востоке, и вершины Пелори на западе, среди которых острейшим шпилем вонзается в купол Варды высочайшая Таникветиль, а рядом с ней, как младшая сестра, расположилась Ойолоссэ. Она более пологая, но почти такая же высокая, как старшая, на чьей вершине расположен чертог Ильмарина.

Смотреть вниз опасно – может закружиться голова. Маглор не боится высоты. На обзорной площадке дует сильный западный ветер, треплет волосы. Тирион видится с башни как огромный живой муравейник. Главные широкие и ровные улицы расположены подобно лучам звезды – они сходятся в одной точке, на центральной площади, перед дворцом деда Финвэ. На холмах высятся святилища, посвященные Валар. Их венчают другие башни. Тоже высокие, с украшенными мозаикой и лепниной куполами.

Широкие проспекты пересекают многочисленные переулки. Если смотреть с высоты, они образуют замысловатый узор, пересекаясь, переходя друг в друга, прерываясь тупиками…

Так же и мысли, словно обозреваемые с большой высоты тирионские переулки – неспешно перетекали одна в другую, как в моменты, когда чары Ирмо окутывают сознание, начиная путаться, незаметно погружая его в сон. Точный момент, когда он заснул, Маглор, как это всегда и бывает, упустил. Однако он помнил, начав пробуждаться ото сна, что спал очень долго, никем не тревожимый, и чувствовал, что отлично выспался.

Было удобно, хорошо и покойно лежать там, где лежал он. Маглор чувствовал тепло и какой-то очень приятный, уютный и нежный запах. Воздух вокруг едва колыхался от легкого ветерка. Просыпаться и открывать глаза не хотелось. Он слишком долго не испытывал этого прекрасного ощущения и желал продлить удовольствие от него, чтобы лучше запомнить.

– Открой глаза… – раздался у самого уха нежный полушепот.

Кожей щеки он ощутил тепло, исходившее от тех уст, что шептали ему, прося о пробуждении.

– Нет, – отвечал Маглор, не узнавая своего голоса, – я не хочу просыпаться. Этот сон слишком прекрасен, – и он блаженно улыбнулся, не размыкая век, и потерся щекой о мягчайшую, дышащую свежестью ткань подушки.

В ответ раздался звонкий, как звон серебряного колокольчика, смех, и чья-то рука бережно огладила его плечо.

– Просыпайся, глупый, – снова обратился к нему тот же нежный голос, – Ты итак проспал дольше всех… Что я скажу твоей матери и братьям, когда они спросят меня, почему ты до сих пор не пробудился?