Текст книги "На вдохе (СИ)"

Автор книги: Булочка_С_Творогом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Прямо перед ними вдруг что-то вспыхнуло и Майя, не сдержав крик, шатаясь, побрела в другую сторону, и вскоре они с Ньютом упёрлись в закрытую дверь. Сзади них уже везде был огонь. Девушка что было силы стала биться в неё и, то ли она внезапно стала такой сильной, то ли от жара ослабли петли, дверь поддалась и рухнула. Майя сильнее сжала руку Ньюта на своём плече, бессвязно хрипящего ей что-то в ухо и прошла в просторнейшую комнату. Дальняя стена полностью была стеклянная и, на удивление, целая. Пламя отражалось в нём, смешиваясь с тем, что было на улице, царапало чёрное небо.

Майя сделала буквально пару шагов и упала на колени вместе с Ньютом. Он продолжал кашлять, царапать себе горло, словно мечтая выдрать его, чтобы наконец перестать мучаться. Налившиеся кровью глаза выкатились, мокрые от пота волосы прилипли к лицу. Ньют сипел и хрипел, хлопая пересохшими губами как рыба, выброшенная на берег.

Майя ужасно растерялась. Ньют же, раскачиваясь из стороны в сторону вдруг истошно завопил и принялся расцарапывать себе лицо.

Девушка взвизгнула и растерялась ещё сильнее. Совершенно не представляя, что делать, она попыталась схватить друга за запястья, чтобы он прекратил себя калечить, но внутри парня как будто проснулась ужасная зверская сила.

– Ньют… Ньют, прошу тебя, успокойся… – шептала она, держа его за обе руки. Блондин ещё пару раз дёрнулся и вдруг замер, несколько секунд просидел, как каменная статуя, а потом, чуть слышно, сказал ей:

– Свяжи меня. Я тебя очень прошу. Иначе я…

Остаток фразы так и повис в воздухе.

Пока Майя шарилась во всех столах и ящиках, что стояли в комнате, Ньют кое-как дополз до роскошного громоздкого дивана и, припав к нему спиной, измученно прикрыл глаза.

В одном из многочисленных шкафов оказалась довольно крепкая на вид верёвка. Майя схватила её и вернулась к Ньюту. То сидел совершенно неподвижно, лишь дрожащая вздымающаяся грудь выдавала то, что он ещё жив.

– Я нашла, Ньют, что ты хочешь?

Он разлепил веки и на Майю взглянули два больших бездонно чёрных шара, обрамляемые опухшей кожей. Внутри всё похолодело, она невольно вздохнула и отпрянула.

Ньют достал из кармана нож, всё ещё изляпанный в крови Крысуна, и, не говоря ни слова, разрезал верёвку пополам, после чего снова посмотрел на Майю. И это жуткий, сковывающий взгляд, от которого разило могильной гнилью, в бездне которого тлели Чак, Фаркл, Уинстон и Алби, от которого хотелось спрятаться и зажать лицо руками, чтобы только не вспоминать весь этот ужас, одновременно не отпускал. Она смотрела в то, что раньше было Ньютовскими глазами и не могла отвернуться. А ещё хуже ей стало, когда наконец к ней пришло осознание – не мысль, которую она удерживала в своей голове, а действительное осознание. Вспышка. И она убивает его. Слишком быстро убивает.

Руки не слушались её. Дрожа всем телом, ощущая каждую капельку ледяного пота на своём теле, она, крепко закрепив обе верёвки одними концами на запястьях Ньюта, привязывала другие её концы к ножкам тяжелённой мебели. Он всё также сидел на коленях – связанные, широко расставленные, дабы избежать новых приступов, руки не позволяли ему встать. Майя прекрасно понимала, что он задумал. Понимала и не хотела принять.

– Всё, я сделала. – пробормотала она больше себе, чем ему, когда узел наконец завязался, и блондинка снова оказалась около него.

– В кармане… – еле слышно произнёс он.

Она достала из его кармана маленький серебристый ключик.

– Возьми… Кулон… – прохрипел он, выпячивая грудь вперёд. Майя кивнула и аккуратно сняла с шеи кулон, крепко сжав его в мокрой ладони. – Отдай это Томасу…

– Ты отдашь сам. – агрессивно замотала головой девушка. – Сам.

– Я не дотяну и до конца часа. Я шиз, Майя. И я не могу больше сдерживать эту дрянь, она гораздо сильнее меня. Мы не успеем. Но и чёрт с этим, послушай меня…

– Что бы ты не задумал, я не…

– Майя, пожалуйста, просто помолчи и выслушай меня! – рявкнул Ньют и тут же сам себя одёрнул, видя, как вздрогнула Майя. – Прошу. Не перебивая и не возражая. – добавил он уже мягче.

– Ньют… – попыталась она, а на глаза уже стали наворачиваться слёзы.

– Я тебя люблю. – тихо сказал он и всё множество слов, что вертелось у неё на языке улетучились. – Люблю. Я не умею признаваться, но, если уж это последние минуты моей жизни, я попробую. Слушай, ты – самое фантастическое, самое сумасшедшее, самое нелепое и одновременно самое прекрасное существо, которое вообще может существовать. Ты… Ленивая, упрямая, ужасно упрямая, иногда грубая, весёлая, неугомонная, верная, красивая, смелая, на самом деле, очень сильная и… Я не знаю, как меня угораздило, но я тебя люблю. Просто тебя, настоящую тебя. И я так счастлив, на самом-то деле, что всё случилось так, как случилось, я ничего не хочу менять, даже, если бы у меня была такая возможность, я бы не менял. Всё, всё, что с нами случилось – я прошёл бы через это всё снова, сказал бы всё тоже самое, и сделал тоже. Я… Чёрт. У меня в голове – особенно сейчас – такая каша, столько всего вроде как надо сейчас сказать, а я… Не знаю. Люблю я тебя. Наверное, этого на всё хватит.

Затаив дыхание, чувствуя, как в приоткрытые от удивления губы стекают редкие слезинки, Майя слушала его голос и не могла из себя ни звука выдавить.

Она понимала, прекрасно понимала, что он любит её, но, чёрт её дери, какое же это неописуемое чувство – услышать это. Почувствовать вот этот табун мурашек, пробегающий по рукам, как будто вся кожа покрывается тонким слоем льда – а ведь они находятся среди огромного пожара!

Любит.

Ньют прервал её, едва она успела набрать в грудь воздуха, хотя она и понятия не имела, что ей говорить – голова опустела, как будто она снова прошла через Стёрку.

– Нет! Молчи! Мне и так очень тяжело, молчи! Уходи. Моей ненормальной жизни пришло время закончится, от этого нет смысла бегать, ну, а ты у нас Богом поцелованная. Иди. Просто знай и помни, хорошо? Я тебя уже просил об этом. Уходи.

– Никуда я не уйду.

– Господи, сделай хотя бы раз то, о чём я тебя прошу. Ты должна отдать это Томасу, понимаешь ты, дурья твоя белобрысая башка, должна. Твоя очередь героем становиться. Не всё же лавры Томасу должны уйти.

Майя в ответ то ли хихикнула, то ли подавилась непонятно чем. Она протянула было руки к Ньюту, чтобы хотя бы обнять его, но отшатнулся от её руки, как будто она сама была шизом.

Майя поняла. Поджала губы и поднялась на ватные, бескостные ноги. Не оборачиваясь, выбежала из комнаты обратно в серые коридоры, а стены угрожающе затрещали ей в след.

И как только она перешагнула невысокий порог, где-то внутри раздалось тихое «Дзинь!», после чего в груди разлилась сухая и холодная пропасть ни-че-го.

Сжимая в одной руке кулон, а в другой – ключ, закрывая лицо от газа, девушка прошла вдоль стены, увернувшись от летящих во все стороны искр, и, на удивление, вскоре нашла нужную дверь. Чуть было не сломав о скважину ключ, она отперла и ворвалась на лестничную площадку. Буквально как только её нога ступила на шероховатую плитку, на нижнем этаже подорвалась проводка, и огонь пополз вверх по перилам.

Она уже практически была с ним одной температуры.

Майя побежала вверх. Первая дюжина ступенек улетела из-под её подошвы, а с каждой последующей шаги стали всё тяжелей. Голову свело, как будто из её черепа вдруг стали собирать оригами, по вискам ударила резкая боль. От неожиданности глаза на мгновение помутнились, она споткнулась и приземлилась на ступени, судорожно хватаясь за голову, которая, казалось, вот-вот разорвётся на части.

Как там Дженсон назвал её? Странно, что она сразу не обратила на это внимание.

Харт.

Харт…

Синеватый тусклый свет, заполнивший комнату, давит на глаза, из-за чего каждое движение век отдаётся неприятным покалыванием. Медицинская койка, на которой она сидит, холодная, жёсткая. Приборы рядом с ней тихо жужжат, мигая разноцветными лампочками. Босые бледные ноги едва касаются ледяной плитки, а коснувшись, одёргиваются, трутся друг о дружку. Она совершенно одна.

Ни спать, ни есть не хочется. Страха, грусти или простого волнения тоже нет. Она чувствует себя совершенно пустой – как будто они уже это сделали. Даже не думает о том, что с ней будет. Просто всё равно.

Где-то что-то негромко зашуршало. Она выпрямляется, но разглядеть в этом чёртовом синем полумраке ничего невозможно. Наверное, это они.

Ну и слава богу. Наконец-то. Ей уже надоело тут сидеть. А она сидит уже минут десять!

– Майя… – слышит она вдруг и, забыв про холод пола, слезает с койки, отчаянно пытаясь увидеть обладателя этого голоса, от которого внутри всё сжалось.

Наконец он вылез откуда-то из-под стола, доверху заставленным разными папками и документами. Через вентиляцию лез, очевидно.

– Лукас. – выдыхает она и, сделав шаг, оказывается в его объятиях. – Что ты тут делаешь, ковбойская твоя башка…

– Я буду с тобой. Я тебя не оставлю.

– Если они сейчас зайдут, а тебя нет, или зайдут, а ты здесь, нам обоим конец.

– А с каких это пор ты такая предусмотрительная?

Майя чуть улыбается, крепче прижимаясь к нему. Долго молчат.

– Страшно? – спрашивает она.

– Да. – честно отвечает он. – А ещё меня бесит, что мы всё обязаны забыть.

– Топанга сказала, что она сделает всё…

– Да что она может сделать.

Блондинка закусывает губу. И правда: что тут сделаешь? Сейчас им сотрут память и отправят в разные Лабиринты, где они, вероятно, погибнут, никогда больше не увидев ни друг друга, ни Райли, ни Фаркла. Ни кого-либо ещё из близких.

Погибнут… Им лишь вкратце объяснили, что ждёт их в этой жуткой постройке (а какой смысл, если им память стирают), но этого вполне хватило, чтобы потерять всякую надежду на счастливое будущее. Хотя, если не брать сам Лабиринт, местечко выглядит очень даже симпатичным. Но, как говорится, в каждой бочке мёда…

Лукас вдруг резко кладёт руки ей на плечи и, отшагнув, заглядывает прямо в глаза.

– Пообещай мне одну вещь. Что бы не случилось, какие бы ужасы или радости, мы найдём друг друга. Ничего не помня и не зная, но найдём. И выберемся из этого ада. И тогда, клянусь, я тебя уже никогда не отпущу.

– Обещаю. – шепчет она.

Он хочет поцеловать её, но замок начинает скрежетать – идут. Отпустив её (от чего ей стало невыносимо холодно), он бросается обратно к вентиляции.

– Я люблю тебя.

И скрывается. Ответить она не успевает.

Но ведь совсем скоро они оба забудут то, что когда-то друг друга любили.

Заедающий, не поддающийся выключатель, который нещадно мучали, пытаясь включить, от чего он бился током и готов уже был воспламениться, вдруг щёлкнул – и вся голова озарилась светом. Боль потихоньку утихла.

Воспоминания.

Они вернулись.

Сколько Майя провалилась на ступеньках? Несколько минут? Из-за того, что в голову – которая, надо сказать, стала невероятно тяжёлой – снова впихнули всю её прошлую жизнь, казалось, что несколько часов как минимум.

Она встала, отряхнулась и продолжила подниматься, только мысли её были заняты уже другим. Она старалась смаковать каждую деталь, что теперь хранилась в её памяти, и чем больше, тем сильнее она удивлялась. А чему-то не удивлялась вообще.

И – вот странно – она ощущала себя доверху наполненной, забитой до отвала самыми мелкими и нелепыми мыслями, но в тоже время почему-то всё ещё чувствовалась где-то глубоко внутри неимоверную, угнетающую пустоту.

Ночь встретила её порывом сильнейшего ветра. На какое-то мгновение по телу даже как будто пробежала прохлада, но она испарилась в ту же секунду. Одним глазом она осмотрела город – соседние здания рушились, как карточные домики. Этому тоже осталось недолго. Ничего кроме подпаленных верхушек видно не было, но если так выглядел верх – что же творилось внизу?

С другого конца крыши раздался знакомый уху шум лопастей и снизу, словно из пламени, вынырнул берг. Майя резко выпрямилась, отрываясь от лирических мыслей, и двинулась навстречу бергу. Тот уже открывал свой люк – пламя не позволяло не только сесть (да и крыша могла такого просто не выдержать), но и достаточно близко подлететь, чтобы захватить Майю.

Девушка подошла почти к самому краю, но между ней и люком всё равно простиралась бездна. Схватившись за тросы, Томас, Лукас, Райли, Топанга с Кори, Бренда, Минхо и даже Галли изо всех сил протягивали ей руки, кричали вразнобой что-то неразборчивое.

Майя крепко сжала челюсти и, подпрыгивая, шагнула вперёд, одной ногой сорвавшись с отступа. Мокрая ладонь бессильно проскользнула по гладкой поверхности люка и уже готова была соскочить, унося Майю прямиком в ад, но её схватила другая, не менее мокрая рука – рука Томаса. Майя подняла на него глаза и чуть заметно кивнула – он сжимал не только её ладонь, но и спрятанный в ней кулон Ньюта. Брови парня слегка дёрнулись, но блондинка не дала ему времени раздумать.

Убедившись, что Томас держит крепко, она с силой оттолкнулась от берга (или оттолкнула берг от себя, чтобы на борт не забрался огонь?), падая назад на крышу. На какую-то секунду ей показалось, что сил подняться, взглянуть на них всех ещё раз, у неё уже нет, что токсичный дым уже высосал из неё всю кровь. Она чувствовала, как жгут содраные ладони, как по лбу, волосам, спине и носу стекают крупные бусинки пота и падают на покрытую копотью крышу, как гудят истоптанные худенькие ноги и как глаза наливаются кровью. Она впервые за всю свою жизнь чувствовала сбитое воспалённое дыхание каждой клеточки.

Сломленная. Какое же всё-таки точное прозвище.

Опираясь на тонкие дрожащие руки, Майя приподняла корпус, встала и обернулась.

И всё будто замерло, а затуманенный, хаотичный разум Майи наконец прояснился.

Они все смотрели на неё с полным удивлением, непониманием, немым вопросом какого чёрта она делает. Галли, которому она впервые не мечтала набить морду, прожигал её полными беспокойства глазами. Бренда, которую она никогда не могла назвать своей подругой. Минхо, ради которого они такую кашу заварили и которого так давно мечтали увидеть. Лукас. Фрайпан. Хорхе. Кори и Топанга. В её глазах всё та же несмываемая горечь, разбитые надежды. Я помню, Топанга, я помню. У тебя всё получилось. И я знаю, что у тебя всё будет хорошо.

Райли. Её маленькая Райли. Столкнувшись с ней взглядом, Майя тут же увидела, что и она всё помнит. Все их долгие ночные разговоры на подоконнике, все детские секреты, все их приключения, влюблённости и школьные проблемы – всю их долгую дружбу, выдержавшую любую Стёрку. Райли плакала, но всё равно слегка улыбалась. И одними губами произнесла ей «Гром и молния, Персик».

Майя посмотрела на Томаса и вдруг заметила, как же он повзрослел. За его плечами – смерти, страхи, предательства и пустые надежды, взгляд уже не по-детски глубокий и очень утомившийся. Как будто это и не он полгода назад выносил всем мозг, потому что хотел в Лабиринт, и с выпученными глазами не пялился на каждую первую вещицу. Как будто не он сделал то, что они все считали невозможным.

Она попыталась взглядом передать ему всё.

Что Тереза мертва, а Ньют уже на грани этого.

Что лекарство у него в руках (и во всём остальном теле).

И что она не будет спасаться.

Майя улыбнулась ему. Просто улыбнулась. И он всё понял.

Она отшагнула назад, ещё раз обводя всех глазами, запоминая. За несколько секунд она перелистнула в своей голове все две свои жизни, благодаря и извиняясь за всё.

Набрав в грудь воздуха, она резко развернулась и бросилась обратно к лестнице, пока крики друзей нещадно уносил от её ушей ветер.

Прощайте. П р о щ, а й т е.

========== Глава 35 ==========

Майя Харт редко когда действительно задумывалась о жизни как таковой, закапывалась в себя, брала как целую личность, независимо от обстоятельств и времени её существования. Никогда не пыталась залезть к себе в душу, понять, что там творится, как и почему. И для чего. Всё делалось интуитивно. Зазвенел колокольчик в голове – «Не надо, опасно» – не сделала. Зазвенел по-другому – «Давай же, так нужно, так правильнее!» – бежала в самое пекло. И даже не задумывалась никогда, почему и зачем, для чего и для кого.

Не до того было.

И даже тогда, в далёком прошлом, она не углублялась – они ведь не дети уже были и прекрасно понимали, что вокруг происходит, прекрасно понимали, что рано или поздно окажутся в лапах ПОРОКа, несмотря на все усердия Топанги отгородить их. Вот и пытались создать муляж нормальной жизни, обычной подростковой жизни, но на самом-то деле все они думали тогда о другом. Как не думать, когда одноклассников один за другим переправляют за Стену из-за заражения.

Да, она была влюблена. И их роман был выстроен по всем мелодраматическим канонам, пусть даже и от чистого сердца. Но единственный раз, когда внутри Майи вдруг шевельнулось «А что это?» забылось уже через пятнадцать минут на долгие месяцы. Факт оставался фактом: это были искренние, но совершенно детские и наивные чувства. И такого испытания, как жизнь они просто не выдержали.

Не сказать, чтобы в Глэйде она была очень сознательной. Как только прошла паника, она кое-как вклинилась в общий ритм существования и стала в нём отчаянно барахтаться так, как там принято (или почти). Ньют сказал, что она неугомонная. А смогла бы она в один момент вот так взять и вывести всех их Лабиринта? Из корпуса ПОРОКа? Провести через Жаровню до самой Правой Руки? Держать всех вместе? Убедить, что им необходимо добраться до Последнего Города, чтобы за ней все пошли? Нет.

Она редко когда была точно уверена в том, что делает и никогда не была уверена до конца. Всегда всё равно какое-то шестое чувство что-то пищало ей в ухо, засеивая в мозгу чёртово сомнение.

Поэтому она хваталась за Ньюта. Всегда держалась рядом с ним. Ведь даже если тот был не до конца уверен, он мог горы свернуть от одного слова лидера, которому он доверял целиком и полностью, какой бы кланк тот ни творил. А она – нет. Сомневалась. Готова была отступить при первой возможности. Соскочить, сорваться, избежать ответственности за то, что червячком изъедало ей душу. Не так, неправильно, всё не должно быть так… Чёртова жизнь пролетела с неизменным «Не так», где-то тяжёлым камнем придавившее сердце. Постоянным, уже ставшим обыденным.

Выживание, а не жизнь. Жизни она и не знала. Лишь раздробленное на части существование в этом ненормальном мире. И бесконечная, бессмысленная беготня в попытке поймать воздух, подгоняемая боязнью каких-то призраков, всё с тем же камнем на груди, делающий шаги всё тяжелее и тяжелее. Аттракцион. Квест-комната. Прекрасное, реалистичное кино. И всё со скромной мыслью в голове, что сейчас что-то случится, что-то поменяется, всё станет по-другому, потому что всё должно применяться. Как будто она вдруг попала в сказку, одну из тех, что рассказывала ей когда-то в далёком детстве мама. В сказках, конечно, всегда была героиня, она проходила через все испытания, она всегда была избрана, чтобы всех спасти. Все любили её, и Майя любила. И она упустила тот момент, когда всё, происходящее в её «сказке» стало как будто бы не про неё. Наверное, вместе со Стёркой. А может и раньше. Но так обидно было понимать, что каждый её шаг в сторону поступка сталкивался с тупой реальностью, где главный герой вовсе не она. А её саму от этого звания отделяет всего лишь прочная стена неуверенности.

И вот сейчас она впервые была точно уверена в том, что делает. Настолько, что даже пламя как будто расступалось перед ней, испарялось, стоило ему только коснуться её кожи.

Майя летела – именно летела, оставив свой камень где-то наверху, на крыше, чувствуя такую непривычную и приятную лёгкость во всём теле, словно связанный на её шее крепкий узел медленно ослабляли. И в этом столь непривычном состоянии она продолжала идти, повторяя в своей голове только одно: «Только бы успеть дойти», а летящие в стороны искры, расступаясь перед ней, тихо шептали «Всё правильно…»

Он сидел там же, где она его оставила. Слабый, безжизненно развесивший в разные стороны руки, ссутулившись, опустив на грудь голову, из-за чего лица было невозможно из-под слипшейся от пота светлой чёлки. Спина не дрожала, дыхания не было видно. «Опоздала» – почти с ужасом пронеслось у неё в голове, но тут же она спросила сама себя: а не всё ли равно? Стены, потолки и полы своим треском уже образовали целый хор, распевающий им реквием. Жаль только…

Майя медленно подошла к нему, не слишком близко, чтобы видеть очень хорошо, медленно опустилась на колени. Нервно облизнула губы, не в силах отвести от него взгляд (может, всё-таки он ещё здесь?). Одной, слегка подрагивающей рукой упёрлась в пол в попытке сохранить столь шаткое равновесие и почему-то улыбнулась. Странной, задумчивой улыбкой взрослого и не по возрасту мудрого человека. Улыбкой, которую она видела у Ньюта за несколько мгновений до того, как он впервые поцеловал её.

– Я не знаю, слышишь ты меня или нет, но я всё равно скажу. Ты же своё сказал, моя очередь. А так даже есть гарантия, что ты меня не будешь перебивать, или ругать за то, что я всё-таки вернулась сюда… – убрала с лица сверкнувшую в свете пожара прядь волос, на секунду как будто почувствовав запах леса из Глэйда. – Ньют, знаешь, ты… Ты мой лучший друг. Правда. Ты всегда был мне самым близким человеком на свете, к которому я могла бы придти совершенно в любой ситуации. Ты меня и поддерживал, и утешал, и веселил, и спасал мою чёртову жизнь столько раз. Мне с тобой… Так хорошо. С тобой я чувствую, что всё правильно, и не важно, где я и что я. Что бы ни происходило, хотя я, правда, не знаю, как ты это делал, но ты действительно мне давал это чувство спокойствия, гарантию, что все мои тайны навсегда останутся тайнами, равно как и слёзы, мысли, сомнения, все надежды, даже несмотря на то, что они для неудачников – какая же я была дура, когда так думала! И я не знаю, как ты меня терпел всё это время, потому что я несносна, я прекрасно знаю это. Но ты терпел, и я… Не могу передать, как сильно я тебе благодарна, потому что я бы сдохла без тебя, Ньют. Не настолько я сильная, чтобы пройти через это одна. А ты меня, несмотря на всё моё нытьё, тянул за собой и тянул, всегда думал обо мне, жертвуя так часто своими интересами, терпя моё свинское отношение иногда, весь эгоизм, что из меня буквально пёр порой. К сожалению, не могу похвастаться тем же. Нет, в смысле, я тоже думала, постоянно думала о тебе, но больше через призму самолюбия всё равно что ли… И мы в таком кланке живём, что я совершенно не думала, что… Ну, что я влюблюсь в тебя. Парень, любовь, это всё, конечно, замечательно, но как важно в такое время иметь настоящего друга. С которым ты настоящий и ради которого готов на всё, и главное, что это взаимно. Я помню, как я посмотрела на Фаркла, Терезу, Райли, когда они мне говорили, что мы с тобой как парочка – я думала они либо издеваются, либо искренне несут какую-то чушь. Ну какая парочка? Ты ведь мой лучший друг… А теперь я понимаю, что это совсем не исключающие друг друга вещи. И что я тебя люблю – и очень давно уже люблю, я понимаю это – но чтобы любить тебя и чувствовать себя любимой, совсем не обязательно нам на каждом углу целоваться или за ручку там ходить. А то, что мы делали друг для друга – то, что ты делал для меня – это и есть любовь. И настоящая дружба. Но всё-таки знаешь… Ты такой эгоист. – с шутливыми укором произнесла она, наклоняя в бок голову, в мыслях видя, как на эту фразу Ньют закатывает глаза, или как обычно хмурится, и от этих мыслей улыбка на её лице стала чуть шире. – Ты сам сказал, как тяжело тебе меня прогонять, и ты прекрасно знал, как тяжело мне уходить. Но только тебе мучиться осталось совсем чуть-чуть, а мне – всю чёртову жизнь. Напрасно ты думаешь, что я так легко смогла бы жить дальше. Нет, Ньют… Слишком большой след ты оставил. Да и не только ты. – она шмыгнула носом и заговорила почти шёпотом. – Нет мне там места, в этой Тихой Гавани, просто нет. Знаешь, когда я поднялась на крышу, я ведь всё вспомнила, совершенно всё, но это ничего не изменило. И я отдала Томасу кулон. Всё получилось у нас – лекарство есть, мы спасены, ПОРОК разгромлен, Минхо с нами, воспоминания – подумать только, цель моей жизни!.. Но меня как цепями сюда приковали, понимаешь? И даже те же воспоминания, они ведь очень вовремя вернулись, потому что только сильнее убедили меня в моём решении. И я вдруг всё поняла, просто вот в один момент, что я должна быть здесь. Потому что у меня как щёлкнуло где-то, словно лампочку зажгли. Всё встало на свои места, всё стало правильно. Наконец таки. Это странное чувство, его трудно объяснить, но, надеюсь, ты понял. Поэтому я и вернулась. Я без тебя не могу. И не хочу. И я, как и ты, ни о чём не жалею, и даже не могла бы просить о чём-то лучше, чем это.

Она резко вздохнула, как будто собираясь сказать что-то ещё, но поняла, что сказала всё.

И тут внезапно, как старый поржавевший механизм – сначала чуть дрогнув, затем очень медленно, через огромную противостоящую силу – голова Ньюта поднялась. Брови Майи взлетели вверх, ей вдруг на миг стало страшно от того, что он действительно всё услышал, но даже сквозь эту беспросветную черноту, в которую превратились его глаза, она смогла разглядеть в них что-то такое, из-за чего страх улетучился, и она даже смогла изогнуть губы в слабой улыбке. И через эту улыбку он должен быть сам всё понять.

Майя подалась вперёд и беспорядочно стала покрывать поцелуями его губы, шею, нос, щёки, лоб, прикрытые веки, шепча что-то не до конца понятное даже самой себе, гладить его по голове, по этим удивительным и мягким волосам, что так красиво развивались на ветру и переливались под солнцем. Она касалась губами каждой царапинки, каждой чёртовой взбухшей, налитой осквернённой кровью вены, словно заживляя их таким образом. И она чувствовала, как Ньют, слабо, почти невесомо, целует её в ответ со всей той нежностью, на которую вообще сейчас способен.

И стоило ей прикрыть веки, как она явно увидела перед собой того самого Ньюта, её Ньюта. Чистого, здорового, светлого, с белоснежной, но всё же самую малость подзагоревшей от работы на улице кожей и выгоревшей чёлкой, падающей на лоб, слегка прячущей за собой глубокие карие глаза, светящиеся насмешливой лаской, с вечно сведёнными к носу бровями и изогнутыми в полуухмылке губами. Не здесь, не в ПОРОКе, не в Жаровне, не в их базе у океана и даже не в Глэйде, а, наверное, где-то далеко, где они никогда и не были, но должно быть, очень скоро окажутся. И от этого по груди растеклось спокойствие, умиротворение. Она сильнее прижалась к нему, готовая совершенно ко всему, и Ньют – она чувствовала это – тоже.

Майя услышала, как затрещал над ними потолок, и не смогла не вздрогнуть. Ньют, отведя своё лицо от её замерших губ, посмотрел на неё так, как не смотрел никогда, как будто до сих пор до конца не верил, что она остаётся с ним. Майя попыталась снова улыбнуться, вдруг замечая, что она даже не плачет. Я с тобой Ньют. С тобой.

И он прочёл это. Слегка наклонил в бок голову, бросив мимолётный взгляд наверх, будто спрашивая, как когда-то: «Готова?»

Готова.

Майя прикрыла веки, глубоко вздыхая. Всё равно страшно, как ни крути. Хотя это, скорее, даже не страх, а какой-то непонятный трепет, возникающий в душе, когда вдруг становится точно ясно, что ещё минута – и всё закончится. И ясно не в голове, не простым осознанием, нет – это чувствуется всем телом.

Они прижались лбами друг к другу, замерли в немом ожидании, пока огонь, обвивая их своим хороводом, вдруг как будто бы стал пытаться укрыть их, спасти, хотя ведь только что сам был им врагом. Теперь уже врагов нет.

Новый, оглушительно громкий треск. Грохот. Встряска.

В последнюю секунду Ньют снова поцеловал её.

В последнее мгновение она вдруг явно почувствовала на кончике языка вкус клубники, в носу – запах океана и соломы, а глаза будто бы ласково кольнул последний луч закатного солнца.

В последний миг она поняла, что счастлива.