Текст книги "Как будем делить? (СИ)"

Автор книги: БольшаяМедведица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Мои! Котята! Мальчишки, перевернувшие мою жизнь, подарившие мне счастье и радость, отдающие мне себя без остатка и каких-либо условий и ничего не требующие взамен. За них я готов был умереть, с ними я не боялся никого и ничего. Ни осуждения, ни брезгливости, ни обвинений или презрения. Мы были вместе. И теперь навсегда.

Вот только какая-то тревожная мысль крутилась в моей голове, пытаясь пробиться к моему сознанию через туман сумасшедшей влюбленности. Но прислушаться к интуиции и задуматься не хотелось, и искать причины беспокойства я сейчас был не готов, надеясь на незначительность и ничтожность всплывающей в мозгах проблемы.

Как же я тогда ошибался!

====== Глава 7 ======

Андрей

Почти два месяца пролетели, словно один волшебный день. Еще никогда в жизни я не был так счастлив. Я любил. Я был любим. Сомнений в этом у меня не было. И красивые слова признаний мне были не нужны, достаточно было увидеть загорающиеся радостью при виде меня глаза рыжиков или поймать подаренные ими улыбки. На работу, утром, я практически летел, ведь в универе меня всюду сопровождали обжигающие, нескромные и многозначительные взгляды двух маленьких бесенят. А вечером, как лось во время весеннего гона, я ломился домой, потому что там меня уже ждал обещанный синими глазами рай. Сумасшедшие и упоительные вечера в обществе любимых.

Мне пели песни и играли для меня на гитаре.

Меня рисовали карандашом и красками. Писали с меня портреты и порнокомиксы.

Я помогал братьям в учебе и разминал их затекшие от долгого сидения за учебниками и компом мышцы. Легкий массаж, почти всегда переходящий в нелегкие горизонтальные развлечения.

Они разрисовывали мое тело взбитыми сливками и растопленным шоколадом, а потом медленно слизывали сладкие узоры, повторяя ловкими язычками каждый штрих и завиток. Идея – Витьки, оформление моего тела – Митьки, удаление рисунков в исполнении обоих.

А я трахал их, нет – любил. До сорванных голосов, до звенящей пустоты в голове и сбитого в хрипы дыхания.

С близнецами я чувствовал себя живым. Сильным, неутомимым и всемогущим. Желанным. Сексуальным. Маньяком, повернутым на рыжих вихрах, синих глазах, упругих попках и двух идентичных родинках... на любимых животиках.

Я был счастлив. Пока.

Первый мартовский день пах весной. Яркое, но еще несмелое солнышко уже начинало топить сугробы, превращая дороги в грязную снежную кашу. Я собирался домой, предвкушая еще один чудесный вечер, когда меня остановил звонок Рустама.

– Привет, Андрей! У нас новый заказ. – От восторга акцент нашего «хитрого татарина» становился особенно заметным. – Медиа-холдинг «Пирамида».

– Привет! Хороший заказ. Шикарный клиент. – Одобрил я, переключая мозг в режим «Работа». – Перспективный и интересный.

– Да. – Не унимался Рустамка. – Если сработаем на «отлично», можем рассчитывать на очень неплохой гонорар. А у меня скоро третий малыш родится. Деньги нужны.

– Поздравляю, – искренне обрадовался за друга я, – на заказ согласен. Когда с ребятами встречаемся? И где входящие данные?

– Тут такая ситуация, – начал вдруг мямлить наш главный договорник, – заказчик хочет сам встретиться и пообщаться со всеми сотрудниками «БАРСа». Поэтому общая встреча завтра, в главном офисе холдинга, в шесть вечера.

– Ок! Я буду!

Ну что же! Любовь любовью, а работа – работой.

Следующим вечером, предупредив своих озорников, чтобы не волновались, я парковался у бетонно-стеклянного монстра, центрального офиса «Пирамиды». В холле меня уже ждали Боня и Рустам.

– Серёга не приедет, у него какие-то важные профилактические работы на сервере. – Отрапортовал Рустамка и повел нас к стойке ресепшена.

Получив временные пропуска и прокатившись во внешнем стеклянном лифте до самого последнего этажа, мы живописной, экстравагантной шайкой, даже не заметив призывные томные взгляды и не оценив длину ног роскошной секретарши, вплыли в зал заседаний. Мелкий, длинноволосый, безумно красивый гей-интеллектуал Бронислав. Смуглый, коренастый, с хитрыми раскосыми глазами, слегка кривоногий и глубоко женатый татарин в тюбетейке – Рустам. И я – породистый статный альфа-самец, с «голубым» отливом. Было на что посмотреть.

Нас ждали. Трое холеных, дорогих мужиков вальяжно расположились в удобных креслах вокруг длинного стола.

– Добрый вечер! – начал я беседу и бодро продекламировал имиджевый текст, забирая инициативу у Рустама. – Компания «БАРС» – экономическая безопасность, анализ внутренней финансовой, коммерческой и кадровой ситуации на предприятии, выявление внешних причин, угроз и воздействий, а также эффективные предложения по решению обнаруженных проблем.

– Очень приятно, – официально кивнул мне сухощавый интеллигент с хищным профилем. – Меня зовут Максимов Сергей Петрович. Владелец, учредитель и генеральный директор медиа-холдинга «Пирамида».

– Захаров Андрей Николаевич, руководитель и главный аналитик компании, – в ответ представился я, – Бронислав Радкевич, математический анализ и бухгалтерия, а также Рустам Сулейманов – наш администратор, менеджер и управленец.

Я посмотрел в сторону друзей. Парни вежливо кивнули.

– Вороновский Сергей, компьютерное и информационное обеспечение – сейчас отсутствует. С ним Вы сможете познакомиться позже.

– Хорошо, – Сергей Петрович расплылся в дежурной улыбке, – представлю и своих компаньонов. Жуков Анатолий Иванович – мой соучредитель и заместитель по общим вопросам.

Указал он на плотного брюнета в стильных очках.

– И наш соратник, идейный вдохновитель и просто хороший друг, – повернул голову в сторону крупного ухоженного рыжеватого блондина владелец холдинга, – Гессон Александр Викторович.

Ух ты! Удар цементного мешка из-за угла по сравнению с испытанным мной шоком стал бы сейчас просто ласковым подзатыльником. Гессон Александр Викторович – отец моих котят.

Я поднял глаза и встретился с мертвым, страшным взглядом родителя рыжиков. И тут же поймал ту тревожную, давно не дающую мне покоя мысль. Слишком заметный автомобиль. Слишком известные братья-близнецы, сыновья слишком знаменитого в городе человека. Серьезного, непростого и смертельно опасного. Который ЗНАЛ. Знал о них, знал обо мне. Знал все. Хотя вины за собой я и не чувствовал, густая тягучая волна паники накрыла с головой, но надо было держать лицо, очень многое сейчас от этого зависело.

Беседа неспешно текла. Господин Максимов уверенно и почти незаметно протестировал каждого из нас на профпригодность и ненавязчиво узнал о нашей личной и трудовой жизни. Я что-то авторитетно отвечал, натянуто улыбался и даже острил. Гессон-старший молчал с каменным лицом и не сводил с меня пустых глаз. Как-то быстро и незаметно моя паника сменилась злостью, и я ответил ему открытым и твердым взглядом, гневно раздувая ноздри и «показывая клыки». Мы минут пять ломали друг друга взглядами, пытаясь найти у противника слабину. Сдаваться он не хотел, а я не мог. А потом господин Гессон нехорошо ухмыльнулся, грозно блеснул чем-то жутким в глубине глаз и, извинившись, покинул нашу теплую компанию.

Рустам, тем временем, плавно перевел разговор в интересующую его плоскость гонораров и вознаграждений, и я смог немного расслабиться и погрузиться в свои невеселые, хаотично скачущие мысли. Вот почему-то я совсем не сомневался, что эта встреча, скорее всего, была организована не случайно. «Палач» лично прибыл познакомиться со своей «жертвой». И кто здесь был «жертвой» – я знал наверняка.

И вдруг мне стало на все наплевать. Плевать на грозного и всесильного А. В. Гессона, неофициального «хозяина нашего города». Плевать на то, что стоило только этому хозяину повести бровью, и уже через час я буду кормить рыбу на дне ближайшего водоема или червей в малопосещаемой лесной глуши. Плевать на неправильность и преступность наших отношений с его сыновьями. Вот только на самих рыжиков мне было не наплевать, и терять их я не собирался, при этом прекрасно понимая, что все это не просто так и за все придется платить. Но ведь любимых не предают, не продают и не отдают. А Витю и Митю я любил. Таких разных и безумно похожих. И жить без них уже не смог бы.

Митька – неугомонный, любопытный, нетерпеливый и страстный. Ему все и всегда было нужно «вот прямо здесь и сейчас». Он не хотел ждать, забывал думать. Наша «зажигалочка», вспыхивающая ярким жарким огоньком, поджигающая нас с Витькой и провоцирующая на крышесносный секс. Он почти всегда атаковал первым, жадно и требовательно. Практически моментально доводил себя и меня до крайнего возбуждения, чтобы быстрее почувствовать меня в себе. На остром лезвии боли. Желанной боли – что ждал и хотел, не давая нам с Витькой возможности себя нормально растянуть. Сладкой боли, которой он наслаждался не меньше, чем тем удовольствием, которое получал от изощренных ласк брата и моих жестких глубоких толчков внутри своего тела. Его рычащее «Андрей! Давай!» каждый раз напрочь, с хрустальным звоном, разбивало мою цивилизованную хрупкую оболочку и выпускало на волю зверя, укротить, покорить и удовлетворить которого мог только Витька, выматывая меня буквально до бесчувствия. Обычно Митька был первым в очереди за оргазмом, а затем оттраханный и довольный лениво наблюдал за нашими с Витькой акробатическими номерами, смешно комментировал, шалил и безобразничал.

Витька – основательный, изобретательный и чувственный, экспериментатор. Любитель разнообразия, глубины и качества. Он горел долго, ровным и сильным пламенем, раз за разом повышая мою предельную планку выносливости и терпения. Это он приволок однажды к кровати плошку со льдом и игрался кубиками замерзшей воды, охлаждая самые интересные и горячие местечки на наших с Митькой, занятых ну очень интересным делом, телах. Это он, смущаясь и извиняясь, распял меня на постели, привязав шёлковыми лентами к спинке кровати, а потом вместе с пищащим от счастья Митькой долго подводил меня к грани, останавливаясь и... начиная заново. Руками, губами, языком, зубками и собой. Ох и отыгрался же я на обоих, когда ленты на моих руках и ногах все-таки были развязаны. Парни же потом неделю соглашались только на оральные ласки. Это с ним я постигал и совершенствовал искусство римминга и минета. Митьку обычно при таких ласках надолго не хватало, а вот Витя готов был подставляться под мои губы и язык, а потом радовать меня в ответ – вечно.

Мои любимые, самые желанные мальчишки! Оба! Два!

Встреча с клиентами закончилась взаимными пожеланиями удачи и успехов.

Через полчаса неполным составом «БАРСа» мы сидели в любимой кафешки и обсуждали заказ. Но меня сейчас волновал немножко другой вопрос.

– Рустам, откуда заказ пришел? – перебил я фантазирующего на тему «Наша лучшая в мире компания» Боньку.

– Берестов запрос прислал и головой поручился за «Пирамиду», – занервничал Сулейманов, который доверял моей интуиции в вопросах порядочности и честности в бизнесе больше, чем родной матери. – Тебя что-то настораживает?

– Нет, – спрятал я глаза, ну не говорить же друзьям о своих собственных проблемах и личных страхах, – но клиент слишком жирный, такие в неизвестные фирмочки не обращаются.

– Да ну! – возмущенно затряс вороной гривой Бонька, – мы себя на рынке уже хорошо зарекомендовали. Тот же Берестов после нашей работы свою доходность в два раза поднял. Теперь всем своим нас рекомендует.

– Хорошо, хорошо! – согласился я. Вадим Берестов, наш первый клиент, которого мы вытащили из долговой финансовой ямы, действительно безвозмездно работал нашим неофициальным рекламным агентом, с восторгом и трепетом рассказывая о нас всем своим друзьям-коммерсантам и присылал нам клиентов и заказы.

– Андрей, – вскинул на меня озадаченные карамельные глаза Бонька, – чего ты все-таки боишься? Или кого?

Этот мелкий засранец умел видеть и просчитывать людей на раз. И я для него не был исключением.

– Закрыли вопрос, – почти взорвался я, пытаясь слезть со скользкой и неприятной темы. – Заказ мы все равно уже взяли. Рустам, завтра Серёге все вводные отвезешь, потом всю нарытую информацию передашь Боньке, а я пока посмотрю их доступные, не закрытые финансовые отчеты.

– Ладно, значит будем работать, – вздохнул с облегчением татарин и начал спешно прощаться. – Ребята, мне пора, меня жена ждет.

И укатился к своему дружному и растущему, с завидной регулярностью, семейству.

Мы остались вдвоем. Заказали еще кофе, Бонька еще и мороженым себя решил побаловать. Кофе я ждал под его пристальным, заинтересованным взглядом.

– Ты изменился. – Начал он разговор, когда принесли наш заказ. – Стал злее и жёстче. И подозрительнее.

– Да ну! – передразнил я друга.

– Андрей. – Бонька не обиделся, – Это связано с твоими рыжиками? У вас все хорошо?

Я поболтал ложкой в чашке с кофе и... все рассказал. О своем двухмесячном нереальном счастье, о сегодняшней встрече с отцом своих любимых мальчишек, о своих подозрениях и страхах.

– Бонь, что делать? – выдохнул я в конце невеселого повествования.

– Жить! – спокойно и уверенно ответили мне.

– Если мне это позволят.

– А ты вот прямо так взял и дал кому-то возможность распоряжаться твоей жизнью?

– Нет, конечно, – искренне ответил я, понимая, что действительно никому и никогда не разрешу решать что-то за меня и вмешиваться, – это моя жизнь и мои правила!

– Вот и бери инициативу на себя и иди знакомиться с их родителями. Ты это должен был уже давно сделать. Не задав вопрос – ответа не получишь. Поэтому – спроси!

– И что я спросить должен? – не понял я.

– Ну, можешь не спросить, а попросить, – заулыбался вдруг Бонька, – руку и сердце, например. В двойном размере.

– Ты все шутишь? – начал расслабляться я, но вот идея мне определенно понравилась. Очень понравилась.

– Нет, – на полном серьезе ответил друг, – даже не думал.

Значит, будем жить! И, надеюсь, долго и счастливо!

====== Глава 8 ======

Андрей

Сюрприз от близнецов, как всегда, буквально выбил у меня из-под ног землю. Удивили?! Не то слово!

Я все понимал. Мы слишком долго не были вместе. Работа с документами «Пирамиды» уже почти три месяца отнимала у меня практически все свободное время. Корпорация была огромной. Сотни поставщиков, тысячи клиентов, армия агентов и контрагентов. Тонны информации и миллионы цифр. И никакой возможности побыть с близнецами наедине. Мы безумно скучали. Скучали друг по другу. Скучали по нашим вечерам вместе. Еще никогда я не чувствовал такой пустоты в своем холодном доме и томящейся душе. Без них, без моих рыжих котят.

Да, я был на все и со всем согласен. Согласен, что один вечер без «моего дурацкого экономического отчета для работодателя» ничего не решает. Позволил уговорить себя приехать в гости к парням. Согласился, что акустика в гостиной дома Гессон действительно лучше и места в ней гораздо больше, чем в моей типовой квартирке или в комнате близнецов. Да, сейчас я бы разрешил им все. Потому что они снова танцевали. Для меня. Только для меня. И на этот раз без посторонних глаз и ушей. Под тягучую обволакивающую восточную мелодию, льющуюся из скрытых динамиков навороченной аудиосистемы, установленной в большой, обставленной в современном стиле гостиной. Босыми ногами на мягкой пестрой шкуре какого-то экзотического животного, расстеленной у камина. Замотанные с ног до головы в какие-то прозрачные, переливающиеся и почти ничего не скрывающие от моих голодных глаз одежки. Призывно сверкая в мою сторону подведенными глазами и нежно позвякивая маленькими колокольчиками ножных браслетов. Заставляли забыть обо всем на свете, кроме их гибких тел, синхронно извивающихся в невероятном, чувственном и безумно волнующем танце. Сводили с ума. И если бы не просьба-приказ – «сидеть, смотреть, руками не трогать» – даже и не знаю... а смог бы я продержаться так долго, лихорадочно сжимая пальцами подлокотник глубокого, уютного кресла и кусая от возбуждения губы. Но и на этом мои рыжики не остановились. Сперва мне на колени прилетели прозрачные золотистые туники, открывая замечательный вид на розовые торчащие соски и мои любимые родинки. Затем переливающими кучками легли на пол шаровары и головные платки, а мои котята остались только в мизерных шортиках и тонких золотых браслетах на ногах... и тут я не выдержал. Пара ударов сердца, несколько шагов – и вот уже оба танцора-стриптизера елозят голыми спинами по мягкому меху, а я, навалившись сразу на обоих, пытаюсь то ли зацеловать их насмерть, то ли сожрать заживо. Мои. Мои! Сознание уплывает, отдавая всю власть безумствующему телу. Как же мне сейчас мешает одежда. Митька, поняв все без слов, ловким движением содрал с меня толстовку, пока Витька боролся с пряжкой ремня. Быстрее, котята. Ну, пожалуйста... Я так люблю и хочу вас!

– Что здесь происходит? – грозный рык от распашной стеклянной двери сломал волшебство момента.

– Мальчики?! – а взволнованный, дрожащий от слез женский голос горячей волной стыда плеснул мне в лицо.

В дверях в шоке застыли родители моих парней, так рано и совсем не вовремя вернувшиеся с благотворительного бала. Миловидная невысокая рыжеволосая женщина, зажав ладошкой рот, смотрела на нас огромными, влажными от слез глазами. Елена Дмитриевна – мама рыжиков. И разъяренный крупный мужчина, сжимающий кулаки и готовый порвать меня в клочья – Гессон Александр Викторович, собственной персоной.

– Ой, мамочки! – Митька ужом вывернулся из-под меня. Витька, как всегда замер, пытаясь раствориться в пестрой шкуре.

Вот это попадалово.

Я же начал медленно подниматься с пола, прикрывая спиной практически голых близнецов и тихо радуясь, что Витька все-таки не успел снять с меня штаны. Предстать перед потенциальными родственниками голяком мне очень не хотелось бы. Парней я прикрыл, а вот прятаться сам не собирался, стоя с высоко поднятой головой и расправив плечи.

– Добрый вечер! – как хороший воспитанный мальчик произнес я.

Женщина сдавлено охнула и, запнувшись в подоле длинного платья, навалилась на мужа.

– А добрый ли... – сверкнул на меня злыми глазами Гессон-старший, придерживая супругу. – Через десять минут у меня в кабинете.

Отдав жесткий приказ, Александр Валерьевич подхватил на руки безвольно повисшую на нем жену и вышел за дверь.

Витька

– Андрей, пожалуйста, иди домой, – причитал Митька, прыгая вокруг приводящего себя в порядок мужчины, – мы сами поговорим с родителями, все им расскажем и объясним, а потом вас познакомим. Ну, Андрей!

– Котенок! – Андрей тщательно стирал с лица полотенцем разводы от нашей с братом подводки. – Мы просто поговорим.

– Ага, просто поговорите, – не унимался младший,– а потом мы будем трупы в маминых морковных грядках прятать.

– Не смешно! – Андрей прижал Митьку к себе и зашептал в макушку. – Все будет хорошо! Не драматизируй. Я уже давно должен был познакомиться с вашими родителями. Это самая обычная вежливость и такт. Только вот закрутился с заказом.

– Ну, давай мы все-таки сами сначала поговорим, – вмешался я, тоже участвуя в общих обнимашках, – Андрей, пожалуйста! Ты не знаешь нашего отца.

– Нет, котята! Это мой разговор. – Андрей нехотя отстранился, застегнул ремень, поправил толстовку и шагнул к двери, – а вы ... только проводите меня до кабинета. Перекладывать ответственность за свои действия на кого-то другого я не буду.

По лестнице мы с Митькой спускались как два инвалида, надеясь хотя бы еще на чуть-чуть оттянуть момент встречи Андрея с отцом.

Но дверь в кабинет приближалась, коленки тряслись все сильнее, а сердце пыталось спрятаться в пятках. С суровым нравом отца мы были знакомы очень хорошо.

Андрей

Да уж! Накосячил я знатно. Ну как я мог забыть, где нахожусь. Почему поддался на уговоры и провокацию маленьких бесенят и не утащил рыжиков хотя бы в их комнату. Вот совсем не так я представлял себе нашу первую официальную встречу с их родителями. Переписать прошлое я уже не мог, а вот постараться исправить настоящее и возможно изменить наше будущее был должен.

В кабинет я вошел первым. Заставить близнецов вернуться в комнату я так и не смог, и теперь они маячили за моей спиной, испуганно блестя глазами. Но их беспокойство, поддержку и тепло я чувствовал даже затылком.

– Вас я не звал, – жестко бросил парням отец, не спуская с меня злого взгляда, – марш в свою комнату.

– Ну, папа! – храбро попытался вылезти вперед Митька. – Это мы Андрея пригласили. Сюрприз хотели ему сделать.

– У вас получилось. – Коротко зыркнул на сыновей мужчина. – Мать успокоительное стаканами пьет после таких сюрпризов. В свою комнату, быстро!

– Нет, – заартачился младшенький, а рядом с ним решительно встал старший.

– Витя! Пожалуйста, идите с Митей в свою комнату. – Я все-таки решил вмешаться. – Я скоро приду.

Александр Викторович только криво усмехнулся, когда Витька послушно взяв за руку своего близнеца, вытащил его из кабинета и закрыл дверь. В комнате повисло тяжелое молчание, в котором оглушительно громко тикали старинные напольные часы. Время шло, а я стоял, как нашкодивший ученик в кабинете директора школы. Стоял и смотрел на человека, от которого сейчас так много зависело в моей жизни.

– Теперь с тобой. – Сидящий за массивным письменным столом мужчина откинулся на спинку кресла и наконец-то заговорил. – Сколько?

– Сколько?! Что?! – я ногой подвинул небольшое кресло ближе к столу и тоже удобно развалился в нем, давая понять хозяину, что разговор нам предстоит долгий и непростой.

– Ты же прекрасно понял... Сколько денег ты хочешь, чтобы оставить в покое моих детей и навсегда исчезнуть из их жизни?

Конечно, я все понял... и как же мне хотелось рычать, хамить и кусаться. Возбужденный и неудовлетворенный зверь внутри меня безумствовал, рвался в бой и жаждал крови. Но... сейчас я был просто обязан убедить сидящего напротив мужчину в своих глубоких чувствах и серьезных намерениях в отношении его сыновей.

– Деньги мне не нужны.

– А что тогда тебе нужно: элитная квартира в центре, дорогая машина, связи, власть? – довольная ухмылка коснулась плотно сжатых губ. Гессон-старший почему-то решил, что я собираюсь с ним торговаться. Да ни за что!

– Все что нужно у меня уже есть. И главное у меня есть Митя и Витя.

– А не слишком ли много для тебя? Сразу двое. – Почти прорычал их отец.

– Нет. – Я же постарался изображать спокойствие и невозмутимость. – В самый раз!

– Значит, по-хорошему у нас с тобой разговор не получится? Давай поговорим по-плохому.

На стол веером упала стопка фотографий.

– Несколько этих фото, плюс моя личная просьба ректору и преподавать ты в нашей области больше никогда не сможешь. Конец репутации. И высокооплачиваемой работе. Педагогов, совращающих своих учеников, в нашей стране очень не любят.

Я взял со стола снимки. И не смог сдержать теплой улыбки. Здесь были все наши свидания на людях, начиная с самого первого похода в кино. Фотограф был просто гениальный. Ему удалось поймать самые интимные и вызывающие моменты наших с рыжиками встреч. И хотя мы очень старались не показывать наших отношений, эти фотографии просто кричали о нашей «крепкой, мужской НЕдружбе».

– Вот эти. Очень удачные. – Я отобрал пяток самых, на мой взгляд, провокационных снимков и развернул их к Гессону-старшему. – Ректор оценит. А остальные я Митьке отдам, он как раз собирался семейный фотоальбом заводить.

Оставшиеся фотографии я сложил в стопочку и аккуратно убрал в задний карман джинсов.

– Преподавать можно и в другом регионе или... стране. Переезд мне не в тягость. А еще существует большая доля вероятности, что парни поедут со мной.

– Ты мне угрожаешь? – Александр Викторович даже привстал в своем кресле, нависая и пытаясь задавить меня авторитетом.

– Нет, ну что Вы. – Очень надеюсь, что мой взгляд сейчас был достаточно невинным и бесхитростным. – Просто моделирую свое будущее с учетом возникших обстоятельств и возможной сложившейся в последующем ситуации.

– Значит, потерять работу ты не боишься? О будущем думаешь. Ну, если конечно оно у тебя будет. С жизнью расстаться так легко, в наше непростое время. – А вот это было уже серьезно. Сказанное абсолютно спокойным ледяным тоном – пугало. До чертиков! Но...

– Жизнь?! – Я опустил глаза, пряча плескавшуюся в них панику. – Забирайте. Зачем она мне. Без них.

И снова густое, липкое молчание. И снова огромные часы отчитывают уплывающие в вечность секунды и минуты. Тик-так. Тик-так.

– Почему? – большой страшный «монстр» напротив меня обманчиво обмяк в кресле. – Ну почему мои дети? Что тебе от них надо? Ты же стопроцентный натурал... был. В институте же просто огромное количество доступных девиц, а также современных не брезгующих ничем и никем парней.

– Не знаю. – Устало пожал я плечами. – Возможно, потому, что только их глаза я вижу во сне. Потому, что только их улыбки заставляют мое сердце замирать, а потом галопировать от радости, и только их присутствие дарит мне нереальное, сумасшедшее счастье. Потому что я просто их люблю.

– Любишь, говоришь?! – притворная мягкость испарилась, на меня снова смотрели горящие злобой глаза. – Жизнь за них отдать готов?! Думаешь, я поведусь на эти красивые слова и, утирая слезы, сам перевезу твои чемоданы в комнату мальчишек? Да я лучше их запру в ней. Навсегда.

Я тупо молчал. Да, переговорщик из меня получился хреновый. Я не смог ни в чем убедить Александра Викторовича. Просрал свою жизнь и... навлек на парней еще больше проблем. А Гессон-старший вскочил на ноги и начал широкими шагами мерить комнату, распаляясь все сильнее:

– Да что, ты, щенок, знаешь о любви. Это не валяния в койке. Любовь не исчисляется количеством совместных оргазмов. Любовь – это боль, страх и ответственность. За любимого человека, за еще не родившихся детей. За их настоящее и будущее. Любовь – это когда ты не умереть готов ради любимых, а жить. Вопреки всему, назло всем. Жить, когда кажется, что весь мир против вас. Жить, когда проще и легче умереть.

Я тихо офигевал, понимая, что сейчас этот человек приоткрывает мне свою душу. Мне. И сидел тихо, как мышь за веником. А мой собеседник, уже словно и, не замечая моего присутствия, все больше погружался в свои воспоминания.

– Мне было двадцать три, когда родители поставили меня перед выбором; благополучная, обеспеченная жизнь с женщиной, которую они для меня уже сосватали, или нищета с другой женщиной, но любимой. Тогда я выбрал независимость, Лену и... нужду. И меня просто вычеркнули их семьи. Забыли обо мне. Все, что у меня тогда в жизни осталось – это незнакомый город, полное отсутствие средств к существованию, мокрый холодный подвал для проживания, тяжелая опасная работа до кровавых соплей и беременная жена. Но я был счастлив. Я подыхал на работе, не спал ночами, не жрал вдоволь, я убивал... и не только себя. Но был, сука, счастлив. Почти двадцать лет прошло. Я выжил и построил свою маленькую империю. Уже для своей семьи, для детей, для внуков. Создал комфортную жизнь и радужное будущее... вот только тебя там быть не должно было.

Гессон-старший тяжело опустился кресло. И снова уставился на меня, мантрой повторяя свой вопрос:

– Так значит, говоришь, что любишь?!

И тут уже прорвало меня, я говорил и говорил, захлёбываясь и путаясь в словах. Боясь не успеть высказать все, о чем так долго молчал. Все что до конца понял и осознал только сейчас, под изучающим взглядом отца своих рыжиков. У меня был последний шанс облегчить моим (наивный я все еще в это верил) мальчишкам будущую жизнь. Последняя возможность достучаться до их отца.

– Да! Люблю! И жить без Вити и Мити уже не смогу. Жить, а не существовать. Любовь странная штука. Нелогичная, нерациональная, глупая, иногда просто абсурдная и нелепая. Но без нее жизнь превращается в пустое существование. Теперь я это знаю.

На несколько секунд я замолчал. Перевел дыхание и, подняв глаза на мужчину, уже не отпуская его взгляда, продолжил:

– Когда-то у вас был выбор, и вы его сделали. Верное или нет, но это было Ваше решение. И вот теперь Вы сами ставите своих детей перед таким же выбором. После того, что случилось когда-то с вами, неужели вы действительно считаете, что комфортная и правильная жизнь по уставу, согласно мнению общества и существование в стиле «...все как положено...» – это самое нужное для ваших сыновей. Гораздо лучше свободы... свободы выбора чувств, партнеров и эмоций? Пожалуйста, не заставляйте их быть счастливыми, просто позвольте им счастливыми быть. Неважно с кем, неважно как. Просто счастливыми.

– А счастливыми, я так понимаю, они должны быть с тобой? – криво усмехнулся мужчина.

– Не знаю, – снова пожал я плечами, – это решать им.

Было больно. Сердце сжималось, не давая нормально дышать. Нет, я не был готов отдать кому-то другому своих парней. Но...

Мы опять долго молчали, слушая мерное тиканье часов. Каждый думал и вспоминал о своем.

Как-то незаметно на столе появилась круглая бутылка дорогого коньяка, блюдечко с нарезанным лимоном и криво наломанная шоколадка. И ужасный монстр, вдруг преобразившийся в уставшего льва, поставил передо мной пузатый бокал с этим благородным напитком.

– Поймал! – пододвинул ко мне шелестящую обертку шоколада Гессон-старший. – Молодец!

И удивил меня не меньше, чем все выходки рыжиков:

– Я люблю свою семью, свою жену и сыновей. Люблю такими, какие они есть. Неправильными, непонятыми, ненормальными и не принятыми. Люблю. В обиду не дам. За косые взгляды – глаза выколю. За слезы – убью. Когда-то я поклялся себе, что мои дети будут вольны сами решать свою судьбу и строить жизнь ... И пусть мои дети будут счастливы. С тобой? Значит с тобой. – Отсалютовав мне бокалом, улыбнулся Гессон-старший. А потом, прямо взглянув мне в глаза, закончил. – Но если хоть раз огорчишь их – легкой смерти не жди. За любовь!

– Взаимно! – я вцепился в бокал дрожащими пальцами. Сделал глоток, боясь поперхнуться, но глаз не отвел.

Выпили. Закусили. Он лимоном, я шоколадкой. Напряжение потихоньку начало опускать. Неужели у меня получилось?

– А теперь давай поговорим о будущем. – Мужчина снял галстук и расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. – Ну, раз уж так получилось.

– Поговорим. – Снова напрягся я, на этот раз самостоятельно разливая алкоголь в предложенную тару. Успел еще подумать, что в последнее время все самые важные и значимые решения в своей жизни я принимаю в обнимку с бутылкой. Надо это прекращать...

– За хорошую невесту и «калым» большой просят. А у тебя их две. Чем отдавать будешь? – уже в открытую веселился отец моих «невест».

– И что просите? – включился я в игру. Коньяк теплом разливался по телу, настраивая на беззаботный лад. Но я держался, сохраняя серьезный вид.

– Сорок белых верблюдов. За каждого!

– И зачем Вам такой зоопарк, весь газон загадят. – Позаботился об эстетике околодомовой территории и психике матери моих котят я. – Может, деньгами возьмете? Почем нынче верблюды? Белые?