Текст книги "Один день в Нью-Йорке (СИ)"
Автор книги: Blitz-22
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– Ты спрашивала уже.
– Да? – удивилась Белль, – А я и не помню…
– Нормально, – ответил он, – Хотят видеть тебя. И Альберта, конечно. Скучают.
– Я их увижу завтра? – это было сказано с надеждой.
– Обязательно, – пообещал Голд.
– А как ты?
Она внимательно осмотрела мужа, задержалась на его уставшем лице и непривычно небрежном внешнем виде. Он был истощен морально и физически, и ей стало его очень жаль, хотелось позаботится о нем и никак не разлучаться сегодня.
– А как я?! – притворно изумился Голд, – Я – хорошо. Отстань.
– Румпель, – Белль серьезно посмотрела ему в глаза, – Не ври. Ты хотя бы помнишь, когда ел в последний раз?
–Ну… – замялся он, – Я определенно что-то ел.
– Держи, – она подвинула к нему пудинг.
–Эй! – возмутился Голд, – Нет!
– Эй! – настояла она, – Да. Иначе я обижусь.
– Я не хочу тебя объедать. За кого ты меня принимаешь?
– Я его не хочу, – фыркнула Белль, – он слишком сладкий. И его выкинут, если ты его не съешь.
– Он не сладкий, – язвительно отметил Голд, – Тебе здесь не дадут ничего сладкого. Да и когда тебя это останавливало?
– Ничего не слышу, – покачала головой Белль, – Как в вакууме. Ничего не слышу.
Он еще поворчал, но согласился. Когда он ел этот несчастный рисовый пудинг, то напоминал дикого перепуганного оголодавшего зверька.
– Ну вот, – довольно произнесла Белль, вытирая рукой краешек его губ, – Не сложно же было!
– Ты – вредная, упрямая и несносная женщина, – с обожанием сказал Голд, – Ты знаешь это?
– Знаю, – самодовольно согласилась она, -Тем и горжусь!
Они посмеялись, немного поговорили о планах на ближайшее будущее и были прерваны внезапным визитом Кэтрин Колфилд.
– Ой! – весело воскликнула доктор, – Мистер Голд, не хочу показаться невежливой, но часы посещения истекли. Вам придется уйти. А с вами, миссис Голд, мне нужно поговорить.
– Да, – печально кивнул Голд, – Уже ухожу.
– Пока, – грустно протянула Белль, легко касаясь губам его губ, – Я люблю тебя.
– Да завтра, – тихо шепнул он на прощание, обнимая ее, – И я тебя люблю.
После он ушел, позволив Кэтрин очередной раз убедиться, что ее пациентке не плохо, а даже совсем наоборот.
Коль и Адам тепло приняли Альберта, но после первой же недели будто напрочь позабыли, что тот существует. Белль же напротив будто перестала замечать что-то кроме Альберта. Она везде таскалась с ним, кормила грудью раз по десять в сутки, спала, где придется и тоже с ним на руках. Чаще всего она засыпала в кресле-качалке в комнате младенца, забывая все на свете. Нередко ей было сложно сориентироваться во времени. Все же она как-то умудрялась что-то следить за домом и даже дистанционно учится, а вот до книжного кафе ей не было дела, пусть она аккуратно отвечала на звонки своего менеджера и иногда выслушивала жалобы некоторых сотрудников. Так прошла осень, а затем и половина декабря. Наверное из забытья ее вывел снег.
Как и прежде Белль полузасыпала в детской с Альбертом на руках и смотрела в окно. Вдруг полетели первые снежинки, потом посыпались настоящие хлопья. От их хаотичного движения у Белль начала кружиться голова, и в то же время ей словно воды на лицо плеснули.
– Снежинки падают на землю, – пропела она, – На дома и крыши.
Альберт издал невнятный звук и ответил улыбкой на ее нежную улыбку.
– Снежинки падают везде: на мой нос, – она дотронулась до своего носа, а потом прикоснулась к волосам, – И выше…
– Выдумала тоже, – проворчал Румпель, проходя в комнату и останавливаясь возле жены.
– Папа ворчит, – ласково проворковала Белль младенцу, – Какой ворчливый у тебя папа…
Голд улыбнулся, на секунду закатил глаза и с насмешливым, напускным негодованием покачал головой. Потом он сел в кресло и принялся внимательно ее разглядывать.
– Скоро Рождество, – отметила Белль.
– Да, – мечтательно вздохнул Голд, – Но это не наш праздник. Пусть мы и притворяемся для Коль и Адама.
– Уже наш, – уверенно сказала она, – Не думаю, что мы притворяемся.
У нее сложилось ложное впечатление, что никакого Сторибрука не было, будто они всегда были здесь, а страшная злая сказка их прошлого просто была страшным сном, не лишенным, конечно, своего очарования. Она поделилась этим с Румпелем.
– В этом что-то есть, – согласился муж.
– Или ты хочешь вернуться?
– Ни за что, – добродушно засмеялся Голд, – Ты права. Теперь это наша жизнь, наш мир. Наш праздник.
– Нам нужен праздник, – веско заметила Белль, поудобнее перехватывая ребенка усталыми руками.
– О, определенно, – отозвался Голд, – А еще кое-кому нужно поспать. Дай-ка мне его…
Она замешкалась, но поддалась. В конце концов ей нужно было научится выпускать его из рук, чтобы случайно не упустить все.
– Иди к папе, котенок, – нежно говорила она, передавая Румпелю их сына, – Вот так…
– Меньше, чем за пять минут! – шепотом изумился Румпель, – Все! Теперь кышь!
Белль нахмурилась и тяжко вздохнула.
– Не обижайся, любимая, – обаятельно улыбался Голд, – Просто ты едва на ногах стоишь. Так что иди-ка спать. Пора немного оживать.
Его внимание полностью переключилось на сына, а Белль ничего не оставалось, как согласиться с его правотой. Эмоциональная привязанность к Альберту была очень сильна, но уже в январе она приложила все силы, чтобы уделять равное внимание всем членам семьи, а в начале февраля даже на пару часов отпустила мальчика с няней, чтобы решить некоторые проблемы с его отцом.
После рождения Альберта она не спала с мужем около трех месяцев. И их первая попытка близости не была самой удачной. Начиналось все хорошо, нежные поцелуи и неторопливые ласки плавно переросли в страстные объятия, но в итоге они все же поторопились. Было немного неприятно и потом стало совсем неуютно. Когда все закончилось, они просто лежали рядом и не находили слов.
– Я будто снова девственности лишилась, – в конце концов она подыскала самое точное сравнение.
– Больно и противно? – предположил Румпель.
– Быстро и непонятно, – возразила Белль и добавила немного кокетливо, прижавшись к его плечу, – Больно и противно никогда не было. Можем завтра попробовать снова.
– Да-да, – устало согласился, потирая глаза и улыбаясь ей, – Попробуем завтра. Спокойной ночи.
Но попробовали они лишь через пару дней и снова мимо. Как только Голд приступил к самому главному, проснулся ребенок. Незадачливые любовники смогли лишь обреченно вздохнуть и горько рассмеяться сами над собой.
Третья попытка была совсем невразумительная. Любое положение, которое они принимали казалось жутко неудобным, а мысли в итоге были заняты не друг другом, а тем, как выпутаться из проклятой простыни. Вдобавок ко всему она умудрилась неловко развернуться и сильно врезаться лбом в лоб Румпеля, так что искры из глаз посыпались. Это вероятно и стало последней каплей терпения той ночью.
Дошло до того, что обыкновенный поцелуй на прощание превратился в нечто нелепое и смешное. Им нужен был один день только для них, но Белль располагала лишь парой часов, да и Альберта оставлять более, чем на пару часов она не хотела.
Как-то вечером она хорошо приплатила няне, чтобы та отвела их в музей игр Стронга часа на два-три, и принялась готовится к приходу мужа. Она быстро прибрала квартиру, застелила чистое постельное белье из белого шелка, расставила в спальне масляные аромалампы, приготовила крут из говядины с сухими тостами, достала две бутылки Шато-Марго, одну из которых тоже припрятала в спальне. И себя подать не забыла, спрятав очень короткий пеньюар под шелковым халатом, распустив длинные каштановые волосы и слегка подчеркнув глаза.
Ей очень хотелось, чтобы Румпель не счел ее ухищрения смешными и странными, и что в ходе этого неожиданного свидания они оба смогут расслабиться, снять напряжение, возникшее между ними. Быть может это было чересчур прямолинейно, но Белль хотелось поскорее «сдернуть пластырь», вернуть известную непринужденность в их отношения. Она расположилась в кресле и принялась ждать. Лучше так, чем подкармливать свою суетливую натуру дополнительными бессмысленными действиями, да и больше шансов на то, что так она сможет справится с волнением и решительнее действовать.
Голд пришел даже раньше, чем она рассчитывала, снял пальто и шляпу, прошел в дальнюю ванную комнату, чтобы умыться, и несколько удивился встретившей его тишиной.
– Белль? – позвал он, проходя в гостиную, – А где дети?
– В музее с Луизой, – ответила Белль, появляясь перед ним и всем своим видом отвечая на дальнейшие вопросы, – Не желаешь присесть?
– Желаю, – несколько настороженно кивнул Голд и улыбнулся, – А что за повод?
– Нужен повод? – невинно спросила Белль, – Вина?
Она подала ужин и разлила вино по бокалам. Румпель занялся едой, то и дело глядя на нее, принимая условия этой небольшой игры. Когда они расправились с ужином, Белль поднялась, подошла к его стороне стола и предложила еще вина.
– Не откажусь, – усмехнулся Румпель, – И от вина тоже…
Она засмеялась, закатив глаза и прикоснулась к его лицу, провела двумя пальцами незримую линию от виска к подбородку и опустилась, обхватила руками его тело, прильнула губами к его губам. Он откинулся назад, позволяя снять с себя пиджак и галстук, расстегнуть рубашку, и сам скинул халат с ее плеч, что-то довольно проурчал себе под нос.
– Даже так? – кашлянул Голд, заметив, что нижнего белья на ней нет, – Что дальше?
Белль только улыбнулась, приникла губами к его шее, провела языком до ключицы, а затем спустилась еще ниже, расстегнула ремень и брюки, потянула на себя и освободила уже набухший член из-под складок ткани. Она нежно сжала его в руке, глядя наверх, в глаза мужа, пытаясь угадать его желания. Это все возбуждало ее даже сильнее, чем его самого. Она собиралась пойти дальше, но Голд схватил ее за подбородок и заставил подняться.
– Нет. Этого не нужно, – твердо сказал он, – Просто иди ко мне.
Белль подчинилась, взобралась сверху. Румпель вошел в нее, по-хозяйски сжал пальцами ее талию. Она задвигалась сначала медленно, потом быстрее, вцепляясь в его плечи, обнимая его голову, прижимаясь губами к его волосам, лбу, бровям и всему остальному, до чего могла без усилий дотянуться. В этот раз все было прекрасно, неловкость растворилась. Белль кончила почти вместе с ним и тихо засмеялась, уткнувшись носом ему в шею, немного меняя позу, устраиваясь удобнее. Голд только растянулся в довольной улыбке, небрежно проводя рукой по ее бедру и ниже.
– Теперь можно и вина, – усмехнулся он, а Белль поднялась наполнила бокал и села назад.
Темные теплые глаза смотрели на нее, и ничего кроме них тогда не существовало. Время замерло вместе с ее сердцем. Она поднесла бокал к его губам, осторожно наклонила, позволяя отпить сколько нужно, потом выпила немного сама. Так попеременно они осушили бокал до дна. В этом было что-то особенное, глубоко интимное, откровенное.
– Спасибо за ужин, – довольно поблагодарил Румпель, – И за десерт спасибо.
– Пожалуйста, – ответила Белль и протянула руку за тостом, – Значит, теперь все как прежде? Проблема решена?
– Думаю да, – кивнул он, откусывая первым от ее кусочка, – Не могу поверить, что ты услала ради этого детей. Даже Альберта.
– Они просились в музей Стронга, – пожала плечами Белль, – Я просто решила угодить всем.
– У тебя вышло, – отметил муж, – Но что-то тут слишком тихо. Я теперь тоже хочу в музей Стронга.
– Пошли, – согласилась Белль, дожевывая свой тост, – Только переоденемся.
Пожалуй, для нее тоже было слишком тихо.
Они пошли переодеваться, и Румпель отметил приготовления в спальне довольно присвистнув.
– Ах, да, – сказала Белль, – Я все уберу…
– Белль, – подмигнул Голд, – Оставь.
И она оставила, только свечи в лампах затушила. Они собрались так быстро, как могли, немного прибрали за собой, пока ждали такси и отправились в музей игр.
Альберт Голд опережал в развитии своих сверстников. В семь месяцев он был уже в состоянии что-то невнятно сказать родителям, о чем-то попросить или на что-то пожаловаться. В восемь месяцев он пошел, причем Белль умудрилась пропустить этот момент, а вот Голд – нет. И вместо того, чтобы просто сообщить ей приятную новость, сукин сын научил ребенка самого скрывать это от нее, чтобы обрадовать в нужный момент. Белль случайно попала на репетицию «спектакля», раньше времени пришла домой и зашла в гостиную.
– Падай, падай, падай, – быстро зашептал растянувший на полу Румпель самозабвенно вышагивающему мальчику, который тут же приземлился там, где только что стоял.
– Так… – кашлянула изумленная Белль, – Что это?
– О, чудо! – воскликнул Голд, – Он пошел!
– Когда?
– Две недели назад.
– Почему ты скрывал, Альберт? – спросила она у сына, медленно садясь в кресло – Нехорошо.
– Не… – сказал Альберт, ища поддержки у отца, – Хорошо…
– Извини, – огорчился Голд, – Хотел, как лучше.
– Ладно, – слабо улыбнулась Белль и обернулась к мальчику, – Подойдешь ко мне, котенок?
Альберт снова посмотрел на отца, получил одобрительный кивок, спокойно встал и подошел к креслу, где был подхвачен ею на руки.
Она немного завидовала, из-за чего Румпель так и поступил. Все же радость перевешивала и не оставляла обиде места.
– Никогда не обманывай маму, котенок, – велела Белль сыну, – Нехорошо. И к твоему папе это тоже относится.
– Пап, я… – в комнату зашла Коль, – Она все знает?
– И Коль, – прищелкнула языком Белль и саркастично улыбнулась, – Всем всеобщее нехорошо. Стыд и позор, друзья мои! Стыд и позор.
– Прости, мам, – потупилась Коль, – Но Адам не знает.
– Только с Адамом я и дружу теперь, – ответила Белль, – А с вами – нет.
Альберт встал на ножки и обнял ее, как-бы уговаривая прекратить и не злиться на провинившихся.
– Не злись на нас, – попросил Румпель, – Мы больше не будем.
– Да, – поддержала Коль, – Не будем.
– Не злюсь, – подмигнула Белль, поглаживая малыша-миротворца по спинке, – Ну вас…
– А я ужин приготовил, – Голд одарил ее самой бессовестно-милой улыбкой и взглянул по-щенячьи исподлобья.
Ну, как после этого злиться?!
Из всех воспоминаний именно это внушало надежду, что ее сын не страдает синдромом Аспергера. Не мог ребенок-аутист так поступить. Если только она сама не вкладывала в это больше смысла, чем было на самом деле. Её котенок и правда был не самым коммуникабельным и ласковым зверем.
К полутора годам Альберт уже активно разговаривал, а в два научился читать, и интерес к чтению проявил сам. Все люди, окружающие его, что-то читали: книги, газеты, журналы, учебники. Один раз он просто сел возле Коль и уставился в ее учебник по английскому и долго-долго смотрел. Необычайно долго для двухлетнего. В другой раз он смотрел в книгу Белль. После он начал указывать на отдельные слова, заставляя ее их произносить, а потом сам стал находить соответствия живому слову в печатном тексте. Белль купила ему целую стопку детских книжек и комиксов, с которой он разделался достаточно быстро, всего за три месяца. Перелистывать их с ним и наблюдать за тем, как он пробирается через текст стало для нее чуть ли не самым любимым занятием, и все же она немного его ограничивала, не хотела, чтобы он испортил глаза или спину. Голд же нашел применение другому таланту мальчика – любовь к логике и логическим играм. Он предлагал сыну самые разные головоломки: пазлы, домино, графические лабиринты, рисунки по точкам, задачки со спичками и многое другое. Они никогда не принуждали Альберта к этому, никогда не ставили рамок, только помогали. Он давал им много поводов для гордости и радости, которые, переосмысленные в с новой точки зрения, теперь Белль огорчали. Особенно ее огорчал один случай произошедший где-то два с половиной месяца назад.
Белль гуляла с Альбертом в парке и остановилась возле детской площадки, где сын увлекся игрой в песочнице. Игра была не самая обычная: он отмерял разное количество песка, пытаясь получить нужный результат, известный лишь ему одному. Белль села на лавочку поодаль и внимательно следила за ним. Рядом с ней сидели две женщины, которые также привели в парк своих сыновей, ровесников Альберта. Один из мальчиков увлеченно ел песок, пока его мама не менее увлеченно рассказывала приятельнице об ускоренном развитии ребенка и хвасталась, что ее сын научился завязывать шнурки сам. В руках эта женщина держала книгу бельгийки Лупан и изъяснялась ее перефразированными мыслями. Белль подумала, что конечно похвально читать хорошие книги, но вот только надо уметь им следовать, раз уж взялась, а не трепаться с подружкой, пока твой ребенок в десяти метрах ест грязный песок. Они страшно раздражали ее, потому что отвлекали от Альберта и от того прекрасного дня. И вот Альберт решил, что наигрался, выбрался из песочницы и подошел к Белль, привычно протягивая ручки за влажной салфеткой.
– Поверь в свое дитя, – громко прочитал Альберт, пока она искала салфетки.
– Что? – подпрыгнула на месте женщина, – Кто это сказал?
– Он просто прочитал название книги, – с улыбкой пояснила Белль, протягивая мальчику салфетки, – Не пугайтесь вы так.
Женщина уставилась на Альберта, будто тот был с другой планеты, и спросила сколько ему лет, что мальчик естественно проигнорировал, приученный с незнакомыми не разговаривать. Или была другая причина?
– Это неважно, – сказала Белль, которой не понравился тон незнакомки, – Ваш сын ест грязь. Займитесь им.
Женщина опешила и не нашлась с ответом, а Альберт и Белль спокойно ушли. Помимо раздражения она так же ощутила некоторое самодовольство, за что ей было немного стыдно тогда, и полностью сбивало с ног сейчас. Но «поверь в свое дитя» – не самый плохой совет. И она верила. Верила и знала, что будет верить всегда.
Ничего так не расстраивало Белль, как расставание. Расставание с Румпелем, когда тот отправлялся в свои деловые поездки, расставание с Коль, когда она уезжала с ним, и расставание со всей семьей, когда сама Белль куда-то улетала. Чаще всего этим местом был Париж. За пять лет она посетила столицу Франции около шести раз. В первый раз она летала туда на книжную выставку вместе с Хелен и ничего не смогла посмотреть, потому что летала вместе с Хелен. Второй раз – то же самое, но с большим успехом – смогла затащить Хелен на Монмартр. В третий раз она поехала туда на целую неделю с группой студентов Колумбийского. Она посмотрела город, пережила неприятное приключение и поклялась, что больше никогда больше не будет развлекаться и проводить время со студентками Колумбийского. Четвертый и пятый разы – ничем не примечательные трехдневные вылазки. А вот шестой запомнился надолго. Альберту было полтора, и Белль не хотела уезжать, но Румпель убедил ее поехать.
Поездка планировалась на пять дней, но Белль провела четыре, в первой половине дня посещая лекции, а вторую – в Национальной библиотеке Франции до самого закрытия. Только благодаря библиотеке она и выдержала, сильно страдая в тот день, когда та была закрыта для посетителей всякого толка. В аэропорт она приехала непросто заблаговременно, а за несколько часов до вылета, и все это время угрюмо сидела в зале ожидания.
– Хотите? – мужчина, сидевший на пару мест дальше чем она внезапно придвинулся и предложил ей ириску.
Он был уже немолод, но еще не совсем поседел, одет был очень просто, говорил тихо и только на французском. В руках он вертел книгу в мягкой обложке, но не детектив, а какой-то научный труд, какой маленькими тиражами издают в университетах.
– А? – встрепенулась Белль, – Нет, нет.
– Вы кажетесь грустной.
– Не буду отрицать, – улыбнулась Белль, – Так и есть.
– Федерик, – представился мужчина, – Федерик Копель.
– Белль, – представилась она, – Белль Голд.
– Вам подходит ваше имя, – сделал комплимент Федерик, – Почему вы грустите, Белль?
– Чувствую себя ужасной матерью, – невесело усмехнулась Белль.
– Что вы такого натворили?
– Уехала. Оставила детей.
– Одних?
– О, нет! – нетерпеливо отмахнулась Белль, – С мужем.
– А он что? – наседал Федерик, – Ненадежный?
– Что вы! Очень надежный!
– Тогда вам не о чем грустить.
– Понимаете, месье Федерик, я всегда стремилась к чему-то значительному, – попыталась объяснить Белль, – Новые знания и умения, новые горизонты, новые места. И у меня есть семья, которую я очень сильно люблю, и, думая об этом значительном, я будто отдаляюсь от них и чувствую себя виноватой. Поэтому мне грустно.
– Вы чувствуете себя виноватой, потому что пытаетесь отыскать свое место в жизни? – медленно и удивленно уточнил Федерик.
– Дело в том, что я нашла свое место в жизни, – не согласилась Белль, – Но я все равно что-то ищу.
– Такова ваша суть.
– Что вы имеете в виду?
– Мы чем-то с вами похожи, – снисходительно улыбнулся Федерик, – Вы мне сразу показались искателем. Это легко прочитывается по тому, как выговорите, как себя ведете и на что смотрите в первую очередь.
– Все еще не понимаю, – она рассеянно покачала головой и села поудобнее.
– Я тоже давно здесь сижу, – продолжал Федерик, – Вы прочитали каждое объявление в этом зале. Записали название книги, которую читала женщина, сидевшая напротив вас. Когда я заговорил с вами, то вы сначала посмотрели на наклейки на моем багаже, на книгу у меня в руках, а потом – мне в глаза. Некоторые люди жаждут душевного покоя, а такие, как мы с вами реализуют себя в бесконечных скитаниях, действиях и поисках.
– Иными словами, нам всегда нужно с чем-то сражаться, – дополнила Белль.
– Не думайте о себе плохо, когда сражаетесь за себя, – ободряюще сказал Федерик.
– Спасибо, Федерик, – благодарно улыбнулась Белль, – Немного легче.
– Я рад.
– Что у вас за книга?
Книга оказалась его собственной, а сам Федерик был лингвистом из Канады. В самолете у них по счастливому совпадению оказались соседние места, и они совсем сдружились во время полета, обменялись данными и договорились поддерживать связь. Федерик также рассказал о своей семье, о жене и сыне, с которыми зачастую не жил вместе. Какими бы ищущими они оба не были, но Белль не хотелось повторять его подвиги.
Румпель встретил ее, как и обещал. От его улыбки ее сердце так и запрыгало от радости. Белль бросилась ему на шею, расцеловала в обе щеки, в губы, в подбородок, ласкалась, как кошка, а он только смеялся от счастья.
– И я скучал, – нежно прошептал он ей на ушко, – Не надо было тебя отпускать.
– Вот и не отпускай, – проурчала Белль, обхватив его руками поперек туловища и прижавшись щекой к его груди.
– Может домой?
– Еще минутку, – остановила она, выждала минуту и согласилась, – Теперь домой.
Дома она вновь почувствовала себя виноватой. Если Коль и Адам от искренних и добродушных приветствий сразу перешли к «мам, что привезла», то с Альбертом все было совсем не так. Ее отъезд поверг малыша в шок: он впал в ужасное состояние, плакал, истерил и вел себя совсем странно, даже для самого себя. Румпель смог его кое-как успокоить. Когда Альберт снова ее увидел, то никак не отреагировал, и лишь через час смог поверить, что она правда к нему вернулась, забрался на колени и просто сидел, плотно прижавшись.
– Почему ты не сказал мне? – спросила Белль у мужа, обнимая своего пострадавшего сына.
– Ты бы не успела вернуться, – ответил Голд, – Да и как я мог?
В тот вечер Белль пообещала Альберту, что больше ни один самолет не унесет ее от него, и что она больше ни за что его не оставит. Она до сих пор была верна своему слову, и не планировала нарушать его и дальше. Что бы не произошло.
========== Обед ==========
Белль вышла из метро на 14-й и направилась к одному кубинскому ресторанчику на пересечении 14-й и 7-й. Она нередко здесь обедала, но в основном одна. Внутри было светло и чисто, немного тесно из-за небольших размеров помещения и большого количества мест. Сесть можно было где угодно, но Белль предпочитала барную стойку, чтобы иметь возможность говорить с владельцем, Карлосом Сэасом, который приобрел это место около трех лет назад. Тогда они и познакомились.
– Хей-хей! – воскликнул двухметровый Карлос и перегнулся через стойку, чтобы обнять ее. – Привет, малышка!
– Привет, Карлос, – Белль неловко обняла его и дружески похлопала по спине. – Как твои дела?
Она была рада, что их разделяла стойка, иначе он просто придушил бы ее.
– Хорошо. Давно не виделись, – упрекнул здоровяк. – Две недели не заглядывала.
– Все что-то не получалось, – оправдывалась Белль. – И сегодня я буду не одна.
– Никак я наконец увижу твоего загадочного мистера Голда? – подмигнул Карлос.
– Да.
– Почему же ты такая грустная?
– Повсюду одни неприятности, – печально ответила Белль. – Сегодня Кристи уволила. А потом узнала, что она беременна.
– Если в договоре прописано, то нет проблем, – сказал Карлос. – Не переживай так.
– Да не переживаю. Но неприятно, – пояснила Белль. – Я не хотела быть столь…бесчувственной. А на деле такая и есть.
– Ты не бесчувственная, – Карлос махнул рукой. – Да и откуда тебе было знать? Кажется, что все опять бросились размножаться…
Последнее предложение он произнес несколько обреченно.
– Да вроде нет… – пожала плечами Белль. – С тобой-то что?
– Селеста беременна, – теперь его голос звучал воистину трагически. – Шестым. Как так получилось?
Карлос был давно женат на хрупкой маленькой Селесте и успел прижить с ней пятерых, последний из которых был на два года младше Альберта. И в прошлый раз он тоже не знал, как так получилось.
– Карлос, ты дурак? – у нее не было других слов.
– Да… – с убитым видом сознался он. – Не знаю, что делать… Я уже дома шучу: детки, кто первый притащит папе пива, тот и пойдет в колледж!
– Ох, Карлос…
– Мне придется переехать в Бруклин! – Карлос всплеснул руками.
– Я бы переехала… – мечтательно протянула Белль. – Будь у меня большая собака. Ну, или шестеро детей, да…
– Ха, – невесело и четко произнес Карлос, – Ха-ха-ха.
– Не обижайся, – примирительно улыбнулась Белль. – Бруклин не Статен-Айленд. А Селеста как?
– Нормально, – угрюмо пробасил он. – Тебе лучше знать. Ты и сама недавно была такой же.
– Какой такой же?
– Беременной.
– Ну, да… – усмехнулась Белль. – Где-то года три назад…
– Три года?! – воскликнул Карлос, будто она сказала нечто невероятное, – Да ну?!
– Да, – кивнула Белль. – Моему сыну три исполнится в следующем месяце.
– Не могу поверить, что твоему сыну скоро три! – улыбался кубинец. – Казалось, я только вчера увидел тебя на улице. Такую печальную и такую беременную.
– Ой, да! Было неловко.
– Я думал, что тебя бросил парень.
– Нет, что ты! – шутливо возмутилась Белль. – Как ты отметил, я была такая… беременная. Я плакала, потому что крем из пончика вытек мне на платье.
– Что? Правда?
– Правда, – преувеличенно серьезно закивала она. – И не потому что я платье заляпала, а потому что теперь я не могу этот крем съесть.
– Не помню крема на платье, – нахмурил брови Карлос.
– Я его съела, – улыбнулась Белль, нарочно глядя куда-то в сторону и краснея от сдерживаемого смеха.
Карлос рассмеялся, и она не смогла удержаться.
Тем временем жизнь в ресторанчике кипела, две официантки бегали по залу, принимали и разносили заказы. За этой суетой Белль упустила Голда, который тихо зашел, снял шляпу и пальто, сел у окна и уставился на нее.
– Я конечно не знаю, как он выглядит, – кашлянул Карлос, – но это наверное он, потому что смотрит только на тебя.
– Кто? Где? – она обернулась и встретила взгляд Румпеля.
– Это твой мистер Голд?
– Да… – улыбнулась Белль, коротко кивнул Карлосу и спрыгнула со стула. – Я пойду.
Голд поднялся навстречу ей, не отказался от приветственного поцелуя и вежливо отодвинул для нее стул, предлагая присесть, на что она не менее вежливо согласилась.
– Ну, здравствуй, – улыбнулся он, вернувшись на свое место.
– Здравствуй, – немножко грустно улыбнулась Белль, взвешивая в уме все, что ей нужно было сказать ему. – У тебя хорошее настроение.
Румпельштильцхен и правда прибывал в крайне приподнятом настроении, улыбался, миролюбиво смотрел по сторонам и мурлыкал под нос нечто неразборчивое.
– Весьма.
– Все вышло по-твоему?
– Да.
– Кого ты искал?
– Одного старого банкира, друга Ричарда Брэдфорда, – свободно ответил Голд. – Он поможет мне с самим Брэдфордом.
– Зачем тебе сам Брэдфорд? – напряглась Белль, опасаясь, что он задумал что-то очень большое и неосторожное.
– Прежде всего, я хочу чтобы ты поняла: все, что я делаю – я делаю ради нас и наших детей, – серьезно сказал Голд, заметив ее реакцию. – Брэдфорд может помочь мне закрепиться в этом мире, если я помогу ему самому удержаться на плаву в ситуации, когда более молодые и успешные готовы его столкнуть с пьедестала. Но мне нужны гарантии. И этот давно отошедший от дел банкир предоставит мне их. Точнее укажет путь к слабостям «Платинового льва».
– Это опасно для тебя?
– В некотором роде, – уклончиво ответил Голд, но по голосу она поняла, что нет. – Без риска никогда ничего не дается, а тут риск минимален. Ты мне веришь?
– Да. Тебе я верю, – она говорила правду. – Но это не значит, что я не переживаю. Надеюсь, будет все так, как ты задумал.
Ему она верила, но не верила судьбе. У них было не самое обычное прошлое. Кто знает, как и когда оно снова их настигнет?
– Будет, – Голд нежно сжал ее руку. – Я тебе обещаю.
– Не обещай, – ласково попросила Белль. – Иногда не все зависит от нас.
Карлос подошел к их столику.
– Ну, – добродушно прогремел он, – готовы сделать заказ?
– Это Карлос? – Голд внимательно рассмотрел кубинца. – Похож на большого Лероя.
И правда был немного похож, особенно бровями и манерой улыбаться. Возможно она и правда неосознанно искала замену своему другу гному.
– А кто такой Лерой? – полюбопытствовал Карлос.
– Ее друг гном, – активно закивал Румпель.
– Мой друг гей, – одновременно с мужем вырвалось у Белль.
– Так гном или гей? – растерялся Карлос. – А что? Гномы существуют?
– Он страдает карликовостью.
– Он гном, – снова закивал Голд. – Я так и сказал.
– Я лучше пойду… – неуверенно улыбнулся Карлос, – Приду чуть позже.
– Ну вот… – притворно упрекнула супруга Белль. – Мы пугаем Карлоса.
– Твои друзья кого угодно напугают, – ухмыльнулся Голд. – И Лерой не гей. Почему вдруг ты вообще сказала это?
– Так лучше, чем гном, – невинно пояснила Белль. – Никто не задает вопросов. Хотя он правда не гей.
– Но с другой стороны их семь и они живут вместе…
– Румпель! – она хлопнула по столу и рассмеялась.
Он тоже прерывисто засмеялся.
– Я где-то кольцо посеяла, – пожаловалась Белль, надеясь, что он не расстроится.
– Сейчас, – вместо этого улыбнулся Голд и принялся рыться в карманах своего пальто. – Я заходил домой. Ты его оставила на кухне.
Он извлек кучу старых чеков, несколько банкнот и какой-то детский рисунок, а потом и кольцо нашлось. Он протянул его хозяйке.
– О! Спасибо. Я боялась, что потеряла, – Белль надела кольцо на палец. – А что у тебя еще там есть?