Текст книги "Soulmates never die (СИ)"
Автор книги: bitter_Ellie
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Губы Йена поверх его собственных – вот гарантия на воздух и настоящую жизнь.
Микки знает, что скоро снова придётся выживать.
***
– Я люблю тебя, – говорит Йен за секунду до.
Микки не верит ему, выкручивая руль.
Ёбаный Галлагер, чтоб его на дно, нахуй, к чертям и в ёбаный космос.
Милкович так заебался, кто бы знал.
Чужой вкус – вкус прощального поцелуя, чтоб его в преисподнюю – горчит на губах, оседает фантомной гнилой пылью, но воспоминания не сотрёшь, как чужой вкус.
Микки сплёвывает, матерясь сквозь зубы, и давит на газ.
***
Йен догоняет через день, ставит машину поперёк дороги и едва не вырывает дверь с водительской стороны, выцарапывая Микки с сидения и наматывая ткань на подрагивающие кулаки. Мир Микки снова скачет цветными пятнами, вспыхивает светомузыкой на сетчатке, но он упорно не зажмуривается, словно боится, что чёртов Галлагер снова исчезнет.
Тот нервно ухмыляется, укладывая тёплую ладонь на чужой затылок, притягивает ещё ближе, шепчет едва ли не в самые губы, копируя интонации и больной, одержимый взгляд:
– Ты у меня под кожей, чувак, и что мне с этим поделать?
Такой взгляд у психов, которым нечего терять, кроме души, и они дерутся до последнего вдоха, как бешеные псы.
Йен – его.
Микки готов зубами разрывать тех, кто посмеет что-то сказать или сделать его Галлагеру.
Йен готов вгрызаться в чужие глотки, если это будет необходимо.
Микки рывком сокращает оставшееся расстояние, целует отчаянно и зло, кусаясь и цепляясь за чужие плечи. Ему похуй, что они будут с этим делать, да пусть весь мир катится к чёртовой матери, пока Йен его так целует, пока он сам целует Йена, пусть хоть всё вокруг свихнётся – похуй.
Они разберутся позже.
========== Исак/Эвен. ==========
Комментарий к Исак/Эвен.
Прекрасные норвежские мальчики, вы спасли моё шипперское сердце и сделали 2016 чуточку лучше ♥
***
У соулмейтов – одинаковые метки.
Эвен не понимает, когда он успел так влипнуть, так раствориться, так загнать под кожу.
Исак улыбается, глядя на него, и Эвен целует смеющиеся губы, не в силах противиться чужому обаянию.
– Я вижу тебя, – шепчет Исак, продолжая держать тёплыми руками за шею, легко запутывается пальцами в волосах, заставляя замереть. – Я вижу тебя самого и мне это нравится. Я люблю, когда ты счастлив.
Эвен ничего не может с собой поделать, крепче прижимая к себе.
***
– Как думаешь, – задумчиво спрашивает Исак, помешивая что-то в кипящей кастрюле, пока Эвен садится на стол, вытирая мокрые после душа волосы. – Существует хоть одна Вселенная, в которой мы не вместе?
Эвен замирает на мгновение, вглядываясь в чужое лицо, будто пытаясь прочесть там что-то, что не успел за миллион других возможностей, улыбается, а затем со всем спокойствием, на которое способен, отвечает:
– Практически наверняка.
Исак замирает на секунду, прекращая методичное помешивание, плечи напрягаются в тот же миг, и Эвен подходит, обнимая сзади, шепчет, не отнимая губ от шеи:
– Но я ничего не желаю о ней знать.
Исак улыбается, тут же расслабляясь и быстро целуя, а затем дует на ложку, прежде чем дать попробовать. Эвен смакует непривычный вкус, а потом требует добавки.
Исак выглядит настолько счастливым, что Эвен не сомневается: в этом он надолго застрял.
И даже если их метки не совпадут – к чёрту.
Это его Вселенная.
Он строит её так, как хочет.
***
– Ты когда-нибудь думал, что всё повернётся вот так? – шёпотом спрашивает Исак, глядя на него расширившимися до предела зрачками.
– Нет, – качает головой Эвен, прижимаясь своим лбом ко лбу Исака, обхватывает его лицо ладонями, поглаживая скулы подушечками больших пальцев. Исак тянется за прикосновением, быстро целует в ладонь, испуганно спрашивает:
– Готов?
Эвен улыбается, напоминая:
– Что бы ни случилось – я здесь. С тобой. Ты не одинок, я не одинок, мы не одни, правда?
– Ты не одинок, – шёпотом повторяет Исак, а затем дрожащими пальцами стягивает с запястья браслет, и у Эвена дыхание прерывается, когда он видит знак часов – такой же, как у него – и вспоминает, что ему говорил Исак когда-то, а затем снимает собственный браслет и отшвыривает его в сторону.
“Давай сыграем в игру.
Исак и Эвен.
Минута за минутой.”
Эвен проигрывает к чертям.
Он хочет вечность, очерчивая метку кончиками пальцев.
Исак не возражает, сцеловывая улыбку и морщинки в уголках любимых глаз.
========== Джексон/Стайлз. ==========
Комментарий к Джексон/Стайлз.
**WARNING!** это больно, сумбурно, непонятно и неожиданно.
таймлан проигнорирован к чертям собачьим, хэ забыт, боль – на поверхность.
выламывает и дробит, как и всегда; сама себя, как и обычно.
не вижу причин, но оно есть, и оно – здесь.
***
для атмосферы:
Bastille feat. Naughty Boy – No one’s here to sleep.
Стайлза слишком много.
Он барабанит длинными пальцами по столу, перебирается на кружку с эмблемой Бэтмена, любовно оглаживая жёлтый овал фона и чёткие мазки чёрной краски поверх него, перемещается на стопку конспектов и замирает в паре движений от телефона, не решаясь набрать давно выученый наизусть номер, поэтому возвращается к конспектам, бездумно перелистывая страницы, и замечает пару заметок, сделанных размашисто-аккуратным почерком.
Таким обычно или плакаты фанаток, или дорогие контракты подписывают – но никак не пару уравнений по химии, и Стайлз ненавидит себя за это ощущение фанатизма, поэтому захлопывает тетрадь и отшвыривает от себя к чертям.
– Иди ты нахуй, – бормочет себе под нос, а затем со стоном бьётся головой о твёрдое дерево. – Просто иди нахуй, Джекс.
Телефон отзывается тишиной.
***
– Ты в порядке? – спрашивает Скотт утром, обеспокоенно вглядываясь в его лицо.
– Всё хорошо, Скотти, – широко улыбается Стайлз. – Там Эллисон, – указывает рукой на шкафчики, и МакКолл тут же оборачивается, улыбается смущённо и хлопает по плечу, прежде чем уйти.
Стайлз ненавидит себя в такие моменты – когда понимает, что, по сути, ничего не стоит, как когда-то ему в лицо и выплюнул Джексон, глядя с таким омерзением, что Стайлзу в тот миг захотелось смыть с себя чужой взгляд и злые слова.
– Съеби из моей головы, – шепчет себе под нос, захлопывая дверцу шкафчика. – Просто, блядь, съеби, – говорит, улыбаясь Дэнни и плюхаясь на привычное место в аудитории. – Пожалуйста, – едва ли не скулит, пряча больной взгляд под опущенными веками и с силой надавливая на глазные яблоки.
Джексон даже не смотрит на него, когда входит со звонком в кабинет, и Стилински сползает по стулу ниже, лишь бы точно не попасться на глаза, и шумно выдыхает, когда Харрис отпускает Уиттмора раньше, тут же набирая полную грудь воздуха и стараясь не сойти с ума.
Господи, до чего же он жалок.
Телефон продолжает молчать.
***
– Замечательное окончание истории, – смеётся Стайлз, сплёвывая вязкую кровь в прелые листья. – Охуительный поворот событий. Главный герой должен умереть, да?
– Я бы так не сказала, – усмехается Дженнифер, привязывая его к дереву. – Скорее, этот поворот был изначально продуман; скорее, весь сюжет вокруг этого и закручивался, кто знает.
– Но я этого уже не увижу, не так ли? – совершенно безразлично интересуется Стилински-младший, продолжая сплёвывать кровь.
– Истинно так, мальчик, – хмыкает мисс Блейк, затягивая удавку.
Умирая, Стайлз видит лицо Джексона, и одними губами шепчет последнее “с. ъ. е. б. и.”
Телефон выскальзывает из онемевших пальцев, так и не сумевших нажать на кнопку вызова после короткого 911.
***
– Нам надо убедиться, что Вы в порядке, мистер Уиттмор, – мягко говорит врач. – У многих после потери соулмейта пропадало желание жить и…
Джексон горько усмехается, усаживаясь на стул возле Лидии.
Будто это желание у него вообще когда-либо было.
Он сглатывает сухие слёзы, царапающие глотку изнутри, нерешительно смотрит на Имя, в очередной раз давится воздухом и зажимает ладонью рот, снова натыкаясь на аккуратную линию, перечёркивающую всё к чертям.
Лидия смотрит в упор на эту черту, разделяющую всю жизнь на грёбанные “до” и “после”, поджимает губы, сужает глаза и зло выплёвывает под недоумевающий взгляд врача:
– Тут всё иначе. Он просто мудак, доктор, ничего не поделаешь. Простите, – она встаёт, поправляя платье, и хлопает на прощание дверью.
Он хмыкает, даже не собираясь спорить, собирает мысли по углам пустого сознания, смаргивает пелену сухих слёз, облизывая пересохшие губы. Он не знает, как будет жить дальше, проебав последний шанс.
Джексон прячет лицо в ладонях, горько смеётся, качая головой, смотрит в треснувшее отражение на зеркале позади доктора. Он такой же – сломан, разбит, уничтожен в крошево. Хотел быть выше судьбы и предназначений, человеческих привязанностей и нормальности – а в итоге получил не свободу, а пустоту.
– Она права, – поднимается со стула, со скрежетом задвигая его под стол. – Я тот ещё мудак, доктор, и это не лечится. Всего доброго, – легко кивает, выходя из кабинета, останавливается в коридоре, прислоняясь к стене.
На телефоне – едва ли не сотня пропущенных от Стилински, который широко улыбается с нечёткой фотографии. Уиттмор шипит сквозь зубы, зажмуриваясь, смотрит на цифру в безразличных скобках, переводит дух, открывая последнее сообщение двухмесячной давности.
“я. тебя. отпускаю.
я. тебя. не. держу.”
Джексон орёт от боли, запуская телефон в стену.
========== Йен/Микки. ==========
Комментарий к Йен/Микки.
специально для Claire Coleman, потому что боюсь, что после Стексона её надо откачивать и поить чем-то покрепче чая.
надеюсь, ты обрадуешься^^
***
повторюсь: да ебала я этот финал.
“У нас проблема,” – думает Йен. – “Я тебя люблю.”
***
Утро у Галлагера начинается привычным поцелуем от Тревора. Йен незаметно даже для самого себя морщится, выдавая сонную улыбку, шлёпает босыми ступнями по солнечным квадратам на полу, наливает себе стакан воды и прислоняется лбом к шкафчику, отодвигая пластину дерева, чтобы посмотреть на спрятанное за ней фото.
Йен выдыхает, открывая глаза, потирает Имя, скрытое широким браслетом.
– Ты жалок, Галлагер, – говорит он сам себе, выливая нетронутую воду в раковину. – Ты так жалок.
Микки понимающе усмехается со старого снимка.
***
– Скучал по мне?
Йен захлёбывается воздухом, выдыхая слабое, но такое нужное и родное «Микки».
Как же он, блядь, скучал.
Как же он, мать его, устал быть без него.
Как же он, черти его дери, счастлив слышать этот насмешливый тон.
Йен забывает обо всём, прижимая Микки к себе, тянет ноздрями любимый запах, сходит с ума, горит заживо, влажно целуя, перестраивает кости, чтобы увеличившемуся сердцу хватило места – Йен просто едет крышей, хватаясь за чужие руки.
Микки практически привязывает к себе поверхностным дыханием, прикушенной губой, хриплыми выдохами, осторожным «Йен, блядь, я же тебя…»
Йен затыкает грубым поцелуем, всё ещё надеясь на нормальную жизнь.
***
– Я не могу так, Микки, я уже не тот, – говорит Галлагер, а у самого внутри сверхновая взрывается, уничтожая внутренности подчистую.
Микки тянет на себя, хватается за запястье, снимая полоску плотно прилегающего браслета, спрашивает:
– Ты уверен?
Голос хрипит от грубой нежности, когда он проводит пальцами по выжженным буквам. В этом весь Милкович – грёбанные противоречия, чёртово ощущение жизни, ёбанная дыра без него.
Йен пытается вырвать руку из крепкого захвата, дать себе шанс на спокойствие, но Микки и тут рушит всё к чёртовой матери, прижимаясь губами.
– Ты знаешь наверняка, что без меня будет лучше?
Он смотрит в глаза с испугом и насмешкой, а затем проводит языком по заветным буквам. Йен скулит, наконец избавляясь из плена чужих рук, но вместо того, чтобы протрезветь, пьянеет ещё сильнее, обхватывая чужое лицо ладонями, царапая короткими ногтями стриженый затылок.
– Будь ты проклят, Микки, – яростно сужает глаза, шипит прямо в растянутые в довольной усмешке губы.
– Я с рождения проклят, – хмыкает тот, а глаза – серьёзные, шальные, бешеные, словно Милкович обдолбался и ничего не соображает, просто действует на инстинктах, забирая то, что принадлежит ему по праву.
По праву.
Йен дёргает уголком рта в каком-то подобии улыбки, прикрывает глаза и погружается в это безумие с головой, едва ли не вылизывая чужой рот. У них никогда не было иначе, всё время – будто на грани, за границей разума, за пониманием того, что делаешь, за неспособностью объяснить свои действия.
Галлагер с трудом отпихивает Микки от себя, шумно переводя дух и вцепляясь руками в волосы. Отходит на пару шагов, ерошит рыжие пряди, упирается ладонями в нагретый металл автомобиля, прикрывает глаза. На обратной стороне век – Микки, на подкорке – Микки, в венах, в чёртовом ДНК, в подсознании и во всех мыслях – ёбаный Микки, чтоб его, Милкович.
Йен переводит взгляд на незащищённую метку, горько усмехаясь. Даже тут он, захватил всё, подчинил себе, ну и что тут поделаешь, о какой нормальной жизни можно говорить, да и когда она хоть у кого-то из Галлагеров была – нормальная жизнь? Кого он пытается обмануть, если его разрывает на части без Микки, если каждый вдох – с осознанием того, насколько хочется делить один воздух на двоих, если каждый взгляд прошивает насквозь? Зачем ему нормальная жизнь, если он без него даже функционировать нормально не может?
– Пошёл ты, Микки, – цедит сквозь зубы. – Пошёл ты нахуй.
Микки усмехается, забираясь на пассажирское сидение, Йен стирает чужую самодовольную улыбку поцелуем.
“У нас проблема,” – думает Йен, ловя чужой взгляд. – “Я не люблю никого, кроме тебя.”
Милкович прикрывает глаза, откидывая голову на сидение и улыбаясь уголками губ, сползает ниже, чтобы солнце не слепило так глаза, и Галлагера перемалывает в крошево от мимолётного осознания: он и не должен больше никого любить.
Йен смеётся, показывая фак американской стороне границы.
Он дома.
Наконец-то он дома.
========== Артур/Мерлин. ==========
Комментарий к Артур/Мерлин.
Strange8, Вы так долго просили у меня Мертур, что мне стало стыдно и я нашла в себе силы его дописать
*надеюсь, не разочарую*
***
модерн!AU (люблю истории с реинкарнацией Артура и вечно ждущим его возвращения Мерлином), одинаковые метки, сломленность и надежда, магия и многовековая любовь.
с этими двумя попросту не умею иначе; иначе они и не заслуживают
У Мерлина руки подрагивают, когда он тянется за стаканом скотча на столе. Он осушает его одним долгим глотком, вытирает рот тыльной стороной ладони, зажмуриваясь, а затем с силой швыряет тяжёлый дорогой хрусталь на дубовый паркет. Ему кажется, что он попал в какую-то параллельную Вселенную: хочется орать, крушить всё на своём пути, избавиться от всего, что накопил за эти годы.
Он матерится себе под нос, хрипло и низко смеётся, отодвигая картину на стене и вводя шифр в высветившуюся панель. Мерлин не задумывается – план был продуман тысячу лет назад, все движения выверены, и серьёзно, ему плевать, что в нём практически литр элитного алкоголя – за свою долгую жизнь Мерлин научился не пьянеть, не гореть, не тонуть, не жить и не умирать.
Последнее до сих чертовски обидно.
Он выгребает всё содержимое, запихивает в спортивную сумку, спрятанную в нижнем ящике стола, оттуда же достаёт деньги, банковские карты, паспорт и несколько пистолетов с ножами, небрежно швыряя к остальным вещам, и напоследок шепчет слова заклинания, сбрасывая чужую внешность.
– Время пришло, – шепчет он, приподнимая уголки губ в немного безумной улыбке, а затем накидывает на голову мягкий капюшон толстовки, распахивает панорамное окно и шагает вниз с четвёртого этажа. Спустя пару секунд дом вспыхивает рыже-голубым пламенем.
Мерлину ни капли не жаль.
Жалеть он разучился очень давно.
***
Артур выглядит, как побитый щенок. Впрочем, именно так он себя и ощущает.
– Где ты его нашёл? – хрипло спрашивает смутно знакомый парень, хватаясь за его подбородок цепкими холодными пальцами.
Артуру хочется сбросить чужую руку, но когда он с вызовом смотрит в чужие синие глаза – забывает обо всём, что хотел сказать. В них слишком много боли, отчаяния и пустоты. Артур сильнее вжимается в стену, напуганный бездной на дне чужого зрачка.
– Ты не поверишь, Мерл, – смеётся Гавейн. – В больнице с амнезией. Он ничего не помнит ни о той жизни, ни об этой, его семья – очередные влиятельные засранцы – устала приводить его в чувство, вот я и предложил им место в дорогом закрытом пансионате. Лучшие врачи, бла-бла, они как услышали твоё имя, согласились на всё, – мужчина хмыкает, скидывая белый халат и, ослабляя узел галстука, садится за стол.
– Какая ирония, – хмыкает парень, жёстче сжимая подбородок. – Великий король Британии оказался в Штатах. У Дезир по-прежнему есть чувство юмора, ничего не скажешь. – Он поднимается на ноги, отряхивая джинсы, и отходит от Артура на несколько шагов. – Как думаешь, его целесообразно вывозить из страны?
– Понятия не имею, – пожимает плечами Гавейн, откидываясь на спинку своего стула и закидывая ноги на тяжёлую столешницу. – Это ты эксперт в этой области.
– Ничего, что я всё ещё здесь, нет? – наконец язвительно спрашивает Артур, словно придя в себя. – Такое ощущение, что вы двое мешок картошки обсуждаете, а не живого человека!
– Узнаю великого и ужасного, – почему-то смеётся Гавейн, откидывая густые волосы назад. – Интересно, с какой ещё знакомой мне стороны он себя проявит?
– Не обманывай себя, друг мой, – почему-то печально замечает незнакомец. – Он совершенно другой человек.
Артуру иррационально хочется возразить, но он заставляет себя молчать.
***
– Ты кажешься мне знакомым, – произносит неуверенный голос за спиной, и Мерлин вздрагивает от неожиданности.
– Возможно, – хрипло произносит он, оборачиваясь, – когда-то давно мы друг друга знали. Увы, времена изменились.
– Почему ты тогда пытаешься мне помочь? – непонимающе хмурится Артур слишком знакомым жестом. Мерлин зажмуривается на секунду, напоминая себе, что это не совсем его Артур, а затем неохотно признаётся:
– Из чувства долга, скажем так. И по старой памяти. Я всё-таки тебе должен.
– Мне кажется, что это я тебе должен, – упрямо хмурится Пендрагон. – А я привык доверять своим чувствам.
– Надо же, – внезапно улыбается парень, вскидывая словно посветлевшие, искрящиеся весельем глаза. – Хоть что-то не меняется. Возможно, всё получится. Увидимся позже, – он слегка кивает, направляясь к выходу из палаты, и Артур провожает его задумчивым взглядом.
“Что-то здесь не так”, – думает он, потирая ноющую под браслетом метку. – “Что-то здесь нечисто”.
Мерлин не оставляет шанса разобраться, исчезая на следующее утро.
***
Он возвращается через пару дней – Артур случайно замечает, как тот заходит в кабинет Гавейна и тут же прячется за одной из колонн, чтобы подслушать, о чём этот странный парень собирается говорить. Он не может понять, почему сердце делает грандиозный кульбит, стоит парню широко улыбнуться, откидываясь в мягком кресле и принимая из рук собеседника чашку с кофе.
– Мы с Артуром летим в Лондон, – наконец говорит он, сделав несколько неспешных глотков. – Я договорился с его семьёй, документы в порядке, билеты я взял. Гавейн, ты как всегда за старшего, будешь сообщать, если кто-нибудь из наших объявится.
– Глядишь, весь Круглый стол скоро соберём, – смеётся мужчина. – Кстати, звонил Ланселот. Он скоро вернётся из отпуска, ты же помнишь?
– Естественно, друг мой. Вот только почему из нас всех проблемы опять только с ним? – задумчиво произносит он, заставляя Артура напрячься.
– Я не знаю, Мерлин, – качает головой мужчина. – Но уверен, что ты справишься. Ты всегда справлялся.
– Я устал справляться с этим очень давно, мой дорогой друг, а перестал справляться ещё раньше, – он качает головой, горько усмехаясь, а затем странно знакомым жестом стискивает пальцы на запястье, слегка морщась. – Во всяком случае, я попробую. Надо предупредить Артура, – он поднимается на ноги, опуская чашку на стол, и Гавейн поднимается следом.
– Я скажу ему, – кивает он. – Тебе надо собрать вещи.
– Спасибо, – кивает Мерлин, шагая к двери.
Артур успевает сбежать прежде, чем кто-нибудь его заметит.
***
– Что со мной не так? – рискует спросить Артур, занимая своё место в салоне самолёта.
– Хотел бы я это знать, – хмыкает Мерлин, ничуть не удивляясь вопросу. – Надеюсь, ты не боишься летать.
– Я не помню, если честно, – хмурится Артур, замирая на миг.
– Если что – я рядом, – мягко улыбается юноша, вызывая ответную улыбку, и опускается в своё кресло, щёлкая ремнями. Пендрагон повторяет за ним, а во время взлёта неожиданно даже для себя вцепляется в чужую ладонь до побелевших костяшек и расслабляется только тогда, когда Мерлин меняет положения рук, переплетая их пальцы, отчего-то горько улыбаясь.
Артур очень долго не выпускает его ладонь из своей.
***
– Когда-то здесь было озеро, – отрешённо сообщает Мерлин, едва ли не путаясь ногами в высокой, густой траве, с мимолётной лаской приглаживает практически шёлковую зелень, пропускает сквозь тонкие пальцы, встряхивая черноволосой головой, добавляет: – Впрочем, это было так давно, что мало кто об этом помнит. Не думаю, что мы с тобой тут надолго задержимся; просто проверяю теорию…
Место кажется неприятно знакомым – Артур морщится от фантомной, горящей жарким огнём боли за рёбрами, переставая слушать и прижимая раскрытую ладонь к груди, пытается прокашляться – ощущение, что вот-вот выплюнет собственные лёгкие усиливается с каждым моментом – а затем падает на колени.
Мерлин в мгновение ока оказывается рядом, укладывает ледяные ладони на пылающие скулы, осторожно поглаживает подушечками больших пальцев, успокаивающе шепчет какие-то слова: Артуру кажется, что тот перекатывает звуки на кончике языка, словно смакуя, обволакивает голосом, пытаясь показать, что рядом.
Пендрагон хрипит, впихивая воздух глубже сжатой паникой и непонятной болью глотки, смаргивает выступившие слёзы, наконец-то вцепляясь свободной рукой в холодное тонкое запястье, поднимает больной взгляд, выдавая весь страх и ужас, тянется, упираясь влажным лбом в чужое худое плечо.
– Тссс, всё хорошо, Артур, я тут, я всегда был тут, всё будет в порядке, – шепчет Мерлин, прислоняясь губами к светлым волосам, снова успокаивающе проводит пальцами по скулам. – Всё будет хорошо.
Пендрагон едва ли не всхлипывает, пробуя вдохнуть, и расслабляется, когда ощущает, как непонятная боль проходит, оставляя после себя опустошение, абсолютную, уничтожающую усталость и узнавание. Он шмыгает носом, сжимает ладони Мерлина в своих руках, поднимает мокрое лицо, смотрит в обеспокоенные синие глаза, прислоняясь лбом ко лбу напротив, и переводит дух, прежде чем попросить:
– Я хочу снова увидеть её, Мерлин. Покажи мне.
Эмрис неверяще распахивает глаза, даже не пытаясь отстраниться, а затем синева на краткий миг вспыхивает золотом – и Артур чувствует ни с чем не сравнимое тепло.
– Господи, как же я по тебе скучал, – облегчённо выдыхает он, обмякая и широко улыбаясь, затем обхватывает чужое лицо ладонями, чувствуя под подушечками пальцев лихорадочный румянец, прикрывает глаза и шепчет за секунду до желанного поцелуя: – Прости, что я так долго.
Мерлин усмехается и ныряет в Артура, как в омут с головой, отвечая на прикосновение и вцепляясь в мужчину напротив себя настолько сильно, что практически уверен: на крепких плечах обязательно останутся синяки, но всё равно ничего не может с собой поделать, притягивая ещё ближе, хотя между ними и так не осталось свободного пространства. Он готов простить что угодно, пока Пендрагон рядом, пока на его запястье – точно такое же изображение дракона, пока он хочет быть здесь и с ним; Мерлин бы всё равно простил, как и в миллионы раз до этого, но сейчас – тем более, прислоняясь губами к раскрытым в полёте крыльям на чуть солоноватой коже, ощущая вибрацию от чужого пульса и жадный взгляд, но всё равно поднимает глаза и с усмешкой хрипло шепчет:
– Придётся хорошо попросить, милорд.
Артур согласен вымаливать прощение ближайшую вечность, опрокидывая Мерлина в высокую траву.
========== Дерек/Стайлз. ==========
Комментарий к Дерек/Стайлз.
Ухожу в недостающую нежность, в несуществующее у самой спокойствие, в привычную боль, не мешающую жить и в осознание, что ты не один.
Они заслужили.
Дерек не привык показывать свои чувства открыто, его язык откровения – забота. Подставленное плечо, рука между лопаток, ладонь на горячем лбу – Стайлз умудряется влипать в драки, пьянки и затяжные простуды так же, как Хейл когда-то влип в него: полностью и без остатка.
Стайлз хохочет, практически виснет на нём, рассказывая какую-то историю Скотту, а затем мягко и мимолётно прижимается губами к плечу, показывает: я тут.
Дерек чертовски благодарен за это, зарываясь носом в пахнущую шампунем и магией макушку; Стилински фыркает, прижимаясь сильнее, переплетает их пальцы – Дерек любовно потирает подушечкой большого пальца грубоватую кожу, прижимается губами к каштановым волосам, прикрывает глаза и замирает.
– Нельзя быть такими милыми, – смеётся Эллисон, щёлкая Стайлза по носу; Дерек едва слышно рычит, хотя больше похоже на сонное ворчание. – Это противозаконно.
– Что уж теперь поделать, – усмехается Стилински, сильнее сжимая ладонь; мужчина слышит мягкую улыбку в его голосе, невольно улыбается сам, не открывая глаз. – Я потерян для общества, – потирается головой о чужое плечо, едва слышно фыркая, снова выпрямляется. – Целиком и полностью принадлежу этому не такому уж и хмурому волку.
Только годы многолетней выдержки позволяют Дереку не сорваться в радостный скулёж, когда он слышит эти слова.
***
Он и не думал, что когда-нибудь станет достойным счастья; Стилински – как и всегда – вырвал все сомнения с корнем, заваливаясь в его жизнь, как слон в посудную лавку: громко, неожиданно, оглушительно и абсолютно неуместно, перебивая к чертям собачьим всё, что там было.
Дерек и не к такому привыкал, да и не сказал бы, что ему нравилось то, что было до.
Стайлз практически фонит радостью и бешеным спокойствием; Хейл до сих пор поражается, как Стилински может быть таким противоречиво-очаровательным.
*Стайлз продолжает смеяться, что Дерек чертовски субъективен и что остальные считают это минимум раздражающим; Хейлу откровенно похуй на остальных*
– Ты бы ей понравился, – однажды говорит Стилински, держа мужчину за руку. Тот крепче стискивает чужие пальцы, глядя на белый мрамор, переводит взгляд на другую сторону кладбища – туда, где пустые гробы под такими же белыми памятниками (хоронить было откровенно нечего; разве что слёзы и чувство вины), снова смотрит на Стайлза и тихо признаётся:
– Ты бы им тоже.
Стилински укладывает голову ему на плечо.
***
Стайлз выходит из душа в одних пижамных штанах, матерится себе под нос, удобнее устраиваясь с ноутбуком на кровати, яростно щёлкает по ссылкам, а затем звонит Скотту, чтобы раздражённо выплюнуть в трубку:
– Проверь свой Фейсбук, идиот! Кора пишет, что скинула тебе задание по совместному проекту, а ты не объявляешься, – затем он отшвыривает телефон на подушку и громко захлопывает ноутбук.
– Тебе повезло, что ты пишешь проект с Лидией, – усмехается Дерек, унося лэптоп и смартфон на стол, выключает свет и устраивается под боком у Стилински, глядя сквозь панорамное окно на Нью-Йорк.
– Мне повезло, что я живу с тобой, иначе давно бы его убил, – усмехается Стайлз, обнимая одной рукой и шумно целуя в макушку; Дерек прикрывает глаза и концентрируется на ощущениях, пытаясь выделить главное и дать ему объяснение.
Умиротворение – вот что это такое.
Хейл усмехается, притягивая Стилински ближе к себе, прижимается носом к ямке между ключицами, вылизывает запах под разбавленное смехом “щекотно же, волче”, дотрагивается до заветного “Дерек” между третьим и четвёртым рёбрами, мимолётно оглаживая кончиками пальцев старый шрам, практически задевший аккуратные буквы, а затем шепчет – прямо в ритм участившегося пульса:
– Я люблю тебя.
Стайлза перекрывает от нежности, когда он тянется к родным губам.
========== Стив/Тони. ==========
Комментарий к Стив/Тони.
У Тони всё ещё реактор в груди, Джарвис всё ещё Джарвис, Мстители обитают в Башне.
***
Hurt/comfort, шлейф ангста и явно счастливый финал; как мне кажется, явно чувствуется спокойствие к концу, стирающее начальную обречённость.
Тони выходит босыми ступнями в холодную, мокрую ночь, затягивается сигаретой, глядя в небо.
Башня – единственное место во всём чёртовом Нью-Йорке, откуда видны звёзды; он мог бы смотреть на них хоть каждый день, но всё равно проёбывает шанс.
Тони невесело хмыкает, вспоминая каждый разговор с Кэпом, легко качает головой, зябко поводя плечами.
Да он в жизни не признается в том, какой животный ужас испытал, когда заметил у Стива между лопаток такое же родимое пятно.
До сих пор неловко от того, как быстро он тогда сбежал с тренировки в мастерские, закрылся и работал почти до изнеможения.
Тони задумчиво потирает масляное пятно на футболке, задерживаясь пальцами на границе реактора, подтягивает низко сидящие на бёдрах штаны и снова затягивается, зябко поводя плечами.
Поток с неба усиливается, шумит едва ли не сильнее, чем город с такой высоты. Волосы мигом намокают, липнут тяжёлыми прядями, лезут в глаза. Тони отмахивается от них, щедро ссыпает капли веером брызг, роняет искры с тлеющей сигареты.
Хочется шагнуть вниз и призвать костюм за секунду до столкновения с землёй. Ему кажется, что это заставит встряхнуться, избавит от непонятного оцепенения, и Тони уже почти делает этот шаг, докуривая до фильтра, как чувствует, что на плечо ложится тёплая и тяжёлая ладонь, несильно сдавливает.
Он разворачивается, секунду смотрит в полные испуга и неверия глаза, поражается и прячется за привычными словами:
– Доброй ночи, Кэп. Не спится?
Стив прокашливается, делает несколько шагов назад, утягивая Тони за собой, хмурится, а затем мягко отвечает:
– Доброй, Тони. Ты меня напугал.
Старк внезапно пугается этой искренности. Спешно подходит к двери, заходит в дом – если этакую махину можно назвать домом – хватает полотенце, которое спешно привёз Дубина, и плещет виски в стакан.
Думает секунду и плещет ещё.
– Я и не думал шагать вниз, – говорит замершему в дверях Кэпу, и тот отвечает неуверенной улыбкой.
– Ты весь мокрый, – вместо ответа замечает Капитан.
Тони смотрит на себя, осоловело моргает, будто только что заметил, а затем чертыхается и снимает футболку, повернувшись к Стиву спиной.
Ему кажется, что он каждой клеткой чувствует прерывистый вдох.
Стив подходит ближе, тянется, очерчивая контур.
Тони напрягается в плечах, дёргается, едва ли не шипит:
– Да что б тебя, Роджерс, – а затем поворачивается и целует.
Стив кусается, отчаянно цепляется за плечи, зализывает место укуса, тянет ещё ближе.
