Текст книги "Папаши (СИ)"

Автор книги: bestbest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Тот стоял рядом, все это время восхищенно смотря на Шерлока, словно тот был Эйнштейном, впервые доказавшим теорию относительности на публике. На его лице было написано удивление, восторг и, совсем немножко, возбуждение. Легко считав все это, Шерлок кивнул и ухмыльнулся, довольный произведенным эффектом.

– Грегори, думаю, тебе пора. На первый раз достаточно, а то еще начнешь считать меня нормальным человеком и примерным семьянином.

– Да уж, – потрясенно покачал головой Грег, – этого мы никак не можем допустить, это точно.

***

– Я ценю то, что ты стараешься проводить больше времени с сыном, но, согласись, переворачивать всю квартиру вверх дном было чересчур.

– Дети хотели корабль, – равнодушно сообщил Шерлок, стоя у окна и глядя куда-то в неведомые простым смертным дали, Джон на всякий случай отодвинул занавеску и тоже посмотрел в ту сторону, но ничего, кроме ночного неба, не увидел. – Я им просто подыграл.

Иногда Джону казалось, что они с Шерлоком благополучно проскочили мимо стадии страстной влюбленности, беспорядочного и круглосуточного секса и перешли сразу к «мы вместе только ради детей».

– Это все прекрасно, но в следующий раз, почему бы вам в твоей квартире не сделать из шкафа корабль? Почему это должен быть мой шкаф и мои чертовы вещи на этом чертовом полу?

– Двухмачтовая бригантина, – не меняя тона, ответили ему, – не просто корабль.

– Ах да, как я мог забыть, внимание к деталям – вот, что важно, да, мистер великий детектив?

Шерлок обернулся, вгляделся в Джона и сообщил: – Пожалуй, я готов попробовать то, что в интернете называли «единственным верным способом заставить вашу жену замолчать».

Подошел к Джону так близко, что заслонил собой лунный свет, льющийся из окна, весь мир, находящийся вокруг них. Два удара сердца, которые были отведены, чтобы понять, к чему ведет Шерлок, и, если он был против, выразить свой протест. Джон мог думать только о шуме крови в ушах, вспотевших ладонях и губах Шерлока, которые тот облизнул секунду назад, и теперь они наверняка еще были влажными, и так близко от его лица. От его губ.

Шерлок качнулся вперед, склонил голову и вот Джон уже летит в бездонную пропасть, ощущая, как чужой язык проникает в рот, как чужие руки прижимают к себе крепко, сильно.

И снова Шерлок первым прервал поцелуй.

В свое оправдание Джон мог бы сказать, что смена в больнице и правда была выматывающей, он провел там вместо положенных двенадцати часов – все двадцать пять, если не больше. Мысли в его голове кружились тяжелыми железными шариками, ускользая в запутанный водоворот из несказанных слов, ощущений и желаний.

Ему не хотелось говорить, ему нечего было сказать, и он приподнял руки в жесте, призывающем к молчанию. Шерлок кивнул, с любопытством наблюдая.

Джон отошел к креслу, опустился в него и решил, что больше никогда не будет двигаться. Даже если сейчас в эту комнату вбежит стайка полуголых девиц и завопит «Пожар», он не пошевелит и пальцем, не удостоит их и взглядом. Еще через какое-то время он смог успокоиться, привести в порядок хаос в голове и прикрыть глаза, надеясь обрести таким способом внутренний покой, и что Шерлок окажется настолько понятливым, что исчезнет из квартиры самостоятельно и желательно навсегда. Веки были налиты свинцом, в глаза насыпали разноцветный песок, и Джон решил посидеть так еще совсем немного.

Уже через пару минут он крепко спал.

***

Странности начались на следующий день.

Он проснулся в собственной кровати, заботливо накрытый одеялом, рядом на стуле лежали его вещи, аккуратно сложенные стопкой. Кто-то целомудренно оставил на Джоне футболку, нижнее белье и, почему-то, один носок.

Помня, что вчера он совершенно определенно засыпал в кресле и одетый, Джон поднялся, завернулся в одеяло и вышел из комнаты, ожидая увидеть что угодно, вплоть до инопланетян, решивших таким образом исследовать земную флору и фауну.

В квартире было тихо, пусто и чисто. Три слова, которые никак не вязались с местом обитания Джеймса Уильяма Ватсона.

А еще пахло цветами.

На кухне хлопотала миссис Хадсон, заваривая кофе и поджаривая тосты. Джон протер глаза, на всякий случай себя ущипнул, но соседка никуда не делась. Так же, как и огромный букет белых лилий, стоящий на столе.

– О, Джон, дорогой, ты проснулся, – миссис Хадсон сияла, как любящая мать, смотрящая на первые шаги своего несмышленого ребенка. – Ты заметил эти прекрасные цветы? Шерлок сказал, что он сам их для тебя выбирал, они ему напомнили о твоих то ли глазах, то ли волосах, я не запомнила. Они с детьми отправились навестить Майкрофта, это брат Шерлока, – продолжила она щебетать, – а меня попросили присмотреть за тобой, ты ведь так устаешь на работе!

Джон чихнул.

– Шерлок признался мне, что вчера они с мальчиками устроили небольшой беспорядок, но ты же знаешь этих детей! И сегодня он решил загладить свою вину таким чудесным образом, правда же, цветы удивительно хороши? А как пахнут, просто чудо!

Джон потер начинающие слезиться глаза.

– Не беспокойся, сегодня я заберу мальчиков себе, а вы сможете побыть вдвоем, разве это не здорово? Думаю, ты захочешь надеть что-нибудь понаряднее, – осуждающе посмотрела она на Джона, ощущающего себя так же далеко от презентабельного внешнего вида, как и от жизни обыкновенного австралийского кенгуру.

– Миссис Хадсон, – глуховатым голосом осведомился Джон, – а вы не знаете, кто вчера перенес меня в кровать?

– О, милый, это Шерлок! Он такой заботливый! Я как раз пришла к вам, принесла пирогов, а то Макс такой худенький, смотреть больно, Джеймс открыл мне дверь, кстати, ты должен научить его спрашивать «Кто там?», Джон, дорогой, и я увидела, как Шерлок тащит, я хотела сказать, несет тебя в спальню. Ах, – пожилая женщина влюбленно посмотрела на Джона, – разве это не романтично?

Джон оглушительно чихнул, протянул руку к шкафчику и достал одноразовые салфетки. Затем чмокнул миссис Хадсон в щеку, вежливо, хоть и говоря в нос, за все ее поблагодарил, достал из вазы лилии, вручил ей, несколько раз повторив, какую неоценимую помощь и поддержку она оказывает его семье и парочке соседних, предложил на досуге подумать над организацией семейного счастья Грегори Лестрейда и мягко выставил за дверь.

Голова кружилась, а тяжелый, приторный запах все еще витал в квартире.

Антигистаминные препараты всегда были под рукой, и где-то через полчаса Джону стало легче. Он распахнул окна, впуская морозный воздух, вымыл все, до чего, как ему казалось, эти чертовы лилии могли дотронуться, переоделся в джинсы и свитер, накинул куртку и, твердо решив переиграть Шерлока на его же поле, отправился на улицу, чтобы проветриться и выработать стратегию.

Значит, Шерлок хочет убедить миссис Хадсон, что, из них двоих, именно он – пылкий влюбленный и коварный соблазнитель?

Значит, это война, мистер Шерлок Холмс. Даже если Джону придется для достижения цели трахнуть этого невыносимого засранца, он это сделает.

Почему-то последняя мысль не вызвала ожидаемого отторжения, но Джон задуматься об этом попросту не успел, кипя возмущением и желанием мести.

========== Часть 10 ==========

Джон, крадучись, вошел в спальню Джеймса и, стараясь производить как можно меньше шума, потянулся к стопке бумаги. Порывшись в ней, найдя «график окраски Зеленки» (ознакомился и даже пожалел бедного представителя семейства кошачьих, у которого намечалась бурная жизнь), несколько изображений Джона (Джеймс предпочитал манеру живописи, при которой голова Джона была существенно больше тела, а градусник, который он держал в руках, напоминал размерами реактивный самолет), одно – Шерлока (глаза на пол-лица, обязательные кудри, в руках – хладный труп преступника синего цвета) и даже Майкрофта (выполнен в розовых тонах, много времени уделили подробной прорисовке торта). Воровато посмотрев на сына, который, устав за целый день беготни по месту проживания Майкрофта (Джон подозревал, что Шерлок использует детей в качестве некоего варианта китайской пытки, применяемой к брату), не проснулся, даже если бы мимо промаршировала рота солдат, распевая британский гимн, Джон выбрал несколько чистых листов и вернулся к себе, на всякий случай как можно тише прикрыв дверь.

Разложив бумагу на столе, вооружившись ручкой и зеркалом, Джон приступил к выполнению первой части плана «Отомсти Шерлоку Холмсу». Надписал на верхней части листа «Мои преимущества» и стал сосредоточенно разглядывать себя в зеркале. Итак, пункт первый.

Глаза.

Женщины часто говорили Джону, что у него очень необычный цвет глаз – постоянно меняющийся, становящийся то прохладно-серым, то обжигающе-синим, или вовсе темно-фиолетовым, напоминая бесконечную глубину Марианской впадины (можно подумать, хотя бы одна из них видела эту самую впадину, но образ был очень поэтичным). Лично Джону эта особенность совершенно не казалась чем-то экстраординарным, он уже давно решил объявить свои глаза серыми и на этом успокоиться. Но посчитает ли Шерлок глаза Джона чем-то, стоящим внимания? В конце концов, у него самого они были уникальными – серовато-зеленые, с редким наплывом синевы. Они великолепно служили ему для передачи эмоций – то, как самонаводящиеся лазеры, прожигали насквозь, когда Джон сообщал миру очередную, на взгляд Шерлока, глупость, то, с помощью лучистых морщинок, излучали неподдельное тепло, когда, например, Джон источал комплименты дедуктивному методу, или как в тот раз, когда он, присев на корточки, совершенно искренне хвалил Макса за удачную попытку отговорить Джеймса проверять летательные способности зонта. Потрепав Макса по голове, Джон поднялся и обернулся, заметив это необычайное выражение до того, как Шерлок спрятал его под маской обыкновенного безразличия и предложил Максу в следующий раз самому придумать что-нибудь стоящее, почитав в начале пару учебников физики (насколько Джон знал, учебник физики и впрямь оказался чудодейственным средством – Шерлоку удавалось усыпить Макса примерно на третьей странице чтения вслух. Дальше пятой они пока еще ни разу не добирались).

Или когда они целовались. Глаза Шерлока в этот момент убивали и воскрешали вновь, заставляя сердце Джона колотиться со скоростью, равной пульсу водителя гоночного болида.

К вопросу о поцелуях.

Губы.

Джон хмыкнул, продолжая смотреться в зеркало и напоминая самому себе злую королеву из сказки про Белоснежку. «Кто на свете всех милее». Джон не мог похвастаться полными, манящими, изящно изогнутыми губами, это было очевидно любому, кто хоть раз видел его перед собой. С другой стороны, кто сказал, что все мужчины обязаны иметь нижнюю губу, будто вечно припухшую после страстного поцелуя и форму рта, напоминающую сердечко? Перед ним мгновенно материализовались губы Шерлока, идеально подходящие под это описание. Джон сглотнул слюну, ставшую вязкой и наполнившую ротовую полость предвкушением, будто он подумал о чем-то вкусном и сладком.

Так, Джон, сосредоточься, ты сейчас свои сильные стороны описывать должен, а не объекта соблазнения.

Он что, – внезапно осознал Джон, – действительно планирует соблазнить Шерлока?

Почесав нос (не ставший очередным пунктом исключительно потому, что Джон никогда не обращал внимания на эту часть тела как у себя, так и у тех, кого ему приходилось укладывать в постель раньше. Нос и нос, хорошо, что есть, и хватит на этом), глубоко вздохнул и продолжил опись. Соблазнять или нет, но он определенно должен доказать Шерлоку, что не только тот может ходить, загадочно улыбаясь, и целовать Джона, словно тот был надувной куклой, а не человеком. Нет уж, достаточно, благодарю покорно.

Руки.

Джон с тоской посмотрел на вышеназванные конечности. Его руки были типичными руками врача – сухая кожа из-за постоянной необходимости дезинфекции, коротко остриженные ногти. Левая еще иногда напоминала о себе неожиданными треморами, но, в целом, руки, как руки, ничего особенного. О руках Шерлока он помнил немного. Крупные ладони, длинные пальцы, несколько застарелых химических ожогов на тыльной стороне (как оказалось, заметил куда больше, чем хотел). Даже тонкий шрам, пересекающий запястье. И родинки, начинающиеся на предплечьях, показывающиеся из-под завернутых рукавов рубашки. И следы уколов на сгибе локтя (Джон не спрашивал, Шерлок не рассказывал).

Джон еще пару секунд подумал, смотря на руки, надеясь, что они подскажут ему, в верном ли он движется направлении, а потом, радостно просияв, написал:

Торс.

Джон был военным. Регулярные тренировки, марш-броски в полной амуниции не могли не придать его телу определенную скульптурность. Конечно, после ранения он ушел из армии и единственные виды силовых упражнений, которые он мог себе позволить – сеансы физиотерапии, чтобы восстановить подвижность руки. А потом на все эти глупости не хватало времени – Джеймс, работа, попытки наладить семейное счастье (оглядываясь назад, он мог бы с уверенностью сказать, что ни одна из девушек не заинтересовала его настолько, чтобы жениться на ней, ни одна не смогла поладить с Джеймсом, и ни для какой из них он не писал поздней ночью список того, что считает в себе привлекательным). След от пули, паутина из жестких рубцов на его плече, не помогал в том, чтобы считать свое тело канонически красивым. Обнаженного Шерлока он (слава богу или к сожалению) не видел и сравнивать не мог (а вот это уже точно «слава богу», сегодняшняя ночь уже подарила ему несколько комплексов относительно внешности).

Джон потер переносицу, перечитал еще раз список и отправился спать, решив, что настала пора импровизировать.

***

– Как ты думаешь, что бы сказала Зеленка, если бы могла говорить? – задав этот глубокомысленный вопрос, Макс перехватил Зеленку так, чтобы не запачкаться о свежевыкрашенные куски, и тихонько зашептал ей на ухо все то, что непременно должно было ее успокоить, включающее в себя банальное «синий тебе очень пойдет» и напыщенное «помни, ты служишь на благо науки» (какой науки – не уточнялось). Кошка благополучно миновала стадию «пастельные цвета – писк сезона», во многом одобренную миссис Хадсон, оказавшейся любительницей естественных кошачьих оттенков, но друзья решили, что пора двигаться дальше, а то вдруг Зеленка решит, что они про нее совсем забыли, занятые важными внутрисемейными делами.

Джеймс, засунув в банку с краской не только кисточку, но, казалось, даже собственный нос, ничего не ответил, деловито размышляя над тем фактом, что акварель, как он слышал, может быть легко смыта водой.

– Пожалуй, пора проверить, умеет ли Зеленка плавать, – сообщил он, сомневаясь, не потратил ли зря полбанки краски и почти день из жизни себя и Макса на то, что может быть смыто миссис Хадсон за несколько минут.

Зеленка, сидевшая до этой минуты совершенно спокойно, начала жалобно мяукать и пытаться вырваться из практически удушающего дружеского захвата. Но даже она понимала, что, когда Джеймсу в голову приходила особенно интересная идея, остановить его могли разве что кандалы, намертво прикрученные к ближайшей стене. А их в наличии у Зеленки не наблюдалось, к ее вящему сожалению.

Миссис Хадсон, как и обещала Джону, забрала их на весь день к себе, так что Зеленке, все еще радующейся необычайно вкусному корму, которым ее кормила эта милая женщина, пришлось с прискорбием осознать, что учиться бороться с водной стихией ей придется в новых для себя условиях.

Ванна была большой, средств для мытья, дающих огромное количество пены, было даже больше, чем нужно разумному взрослому индивидууму, и ровно столько, сколько требовалось двум деятельным детям, решившим, что в спокойной воде и дурак плавать научится. Проверив температуру воды локтем, именно так, как делал папа, Джеймс торжественно сообщил Зеленке ее главную жизненную миссию на сегодня, призвал к порядку аудиторию и помощника в запуске кошки в ванную (Макс, совмещающий эти должности, немедленно вытянулся по стойке смирно), и опустил кошку в воду.

Громкий крик, раздавшийся по квартире, заставил миссис Хадсон оторваться от изучения происходящего за входной дверью и понять, что Зеленка без боя не сдалась, а значит, пора вмешаться, тем более, что все интересное уже, похоже, закончилось. Миссис Тернер торопливо попрощалась и отправилась к себе.

***

Сантименты были изгнаны из жизни Шерлока Холмса примерно тогда же, когда он понял, что мама на самом деле куда больше любит послушных и милых мальчиков (представленных в их семье Майкрофтом), а отец и вовсе не всегда помнил, что у него есть дети. Разве что на Рождество, когда Шерлок получал традиционную книгу (обычно какого-нибудь Джона Локка, Иммануила Канта или даже Руссо), а Майкрофт – очередной десяток шелковых носков (как правило, они немедленно менялись дарами, и Шерлок смог установить рекорд в проведении опытов над изделиями чулочной промышленности).

Частная школа также не прибавила эмоциям хоть сколько-нибудь очков в свою пользу. Наоборот, умение владеть собой, логика и познания в химии, превосходившие в разы всех его одноклассников вместе взятых, а также несколько приемов японской борьбы, с которыми познакомил его Майкрофт (Шерлок никогда не говорил, насколько он был ему благодарен за это, впрочем, Майкрофт и сам все знал, в этом было преимущество общения с братом, облекать мысли в слова не было никакой необходимости), помогли ему пережить этот период своей жизни без особых потерь. Оказывается, люди не любят «слишком умных».

И вся его дальнейшая жизнь служила неопровержимым доказательством – что бы ты ни делал, не позволяй окружающим заметить, что тебя ранит их отношение, мнение или даже существование. И с Джоном он повел себя точно так же – после того, как он понял, что миссис Хадсон взялась за них всерьез, взвесив все «за» и «против», разработал небольшой план, как сделать так, чтобы все поверили, что они с Джоном пара, а значит, оставили в покое хотя бы на какое-то время. Чувств Джона он в расчет не принимал – ему просто не пришло в голову, что, во-первых, он может быть против (на взгляд Шерлока, преимущества плана были очевидны любому), а во-вторых, любая иная реакция была бы любопытна.

А Шерлок считал себя человеком до отвращения логичным.

Впрочем, в его плане оказалась одна сложность, которая вызвала к жизни всех демонов, которых Шерлок так старательно прятал почти всю сознательную жизнь.

Сложность заключалась в том, что ему совершенно неожиданно понравилось целоваться с Джоном.

Теплые губы, прижимающиеся к его, пальцы, неосознанно поглаживающие спину Шерлока, чьи круговые движения он чувствует даже сквозь толстую ткань пальто, тихий вздох удовольствия, которого почти не слышно из-за невероятно громкого биения пульса (пожалуй, стоит проверить, не было ли в его семье заболеваний сердца – оно вело себя очень странно, когда Джон был рядом, а особенно, когда Джон облизывался, улыбался, громко восхищался, то есть, очень часто). Шерлок знал, что целоваться – приятно для большинства живущих, но почувствовать это на себе оказалось совершенно другим.

И тогда он составил план Б.

У Джона ведь часто бывали подружки исключительно ради необременяющего секса?

Почему у него не может быть такого секса с Шерлоком? По крайней мере, тот не будет оставлять на его спине пошлейшие царапины (внезапно эта мысль показалась привлекательной), засосы на шее (а эта – еще привлекательнее), и, скажем, будет вести себя как взрослый человек, проводящий исследования собственной сексуальности.

Что в этом такого?

Мнения Джона он, как и всегда, спрашивать не собирался.

***

Шерлок постучал в хорошо известную ему дверь, стараясь, чтобы букета, который он спрятал за спиной, не было сразу заметно. Правда, когда Джон самым разозленным образом распахнул дверь, он забыл не только про эти попытки, но и про бутылку самого лучшего вина, которую только мог предложить ближайший супермаркет, и уж совершенно точно про то, что миссис Хадсон наверняка сидит в засаде вместе с миссис Тернер, и они вовсю наслаждаются ситуацией, расталкивая друг друга локтями, чтобы посмотреть в дверной глазок.

Хлопья пены покрывали волосы Джона, капли, доказывая знание законов гравитации, стекали по обнаженной груди, полотенце, в спешке намотанное вокруг бедер, не помогало сохранить никаких приличий, а наоборот, вызвало в сознании Шерлока самые развратные мысли (он даже не подозревал, что они там в принципе были).

А еще Джон был практически в ярости, глаза опасно прищурены, и, если бы не жалкие попытки не дать полотенцу упасть, кулаки, наверняка, были бы сжаты. Что уж говорить о крепко стиснутой челюсти и играющих желваках. Показалось, что Шерлок – последний человек, которого Джон был бы рад видеть. Стало неуютно.

– Мы вроде договаривались на шесть, – Джон наконец смог выдавить из себя хотя бы несколько слов. Вопросительной интонации во фразе не было вовсе.

– А сейчас, – Шерлок посмотрел на часы, хотя и был совершенно уверен в том, какое время они показывают, поскольку прежде, чем позвонить в дверь, сверился с ними раз двадцать, рассчитав, что данное время – идеальное для того, чтобы прийти (слишком рано – покажет нетерпение, слишком поздно – неуважение, вовремя – как будто выжидал специально), – пять минут седьмого.

– Да? – изумление, отразившееся на лице Джона, мгновенно вернуло Шерлоку самообладание. – Черт, извини, я так наслаждался возможностью принять душ без бесконечного «папа, иди уже сюда, телевизор как-то странно дымится», что абсолютно забыл о времени.

Джон провел рукой по волосам и хмыкнул, обнаружив количество несмытого шампуня: – Проходи, я сейчас.

Шерлок, подавляя желание загородить собой неприлично обнаженного Джона от любопытных кумушек, прошел в хорошо знакомую ему квартиру и громко хлопнул входной дверью, показывая, что больше они ни в чьих советах и рекомендациях не нуждаются.

– Итак, – Джон переоделся в джинсы и рубашку, а лицо вернуло себе выражение прежнего дружелюбия, – сколько нам отведено времени?

Продолжая зачарованно смотреть (воротник рубашки был влажным и прилипал к шее, заставляя Джона время от времени проводить по ней пальцем, и Шерлок не смог бы сразу сказать, за чем именно ему нравилось наблюдать больше – капли на висках, покрасневшая шея или смущенное выражение лица), Шерлок ответил не сразу: – Среднестатистическое значение времени для удачных свиданий – три часа. Учитывая, что это фактически не первое наше свидание – можем сократить до двух.

– А потом? – кивнув, словно для него подобное обсуждение было обычным делом, уточнил Джон.

– Секс, – буднично ответил Шерлок.

– А, ну да, – помолчал. – Что!?

========== Часть 11 ==========

Шерлоку казалось, что он предусмотрел все. Возможность отказа, возможность согласия, предполагаемый удар в челюсть (левая рука непроизвольно сжимается, правая нога делает движение назад, достаточно будет только перехватить кулак и убраться с траектории движения). Он рассчитал даже вероятность того, что именно в этот момент на дом рухнет пролетающий мимо самолет (ничтожно мала, но следует учитывать).

Джон выглядел крайне изумленным (растерянным, возможно, шокированным). Повисла пауза, предоставляющая возможность для построения еще одного мириада теорий (он даже дошел до того, что стал вычислять максимальную скорость, с которой он может покинуть эту комнату). А затем Джон сделал то, что проходило в разделе «маловероятные», секция «практически невозможные» под грифом «на всякий случай». Он откинул голову, продемонстрировав покрасневший участок кожи, которому Шерлок уделил столько незаслуженного внимания каких-то десять минут назад, и расхохотался. А потом подошел, все еще улыбаясь, хлопнул по плечу, сказав: «Отличная шутка», и направился на кухню, откуда послышалось: «Кофе или чай?».

Шерлока еще никогда не понимали настолько неправильно.

– Вообще-то, – начал он, присоединяясь к Джону на кухне, – я серьезно, понимаешь, секс, как естественная потребность…

– Да-да, потребность, ты серьезен, не думай, что я не слушаю, – сообщил Джон, всунув в руки Шерлоку горячую кружку с отвратительным растворимым кофе, единственным, что пили в этом доме, и единственным видом кофе, который ненавидел Шерлок, и продолжил колдовать над странно выглядящей субстанцией, что приветственно хлюпала в кастрюльке на плите.

– Это что? – немедленно заинтересовался Шерлок, ставя кружку на стол, на мгновение забывая про истинную цель визита, но тем не менее успевая незаметным движением задвинуть кофе куда-то подальше, чтобы не бросалось в глаза. – Гидрокарбонат натрия и уксусная кислота?

– Нет, – Джон принюхался к вареву, – предполагалось, что это наш с тобой ужин. Спагетти.

– Мне кажется, это блюдо можно было назвать громким словом «спагетти» примерно полчаса назад.

– Согласен, – кивнул Джон, – итак, какую кухню предпочитаешь? Тут недалеко пиццерия и китайский ресторан, можем заказать.

Джон обернулся, продолжая обдумывать, как можно было испортить то, что, судя по рецепту, могла приготовить даже Зеленка, и практически уткнулся носом во внезапно оказавшуюся слишком близко рубашку Шерлока. Обнаружив помимо рубашки и всего остального Шерлока, Джон поднял глаза и открыл рот, намереваясь продолжить увлекательный экскурс по ближайшим ресторанам, которых он за время холостяцкой жизни узнал предостаточно.

Прохладные пальцы на его подбородке ласково заставляют запрокинуть голову. Касание губ. Легкое, невесомое, в уголок рта. От невыносимой нежности этого почти-поцелуя на тесной кухне становится слишком жарко, слишком душно и слишком близко к другому человеку. Джон отстраняется, неловко улыбаясь, все еще надеясь, что происходящее можно будет свести к шутке («А помнишь, как мы с тобой целовались на кухне, а потом долго над этим смеялись?» – что-то такое проносится у него в голове). Шерлок прижимает его к шкафу («Говорил же, не нужно столько мебели на кухне», – некстати думает Джон), практически загоняет в угол и, как бы пошло это ни звучало, засовывает язык ему в рот, таким знакомым движением по предыдущим неловким поцелуям. Прикусывает нижнюю губу, оттягивая ее, проводит языком по покрасневшему месту, словно залечивая, и отстраняется, тихо шепча: – Я не хочу, чтобы ты потом мог списать это на принуждение с моей стороны. За следующим тебе придется прийти самому.

И делает шаг назад.

Вдох, выдох, руки вспотели, сердце стучит там, где ему совсем не положено быть, мышцы напряжены, кажется, еще немного, и Джона просто скрутит в тугую спираль, всего, без остатка. А Шерлок, невозмутимый мерзавец, спокоен, отстранен и почти не растрепан. Только бьющаяся жилка выдает его с головой. А еще – он не смотрит Джону в глаза, рассматривает что-то на полу с таким вниманием, словно за это можно получить Нобелевскую премию мира.

И Джон делает шаг навстречу.

В том, как они целуются, исступленно, страстно, вжимаясь друг в друга, время от времени сталкиваясь зубами, есть что-то темное и первобытное, оставшееся с тех времен, когда не было ласки, была только грубая сила и подчинение. Они словно дерутся за лидерство, снова и снова оставляя следы пальцев на руках и плечах, на всем, до чего могут дотянуться, хватаясь как за спасательный круг в бушующем море охватившей их жажды. А потом Джон утыкается лбом Шерлоку в плечо и замирает, его ноздри подрагивают, когда он втягивает в себя запах одеколона и еще чего-то едва уловимого, мускусного.

– Все в порядке? – Джон готов поставить пять фунтов и кастрюлю чего-то, что когда-то было спагетти, на то, что в голосе Шерлока действительно звучит забота.

Хотя, возможно, ему просто очень хочется, чтобы она там была.

– Спальня или кухонный стол? – Джон предлагает это таким же тоном, каким предлагал выбрать между итальянской и китайской едой.

***

Шерлок, конечно, предпочел бы ярко-освещенную комнату и возможность делать записи по ходу эксперимента. Однако, полумрак и возможность не отвлекаться на анализ и размышления, а просто ласкать языком ушную раковину Джона кажутся ему вполне приемлемой альтернативой в данной ситуации. Джон ежится от сладкой щекотки, и Шерлок усмехается, не отрываясь от своего занятия. У них есть примерно час – Шерлок уверен, это тот максимум времени, который миссис Хадсон сможет удержаться от того, чтобы не позвонить требовательно в дверь и не узнать, как у них дела, вооружившись каким-нибудь соответствующим случаю предлогом.

Час, в один и тот же момент – это все время мира и совсем ничего.

Джон не думал, что бывает так: легко и просто, словно он всю жизнь занимался сексом с мужчинами. С Шерлоком. Нет чувства неловкости, ощущения собственного несовершенства, желания спрятать недостатки. И от этого чуть-чуть страшно.

Шерлок, спланировав «половой акт номер один» как боевую кампанию, был неприятно поражен количеством времени, потраченным впустую на составления списка эрогенных зон, разнообразных техник (впрочем, это как раз было не самым бесполезным знанием) и сбора прочего фактического материала. Важнее оказалась импровизация, яркая реакция Джона на прикосновения и тихий шепот «Еще, пожалуйста, еще».

Прикосновения языков, пальцев, тонкие ниточки слюны, синтетический запах банана, перепалка по поводу уместности рассуждений о самках богомола («И я даже не хочу знать, что вообще навело тебя на мысль рассказать мне об этом именно сейчас»), все это сохранилось в отдельной комнате в Чертогах Разума, запертой на десять засовов. Оставлено там, несмотря на незначительность этих знаний с точки зрения работы детектива, закупорено как бутылка дорогого вина, чтобы можно было доставать и смаковать, вспоминая.

Мир вокруг них продолжает движение, а время внутри спальни останавливается, замирает и застывает, как тягучая смола превращается в янтарь.

***

Миссис Хадсон, оставив детей под присмотром Зеленки, строго-настрого наказав им двигаться исключительно в пределах одной комнаты, дав творческое задание «Нарисуй идеальную семью», перемигнувшись с кошкой, имеющей самое важное выражение морды, которое только можно представить, на цыпочках подошла к двери в квартиру Джона и достала заранее подготовленный стакан. В одной из многочисленных передач, которые пожилая леди смотрела в свободное от устраивания личного счастья соседей и присмотра за детьми этих самых соседей время, было сказано, что это – старинный способ, пользующийся популярностью даже у разведчиков. Миссис Хадсон в разведчики не стремилась, выпросить стетоскоп, как она планировала ранее, у Джона не удалось, а любопытство нависало над ней облаком из догадок, вопросов и сомнений, скреблось куда-то в область лопаток и шептало «Это все ради благого дела».

– Как я и говорил, Джон, нашей дорогой миссис Хадсон хватило ровно на час, – насмешливый голос из приоткрытой двери несомненно принадлежал Шерлоку. – А зачем вам стакан? – как и всегда, ученый в Шерлоке одерживал верх во всех ситуациях.