Текст книги "L'hospice pour les ames (СИ)"

Автор книги: Bella Yoters

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Сергей смотрел на него как на дурака.

– Что вы имеете в виду? – уточнил Алексей.

– Я гомосексуалист.

Произнеся эти слова, Сергей попытался скрыть свою обеспокоенность возможной реакцией соседа. Что сейчас будет? Он станет очередным человеком, что скажет, будто это против Бога, и лучше бы он скорее умер, раз оказался здесь и не может быть арестованным? Станет презирать его? А может, он проявит неслыханную доброту и сделает вид, что ничего не было? Или даже не сочтет это таким ужасным грехом?

Вопреки всем догадкам, Алексей подскочил со своего места и бросился к соседу. Тот вздрогнул, на миг подумав, что сейчас его ударят, но вскоре оказался заключенным в крепкие объятия.

– Это значит, что вы не считаете меня плохим человеком? – спросил Сергей, осторожно кладя ладонь на чужую спину.

Алексей отстранился и горячо заговорил, не отпуская плечи соседа:

– Вовсе нет, вовсе нет! Вы ни в коем случае не должны подвергаться такому неуважению из-за того, что ваша любовь направлена не на женщин! Я бы все отдал, чтобы дать людям понять это! Бедный, бедный человек!

– Спасибо, Алексей, – мягко улыбнулся Сергей. – Я даже не надеялся, что ваша реакция будет такой.

Алексей улыбнулся в ответ.

– Надеюсь, больше у вас нет тайн и, если вы не против, мы можем называться друзьями?

– Можем, – улыбнувшись, кивнул Сергей.

***

Церковь Святого Петра была особенной из-за дома для одиноких душ. В этом её огромная заслуга. Особенно в том, что содержались в нём люди независимо от вероисповедания, положения в обществе и образа жизни. Лишь бы человек был способен исправно платить. Те, кто решались организовать приют для умирающих, оставляли грехи несчастных на их же совести, а судить их поручали одному лишь Богу. Каждый такой дом находился под покровительством какой-либо церкви, поэтому важнейшей частью успокоения душ умирающих было их духовное просвещение, то есть проведение бесед со священником на самые животрепещущие темы, даже если не все умирающие желали того.

Сто человек разместились в большой комнате, слушая Святого Отца. Сергей с Алексеем были среди них. Первый был бесстыдно увлечён жеванием вишни, собранной с дерева во время утренней прогулки. Второй же действительно внимательно слушал священника.

– И создал Господь женщину и мужчину. И дал им священную ягоду любви, чтобы они разделили её надвое своими губами, и чтобы впредь, как её разделили, себя и душу свою разделили. А когда населилась земля людьми, дал Господь каждому десять ягод. И если чист человек, то сможет он найти единственного, с кем разделит священную ягоду так, что и душу разделит вместе с нею. Один Господь ведает, кому суждено разделить вашу душу. А тот, кто идёт против замысла Господня, да искушает судьбу, деля ягоды с теми, с кем не желает делить душу, обречён погибнуть и остаться в Господней немилости вовеки веков…

– Что за чушь! – шепотом произнёс Сергей. – «Деля ягоды с теми, с кем не желает делить душу» – как извращена суть! Будто решает воля, а не предназначение. Ненавижу священников. Будете? – он протянул соседу последнюю вишню из коробочки, смастерённой из бумаги.

– Это последняя? Нет, тогда я не буду, – отказался Алексей.

На это Сергей просто поделил вишенку пополам и вложил в чужую ладонь бесформенный красный комочек.

– Спасибо, – улыбнулся Алексей и принялся с нежностью разглядывать половину вишенки, прежде чем съесть её.

***

На следующий день Сергей привёл друга во второе по значимости место отдыха, после зала для проведения встреч с батюшкой – библиотеку. Это было небольшое помещение с восьмью пустующими столами и тремя небольшими шкафами: одна полка первого была занята научной литературой, остальные полки и половина второго шкафа – религиозной, оставшееся – художественной.

В библиотеке работала Василиса Степановна, счастливая женщина, на запястье которой больше не было звёзд. Пухлощекая женщина была талантливым биологом, отказавшимся от научной карьеры, дабы не заставлять мужа чувствовать себя глупым, и была от этого счастлива. Под её сердцем грелся уже четвёртый ребёнок, и она была вполне удовлетворена тем, что каждый день по шесть часов следила за сохранностью книг и иногда рассказывала умирающим, почему они умирают, с биологической точки зрения. И люди ходили к ней крайне редко. Им было больше по душе слушать о том, за что их убивает Бог, чем за что их убивает Мать-природа.

Сергей пришёл сюда во второй день пребывания в Доме для умирающих и стал желанным гостем. Он набросился на скучающую женщину с расспросами на давно интересующую тему: почему же он должен умереть, если не может найти предназначенную ему женщину? Кому принадлежит столь жестокий замысел, Природе или Богу? И так ли он жесток?

– Василиса Степановна позволила мне как-то взять книгу в палату, даже фонарик дала, чтобы ночью под одеялом читать, – увлечённо рассказывал Сергей. – Вот воистину святой человек, а не эти ваши священники! Не будь у неё родственной души, я бы рискнул её поцеловать. Не ради неё, но ради науки.

– Теперь я понимаю, что вы под одеялом делаете, – усмехнулся Алексей, – а я уж думал, вы там чертите план побега. За что вы так любите науку?

– При всем моём, казалось бы, цинизме, дорогой Алексей, за надежду. Вы знаешь, что учёные нашли доказательства тому, почему брат Людовика Четырнадцатого на протяжении жизни имел много любовников и дожил до шестидесяти лет? Это потому, что он рано нашёл родственную душу. И им была отнюдь не его жена, а его любимый мужчина.

– Откуда они могут знать?

– Пути научны неисповедимы! – Сергей потряс пальцем перед носом собеседника, передразнивая священника. – А вот цели и результаты ясны и прозрачны. Хотя, не могу не согласиться, историю оспорить в сотни раз легче, чем математику.

– Сергей Станиславович, дорогой! – радостно воскликнула Василиса Степановна, заметив своего гостя.

Тот подбежал к женщине, поцеловал её в щёку и заговорил:

– Василиса Степановна, это Алексей Николаевич Калинин, мой друг. Алексей, это та по-настоящему святая женщина, о которой вы наслышаны.

– Очень приятно! – Алексей довольно неловко поцеловал пухлую руку, на что её обладательница очаровательно смутилась.

– Скажите мне, Василиса Степановна, – начал Сергей, приковав к себе всё внимание обоих собеседников, – можно ли полагаться на историю, ища ответы на вопросы биологии?

– Полагайтесь ради бога, – ответила женщина, – вас рассудит эта же самая история. Я, признаться честно, не променяла бы на неё биологию, однако мало какая наука может объеденить так много людей: каждый из нас часть истории. Поэтому, Сергей Михайлович, послушайте мой совет: больше думайте о будущем, чем о прошлом.

– И я о том говорю! Будущее – огромный холст, жаждущий нашей кисти. Я чувствую, что грядут большие перемены! Надеюсь, они повлекут за собой торжество рациональной мысли над слепой верой и дадут, наконец, объяснение тому, почему мы все с вами находимся в Доме для умирающих.

Взяв определённую книгу с одинокой научной полки, Сергей прошагал к самому дальнему столу. Алексей, воровато оглянувшись, последовал за ним.

– Слушайте, – произнёс Сергей, открыв книгу на заученной странице. – «Учёный предположил, что механизм распределения человеческих особей на пары имеет важную функцию: создание потомства, наиболее приспособленного к жизни, и обеспечение положительной изменчивости, а также сокращение жизни людей, не приносящих пользы своему биологическому виду. Поэтому, хотя и половой акт не влечёт за собой уменьшения числа меток, рекомендуется воздержаться от совокупления, при котором есть риск зачатия больного ребёнка, или приводящего к взрослению ребёнка под опекой только одного родителя». Посмотрите, как зверски гуманно со стороны природы! Вроде всё ясно: живём, чтобы плодиться. Не плодимся – не живём. Однако это лишь принцип, и на самом деле Мать-вселенная ищет вам идеального партнёра для воспитания потомства, а иметь его вы можете от кого угодно. Вся ответственность возложена только на вас. Вы понимаете, к чему я клоню?

Алексей отрицательно помотал головой.

Не обидившись на непонятливость друга, Сергей лишь открыл очередную страницу и снова стал зачитывать:

– «Гомосексуальность является совокупностью аномалий: при её наличии человек испытывает проблемы, если ему приходится совокупляться для размножения, так как его естество настроено на романтические и сексуальные сношения с людьми его собственного пола. Однако, существуют подтверждения того, что такой тип сексуального поведения не порицается природой, так как после поцелуя с человеком своего пола метка может исчезнуть. В этом случае гомосексуалист может найти себе партнёра, а ребёнка зачать с другим. Это, а также факт рождения больных детей у родителей с родственностью душ заставляет прийти к мысли, что всё-таки главной целью поиска пары является не рождение идеального человека, а воспитание гармоничной личности». Теперь вы понимаете?

– Это значит, что у вас есть шанс не попасть в Ад за свои предпочтения? – высказал предположение Алексей.

Сергей бросил на него суровый взгляд.

– Плевать мне на Ад! Я лишь ищу доказательства того, что вселенная, какой я её себе представляю, не считает меня мусором! Я не хочу умереть, зная, что это было предопределено ещё тогда, когда я, будучи маленьким ребёнком, впервые полюбил такого же, как я… Хотя чего я вам объясняю? Вы не понимаете, как это важно для меня. Вы понимаете лучше других, но недостаточно хорошо.

Глаза Алексея потускнели и он опустил взгляд.

Только гораздо позже, ночью, в своей палате, когда никто не слышал, он шепотом позвал соседа:

– Сергей, вы спите?

– Нет, – буркнул тот, лёжа лицом к стене.

– Вы злитесь на меня? Вы разочарованы во мне?

– Из чего такие выводы? – спросил тот, повернувшись к собеседнику. – Я вроде бы не бросал на вас гневных взглядов, не игнорировал, когда вы хотели заговорить со мной.

– Не знаю. Просто чувствую, что вы стал холодны.

– Если так, то я уверяю, что сделал это не нарочно, и прошу прощения. Не ваша вина, что вы меня не понимаете. Видимо, это мой крест, и я всё-таки рожден не для того, чтобы угодить матушке-природе.

– Не говорите так, – твердо произнес он, а потом нерешительно добавил: – Я ведь всё понимаю, Сергей. Я отлично понимаю.

Сергей вопросительно нахмурился. Алексей продолжил совсем тихо:

– Четыре своих поцелуя я отдал мужчинам. Я любил мужчин, и я испытал всё, что испытали вы, и даже больше: я думал, что был близок к исцелению, когда сходился с женщинами, но оказывался жестоко обманутым.

Глаза Сергея вдруг наполнились виной, сожалением и… надеждой.

– Простите меня, я ведь не знал.

– И вы простите меня.

Юноши улыбались, не зная, что делать теперь, когда они во всём признались друг другу. Никому из друзей они не доверяли своих тайн, а теперь связали себя узами общего секрета.

– Значит, нас теперь двое, обречённых? – шутливо, но не пряча грусти, произнёс Сергей.

Он протянул руку соседу, а тот крепко сжал её в знак поддержки.

– Не говорите так. Не говорите.

========== Часть четвёртая. Душевные терзания и прикосновения под звёздами ==========

21 июля 1913

Я напуган до смерти: в моей душе рождаются нежные чувства с Сергею. Боже, да я всем своим сердцем влюбился!!! Стоило лишь провести несколько дней, слушая его, отвечая ему, глядя в его наполненные глубокой мыслью глаза цвета каштана, следя за напряжёнными руками, двигающимися в порывистых жестах…

Может, я просто восхищён им и слишком близко к сердцу воспринимаю эти речи о свободной любви? Да, я уже любил целовал мужчин, но ни разу мне не хватило духа даже для того, чтобы подумать об этом с восхищением, а не презрением. Но то, что говорил он, казалось таким убедительным! Будто я встретил человека, за которым могу пойти на край света, потому что он достоин полного моего доверия. В сущности, что он сделал? Всего лишь сказал те красивые слова, что я хотел услышать. Но этого, конечно, было бы мало. Должно быть, дело в том, что при этом Сергей смотрел достаточно глубоко в мою душу для того, чтобы возродить в ней веру в эти самые слова.

Надеюсь, это наваждение пройдёт, и он так и не узнает, что я посмел так безрассудно и безудержно воспылать к нему этими разрушительными чувствами.

***

В час, отведённый для ежедневной прогулки в саду, Алексей уснул, бесстыдно наплевав на сложившуюся традицию. Лиза не вставала с постели и не говорила ни с кем, она вдруг стала тиха и спокойна. Сергей чувствовал себя преданным и время от времени грустно поглядывал то на спящего друга, чьи золотистые волосы он будет заботливо приглаживать после пробуждения, то на Лизу, лежащую под одеялом так же обречённо обездвиженно, как сам Сергей в первые дни своего пребывания здесь. Он привык к её смеху и вечной беготне вокруг него и Алексея, а теперь лишь смотрел на неё, чувствуя, как сердце сжимается от дурного предчувствия. Глаза девочки глядели в пустоту, в них медленно переливалась синевой печаль. Когда по ресницам покатились слёзы, Сергей сорвался со своего места и приблизился к чужой кровати.

– Лиза, почему ты плачешь? – обеспокоенно спросил он.

– Простите, я не хотела, чтобы вы заметили, – произнесла девочка, закрывая ладошками заплаканное лицо.

– Не извиняйся, – сказал Сергей, мягко отнимая её руки от лица. – Просто скажи, что тебя беспокоит, чтобы оно ушло.

Лиза опустила взгляд, а потом глубоко вздохнула и призналась:

– Я не могу ходить. Мои ноги совсем меня не слушаются. Не хочу говорить о этом Валентине Ивановне, она скажет, что всё пройдёт, и я поправлюсь. Но благодаря вам я знаю, что не буду больше ходить никогда и очень скоро умру.

У Сергея ком в горле встал. Увидев его побледневшее лицо, Лиза улыбнулась и почти прежним звонким голосом защебетала:

– О, не вините себя, Сергей Михайлович! Я несчастна, но гораздо справедливее знать, чем не знать, что ты умираешь, хотя и больнее.

– Что, если ты ошибаешься? Когда ты пробовала встать в последний раз? Попробуй прямо сейчас, вдруг получится? – засуетился Сергей. Он стыдился того, что пытался выторговать у судьбы шанс на собственную невиновность, а не счастье Лизы, однако ничего не мог с собой поделать.

– Я пробую ежесекундно, но вы даже не видите этого, потому что мои ноги совершенно бездвижны.

Сердце юноши разрывалось от этого глубокого детского взгляда, полного зрелой боли. Он проклинал себя за то, что не смог предвидеть такой беды перед тем, как говорить девочке обо всех тягостях жизни не свете, а ещё был обижен на Алексея за то, что тот, став его ангелом-хранителем, бросил тогда блуждать в тумане своей ярости, и даже сейчас не был рядом, чтобы просто ровно дышать, прислонившись своим плечом к его, возвращая Сергею покой.

– Это несправедливо, – сказал он. – Ничто не способно оправдать меня. Но, если тебя это утешит, я не менее несчастен, чем ты. У меня на запястье целых две метки, а я уже здесь, и совсем скоро тоже потеряю слух, способность говорить, или моё сердце просто остановится.

– О, зачем вы это сказали?! – воскликнула Лиза, готовая, казалось, расплакаться еще сильнее и, в конце концов, накричать на Сергея. – Меня это совершенно не утешило! Теперь я расстроена ещё больше!

Сергей готов был биться головой о стену. Он смотрел на Лизу с растерянностью, а она на него – всепрощающе. От такого взгляда болела душа. Юноша не знал, что делать. Отбросив мучительные мысли, он повиновался спонтанному порыву и подхватил девочку на руки вместе с одеялом, будто она была легка, как пушинка. Лиза ахнула от удивления и закрыла голову одеялом, когда он понёс её прочь из комнаты, а потом по коридору, на улицу.

– Куда вы несёте меня? – раздался голос из-под одеяла.

– У нас по плану вечерняя прогулка! – ответил Сергей. – Неужели ты забыла? Не позволять же такому пустяку, как неспособность ходить, нарушать наши священные традиции!

Лиза опустила одеяло до подбородка и, наконец-то, лучезарно улыбнулась.

– Вы так говорите, что я чувствую себя совершенно живой и счастливой.

Сергей не удержался: крепче прижал её к себе и поцеловал в лоб. Девочка засмеялась звонко, будто внутри неё зазвенели колокольчики.

Сергей нёс Лизу до их скамейки у вишни и усадил её подле себя. Она куталась в одеяло, смотрела то на дерево, то на юношу, и чувствовала себя совершенно спокойной в этой тишине, нарушаемой лишь звуком чужого дыхания и колыханием листьев вишни на ветру.

***

Когда Алексей проснулся, он вдруг понял, что видел перед собой Сергей, едва пришёл в сознание. За окном и в комнате была темнота, но нежным чертам лица и бронзовому сиянию глаз, которые Алексей только что видел во сне, казалось, не было дела до этого. Он чётко видел лицо Сергея, нависшее над его собственным.

– Почему вы не спите? – шёпотом спросил Алексей и попытался перевернуться на бок, но обнаружил, что прижат к матрацу чужой грудью. От такой близости ему вдруг стало страшно неудобно.

– Знал, что вы вот-вот проснётесь и будете всю ночь лежать, глядя в стену. – улыбнулся Сергей и освободил личное пространство юноши, оставшись сидеть на краю его кровати. – Не пожелал вам такой участи, вот и дождался. Я придумал, чем заняться.

Алексей чувствовал, что краснеет.

– Спасибо, Сергей.

– Не за что. Надевайте обувь и давайте мне руку.

Алексей сделал, как ему сказали, а потом протянул ладонь вперёд, навстречу чужой, и юношу потащили по направлению к окну.

Сергей остановился у деревянной рамы и окно, еле слышно скрипнув, распахнулось, стоило ему стянуть тонкую веревку, связывающую две ручки. Оба выбрались наружу и закрыли окно с обратной стороны.

Сергей обернулся и принялся приглаживать растрёпанные волосы Алексея, сильно оскорбляющие эстетические чувства, что стало заметно при лунном свете. Двое зашагали по дорогой сердцу дорожке к вишне, ставшей любимым пристанищем. Сергей лёг на траву и демонстративно сдвинулся в сторону, приглашая Алексея присоединиться.

– Простудимся же, Сергей, – произнёс тот, – и умрём.

– Как хотите, – ответил Сергей и закинул ногу на ногу. – Однако я предпочту умереть под звёздным небом, чем слоняться без дела по этому месту, всё глубже и глубже погружаясь в размышления о том, как скоро меня настигнет смерть.

Алексей возвёл глаза к небу и лёг под дерево, плотно прижавшись к чужому боку. Сергей усмехнулся. Спустя несколько секунд молчания он заговорил:

– Я и не думал, что в этой глуши может быть так прекрасно. Глупо, но я почти не видел звёзд дома: там огромные деревья перекрывают вид из окна. А здесь небо предстаёт тем бездонным океаном, каким является. В подобные моменты я перестаю переживать, и все мои противоречащие друг другу теории складываются в одну, самую маловероятную, но вместе с тем именно в неё мне хочется верить.

– Что это за теория? – поинтересовался Алексей.

– Что Вселенная ни живая, ни мёртвая, что жизнь – иллюзия, а смерти нет, что душа – нечто простое и совершенно волшебное.

Юноша решительно не понимал слов Сергея. Тот прочитал это по его взгляду и продолжил:

– Вселенная пронизана нитями, которые учёные найдут нескоро, и на них нанизаны наши души. Образно, конечно. И в этой огромной вселенной твоя душа будет существовать всегда. А если нет, то это неважно. Просто смотри на это огромное небо и будь благодарен лишь за то, что можешь видеть эту красоту, не думая о том, что было перед этим.

– То есть, души могут быть предназначенными друг другу самой Вселенной? – осенило Алексея, и он приподнялся на локте, внимательно глядя в карие глаза.

– Да. Что, если это высший замысел, но настолько высший, что мы никогда не сможем постигнуть его, а лишь восхититься тем, что он есть? Что каждая жизнь – элемент мозаики, а родственные души – подходящие друг другу элементы. И что, если правда религии лишь в том, что одни души нетленны? Что две родные души однажды станут одной, или же, сплетясь, будут блуждать меж облаков. А, может быть, мы целую вечность путешествуем из тела в тело? И если двум душам не повезло оказаться одного пола, нужно лишь подождать следующей жизни, в которой досадная ошибка будет исправлена.

Алексей слушал Сергея, наклоняясь всё ближе и ближе к нему. Какая-то неведомая сила тянула его, словно сама его душа тянулась к другой, слушая эти речи, шепча «Да!», умоляя скорее дать двум душам соприкоснуться…

– Я достоин несчастий, – вдруг произнёс Сергей, и Алексей остановился, когда сила, притягивающая его, сменилась ледяным холодом, и весь свет исчез из глаз юноши.

– Почему? Что произошло?

– Лизавета больше не может ходить. У неё не двигаются ноги.

Алексей был шокирован такой новостью.

– Боже, какая беда! – произнёс он сдавленным голосом. – Но в чём ваша вина?

– Ей говорили, что это временно, но она им не верит. Она знает, что, отняв ноги, к ней приблизилась смерть. Я совершил непростительный поступок: уподобил ребёнка себе. В ней я теперь вижу ту же боль, что и в собственном отражении в зеркале.

Алексей не знал, что ответить на это. Не мог ведь он сказать, что всё сказано правильно, и Сергей совершил поступок жестокосердного человека, коим он, однако, не является.

– Знаете, Сергей, я оставляю это на вашей совести. Но в ваше оправдание скажу, что вы поступили смело, потому что горькая правда пугает всех, кроме вас. Вы бесстрашно пытаетесь приручить её, и только Богу решать, стоила ли Истина боли девочки.

Из мутных глаз Сергея выкатились слёзы, гневные, скупые, горькие.

– Порою я не понимал судьбу за то, что она такие разные вещи не подарила мне, но подарила Лизе. А теперь сам отнял у ребёнка то, что жизнь отняла у меня. Я чудовище. Если бы в моих силах было подарить ей то, что способно скрасить её жизнь!

– Может быть, шанс и появится. Просто смотрите внимательно, чтобы не упустить его, – ответил Алексей.

Сергей чувствовал себя ужасным человеком, но при этом жалким и беззащитным. Он неосознанно увеличил расстояние между собой и Алексеем, который будто обжигал его светлым огоньком своей чистейшей души. Почувствовав это, тот не стал говорить ничего обнадёживающего, но накрыл чужую руку своей, чтобы дать понять, что он всё понимает и будет рядом, если Небеса ополчатся против Сергея.

Сергей, почувствовав тепло руки Алексея, вдруг успокоился, и ему показалось, что даже ветер вдруг стал теплее. Он поднялся на локте и приблизился к юноше.

– Сколько из тех, кого вы целовали, заставляли вас чувствовать любовь? – спросил Сергей, смотря ему прямо в глаза.

– Я всегда думал, что каждый из них, – ответил Алексей. – Но, если ни один из них не был моей родственной душой, то, наверное, никто.

– Зачем?! – вспыхнул Сергей. – Зачем вы так рассуждаете? Почему вы веришь, что метки всегда ставятся правильно и исчезают из-за правильных людей? Вдруг среди тех, кого вы бросили, как неподходящего, был тот самый человек?

Смущённый чужим пылом, Алексей вжался в землю под своей спиной.

– По-моему, Сергей, вы слишком рьяно стремитесь обрести истину. Так, что вовсе игнорируете всё, что может на неё указать.

Сергей замолчал, и гнев в его глазах снова сменился болью.

– Да! Может быть! Это потому, что мне на самом деле плевать на истину. Знаете, я ночами не сплю, а лежу и думаю о разных вещах. И, боюсь, я понял очень много. Я обнаружил, что во мне уже нет стремления узнать, справедливо ли я умираю, а есть только гнев и жажда отречься от приготовленной мне судьбы. Потому что это невыносимо: сидеть здесь и только и делать, что смотреть на две оставшиеся метки и проклинать мир за то, что я планировал узнать его, а в итоге получил такую насмешку от бога. Может быть, то, что мир так жесток, значит, что бог есть?

– Прекратите так говорить! – теперь и Алексей был близок к тому, чтобы разозлиться. – Вы сами не понимаете, что говорите. Это не вы, вы не так глупы.

– Наверное… Наверное…

– Ну скажите, чего вы не успели? – спросил он, крепко хватая юношу за плечи и пристально глядя в его лицо. – Вдруг мы успеем что-то сделать? Сбежим отсюда, если понадобится!

С трогательной искренностью Сергей ответил:

– Не успел извиниться перед матерью за то, что у неё не будет внуков; не успел принять себя и хоть раз просто насладиться любовью к мужчине. А ещё я много лет игнорирую общество моей матери, и поэтому ни разу не был с ней в Париже.

Алексей лишь улыбнулся. Ему хотелось бы сказать, что все это осуществимо, но прибегать ко лжи в данной ситуации он совершенно не хотел.

– Любовь вам никто пообещать не может, а вот остальное, может быть, и сбудется.

– Как романтика, меня ваши слова совсем не вдохновили. Не хочется уходить отсюда, не познав самого человеческого. Как говорилось в одной пьесе, «вы из Египта, сэр, и не видели пирамид»? Это глупо, проверять людей на совместимость одним поцелуем. Могли бы дать им провести вместе ночь. А так страх перед поцелуем не даёт даже задуматься о чем-то большем, даже если это дозволено.

– Таков и был замысел. Если бы люди не поцеловались, у них мог бы родиться неправильный ребёнок.

– И у родственных душ неправильные дети рождаются, – Сергей говорил о себе.

– Не говорите так! Мы все правильные. Просто разные. И лишь вопрос времени, когда люди это поймут.

– Меня это возмущает! Я люблю целовать людей, – в голосе юноши зазвучали мечтательные нотки. – Все те восемь раз я помню, как будто они были вчера. Все губы разные, но все восхитительные. У одних мужчин они тонкие, у других пухлые. Одни целуют напористо, у других губы мягкие и податливые, будто шёлковая ткань. У одних кожа на лице гладкая, как у мальчишки, а у других усы или щетина. Одни мужчины сжимают вас в объятиях, будто это их последний миг на земле, а другие мягко кладут ладонь на шею. Нет, Алексей, я ни о чём не жалею.

Алексей тоже знал немало губ в своей жизни. Знал мягкие женские поцелуи и жадные мужские. Прижимал к себе девичьи талии и таял в сильных объятиях. Клал руки поверх кудрей на хрупкие лопатки и запускал пальцы в короткие волосы. А сейчас больше всего он хотел коснуться губ Сергея. Узнать, насколько смело тот ответит, как сильно сожмет его плечи руками, как легко собьется его дыхание…

– Алексей… – раздался непривычно низкий голос Сергея.

– Что? – тому, казалось, всё послышалось.

– Коснитесь моих губ, – попросил Сергей, глядя в зелёные глаза.

– Что?!

– Алексей! Просто коснитесь моих губ. Пальцем. А я коснусь ваших, – юноше вдруг стало совестно за такую дерзость, и он продолжил робко, отведя взгляд. – Хочу ощутить, какие у вас губы. По губам человека можно много о нем сказать.

– Боже, Серёжа, не оправдывайтесь!

Алексей приблизился к Сергею, и их лица оказались так близко, что выдох одного становился вдохом другого. Сергей мягко держал в ладонях лицо Алексея и смотрел ему в глаза. Большой палец опустился к подбородку и поднялся к губам. С невыразимым трепетом он медленно провёл по ним и, кажется, на несколько секунд юноши перестали дышать. Алая кожа была тёплой, сухой, в едва заметных трещинках. Осмелев, Сергей провёл по верхней губе, по зубам, коснулся кончика языка. Его собственных губ коснулся Алексей. Закрыв глаза, оба исследовали лица друг друга, упиваясь этим странным занятием любовью. Всем, что им было дозволено.

========== Часть пятая. Бессмертие души покупается смертью ==========

Рассвет неспешно прогонял бессонную ночь; птицы, казалось, возвращались парить в воздухе с некой робостью, и щебет их означал тысячи извинений за нарушенный покой. Ветер не приносил грубого холода, а лишь заботливо окутывал руки влюблённых блаженной прохладой. Если природа и правда решила радоваться счастью юношей, то, должно быть, лишь потому, что признала в них своего единого сына, чья душа, наконец, перестала быть разорванной на две части?

Алексей расположился под вишней, Сергей дремал, сложив голову на его грудь. Он осторожно перебирал волосы спящего и думал о том, что был бы счастлив прожить остаток дней лишь ради того, чтобы стеречь сон этого человека.

– Я влюблён в вас, – шептал Алексей, в чьей душе все чувства вытеснились одной огромной, бесконечной, безграничной, необъятной нежностью. – Боже, я так влюблён в вас! Кажется, я повторяю это уже в сотый раз…

– Мне не нужны ваши слова, – откликнулся проснувшийся Сергей. – Я чувствую это и без них. Я чувствую любовь даже на кончиках ваших пальцев.

Он прижался губами к чужой груди, а затем взял руку Алексея и оставил на ней поцелуй.

– Простите, если это я разбудил вас, – извинился тот.

– Я не спал. Я просто мечтал о том, как мы с вами сбегаем из этого места и узнаём, что всё, что мы знаем о нашей скорой смерти – обман.

– Вы правда были бы рады сбежать отсюда? – спросил Алексей. – Вместе со мной?

– Нет на свете того, что я желал бы больше этого, – с улыбкой ответил Сергей, но из его лёгких вырвался грустный вздох. Он поднялся на ноги и помог встать Алексею. – Пойдёмте внутрь, не то нас заметят.

Возвращение в темную комнату через крошечное окно было отвратительно. Будто животное заключают в клетку, упиваясь тем, как тяжело ему протиснуться внутрь.

***

– У тебя потрясающий талант! – с неподдельным восхищением воскликнул Алексей, увидев на последних страницах своего журнала несколько портретов, нарисованных Лизой.

На одной странице была изображена женщина-соседка с вьющимися волосами, еще на двух – профиль Алексея. «Это прекрасно! Ты смогла запечатлеть его восхитительный профиль», – говорил Сергей и никто не обратил внимание на то, как сильны были ноты влюбленности в его голосе. На шести оставшихся страницах были портреты Сергея, в разном положении, с разным выражением лица. Алексей не мог, но страшно хотел отблагодарить Лизавету за то, что теперь у него есть портреты, на которые он может смотреть вечно. Сергей уверял, что он не так красив, как его изобразили, и его бледные щёки вдруг покрывались румянцем, глядя на который, Алексей испытывал отчаянное желание коснуться губами бархатной кожи на лице юноши.

Алексей увлечённо приглаживал пальцами волосы Сергея, чтобы сравнить его с портретом. Тот смущался от прикосновений и слегка отстранялся назад, опуская глаза. Алексей смотрел на его ресницы и думал, что больше всего на свете хочет оказаться в том месте, где ему будет позволено проявлять свои чувства, где он сможет обнять Сергея, запустить ладонь в его волосы и зацеловать щёки, шею и руки…

Сдержанное счастье очередного дня в этом печальном месте омрачилось, когда через несколько часов из-под одеяла Луи послышалось шумное сопение и стоны, которые будто старались сдержать. Лицо девочки покраснело, вены на лбу выступили, из глаз потекли слёзы, и в один момент даже люди в коридоре вздрогнули, как один, когда Лизавета закричала, не сумев сдержаться. На крик тут же прибежали сёстры. Получить от несчастной объяснений они не смогли, но быстро поняли, в чём дело и, печально вздохнув, направились прочь.