Текст книги "L'hospice pour les ames (СИ)"

Автор книги: Bella Yoters

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Серёжа, пойдём на улицу, – ласково произнёс Алексей, прижимаясь щекой к его ладони.

– Зачем?

Алексей вышвырнул из головы приготовленную заранее речь, содержащую такие описания, как «глубокое синее небо», «блестящие под соседским фонарём лужи», и приказал себе впредь ради Сергея мыслить ощущениями, звуками и запахами. Он начал придумывать новое:

– Там прекрасно. Свежо, спокойно. Пахнет умиротворением, идёт тёплый дождь, капли крупные, барабанят по земле, по лицу колотят, как раз, чтобы таких как ты ото сна пробуждать.

– Какой мне смысл идти туда?

Алексей был уверен, что описание было превосходным, поэтому такое равнодушие страшно возумтило его. Он подскочил на ноги и теперь возвышался над юношей в полный рост:

– Сергей, я скоро начну тебя меньше любить! Этот убыток станет лишь каплей, испарившейся из океана, и даже я его не замечу, но лучше тебе об этом знать. Я понимаю, что тебе плохо, что ты чувствуешь себя потерянным, полуживым, но пойми же, что ты, как бы сложно ни было в это поверить, ослеп, а не умер! Ты ещё не умер. Но можешь умереть в любой момент, как и я. Неужели ты хочешь провести отведённое время, уничтожая и жалея себя?

Тирада не произвела на Сергея впечатления. Алексей продолжил:

– А обо мне ты подумал? Я, в отличие от тебя, прекрасно всё вижу, и мне физически больно наблюдать тебя таким. Я хочу поцеловать тебя так сильно, как никогда не хотел. Просто чтобы избавить от мучений нас обоих. Но это было бы безумно эгоистично, поэтому я прямо сейчас корю себя за то, что признался в этом…

В ответ на это Сергей сделал движение вперёд, и Алексей тут же взял его за руки, машинально, желая поддержать юношу даже тогда, когда это может его оскорбить.

– Я не помню, где дверь, – смутившись, признался Сергей.

Алексей просиял:

– Следуй за мной, – и попятился к двери, не отпуская чужих ладоней.

Оказавшись на улице, Сергей закрыл глаза. Его рубашка быстро пропиталась холодной водой, по лицу струились чистые капли, и Алексей было подумал, что эта несчастная душа обрела, наконец, умиротворение, но вдруг плечи Сергея затряслись, он согнулся пополам и горько зарыдал. Алексей подбежал к нему и крепко обнял, оседая на лестницу следом за ним. Он гладил темные пряди, от воды казавшиеся чёрными, крепкой ладонью; Сергей буквально лежал на его груди и всё плакал, плакал, сжимая в кулак ткань на его плече.

– Прости меня, прости! – заговорил он и поднял глаза; хотя они ничего не видели, они смотрели, смотрели так, что Алексей готов был целовать его ресницы. – Ужасно с моей стороны было заставлять тебя видеть меня таким. Клянусь, я больше не заставлю тебя это терпеть. Просто я не могу унять злобу в себе. Злобу на богов, на природу, на кого угодно за то, что мы, Алексей, не можем просто быть вместе, как те, кого назначила друг другу Вселенная. Не можем целоваться, заниматься любовью, жить вместе и при этом не думать ни о чём кроме того, как нам повезло встретить друг друга. Если бы ты был женщиной, у нас был бы шанс спасти друг друга, хотя и это лишь шанс. Я мог бы смириться с тем, что не могу поцеловать тебя, но ведь теперь я даже не могу видеть твоих светлых глаз, не могу любоваться тем, как твои волосы отливают золотом при свете фонарей!

– Ты всегда можешь коснуться моих волос, – ответил Алексей, – а к остальному просто нужно привыкнуть. Просто осознай, что мир жесток, но он таков, каков есть, а значит, нам остаётся лишь любить друг друга несмотря ни на что.

Сергей грустно улыбнулся и медленно провёл пальцами по его лицу, покрытому каплями; затем запустил ладонь в волосы и глубоко вздохнул. Алексей надеялся, что теперь Сергей отпустит свою боль. Он крепко обнял возлюбленного и ещё долго покрывал поцелуями его лицо, шею и руки, пока дождь не стал слабее и двое вернулись обратно в дом.

========== Часть третья. Ч У В С Т В О В А Т Ь ==========

Алексей ввёл в дом Сергея. Оба были промокшие с ног до головы, точно собаки после прогулки, но такие же счастливые. Он оставил друга в комнате, а сам удалился, чтобы запереть входную дверь.

Вернувшись в комнату, Алексей увидел обнажённого Сергея, не успевшего переодеться в сухую одежду, и быстро шагнул назад.

– Алексей? – позвал тот. – Ты здесь?

– Клянусь, я не разглядывал тебя, – принялся оправдываться он.

– Почему? Я не красив? – без обиды спросил Сергей.

– Ох, нет, красив, если бы ты только знал, насколько! – воскликнул Алексей, но тут же осёкся, заставив Сергея усмехнуться. – Не думай, будто я испытываю похоть. Я знаю, что это грязно и подло, и я никогда даже не трону тебя без твоего позволения!

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне правду, – твёрдо попросил юноша. – Скажи, что ты думаешь обо мне сейчас, я прошу.

– Я не хочу смущать тебя подобными откровенными мыслями.

– Я прошу тебя! – в голосе Сергея послышалась мольба, он сделал несколько шагов, став совсем близко с Алексеем. – Ты зрячий, я хочу убедиться в том, что ты ценишь это и смотришь внимательно! И отбрось стыд. Я испытываю то же, что и ты, и это не похоть, а страсть, проявление любви, заставляющее нас желать всецело, не только души, но и тела друг друга. Сними одежду. Скажи мне, о чем ты думаешь.

– Я думаю, что ты невероятно прекрасен, – заговорил Алексей, расстёгивая пуговицы на своей рубашке. – У тебя прекрасные глаза, в которых всё ещё сияют золотые крапинки. Мне хочется коснуться твоих щёк и губ, раскрасневшихся от смущения из-за такой откровенности.

– Ещё, – попросил Сергей и прислонился вплотную к обнажённой груди Алексея, мягко обнимая его за талию и оставляя поцелуй на шее. – Говори всё.

– Сейчас, – продолжил тот, снимая с себя брюки и чувствуя, как возбуждение теплой тяжестью ложится на плоть, – я смотрю на твою шею и останавливаю взгляд на ключицах, мне нестерпимо хочется коснуться и их. У тебя бледная кожа, к которой я жажду прижаться губами. А если я смотрю сюда, – он легко провёл пальцами по дорожке волос внизу живота Сергея, заставив того вздрогнуть, – у меня начинает кружиться голова.

Сергей медленно опустил руки с поясницы Алексея и продолжил покрывать поцелуями его шею.

– Спасибо, – выдохнул Сергей. – Теперь я знаю, что мы желаем одного и того же.

Казалось, сам воздух вокруг стал невыносимо горячим, тяжёлым, и разумы двоих людей окутала сладкая, будто мёд, и такая же тягучая пелена, делая происходящее похожим на сон.

– Сделай это, – прошептал Сергей, проводя ладонью по животу Алексея. – Если я не могу смотреть на тебя, то дай мне почувствовать, как ты становишься частью меня.

В следующее мгновение Сергей, будто лёгкая барышня, оказался подхвачен на руки и перенесён в мягкую постель. Его сжали в долгих, томительных, крепких объятиях и отпустили на долгие секунды, в которые он почувствовал, как всё тело невыносимо пылает жаром, исходящим от двух костров: того, что в груди, там, где сердце, и того, что разгорается ниже…

Он услышал шаги Алексея и звук, с которым на тумбу у изголовья кровати был поставлен некий небольшой сосуд. Кровать скрипнула, и над телом Сергея разлилось тепло чужой кожи, раздалось биение чужого сердца. Его пальцы были переплетены с другими, и грудью он чувствовал поцелуи, которые, казалось, оставляли следы-ожоги. Юноша поджимал пальцы на ногах и кусал губы; низ его живота ныл от желания сделать что-то большее. Тяжёлый вздох вырвался из его груди, и тогда тепло тела Алексея отдалилось ещё на несколько мучительных мгновений. Нежные руки провели по коленям Сергея, и вскоре его ноги лежали на чужих плечах. Тёплые пальцы, покрытые чем-то влажным, от чего кожа легко скользила по коже, мягко коснулись его в заветном месте; горячие волны разлились по всему телу. Сердце билось в нетерпении, и в следующий момент пальцы сменились твёрдым напряжённым органом, аккуратно и медленно проникающим внутрь.

Сергей перестал дышать в тот момент, когда он и Алексей стали одним целым. Впервые в жизни от соединения с мужчиной он вдруг ощутил себя завершённым, дополненным, нашедшим что-то, что было давно потеряно, и, шумно вздохнув, протянул руки вперёд. Алексей сжал его в крепких объятиях, продолжая ритмичные движения. Он покрыл десятком поцелуев его лицо, шею; Сергей прижимал к себе юношу, будто и вправду хотел слиться с ним воедино.

С чужих плеч он опустил руки к ладоням. Переплетая пальцы со своими, юноша будто искал опоры, чтобы оставаться в реальном мире и не утонуть в пучине удовольствия, накрывающего с головой, когда Алексей касался его шеи груди, живота и ниже. Тяжело дыша, Сергей стал исследовать руками его тело, а разум – воссоздавать изображение: сильные руки, обнимающие человека; быстро вздымающаяся грудь; напряжённая спина, по которой хочется провести сверху вниз. Сергей взял чужую ладонь и поднёс к своему лицу. Алексей неспешно коснулся большим пальцем верхней губы, нижней, дотронулся до кончика языка…

Услышав чужой стон и почувствовав, что Алексей крепко сжимает подушку под его головой и ускоряет темп своих движений, Сергей коснулся себя и вскоре ощутил обжигающий импульс удовольствия, пробирающий до самых костей и отдающийся в кончиках пальцев, что тоже заставило его негромко простонать сквозь стиснутые зубы.

Лёжа под одним одеялом, двое молчали и дышали в унисон. Их ноги переплетались, а мысли были направлены исключительно друг на друга. Сергей думал, что никогда в жизни не испытывал того, что позволял ему испытать Алексей; Алексей не мог вспомнить хотя бы один момент жизни, когда бы он испытывал к кому-либо такую же большую любовь, как сейчас. Оба были уверены в том, что произошедшее сейчас – правильно, несмотря на прописанные церковью законы морали, не позволяющие двоим мужчинам даже думать о том, чтобы соединиться. Это должно было произойти ещё раньше. Это должно было произойти ещё до их рождения: их душа не должна была разделяться на две части, которые по отдельности страстно любили и ужасно страдали.

***

Алексей чувствовал теплоту гордости в своей груди, когда видел Сергея, крепко сжимающего трость, и с невероятным упорством преодолевающего все препятствия на пути от спальни до порога дома, а затем от ступеней до яблони. Юноша был полон решимости обезоружить судьбу своей жаждой жизни, показать ей, что его, несмотря на проявленную ранее слабость, тяжело сломить. Он спотыкался и хмурился, но продолжал идти; натыкался на предметы, но, тяжело вздохнув, убирал их на то место, с которого они упали; по-прежнему нежно обнимал своего друга, но никогда не позволял ему говорить слова жалости или помогать, когда этого никто не просит.

В один день Алексей повёл Сергея под руку в сад. Не говоря ни слова, он смотрел, как тот опустился на траву и стал прислушиваться к движениям крыльев насекомых, шороху листьев, к аромату цветов и касаться земли. Юноша замер, когда его пальца коснулись крошечные лапки бабочки. Он улыбнулся и попытался дотронуться до неё, но спугнул насекомое, и оно упорхнуло прочь.

Алексей вдруг вспомнил, что Сергей любил читать здесь, под деревьями. Он по целым часам сидел спиной к солнцу, чтобы не щуриться на яркий свет, и ему не было дела до всего окружающего. Иногда он позволял Алексею лечь рядом и читал вслух. Тот внимательно разглядывал его пальцы, бережно перелистывающие страницы, сосредоточенное лицо, глаза, полные всяких мыслей, слушал бархатный голос, которым чётко выговаривали слова. Речь Сергея была прекрасной, никто из прежних знакомых Алексея не мог заставить его слушать, затаив дыхание. Сергей рассказывал о своём давнем увлечении ораторским искусством, и всё становилось на свои места. Это вызывало в Алексее такое восхищение, такой восторг, что юноша не мог бороться с собой, и в конце концов книга оказывалась отложена в сторону, а Сергей – заключён в страстные объятия.

– Подожди меня, – бросил Алексей и быстро удалился в дом, откуда вернулся с книгой в руках.

– Что случилось? – взволнованно спросил Сергей.

– Ничего. Я просто принёс книгу, – ответил Алексей. – Едва не потерялся между «Капиталом» и Островским.

– И что же ты принёс? – поинтересовался Сергей, будто бы даже немного огорчённый тем, что эти книги остались без внимания.

– Исторические очерки, – озвучил надпись на обложке Алексей и лёг на живот, кладя перед собой книгу. – Ты начинал их читать мне, а я закончу.

– Спасибо, – только произнёс Сергей и улыбнулся смущённо и очаровательно.

Едва прочитав несколько предложений, Алексей оказался прерван ужасным кашлем Сергея. Охваченный страхом, он метнулся к нему и увидел, что юноша задыхается. Не зная, что делать, он похлопал Сергея по спине, но быстро признал, что этим едва ли можно помочь: нет сомнений, причина у этого та же, что у наступившей слепоты. Через несколько секунд приступ прекратился. Дыхание перепугавшегося Сергея долго не могло выровняться, но, когда это произошло, он спросил:

– Ты ведь тоже думаешь, что теперь эти приступы будут всегда?

Алексей не ответил, лишь обнял его в знак поддержки. В его силах было только одно: обещать продолжать быть рядом.

Вскоре юноши вернулись к книге. Чтецкое мастерство Алексея не было выдающимся, но он искренне старался не разочаровать слушателя. Голос его был красив, богат немного неумелыми, но яркими интонациями. Сергей слушал своего друга и заново влюблялся в его голос, так усердно озвучивающий текст ради ослепшего. Стоит ли говорить, что в этот раз по его желанию книга была оставлена, а читающий – зацелован?..

========== Часть четвёртая. Бессмертие души покупается любовью ==========

Утром Сергей был холоден и задумчив. Он не отталкивал Алексея, но не отвечал на его нежности. Ближе к завтраку он произнёс:

– Алексей, можно нескромный вопрос?

– Да, конечно, – с готовностью кивнул тот.

– Есть в этом Париже публичные женщины? – безразлично спросил Сергей.

– Конечно, есть, – усмехнулся такому вопросу Алексей, не придав сначала ему значения, но насторожился. – Почему ты спрашиваешь?

– Без причин, – после недолгой задумчивой паузы произнёс Сергей. – Просто интересуюсь.

– Ну, – удовлетворённый ответом, Алексей решил пересказать все свои скудные знания в этом вопросе, полученные пару лет назад от приятелей, живо интересующихся данной темой, – есть много «улиц красных фонарей»: площадь Пигаль, или улица Сен-Дени, например.

– Хорошо… – многозначительно протянул Сергей, заставив Алексея вновь насторожиться.

– Серёжа, чего ты мне недоговариваешь? – спросил он. – Зачем тебе?

– А что, ты ревнуешь меня? – непривычно грубо, с вызовом, со злорадной усмешкой произнёс Сергей. – Может, я перед смертью решил начать грехи свои исправлять? Может, я решил стать нормальным мужчиной?

Алексей быстро заметил слабость и беззащитность, прятавшиеся за этой грубостью, и не придумал ничего лучше, чем подыграть Сергею и дать ему осуществить свой план, каким бы он ни был.

– Становись, если хочешь. Я тебе мешать не стану. Могу даже женщину сам найти и привести сюда.

Сергей был пристыжен и оскорблён. Он был зол на себя за то, что так язвительно и беспощадно заявил о своём желании изменить человеку, который его любил, и поражён его спокойным снисхождением. Неужели он позволит ему спать с проституткой? Конечно, потому что доверяет и позволит что угодно, если Сергей посчитает, что это пойдёт ему на пользу.

И он согласился. По выражению лица Алексея стало ясно: тот до последнего надеялся на то, что все эти вопросы останутся гипотетическими. Однако, приняв невозмутимый вид, юноша хлопнул входной дверью и снова появился на пороге лишь спустя три часа, да не один, а под руку с пышногрудой брюнеткой в вульгарном потрёпанном красном платье.

– Алёша? – позвал Сергей, услышав его шаги.

– Я привёл тебе самую настоящую французскую путану! – торжественно, но не без обиды в голосе объявил Алексей. – Знакомься, Серёжа, это мадемуазель Клодин, la prostituée.

– Bonjour, monsieur, – промурлыкала женщина самым соблазнительным голосом, на который только была способна.

Лицо Сергея вытянулось. Он был шокирован таким поступком Алексея и напуган этим женским голосом, полным сладострастия.

– Mademoiselle, – говорил ей на ухо Алексей, – s’il vous plaît rends mon ami heureux. C’est une grande responsabilité. Soyez prudent et doux. Rappellez-vous qu’il n’est jamais sorti avec une femme et qu’il est aveugle. Et ne touche pas ses lèvres. (Мадемуазель, пожалуйста, сделайте моего друга счастливым. На вас лежит большая ответственность. Будьте нежны и аккуратны. Помните, что он никогда не был с женщиной и что он незрячий. И не приближайтесь к его губам.)

– Comme vous le souhaites (Как вам угодно), – улыбнулась ночная бабочка и выжидающе уставилась на юношу, который всё стоял и ждал, когда она сама приступит к делу.

Алексей опомнился и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Он услышал несколько пошлых фраз женщины и поморщился. Какая мерзость! Послышался скрип кровати, той самой, ночи на которой принадлежали им с Сергеем , и если до этого Алексей не осознавал в полной мере происходящее, то сейчас к его горлу вдруг подступил ком. Это не похоже на ревность, но напоминает отвращение. Неужели отчаяние бедного Сергея достигло такой степени? А что, если он действительно захотел понять и, может быть, даже исправить свой дефект, попробовав разделить постель с женщиной?

Однако едва он сделал шаг прочь, потому что не мог этого вынести, взъерошенная путана вылетела из комнаты и, отплёвываясь, швырнула в Хартана деньги, которые были даны ей за услуги.

– Est-il un pervers?! (Он что, извращенец?!)– прокричала она.

– Que voulez-vous dire? (Что вы имеете в виду?) – спросил Харт, с трудом сохраняя спокойствие.

– Il a essayé de m’embrasser! Je n’ai même pas tiré ma jupe et il a saisi mon visage entre ses mains! (Он пытался поцеловать меня! Я не успела поднять юбку, как он схватил моё лицо своими руками!)

Алексей не верил своим ушам. Проводив взглядом убегающую путану, он ворвался в спальню, и Сергей вздрогнул, ощутив дуновение воздуха, полного гнева.

– Сукин сын, да как ты мог?! – кричал Алексей.

Сергей игнорировал крики, пока Алексей не приблизился и толкнул его так, что лицо юноши скривилось при ударе спины о стену.

– Какого чёрта?! Я думал, всё наладилось, мы начинаем со всем справляться! Ты едва не умер в объятиях проститутки, этого ты хотел?!

– Господи, да! – закричал в ответ Сергей, и Алексей, ужаснувшись, замер. – Наконец-то ты понял! Я не могу больше так жить. Я люблю тебя, я счастлив быть здесь с тобой, но мне тяжело дышать не только из-за того, что я каждую минуту с горечью думаю, будто эта жизнь больше не принадлежит мне, что этот торг с судьбой не может продолжаться вечно, но и потому, что лёгкие перестают меня слушаться. Это причиняет мне боль. Каждый вдох даётся мне труднее и труднее. Моя душа цветёт любовью к тебе, но разум и тело мои переломаны. Я не могу этого выносить!

Гнев отпустил Алексея, едва он увидел мучительное отчаяние на лице Сергея.

– Прости меня, – лишь смог выдавить он. Чувство ужасного стыда охватило юношу, и он упал на колени перед Сергеем.

– Ты не виноват, – улыбнулся тот, проводя рукой по золотистым волосам. – Мне не стоило так отчаянно скрывать свою боль.

– Это верно! Не стоило, – ответил Алексей, поднимая взгляд и покрывая поцелуями руку Сергея. – Я ведь всё понимаю.

– Однако, невозможно спорить с тем, что даже ты мне не можешь помочь.

Произнося это, Сергей и не подозревал, какие решительные мысли возникли в голове Алексея в этот момент.

***

– Может быть, вернёмся в Петербург? – размышлял вслух Сергей, позволяя задумчивому Алексею перебирать свои волосы. – Ненадолго. Я думаю, нас уже перестали искать. Хотелось бы мне познакомить тебя с моей сестрой. Она бы тебя полюбила. Не сразу, но непременно. А вот мать бы нас обоих из дома выставила. Она хочет, чтобы я скорее женился на какой-нибудь богатой девушке. Кажется, она даже не предполагает, что моей родственной душой может оказаться простая крестьянка. Но каково будет её разочарование, когда она узнает, что я всю жизнь мечтал совсем о другом: зарабатывать собственным трудом и быть любимым честным мужчиной.

Алексей не отвечал.

– Так странно, – продолжал Сергей, – ты молчишь, а я совсем не догадываюсь, о чем ты думаешь. Будто ты не хочешь, чтобы я знал, что тебя тревожит.

Собравшись с духом, Алексей заговорил:

– Помнишь, ты рассказывал, что веришь в бессмертие души? Так вот, теперь и я в него верю. Поверил ради тебя так, как ни во что никогда не верил. Сергей, милый мой, я собираюсь поцеловать тебя.

– Что?! – вскочил Сергей. – Господи, Алёша, ты с ума сошёл?!

– Я всё решил! – твёрдо продолжал Алексей. – Моя жизнь всё равно долго не продлится. Да это и не так важно. Гораздо важнее то, что ты – это вся моя жизнь, Серёжа, и я не могу больше видеть, как ты мучаешься и пытаешься приблизить конец. Я хочу отдать свою жизнь за твою смерть. Я люблю тебя и сочту за честь уйти, поцеловав тебя напоследок, ведь это стоит того.

– Боже, ты безумен! – шокированно кричал Сергей. – Я не могу тебе этого позволить! Ты ведь можешь найти свою родственную душу, не всё ещё потеряно!

– Не могу, – тихо отвечал Алексей. – Вчера я тоже на время потерял способность дышать. Теперь и я умираю, Серёжа.

Конечно же, он лгал и чувствовал себя прекрасно. Однако, иногда именно такие люди в один миг падают замертво, просто потому что у них остановилось сердце.

– Глупости! – не унимался Сергей. – У нас во дворе цветы, у тебя, должно быть, просто аллергия! Не смей даже прикасаться ко мне!

– Почему ты говоришь так? Ты не хочешь, чтобы я тебя целовал?

– Хочу. Хочу больше всего на свете, но я не готов заплатить за это цену, равную твоей жизни.

– Я поцелую тебя, – решительно произнёс Алексей. – Я плюну в лицо судьбе, Богу, Вселенной, кому угодно! Я покажу, что, несмотря ни на что, именно мы с тобой являемся родственными душами. Я ускорю нашу встречу в ином мире, где мы сможем беззаботно любить друг друга, как это делают мужчины и женщины.

«А ведь он прав», – думал Сергей. Почему нужно следовать правилам этого ужасного несправедливого мира? Мира, в котором одним отдана вся власть, а другим остаётся лишь набраться смирения, чтобы выжить; в котором государство распоряжается остатками жизней людей, не позволяя им унести в могилу только хорошие впечатления от бытия; в котором неизвестно кем выдуманный закон определяет, достаточно ли ты полезен для мира; в котором искренне любящих людей заставляют расстаться для поисков ложного возлюбленного. Кто запрещает им сделать то, что делают все влюблённые: соединиться в поцелуе, надеясь на то, что он сочтётся проявлением истинной любви? И какое дело до того, что надежды нет? Неужели крошечный остаток жизни – слишком высокая цена за признание любви истинной вопреки закону мироздания?

Алексей сжал руку Сергея. Тот в ответ ещё крепче сцепил свои пальцы с его. Минуты стали бежать, словно мгновения. Исчезли все звуки; остались лишь тишина, дрожание плеч от плача и тепло тела под ладонями. Сергей с жадностью вдыхал запах чужой кожи, водил ладонями по груди, впитывая подушечками пальцев биение сердца, исследовал губами мягкие черты чужого лица. Алексей сжимал юношу в объятиях и позволял ему растапливать себя на огне обожания. Взяв милое лицо в свои ладони, он долго глядел на него, внимательно, с любовью отмечая каждую мелкую морщинку, как глядят в последний раз.

– Хорошо. Если хочешь, сделай это, – прошептал Сергей.

Алексей, нежно запустив пальцы в тёмные волосы, наклонился к нему. Дыхание обжигало приоткрытые губы.

Ещё не поздно передумать…

Перед мысленным взором возникло лицо Лизы, искажённое гримасой боли.

И Алексей, сжав чужие плечи, коснулся губами губ Сергея. Казалось, сама душа двоих людей перекатывалась между кончиками языков, и каждый стремился отдать другому своё дыхание. Бессмертная душа воспарила, чтобы смеяться над жестокой природой, создавшей её, и рассеялась, будто дым, когда любовный поцелуй прервался.

Сергей прижимал к себе недвижное тело Алексея и содрогался в рыданиях. На запястьях обоих больше не было меток. Сквозь пелену слёз Сергей чётко видел умиротворённое вечным сном лицо Алексея и комнату, стены которой стали единственными, кто знал, как сильно он любил его.

========== Эпилог ==========

В июле 1914 года Сергей вернулся домой. Он не видел матери и сестры около года. Должно быть, они забыли его и не пустят на порог.

На похоронах Алексея Сергея не было. Он не сумел заставить себя появиться там. По прибытию в Петербург он лишь посетил его родителей. Увидев его, они сразу же узнали юношу, приехавшего с их сыном в июле 1913-го. Они отнеслись к нему, точно к родному, и искренне поблагодарили за то, что он так скоро сообщил им о смерти Алексея. В письме Сергей рассказал, будто они без памяти влюбились в очаровательных француженок, и ему повезло найти свою родственную душу и излечиться, в отличие от Алексея. Сергей готов был расплакаться прямо перед его родителями и признаться в любви к их сыну, но стойко сдержался. Он произнес: «Вы не представляете, как мне жаль, что его больше нет. Для меня это невероятная трагедия». Но его глаза выдали слишком много. Быть может, даже всё, потому что проницательная мать Алексея произнесла, покровительственно взяв Сергея за руку: «Если хотите знать, мы не виним вас в смерти нашего сына. Он искренне любил того человека, которого поцеловал, не завсимо от того, что решила судьба. Мы всегда верили ему, а он верил в любовь. У нас нет другого выхода, кроме как отнестись к его решению с уважением».

Боль утраты заставила Сергея бежать и из Франции тоже: на протяжении года он жил на оставшуюся сумму денег в Швейцарии, Великобритании, Греции. Он не помнил, что делал там, кого видел, с кем говорил. Этот мучительный сон прервала страшная весть: Германия объявила войну России. Сергей спешно вернулся на Родину, полный решимости пойти на фронт.

***

Сергей приоткрыл дверь и оказался на дорожке, ведущей к родному дому через сад с цветущими деревьями. Он увидел прекрасную девушку в воздушном жёлтом платье, играющую с собакой. Это была его сестра. «С ума сойти, какая она взрослая в свои восемнадцать!» – подумал Сергей и сделал несколько шагов вперёд. Девушка обернулась, и при виде юноши её лицо приняло испуганное выражение.

– Мама, тут человек! – крикнула она и кинулась к дому.

Татьяна не узнала брата. Тот не был удивлён: год душевных мучений изменил его. Лицо юноши стало худым, бледным, глаза – тусклыми и вечно уставшими; он выглядел старше своего возраста.

– Стой, Таня! – окликнул Сергей.

Девушка остановилась.

– Я вас знаю? – спросила она, прищурив глаза.

– Подойди и проверь! – ответил Сергей.

Вопреки негласному правилу осторожности, Татьяна без малейшего опасения приблизилась к нему. Должно быть, её сердце узнало этого человека гораздо раньше, чем разум.

Увидев его лицо, девушка остолбенела. Её глаза широко распахнулись, руки затряслись, дар речи исчез. Сергей с нежностью смотрел на красавицу-сестру и не знал, что сказать. Губы Татьяны едва изогнулись в подобии улыбки, но глаза вдруг наполнились слезами, и девушка убежала в дом, горько рыдая. Через секунду на пороге появилась Анна Евгеньевна.

– Серёжа? – женщина сразу узнала сына.

– Да, мама, – улыбнулся он.

– Что ты здесь делаешь?

Сергей был удивлён и немного оскорблён: мать встретила его так, будто они не виделись не год, а три дня, будто она знает, что с ним происходило всё это время, будто её сын не должен быть мёртв.

– Я скучал, – просто ответил он.

У его ног грозно сопел и слюнявил ботинки маленький французский бульдог. Мужчина долго смотрел на него и пытался уловить смысл в его присутствии здесь. Наверное, казалось, что он решает, как правильно пнуть животное, потому что Татьяна выбежала из дома, своего надёжного укрытия, подбежала к брату, взяла на руки свою собаку и вернулась обратно, всхлипывая.

– О, мы тоже соскучились, – произнесла госпожа Влодская.

Мать Сергея никогда не была из тех, что откровенно показывают свою любовь детям, но такое равнодушие поразило его. Он ожидал, что мать будет кричать, не пустит на порог, проклянёт, скажет, что лучше бы ему было умереть; он думал, что боялся этого, но на самом деле это то, чего он так жаждал. Сестру же он не хотел доводить до слёз, в её любви никогда не было сомнений.

Сергей задержал свой взгляд на старой сухой вишне, одиноко подпирающей ограду, и прошёл в дом вслед за матерью.

Сергей появился дома в обед, и в гостиной уже был накрыт стол на троих человек. Вскоре Анна Евгеньевна принесла четвёртый набор приборов.

– Таня, где Виктор Антонович? Он должен был спуститься пять минут назад, – сказала она.

– Сейчас я позову его, – тихо ответила Татьяна и удалилась.

– Кто такой Виктор Антонович, мама? – поинтересовался Сергей.

– Жених Танечки, – с гордостью произнесла женщина, – её родственная душа. Сын богатейшего владельца ткацкой фабрики. Замечательный молодой человек. Присаживайся, дорогой, – предложила она, садясь за обеденный стол.

Сергей присоединился к ней, а вскоре и Татьяна с женихом, молодым высоким красавцем с умными глазами, спустились по лестнице.

– Мама, кто это? – с неприязнью спросил Виктор, глядя на молодого человека.

– Это Сергей Михайловчи, мой сын, – ответила госпожа Влодская.

На мгновение Сергей почувствовал укол обиды, услышав «мама» от чужого ему человека, а также эту любовь, с которой она произнесла его имя, и холодность, что пронизывала слова «мой сын». Но вскоре он укорил себя за это, ведь за год странствований мать могла и совсем забыть его. Ещё через мгновение ему стало совершенно всё равно, и это состояние уже сохранилось надолго.

– О, очень приятно! – на лице мужчины мелькнул след искренней радости, – Кияновский Виктор Антонович, жених вашей сестры, – и он вытянул вперёд свою правую руку.

– Сергей, – сдержанно улыбнулся другой, пожимая чужую ладонь.

Он чувствовал, что должен как можно скорее сделать то, зачем пришёл сюда.

– Я бы отказался от еды, так как пришёл сюда не за этим, – заговорил он, – но мне предстоит долгий путь, поэтому я благодарен за этот обед.

– Путь? – переспросил Виктор.

– Да, на фронт, – ответил Сергей.

Едва успокоившаяся Татьяна разрыдалась сильнее прежнего:

– Господи! Серёженька! Мы думали, ты умер, ещё не свыклись с тем, что жив, а ты теперь снова ищешь смерти! Зачем, Серёжа?! Витенька, поклянись, что хоть ты меня не бросишь!

– Клянусь, милая, – произнёс Виктор и поцеловал в макушку возлюбленную, плачущую на его груди.

– Почему ты сбежал из Дома, и что спасло тебя? – спросила госпожа Влодская, и в её голосе всё-таки появились нотки тревоги. – В последний раз мы получили от тебя телеграмму в июле прошлого года, и там говорилось, что ты и твой сосед исчезли. Зная твоё легкомысленное отношение к жизни, я решила, что ты умер уже давно.