Текст книги "Коварная дама Карма (СИ)"

Автор книги: Bazhyk

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Унохана, послушавшая коллегу, покачала головой и степенной походкой перешла в ряды протестующих. Сой Фонг зашипела и осталась на месте. Капитаны шестого, восьмого и тринадцатого отрядов переглянулись – и тоже присоединились к большинству. Командор настолько разгневался, что аж брови нахмурил. И тут над Сокёку зазвучал усиленный заклинанием голос капитана Хицугаи, срывающийся и ломкий, как у тяжело раненого человека.

И говорил он такое, что у всех волосы дыбом встали (кое у кого в прямом смысле слова). Едва закончился этот странный, жуткий, выбивающий из колеи доклад, как между двумя группами возникли капитаны Айзен и Тоусен. И распластанный по земле лейтенант Абараи с Рукией на руках.

– Упс, – послышался откуда-то сзади голос Ичимару Гина. – Неувязочка вышла…

Айзен, появившийся с очень довольной мордой, недоуменно сморщился, озираясь. Пара десятков занпакто, уткнувшихся ему в глотку, не способствовала хорошему настроению. Правильно понявший ситуацию Абараи ползком пробрался между ногами столпившихся вокруг шинигами и заныкался за их спины. Откуда-то прискакал сияющий, как медный хибачи, Куросаки и, радостно оскалившись, заявил: «А этот – мой!», острием своего тесака тыча в Айзена. Ему шумно возразили, что желающих целая очередь, и он в ней первый с конца.

Соуджин тем временем рванул к Ренджи и Рукии, взахлеб рассказывая им, что произошло, пока их не было, и одновременно закидывая вопросами о том, что случилось с ними. Бьякуя подошел следом, остановился в паре шагов, не решаясь присоединиться к бурной семейной сцене. Но Соуджин порывисто схватил его за руку, подтолкнул к своим родным, и Кучики-тайчо оказался почти вплотную к девушке, уже вполне оправившейся от потрясений и самостоятельно державшейся на ногах.

– Алле! – снова раздался голос Ичимару. – Он щас Отрицание призовет!

Все, что произошло после этих слов, случилось в жалкие доли секунды. Шевеление воздуха сзади, яростные, полные ненависти глаза Айзена, короткий колющий удар, нацеленный в горло Рукии. Бьякуя успел закрыть ее собой, разворачиваясь спиной к врагу.

– Папа! – звонко и отчаянно выкрикнул Соуджин.

– Тайчо! – хрипло взвыл Ренджи.

– Ахххрр, – выдавил из распоротого несколькими клинками горла Айзен.

– Ангидрид твою перекись марганец! – прокомментировал ситуацию Куроцучи.

***

Бьякуя не сразу понял, что произошло. Просто земля закачалась, в груди стало горячо и ноги отказались держать. Сильные девичьи руки подхватили его, не давая кулем свалиться в пыль, и хриплый от волнения голос протянул:

– Мужики-и-и! Что ж вас всех тянет на смертоубийственные подвиги?!

Судя по тону Такеши Рукии, девушка была цела и крепко сердита. Бьякуя засмеялся и осознал, что сделал это зря: из горла хлынула кровь. Смеяться с пробитым легким – не лучшая затея.

– Врача сюда! – заорал Ренджи, первым сориентировавшийся в ситуации.

Соуджин с перекошенным лицом стянул с отца хаори, расстелил на земле. Вдвоем с Рукией они уложили раненого капитана. А он смотрел на них и улыбался, не подозревая, как жутко выглядит счастливая улыбка на бледных, запекшихся губах, испачканных кровью. Он думал о том, что спасти Рукию в память о погибшей возлюбленной – вполне себе достойное предсмертное деяние.

– Соуджин! – новый женский голос пробился сквозь общий гомон. – Что здесь происходит?!

– Мама? – не очень уверенно уточнил мальчишка. – А откуда ты?..

– Рукия! – Хисана добежала до своих родных, полоумными глазами осмотрела всех. Крутанула в разные стороны сына, убеждаясь, что он цел, быстро и немного нервно ощупала сестру на предмет повреждений, то же самое проделала с Ренджи, несмотря на его протесты, нашла на нем пару царапин и от души дала подзатыльник.

– Нее-сама! – обиженно прогудел фукутайчо, потирая ушибленное место. – Ну хуже каа-сама, чесслово!

Бьякуя понял, что одной ногой уже перешагнул черту. Иначе как объяснить присутствие здесь Хисаны? Она суетилась, пытаясь одновременно обнять всех своих близких, поворачивалась то к одному, то к другому, что-то взволнованно говорила. Она была такой же, как и полвека назад, и совершенно другой – стремительной, уверенной, невероятно живой.

– Хисана, – позвал Бьякуя.

Девушка застыла на короткое мгновение, перевела взгляд. Глаза ее стали еще больше, в них со скоростью света сменялись понимание, испуг, осознание, радость, снова испуг… Хисана ахнула и упала на колени рядом с рокубантай-тайчо. Осторожно взяла в руки его ладонь, сжала ее, поднесла к своим губам. Кучики почувствовал ее теплое дыхание на коже, немного сжал пальцы. Хисана была вполне материальна, и он стремился запомнить ощущение близости, чтобы унести его с собой.

– Так, что тут у нас? – Унохана подошла с другой стороны, неторопливо опустилась сбоку. – Вы были неосторожны, Кучики-тайчо. Госпожа, позвольте мне заняться пациентом, – обратилась она к Хисане.

Та удивленно посмотрела на медика, с трудом вырываясь из замкнутого мира взглядов и прикосновений. Кивнула, но руку Бьякуи не отпустила. Он был признателен ей за это.

– Сана-тян? – голос Куроцучи Маюри показался капитану Кучики совершенно лишним. Тем не менее, джунибантай-тайчо подошел к его возлюбленной, состроил вопросительное выражение на своей маске. – Ты как сюда пробралась, а? – спросил ученый девушку.

– Пришла, – пожала плечами та.

– Вот так просто взяла и пришла? – не поверил Куроцучи. – А от кого стену поднимали? От кого кеккай ставили? Что за дела вообще, а?

– Ну, Мури-нии, – рассудительно возразила Хисана, – ты забыл, что ли, чья я сестра? Уж как-нибудь с этими вашими кеккаями-банкаями управлюсь!

– Я тебя этому не учил! – всплеснул руками Маюри.

– Конечно, не учил! Если бы учил, мне не пришлось бы пешком добираться!

Бьякуя засмеялся. Все-таки зря он это сделал: смеяться с пробитым легким – очень плохая идея. Свет померк…

========== Часть 10 ==========

Сначала было ощущение чужой постели – крахмальные жесткие простыни, недостаточно ровный матрас… Госпиталь четвертого отряда, понял Бьякуя.

Потом пришли звуки и запахи. Где-то на пределе слышимости писклявый девчоночий голос уговаривал кого-то не упрямиться и выпить лекарство, внизу, под открытым окном шаркала по плитам двора метла. Ноздри щекотал резкий запах целебной травы. Внутри полутемной палаты ворочалось, сопело, вздыхало что-то крупное.

– Ренджи! – вопль со стороны окна мог бы и мертвого поднять, но Бьякуя не дрогнул – сил не было.

Ну и кто бы это мог орать? Конечно, Куросаки Ичиго! Ни у кого больше в Обществе Душ не было такой неподражаемой манеры обращаться к знакомым: чтоб весь Сейретей слышал.

Вместо ответа то, что кряхтело и шевелилось сбоку, без раздумий врезало по морде повисшему на карнизе посетителю. Мелькнули в оконном проеме ноги в белых таби и варадзи, раздался вопль, звук падения и заковыристая брань.

– Куросаки-ку-у-у-ун! – послышался тоненький голосок. – Ты не ушибся?

Куросаки-кун ответил кучеряво и непечатно.

– Рен-оджи? – из угла комнаты подошел заспанный и слегка растрепанный Соуджин. – Ты чего?

– Ничего, – проворчал рокубантай-фукутайчо. – А ты чего?

– Меня этот… разбудил.

– Ну так иди спи дальше.

Бьякуя открыл глаза. Над ним тут же нависли две обеспокоенные физиономии, одна татуированная, другая немного помятая.

– Тайчо? – тихо и неуверенно позвал Абараи.

– М-м-м, – задумчиво согласился Бьякуя.

– Пап, ты как? – немножко дрожащий голос Джин-тяна выдавал, насколько юноша встревожен.

Бьякуя перевел взгляд с потолка на сына и попробовал улыбнуться. Корочка на губах треснула, резкая боль свела усилие на нет.

– Не двигайтесь, тайчо, – лапища Абарая легла на плечо. – И не говорите ничего – нельзя пока. Я сейчас за Уноханой сбегаю. Джин-тян, не давай ему говорить, понял? – лейтенант выскользнул из палаты почти бесшумно, зато его топот по коридору слышен был на несколько этажей.

Соуджин собрался честно выполнять распоряжения старшего по званию. Он уселся на край больничной койки и уставился на пациента, будто намеревался следить за малейшим движением мимических мышц.

Бьякуя, привыкший, что по его лицу невозможно читать, еще только собирался заговорить, а ладонь сына уже лежала на его губах.

– Не-ет, папа, ты это брось, – строго и оттого уморительно произнес Соуджин. – Хватит здоровьем рисковать, ты у нас один.

Вошла Унохана, и юноша уступил место медику. Она что-то говорила, периодически поворачиваясь назад, кайдо от ее рук проникало глубоко под кожу, разнося по телу целебное тепло. В районе солнечного сплетения собрался свет, пригрелся там, свернулся калачиком и задремал с видом довольного жизнью котенка. Это ощущение умиротворения и счастья было таким непривычным, что Бьякуя побоялся его спугнуть и просто закрыл глаза. Его укачивало на волнах тихой радости, уносило в сон. Главное, чтобы все последние события оказались не сном, а явью.

***

Когда он пришел в себя в следующий раз, за окном были сумерки, но утренние или вечерние – не разберешь. Около минуты Бьякуя просто лежал, прислушиваясь к себе, потом осторожно пошевелился. В палате не было никого, и никто не кинулся его останавливать. Воспользовавшись свободой, молодой капитан сел на кровати и осмотрелся. Убогая больничная тумбочка в изголовье предлагала россыпь пилюль на выбор и высокий стакан с чем-то вонючим и мутным. Смерив меню презрительным взглядом, Бьякуя перенес вес тела на упертые в матрас руки, но в этот момент вошла Унохана.

– Далеко собрались, Кучики-тайчо? – ласково поинтересовалась она, и Бьякуя вынужден был признать свое поражение.

От пригоршни таблеток удалось отвертеться, но густую жидкость оливкового цвета в него все же влили. Глотая варево с неожиданно терпимым вкусом, рокубантай-тайчо размышлял, насколько уместно будет зажать нос пальцами, как он делал это в детстве. Унохана наблюдала за ним с мягкой улыбкой всезнающего человека.

От капитана четвертого отряда Бьякуя не узнал практически ничего, зато она пообещала, что на ночь пропустит к нему посетителя. Ага, значит, вечер… Оставалось только надеяться, что посетителем не окажется какой-нибудь Куросаки.

Ровно в девять появился Ренджи, радостно сверкнул глазами на бодрствующего капитана, расстелил у самой кровати принесенный футон, устроился на нем и стал выкладывать новости.

Интрига с казнью Такеши Рукии приобрела совершенно неожиданное объяснение, в центре которого оказался Айзен Соуске, со всех сторон положительный и до зубовного скрежета обходительный капитан пятого отряда. А также давно потерянный из виду предшественник Куроцучи-тайчо, Урахара Киске. Гениальный ученый изобрел некую сущность, способную размывать грань между шинигами и пустыми, и свихнувшийся на увеличении мощи Айзен загорелся отобрать у Урахары этот ценный предмет. Рукия оказалась впутана в историю совершенно случайно: Урахара спрятал свой Хогиоку внутри гигая девушки. Чего не могли предвидеть ни изобретатель, ни его завистливый оппонент, так это полного слияния драгоценного камня с душой шинигами. Сама же Рукия этого даже не заметила.

Айзен развернул многоступенчатую интригу по добыче кристалла из души Рукии. Он нарочно сделал все, чтобы девушка задержалась в мире живых. Он натравил пустого собственного производства на семью Куросаки – людей, изначально обладающих неслабым уровнем реацу. В сложившихся обстоятельствах у раненой офицера Такеши не было другого выхода, кроме как передать силы шинигами мальчишке по имени Ичиго. Едва это произошло, Айзен уничтожил Совет 46-ти и стал готовить почву для последующих приговора и казни. Он надеялся, испепелив душу, высвободить из нее Хогиоку.

Таким образом выходило, что все распоряжения за последние несколько недель были сделаны предателем, а вовсе не Советом, и приговор Рукии, как и многие другие приказы, неправомочны. Собственно, на данный момент у Общества Душ не было руководящего органа, и управление взял на себя Командор. Единолично.

Подробности наглого преступления стали известны благодаря показаниям Урахары, Шихоин Йоруичи (Бьякуя широко распахнул глаза, услышав это имя), Ичимару Гина и новейшим разработкам Куроцучи Маюри. Гин, как бывший лейтенант Айзена и вообще личность крайне скользкая, был в курсе коварных замыслов с самого начала. То есть со времен трагических событий почти вековой давности. Он много рассказал о планах Айзена по созданию армии очень сильных пустых с помощью Хогиоку, по захвату не только Общества Душ, но и Королевского Измерения, о мечте гобантай-тайчо о собственном воцарении на престоле…

Правда, он категорически отрицал, что причастен к убийству Совета 46-ти, но ему закономерно не поверили. Если бы не Куроцучи-тайчо, дорвавшийся наконец опробовать на живых душах свою ментоскопическую технологию, Гина наверняка бы казнили. А так перед Ямамото во всей своей неприглядности встал вопрос: что делать с Ичимару, который вроде бы и виноват, но в то же время на свой страх и риск собирался шпионить в пользу Готея и вообще целое столетие вынашивал планы по устранению опасного психа.

Еще один персонаж – Тоусен Канаме – гордо молчал, лишь изредка вещая о справедливости и возмездии. На его лейтенанта было жалко смотреть. С Комамурой было невозможно находиться рядом: от нервов близкий друг Тоусена, ничего не знавший о сути кьюбантай-тайчо, чесался, искал блох на себе и других и норовил повыть на луну. Сотайчо услал его в рейд по дальнему Руконгаю.

Кстати, о самом Айзене. По уровню владения научными знаниями он мало уступал великим ученым Куроцучи и Урахаре, проводил множество нелегальных опытов по слиянию шинигами и пустых и, ко всему прочему, оказался чрезвычайно живучим. Если бы на Сокёку не случилось капитана двенадцатого отряда, предатель вполне мог сбежать. А так джунибантай-тайчо его быстренько зафиксировал в оковы, бакудо и дополнительные слои нейтрализующих техник и, радостно потирая руки, уволок в свое логово. Сейчас бывший капитан лежит на исследовательском столе, к голове его прилеплены диоды и присоски, и Куроцучи напрямую качает из мозга информацию. И аж трясется от предвкушения.

Однако у ученых тоже случилась незадача. Урахару оперативно вытряхнули из гигая и призвали на ковер к Командору. На пару с Куроцучи они должны извлечь Хогиоку из духовного тела Рукии, но пока не поняли, как это сделать, и только переругиваются.

Генерал Ямамото выглядит невозмутимым, но ситуация его настолько напрягает, что едва не спровоцированное семьей Такеши восстание он предпочел посчитать результатом недопонимания и попросту забыть.

Бьякуя слушал своего лейтенанта с вежливым интересом. Теперь многое становилось понятным. Но волновал его совсем другой вопрос, и когда Ренджи замолчал, капитан набрался решимости его задать. Видимо, все его эмоции отразились на лице, потому что Абараи мгновенно подобрался и перебил тайчо.

– Нее-сама дома, – быстро сказал он. – Ее к вам Унохана не пустила: сказала, вам отдыхать надо, волноваться запрещено, да и говорить пока нежелательно. А как же вы с нее-сама во всем разберетесь, если не поговорить? Вы, тайчо, наберитесь терпения, – принялся уговаривать лейтенант. – Совсем ведь чуть-чуть, всего пару дней! А потом я вас отведу к Сане-нее, и вы поговорите, ага? Да и ей тоже немножко успокоиться надо. А то ведь, когда вы там, на Сокёку, сознание потеряли, она такую истерику закатила, что мы не знали, кого спасать – вас или ее. А она сейчас вам комнату готовит, уже все лавки оббегала, лучшее покупает, чтобы вам комфортно было.

Бьякуя смущенно опустил ресницы.

– Мы ей помогаем по мере сил, – продолжал между тем Ренджи. – Пусть лучше делом занимается, чем сидит и накручивает себя. А то ведь она очень боится, что вы ее не простите, что видеть ее не захотите и вообще знать ее не пожелаете. Вы ж у нас выздоравливать будете, правда?

Кучики с сомнением покосился на Абарая, и тот по одному взгляду капитана понял всё смятение и опасения, охватившие Бьякую. Ренджи усмехнулся и заботливо поправил на своем тайчо одеяло.

– Вы правда думаете, что вас теперь кто-то отпустит? – спросил он, не поднимая на капитана глаз. – Джин-тян из нас уже всю душу вытряхнул и веревки свил, да и Хисана-нее места себе не находит. Так что никуда вы от нас не денетесь, капитан. Судьба у вас такая. Карма.

Бьякуя только согласно прикрыл глаза. Ему и не хотелось никуда деваться от своей семьи. Чувство, что его родные живут в Руконгае, а вовсе не в шикарном поместье Кучики, овладевало им все сильнее и сильнее. И не было никакого желания ему сопротивляться.

За окном громко бумкнуло, по небу расползлось нечто, сильно смахивающее на северное сияние. В этот же момент в кармане Ренджи запищал передатчик. Лейтенант достал его и сразу включил громкую связь.

– Здоров, Рукия!

– Видал? – вместо приветствия сказала офицер Такеши. – Нии-сама против Панамочника. Ашисоги Джизу ведет со счетом два-один. О, нет, погоди… уже не ведет… – и в сторону: – Ичиго, придурок! Ты зачем снял респиратор?! – и снова к Ренджи: – Ладно, пойду вынесу это тело на свежий воздух, а то нии-сама какой-то новый яд придумал, даже у меня от него глаза чешутся. Ну, до встречи. Привет капитану!

Отключив передатчик, Абараи присел на корточки перед кроватью, положил локти на ее край, а сверху пристроил подбородок.

– Ну, понимаете, тайчо? Никуда вы от нас не денетесь…

***

Еще через день Бьякуя уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы не терпящим возражений тоном попросить о выписке. Унохана изучила его внимательным взглядом, выдала Ренджи целый мешок лекарств и длинный свиток с инструкциями по перевязке и уходу и сказала:

– Ну идите.

И они пошли. Пешком, медленно, потому что первым пунктом в списке рекомендаций стояло категоричное «никакого шунпо!». Равно как нагрузок вообще, нервных напряжений, переутомления… Короче, впаяли Бьякуе полноценный больничный. Он степенно шагал чуть впереди своего лейтенанта, глядя под ноги из-под опущенных ресниц, и думал… о многом.

Например, по какой причине не сопротивлялся, когда Абараи так обтекаемо и в то же время естественно поставил его перед фактом, что из госпиталя он отправится не домой, а в Руконгай. Или о том, что отряд без присмотра – как же, оба старших офицера неизвестно где обретаются! – совсем отобьется от рук, а на бойцов и так без слез не взглянешь. Или о том, что надо бы отправить адскую бабочку Гинрею. Старику ведь наверняка сказали, что внук ранен, но совершенно не обязательно разъяснили подробности. Хотя, возможно, как раз все разъяснили, не забыв снабдить едкими комментариями. А деду и без того волноваться вредно, так что… Бьякуя старательно не думал только о том, к кому вел его Ренджи и как с ней заговорить.

Абараи, в который раз почувствовав состояние своего тайчо, принялся рассказывать о семье. Такеши в Готее было столько, что хватило бы на отдельный отряд. Некоторые служили под своими фамилиями, как Ренджи или «Маюри-нии» (Бьякуя криво усмехнулся), но большинство предпочитало называться именем тех добрых людей, что приютили их и согрели душевным теплом.

Большой дом выходил фасадом на улицу, и Ренджи провел капитана в обход строения, к ступенькам энгавы, выходящей во внутренний дворик. Бьякуя притормозил в нескольких шагах от входа, внезапно сильно струхнув. К его счастью, в это время в саду послышался шум и появилась целая процессия во главе с Куроцучи Маюри.

Кучики никогда не верил, что дослужившийся до звания капитана шинигами может быть настолько несдержанным, как поговаривали о джунибантай-тайчо. И теперь он получил подтверждение своей ошибки. Куроцучи бегал взад-вперед, голосил что-то малоразличимое, отмахивался от толпы утешителей и швырялся в них предметами одежды, которые отрывал от собственного костюма. В конце концов, он сорвал с головы свою знаменитую шапку, но не запустил ею в родственников, а с силой шмякнул о землю и принялся по ней прыгать. Бьякуя во все глаза смотрел на это действо, попутно удивляясь, почему родственники не разбегаются в разные стороны, а продолжают уговаривать не расстраиваться по пустякам самого известного на все Общество Душ психопата. В хвосте за ними таскался Куросаки Ичиго, хихикая и подбирая обрывки одежды.

– Маюри-нии добрался до старых воспоминаний того капитана, который оказался во всем виноват, – произнес за спиной Бьякуи мягкий женский голос, – и теперь страдает, потому что тот водил за нос весь Готей, включая вашего генерала, весь Научный Центр и самого нии-сама.

Бьякуя медленно повернулся. Абараи давно исчез в глубинах дома, вопящий Маюри унесся куда-то в сторону пруда, уводя за собой утешителей, и они оказались совсем одни, лицом к лицу. Хисана стояла на верхней ступеньке и улыбалась Бьякуе слегка неуверенно и тепло.

«Столько лет прошло, – говорили ее глаза. – Я так рада тебя видеть!»

«Это чудо, – отвечал его взгляд. – Ты совсем не изменилась. Такая же красивая…»

«А ты… повзрослел. Но мне нравится то, что я вижу»

Бьякуя опустил голову и тут же вскинул на Хисану вопросительный взгляд.

«Как ты думаешь, – говорил он, – на этот раз мы справимся?»

«Уж теперь-то я тебя не потеряю! – вспыхнули ее глаза. – Ни за что! Только не теперь!»

Бьякуя все еще неуверенно шагнул к крыльцу, но в это время в глубине дома раздались какие-то крики, на энгаву выскочила рыжая девчонка с вытаращенными глазами, а за ней появилась весьма воинственно настроенная седая старушка со сложенным вдвое полотенцем, которым она норовила огреть пониже спины ошалевшую подружку Куросаки из мира живых. Девчонка неловко задела плечом Хисану, и та полетела с веранды. Бьякуя поймал.

Прижал к себе, спрятал лицо в темных волосах, пахнущих вишней и мятой, прикоснулся губами к нежной коже на виске… Хисана замерла в его объятиях, обхватив шею рукой, зажмурилась, впитывая тепло и силу, так привычно окутавших все ее существо. Как будто не было всех этих лет порознь. Как будто между ними ничего не изменилось. Как будто они расстались только вчера.

Тем временем строгая миниатюрная старушка вовсю гоняла девчонку-риока, приговаривая:

– … чтоб я тебя на кухне больше не видела! Вредительница! Это ж надо было додуматься! Столько продуктов извела, аж зла не хватает! А ну брысь отсюда, глупышка малолетняя!

На старушку попытались напасть какие-то крохотные летающие создания, грозно потрясая кулачками и устрашающе попискивая. Фумико-сан отмахнулась от них полотенцем, раскидав в разные стороны, но преследовать Орихиме прекратила. Сдула со лба выбившуюся из прически прядку, уперла руки в бока и победно фыркнула.

– Ишь чего удумала! – проворчала она вслед скрывшейся девочке. – Ты б еще сашими шоколадом заправила! – из кустов высунулась Иноуэ с выражением на лице «ого! идея!». – Чему вас только в том Генсее учат?! – и решительно направилась в сторону пруда, откуда доносились голоса ее многочисленной родни.

Бьякуя сделал шаг назад и присел на ступеньку, не выпуская Хисану из объятий. Он готов был не отпускать ее никогда, начиная с этого момента и до самого перерождения. А потом еще целую вечность.

– Прости меня, – не поднимая головы, проговорила девушка, возя пальчиком по бинтам на его груди. – Я была такой слабой! Я сделала тебе больно…

– И ты меня прости, – шепотом, чтобы не сорвался голос, сказал Бьякуя. – Я был очень глупым и ничего не понимал.

– Целуетесь? – подозрительно вопросил Соуджин, просовывая любопытный нос в проем раскрытых седзи.

– Джин-тян! – Хисана укоризненно покачала головой и попыталась выбраться из объятий. Бьякуя не пустил.

– Я так, на минуточку, – деловито сообщил ребенок, усаживаясь рядом с отцом и принимая серьезный вид. – Маюри-оджи искалечил три маски и порвал две шляпы, но отошел и теперь настроен конструктивно. Из того, что он вытянул из Айзена, стало понятно, что случилось с Шибой-фукутайчо. Тот пустой был его экспериментом, и Маюри-оджи теперь знает способ, как вернуть лейтенанта в нормальное состояние. Или скоро узнает. У него там еще кое-какие наметки появились, но он отказывается говорить вслух: могут подслушать и устроить какое-нибудь западло.

– Джин-тян, – Хисана сузила глаза, – это нии-сама такие слова употребляет или из тебя твое студенчество прорывается?

– Ну ма-ам! – возмутился Соуджин материнской попытке повоспитывать его. Спрыгнул с крыльца и, помахав родителям рукой, умчался в сторону пруда. Почему-то все сегодня туда убегали…

– Ты не подумай, – принялась оправдываться Хисана, – он умеет быть вежливым! И словарный запас у него вполне приличный, никогда раньше не скатывался на жаргон. Я даже не знаю, что это он…

– Отличный мальчишка, – прервал ее Бьякуя, улыбаясь и пристраивая подбородок на макушку Хисане. – Просто замечательный!

Девушка расслабилась и выдохнула. Она очень, очень волновалась, как Бьякуя воспримет сына, выросшего в Руконгае. Сам же высокородный дайме вздохнул и немного грустно сказал:

– Жаль только, я не видел, как он рос.

– У него было счастливое детство, – задумчиво проговорила Хисана, устремив взгляд туда, где скрылся их сын. – Мне кажется, счастливее, чем у детей в богатых поместьях, закрытых от внешнего мира, – и сразу же повернулась к сникшему Бьякуе: – У вас впереди много времени, просто масса времени для общения! И он любит тебя, а теперь еще и ценит. Ну и потом, наши младшие дети будут расти у тебя на глазах, ведь так?

Если Бьякуя и удивился такому повороту, то лишь на долю секунды. Он светло улыбнулся Хисане и склонился к ее губам…

– Не-не-не-не, тайчо, даже не думайте! – завопил из-за спины возникший там Абараи. – Вам что Унохана сказала? Никаких перегрузок, никакого напряжения, никаких волнений! Ишь чего придумали! А если давление подскочит, а? Опять в госпиталь загремите!

Ренджи продолжал ворчать, а Бьякуя уткнулся в волосы любимой и безудержно смеялся. Хисана прятала лицо у него на груди – ее плечики тоже вздрагивали от хохота.

– Здесь никогда не бывает по-другому, да? – шепотом спросил молодой капитан.

– Бывает, но редко, – так же шепотом ответила его любимая. – И вообще, это лайт-вариант. Вот когда собирается вся семья…

Комментарий к

Планирую еще эпилог. Раздам всем сестрам по серьгам, так сказать.

========== Эпилог ==========

У Бьякуи голова шла кругом. С тех пор, как шинигами победили квинси, в Обществе Душ шли полномасштабные социальные реформы. Естественно, большая часть проблем ложилась на плечи высшей аристократии, и спрашивали с ее представителей вдвойне. Если бы не семья, молодой капитан не выдержал бы и послал все к меносам.

Семья. Несколько лет назад он просто поставил Совет своего клана перед фактом, что вот – Кучики Хисана, его жена, а вот – Кучики Соуджин, сын и наследник. Старичье попыталось возражать, но тут в зал заседаний нетвердой походкой вошел Кучики Гинрей и напомнил дорогим родственникам, что спорить с тем, у кого есть банкай, по меньшей мере, недальновидно. А потом многозначительно поиграл бровями и веско так высказался, мол, банкай есть не только у Бьякуи…

Следом за дедушкой в помещение вплыл Куроцучи-тайчо и напыщенно расфыркался о том, что банкай есть не только у Кучики, старшего и младшего, но и у нии-сама госпожи княгини. Из-за фусума высунулся Ренджи и громким шепотом напомнил, что у госпожи княгини как минимум два брата обладают банкаем, и оба сейчас здесь присутствуют. А потом задумчиво добавил, что если этого мало, то он быстренько сбегает, Куросаки позовет, тот где-то недалеко ошивается… Короче говоря, против супруги дайме возражений больше не возникало.

К слову, о Куроцучи. Джунибантай-тайчо на службе и Маюри-нии дома – это два разных человека. Иногда настолько разных, что совместить их в одну личность практически невозможно. И эта личность, безвылазно просидев в казематах собственного отряда несколько месяцев, обрадовала командование Готей-13 интересными новостями. Узнав, что Айзен много десятилетий постоянно следил за всеми ключевыми фигурами Готея, Куроцучи проверял и перепроверял все, что только мог – и чего не мог, тоже. И обнаружил хитрую шпионскую технологию и вообще много захватывающего. Только поэтому нападение квинси не стало сюрпризом.

Шинигами понесли потери, и многие из них до сих пор казались невосполнимыми. Выложился до предела Командор Ямамото, причем настолько, что потерял практически всю духовную энергию. Еще в середине войны он сложил с себя полномочия сотайчо, передав их Кёраку.

Шагнул за пределы своих сил Укитаке, и хотя из-за черты его вытащила лейтенант Котецу, пост капитана ему тоже пришлось оставить. Теперь сэнсэй жил в Угендо и постоянно болел. Его часто навещали – и бывший ученик с женой, и ставшая перед самой войной лейтенантом Рукия, и, разумеется, ближайший друг – Кёраку Шунсуй. Однако Бьякуя нередко ловил во взгляде бывшего капитана горькую тоску по былым временам.

Погиб Комамура. Впала в кому и не выходила из этого удручающего состояния Унохана. Непонятно каким чудом вернулись в ряды бойцов Хицугая и Мацумото. Маленький капитан с тех пор стал еще более колючим, да и резкости в его манере общения прибавилось изрядно. Однако его лейтенант, напротив, расцвела. Касание смерти словно открыло в душе Рангику некую дверцу, и то, что вошло в сердце, вытряхнуло из красавицы-фукутайчо все наносное и показное.

Первым делом после окончания войны она вломилась на территорию шестого отряда, сгребла за грудки одного из рядовых, хорошенько его встряхнула и грозно сообщила, что если он сейчас же, сей момент, не женится на ней, она испортит свой маникюр, но натянет его лисью улыбочку ему на все девять хвостов. Гин и не подумал сопротивляться.

Ичимару приписали к шестому отряду после окончания расследования дела Айзена. Конечно, капитаном он больше быть не мог, но Ямамото тогда посчитал нецелесообразным разбрасываться опытом и знаниями, имевшимися у Гина. Служить в первом, втором или третьем отряде он по понятным причинам не смог бы, для четвертого не имел соответствующих навыков, в пятом были свои проблемы. Седьмой и девятый отряды тоже были закрыты для Ичимару, потому что ни от Комамуры, ни от Хисаги, который взял на себя обязанности капитана, объективного отношения ждать не приходилось.

Хицугая заявил, что если бывшего санбантай-тайчо запихнут в его отряд, он заморозит к меносам весь Сейретей. Зараки оскалился и предложил свою кандидатуру в качестве надзирателя, но Командор здраво рассчитал последствия и одиннадцатому эту миссию не доверил. Оставались Кёраку, скучающий и оттого не всегда предсказуемый, вечно нездоровый Укитаке, вечно по уши закопанный в свои проекты Куроцучи – и Кучики-тайчо. Бьякуя тогда только вздохнул, посчитав такое сокровище расплатой за свое счастье, и смирился.

Впрочем, до сих пор он так ни разу и не пожалел, что в его подразделении служит этот шинигами. Когда Гин не скалился и не отпускал свои знаменитые шуточки, он был терпим. Навыки его вызывали трепет и зависть у других солдат, а административный опыт позволял быть полезным. За полтора года они с Ренджи превратили шестой отряд в действительно элитную часть, но отнюдь не происхождение бойцов делало ее таковой.