Текст книги "Коварная дама Карма (СИ)"

Автор книги: Bazhyk

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Новость об аресте Рукии и дисциплинарном взыскании Ренджи взволновала и огорчила. Но прошло несколько дней, и пришла другая, куда более страшная весть: Совет 46-ти вынес решение казнить Такеши Рукию.

Арата-нии, всегда и во всем искавший светлые стороны, попытался приободрить Хисану: мол, жизнь в Генсее пролетит быстро, заметить не успеешь, как имото вернется домой. Утешение было так себе, но оставляло призрачную надежду. А потом Такеши узнали о способе казни, после которого у души не оставалось никаких шансов. Хисана почувствовала, что умирает. Горе охватило семью, и даже самые оптимистичные ее члены не находили слов, чтобы поддержать друг друга.

Еще через несколько дней в Готей-13 произошли какие-то странные события, и вокруг Сейретея подняли защитную стену – мера беспрецедентная и говорящая об отчаянии. Мишико, Арата, Маюри с Нему, Кайто-нии, Наоки, Дайсуке, Маи-тян и Юмико-тян – все, кто находился на службе, потеряли возможность наведываться домой. Тем, кто оставался в Руконгае, неоткуда было узнать последние новости.

Над Сейретеем то и дело вспыхивали сгустки реацу, настолько мощные, что от стены предпочитали убраться подальше все, кто обычно там жил или работал. Иногда слышались взрывы и в небо поднимались столпы пыли. Благополучные руконгайцы из первых районов озабоченно смотрели на непривычные картины и возносили молитвы о мире. Молитвы не срабатывали: взрывы не прекращались, стену Сейрей не опускали.

Однажды вечером Хисана увидела в има Маюри-нии. Он не заметил появления девушки, и она услышала то, что брат говорил Шигеру-сану:

– …после казни может родиться в Генсее. Обычно насильственное перерождение означает, что земная жизнь будет трудной и даже трагичной, родишься в нищей семье, ну или во время войны… Казнь копьем Сокёку значит полное, абсолютное уничтожение души. Духовная суть развеивается, составляющие ее духовные частицы уничтожаются – ни в предметах, ни в растениях они больше не воплотятся. Это конец. Понимаешь, тоо-сама? Полный конец.

Шигеру-сан всхлипнул, вытер дрожащей рукой глаза.

– Как же так, сынок? – жалобно спросил он. – Неужто нельзя сделать вообще ничего?

Если Маюри и собирался что-то ответить, то не успел, потому что именно в этот момент у Хисаны подогнулись колени и она тяжело осела на пол. Мужчины подскочили, засуетились вокруг нее. Вопреки своему обычному поведению, брат не начал ворчать, не выплеснул на девушку свойственное ему ехидство.

– Это я виновата, – тихо выдохнула Хисана, слабеющими пальцами цепляясь за рукав братниного шихакушо. – Я пойду…

– Ты спать сейчас пойдешь, – подсказал Шигеру-сан.

Хисана упрямо мотнула головой, поднялась с пола.

– Я пойду в Совет 46-ти. Я подам прошение о пересмотре дела Рукии. Приговор несправедлив! Маюри-нии, ты же понимаешь, что приговор несправедлив?!

– Я-то понимаю, – протянул брат. – Но твой план обречен на провал. И дело даже не в том, что ты никогда не доберешься до Совета. Во-первых, проход в Сейретей закрыт для всех, без исключений. Во-вторых, Совет – это тебе не канцелярия при отряде. Попасть туда можно, только если ты совершил нечто преступное, или если ты капитан. А в-третьих, Совет – это сборище зажравшихся старых упрямцев, не видящих дальше своего носа! Они так кичатся своим положением, что давно перестали обращать внимание на разумные доводы. Кое-кого можно было бы подкупить, но у нас нет таких денег. Даже если я вытряхну все свои кубышки, и все наши сделают то же самое, все равно не хватит. И времени не хватит, чтобы найти хоть одного, к которому можно подкатиться. Так что…

По щеке Хисаны скатилась слезинка. Она прикусила губу, зажмурилась. Такого отчаяния девушка не испытывала еще ни разу в жизни – ни в своей земной жизни, ни здесь, в Обществе Душ.

– Все равно пойду, – прошептала она. – Я должна. Иначе какая из меня сестра? Один раз я уже бросила Рукию. Второго я не допущу.

– Нии-сан, – позвали от седзи. Маюри посмотрел на вход и глазами просигналил Шигеру-сану, чтобы тот увел девушку. Старик понятливо кивнул и с уговорами увлек дочь в сторону кухни.

Когда Хисана почувствовала в себе силы добраться до своей комнаты, было уже глубоко за полночь. Проходя мимо гостиной, она притормозила, якобы для того, чтобы передохнуть, и прислушалась.

Неизвестно какими путями выбравшийся из Сейретея Наоки вполголоса рассказывал Маюри, что все «наши» высказались однозначно «за», что согласия в Готее нет, что Маи-тян обещала переговорить с некоторыми своими сослуживцами, не слишком довольными тем, что происходит. Куроцучи-тайчо кивал, сосредоточенно глядя в столешницу. Внимательно слушавший сыновей Шигеру-сан тихо вздыхал, не смея прерывать молодого шинигами. Когда Наоки умолк, чтобы промочить горло, старик пристально посмотрел на старшего и очень серьезным тоном спросил:

– Мури-тян, но ты же понимаешь, что это – бунт? Междоусобица…

Маюри кивнул, потом искоса глянул на отца.

– Ну бунт, ну междоусобица. А ты что, готов потерять дочь? Вот и я не готов жертвовать своими. Так что встряхнем этот гадючник.

***

Бьякуя сидел в рабочем кабинете и усиленно размышлял. И ничего у него не получалось. Он исчеркал линиями, стрелками и кружками уже не один лист бумаги, в разных вариантах располагая имена всех известных ему участников последних событий, и не мог найти концов.

Такеши Рукия, перспективная, но абсолютно среднестатистическая шинигами. Девчонка передала свои силы человеку… И вот тут начинались странности. Прежде всего, простому смертному, без реацу, она ничего передать не смогла бы, даже если бы захотела. А раз у нее получилось, значит, мальчишка обладал способностями и до знакомства с Рукией. Далее, после передачи она осталась почти совсем без энергии, но не погибла, что тоже весьма занимательно. Вообще-то, ее не казнить должны были, а отдать Куроцучи Маюри, чтобы он разобрался, как такое возможно. Идем дальше. Проступок, конечно, серьезный, но никак не катастрофический для Общества Душ в целом и Готей-13 в частности. За такие прегрешения могли лишить звания, могли запечатать реацу и выслать в Руконгай. Могли посадить в Улей, но казнить?.. Да еще на Сокёку! Не слишком ли много чести для средненькой халатности при исполнении?

Абараи Ренджи. Оказалось, что к Такеши Рукии он имеет непосредственное отношение, ибо является ее братом. Тоже странный персонаж. Едва выйдя из карцера, лейтенант явился в кабинет тайчо, пронзил Бьякую хмурым взглядом и судорожно сжал в кулаке бумажку, принесенную с собой. Кучики коротко и сухо высказался в том плане, что подобные выходки он прощает своему фукутайчо первый и последний раз в жизни. Абараи вскинул на капитана вопросительный взгляд «что, все еще фукутайчо?» и, получив молчаливое подтверждение, аккуратно положил на край стола свою писульку. Бьякуя соизволил прочитать – это оказалось заявление на внеочередной отпуск. Было совершенно очевидно, для чего Ренджи его использует, и капитан собрался было резко отказать своему подчиненному, но тот вдруг подошел очень близко, серьезно посмотрел в глаза и тихо, на пределе слышимости произнес:

– Я все равно пойду, тайчо. Подпишите. Ваше имя не должны связывать с моим, когда дойдет до драки.

Бьякуя подписал. И Абараи просто исчез.

Далее. В игру вступили риока и другие капитаны. И с этого момента начинались непонятки, абракадабра и прочие радости запутанной интриги. Как риока смогли пройти в Общество Душ? Это в принципе невозможно для живых! Известный, он же единственный, способ попасть в этот мир – умереть в Генсее. Но судя по отчетам рядовых и офицеров, столкнувшихся с пришельцами, те не собирались оставаться здесь навсегда. Их целью было спасение Такеши Рукии. Кажется, они хотели забрать ее с собой. О смерти не упоминал ни один из них.

Далее – капитаны. В хитросплетении взаимоотношений в командном составе Готей-13 можно было утонуть, заблудиться, сломать зубы – короче, вариантов запутаться имелось множество. Некоторые, как и сам Бьякуя, пришли на службу в силу семейных традиций и для выполнения долга, который накладывала принадлежность к определенной фамилии. Некоторые просто дослужились до своих чинов и теперь использовали достигнутое положение в своих не всегда понятных целях.

Самой темной из всех лошадок был Ичимару Гин, и его лисьи уши торчали из-за многих событий последнего времени. Он упустил риока, когда те пытались пройти в Сейретей через Врата. Он отирался возле разных отрядов, где ему было вовсе не место, и стравливал между собой капитанов и лейтенантов, манипулируя их эмоциями. Он отпускал непонятные шуточки и делал туманные намеки, селя в сердцах и умах сомнения. Цель этого кицунэ была так же туманна, как и его высказывания.

Странно вел себя сумасшедший ученый Куроцучи Маюри. Обычно этот псих не вылезал из своих лабораторий, а если и вылезал, то для того, чтобы распугать всех окружающих. Поговаривали, что он часто мотается в Руконгай, но Бьякуя знать не хотел, зачем. Так вот, перед последним собранием у Командора джунибантай-тайчо едва ли не за бороду тряс Ямамото, что-то яростно ему втолковывая. Из карманов ученого торчали длинные распечатки, сыпалась шипящая помехами техника и исходил почти осязаемый белый шум. Генрюсай слушал Куроцучи с невозмутимым видом, но по наморщенной лысине было видно, что ученый ему порядком надоел. Или наступил на больную мозоль, и генерал мечтает отшвырнуть прилипалу как можно дальше. В свете этих наблюдений полной неожиданностью было то, что Ямамото приоткрыл вечно сомкнутые веки и сквозь зубы процедил обещание разобраться. Куроцучи отстал, но довольным не выглядел.

Совсем никак не участвовали в охватившем Готей балагане Комамура, Тоусен, Унохана и Укитаке. Последний традиционно болел, а вот остальные могли бы и поднапрячься, выясняя подноготную смуты. И это дурацкое убийство Айзена… Его не просто прикончили в поединке – его демонстративно убили. И выставили тело на всеобщее обозрение. Большинство шинигами считали, что сделали это риока дабы деморализовать и запугать своих противников, но Бьякуя в это не верил. Короткой стычки с рыжим парнем хватило, чтобы понять: этот будет переть напролом, бить в лоб и попутно объяснять всем вокруг, как они неправы. Этот мальчишка не станет нападать исподтишка, не использует каверзных методов. Он юн, горяч и безнадежно честен.

Но кто тогда убил гобантай-тайчо? Что тот узнал, какая новость стоила ему жизни? Уж не Ичимару ли постарался… Гин ведь был лейтенантом Айзена, и вроде бы они ладили между собой. Но на последнем собрании эти двое как-то нехорошо разошлись, обменявшись колкостями на грани угроз. И какое отношение к их «теплой дружбе» имеет эта девочка, Такеши Рукия? Вопросов было больше, чем ответов.

Кучики скомкал очередной лист бумаги и положил перед собой чистый. Если в уравнении слишком много неизвестных, их надо сократить. Что ж, перетасуем все известные факты, соединим то, что раньше казалось не связанным…

Бьякуя вскинулся. Реацу, которую он почувствовал, была мощной, густой, знакомой и незнакомой одновременно. Словно кто-то украл его собственную духовную энергию, перелил ее в другой сосуд, немного усилил – и выпустил на волю. И она приближалась.

За окном закричали его солдаты, сильные порывы ветра, вызванные этой реацу, пригнули деревья. Затрещали перегородки в здании. Лопнуло и со звоном осыпалось стекло в книжном шкафу. Дверь распахнулась, как если бы ее пнули, но шаги идущего все еще слышались в удалении, постепенно становясь громче. Среднего роста тонкокостный человек возник в дверном проеме и на несколько мгновений замер там, пристально глядя на рокубантай-тайчо.

Бьякуя смотрел на пришельца и не верил своим глазам. Даже в Обществе Душ, где возможно многое, отражение не может покинуть зеркала, не может разгуливать само по себе. Не может явиться к своему оригиналу и буравить его горящим взглядом.

Тем не менее, копия самого Бьякуи стояла в дверях его кабинета, сжимая и разжимая кулаки. Совсем еще молоденький мальчишка, в ученической форме Академии, с высоким хвостом черных волос, смотрел на капитана Кучики исподлобья, кусал губы. Реацу его дрожала, и вместе с ней дрожало мироздание.

Юноша медленно приблизился к столу, по другую сторону которого застыл в изумлении Кучики Бьякуя, оперся ладонями о столешницу и ломким от напряжения голосом сказал:

– Я никогда бы не побеспокоил тебя, если бы речь не шла о жизни близкого мне человека. Сделай что-нибудь! – потребовал мальчишка. – Ты же можешь! Спаси мою тетю Рукию!

========== Часть 9 ==========

Соуджин узнал об аресте тети Рукии случайно – из сплетен на перемене. Два каких-то благородных юнца авторитетно порицали «эту Такеши», кривя свои породистые носы и поджимая губы. Заметив горящие недобрым огнем глаза остановившегося рядом с ними студента и признав в нем еще одного Такеши, высокородные ханжи гордо отвернулись и величественно ушли. А Соуджин остался, трясясь от ярости и судорожно сжимая кулаки.

Беда заключалась в том, что ученики не имели права покидать территорию Академии без специального письменного разрешения. Узнать хоть какие-нибудь подробности тоже не получалось, потому что, едва завидев Соуджина, все сплетники моментально затыкались и таращились на него любопытными глазами. Спрашивать у сокурсников напрямую Джин-тян не решался, опасаясь, что сорвется.

Через несколько дней этой нервотрепки он принес декану заявление на внеочередное увольнительное. Акияма-сан внимательно посмотрел на паренька и отказал. Под предлогом того, что нечего студенту делать дома в разгар учебного года, накануне экзаменов (которые начнутся через месяц!) и посреди некоторого сумбура, творящегося в Готей-13. Спорить студент Такеши не стал, все по той же причине: боялся не удержать рвущийся наружу гнев, нахамить декану и вообще испортить все, что только можно.

Полторы недели мальчишка ходил хмурый и ощетинившийся, и даже товарищи лишний раз не трогали его. Как и преподаватели. Нет, его вовсе не игнорировали из-за событий в семье, только некоторые особо благородные и оттого высокомерные ученики делали кислые лица при появлении «того самого Такеши». Но были у Соуджина и хорошие друзья. В группе, куда его перевел декан, учились представители разных социальных слоев, и многим из них позволялось больше, чем остальным.

Фудзита Та́ига, вернувшись из дома после выходных, рассказал, в чем суть истории с Рукией. Анзуто Сакура шепотом пересказала то, что подслушала у своих родителей, включая их разошедшиеся по этому вопросу мнения и подробности ссоры. Несколько дней взбудораженные подростки активно обсуждали случившееся и дружно пришли к выводу, что приговор никоим образом не соответствует проступку. Дальше Соуджин сидеть на месте уже не мог. Он снова отправился в деканат, чтобы потребовать отпустить его. Но до Акиямы-сана не дошел, по дороге узнав, что в Сейретее введено военное положение, а всем без исключения студентам запрещено покидать территорию Академии. Во избежание опрометчивых поступков, неприятностей и вообще. Попытавшийся было выйти Таига отгреб таких люлей от куратора, что пару дней даже дулся на приятеля. Потом, правда, оттаял и оптимистично заявил, мол, опытным путем выяснено: пройти не удастся.

Все это никак не помогало разобраться в ситуации. Соуджин ломал голову, так и этак прокручивая в уме обрывки информации. Соуджин чуть мозги набекрень не вывихнул, но так и не додумался ни до чего. Одно было ясно: тетю Рукию надо спасать!

Юный Такеши был увлекающимся и порывистым молодым человеком, но отнюдь не глупым. Он прекрасно понимал, что вся его немаленькая семья сейчас занята тем же, чем и он. Все наверняка строят планы и продумывают детали будущего спасения. Но сидеть на месте?! Это было выше мальчишеских сил!

Вертя в пальцах мамин цветок-канзаши с хрусталиками бусин, Соуджин размышлял о том, каково ей сейчас. Рукия была так же важна для Хисаны, как и он сам. А иногда пареньку казалось, что даже чуточку больше. Нет, умом он понимал, что преувеличивает, что мама любит его безоглядно и горячо, что отдать ради него жизнь для нее плевое дело. Но именно поэтому было так важно выручить тетушку, попавшую в беду. Потому что, случись что с Рукией, и мама никогда не оправится. А для этого надо было выбраться из Академии.

Выйти на волю было необходимо хотя бы для сбора информации. И если не получится внести свой вклад в спасение родственницы, то неплохо бы находиться рядом с мамой, чтобы поддержать ее. В конце концов, на то они и семья.

Семья… Соуджин сжал в ладони украшение. Почему он сразу об этом не подумал? Ведь, помимо большой и дружной маминой семьи, есть еще и богатая, влиятельная семья отца! Хисана никогда не скрывала от сына, чей он ребенок, никогда не запрещала думать и говорить о Кучики Бьякуе. Наоборот, капитан шестого отряда словно всю жизнь был где-то рядом. Иногда, объясняя Джин-тяну какие-то вещи, мама говорила: «Твой папа никогда бы так не сделал» или «А папа поступил бы таким образом». Как будто отец просто уехал по делам, а они любили его и ждали его возвращения. Правда, Хисана редко упоминала принадлежность отца к благородной фамилии и военной элите, и Соуджин привык думать о нем просто, без почтительного трепета.

До сих пор юноша не предпринимал попыток встретиться с рокубантай-тайчо лишь потому, что не хотел появиться перед ним бедным родственником, этаким найденышем без роду-племени. Вот шинигами – это другое дело! Но настало время забыть о своих смешных детских амбициях, о гордости простого руконгайца, который придет к знатному отцу, уже кое-чего добившись в жизни. На фиг все эти заморочки! Тут дело о жизни и смерти, а не о гордыне и прочих фанабериях.

Приняв решение, Соуджин очень быстро нашел пути к его воплощению. Друзей он впутывать не стал: не дело им подставляться из-за него. Воспользовавшись предубеждениями других людей, мальчишка без проволочек «повелся» на оскорбления, которые не гнушались кидать в его адрес те самые снобы. Выволочка заняла не больше получаса, а наказание было предсказуемым и ожидаемым – штрафные работы на кухне.

Кичи-тян встретила давнего знакомого сочувственными взглядами, и Соуджин понял, что она в курсе всего. Более того, помощница повара довольно толково объяснила, что сейчас происходит за стенами Академии. Такеши кивал, слушая девушку, и все больше убеждался, что принял верное решение. Когда он попросил вывести его наружу под видом кухонного рабочего или какого-нибудь поставщика продуктов, Кичи заплакала. Парень сжал ее ладони, проникновенно заглянул в глаза… Девушка не устояла.

Спрятав приметную форму Академии под отданным кухаркой серым кимоно, Соуджин довольно быстро добрался до расположения шестого отряда. Ориентирование на местности входило в программу обучения, а местоположение дивизий в студентов вбивали с первого курса, памятуя о горьком опыте капитана одиннадцатого отряда и опасаясь таких же проблем у будущих шинигами.

Правда, почти на подходе к цели паренька едва не задержал патруль, не вовремя проявивший бдительность и заприметивший синие ученические хакама под сереньким кимоно. Пришлось скидывать проваленную маскировку и выпускать реацу. Всю, которая была, и еще немного больше.

Давления его духовной энергии не выдержали как встречные шинигами, так и дежурные у ворот шестого отряда. Когда Соуджин проходил в них, одна створка маленько покосилась, а растущие по бокам деревья пригнулись, как во время бури. В другой раз он, возможно, погордился бы уровнем своей реацу. Сейчас было не до того.

Его никто не остановил. Он беспрепятственно вошел в здание, без помех добрался до кабинета. Всего секунду помедлил у распахнутой двери. Сердце бешено колотилось, в ушах шумела кровь. Сейчас, вот сейчас он увидит своего отца!..

Кучики Бьякуя замер за своим столом, словно призрака увидел. Соуджин пристально рассматривал этого шинигами, выискивая общие черты. Мама не раз говорила, что они похожи, как две капли воды. Наверное, ей просто хотелось так думать. Сам Джин-тян не увидел ничего общего.

И лишь когда у рокубантай-тайчо округлились глаза, парнишка отмер, вспомнив, как дышать. Оказывается, до этого затаил дыхание. Он неторопливо прошел в кабинет, оперся руками о стол, чтобы наклониться поближе к отцу, и попросил:

– Я никогда бы не побеспокоил тебя, если бы речь не шла о жизни близкого мне человека. Сделай что-нибудь! Ты же можешь! Спаси мою тетю Рукию!

Кучики не реагировал. Он смотрел на Соуджина круглыми, как у испуганного котенка, глазами, и только бескровные губы шевелились без звука. Мальчишка успел разочароваться, разозлиться и потерять надежду, когда до него дошло, что он не слышит капитана из-за собственной реацу.

– Ой! Извини! – покаялся парень, возвращая контроль над силой. – Я и забыл, что так не принято. Ну как, ты поможешь?

– Кто?.. – выдохнул бледный, как молоко, Кучики. Его руки безвольно лежали на столе, он не отрываясь смотрел на своего собеседника.

– Ты что, не знаешь? – удивленно протянул Соуджин. – Такеши Рукия, моя тетя. Ее приговорили к смертной казни, но я считаю, что это несправедливо! Я очень, очень тебя прошу: помоги ее выручить!

– Кто ты? – сипло проговорил Бьякуя. Юноша моргнул несколько раз, не понимая вопроса. Потом эмоционально хлопнул себя по лбу.

– Вот дурак, я же не представился! Прости, пожалуйста! – он сделал шаг назад, вежливо поклонился. Поднял на капитана мерцающие глаза и четко выговорил: – Я – Такеши Соуджин, сын Такеши Хисаны и… Кучики Бьякуи.

И выложил на стол мамин цветок-канзаши. Все равно других доказательств у него не было.

***

Солнечный луч, отразившись от хрустальной бусины, рассыпался на сотни и тысячи ярких бликов, плеснул в глаза ослепительным светом. Бьякуя зажмурился. Но не от вспышки – от осознания того, что увидел. Что услышал. Сердце, больно и гулко стучавшее где-то в ушах, ухнуло в желудок. В горле застрял ком, руки похолодели. Этого. Не может. Быть.

Каша в голове булькала и пузырилась, не желая становиться чем-нибудь удобоваримым. Хисана… предательство… боль… Хисана… мальчишка… точная копия с фиалковыми глазами… бусина… мальчишка… Хисана… любовь всей его жизни… бусина… мальчик…

– Па-ап? – вклинился в эту мешанину образов чей-то взволнованный голос.

Бьякуя открыл глаза, чтобы увидеть перед собой размытое пятно. Пятно шевелилось и, кажется, приближалось. А еще говорило неуверенным голосом:

– Пап, ну ты чего? Нет, я понимаю, конечно, что все это несколько неожиданно, и я не собирался вот так падать тебе на голову, но тут такое дело… Понимаешь, дядья, разумеется, что-нибудь придумают, но из всей нашей родни у тебя единственного могут быть связи в Совете 46-ти. Ты не думай, я бы никогда не стал просить, но они ведь хотят убить тетю Рукию! Совсем убить! Насмерть!

Пришлось с силой смежить веки и потрясти головой, чтобы бесформенное пятно перед глазами стало юным студентом с очень встревоженным выражением на лице. Паренек стоял совсем рядом – Бьякуя чувствовал тепло, исходящее от его тела. Узкая ладонь с длинными тонкими пальцами легла ему на лоб.

– Хочешь водички? – заботливо спросил обладатель этой ладони. И исчез где-то в стороне. Через пару мгновений губ коснулось холодное стекло стакана. Даже странно, что посудинка не треснула под давлением реацу этого шинигами.

Бьякуя ощутил жуткую сухость во рту. Перехватил стакан дрожащей рукой, сделал несколько глотков. В голове прояснилось. Он осторожно прикоснулся к кривоватому лепестку – тому самому, который не очень получился у Хисаны, когда она делала это украшение. Глаза заволокло мутью, горло сдавливало, и чтобы не опозориться перед этим мальчиком, Бьякуя молчал, осторожно поглаживая кончиком указательного пальца шелковые лепестки.

Сомнений быть не могло. Конечно, это невозможно, но вот же – есть! Есть юноша, словно сошедший с портрета самого Бьякуи, скопировавший его реацу, носящий имя его отца, в движениях и мимике которого только слепой и глухой не найдет сходства с рокубантай-тайчо в переходном возрасте. Есть этот цветок – последнее воспоминание о потерянной любви и горькой боли. Мальчик с фиалковыми глазами Хисаны пришел просить за девушку по имени Рукия, чье имя ушедшая возлюбленная бормотала во сне много лет назад, вызывая у Бьякуи недоумение и отголоски ревности.

Теперь части мозаики становились на свои места: если Рукия – тетя этого юноши, значит, Хисане она приходится сестрой, и та искала ее упорно и долго, а молодому аристократу, ослепленному своей любовью, не пришло в голову спросить, зачем его нареченная все время возвращается в руконгайские трущобы. Видимо, кто-то другой, добрее и умнее, помог девушке найти сестру. И Рукия, став шинигами и встретив Бьякую, несомненно, узнала его – потому что не было шансов не узнать. Вот почему она говорила, что нельзя подставлять Кучики-тайчо: беспокоилась о репутации пусть и не кровного, но родственника. И Ренджи, тоже наверняка знавший историю своих сестер, все время таращился и ждал… Понятно теперь, чего он ждал.

Мысли текли сквозь Бьякую прозрачным потоком, смывая застарелые корки с заживших ран. Вот вам, господа гэнро, наследник клана! Вот вам, старые маразматики, неподходящая невеста! Вот вам, дедушка Гинрей, слабая душа, не способная родить!

Бьякуя слегка нахмурился. Вообще-то, не обладающая реацу душа могла сильно пострадать, вынашивая ребенка от шинигами его уровня. Даже сейретейские принцессы, априори появлявшиеся на свет с духовной энергией, не всегда выдерживали такую нагрузку. Что же стало с его Хисаной?

– Она… – хрипло заговорил он, и собственный голос напомнил карканье простуженного ворона. Бьякуя прочистил горло. Повторил: – Она хранила его? – и снова погладил цветок.

– В шкатулке из сандала, – как-то тихо отозвался Соуджин. – Иногда доставала и гладила бусинки… вот как ты сейчас. Там еще мешочек с деньгами лежал, и мама всегда говорила, что это мое наследство.

Кучики-тайчо прикрыл глаза. Мальчик упоминал мать в прошедшем времени. Очевидно, ее больше нет на этом свете. Одинокая слеза сбежала по бледной щеке.

– Ты так легко называешь меня папой, – задумчиво проговорил он.

– Ну, я привык. Мама много о тебе рассказывала. Объясняла, почему не осталась с тобой.

– И почему же? – Бьякуя поднял на сына заинтересованный взгляд.

– Она должна была остаться в живых, чтобы найти тетю Рукию, а в Великом клане у руконгайки для этого было мало шансов, – парнишка пожал плечами. – Она рассказывала, что все были против, а ты так вспылил, что она и за твою жизнь испугалась. Вот и решила уйти. Ну а потом узнала, что у нее буду я, а потом я родился… Кстати, о тете Рукии. Ты поможешь?

Бьякуя глубоко вздохнул и встряхнулся. Потер руками лицо, немного рассеянно обвел глазами свой кабинет – вроде бы привычный, но ставший вдруг совершенно новым.

– Как?

– Ты отказываешься? – выражение лица у Соуджина стало обиженным и недовольным. Он выпятил челюсть, и Бьякуя узнал этот жест – точно так же делала Такеши Рукия, споря с Абараем.

– Нет, не отказываюсь. У тебя есть план?

– Вообще-то, я надеялся, что план будет у тебя, – с независимым видом заявил пацан. Бьякуя засмеялся.

В этот момент над Сейретеем грянули фанфары и задрожало небо. Соуджин вскинул голову, как будто мог что-то разглядеть сквозь потолок. Бьякуя поднялся, сжал кулаки.

– Что это? – шепотом спросил сын.

– Сокёку освободили, – помертвевшим голосом ответил отец. – Казнь началась.

– Ксо-о-о! – простонал ребенок.

Кучики-тайчо вспомнил, что он, на минуточку, капитан, обученный реагировать мгновенно.

– Ты владеешь шунпо? – деловито уточнил он.

– А то! – гордо заявил студент Такеши.

– Ну? Чего стоим, кого ждем?..

***

Вопреки ожиданиям Кучики-тайчо, читавшего в летописях о подобного рода событиях, на холме Сокёку было весьма многолюдно. У подножия эшафота столпились капитаны с лейтенантами, но далеко не в полном составе. Их полукольцом окружало несколько десятков шинигами разного ранга, от младших офицеров разных отрядов до… что здесь делает Куроцучи Маюри?!

Не позволяя себе тратить время на удивление, Бьякуя посмотрел вверх. С неба все еще осыпались искры – остатки смертоносного Сокёку. На одной половине разрубленной перекладины эшафота стоял рыжий риока, держа под мышкой Такеши Рукию в белом юката смертницы. Эти двое переругивались, словно у них под ногами ничего не происходило.

Куроцучи что-то вещал о процессуальных нарушениях во время расследования, преступном игнорировании фактов и подозрительной поспешности в вынесении приговора. Командор слушал, прикрыв глаза.

– Кучики? – проскрипел генерал, соизволив открыть левый глаз, да и то не полностью, когда джунибантай-тайчо умолк.

Бьякуя кивнул, но с места не сдвинулся. Происходящее ему не нравилось: попахивало расколом и последующим кровавым весельем.

Из-за спин ополчения, как Кучики про себя назвал противников казни, провинтился Ренджи, и Куросаки оживился, прокричал что-то ободряющее и запустил Рукией в Абарая. Неким чудом фукутайчо умудрился поймать девушку, пропахав при этом своей пятой точкой изрядную колею в жесткой земле.

– Уноси ее, – размахивая тесаком, командовал рыжик. – Уноси как можно дальше и не отпускай!

Ренджи поудобнее перехватил сестру и неуверенно глянул на Куроцучи.

– Вали-вали, – помахал на него руками ученый. – Тут и без тебя найдется, кому сражаться.

Толпа за его спиной согласно взревела.

– Задержать! – каркнул Командор, для убедительности стукнув посохом по твердой почве. Его оппоненты ощетинились мечами. Откуда-то сбоку повеяло силой квинси и еще какой-то чужеродной энергией.

Капитаны озадаченно покосились на Ямамото. Тот открыл оба глаза, неприязненно скривил губы. Этого оказалось достаточно, чтобы его лейтенант рванул следом за давно слинявшим Абараем. За Сасакибе потянулись Омаэда и Котецу. Рыжий помчался им наперерез.

Командор гневно уставился на топтавшихся в сторонке Кёраку и Укитаке. Бьякуя подумал, подумал – и присоединился к сэнсэю и его другу.

– Не ожидал, Кучики, что и ты окажешься предателем, – проскрипел Ямамото. Вероятно, он хотел задеть молодого капитана, или воззвать к его чувству долга. Но Бьякуе впервые за много лет было плевать на репутацию, долг, честь и прочую мишуру. За его спиной стоял глазастый юноша, и его восхищение окутывало Кучики-тайчо, словно защитным барьером. Надежду Соуджина нельзя было предавать – вот в это Бьякуя верил, а остальное… Он пожал плечами, ничего не ответив Командору.

Опять подал голос Куроцучи, и по его словам выходило, что преступление Такеши Рукии вовсе не было таким уж преступлением, и действовала девушка в соответствии с ситуацией. И последующие ее действия не могут быть расценены как дезертирство или неподчинение приказу, потому что ее передатчик постоянно фиксировал новые задания, и она считала, что выполняет директивы командования. И приговор вынесен без соблюдения положенных формальностей, и адвоката девочке не предоставили, и даже не допросили толком. И на доклады самого Куроцучи о подозрительных сбоях инфопотоков внимания не обратили, и вообще все шито белыми нитками. Так что казнь – это слишком, давайте-ка пересматривать дело!