Текст книги "My kind of love (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

И да, он знал. Хантер делал это каждый раз. Он видел в нём своего рода конкурента на роль лидера и пользовался каждым удобным и неудобным случаем, чтобы задирать, дразнить и провоцировать его. Больше ради шалости, чем действительно по злобе, это правда, но в тот момент Себастиана это всё равно бесило. Он определённо был не в духе.

И он уже собирался огрызнуться и уйти, когда Курт выбежал из дверей заведения впопыхах, как если бы смерть гналась за ним по пятам. Так быстро, что почти налетел на Себастиана. Этого не случилось только потому, что в последний момент он поднял глаза и увидел его прямо перед собой.

Тогда он остановился и уставился на него с растерянным видом. Потом посмотрел на свой мобильник, который сжимал в руке. И снова на него.

Затем он повернулся, наконец, к Хантеру и раздражённо сказал:

– Он вовсе не пьян и не рискует врезаться на своей машине в стену, Кларингтон.

– Ничего себе, Хаммел! Хочешь сказать, что он такой в нормальном состоянии? Что сказать… плохо дело, – поддел тот его, и когда увидел, что Себастиан собирается открыть рот, добавил поспешно: – Вы – члены одного хора. Мне наплевать, как вы это сделаете, но эти ваши показательные выступления должны закончиться, потому что мне нужно, чтобы группа оставалась сплочённой, если я хочу довести её до победы. Поэтому вы разберётесь со всеми вашими заморочками… сейчас! – и, не добавляя ничего больше, он отбросил подальше сигарету, и вошёл внутрь. Оставляя их одних.

Молчание, которое повисло между ними, было настолько тяжёлым и абсурдным, что Себастиан рассмеялся бы. Если бы не был так смущён и так зол. Из-за чего, он и сам не знал.

Ну, разве что…

– Тебе весело там? – спросил он вдруг тоном более резким, чем рассчитывал.

Курт моментально обернулся к нему, дерзко отвечая на его взгляд, а затем произнёс:

– Достаточно, да, – и в его сдержанном тоне отчётливо прозвучала злость.

Он был зол? ОН был зол?

Он притащил с собой другого на праздник, провёл с ним весь вечер, да ещё и танцевал в обнимочку… и ОН злился?

Ладно, допустим, Себастиан дал ему не слишком приятное определение. Но, если уж на то пошло, были моменты, когда он называл его и похуже, чем друг с привилегиями, и Курт никогда не обижался.

В этот же раз он даже ударил его. И потом привёл дружка, который мечтал поиметь его, на праздник.

И ОН был зол?

Нет. Такой расклад его не устраивал.

– Отлично. Фантастика. Приятного продолжения, тогда. Смотри, не пей слишком много. Я бы не хотел застать тебя за слишком шумными занятиями, когда вернусь, – сказав это, он развернулся и продолжил прерванный путь к своей машине.

– Уже уезжаешь? – закричал ему вслед Курт.

– Идея была такая, да.

– Возвращаешься в Далтон раньше десяти часов в пятницу вечером?

– Может, заскочу в Scandals сначала, – огрызнулся Себастиан, уже добравшись до автомобиля и шаря по карманам в поисках ключей.

Он почувствовал его запах, прежде чем услышал шаги. Ощутил его тепло прежде лёгкого прикосновения руки, которая обхватила его запястье, останавливая попытку вставить ключ в замочную скважину автомобиля.

– Срок пари ещё не истёк, ты не можешь отправиться в Scandals, – прошептал тогда Курт, так близко к его уху, и Себастиан лишь в тот момент понял, что тот практически вплотную прижимается к его спине.

Его организм отреагировал мгновенно, как и каждый раз. Он немного откинулся назад, чтобы быть ещё ближе к нему, а затем прошептал:

– Оно ещё в силе?

Курт не ответил на этот вопрос. Просто отпустил запястье и обвил обе руки вокруг его груди, заключая в объятие.

Через некоторое время – и могли пройти минуты, как и часы – Курт прошептал:

– Прости меня. За пощёчину.

– Думаю, я её заслужил, – ответил Себастиан тихо, а затем развернулся в кольце его рук, оказываясь лицом к лицу с Куртом, обхватил его руками вокруг талии и привлёк к себе, прислоняясь к дверце своей машины и раздвигая ноги, чтобы Курт мог устроиться между ними. – Это слово… я так не думаю, ты ведь знаешь, Курт. Я имею в виду, я никогда не считал, что ты был только этим. Я просто был… эмм, обычным Себастианом, наверное.

И звук смеха Курта после этих слов успокоил его мгновенно, и вернул на лицо улыбку, которая осветила и глаза Курта, как только тот её увидел.

– Этот спор немного вышел у нас из-под контроля, да?

– Да, но… у меня есть оправдание – воздержание от секса и от возможности касаться твоего великолепного тела – чтобы оправдать моё кратковременное безумие. У тебя какие отговорки, Хаммел? – поддел его Себастиан, в своей обычной манере. Ему нужно было немного их привычной рутины, чтобы снова почувствовать себя хорошо, в тот момент.

И было удивительно, насколько он соскучился по таким мелочам как эта, даже если на самом деле ему пришлось обходиться без них всего один день.

Курт вдруг снова сделался серьезным и, подняв руку, коснулся губ Себастиана, проводя по ним пальцами в почти невесомой ласке.

– Мне не хватает твоих губ. Я скучаю по ощущению их прикосновений к моему телу. Скучаю по твоим поцелуям, – прошептал он, и каждое слово, казалось, напрямую долетело до члена Смайта, возбуждая его мгновенно. И больше. Каждое слово долетело прямо в его сердце. Согревая его.

– Потанцуй со мной, – попросил он тогда, сам не зная, что собирается сказать это, пока слова не слетели с его губ.

Курт посмотрел на него в некотором замешательстве, но скоро его лицо озарилось лукавой кокетливой улыбкой.

– Здесь? – спросил он.

И Себастиан понял мгновенно. Он разыгрывал сцену одного из его любимых фильмов. Одного из тех, которые заставил Смайта смотреть вместе с ним.

Грязные Танцы.

С усмешкой, он поднял глаза к небу.

– Да, здесь, – ответил Себастиан, подыгрывая Хаммелу. Потом он взял его за руки и подвёл к дверям заведения.

Его не волновали люди, проходившие мимо. Не волновало, если они выглядели глупо, танцуя, прижавшись друг к другу, будто это был медленный танец, под быструю музыку, доносившуюся изнутри Bread Sticks.

Его волновал только жар тела Курта. Лицо Курта, уткнувшееся в изгиб его шеи, рот Курта так близко к его разгорячённой коже, что хватило бы самой малости для того, чтобы снова насладиться его вкусом.

В действительности, было достаточно одного слова Себастиана.

Слова, которое он не привык говорить, но, которое разрешило бы всё в один миг.

Слова, которое, на самом деле, он испытывал необходимость произнести.

Я сдаюсь.

Я отдаю себя тебе. Этому чувству. Тому, что испытываю, когда ты рядом. Тому, чем мы бываем, когда мы вместе.

Я сдаюсь.

Но Себастиан не был настолько смел. Он не умел произносить нужные слова даже тогда, когда от них зависело всё для него.

Поэтому, медленно отстранившись от Курта, он пристально посмотрел ему в глаза.

Себастиан был из тех, кто действует, не теряя времени на болтовню.

Он хотел поцеловать Курта. В тот самый момент, когда пари было ещё в действии. Он хотел поцеловать его и послать всё к чертям. Ведь его совсем не привлекала перспектива вернуться к тому, что было между ними прежде. Даже раньше они не были только друзьями, которые трахаются, и всё.

И, может быть, Себастиан не знал, как передать это на словах, но он скучал по Курту. Ему не хватало его голоса, его улыбки, его прикосновений, а не только его тела.

Если он не знал, как это сказать, он мог продемонстрировать ему это, в надежде, что Курт всё поймёт.

Поэтому он начал наклоняться к его приоткрытым губам. И они почти касались друг друга – губы против губ, дыхание против дыхания – когда кто-то оттащил Курта назад, отрывая от него.

Кейл. Опять Кейл. Который тряс Курта как тряпичную куклу.

– Ты снова это делаешь, Курт? Ты опять используешь меня, только чтобы заставить его ревновать? С меня хватит! Я не твоя игрушка! Ты мне нравишься, и ты знаешь, потому что я говорил тебе об этом тысячу раз, но если ты не чувствуешь того же ко мне, перестань меня использовать!

– Отцепись, Чендлер, оставь его, – вмешался Себастиан, выйдя, наконец, из ступора и отталкивая его от Курта. Который был достаточно силён, чтобы сделать это самостоятельно, но, тем не менее, не оказывал сопротивления и ни слова не возражал на упрёки Кейла, и Себастиан знал, почему – потому что внутри себя он думал, что заслуживает их все до единого.

Но правда была в том, что Хаммел не вводил Чендлера в заблуждение. Кейл сам выбрал этот путь и позволил себя использовать, надеясь, что хоть так сможет чего-то добиться. Чего-то, что в противном случае, он отлично знал, никогда бы ему не светило.

– Ну, правильно, оставить его – это то, что я должен был сделать сразу, – согласился с ним взбешенный Чендлер, который, повысив голос, снова пошёл в наступление на Курта, наблюдавшего за ним с сожалением на лице. – Когда сегодня вечером он позвонил мне, чтобы пригласить сопровождать его сюда, мне следовало сообразить, что всё закончится как обычно. Что я опять окажусь в стороне, любуясь на то, как он резвится с тобой.

– Я ничего не обещал тебе, Чендлер, – слабым голосом заметил Курт, обняв себя руками. Он казался таким потерянным, и Себастиану было странно видеть его таким.

– Нет, конечно. Ты же никогда этого не делаешь. Но знаешь, что ещё ты не делаешь? Ты не слушаешь. Меня. Потому что я тебе говорил и пытался дать понять всеми способами, что ты меня интересуешь, и что я хочу быть больше, чем друг для тебя, но ты меня не слышишь. Ты говоришь мне, что мы просто друзья, но не гнушаешься, когда тебе это нужно, заигрывать со мной, как будто не знаешь, что это имеет значение для меня. Ты месяцами жаловался, что Смайт не умеет использовать правильные слова с тобой, но ты сам такой же. Хотя, нет, ты хуже. Он, по крайней мере, не притворяется кем-то другим, чтобы получить то, что ему нужно. Ты – да.

– Довольно, Кейл! – оборвал его Себастиан, которому надоела вся эта болтовня.

Может, это и было правдой, что Курт его использовал. Но Чендлер согласился на это, заранее зная, на что идёт, по собственной воле. Он позволил вытирать о себя ноги. И не мог винить никого, кроме себя, за это.

– Точно, довольно! Вы заслуживаете друг друга. Я только надеюсь, что когда он от тебя устанет, ты не побежишь за утешением ко мне. Потому что, уверяю, ты не найдёшь меня, Хаммел.

– Не беспокойся. Себастиан меня не обидит.

– Ну, конечно! Такого ведь никогда не случалось, правда? – съязвил Кейл с непоколебимой уверенностью в голосе, которая начинала выводить Себастиана из себя. Он знал, что перед ним был парень, который чувствовал себя отвергнутым, и не мог не признать, что не во всём он был неправ. Себастиан уже ранил Курта. Этим утром, к примеру. Но Кейл не имел права судить то, что было между ним и Куртом.

– В душе, ты абсолютно уверен, что он такой… особенный. Почему? Что он сделал ради тебя, чтобы заставить поверить в это? Ничего, вот что. Тогда, откуда у тебя эта слепая вера в него, можешь ответить? Почему ты так ему доверяешь? Почему ты веришь в него?..

– Да потому что я люблю его, ублюдок! – крикнул вдруг Курт, заставляя Чендлера заткнуться в одно мгновение.

И заставляя подскочить в груди сердце Себастиана, который тут же обернулся, потрясённо глядя на него, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Курт испуганно распахнул глаза и быстро поднёс руку ко рту, словно только что выдал страшный секрет, о котором никто никогда не должен был узнать.

Скорее всего, для него так оно и было.

Ведь, в сущности, какие надежды дал ему Себастиан?

И он возненавидел себя. Возненавидел себя в момент, когда увидел, как Курт в ужасе опустил взгляд, а затем торопливо повернулся к своей машине и убежал. Он возненавидел себя, когда попытался погнаться за ним, но две на удивление сильных руки схватили его за плечи, останавливая, и, обернувшись, он увидел, что это был Кейл. Он возненавидел себя, потому что мог закричать что-нибудь, чтобы задержать Курта, но, как всегда, не сумел найти слов. Он возненавидел себя потому, что, при желании, вполне мог бы избавиться от хватки этого мерзкого карлика одним рывком, но проблема состояла в том, что он понятия не имел, что сделать и сказать, в случае, если бы удалось остановить Курта, а потому трусливо позволил этой хватке не дать выставить себя на смех.

Он возненавидел себя и тогда, когда в порыве гнева, едва Курт успел завести мотор и рвануть с места, он развернулся и со всей силы врезал Кейлу кулаком в нос, отправляя его в нокаут.

Он возненавидел себя… ведь ничего из того, что он делал, не было тем, что он хотел бы сделать.

Ничего.

Курт любил его и признал это вслух.

А он даже не знал, что должен был, или хотел сделать в этой связи.

– Ты знаешь, что задолжал мне это. Теперь мы в расчете, – сказал Себастиан, протягивая руку Чендлеру, чтобы помочь ему подняться. Тот посмотрел на предложенную руку, а затем ему в лицо и, качая головой, принял помощь.

– Ты выиграл, Смайт. Я сдаюсь, – сказал он твёрдо, выдерживая его взгляд. – На самом деле, я никогда и не вступал в состязание. И теперь мне надоело быть его запасным вариантом, которого используют только чтобы не оставаться в одиночестве или чтобы выбесить тебя. У меня тоже есть самолюбие. И я заслуживаю лучшего, думаю. Но он тоже заслуживает лучшего, Смайт. Он заслуживает парня, который не боится показать другим, что любит его.

Это Себастиан знал и без него.

Кое в чём, однако, Кейл ошибался. Ничего он не выиграл. И ничего не выиграет до тех пор, пока не сумеет понять, что в действительности чувствует к Курту, а затем сказать ему об этом.

Не обращая больше внимания на Чендлера, он поспешил к своей машине, и, вскочив внутрь, помчался к Далтону.

Ему нужно было найти Курта. Потом он поймёт, что делать. Что сказать.

Но, когда он добрался до Далтона, нашёл только обалдевшего Трента, который сообщил, что Курт вернулся к себе домой на выходные.

Не оставив ему ни сообщения, ни чего-либо другого.

И Себастиану опять приходилось справляться со всем этим в одиночку.

XXXXX

В субботу утром Себастиан проснулся, но было бы более правильным сказать, что он просто встал с постели, учитывая, что всю ночь Смайт не сомкнул глаз, не в силах избавиться от одной навязчивой мысли.

Ему необходимо было поговорить с Куртом.

О них двоих. О том, кем они были друг для друга, и кем им суждено было быть.

К несчастью, решиться на это и сделать это оказалось для него далеко не одним и тем же.

У него не было телефона или компьютера, чтобы связаться с ним, и даже когда он пытался позвонить с телефонов их товарищей, Хаммел всё равно не отвечал, вероятно, догадываясь, что это может оказаться он.

О том, чтобы заявиться к Курту домой в субботу, и речи идти не могло.

Для начала, он не знал даже адреса, потому что ни разу не согласился пойти с ним на традиционный ужин в пятницу вечером, несмотря на то, что Курт неоднократно приглашал его, боясь, что это могло придать их отношениям слишком интимный характер… как в настоящей паре.

Проблема, впрочем, была не в этом, потому что он был уверен, что даже если бы знал адрес, всё равно не смог бы войти в дом Курта.

Его отец никогда не работал в выходные, и часто его брат Финн тоже крутился поблизости вместе с этой занудой Берри, его девушкой. И горькая правда была в том, что никому из них он не был слишком симпатичен. Возможно, Бёрт делал ему небольшую скидку, доверяя суждению сына, но только потому, что Курт, разумеется, не сказал ему ничего о том, каков в действительности был характер их связи, и он считал, что они только друзья. В противном случае, Себастиан был убежден, а вернее, просто знал, что Берт четвертовал бы его… медленно. Очень-очень медленно.

Хаммел-старший всё ещё ждал возвращения Блейна, и не скрывал этого.

И было чистым безумием, если задуматься, что нематриальное присутствие бывшего, останавливало его даже в тот момент, когда, наконец, он осознал. Многие вещи. Все те, что не понимал раньше.

Осознание пришло в ту бессонную ночь.

И оно не принесло с собой ни радости, ни облегчения, а одну только злость.

На собственную глупость. На собственную слепоту.

И на то, что опирался на воспоминание об Андерсоне, и на тот факт, что Курт не забыл о нём, используя это в качестве оправдания, лишь бы не предпринимать ни малейших усилий, чтобы заменить его в сердце Курта.

И не потому, что Себастиан не знал, как любить, или не хотел любить.

А из грёбанного страха.

Из страха открыться кому-то, кто может ранить тебя просто… любя. Просто потому, что ты его любишь.

Да, в конце концов, он понял, что всегда любил Курта.

Значит, он рисковал потерять парня, которого любил.

Рисковал потерять его, потому что тот имел смелость, которой ему самому не хватало.

Рисковал потерять его, потому что думал, что не умеет любить. Но на деле любил. Просто боялся этого.

Потому что, когда любишь, остаёшься беззащитным, а когда ты беззащитен – тебя могут ранить.

И это больно.

Себастиан начал свою безумную гонку, едва поднявшись с постели и одевшись. Он бросался в каждое место, где думал, что сможет найти Курта в субботу утром. Музыкальный магазин, Lima Bean, мастерская его отца, торговый центр Лаймы.

Он метался по всем этим точкам без остановки, забыв о еде и питье, и стараясь не думать.

Он мчался наперегонки со временем, прекрасно зная, что, вероятнее всего, единственное место, где мог действительно найти его, было также единственным местом, куда вход ему был закрыт, только потому, что он не хотел быть его парнем, а Курт не приводил в дом кого-то, кто им не был.

Идиот.

Он был полнейшим идиотом.

Он смог вздохнуть полной грудью только тем вечером, когда, сидя в машине напротив Lima Bean, ожидая, надеясь и молясь, что Курт придёт туда, получил сообщение от Хантера, который сообщал о том, что Хаммел заехал в Далтон, чтобы взять кое-какие вещи, зная, что его там нет.

«Задержи его», – написал Себастиан в ответ. – «Задержи его, и я сделаю всё, что хочешь».

И он снова погнал машину.

Он гнал с такой скоростью и так безоглядно, что дважды чуть не попал в аварию и получил штраф.

Но ему было всё равно.

Когда он пришёл в академию, то не обратил внимания ни на кого, кроме Хантера, который с загадочной улыбкой направил его на крышу общежития.

Себастиан ни разу за весь день не посмотрел на часы. Он не сделал этого и когда поднимался по лестнице бегом, перепрыгивая через ступеньку, и услышал бой часов на колокольне старого здания школы Далтон.

Он знал, что была ночь, разумеется.

Но понял, как уже на самом деле поздно, только когда подошёл к двери, ведущей на крышу и, распахнув её, оказался прямо перед Куртом, сидящим на карнизе, который, обернувшись к нему, сухо сказал:

– Полночь. Ты победил, – и в его голосе прозвучала такая печаль, что сердце Себастиана разбилось надвое.

Да какое ему дело было до какой-то дурацкой победы сейчас!

Ему было плевать на выигрыш, если на кону стоял риск потерять того, кого он любил. Поэтому…

– Я люблю тебя, – сказал он. Прежде чем успел задуматься над словами. Прежде чем успел понять, что это было именно тем, что он действительно чувствовал. Он открыл рот и произнёс эти три коротких слова, которых так боялся.

Это не было проходным «Я люблю тебя». Это было «Я люблю тебя», что услышишь редко. Прочувствованное. Настоящее. «Я люблю тебя» не надуманное и не произнесённое в расчёте получить что-то.

Это было «Я люблю тебя» того, кто отдался, наконец, чувству, которое испытывал уже давно.

Это было «Я люблю тебя» того, кто понял, что иногда открыться перед другими, делало тебя, скорее, более сильным, нежели слабым.

Это было «Я люблю тебя» того, кто говорит, зная, что чувствует именно это. Любовь.

Себастиан не ощутил себя свободным после того как сказал это. Но не почувствовал себя и закабалённым. Не почувствовал себя победителем, но и не побеждённым.

Однако… он почувствовал себя счастливым.

Почувствовал облегчение.

Он почувствовал себя, наконец… собой.

Он не позволил себе остановиться, под поражённым взглядом Курта, который смотрел на него с открытым ртом, а подошёл ближе и, взяв его за руки, продолжил:

– Я не умею говорить правильные слова, но если тебе нужны они, чтобы понять, что я чувствую, хорошо, я скажу их. Если хочешь подарков, я забросаю тебя ими. Если хочешь кольцо, я куплю тебе самое огромное, какое только смогу найти в этом дерьмовом городишке. Если хочешь называть меня своим парнем, можешь делать это… Я твой парень. Всегда им был, Курт. Чёрт… называй меня хоть киской и любым приторным прозвищем, которое тебе по вкусу, лишь бы Хантер не услышал, иначе он меня со света сживёт своими остротами. Но не убегай, Курт. Не уходи от меня. Не делай этого только потому, что я не идеальный бойфренд из любовного романа. Я… я не могу им быть, окей? Мне не по нраву все эти розовые слюни, это не мой стиль. Рано или поздно, я облажаюсь… больше того, наверняка, я не раз напортачу по-крупному. Но всё, что я говорю, всё, что делаю… я говорю и делаю это от сердца. В этом ты можешь быть уверен. Я хочу тебя. Я… я тебя люблю. Поэтому, если для того, чтобы быть с тобой, я должен стать другим, что ж… я им стану. Ты просто должен дать мне время, и иметь терпение.

– Ты… ты меня любишь? – пробормотал Курт, всё ещё изумлённо глядя на него, и Себастиан усмехнулся.

– Да, эмм… я не удивлён, что из всей моей длинной речи ты услышал только это. Всё-таки ты победил, да, Хаммел?

– Я победил? Ты думаешь, что… – Курт рывком освободился от хватки Себастиана и устремил на него гневный взгляд. – Я победил, говоришь? Я… рискую получить нервный срыв с тобой! Каждый раз. И максимум, что ты смог сказать мне сейчас: я точно облажаюсь, но, эй… я попробую! Да?

– Да брось, моё признание не прозвучало так уж плохо, Курт.

– Не то чтобы ты был обязан, Смайт. Если это не то, что ты чувствуешь, не стоит говорить мне всё это, знаешь ли…

– Так и есть, я сказал тебе это не потому, что чувствую себя обязанным… я сделал это, потому что хотел это сделать. Потому что это то, что я чувствую.

– И я должен тебе поверить?

– Да… ну… это ведь было то, чего ты хотел…

– Вот, видишь? Ты это сделал, потому что этого хотел я, не потому, что ты этого хотел.

– Хаммел, ты становишься невыносим, клянусь. Я сделал это, потому что люблю тебя, окей? Можешь просто заткнуться, принять моё «Я люблю тебя» и сказать в ответ что-нибудь милое, вроде… я тоже тебя люблю?

– Ты этого не заслужил. Ты как…

Но Себастиан не позволил ему закончить. Когда он понял, что они снова делают то, что привыкли – орут друг на друга, ничего толком не говоря, он шагнул вперед, схватил Курта за плечи и притянул к себе, затыкая ему рот жарким поцелуем.

– Я люблю тебя, – повторил он снова, когда оторвался от него. – Я люблю тебя, и это будет нелегко. Я люблю тебя, и наверняка не раз случится, что ты захочешь убить меня… или я тебя. Но я тебя люблю. И буду продолжать любить, если ты уйдёшь. Я буду продолжать любить тебя, даже если ты лишишь меня секса на полгода, потому что я люблю тебя, а не только твоё тело. Я люблю твою улыбку, твои глаза, твою кожу, конечно, но я также люблю то, какой ты. Я люблю то, каким становлюсь я, когда ты рядом. Я люблю всё в тебе. Потому что… люблю тебя. И говорить это не трудно, как я всегда считал… это… просто… правильно. Я люблю тебя, Курт.

– Хм… этот вариант уже лучше… – буркнул Курт со смесью волнения и веселья, и Себастиан рассмеялся. Рассмеялся от души, как редко это делал с кем-то, кроме Курта.

– Я тоже люблю тебя, – прошептал Курт, заливаясь краской, пока говорил это. И он выглядел таким милым в тот момент, что Себастиан захотел защитить его от всех и всего. Даже от себя.

– Я знаю. Твоё заявление на стоянке было довольно… как бы это сказать? Искренним и спонтанным? В стиле Хаммела, короче.

– Дурак! – стукнул его Курт кулаком в плечо. – Просто Чендлер вывел меня из себя. Но это правда. Я готов дать всё время, которое тебе потребуется, чтобы научиться и привыкнуть, потому что я люблю тебя. И это значит, что я люблю и законченного мудака, каким ты частенько бываешь, и милого парня, который изредка выходит наружу. За эту неделю я понял, что то, чего мне действительно не хватало, были не красивые слова и подарки, а… ты. То, что я не мог быть с тобой, не мог тебя обнять и почувствовать своим, где и когда хотел… это заставило меня понять одну важную вещь. Я не говорил это из гордости. И я тоже натворил глупостей. Но, да… я люблю тебя. Таким, какой ты есть. Я не хочу, чтобы ты становился кем-то другим. Я просто хочу, чтобы ты не боялся говорить все эти вещи, если… ну, тебе захочется их сказать.

И затем, прежде чем Себастиан успел бы ляпнуть что-нибудь глупое, в своём духе – а ухмылка на его лице в этот момент не предвещала ничего другого – он притянул его к себе и обнял.

– Мы можем начать с начала и посмотреть, как пойдёт? – спросил он с отчётливо различимой тревогой в голосе.

Себастиан улыбнулся и, уткнувшись лицом ему в шею, прошептал:

– Да, мне хотелось бы.

И к чертям страх, и всё остальное.

Это же были они…

И всё у них получится, Себастиан знал.

– Пойдём вниз? – сказал затем Курт чуть хриплым голосом, полным желания, прямо ему на ухо, и Себастиан внезапно ощутил себя счастливым. Он был счастлив, потому что понял в этот самый момент, что, когда он снова будет держать в объятиях обнажённого задыхающегося Курта, это будет, чтобы заняться любовью, а не сексом.

И это будет первый раз для него.

Позже, этой ночью, на свежих простынях его постели, их соитие будет настоящим единением, а не только реализацией физического желания.

Наступит момент, и его сердце взорвётся в груди, когда его глаза встретятся с глазами Курта, пока он будет двигаться внутри него, как они оба любили – грубо и необузданно, но в то же время, нежно и бережно.

Совершенно.

Именно так он почувствует себя позже в объятиях Курта, когда новое, «Я люблю тебя» прозвучит – спонтанное и разделённое.

Ведь, в конце концов… так любил Себастиан.

И так любил Курт.

Они не были схожи в этом.

Тем не менее, дополняли друг друга, в некотором смысле.

Потому что иногда противоположности притягиваются. Иногда, учатся друг у друга. Иногда растут рука об руку.

И иногда могут любить друг друга.

По-настоящему.