Текст книги "My kind of love (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Часть 1. ==========

Спорить с Куртом Хаммелом.

И как ему такое только в голову могло прийти?

Должно быть, он был пьян в тот вечер. Или, может, случайно принял наркотики. Такое не было для него нормой, но в заведениях, которые он посещал, могли подсыпать чего-нибудь в напиток, чтобы сделать тебя более уступчивым, если ты не был достаточно осторожен. И, возможно, он вчера не был.

Нет, потому что иначе нельзя было объяснить, какого дьявола он так сглупил.

И ведь давно уже усвоил – и на собственной шкуре – что с Хаммелом шутки плохи.

Этот образ наивного паренька был одной лишь видимостью, и, если хотел, милый Хаммел мог быть даже подлее самого Смайта, при этом умудряясь ничуть не терять самоконтроля и ни на йоту не отступать от морали.

А такое было под силу далеко не всякому.

И ведь знал, чёрт возьми, что следовало быть осторожнее.

Но, казалось, что, когда Курт был поблизости, его интеллект наотрез отказывался сотрудничать. И он с изумлением ловил себя на том, что делает вещи, на которые никогда бы в здравом уме не пошёл.

Новый вздох.

И прерывистый стон.

Руки, что ласкают, где только могут дотянуться. Поцелуи без устали, укусы и снова поцелуи.

Это началось именно так.

Когда Себастиан предложил Курту заглянуть ненадолго в зал совета Соловьёв, пустой в этот час ночи, он сделал это только потому, что хотел побыть в компании своего… особенного друга ещё полчасика, прежде чем распрощаться, а комнаты, как его, так и Курта, были заняты, поскольку Трент, сосед Курта, был болен, а у Тэда, соседа Себастиана, гостила девушка все выходные.

Это место было идеальным, чтобы побыть какое-то время вместе, вдали от дыма и от толкотни Scandals, где они провели последние два часа, за танцами и выпивкой.

Разумеется, потом ситуация вышла из-под контроля, как обычно.

А ведь, если бы, в первые дни в Далтоне кто-нибудь сказал ему, что между ними всё сложится именно так, Смайт сперва рассмеялся бы ему в лицо, а затем порвал бы на куски своими руками.

Первая их встреча произошла, когда Себастиан пытался залезть в штаны какого-то первокурсника, а Курт пройти мимо этих двоих, что перекрывали проход с лестницы, по которой он спускался, чтобы войти в столовую.

Самые мягкие эпитеты, которыми они одарили друг друга в тот раз, были: «фригидный педик» и «шлюха».

Во второй раз они увиделись во время прослушивания Смайта на вакансию в Соловьи. В течение всего выступления Себастиана, который исполнял «Uptown girl», они испепеляли друг друга взглядами. И, само собой разумеется, Курт был единственным, кто проголосовал против его выступления. Проиграв.

В третий раз – за которым, к сожалению для обоих, последовали многие другие, в разные моменты и в разных местах – это произошло во время урока химии, которую они, как выяснилось, посещали вместе. Когда профессор понял, что эти двое не выносили друг друга, он, естественно, сделал их партнёрами на весь остаток года.

Таким образом, для всего Далтона вскоре превратилось в забавную рутину, наблюдать, как эти двое замысловато ругались, цепляясь один к другому из-за каждой ничтожной мелочи, и устраивали шутки, зачастую, весьма глупые.

Как в тот раз, когда Курт проходил с голубой кожей почти неделю из-за красителя, который Себастиан подсыпал в трубопровод в его ванной.

Или как в тот раз, когда Себастиан оказался зарегистрирован на гей-сайте встреч для интима, как мужчина-проститутка, и, пока он пытался насладиться своим кофе за столиком в Lima bean, старые педики или прыщавые подростки присаживались рядом, утверждая, что у них с ним встреча.

Те из Соловьёв, кто наблюдал зарождение истории между Куртом и Блейном, были поражены тем, как тоска Курта из-за отъезда Блейна постепенно уступила место злости, раздражению и затем, наконец, чистому азарту, увлечённого поиска новых способов достать Себастиана, и они решили не вмешиваться в эту странную вражду.

Когда всё в корне изменилось, ни один из двоих, пожалуй, не смог бы точно сказать.

В какой-то момент Себастиан начал воспринимать Курта не только как занозу в заднице, но и как достойного соперника. Поскольку тот был единственным из всей массы знакомых парней, кто за привлекательной внешностью видел его недостатки и заставлял осознать собственные границы.

А Курт, в свою очередь, сумел разглядеть хорошие стороны Смайта – доброту, альтруизм и чувствительность – помимо невыносимых.

Впервые Курт переспал с Себастианом не под влиянием алкоголя, иллюзий, разочарования или тоски. Наоборот, для него это был прекрасный день.

В то утро ему звонил Блейн, как и всегда по утрам в субботу, и они проговорили обо всём на свете в течение почти двух часов. В конце концов, он понял, что скучает по Блейну и всегда будет скучать. Но Блейн теперь жил в Италии и должен был оставаться там ещё два года, после чего, неизвестно куда бы ему пришлось переехать, а сам Курт всё ещё оставался в Огайо, и их жизни должны были продолжаться. Вот так просто. Таким образом, они пообещали не терять друг друга из виду и приняли совместное решение попробовать встречаться с другими парнями.

И Курт испытал странную лёгкость внутри после этого. Впрочем, поразмыслив, он понял, что тут была своя логика. Часть его предпочитала такое решение, чем однажды предать Блейна от отчаяния или боли или оставить его потому, что нашёлся кто-то, кто мог целовать его, ласкать, любоваться им, когда он хотел.

И вот, тем вечером Курт принял вызов Себастиана и пошёл с ним в Scandals, заведение, в котором он никогда до этого не был.

Он на славу повеселился. Несмотря на то, что в какой-то момент появился Карофски, и Курт, скажем так, немного вышел из себя, когда тот подошёл к нему с оправданиями и извинениями, которых Хаммел не желал слышать – не от того, кто мучил его в течение многих лет, угрожал смертью и вынудил покинуть своих друзей… а потом оказался геем, не меньше, чем он, только без его мужества.

Нет, какого чёрта, в самом деле! И пусть Курт прекрасно знал, насколько трудно совершить coming out в таком захолустье как Лайма, ничто не могло служить оправданием всех тех преследований и издевательств. И, честно говоря, боль, которую, безусловно, чувствовал Дэйв, не могла заставить Хаммела забыть то, через что ему пришлось пройти по вине Карофски. Больше того! В тот момент это лишь раздражало его ещё сильней. Потому что Дэйв знал… знал, как это тяжело. И, несмотря на это, не остановился.

В результате, Себастиан был вынужден практически силком вывести Курта наружу, и, не зная, каким ещё способом остановить гневный поток слов обо всех тех вещах, что пошли не так с тех пор, как Блейн уехал, Смайт просто обездвижил его, прижав к ближайшей стене, и страстно поцеловал.

Себастиан всегда плохо соображал под давлением, и физическое взаимодействие было единственным известным ему оружием.

Как бы там ни было, единожды начав, он уже не захотел оторваться от этого увлекательного занятия, и в конце вечера Курт оказался в его постели в Далтоне, обнажённый и потный… и это был самый развязный секс, каким Хаммел когда-либо занимался до этого.

Даже учитывая, что с Блейном у них было его немало, и совершенно восхитительного.

На следующий день, едва открыв глаза, взглянув друг на друга и вспомнив, что случилось, они, естественно, тут же принялись выкрикивать взаимные оскорбления.

Но не перестали заниматься сексом. По ряду причин. Ни одна из которых не имела ничего общего с беспрерывными стычками, державшими их в постоянном напряжении.

В первую очередь – желание. Себастиан был красивым парнем, бессмысленно было бы отрицать, и умел расшевелить гормоны даже в таком маньяке самоконтроля как Курт.

Образ же чистого и невинного агнца последнего, скрывавший, как смог убедиться Себастиан, необузданный и смятенный дух, почти без тормозов в сексе, привлекал Смайта, как мало кому это удавалось раньше.

Потом, было раздражение, переходящее в отчаяние. Регулярность, с которой Курт натыкался на подколы Смайта повсюду, всерьёз приводила его к выводу, что единственный способ избавиться от него – это переключить его внимание. А Себастиан понял, что единственный способ заткнуть Курту рот – это, в буквальном смысле, заткнуть его, заняв чем-то другим.

И, помимо всего прочего, была ещё толика одиночества, которое оба испытывали, и с которым ни одному из двоих не удавалось справиться.

Прошло пять месяцев с тех пор, как Блейн уехал. И пусть Курт говорил с ним по телефону чуть ли не каждый день, это было не то же самое. Секс по телефону, который они иногда практиковали, не заполнял образовавшейся пустоты, а напротив, только усугублял положение. В конце концов, он был нормальным восемнадцатилетним парнем, познавшим секс и имевшим счастье (или несчастье) испробовать его с парнем, который знал, как свести с ума одним только прикосновением. И сейчас было совершенно естественно, что ему не хватало интимного физического контакта.

Его рука могла служить ему сколько угодно верой и правдой, но оставалась слабым утешением.

С Себастианом дело обстояло иначе. Он трахал всё что движется, просто потому, что ему это нравилось, и он не хотел обязательств, поскольку не верил во всю эту хрень. И тем не менее, звенящую пустоту внутри, приближающуюся к вакууму, он чувствовал практически всегда. И вечера по клубам и барам, секс с незнакомцами и упорное нежелание принимать хоть что-то всерьёз, ненадолго приглушили это ощущение. По крайней мере, пока были в новинку. Потом даже это перестало помогать. И он продолжал в том же духе просто по привычке и ради своеобразного пустого удовольствия, которое в любом случае было лучше, чем полная пустота, что он испытывал без него.

До тех пор, пока не появился Курт. И тот факт, что этот парень не попался сразу в его сети, а вместо этого продолжал бросать ему вызов, часто доводя до грани, то, что сам он при этом находил силы преодолевать собственные ограничения, разжигало в Себастиане азарт и заполняло внутреннюю пустоту совершенно по-новому.

И потом, секс между ними был… интересным.

Отличным от всего, что оба они испробовали до этого момента.

Не лучшим и не худшим.

Другим.

Себастиан знал, что делал, и солидный накопленный опыт превратил его, несомненно, в весьма умелого любовника.

Курт, со своей стороны, безусловно, имел куда меньше опыта, но то, как Блейн его любил, буквально поклоняясь его телу, в те месяцы когда они были вместе, придало ему уверенности в себе и развило способность взаимодействовать с партнером на очень интимном и глубоком уровне.

Вместе они искрили.

И, казалось, были не в состоянии находиться рядом более получаса, не переходя в горизонтальное положение.

Что и наблюдалось в настоящий момент, ибо они полулежали на диване натуральной итальянской кожи, полностью поглощённые необузданными поцелуями.

Они не были ещё голыми только потому, что Курт пресекал все попытки Себастиана раздеть его. Потому что с тех пор, как Хантер застукал их в прачечной общежития со спущенными штанами за взаимным минетом и устроил им прямо там, на месте, показательный отчёт вперемешку с абсурдными речами насчёт самоконтроля и силы воли, Курта это настолько смутило, что он решительно отказался от любых физических контактов, более интимных, чем поцелуй, где бы то ни было в стенах Далтона, кроме их комнат.

С дверями, запертыми на ключ, само собой разумеется.

С чем Себастиан был бы даже согласен, поскольку он не был эксгибиционистом, если бы не постоянная потребность чувствовать на себе жар и запах кожи Хаммела, заставляющая его терять терпение.

Они с Куртом, обнажённые, в постели, двадцать четыре часа в сутки. Вот что было бы раем для Себастиана.

И он уже спланировал кое-что в этом роде на следующие выходные.

– Мне нравится, когда ты стонешь как шлюха от одного моего прикосновения, – прошептал Себастиан ему прямо в губы, когда они оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание.

– А мне не нравится, когда ты так меня называешь, и тебе это известно, – ответил Курт сердито.

– Нет, это неправда, – поддел его Себастиан, сокращая расстояние между их губами и вновь овладевая этим ртом, таким сладким и в то же время абсолютно греховным.

Боже! Что только Курт заставлял его испытывать этим ртом.

Себастиан был твёрдо убеждён, что Хаммел мог бы править миром, если бы решил проложить путь к власти одними минетами и поцелуями.

И на самом деле он знал, что Курт действительно не любил подобных обращений, даже в определённые моменты.

В тот раз, когда они впервые занимались сексом, был момент, когда Курт почувствовал себя целиком во власти Себастиана, и нет, это ощущение ему совершенно не понравилось. Но скоро он понял, что Себастиан таков со всеми своими случайными любовниками, а не только с ним.

Ситуация изменилась, когда за тем разом последовал другой. А потом ещё один. И ещё. И в конце концов они стали, скорее, друзьями, которые трахаются и ругаются, чем просто друзьями.

Себастиан заучил на зубок, что действительно нравилось Курту, и Курт выяснил для себя, чего хотел Смайт. Оба ступили на неизведанные территории и приняли правила игры.

Результат?

Себастиан никогда не признался бы в этом даже под пытками, но он не мог больше обходиться без этого маленького дьявола-искусителя. А Курт, со своей стороны, чувствовал невероятную свободу в объятиях Смайта и не собирался от этого отказываться.

Внезапно Курт с силой отпихнул его от себя и резко сел.

– Ты слышал? – спросил он испуганно, украдкой оглядываясь вокруг.

Вот ещё один аспект в Хаммеле, который сводил Себастиана с ума. В такие моменты ему удавалось сохранять самое невинное и скромное выражение, какое Смайту когда-либо приходилось видеть на чьём-то лице. А ведь Себастиан прекрасно знал, что этот ангелок порой мог быть гораздо более развратным, чем даже сам Себастиан. И от этого сносило крышу. Он никогда не был уверен, чего можно ожидать от Хаммела.

– Это ты стонал слишком громко, – съехидничал Себастиан, забавляясь его сердитым видом, и принялся покусывать ему ушко. Это было одним из слабых мест Курта.

Тот опять застонал от прикосновения горячего языка Себастиана к своей коже, но тут же снова оттолкнул его от себя и встал с дивана.

У него были отличные тормоза. К сожалению. Даже в самых жарких сексуальных ситуациях он был в состоянии остановиться, казалось, без малейшего усилия. И это было тем, что Себастиану не слишком в нём нравилось.

– Я видел Чендлера сегодня, – сказал вдруг Курт, поворачиваясь к нему спиной и направляясь к пианино, которое занимало часть стены возле камина.

– В самом деле? – спросил с преувеличенным безразличием Себастиан, на деле начиная уже заводиться. Потому что именно такую реакцию вызывал у него Чендлер, и Курт знал это прекрасно.

Этот… прыгучий недоросток имел отвратительную привычку забрасывать Курта до смешного сиропными сообщениями, полными комплиментов и двусмысленностей о пушистых котятах и звёздном небосводе, а Курт говорил, что это очень мило.

Себастиан с удовольствием прикончил бы его собственными руками. Может, придушив одной из жутких шапочек из его богатого арсенала.

Но на деле он старался выглядеть равнодушным и избегать его как чумы, чтобы не поддаться импульсу засунуть его голову в первый же свободный унитаз.

Он знал, что Курт принимает эти псевдо авансы, так как это был тот аспект отношений, которого ему не хватало. И которого Себастиан не мог ему дать. И ведь он даже попытался два или три раза быть милым с ним, рискуя при этом заработать себе язву, к тому же. Но каждый раз, как он отправлял ему какое-нибудь приторное, по его оценке, сообщение, его тут же охватывала паника, и он не знал, как продолжать… таким образом, он ступал на более привычную для него почву и, кто знает как, обмен сообщениями превращался в секстинг.

– Он попросил меня сопровождать его на Сэди Хокинс в его школе, – продолжил Курт, делая вид, что не заметил злости в его голосе и тыкая наугад в клавиши пианино.

– На Сэди приглашают дамы, так что не нахожу ничего странного в этом. Что мне кажется абсурдным, так это тот факт, что есть ещё школы, которые устраивают подобную херню. Это общественная школа, верно? – спросил вдруг Себастиан, искренне обеспокоенный другим аспектом жизни Курта.

– Да, но Чендлер говорит, что это не составит проблемы. В его школе политика нулевой терпимости к любым проявлениям насилия, как и здесь, – ответил Хаммел, понимая, к чему был тот вопрос. – Я согласился. Мне идея кажется милой. Это будет в следующую субботу. Ты не против?

Ещё как против! На ту субботу он уже забронировал небольшой домик в горах для них двоих. И окей, Себастиан не предупредил Курта, но только потому, что намеревался сделать ему сюрприз.

Это была бы своеобразная годовщина для них.

В ту субботу исполнялось ровно пять месяцев с тех пор, когда они начали трахаться как ёжики на каждой доступной горизонтальной поверхности.

Единственное, что вообще стоило отмечать, по мнению Себастиана.

– Если тебе это в радость, – отрезал он без малейшего намёка на всё это, однако. И, поднявшись, отправился открыть окно, чтобы выкурить сигарету.

– Ты уверен? У тебя точно не было других планов для нас? – спросил Курт, продолжая бренчать мелодию, которая сейчас смутно напоминала отрывок из какого-то мюзикла. Скорее всего, так и было, учитывая страсть Хаммела к этому жанру.

Себастиан хотел бы сделать вид, что не заметил оттенка неодобрения в голосе Курта, но он так хорошо успел изучить каждый его нюанс, что это было практически невозможно. Поэтому, обернувшись, с показным спокойствием он сказал:

– Кто тебе доложил? Болтушка Стерлинг или Дюваль Вездесущий?

Впрочем, каким бы ни был ответ, виноват был он сам, в любом случае. Спрашивать у этих двух идиотов совета, где в окрестностях можно найти милое местечко для романтического уик-энда, запершись в комнате… о чём он только думал? Это же как если бы он собственными руками запалил фитиль их любопытства, который, очевидно, не погас, пока они не докопались до истины и не разболтали всё Курту.

И прощай сюрприз.

– Стерлинг. Итак… Что ты хотел отметить? Первый раз, когда я отсосал тебе, или первый раз, когда допустил к своей заднице? – попытался пошутить Курт, но Себастиан почувствовал, что в этом вопросе было нечто большее.

Курт хотел больше опровержения, нежели подтверждения.

Он надеялся, что Себастиан намеревался отметить что-то большее. Может, что-нибудь до отвращения романтическое, вроде их первого поцелуя. Или просто начало… того, что было между ними, чем бы оно ни было.

Как раз то, чего Себастиан не мог ему дать.

Да, безусловно, Андерсон слишком его избаловал. Хаммелу никогда не найти другого мужчины, готового на вечерние марафоны фильмов, если только речь не о порно. У него больше не будет парня, распевающего ему серенады посреди улицы. И не потому, что геи не умеют быть романтичными, развенчаем миф, а просто потому, что геи – это мужчины, которые бегают за другими мужчинами и не думают обо всех этих глупостях.

Когда ты гетеро, мужская вселенная сталкивается с женской, и тебе приходится следовать определённому протоколу, чтобы добиться желаемого.

Ужины, цветы, подарки, более или менее дорогие, ухаживание, более или менее долгое, в ожидании момента, когда дама может сказать «да» и не показаться шлюхой. Но, если ты гей, все это ни к чему. Если хочешь траха – просишь траха, если хочешь спеть – просишь спеть…

Таково было убеждение Себастиана. И хотя Курт всегда говорил, что гей –прежде всего человек, и как таковой заключает в себе тысячи переменных, как и все люди, Смайт оставался уверен в своей правоте.

Конечно, если бы он на секундочку остановился, чтобы подумать об этом чуть больше, прежде всего, ему пришлось бы согласиться, что Queer as Folk всего лишь фильм, а не Библия, и тогда, возможно, задался бы многими вопросами относительно этих переменных, которые привели к тому, что он связался с таким претенциозным перфекционистом и моралистом, как Хаммел. А Курт, с другой стороны, возможно, спросил бы себя, как такой пылкий романтик как он, ценящий прикосновения кончиков пальцев больше, чем самый лучший минет – не то чтобы он пренебрегал минетами, разумеется – как мог он сойтись с таким неразборчивым типом, который думает только о том, чтобы развлекаться, и избегает обязательств.

Ну… на самом деле, Курт уже делал это, честно говоря.

– Без разницы. В тот вечер случилось и то, и другое, если не ошибаюсь, – только и сказал в ответ Себастиан, выныривая из этих размышлений.

Он никогда бы не произнёс вслух, что на самом деле прекрасно помнил, когда в точности они впервые поцеловались. И когда Курт в первый раз остался спать с ним после секса, вместо того, чтобы сбежать. Или, как и почему они решили начать… то, что было между ними.

Чёрт возьми, это было так по-девчачьи, и нет, он ни за что не мог в этом признаться.

– Ну, стало быть, ничего важного, можно и отложить, нет? Если я правильно помню, два дня спустя я позволил тебе сделать ту вещь с пробкой. Мы могли бы отпраздновать это, правильно? – Ах, вот и она. Очевидная и неприкрытая злость, которую Курт уже даже не пытался скрывать.

– На самом деле, это то, что больше не повторилось и осталось уникальным в своем роде событием; я бы сказал, оно заслуживает почестей, – подхватил Себастиан, хотя это было вовсе не то, что он хотел бы сказать, и, честно говоря, ему было глубоко наплевать на те все игрушки и приёмы, которые они с Куртом использовали во время секса. Но было яснее ясного, куда мог зайти этот разговор, и с него, как и с Хаммела, было довольно этого дерьма.

Он не был Андерсоном. Он был мудаком, подонком, эгоистичным ублюдком. Он не был бескорыстным, хрупким мальчиком, который изо всех сил старался быть совершенным в своем несовершенстве. Он не любил – он трахался.

Почему этого не может быть достаточно? Если им хорошо вместе, если они оба развлекаются, если это приятный способ набраться опыта, почему этого недостаточно? Им всего восемнадцать, не тридцать, ради всего святого!

Настоящий бардак – и это был действительно бардак, который продолжался уже пару месяцев – начинался, когда у Курта прорывалась наружу необходимость определить то, что было между ними… дать этому имя, прозвище, повесить ярлык, что угодно.

В такие вот моменты у Себастиана наступал кризис.

Он уже отказался от других любовников ради того, чтобы Курт чувствовал себя комфортно. Пусть Хаммел никогда не просил его об этом, он понял, что это именно то, что ему было нужно. И, с его точки зрения, это было большой жертвой. Ну, может, не такой уж и большой, учитывая, что Курта ему было вполне достаточно, но все-таки… это всё равно был отказ.

Он не мог позволить ещё и на поводок себя посадить. Курт и так держал его за яйца. Чего ещё надо?

Но Хаммел становился всё более чувствительным в отношении этого вопроса в последнее время. Почти нетерпимым к попыткам Себастиана отвлечь его. И, зачастую, они цапались из-за самых нелепых вещей. В точности, как влюблённая парочка, которой не являлись.

Курт хотел конкретный термин, чтобы определить то, кем они были. Хотел ясности. Он хотел знать, что Себастиан чувствовал к нему.

Но Себастиан не соглашался ни говорить об этих вещах, ни признавать, что, возможно, помимо постоянного желания трахнуть его в любом месте и в каждой возможной позиции, было нечто гораздо большее.

Потому что… что случится, если вдруг окажется, что он ошибся?

Что произойдёт, когда секс между ними утратит новизну и станет привычным? Что случится, когда познание тела другого неизбежно достигнет своего пика, и всё сделается скучным и уже изведанным?

Получится у них заменить это чем-то другим, или они слишком разные? Какая-то часть Себастиана боялась, что так и есть. Слишком разные, чтобы быть вместе вне постели. И если они попытаются построить что-то другое, в итоге, пострадают. Оба.

И в любом случае, Себастиан не был создан для таких вещей.

А Курт устал от этой их вечной подспудной схватки несказанного, чтобы не ослабеть. Чтобы не опустить руки.

– Секс. Вот всё, что имеет значение для Себастиана Смайта , – выплюнул Курт и встал, мрачно глядя на него.

– Ярлыки. Вот всё, что интересует Курта Хаммела, – парировал тот, не отступая, чтобы продемонстрировать, что он не намерен сдаваться. – Разница между нами в том, что я могу отказаться от секса. Мне кажется, я уже сделал это, чтобы трахаться только с тобой. И с тобой всё подчинено определённым правилам и расписанию. Ты безо всей этой фигни жить не можешь, верно?

– И что в этом плохого? Что плохого в том, чтобы хотеть открытку на праздник, песни по телефону перед сном или маленькие милые жесты вроде подарка или завтрака в постель? Разве не эти вещи показывают, что кто-то тебя знает? Знает, какой кофе тебе нравится, какие фильмы и книги ты любишь?

– Посмотрим… Я знаю, какие позиции тебе нравятся. Знаю, что ты любишь грубый секс и не пренебрегаешь самыми изощренными эротическими игрушками, несмотря на этот твой невинный вид. И я знаю, каких зон твоего тела коснуться, чтобы свести с ума в две секунды. Всё это не означает, что я знаю тебя?

– Секс, видишь? Опять только и исключительно секс, – подчеркнул ещё раз раздражённо Курт, вновь усаживаясь на диван.

Они снова ссорились из-за того, что ни один из них не был в силах измениться. Или хотя бы хотел этого. Они пошли навстречу друг другу во многих вопросах в течение этих пяти месяцев, но в этом никто из них, казалось, не желал уступать другому.

– Я уже сказал, не я тот, кто намертво зациклен на своём, а ты, – не отступая, повторил Себастиан, останавливаясь перед ним с сигаретой, что вхолостую дымилась в его пальцах. Он так ни разу и не затянулся. Курт не любил целовать его, когда его дыхание пахло дымом.

– Докажи, – ответил Курт, внезапно сменив недовольный тон на почти весёлый, и когда он вскинул голову, странный свет озарял его прекрасные глаза. Было ясно, что в его голове под идеальной укладкой зрела какая-то идея, и это никогда не предвещало ничего хорошего для Себастиана.

– Что? – спросил тот растерянно и немного обеспокоенно. Ну, неужели нельзя было просто вернуться к прерванным поцелуям?

– Докажи, что можешь обойтись без секса в течение недели. Неделя без минетов, дрочки и, естественно, полноценного траха…

Окей. Нет. Может быть.

Что это такое сейчас было? Вызов?

– Нет… повтори-ка ещё раз.

– Ты меня понял, – сказал Курт, пожав плечами и самодовольно глядя на Себастиана. Да. Это, безусловно, был вызов. И из тех, которые Хаммел, очевидно, рассчитывал выиграть с лёгкостью.

В самом деле, как можно было ожидать, что он добровольно останется без секса на неделю?

Это было из области фантастики.

Но если Курт считал, что будет так легко прижать его спиной к стене, он жестоко заблуждался. Никогда не стоит спорить со Смайтом.

Особенно, если в качестве приза маячит нечто столь заманчивое для него.

– Ладно, я в деле, – ответил он решительно. – Но, если выиграю я, ты прекратишь попытки дать имя нашим отношениям. Ты примешь их такими, какие они есть, и не станешь требовать от меня ничего большего, – добавил Себастиан, уверенный, что поймал Курта в ловушку.

Две вещи могли показаться слишком разными. Но на самом деле, ожидать, чтобы Хаммел не выражал собственные чувства каждую минуту и согласился на отношения, вроде их, основанные исключительно на одном безудержном сексе и чистом удовольствии, без какого-либо рода обязательств, было действительно, как просить… ну, как просить Себастиана не заниматься сексом целую неделю, вот именно.

Та же самая фантастика.

Оба действительно рисковали попасть в итоге в сумасшедший дом.

Себастиан однажды подарил ему футболку с надписью «глупый романтик». Курт воспринял это как очень милый жест. Вот жаль только, что Себастиан сделал это лишь с целью подразнить его.

– Если я проиграю, – продолжил он, не останавливаясь, – я позволю тебе дать определение наших отношений. И даже больше. Я сделаю всё, чтобы соответствовать во всём тому, кем ты решишь, я должен быть.

– Ты имеешь в виду?.. – начал Курт, в то время как задорный огонёк снова зажигал его глаза надеждой и радостью.

– Ты понял. Я буду твоим парнем, официально, если тебе нужен парень, и буду делать всю ту хрень, что обычно делает парень. Но если выиграю я, ты навсегда оставишь меня в покое. И будешь довольствоваться… тем, что мы есть. Согласен? – спросил Себастиан, протягивая руку, чтобы скрепить уговор.

Когда Курт встал и сжал его руку, он подумал, что победа у него в кармане.

Бедный наивный дурачок!

Он допускал ошибку в двух основополагающих пунктах.

Во-первых, переоценивал себя.

Во-вторых, недооценивал Курта.

Большая ошибка. В которой в тот момент он совершенно не отдавал себе отчёта.

– А теперь, Курт… спор вступит в силу завтра утром. Так, как насчёт того, чтобы заставить меня как следует запомнить, что я теряю на целую неделю? – прошептал вдруг Себастиан хриплым голосом, собственнически притягивая его к себе за талию.

По его мнению, они говорили уже чересчур много в тот вечер – пришло время действовать. И если ему предстояло недельное воздержание, стоило потрудиться оставить достойные воспоминания.

– Хммм… не в общественном месте, не там, где другие могут нас увидеть, Бас, ты же знаешь, – ответил Курт, но его голос прозвучал слабо и не слишком уверенно, не силах обмануть другого ни на минуту.

Он тоже хотел этого. В точности, как сам Себастиан.

И это всегда было так.

– В последний раз, Курт. Только чтобы… ввести меня в искушение… что скажешь? – И это был отличный ход, Себастиан знал. Помахать перед носиком Курта этим конкретным оружием. Он бы ни за что не отступил. –Разденься, – скомандовал он уверенным, хоть и тихим голосом, полным желания.

Курт кивнул и оттолкнул от себя Себастиана, чтобы исполнить приказ. Оба быстро скинули одежду. Сейчас было не время и не место для игр, хотя обычно им это нравилось.

Оставшись голым, Себастиан принялся ласкать его, помогая окончательно избавиться ото всех тех слоёв, в которые Хаммел облачался, когда мог.

Курт позволил себе мгновение полюбоваться его обнаженным телом, вновь поражаясь всей той силе, словно в первый раз.

Впрочем, как и всегда.

Он не сдержал жалобный стон от воспоминания о том, что он чувствовал, когда другой двигался в нём без пощады и жалости, и на секунду усомнился, а выдержит ли он сам целую неделю без этого. Этот стон, казалось, зажёг что-то в Себастиане, который, закончив раздевать его, замер, наслаждаясь зрелищем, пока Курт стоял перед ним без одежды, просто позволяя смотреть на себя.

– Боже, как же я хочу тебя! – прорычал он низким хриплым голосом. Полным желания.

Тогда, продолжая смотреть на него, Курт сделал шаг назад, отступая от него ещё раз, до тех пор, пока не уселся на стол главы совета Соловьёв.