Текст книги "My kind of love (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

И поэтому он не должен был позволять себе такие моменты, как этот.

Моменты, которые демонстрировали ему то, что он мог иметь только потому, что другой остался без защиты.

Курт осторожно встал, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Себастиана, и торопливо одевшись, вышел из комнаты, чтобы найти Джеффа.

Он сильно удивился бы, узнав, что Себастиан накануне вечером сильно волновался, да, но не из-за спора, а из-за него. Не имея при себе мобильника, он не мог выяснить, где он находился, что делал и с кем, и это приводило его в состояние крайнего беспокойства.

Он никогда раньше не замечал за собой ничего подобного просто потому, что всегда имел возможность связаться с Куртом, когда хотел.

И к тому же, он хотел с ним поговорить.

О том, что произошло с Чендлером, и как, в действительности, Курт воспринял всё это.

Он не ложился спать, ожидая его, чтобы объяснить, почему сбежал прошлой ночью, в абсолютной уверенности, что тем временем Хаммел успел поговорить с Чендлером, и тот убедил его, что Себастиан один виноват в том, что случилось в Lima Bean. Смайт и сам не знал, почему так думал. Но был в этом уверен. В конце концов, ничего нового в таком финале не было бы.

В любом случае, он решил ни слова не говорить о том, что почувствовал накануне, когда они вместе смотрели фильм. Возможно, рассуждения Харвуда могли быть правдой для кого-то другого. Но не для него.

Он предпочитал думать, что его состояние лишь результат воздержания и нехватки физического контакта с Куртом, который подвергал его искушению каждый раз, когда он видел его.

Ничего более.

Он накручивал себя как влюблённая девчонка. Но это временное слабоумие было просто последствием абстинентного синдрома.

Тем не менее, он испытывал острую необходимость поговорить с Куртом и убедиться, что всё было в порядке. Поэтому на уроке химии, когда профессор распределил задания, он пододвинул стул поближе к Курту, чтобы поговорить с ним спокойно.

– Ты больше не слышал Чендлера? – спросил он сразу же, чтобы начать с нейтрального аргумента.

– Да, вчера вечером, по правде говоря. Говорит, что сожалеет и извиняется за удар. Но он уверен, что ты его заслужил, – ответил Курт, не глядя ему в глаза, подготавливая различные контейнеры и колбы, разложенные на столе для эксперимента.

– Да, конечно, я заслуживаю быть побитым в девяноста процентах случаев, это правда.

– Я ценю, что ты не отреагировал. Не знаю, говорил ли я тебе уже… Мне не нравятся те, кто отвечает на насилие другим насилием, и я считаю, что ты продемонстрировал свою зрелость, не отреагировав на этот удар.

«Зрелость? Может быть», – подумал Себастиан. Хоть и знал – правда была в том, что он не отреагировал, только по причине нехватки времени.

– Думаю, что пойду с ним на Сэди, как мы и условились прежде, – бросил Курт, как бы между прочим. – Будет весело, да и ты таким образом избавишься от меня в ночь перед истечением срока пари.

Окей, что он делал? Возвращался к роли искусителя?

Это был неподходящий момент.

Себастиану было не до игр, он хотел поговорить.

– Если я буду слишком близко, после шести дней без секса, ты можешь впасть в искушение, и я выиграю…

– Я никогда не стану таким, каким ты хочешь, чтобы я был, – перебил его вдруг Себастиан, заставляя Курта вздрогнуть от этих слов. – Я никогда не буду парнем, который забрасывает тебя подарками, пишет слюнявые сообщения или помнит о важных для тебя датах. Я не так устроен, Курт. Я не…

– С чего ты решил, что это то, чего я хочу?

– Ой, да ладно, Курт. Вся эта история началась из-за того, что ты хотел заставить меня стать тем, кем я не являюсь. Тем, что у тебя уже было и больше нет.

– Я… я не хочу, чтобы ты был как Блейн… – пробормотал Курт, не очень понимая, к чему он вёл.

– Нет, само собой, это ты о нём заговорил, не я, – прошипел зло Себастиан, отворачиваясь, чтобы взять ещё один флакон, неизвестно с чем, заметив, что профессор смотрит на них слишком заинтригованно. – Конечно, ты не хочешь, чтобы я был как он. Ты знаешь, что я не такой. Блейн –фантастический парень. Я – полная его противоположность. Ты и сам говорил об этом не раз, правильно? И честно говоря, думаю, я не могу конкурировать с этим. Никто не может конкурировать с воспоминаниями о бывшем. Особенно, потому, что, как правило, они становятся ещё более идеальными, когда остаются в прошлом. Но проблема не в твоём бывшем. Проблема в тебе. Ты создал себе чёткий образ идеального парня и не оставляешь права на ошибку. Ты и Блейна бросил бы… при первой же оплошности, я уверен, ты послал бы его ко всем чертям, Курт. Ты не прощаешь ошибок себе самому, что уж говорить о других! А я… я на девяносто процентов создан из ошибок, и это, боюсь, никогда не изменится. Немного невыгодный расклад для старта с тобой.

– Ты считаешь, что непременно должен стать лучше? Почему ты не можешь просто быть самим собой, Себастиан, и быть со мной, не беспокоясь ни о чём, кроме нас двоих? Я хочу тебя, Себастиан. И это правда, я хочу, чтобы ты дал нам возможность быть чем-то большим… хотя бы попытался, но я хочу тебя таким, какой ты есть, а не копию кого-то другого.

– Это то, о чём я мог бы спросить тебя, Курт. Ты не можешь просто быть со мной и перестать требовать от меня того, чего я дать тебе не могу?

– Ты не хочешь даже попробовать. Так что, откуда тебе знать, можешь ли ты дать мне это или нет… – произнёс Курт, разочарованный, но не побеждённый.

Себастиан отлично знал, что Хаммел был не из тех, кто легко сдаётся. И, конечно, не строил иллюзий, что сейчас будет по-другому. Но в этот раз ему нужно было выговориться.

– Я знаю себя, Курт, окей? Я такой. И я никогда не стану другим. Люди не всегда живут долго и счастливо, Курт. Многие и выживают-то с трудом, и часто, довольствуясь тем, что имеют. Тем, кто они есть, – сказал он, а затем добавил более серьёзно, понижая голос: – В конце недели, когда я выиграю, ты не отступишься? Останешься моим другом с привилегиями, так?

И это не было ни подходящим местом, ни моментом, чтобы спрашивать об этом, Себастиан знал. Но Себастиан должен был прояснить свою позицию на этот счёт. Более того, он хотел, чтобы Курт это сделал.

– Ненавижу это прозвище, – было всё, что прошептал Курт в ответ, но Себастиана в тот момент это не интересовало.

Его интересовало только, чтобы между ними всё было ясно и понятно. Независимо от пари.

– Это то, кем ты являешься, Курт. Ты никогда не был ничем другим, и ты это знаешь, – сказал он поэтому рассеянно. Пусть он знал, что это не было правдой, он не собирался отступать.

Это тоже было проверкой. Он не мог быть таким, каким хотел Курт. А Курт мог быть таким, каким он хочет?

Пощёчина оказалось такой неожиданной, что на мгновение у Себастиана замерло дыхание. И сердце… почти.

Он дал себе только одно обещание, когда вся эта история началась, и в тот момент, когда жжение на месте удара затмило всё остальное, он понял, что оно разлетелось на мелкие осколки.

Что ж, лучше уж оно, чем сердце Курта. Или его собственное.

Он услышал, как профессор сказал:

– Хаммел, что, чёрт возьми… – но не стал слушать остальное. Едва сумев восстановить дыхание, он повернулся к Курту, зная, что это конец.

Они достигли этого судьбоносного поворота… и не так, как он представлял. Или, как представлял Курт, если уж на то пошло.

Он бы не сдался.

Курт сделал бы это?

– Это моя вина, профессор Спенсер, – сказал он поэтому с уверенностью, вставая под любопытными взглядами своих товарищей, не отводя глаз от Курта, который выглядел удивлённым собственным жестом и одновременно разочарованным тем, что услышал от него. – Я заслужил эту пощёчину. Я приставал к Хаммелу с неподобающими предложениями… такое больше не повторится, – пояснил он и вышел из класса, сопровождаемый возмущёнными возгласами профессора.

Его слова не помогли бы избежать наказания Курту, учитывая, что в такой школе как Далтон, насилие отрицалось в любой форме. Но, по крайней мере, оно окажется более мягким, если будут считать, что он только защищался.

На данный момент, он ничего большего для Курта сделать не мог.

========== Часть 3. ==========

Было кое-что в Соловьях, что Себастиан со временем понял и, почти помимо воли, научился принимать.

Они даже отдалённо не напоминали ту дружную и сплочённую группу – радуга и единороги – какой казались стороннему взгляду. В действительности, между ними в достатке наблюдалось и соперничество, и грязные розыгрыши просто от скуки – обычное явление в частной школе, на восемьдесят процентов укомплектованной избалованными отпрысками элитных семейств. Но было и нечто основополагающее, что всегда присутствовало и не менялось, несмотря на всё это.

Соловьи всерьёз заботились друг о друге. И, как правило, не успокаивались, пока полностью не устраняли проблему.

Тем вечером, во время репетиции, когда пощечина, которую отвесил ему Курт утром, и его триумфальный уход со сцены стали достоянием всей школы, придя в зал совета Соловьёв, он не удивился, обнаружив всех своих товарищей, столпившихся вокруг Курта, что сидел на диване с опущенной головой. Очевидно, Соловьи уже распределили роли, и было ясно, кто для них являлся жертвой, а кто – палачом.

Даже если на этот раз они были совершенно неправы.

Себастиан опустил плечи, готовясь выслушать очередную проповедь от Хантера, когда увидел, что тот направляется к нему.

Но Кларингтон сказал только:

– Как я всегда говорил, секс усложняет вещи. Я думал, что смогу избежать дилеммы в чисто мужском коллективе. Я забыл про фактор гей/бисексуал/подросток возбуждённый и готовый сунуть его в любую доступную дырку. И это ошибка, которой я больше не допущу, так что, спасибо Смайт, за этот важный урок жизни.

– Эммм, пожалуйста… – слегка растерянно ответил Себастиан, поскольку смысл этой речи ускользал от него.

Он удивился немного, когда Тэд подскочил к нему и, схватив за галстук, потащил за собой прочь из зала, а затем затолкал в кладовку, которая находилась сразу справа от двери.

– Окей, вопрос на повестке дня: ты полный идиот или идиот наполовину? – набросился он на него с самым разъярённым выражением, какое только Себастиан когда-либо видел на его лице.

– Ой, прошу тебя, Харвуд. Хаммел не принцесса на горошине, каким вы все себе его представляете, и он вовсе не нуждается в вашей защите. Это у него и у самого неплохо получается.

– Да при чём тут, блять, это? Я здесь не для того, чтобы изображать рыцаря и защищать Курта. Лучше тебя знаю, что ему это не нужно. Этот парень тебе в два счёта задницу бы надрал, если б захотел! Я здесь затем, чтобы понять, что у тебя в башке творится. Я думал, ты всё понял, когда мы разговаривали вчера. С чего ж ты вдруг с ним ведёшь себя, как последний мудак, которым…

– Я и являюсь? – оборвал его тираду Себастиан твёрдым тоном.

– Как мудак, которым хочешь казаться по какой-то причине. Не как тот, которым являешься, – произнёс Харвуд с упрёком, и под мягким напором этих слов, как ни странно, оборона Смайта рухнула в одно мгновение. Себастиан всегда оказывался на стороне обвиняемого для всех. На самом деле, только Харвуд признавал и в отношении него существование презумпции невиновности и часто верил. И ещё Курт, разумеется.

Курт, которого он больно ранил прежде, чем тот успел бы ранить его, в свою очередь.

Классика идиотизма.

– Я растерялся, окей? Этот чёртов спор… он должен был послужить для того, чтобы Курт сделал определённые выводы, но сейчас я боюсь, что выводы, которые он может сделать, будут не в мою пользу.

– Стало быть, если я правильно понял, ты мудак в превентивном порядке, прежде чем он сам поймёт, что ты… мудак? Да ты просто гений! Не могу не поздравить с достижением.

– Ты не понимаешь, Тэд…

– Нет, это правда. В настоящий момент я понимаю только одну вещь, Бас, а именно, если ты действительно его хочешь, тебе придётся напрячься и придумать что-то, чтобы он не сбежал в Италию на первой же бумажной лодочке, лишь бы вернуться к Блейну. Потому что после того как ты облажался сегодня утром, ты этого заслуживаешь. Это твоя настоящая ставка. Не выиграть в этом дурацком пари, а найти способ убедить его, что остаться с тобой, того стоит.

– Как будто это так просто… – фыркнул Себастиан, не горя энтузиазмом. В сущности, это не подлежало сомнениям, и он отдавал себе в этом отчёт. Едва выйдя из класса тем утром, он понял, что совершил колоссальную глупость. Следовательно… ничего нового.

– Ты привык иметь дело с ещё большими засранцами чем ты, да? Никогда – со стоящими противниками? Чтобы выиграть, нужно просто быть чуть лучше них, ничего больше. Но на сей раз это не так. На сей раз есть только ты и все твои недостатки. Они твои настоящие враги сейчас, да? И с ними-то ты не знаешь, как бороться, – поддел его Тэд, возвращая разговор к тому, что они делали, спрятавшись в этой каморке, в то время как Соловьи ждали их для репетиции. А именно, к поискам способа сделать его тем, чем он не был: идеальным парнем.

Не было никакой надежды, что Курт станет тем, кем хотел – или лучше, утверждал, будто хотел, – его видеть Себастиан: идеальным другом с привилегиями. И ничем большим. Курт никогда и не был только этим, даже если он сам так ему сказал. Курт никогда не будет только этим ни для кого. Не важно, пятнадцатилетний ли он подросток или тридцатилетний мужчина.

Его мораль всегда останется той же и никогда не позволит ему стать тем, кем он не был. Ни для кого.

То, что было между ними, продлилось целых пять месяцев только потому, что они сделали это чем-то эксклюзивным. И может быть, Курт позволил себе питать определённые иллюзии. А Себастиан позволил этому случиться.

Почему?

– Харвуд, что толку сыпать соль на раны. Я и сам всё это знаю. Мне сейчас нужны от тебя идеи. Может, план?

– Я поделюсь с тобой, Смайт, своей умудрённостью в делах сердечных, которая, в сравнении с твоей, заслуживает Нобелевской премии. Я знаю, что всё будет хорошо, окей? Вы… у вас всё получится, – с уверенностью произнёс Тэд. И добавил с некоторым колебанием в голосе, мгновенно убивая всю магию собственной ободряющей речи: – Думаю.

– Харвуд…

– А чего ты хотел? Если речь о тебе, я не могу быть в этом уверен на сто процентов. Но, да… на семьдесят пять я уверен, что вы всё сумеете разрешить. Ну, может быть, на шестьдесят, если Курт встанет не с той ноги. Вот смотри, в самом худшем случае, у тебя остаётся пятьдесят процентов вероятности сделать это, но… эй! Это ведь лучше, чем ничего, нет?

– Как мотиватор, ты – реальный отстой, Харвуд.

– Я просто стараюсь быть честным, Смайт. Для некоторых это достоинство.

– Не для меня.

– И почему я ни капли не удивлён? В любом случае, у тебя уже есть план на этот вечер?

На этот вопрос Себастиан лишь посмотрел на него озадаченно, и Харвуд тут же понял, что его друг забыл о том, что должно было произойти этим вечером.

– Ты напрочь забыл, что сегодня день рождения Ника, и что он его отмечает в Bread Sticks, где всё Соловьи, к тому же, должны выступить? Блять… ну, хотя бы о том, что за тобой одно соло, ты помнишь или нет?

– О… так это для праздника Ника, мне пришлось разучивать эту занудную «Happy ending»?

– Да, Смайт, это для Ника ты разучил это занудство. И это одна из его любимых песен. Не хочу даже тратить время на то, чтобы спрашивать, что бы ты делал, не будь я твоим другом. А теперь, давай сосредоточимся на том, что тебе необходимо сделать вечером, чтобы исправить свою ошибку и давай уже выйдем отсюда, прежде чем кто-нибудь решит, что ты меня тут насилуешь или ещё что-нибудь в этом роде.

– Да, мечтать не вредно. Ты странный, знаешь, Харвуд? Ты помогаешь мне, но даже не спрашиваешь, собираюсь ли я сделать всё как подобает с Куртом или хочу только получить возможность ещё немного потрахаться с ним без проблем. Любой другой на твоём месте именно так и подумал бы.

– Сомневаюсь в этом, Смайт. По той простой причине, что у меня, в отличие от тебя, есть такая штука как глаза, чтобы видеть, и мозг, чтобы соображать.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, если ты сам не знаешь, я не стану тебе объяснять. А сейчас, сосредоточься на сегодняшнем вечере. Идеи?

– Нет.

– Отличный старт!

ХХХХ

– Окей, скажи мне только одну вещь, Хаммел: я должен его побить? – спросил вдруг Хантер, присаживаясь рядом с ним на диван, пока остальные Соловьи рассредоточились по комнате и болтали о том о сём в ожидании Себастиана и Тэда, исчезнувших неизвестно где.

– Нет, спасибо, Кларингтон. Моей пощёчины ему хватит, по крайней мере, на пару дней, – улыбнулся Курт, испытывая благодарность за то, что его новые товарищи беспокоились о нём больше, чем это когда-либо делали члены Новых Направлений.

Многие из них не знали, как в действительности обстояли дела между ним и Себастианом. Конечно, теперь, вероятно, уже все это поняли, но поскольку ничто не было официальным, никто никогда не высказывался по этому поводу. Однако все понимали, когда между ним и Смайтом возникало напряжение, по той или иной причине. И действовали соответственно.

– Окей. Значит, мне следует побить тебя? – спросил Кларингтон, и когда Курт повернулся, глядя на него в замешательстве, добавил: – Что-то мне подсказывает, что ты не на все сто жертва в этой истории, Курт.

– Я ровным счётом ничего не сделал, – ответил Курт, ненавидя капризный тон избалованного ребёнка, с которым прозвучала эта фраза.

– Хм… а не ты предложил абсурдное пари, чтобы заставить его быть тем, кем он не является? – спросил Хантер, шутливо ущипнув его за бок. – Не удивляйся так, – продолжил он, когда Курт снова поднял на него растерянный взгляд. – Иногда мне кажется, что Соловьи хуже сборища старых дев. Все суют нос в чужие дела, и никто не умеет держать язык за зубами больше двух минут. Я знаю о споре практически с того момента, когда вы его заключили. В конце концов, если рассказываешь подобные вещи такой сплетнице как Стерлинг…

– Эй, – фыркнул обиженно последний, как раз в тот момент проходивший позади дивана и услышавший всё, что сказал Хантер.

– …не ожидай, что это останется тайной, – закончил он, как будто никто его и не прерывал.

– Я просто хотел… расшевелить некоторые вещи между нами, – попытался оправдаться Курт, почему-то чувствуя себя ужасно глупо под вопросительным взглядом Кларингтона. Никто, казалось, не желал замечать, что в течение пяти месяцев это ему приходилось быть тем, кем он не являлся. И он просто устал от этого.

– А, тут сомнений быть не может, расшевелить ты их расшевелил! Но пощёчина, которую получил Смайт, говорит мне, что, возможно, они расшевелились не совсем так, как ты надеялся.

– Может быть… – ответил Курт, задетый за живое.

– Окей, послушай, Хаммел, я не хочу давать советы в любви, главным образом, по двум причинам. Во-первых, мне на это плевать и, во-вторых, не думаю, что я и сам такой уж специалист в этой области. Но у меня были серьёзные отношения, и кое-чему я научился. Наиболее важным является то, что, если ты встречаешься с кем-то, кого хочешь изменить, ты на самом деле не хочешь быть с этим человеком.

– Я… это не тот случай. Я хочу быть с Бастианом. Для этого я…

– Нет, – перебил его твёрдо Хантер, не позволяя пуститься в объяснения. – Ты не хочешь быть со Смайтом. Ты хочешь быть с идеей идеального парня. Затеяв этот спор, ты не пытался идти навстречу его потребностям, как он не идет навстречу твоим. Вы просто пробуете управлять один другим, чтобы получить то, чего хотите вы, и только вы. Вы – два упёртых болвана. И вам обоим стоит иметь в виду некоторые вещи.

– Например?

– О, целую кучу! Что касается лично тебя: льстивые слова недорого стоят, если не сопровождаются делами. Все мы ошибаемся, потому что никто не совершенен. А… ну да… не в счёт «Я люблю тебя», которые произносишь. Важно, когда ты это доказываешь.

И, в некотором смысле, Курт знал, что Хантер был прав. Себастиан, например, никогда не ублажал его на словах, и всё же заставлял чувствовать себя особенным каждым своим жестом.

Он не обращался с ним, как с девушкой, нуждающейся в помощи, потому что знал, что внутри него скрывается лев, и уважал его. Он не забрасывал его комплиментами, если только они не были обращены к его заднице в определённые моменты, но был способен сделать так, чтобы он почувствовал себя сексуальным, красивым и желанным.

Курт возле Себастиана чувствовал себя красивым больше, чем, если бы тот твердил ему об этом каждые две секунды, потому что умел донести это своими прикосновениями и поцелуями.

– Однако… Ты неплохо разбираешься в этом, да? – спросил он, чтобы разорвать тишину, которая повисла между ними после замечания Кларингтона.

– Ах, да, есть такое… благодаря Консуэло, – согласился тот мечтательным тоном.

– И кто такая эта Консуэло? Певица? Известная писательница или актриса?

– Нет. Это женщина сорока лет, которая работала в мясной лавке рядом с моей старой военной школой. Она научила меня радостям секса и любви. Больше секса, чем любви.

– Ты был с женщиной старше тебя?

– Да, – ответил Хантер с похотливой ухмылкой, что встревожило Курта, и немало. – Знаешь, у неё были…

– Я НЕ хочу деталей, Кларингтон, – остановил его Курт, к очевидному разочарованию Хантера, уже готового пуститься в откровения.

– Так чего ты хочешь, Курт? Тебе следует понять вот что, если ты хочешь Себастиана, придётся иметь дело с тем, кто он есть в действительности.

– Он… не такой, каким кажется.

– Я знаю. Должна же быть причина, если ты влюбился в него, полагаю. И сомневаюсь, чтобы это была его наглая физиономия.

На самом деле, причин было больше чем одна.

И да, наглой физиономии среди них не было.

Среди всех, возможно, выделялся тот факт, что Себастиан заставлял выходить наружу его нечистую сторону, не осуждая.

Но это была не единственная причина. И даже не самая важная, если хорошенько разобраться.

Но говорить об этом Кларингтону в тот момент не казалось необходимым.

– Послушай, тебе просто нужно понять, стоит ли оно того. И если стоит, ты должен сделать шаг навстречу Себастиану. Конечно, если он сделает шаг навстречу тебе. Тебе придется проявить изобретательность, потому что Смайт – классический трусливый заяц в том, что касается сантиментов: стоит ему почуять запах чувств и признаний, бросается прочь, только пятки сверкают. Но если ты достаточно хитёр, то сможешь загнать его в ловушку и дать ему понять, какую его часть ты хочешь действительно иметь рядом. При условии, что ты понимаешь, что это не будет на сто процентов то, чего хочешь, можно сказать, это приемлемо. У тебя есть план действий?

– Мы не в армии, Хантер, – усмехнулся Курт, который, на самом деле, имел весьма точный план, и состоял он в том, чтобы проглотить гордость, заслужить прощение за пощечину, и вновь приняться дразнить его, пытаясь заставить уступить.

Потом у него будет время, чтобы хорошенько поработать над характером Себастиана.

Потом он постарается сгладить все углы и исправить ошибки.

Потом. Сперва он должен добиться, чтобы у него был парень. По имени Себастиан.

Но об этом он уж точно не собирался рассказывать Хантеру.

В любом случае, этого, похоже, и не требовалось, потому что с понимающей улыбкой тот подмигнул ему и сказал:

– Любовь это тоже поле битвы, Хаммел. И что-то мне подсказывает, что ты бравый солдат. Ну, а если это не сработает… вперёд, с сексом. Это действует на всех. Геев, гетеросексуалов, бисекс и извращенцев. Особенно, на последних. И в Себастиане есть эта жилка.

Десять минут спустя, когда Харвуд втащил обратно слабо упирающегося Себастиана, Курт сделал так, как ему посоветовал Хантер. Он держался очень далеко от него, и не позволил себе поднять глаза, даже когда тот выступал перед всеми с одним из номеров, которые они собирались представить на региональных в том году.

Всё это время он продолжал думать о том, как бы приблизиться к нему во время праздничного ужина в честь Ника. Не зная, что Себастиан в другом конце комнаты, усмирённый Харвудом, занят тем же самым.

Ни одному из двоих, казалось, и в голову не приходило, что было бы достаточно одного искреннего «прости», чтобы разрешить эту ситуацию.

Их проблема, впрочем, была именно в этом.

Они делали простые вещи сложными.

XXXXX

Та праздничная вечеринка оказалась настоящим отстоем.

И в этом не могло быть никаких сомнений.

Даже если вокруг было множество пьяных парней, а не только девиц, сексуально ещё более неразборчивых из-за алкоголя, и потому готовых замутить даже с ним, Себастиану было на редкость скучно.

Обычно на подобных вечеринках, устраиваемых родителями, где пристойная атмосфера сохранялась только до тех пор, пока алкоголь, контрабандой привезённый из Далтона, не способствовал всеобщему раскрепощению, ему всегда удавалось оторваться.

Часто, издеваясь над в хлам упившимися приятелями.

Например, над Джеффом, который сейчас использовал одну из официанток в качестве опоры для лэп-дэнс. Хотя, судя по его телодвижениям, можно было, скорее, подумать, будто его в задницу оса ужалила.

Основным фактором, который убивал всё удовольствие от этого развлечения, было то, что, как правило, они делали это вместе с Куртом.

С Куртом, сидящим за противоположным концом стола, в обнимку с этой гнидой Кейлом, которого он решил притащить с собой, Бог знает, почему.

Существует ограниченное количество вещей, которые человек может вынести в своей жизни, прежде чем полностью спятит или объявит себя побеждённым. Себастиан опасно приближался к своему пределу. Каждый раз, когда Курт смеялся над каким-нибудь замечанием этого гнома, каждый раз, когда Чендлер приближался к нему, чтобы прошептать что-то на ухо, и каждый раз, когда Курт любезничал с ним, Смайт оказывался всё ближе к грани.

Себастиан был не из тех, кто становится жертвой подобных представлений. Как правило. Но даже если он знал, что Курт пригласил Кейла, вероятнее всего, чтобы разозлить его и расплатиться за вещи, сказанные им утром в классе, это не то чтобы сильно облегчало его состояние.

Он достиг пика, когда примерно через пару часов после начала этой нелепой вечеринки все собрались в центре зала, чтобы превратить её в импровизированную дискотеку. Зал, который Bread Sticks выделил им, был не слишком обширным, но столы расставили в круг возле стены так, чтобы оставить центр комнаты свободным, так что пространство было. Ограниченное, но было.

Танцевать приходилось в некоторой тесноте. И это означало, что, когда Чендлер пригласил Курта на танец, и тот принял приглашение, двое, в силу обстоятельств, оказались буквально склеенными.

Вот, это был его предел.

Вид тела Курта, тесно прижатого к раскрасневшемуся Кейлу, переполнил сосуд терпения.

Притворяясь, будто не заметил сострадательный взгляд Тэда, он отвернулся от этого отвратительного зрелища и направился в другой зал к небольшой барной стойке, чтобы выпить кофе.

По всем правилам игры, сейчас ему следовало прилюдно устроить сцену ревности Курту. Он это отлично знал. Он должен был пробиться сквозь толпу на танцполе и заявить права на того, в правах на которого он и сам-то не был уже уверен.

Однако, для такого он был совершенно не в настроении.

Он определенно не чувствовал себя в форме для подобных жестов, более того, какая-то часть его, часть, немного капризная и слезливая, часть, которая редко проявлялась, но, тем не менее, существовала, в этот момент предавалась жалости к себе и громогласно заявляла, что Хаммел не заслуживает видеть его поражение.

Единственное, в чём ему повезло, было то, что все уже успели настолько набраться, что забыли о песнях, подготовленных для Ника. Обычный финал. Для каждого дня рождения. Позже торжество переносилось в какую-нибудь пустующую виллу, взятую в аренду или на дискотеку в центре, и всё деградировало ещё больше, как всегда.

Себастиан, однако, был уверен, что в этот раз не станет участвовать.

Он не мог себе позволить потерять контроль, поскольку должен был соблюдать условия пари… Ну, разве не было полным идиотизмом всё ещё беспокоиться об этом, когда Курт в соседнем помещении, возможно, в этот самый момент позволял Чендлеру щупать свою задницу, да ещё и в трезвом виде, учитывая, что он никогда не пил?

«Да пошло оно всё!» – подумал Себастиан, и, поднявшись, поспешно отправился к выходу.

Снаружи, холодный воздух после шума и душного тепла тесного помещения, заставил его зябко передёрнуться.

Себастиан обхватил себя руками и только тогда понял, что вышел, не захватив свою кожаную куртку. Но ничто не могло бы заставить его сейчас зайти назад. Он должен был, по крайней мере, прокатиться немного на машине, прежде чем вернуться. Чтобы дать кое-кому время заметить, что он ушёл.

Господи, как же он был жалок. И когда он успел стать таким?

– Снова сбегаешь, Смайт? – внезапно настиг его насмешливый голос, и, обернувшись, он оказался лицом к лицу с Хантером, который, очевидно, вышел выкурить сигарету.

– Привет социопатам, – поприветствовал его Себастиан с ноткой того специфического юмора, который был адресован только ему. В сущности, они с Хантером были друзьями. Но немного странного типа. – Я не заметил тебя сегодня вечером.

– Вероятно, потому, что меня там не было, Смайт. Я почти всё время провёл здесь, снаружи. Курил и пил пиво. То есть, я хотел зайти, знаешь… но потом Джефф спел ту жуткую песенку, и начался ужин, и… – он не стал заканчивать. Но Себастиану это и не нужно было, чтобы понять, о чём он, учитывая, что он сам был свидетелем всего этого.

– Ну, что ж, хорошо повеселиться, Гитлер в миниатюре. Я ухожу, – попрощался он, вновь направляясь к своей машине.

– Знаешь, не так побеждают в сражениях. Если ты отступишь, выиграет враг, – сказал Хантер, блокируя его стратегическое отступление, которое, судя по всему, таким уж стратегическим не было. – И я не имею в виду этого Кейла – он не враг, а всего лишь тот, кто пытается залезть в штаны Курту. И сам же Курт использует его для того, чтобы заставить тебя реагировать. Чтобы задеть тебя. А ты что делаешь? Бежишь? Снова, как в среду ночью, когда ты ввалился ко мне в комнату? Ты себе влагалище отрастил, или твои яйца ещё при тебе? Знаю, что ты не занимаешься сексом почти неделю, но должен бы помнить, как ими пользоваться.

– Да какая тебе разница, чем я там занимаюсь, а чем нет? – выпалил Себастиан, оборачиваясь к нему как раз вовремя, чтобы заметить, как Кларингтон отправил кому-то сообщение с мобильника с ужасно самодовольным видом.

– Ровным счётом никакой, на самом деле. Мне просто нравится, наблюдать как ты заводишься. Ты же знаешь.

– Сегодня неподходящий вечер, Кларингтон, брось сигарету и иди играть с другими детишками, у папочки дела.

– Типа… какие? Рыдать в тряпочку, как отчаявшаяся домохозяйка? – поддел снова Хантер, и Себастиан начал терять терпение.